Глава 15

Он не торопился возвращаться к себе в отель. Над ним склонилось ночное небо, словно прекрасное лицо женщины. Сейчас там светила луна, и звезды, не смея к ней приближаться, столпились на самом краю горизонта, слабо светясь крошечными точками; вот луна нырнула в призрачно-серебристое море облаков, и стоило ей пригасить свой свет, как звезды тут же снова засверкали, поднимаясь все выше и выше, пока не столпились тесным кругом возле царицы ночи.

В целом он был вполне доволен собой. Опасность, которой он подвергся в этот вечер, была очень велика, ничего подобного с ним раньше не случалось — ведь он был безоружен, а значит, абсолютно беспомощен. Проходя мимо жилища Дорнов, он почему-то немного задержался. И вот, словно в ответ на его невысказанное желание, в дверях показалась Китти Мерран, освещенная светом, падающим из комнаты. За ее спиной стоял Габриэль, все еще в испачканном краской переднике.

Он услышал голос Китти:

— Нет-нет, меня не нужно провожать. В Сан-Пабло я все равно что дома, как днем, так и ночью.

Дверь затворилась, и она быстрыми шагами вышла через заросший садик на дорожку. Увидев Коркорана, она слегка вздрогнула, однако тут же его узнала по тому, как он приподнял шляпу, приветствуя ее.

— Неужели вы меня дожидались все это время? — воскликнула она. — Не может быть!

— Более или менее, — уклончиво ответил Коркоран. — Я не люблю, когда молодые девушки бродят по ночам по улицам такого неспокойного города, как этот.

Девушка поравнялась с ним и пошла рядом, глубоко засунув руки в карманы жакета; она то и дело поворачивалась к Коркорану, так что ему видно было ее улыбающееся лицо, освещенное мерцанием звезд. Было ясно, что ей чрезвычайно польстило его внимание и вежливость.

— Это очень мило с вашей стороны, — проговорила она, — однако… можно догадаться, что вы родились не на Западе.

— Должен признаться, вы правы.

— Видите ли, люди, приезжающие с Востока, не понимают наших традиций, даже если живут здесь годами. Дело в том, что наши люди, как бы грубы они ни были, сколько бы преступлений некоторые из них ни совершили, всегда готовы прийти на помощь женщине, даже если приходится рисковать при этом жизнью. Стоит мне закричать, и вы увидите, как кто-нибудь из них бросится мне на помощь с оружием в руках, готовый расправиться с моими обидчиками.

Он смотрел на нее с легкой улыбкой. Разумеется, в том, что она говорила, была доля правды, но ее глубокая искренняя вера в доброту и самоотверженность людей позабавила его, и в то же время отчего-то он погрустнел.

— Бедные Дорны, — со вздохом проговорила она. — Такие порядочные люди, так верны своим идеалам, так ревностно готовы им служить, и такая бедность! О мистер Коркоран, такие люди, как вы, не могут понять, какие трудности нам приходится преодолевать. Даже если бы Вилли ничего мне о вас не рассказывался все равно могла бы определить — по вашей походке, по тому, как вы дернейте голову, — что вы принадлежите к тому типу людей, которые всегда делают то, что хотят. А вот Дорны и желали бы достигнуть чего-то в жизни, но у них не хватает на это сил. Эти люди нуждаются в помощи, совершенно ясно. Бедняжки! Ах, если бы они существовали не в таких тяжелых условиях, если бы им хоть немного повезло!

Это было так по-детски, так прекрасно и так глупо, что Коркорану пришлось сдержать себя, чтобы не рассмеяться. И в то же время он подумал, что эта юная воительница сама настоятельно нуждается в присмотре.

А она все продолжала рассказывать о Дорнах:

— Ее муж повесил им на шею жернов. Это был сильный человек, но у него была одна слабость. Он играл. Играл в карты!

Коркоран крепко стиснул в руке свою трость.

