18

Его руки дрожали от усталости, и Николай остановился передохнуть. После нескольких месяцев в космосе его тело ослабло и отвыкло от физического труда. В условиях микрогравитации не приходится поднимать тяжести и почти нет необходимости напрягать мышцы. Последние пять часов они с Лютером работали, не останавливаясь, и уже успели починить антенны диапазона S, разобрать и снова собрать шарнирный привод. И вот Николай обессилел. Усилие, которое он прилагал, сгибая руки в объемном скафандре, заметно затрудняло даже самые простые действия.

Работа в этом скафандре сама по себе была испытанием. Чтобы спасти человеческое тело от воздействия температуры, колеблющейся в диапазоне от -150 до +120 градусов, и обеспечить давление, защищающее астронавта от космического вакуума, скафандр сделан многослойным: в нем есть слой алюминированного майлара, оболочки из нейлонового рипстопа^[39] и огнеупорной ткани «орто-фабрик», гермооболочка, а под всем этим — еще костюм водяного охлаждения. Плюс ко всему приходится тащить на себе ранец жизнеобеспечения, в котором содержатся вода, кислород и радиооборудование; он также оснащен реактивной установкой для перемещения в открытом космосе. По сути, такой скафандр — громоздкий и трудноуправляемый персональный космический корабль, сковывающий движения до такой степени, что простая операция вроде затягивания болта требует от астронавта огромных усилий и предельной концентрации внимания.

Работа утомила Николая. Руки сводило судорогой в неуклюжих перчатках, и с него градом тек пот.

А еще ему хотелось есть.

Он глотнул воды из вмонтированной внутри скафандра трубки и тяжело вздохнул. Вода была странной, с рыбным привкусом, но Николай не придал этому значения. В условиях микрогравитации все приобретает странный вкус. Он глотнул еще немного воды и почувствовал, что облил подбородок. Он не мог добраться до внутренностей шлема и вытереть ее, а потому, решив не обращать на это внимания, посмотрел вниз, на Землю. Увидев родную планету вот так, во всем ее великолепии, он вдруг почувствовал головокружение и легкий приступ тошноты. Николай закрыл глаза, ожидая, что дурнота пройдет. Его просто немного укачало; такое часто случается, когда Земля неожиданно попадает в поле зрения. Когда желудок успокоился, Николай вдруг заметил новое ощущение: пролитая вода теперь текла вверх по щеке. Он поморщился, стараясь стряхнуть каплю, но та продолжала скользить по коже.

«Здесь же микрогравитация, здесь нет верха и низа. Вода вообще не должна куда-либо течь».

Он начал трясти головой, ударяя рукой по шлему.

Но капля продолжала двигаться вверх по лицу, оставляя мокрую дорожку. Она ползла к уху. Вот она достигла края шлемофона. Ткань наверняка впитает влагу и не даст капле протечь дальше…

Вдруг Николай замер. Капля скользнула под край шлемофона. И теперь протискивалась к уху. Нет, это не вода, не струйка пота, у этой влаги есть какая-то цель. «Она живая».

Николай метнулся влево, затем вправо, стараясь сбросить каплю. Он сильно ударил по шлему. Безуспешно — влага продолжала двигаться, забираясь под наушник.

Николай принялся извиваться в лихорадочном танце, и картинка перед его глазами менялась с головокружительной скоростью: Земля, чернота космоса, Земля, космос…

Влага скользнула ему в ухо.

— Николай! Николай, пожалуйста, ответь! — звала Эмма, наблюдая за движениями космонавта на мониторе. Он крутился и вертелся, а его руки в перчатках отчаянно колотили по шлему. — Лютер, похоже, у него припадок!

В кадре появился Лютер — он спешил на помощь своему напарнику. Николай, тряся головой, продолжал молотить руками по шлему. Эмма слышала их диалог на ультравысокой частоте.

Лютер спросил:

— Что случилось, в чем дело?

— Ухо… У меня в ухе…

— Болит? Ухо болит? Посмотри на меня!

Николай снова ударил по шлему.

— Оно пробирается глубже! — кричал он. — Вытащите его! Уберите его!

— Что с ним? — закричала Эмма.

