* * *

– Дело еще не кончено, – раздался голос Тана.

Каден обернулся. Монах взбирался по короткому крутому склону к месту, где они сидели; вплотную за ним следовала Пирр. Несколько восхитительных минут братьям было позволено посидеть бок о бок, похохотать над окружающими их ужасами, вспомнить прошлое; однако с прошлым было покончено, и впереди маячило будущее.

В сотне шагов позади, в ненадежном укрытии горного прохода, остальные члены группы готовились сниматься с места. Лейт проверял снаряжение птицы, снайперша с рыжеволосой сортировали оружие убитых эдолийцев, Тристе набивала большой мешок – по всей видимости, провизией.

Подойдя к ним, Тан запустил руку в глубину своего балахона, вытащил что-то и бросил это на уступ. Предмет подкатился к Кадену, ударившись о его ногу прежде, чем остановиться. Валин поднял взгляд на монаха и, наклонившись, подобрал небольшой красный шарик. Он сдавил его между пальцами, так что тот выпучился, словно виноградина.

– Что это?

– Глаз, – отозвался Каден.

Веселье покинуло его так же быстро, как пришло. Он вспомнил, как сжималось кольцо ак-ханатов, как они подступали все ближе и ближе, сверкая кровавыми глазами в лунном свете, и на него повеяло холодом. Он не мог даже вообразить, как Тану удалось выбраться из этой переделки. Впрочем, схватка не прошла для монаха без последствий: его балахон был изорван в клочья, тело покрывали раны и ушибы. По лицу сверху донизу проходил длинный порез, и Тристе провела едва ли не весь день, промывая длинные рваные раны на его теле и перевязывая их бинтами, сделанными из одежды убитых эдолийцев.

– Похоже, гадкая была тварь, – заметил Валин. Он разглядывал глаз еще несколько мгновений, потом перебросил его Кадену. – Но по крайней мере у нее были глаза.

В его взгляде мелькнуло что-то темное и измученное.

Каден поймал шар и повертел его в пальцах, разглядывая в угасающем свете прорезь зрачка – темную, рваную, словно прорезанную ножом в ткани радужной оболочки.

– Как твои ранения? – спросил он, поглядев на Тана.

Монах двигался затрудненно, но боль никак не отражалась на его лице, и он отмел вопрос взмахом руки, как нечто не требующее ответа. У Кадена мелькнула мысль, что возможно, этот человек нашел способ постояно жить внутри ваниате.

– Кшештрим вернулись, – сказал он.

– Кшештрим. – Валин втянул воздух сквозь зубы. – Юрл тоже об этом говорил. В это трудно поверить.

– В это необходимо поверить, – отозвался Тан. – Некоторые из них смогли выжить все это время именно благодаря тому, что люди не верили.

– Адив? – спросил Каден, озвучивая мысль, крутившуюся в его голове весь день, пока он наблюдал за кружащим в небе кеттралом. – Думаешь, он из кшештрим?

Тан устремил на него бесстрастный неодобрительный взгляд.

– Догадки.

Валин перевел взгляд с монаха на его ученика и обратно. Если он и испытывал к Тану какое-то почтение, Каден этого не замечал.

– Я не знаю, что такого плохого в догадках, и Кент меня подери, если я понимаю, куда могли подеваться эти двое ублюдков, но могу вам сказать одно: они больше не наша проблема.

Каден нахмурился.

– Один из них, возможно, кшештрим, а другой – прошедший кеттральскую подготовку эмоциональный лич, который едва не уничтожил твое крыло.

– Зато теперь у нас есть две птицы, в то время как Балендин с советником идут пешком, без еды и воды, и практически без снаряжения. Уже к вечеру мы можем быть в воздухе, а к утру покинуть этот злосчастный лабиринт ущелий, который ты зовешь своим домом. Дело только в том, – хмуро добавил Валин, – что это приводит нас к нашей настоящей проблеме: Блохе.

Каден взглянул на Тана и Пирр в поисках объяснения. Жрица-убийца пожала плечами; Тан не отозвался никак.

– К какой именно блохе? И почему это проблема? – наконец поинтересовался Каден, опять повернувшись к Валину.

– Не к какой, а к какому. Это командир лучшего звена в Гнезде. По сравнению с ним мы с Юрлом – просто дети, и его крыло ничем не уступает ему самому.

– Он тоже участвует в заговоре? – спросила Пирр. – Почему бы, для разнообразия, одному из действительно опасных игроков не оказаться наконец на нашей стороне?

Ут оставил ей небольшой порез на плече, но помимо этого она почти не пострадала.

– Не знаю, участвует он в заговоре или нет, – отозвался Валин подавленно, – но могу сказать одно: он придет за нами, и это наверняка. Скорее всего, он отстает от нас где-то на день, поскольку его, конечно же, послали сразу, как только мое крыло взбунтовалось. Юрл с Балендином были участниками заговора, и мы не можем знать, насколько далеко вверх по цепочке командования он распространяется.

Пирр пожала плечами.