— Когда я думаю о том, к чему приводит эта страсть, — горячо продолжала Китти Мерран, — мне кажется, что она хуже пьянства, хуже даже, чем преступная деятельность! Но если плохи те люди, которые проигрывают честно нажитое, то что уж говорить о профессиональных игроках! Вы только подумайте об этом!

Коркоран не испытывал ни малейшего желания задумываться над этим вопросом.

— Если бы их всех собрать, посадить на корабль и вывезти в океан, какое бы это было счастье. И пусть бы Господь Бог потопил этот корабль, и можно было бы навсегда забыть о безжалостных извергах, что находятся на его борту.

— Не слишком ли это сурово, мисс Мерран? Среди них могут встретиться вполне уважаемые порядочные люди.

— Как вы можете такое говорить!

— А вы сами когда-нибудь играли?

— Слава Богу, никогда!

— Значит, вы знаете только…

— А что тут знать? Достаточно иметь глаза и уши.

— А пьяницу вы могли бы простить?

— Пьянство — отвратительно! Но ведь это… это часто начинается просто за дружеским столом. Да, мне кажется, пьяницу простить можно. Бедняжки! Они ведь страдают только сами. А вот карты!.. Подумайте о том, что картежник-профессионал грабит других людей, залезает к ним в карман.

— А что, по-вашему, делают финансисты?

— Разве можно их сравнивать с картежниками?

— Финансисты манипулируют деньгами других людей.

— Но они при этом что-то и создают!

— Но иногда и разрушают. Как бы там ни было, для них главный интерес — это игра, разве не так? Что произойдет на рынке? Случится ли повышение или, наоборот, понижение? Неопределенность — вот что их по-настоящему увлекает.

— Ну, ваши доводы я категорически не принимаю.

— Разумеется, не принимаете. Однако подумайте как следует. Вам нравится учить детей, верно?

— О, конечно!

— Почему?

Этот вопрос заставил ее замолчать, она стояла, откинув голову назад, а не склонив, как обычно, в задумчивости.

— Дети, они все такие удивительные, — проговорила она наконец.

— Вы, наверное, правы. Но разве не самое интересное — новый ученик? А когда вы думаете о старых, разве не задаете себе вопрос: «А что получится из этого? А нет ли в том, другом, какой-нибудь золотой жилки? И не станет ли тот маленький лгунишка великим поэтом? А этот здоровый хулиган и забияка, может, из него со временем вырастет настоящий герой? А молчаливый задумчивый малыш — не будет ли он философом?.. Сколько разнообразных возможностей появляется у учителя каждое новое утро! Вы чувствуете, что у вас в душе достаточно сил, чтобы изменить ход истории. Одержать победу над другими странами или разрушить свою собственную. Дай вам в руки везение игрока, и вы могли бы добиться…

Она топнула ногой и остановилась:

— Как вы можете свести разговор о картах к такой святой теме? При чем тут карты и везение? Травить людей и то лучше.

— Нет, вы все же послушайте, вы должны разобраться в этом деле. Для того, чтобы что-нибудь понять, нужно вникнуть в самую суть явления, разве не так? Представьте, вы сидите за столом и у вас в руках карты. Рядом с вами играют еще четыре человека. Вы никогда их раньше не видели. Может быть, они умны, а может — глупы. Может, опытные игроки, а может — нет, вы не знаете. Они сражаются с вами, чтобы отнять у вас деньги. А вы стремитесь выиграть у них, то есть отнять деньги у них. Карты розданы. Что вы будете делать? У генерала есть шпионы, которые разведывают обстановку перед боем. А в вашем распоряжении только то, что вы видите. У одного из игроков серьезный вид. Возможно, он нарочно старается так выглядеть, чтобы скрыть свою радость — у него хорошая карта. А другой весел, он улыбается и ерзает на стуле. Возможно, у него тоже хорошая карта, но он собирается блефовать. Вот те признаки в партнерах, которыми руководствуется игрок, его приметы. Он имеет дело не с картами и не с деньгами, главный интерес для него — в людях, он «читает» по их душам. Одно слово, какой-то, порой незаметный, знак, приподнятая бровь, сжатые зубы, пот, выступивший на лбу, внезапная бледность или, наоборот, краска, бросившаяся в лицо, беспокойное выражение, — словом, тысяча самых разнообразных моментов, которые замечаешь, не облекая их в слова, — для тебя это буквы в книге, которую ты свободно читаешь. И при этом ты можешь разорить других, но можешь и сам оказаться разоренным.