— Я не знаю! Боже, он в панике…

— Он слишком близко к стойке с инструментами. Оттащи его, пока он не порвал скафандр!

На мониторе было видно, как Лютер схватил своего партнера за руку.

— Ладно, Николай. Отправляемся обратно в шлюз.

Вдруг космонавт вцепился в свой шлем так, словно хотел сорвать его.

— Нет! Не делай этого! — закричал Лютер, он схватил напарника за обе руки, изо всех сил стараясь сдержать его.

Николай и Лютер метались туда-сюда, фалы извивались, опутывая их тела.

Григгс, Диана и Эмма в ужасе следили за драмой, разворачивающейся за пределами станции.

— Лютер, стойка! — крикнул Григгс. — Не повредите скафандры!

Только он произнес это, как Николай резко и сильно изогнулся в руках Лютера, ударившись шлемом об опору. Похожая на белый туман струйка начала сочиться из защитного стекла шлема.

— Лютер! — воскликнула Эмма. — Проверь его шлем! Проверь его шлем!

Лютер пристально осмотрел защитное стекло на шлеме Николая.

— Черт, у него трещина! — крикнул он. — Я вижу, как через нее выходит воздух! У него декомпрессия!

— Нажми кнопку экстренной подачи кислорода и тащи его на станцию, быстро!

Лютер включил экстренную подачу кислорода в скафандр Николая. Дополнительный воздушный поток поможет некоторое время поддерживать давление в скафандре, и Николай сможет вернуться на станцию живым. Продолжая бороться со своим напарником, Лютер потащил его к шлюзу.

— Быстрее, — бормотал Григгс. — Боже, быстрее.

Несколько драгоценных минут Лютер потратил на то, чтобы втащить напарника в шлюз, закрыть люк и восстановить атмосферное давление. Они не стали ждать обычной проверки целостности шлюзового модуля, а сразу подняли давление до одной атмосферы.

Люк открылся, и в шлюз с оборудованием нырнула Эмма.

Лютер уже снял шлем Николая и теперь отчаянно пытался вытащить коллегу из верхней части скафандра. Вместе они вытащили отбивавшегося Николая из нижней части скафандра. Эмма и Григгс поволокли его через станцию в российский рабочий модуль, где были электроэнергия и свет. Он всю дорогу кричал, хватаясь за левую сторону шлемофона. Его опухшие глаза были закрыты, веки сильно раздуло. Эмма дотронулась до его щек и почувствовала скрип — из-за декомпрессии воздух остался в подкожном слое. На его подбородке блестела влажная полоска.

— Николай, успокойся! — попросила Эмма. — Все в порядке, ты меня слышишь? Все будет хорошо!

Вскрикнув, космонавт стащил шлемофон. Прибор отлетел в сторону.

— Помогите мне уложить его на стол! — крикнула Эмма.

Чтобы установить медицинский стол с ремнями-ограничителями, стянуть с Николая костюм водяного охлаждения и привязать космонавта к столу, потребовалась помощь всех членов экипажа. Теперь он был полностью обездвижен. Когда Эмма слушала его сердце и легкие, осматривала живот, он продолжал хныкать и мотать головой из стороны в сторону.

— У него ухо болит, — подсказал Лютер. Он уже снял свой объемистый скафандр для выхода в открытый космос и теперь, выпучив глаза, наблюдал за мучениями Николая. — Он сказал, у него что-то в ухе.

Эмма внимательно осмотрела лицо космонавта. Влажная полоска тянулась от подбородка вверх по левой щеке. К уху. Капелька влаги была и на ушной раковине.

Она включила отоскоп на батарейках и вставила трубку в ушной канал Николая.

Первое, что она увидела, — это кровь. Яркая красная капля, блестевшая под светом отоскопа. Затем Эмма внимательно осмотрела ушную перепонку.

В ней обнаружилось отверстие. Эмма увидела не тусклый блеск перепонки, а черную зияющую дыру. «Баротравма», — сразу же решила она. Возможно, перепонка порвалась из-за резкой декомпрессии. Эмма проверила другую перепонку, но та была цела.

Эмма выключила отоскоп и озадаченно взглянула на Лютера.

— Что произошло?