– Если он не среди заговорщиков, он не представляет проблемы. Каден, да будут благословенны дни его жизни – она изобразила преувеличенный реверанс, – теперь правит нашей империей. Что означает, что стоит ему двинуть своим царственным мизинчиком, и ваш Блоха должен начать кланяться или целовать землю, или как там у вас, аннурцев, принято.

– Ты мало что знаешь о Блохе и вообще о кеттрал, – заметил Валин. – Для нас важнее всего задание. Мое крыло нарушило приказ, чтобы явиться за Каденом. По понятиям Гнезда это означает, что мы предатели.

– Кеттрал служат империи, – возразила Пирр, – а это значит, что они служат императору, то есть ему. – Она ткнула пальцем в Кадена. – Если ты действуешь на благо Кадена, это по определению не может быть предательством.

– Все не совсем так просто, – ответил Каден, впервые рассматривая проблему под этим углом. – Временами в имперской истории попадаются довольно запутанные моменты: когда брат идет на брата или сыновья убивают отцов. Атлатун Несчастливый, к примеру, прикончил собственного отца, не в силах дождаться, пока тот освободит для него трон. Когда это было, Валин, – четыреста лет назад?

Валин покачал головой.

– Если при этом не случилось никакого сражения, то мы этого не изучали.

– Сражения не было. Атлатун хотел править; его отец выглядел чересчур здоровым, на его взгляд, поэтому он воткнул ему в глаз кинжал прямо за обеденным столом. К чему это я: несмотря на то, что Атлатун был наследником престола и обладал глазами, дарованными Интаррой, его все равно казнили за измену. Нетесаный трон перешел к его племяннику.

– Но ты не убивал своего отца, – заметила Пирр. Потом нахмурилась: – Его ведь убил не ты, верно?

– Нет. Но никто в Аннуре не знает этого наверняка. Те, кто стоит за заговором, могли распространить какие угодно слухи. Возможно, они объявили, что мы с Валином вместе состряпали заговор против нашего отца и заплатили этому жрецу, чтобы он убил его, пока нас не было в столице.

– Пока мы не будем неопровержимо уверены в обратном, – сказал Валин, – нам следует предполагать, что Гнездо считает нас предателями.

– А как Гнездо поступает с предателями? – спросил Каден.

– Оно посылает за ними людей.

– Блоху.

– Его крыло, возможно, уже где-нибудь здесь, в горах.

– Этим горам нет конца, – сказала Пирр. – Я целую неделю бегала по здешним ущельям, Кент бы их побрал. Мы вдевятером могли бы устроить тут шествие со знаменами и барабанным боем, и нас все равно никто бы не нашел.

– Ты не знаешь, на что они способны, – отозвался Валин, не переставая поглядывать на сумрачное небо. – Я обучался у них, и даже я не знаю, на что они способны.

Каден проследил за его взглядом, обыскивающим небо над заснеженными пиками в поисках намека на движение, любого признака темной птицы, несущей смерть на своих крыльях.

– Все, что я знаю, – это что он придет, – сказал Валин. – Я не знаю, как или когда это случится. Но он придет.

– Тогда нам придется как-то справиться с ним, – ответил Тан.

Валин повернулся к старому монаху с недоверчивым выражением на лице.

– Справиться с ним? Во имя Хала, старик, кто ты такой? На тебе монашеский балахон, но я никогда не слышал о том, чтобы монахи носили при себе такие игрушки, – он указал на накцаль, который Тан держал в левой руке.

Монах встретил его взгляд, но на вопрос не ответил.

– Ну хорошо, – произнесла Пирр, разводя руками. – Давайте возьмем этих птиц, полетим обратно в Аннур и разъясним все на месте. Едва ли они смогут не узнать, кто ты такой, – должна же быть какая-то польза от этих твоих дурацких глаз!

– С какой стати ты решила, что участвуешь в этом, убийца? – мрачно спросил Тан.

Пирр склонила голову к плечу.

– Ты хочешь сказать, что после того как я спасла императора и заколола этого быка-эдолийца в придачу, я должна выбираться отсюда пешком?

– Она отправится с нами, – сказал Каден, сам удивляясь решительности в своем голосе. – У нас две птицы. Этого должно быть достаточно, чтобы унести всех.

Он вопросительно взглянул на Валина. Тот кивнул:

– Мы будем в Аннуре через неделю, если полетим достаточно быстро. И если сумеем опередить Блоху. Может, чуть больше недели.

Каден обратил взгляд к западу, туда, где солнце только что опустилось за покрытые льдом вершины. Аннур… Рассветный дворец… Дом… Какая соблазнительная мысль: что можно просто забраться на кеттрала и улететь от всей этой мясорубки, вернуться в столицу, отомстить за отца. Как соблазнительно думать, что будет проще простого расставить все по местам. Однако откуда-то в его памяти всплыл старый хинский афоризм: «Верь тому, что видят твои глаза, полагайся на то, что слышат твои уши, знай то, что чувствует твоя плоть. Все остальное – мечты и самообман».

– …И надо будет держаться севернее, над безлюдной степью, – продолжал между тем Тан.