— Послушать вас, так вы просто восхищаетесь этими людьми, игроками.

— Среди моих знакомых были такие, должен признаться.

— Неужели? Мистер Коркоран… — Тут она запнулась и продолжала уже менее взволнованно: — А если они жульничают? Неужели вы это тоже пытаетесь оправдать?

— Вполне возможно. Мне приходилось встречать игроков, которые никогда не передергивали, играя с честными людьми.

— Но я слышала, что у каждого картежника есть свои хитрости, свои приемы.

— Вполне возможно. Однако некоторые приберегают свои трюки до того момента, когда приходится иметь дело с другими трюкачами.

— Вы говорите об этих вещах со знанием дела.

— Я профессиональный игрок, мисс Мерран.

Эти слова заставили ее опять остановиться, обернуться лицом к своему спутнику.

— Я не могу этому поверить! — воскликнула она.

— Бог вас благослови за вашу доброту, — сказал он. — Но тем не менее это правда.

— Но тогда… почему вы позволили мне столько всего наговорить?

— Потому что я хотел, чтобы вы откровенно высказали свою точку зрения. Мне необходимо было знать, насколько велико препятствие, которое мне нужно… которое мне необходимо преодолеть.

— Что вы хотите этим сказать? Нет… лучше не отвечайте! — Она прижала руки к лицу.

— Может, мне уйти? — мягко спросил Коркоран.

— Нет, нет! Боже мой, какой злой и жестокой вы меня, наверное, считаете! — Словно желая что-то сказать и не находя для этого нужных слов, она легко коснулась рукой его локтя, взяла под руку, и они пошли дальше.

Шли они молча, по узким боковым улочкам, подальше от центра города, и вскоре оказались на противоположной стороне, возле очаровательного домика, стоящего в середине сада, окруженного живой изгородью.

— Что я могу вам сказать? — задумчиво проговорила девушка, стоя перед ним у калитки.

— Если бы вы были так добры и позволили мне стать вашим другом, мисс Мерран…

— О, как я несдержанна, как иногда мой язык болтает то, чего не следует! — сказала она с сожалением и добавила с неподдельным ужасом: — Но это правда? Неужели вы действительно играете в карты?

— А что, если я вам скажу, что, поскольку вы считаете карты таким нечистым делом, я с этого момента больше никогда не возьму их в руки?

Вокруг было достаточно света, чтобы он увидел, как Китти покраснела.

— Вы в самом деле это сделаете?

— Сделаю.

— Я не могу принять от вас такое обещание, — сказала она.

— Конечно, я понимаю. — Он ждал, вертя в пальцах свою тросточку.

Она нерешительно проговорила:

— Понимаю, вы оказываете мне великую честь, мистер Коркоран.

— И в то же время ставлю вас в неловкое положение? Видите ли, мисс Мерран, я много думал о Вилли, и мне хотелось бы, чтобы его друзья стали и моими друзьями.

Она глубоко вздохнула, чувствуя с облегчением, что момент сентиментальности как бы исчез, растворился в воздухе.

— В таком случае я готова принять ваше обещание, мистер Коркоран.

Они пожали друг другу руки.

— Даю вам это обещание от чистого сердца, — сказал он, — и знаю, что это достаточно гадкое занятие.