Глава 28
КАРОЛИНА
В тот вечер я рассказала Марго историю маленькой Кози, и она ахнула.
– Подумать только, она была… прямо тут, где мы сейчас, в этой спальне.
Мы решили остаться дома и приготовить пасту, но тут я спохватилась, что у меня кончился соус маринара. Элиан увлеченно играл в гостиной.
– Я сбегаю в магазин, – сказала я. – И сейчас же вернусь.
Господин де Гофф стоял в вестибюле и запирал маленькую комнатку, где хранил свои припасы. Вероятно, он закончил дежурство и уходил домой.
Я подошла к нему и поздоровалась. Он кивнул в ответ.
– Господин де Гофф, – сказала я со слезами на глазах и, неожиданно для себя, обняла его за шею крепко-крепко, словно сила моих рук могла облегчить боль, которую каждый из нас носил в себе. Но тут же спохватилась, что напрасно дала волю своим эмоциям. – Ой, простите, – пробормотала я, торопливо отступив назад, и вытерла слезы.
Старый консьерж с легким удивлением глядел на меня.
– Я… встретилась с матерью Инес, – объяснила я. – Владелицы арт-студии на той стороне улицы. Она рассказала мне вашу историю, о том, что вы пережили в детстве.
Он пристально смотрел на меня.
– Простите.
Впервые за все время, во всяком случае, в моем присутствии уголки его губ дрогнули и растянулись в улыбке.
– Теперь я понимаю, – сказала я, – почему вам было так трудно отвечать на мои вопросы о прошлом.
Он долго молчал.
– Они вторглись в наш дом и забрали все, даже наши жизни. Выжил только я один. Мои сестры, мать с отцом. Все умерли в лагере. Я не знаю, каким чудом я выжил. Я был кожа да кости, весь покрыт вшами, когда американский солдат вынес меня на плечах из проклятого лагеря.
Я ахнула от ужаса.
– В конце концов, я вернулся на улицу Клер и жил у двоюродной бабки, которая сумела пережить оккупацию, – продолжал он. – Мы делали вид, что ничего не изменилось, а изменилось все. Впрочем, всегда можно понять, если человек пережил террор, это заметно по его глазам. До сих пор заметно. – Его лицо посветлело. – В тринадцать лет я познакомился с девушкой, которая была на несколько лет старше меня. Она рассказала мне, как они с матерью жили в плену у немца, прямо тут, в этом доме.
Я с изумлением прижала пальцы к губам.
– Кози!
Он кивнул.
– Та девушка, конечно, изменилась, я помнил ее еще маленькой, а тогда она была уже взрослой, но я все равно ее узнал. Печально, но ее мать умерла во время родов вскоре после ее спасения. Но моя подруга не смогла бы выжить, если бы не самоотверженность и забота ее матери. И Люка.
– Расскажите мне еще об этом.
– Когда Селину спасли незадолго до ее смерти, Кози ждала, что ее освободят, но прошло время, прежде чем Люк Жанти, жених Селины, догадался, где находилась девочка.
Жанти.
– Его школьный друг жил в такой же квартире на улице Клер, и они часто играли в потайной комнатке, устроенной в дальней спальне. И Люк предположил, что Селина могла спрятать дочку в таком же тайнике. И представляете? Он был прав. Он нашел девочку вовремя. Она была кожа да кости, чуть живая.
Я прерывисто вздохнула, а он продолжал свой рассказ.
– Люк взял ее к себе и растил как родную дочь. Он самый потрясающий человек, каких я встречал в своей жизни. Вообще-то, когда я устроился тут консьержем, Кози попросила, чтобы я обещал ей одну вещь.
– Какую?
– Она попросила меня следить за тем, чтобы ни один ребенок в этом доме не страдал так, как страдала она.
– Вы хороший человек, господин де Гофф, – сказала я, глядя в его усталые глаза. – А Кози… и сейчас в Париже? Я очень хочу с ней встретиться.
Старый консьерж улыбнулся.
– Но, мадемуазель, вы уже встретились.
Я вытаращила глаза и растерянно развела руками.
– Как это встретилась? Не понимаю.
– Мадемуазель, – ответил он. – Мать Инес… это и есть Кози.
Мое сердце стучало как барабан, когда я переходила через площадь. Я была так погружена в свои мысли, покупая банку соуса, что почти не заметила, когда кассирша отдала мне кредитную карточку.
На обратном пути я еще издалека заметила Инес, закрывавшую студию. Я помахала ей рукой, и она пошла мне навстречу, держа в руках пачку холстов.
– Тебе помочь?
– Ой, спасибо, но мне недалеко. Мы с мужем встречаемся в ресторане за углом. – Она улыбнулась. – У него сильные руки, сильнее моих. Я заставлю его отнести холсты домой.
Я помолчала, размышляя, как рассказать ей длинную историю, которая только что сложилась в моей голове, но не знала, с чего начать.
– Все в порядке? – спросила Инес. – У тебя такой вид, словно у тебя на уме что-то грандиозное.
У меня побежали по спине мурашки, и я улыбнулась.
– Да, все нормально. Слушай, это долгая история, а тебе сейчас некогда. Давай встретимся завтра днем, и я все тебе расскажу.
– Замечательно, – ответила она и послала мне воздушный поцелуй, но тут же остановилась. – Ой, совсем забыла тебе сказать. После арт-шоу я продала все твои картины.
– Правда?
– Да, все до одной. – Ее глаза сверкнули. – И все одному покупателю.
– Одному?
– Да, Виктору. Он купил все картины.
Я нахмурилась.
– Ладно тебе, не хмурься. Глупая, этот человек явно в тебя влюблен. – Она усмехнулась. – Окей, до завтра.
Капля упала мне на щеку, когда я подходила к дому. Из подъезда вышел господин де Гофф и раскрыл зонтик. Я вспомнила его обещание Кози и подумала, что у тех, кто страдал в годы оккупации, возникли тесные узы.
Еще одна дождевая капля, потом еще, и тут с неба хлынул поток. В другое время я бы нашла какое-нибудь укрытие и переждала ливень. Но не в этот раз. Во мне что-то лопнуло или, как кто-то мудро сказал, раскрылось. Я глядела на небо и купалась под струями дождя. Впервые за долгое время я ничего не боялась.
– Алма, – прошептала я, и струи дождя смешались с моими слезами. – Доченька, я так скучаю по тебе. И твой папа тоже скучает. Ох, милая, мы не хотели, чтобы так случилось. Но знаешь что? Кажется, я догадываюсь, что ты сказала бы нам сейчас, если бы могла. Ты велела бы мне обнять папочку, правда? И простить его.
– Мадемуазель, – сказал мне какой-то прохожий. – Все в порядке?
– Да, – ответила я, смеясь и плача. Я промокла до нитки и вела себя как сумасшедшая. Может, это и так. Плевать.
– Да, – повторила я. – Все в порядке.
Я бежала к «Бистро Жанти», а у меня в ушах звучал голосок Кози, те слова, которым она осталась верна всю жизнь. «Я хочу сказать, что, по-моему, самые важные вещи в жизни – это благодарность, умение прощать и любовь. Мама всегда учила меня быть благодарной. И когда ты говоришь «спасибо», это делает счастливее других людей. И надо уметь прощать, потому что жизнь слишком короткая, чтобы все время сердиться. Это неинтересно. И еще любовь – когда ты любишь всем сердцем, никто и ничто не могут отнять это у тебя».