– Нет.

Три пары глаз повернулись к Кадену и впились в него недоуменными взглядами.

– Ты не считаешь, что степь – наиболее безопасный маршрут? – спросил Валин. – Но так мы сможем держаться вдалеке от аннурской территории к югу от Белой реки…

– Я вообще не полечу на запад. Еще рано.

Пирр сощурилась.

– А куда? На севере нет ничего кроме кучи льда и замерзшего океана. Если мы полетим на юг, то как раз встретимся с погоней, высланной из Гнезда. Остается только…

– На восток нам тоже нельзя, – вмешался Валин. – Даже если бы у нас были причины туда лететь. По ту сторону гор лежит Антерра, где нас убьют на месте сразу же, как только мы приземлимся. За последние несколько лет ил Торнья провел несколько довольно грязных операций по ту сторону границы. У нас нет другого выбора: нужно лететь на запад, нужно возвращаться в столицу!

Пирр кивнула, подтверждая его слова.

– Как ты считаешь, насколько далеко на север от Белой реки нам нужно будет забраться, чтобы избежать встречи с этими твоими неприятными дружками?

Каден медленно покачал головой, чувствуя, как внутри него зреет решимость. Он не знал, что творится в Аннуре, как не знал этого никто из них. Было очень соблазнительно вернуться, поверив, что его народ встретит его с распростертыми объятиями – но как раз это и было мечтами и самообманом. Враги убили его отца, почти уничтожили всю его семью, и единственное, в чем он сейчас мог быть уверен – это в том, что кто-то охотится на него, угадывая его движения, идя по его следам.

Его мысли вернулись к началу весны, к тому долгому холодному дню, когда он искал среди гор пропавшую козу, шел по ее следам, проецировал себя в ее сознание, ощущал ее перемещения, выбирал те же повороты, пока не настиг животное. «Я не буду такой козой. Я не позволю за собой охотиться». Если хин чему-нибудь его и научили, так это терпению.

– Всем остальным действительно нужно лететь на запад. Возвращайтесь в Аннур, постарайтесь выяснить, что произошло. Как можно быстрее.

– Всем остальным? – переспросила Пирр, подняв бровь.

Каден сделал глубокий вдох.

– Я собираюсь посетить ишшин. Вместе с Таном.

Лицо монаха помрачнело, однако первым ответил Валин:

– Какой такой ишшин? Шаэля ради, что ты еще выдумал?

– Ишшин – это ответвление ордена хин, – отозвался Каден. – Те, кто занимается кшештрим. А также охотятся за ними. Если кшештрим действительно имеют какое-то отношение к происходящему, ишшин могут что-нибудь знать.

– Нет, – наконец сказал свое слово и Тан. – Пути ишшин и хин разошлись много лет назад. Ты ожидаешь увидеть тихих монахов, погруженных в созерцание, но ишшин – гораздо более суровый орден, чем хин. И гораздо более опасный.

– Более опасный, чем ак-ханаты? Более опасный, чем подразделение эдолийской гвардии с заданием прикончить меня, пока я сплю? – Каден сделал паузу. – Более опасный, чем кшештрим?

– Я ни Кента не знаю насчет ишшин, – перебил Валин, – но я не позволю тебе никуда идти без охраны. Ты оказался крепче, чем я ожидал, и тем не менее защита моего крыла тебе необходима.

– Ты не знаешь, о чем просишь, – покачал головой Тан.

– Я не прошу. – Тон Кадена стал более жестким. – Валин, твое крыло мне нужно в столице, и как можно быстрее, чтобы разобраться, что там произошло, до того, как все следы остынут.

– В таком случае мы сперва посетим твоих ишшин, а потом все отправимся в столицу.

Каден открыл было рот, чтобы попытаться объяснить еще раз, но закрыл его обратно. Может быть, ему и удалось бы убедить своего умиала и остальных, может быть, нет; дело было не в этом. Он не просил у судьбы горящих глаз, но они все равно горели.

– Мы с Таном отправляемся к ишшин, – снова повторил он. – Остальные возвращаются в Аннур. Больше говорить не о чем, если вы не собираетесь выступить против своего императора.

Пирр, засмеявшись, собралась что-то сказать. На мгновение Каден решил, что свалял дурака. Рассветный дворец лежал в тысячах лиг отсюда; они были затеряны в лабиринте горных ущелий; за ними охотились те, кем он был рожден повелевать. С какой стати Присягнувшая Черепу, монах-отступник и командир звена кеттрал будут слушаться его, мальчишку, ничего не имеющего, кроме имени и балахона?

Затем, одним движением, Валин встал. Каден тоже настороженно поднялся на ноги, как раз вовремя, чтобы увидеть, как его брат, прикоснувшись к своим клинкам, опускается на одно колено и подносит ко лбу сжатый кулак.

– Да будет по Вашему слову, Ваше Сияние. Птицы будут готовы немедленно.

Когда в конце концов Валин поднял на него свои угольно-черные глаза, Каден не увидел в них ничего, даже собственного отражения.