Ой, не про тебя ли пели скоморохи,

Пели скоморохи в здешней стороне:

«Завяла березонька при дороге,

Не шумит, зеленая, по весне»?

Ой, не ты ль, Настасья, девкой молодою

Думала-гадала – любит или нет?

Не тебя ль, Настасья, с горем да с нуждою

Обвенчали в церкви в зимний мясоед?

Не тебе ль, Настасья, говорили строго,

Что на белом свете все предрешено,

Что твоя дорога – с печки до порога,

Что другой дороги бабам не дано?

Расскажи ж, Настасья, про свою недолю,

Расскажи, Настасья, про свою тоску, —

Сколько раз, Настасья, ты наелась вволю,

Сколько раз смеялась на своем веку;

Сколько лет от мужа синяки носила,

Сколько раз об землю бита головой,

Сколько раз у Бога милости просила,

Милости великой – крышки гробовой?

Расскажи, Настасья, как при звездах жала,

Как ночей не спала страдною порой,

Расскажи, Настасья, как детей рожала

На жнивье колючем, на земле сырой.

Сосчитай, Настасья, сколько сил сгубила,

Сколько слез горячих выплакала здесь…

Говори, Настасья, обо всем, что было,

Говори, Настасья, обо всем, что есть.

То не ты ль, Настасья, по тропинке росной

Ходишь любоваться, как хлеба шумят?

То не ты ль, Настасья, на земле колхозной

Отыскала в поле заповедный клад?

Не твои ль поймали руки золотые

Сказочную птицу – древнюю мечту?

Не перед тобой ли старики седые

С головы снимают шапку за версту?

И не про тебя ли говорят с почетом

В городе далеком и в родном селе?

За твою работу, за твою заботу

Не тебя ли Сталин принимал в Кремле?

И не ты ль, Настасья, говорила бабам,

Что родней на свете человека нет:

– Дал он хлеб голодным, дал он силу слабым,

Дал народу счастье да на тыщи лет.

Он своей рукою вытер бабьи слезы,

Встал за нашу долю каменной стеной…

Больше нет, Настасья, белой той березы,

Что с тоски завяла раннею весной.