— Я не знаю. Мы решили сделать короткую передышку. Перед тем как убрать инструменты. Все было хорошо, и вдруг он запаниковал.

— Мне нужно взглянуть на его шлем.

Покинув российский рабочий модуль, Эмма направилась к шлюзовому модулю. Она открыла люк и принялась рассматривать скафандры, которые Лютер снова прикрепил к стене.

— Что ты делаешь, Уотсон? — удивился последовавший за ней Григгс.

— Хочу посмотреть, велика ли трещина. Насколько быстрой была декомпрессия.

Она приблизилась к скафандру, на котором была табличка «Руденко», и сняла шлем. Заглянув внутрь, Эмма увидела следы влаги, налипшие на треснувшую лицевую панель. Эмма вытащила ватную палочку из накладного кармана и коснулась жидкости. Влага оказалась густой и желеобразной. Сине-зеленого цвета.

Холодок пробежал по спине Эммы.

«Здесь был Кеничи, — вдруг вспомнила она. — В ночь, когда он умер, мы нашли его в этом шлюзе. Инфекция каким-то образом попала в скафандр».

Запаниковав, она попятилась назад, столкнувшись в проеме с Григгсом.

— Уходим! — крикнула она. — Сейчас же уходим отсюда!

— В чем дело?

— Похоже, у нас опасность биологического заражения! Закрой люк! Закрой его!

Они перешли из шлюза в модуль. Захлопнули люк и герметично закрыли его. А затем обменялись тревожными взглядами.

— Думаешь, могла произойти утечка? — спросил Григгс.

Эмма внимательно осмотрела модуль в поисках плавающих капелек. Сначала ничего не увидела. А затем краем глаза уловила какое-то движение, искорку, метавшуюся на самой периферии зрения.

Она повернулась и пристально посмотрела в ту сторону. Искорка исчезла.

Джек сидел за пультом врача в зале специальных полетов, смотрел на часы на главном экране, и его напряжение росло с каждой минутой. Голоса, звучавшие в его наушниках, говорили тревожно, быстро и отрывисто: операторы передавали руководителю полета МКС Вуди Эллису отчеты о состоянии дел. Похожий по планировке на зал управления полетами шаттлов и расположенный с ним в одном здании, зал специальных полетов был меньше — здесь располагалась команда, которая занималась только деятельностью МКС. За последние тридцать шесть часов с того момента, как «Дискавери» столкнулся с МКС, в этом зале неуклонно росла тревога, а порой и вовсе царила паника. Здесь сидело столько людей, не один час находившихся в состоянии стресса, что воздух пропах катастрофой, потом и остывшим кофе.

Николай Руденко получил декомпрессионные травмы и нуждался в эвакуации. Но поскольку эвакуироваться можно было только в корабле аварийного спасения, то вернуться на землю должен был весь экипаж. Без спешки, без ошибок. Без паники. Ранее в НАСА много раз инсценировали подобную ситуацию, но с пятью живыми людьми на борту КАС еще ни разу не был по-настоящему опробован.

«А тем более с человеком, которого я люблю».

Джек обливался потом, его мутило от ужаса.

Он продолжал смотреть на часы, сверяя их с теми, что были у него на руке. Все ждали, когда станция займет нужное положение на орбите и можно будет отстыковать аппарат от МКС. Важно было, чтобы аппарат сошел с орбиты в точке, максимально близкой к тому месту посадки, где будет немедленно обеспечено присутствие медицинского персонала. Ведь помощь понадобится всему экипажу. После нескольких недель, проведенных в космосе, астронавты стали слабыми как котята, их мышцы не будут служить им так, как раньше.

Приближалось время отстыковки. Понадобится двадцать пять минут, чтобы отделиться от МКС и получить ГСП-наведение, затем еще пятнадцать минут, чтобы подготовиться к сходу с орбиты. И час — на приземление.

Меньше чем через два часа Эмма вернется на Землю. «Так или иначе». Эта мысль возникла внезапно, и Джек не успел ее подавить. Не смог удержаться от ужасного воспоминания о препарированном теле Джилл Хьюитт на секционном столе.

Он сжал кулаки, пытаясь сконцентрироваться на данных биотелеметрии Николая Руденко. Сердечный ритм был частым, но регулярным; кровяное давление — стабильным.

