8
– Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие, – сказал Лисицын голосом городничего из "Ревизора". – Но прежде, чем сообщать его вам, я хотел бы уточнить некоторые позиции. Вы, Алексей Иванович, – он обернулся к Завадскому, – утверждаете, что при перемещении на два месяца в будущее беретесь обеспечить точность выхода: во времени – плюс-минус две недели, а в пространстве о точности говорить вообще не приходится?
– Не совсем так, Евгений Петрович, – осторожно ответил профессор. – Я тут посчитал и пришел к выводу, что по времени можно ограничиться плюс-минус неделей. Что касается пространства, то при перемещении на такой срок точка выхода будет максимум в двадцати километрах от первоначального положения. Если для надежности взять двукратный запас – получается круг радиусом сорок километров.
Пилот посмотрел на профессора с удивлением: он не знал об этих расчетах. Но и полковник удивился не меньше. Профессор, вопреки его ожиданиям, похоже, шел навстречу следствию, облегчая условия эксперимента.
Полковник глянул на Шевченко. Завадский это движение истолковал по-своему и поспешно добавил:
– Но это только на высотах до пяти километров! Выше воздушное пространство можно не закрывать, я ручаюсь!
– Очень хорошо, – сказал Лисицын, усилием воли заставив себя вернуться к намеченному плану разговора. – Я, со своей стороны, уполномочен сообщить вам, что разрешение на проведение следственного эксперимента получено, даже без тех поправок, которые сейчас внес уважаемый профессор и которые, будь они известны раньше, сильно упростили бы дело. – Он многозначительно посмотрел на Завадского. – Я бы хотел, чтобы вы, капитан, и вы, профессор, подготовили самолет и установку как можно быстрее.
Полковник внимательно смотрел на пилота и профессора, пытаясь понять их реакцию на сообщение. Первый явно обрадовался; но и второй, похоже, тоже был доволен. Если, конечно, это не было какой-нибудь чрезвычайно хитрой игрой.
– Два дня, товарищ полковник, – сказал Марков. – Но надо вот это, – он достал из кармана и протянул полковнику листок бумаги. Видно было, что листок уже давно лежит в кармане у пилота. Лисицын развернул бумажку, увидел вверху заголовок: "Необходимые материалы". Он пробежал глазами список, ожидая встретить какую-то экзотику, – нет, ничего особенного: авиационный бензин, смазки нескольких сортов, дистиллированная вода, спирт, аккумуляторная кислота с пометкой "может не понадобиться", ветошь…
– Все получите, – сказал полковник. – Вам, профессор, что-нибудь нужно?
– В списке у капитана Маркова учтено, – ответил Завадский.
Когда за пилотом и профессором закрылась дверь, полковник обернулся к майору Шевченко и сказал:
– Нет, ты только глянь, Валентин, какая выдержка! Я даже начинаю его немного уважать.
– Пилот, похоже, доволен, – ответил Шевченко.
– Пилот – святая простота, профессор ему мозги запудрил, а он верит. Завадский – вот кто у них главный! Интересно, как он теперь будет выкручиваться? Ведь понимает же, что все кончится пшиком…
– Он вас загипнотизирует, Евгений Петрович, – сказал Шевченко, старательно пряча улыбку, – и внушит, что два месяца прошло.
– Спасибо, предупредил. Об этой стороне я не думал, – ответил Лисицын совершенно серьезно, и Шевченко пожалел о своей шутке. Лисицын в это время обернулся к майору из оперчасти Новокаменска, за все время беседы не проронившему ни слова:
– Вас, Николай Фомич, я бы попросил проследить за этими. Им сейчас самое время дать деру.
– Проследим. Никуда они не денутся, Евгений Петрович.
– Кто из управления полетит во время эксперимента? – спросил Шевченко.
– Я прежде всего, – ответил Лисицын. – Валентин Григорьевич, проследи, чтобы срезанные заклепки были восстановлены.