8.15 по Гринвичу
– Так значит, всеобщее бессмертие? – сказал Брусилов, как только они сумели выпроводить уже слегка захмелевшего Миколу.
– Это еще с какой стати? – улыбнулся Конрад.
– Не понял. А как же ты?
– А я так же, как ты. То есть, неизвестно как.
– Ах, вот оно что…
– Именно, именно. Хочешь мою гипотезу? Точнее, она не моя, а Вэна, просто я ее к сегодняшнему случаю прилагаю. Они ставят над нами эксперимент. И никогда мы не поймем до конца ни их цели, ни их методы. Но стараться надо. Я очень старался. И вот меня наградили.
Или наказали. Не знаю. Скорее всего ни то и ни другое. Не понять нам их.
– И почему экран пропал, тоже не поймем?
– Сам факт его исчезновения, думаю, будет для Пинелли серьезной подсказкой, но вот беда: мы же так и не знаем, почему этот экран возник. Есть только гипотезы, а окончательного ответа нет.
– А разве в науке вообще бывают окончательные ответы?
– Бывают, – сказал Конрад.
Брусилов помолчал. Потом спросил:
– Слушай, Сид, а они – это кто?
– Хороший вопрос, – грустно покивал Конрад. – Не люди. Я почти уверен, что не люди. И поэтому людям – в большинстве – на них наплевать. Люди должны решать свои проблемы, – он сделал паузу и выпил. – Вот появилась, например, проблема – твой любимый ЧКС, который ты так долго ото всех прятал. Теперь же каждый будет волшебником. Нет, не для твоих сибров – твои останутся тебе – для своих. А представляешь, каких еще штук напридумывают миллиарды землян. Куда там твой человекокопирующий! Вот они, брат, проблемы где.
– Но ведь можно и не давать людям оранжит, – сказал Брусилов.
– Можно, – согласился Конрад, – можно было и сибр не давать. Или нельзя? А, Брусилов? Проблемка столетней давности?
Брусилов молчал.
– То-то, – сказал Конрад. – Наливай.