«Ну же, давайте. Верните их домой».

Он слышал, как Григгс сообщал с борта МКС:

— Капком, мой экипаж в КАСе, люк закрыт. Не слишком удобно, но мы готовы и ждем вашей команды.

— Будьте готовы к включению питания, — велел Капком.

— Готовы.

— Как ваш пациент?

У Джека сердце ёкнуло, когда раздался голос Эммы:

— Он стабилен, но очень сильно дезориентирован. Крепитация спустилась на шею и верхнюю часть туловища, из-за этого у него есть некоторый дискомфорт. Я ввела еще одну дозу морфия.

Резкая декомпрессия вызывает формирование воздушных пузырьков в мягких тканях. Состояние безобидное, но болезненное. Джека беспокоила вероятность проникновения воздушных пузырьков в нервную систему. Быть может, именно поэтому у Николая было спутано сознание.

— Включить питание, — велел Вуди Эллис. — Снять пломбы СРОСОЖ.

— МКС, — произнес оператор, — включите…

— Прекратить! — вмешался чей-то голос.

Джек в недоумении посмотрел на руководителя полета Эллиса. Эллис тоже пребывал в растерянности. Обернувшись, Джек увидел директора Космического центра Джонсона Кена Бланкеншипа, который вошел в зал в сопровождении темноволосого человека в штатском и шести офицеров военно-воздушных войск.

— Мне жаль, Вуди, — сказал Бланкеншип. — Можешь мне поверить, это не мое решение.

— Какое решение? — удивился Эллис.

— Прекратить эвакуацию.

— Там больной! КАС готов к полету…

— Больной не может вернуться на Землю.

— Кто это решил?

Вперед шагнул темноволосый незнакомец.

— Я, — с ноткой сожаления в голосе проговорил он. — Джаред Профитт из Совета национальной безопасности. Пожалуйста, передайте экипажу, пусть они откроют люки и покинут спасательный аппарат.

— У моего экипажа проблемы, — возразил Эллис. — Я возвращаю их на Землю.

В разговор вклинился Традж:

— Полет, время расстыковываться, чтобы попасть в цель при посадке.

Эллис кивнул Капкому:

— Передайте на КАС, пусть включают питание. Приступаем к расстыковке.

Прежде чем Капком смог произнести хоть слово, его головной телефон сдернули, а самого оператора стащили со стула и оттолкнули в сторону. Место Капкома занял офицер военно-воздушных сил.

— Эй! — заорал Эллис. — Эй!

Все операторы замерли, а офицеры военно-воздушных сил быстро рассредоточились по помещению. Оружия не было, но им явно угрожали.

— МКС, не включайте питание, — произнес новый оператор. — Эвакуация отменяется. Откройте люки и покиньте КАС.

— Не думаю, что понял вас, Хьюстон, — с недоумением произнес Григгс.

— Эвакуация отменяется. Покиньте КАС. У нас проблемы сразу с двумя компьютерами — топографическим и навигационным. Полет решил, что лучше отложить эвакуацию.

— На сколько?

— Неизвестно.

Джек вскочил на ноги, собираясь сорвать наушники с нового оператора.

Но перед ним, преграждая путь, вырос Джаред Профитт.

— Вы не владеете ситуацией, сэр.

— На этой станции моя жена. Мы вернем ее домой.

— Им нельзя возвращаться на Землю. Возможно, все они заражены.

— Чем?

Профитт не ответил.

В ярости Джек рванулся к нему, но его оттащили два военно-воздушных офицера.

— Чем заражены? — крикнул Джек.

— Новым организмом, — отозвался Профитт. — Химерой.

Джек посмотрел на изумленное лицо Бланкеншипа. Тот взглянул на офицеров, которые теперь расположились так, чтобы контролировать пульты управления. Затем он заметил еще одно знакомое лицо: Лероя Корнелла, который только что вошел в зал. Корнелл выглядел бледным и потрясенным. Джек понял, что решение действительно было принято на самом верху. И никакие слова, произнесенные им, Бланкеншипом или Вуди Эллисом, ничего не изменят. НАСА больше не управляет ситуацией.