IX

Как только дверь за нею захлопнулась, фрау Беата остановилась. Кругом царила какая-.то небывалая тьма. Улица была черна, и небо над нею – сплошной мрак. Фрау Беата не двигалась, долго и глубоко вдыхая холодный ночной воздух.

Свободна! Счастье опьяняло ее. «Вот я и возвращаюсь, Криста! – ликовала она и лишь в это мгновение подумала: – Как же добраться до дому?» Она вспомнила, что сюда они ехали в автомобиле вдоль реки и медленно, ощупью пошла по улочке, которая вела к реке. Кругом стояла такая глубокая ночь, что фрау Беата лишь изредка различала очертания домов или крыш. Даже побеленные углы и ступеньки крылечек можно было заметить, лишь вплотную подойдя к ним. Кое-где из щелей в ставнях проникал слабый свет. Там жили люди.

Меловые полоски на краях узкого тротуара тоже были едва различимы. Там, где они кончались, улица сворачивала к Речной аллее. Фрау Беата ощутила под ногами твердый булыжник проезжей дороги и, шаркая ногами, пошла к группе деревьев, слившихся в одно темное облако. Вдруг под ее ногами захрустел гравий, которым была усыпана аллея. Ей помнилось, что спуск к реке был перегорожен массивной железной решеткой. Но лишь с большим трудом, ощупью она добралась до нее и ухватилась за один из ее прутьев. Фрау Беата с облегчением вздохнула. Только держаться этих прутьев, и она доберется до Бишофсбрюкке, а там уже нетрудно будет дойти до дома.

У реки стало холодно, и она плотнее закуталась в пальто. Водной поверхности она, однако, не могла разглядеть. Изредка только слышался всплеск и журчание рассыпавшейся пеной волны. Река чернела, как и земля, но чернота ее не была такой глухой и мертвой.

«Через два часа я буду дома. Криста не поверит своим глазам», – радовалась фрау Беата. Медленно, шаг за шагом брела она сквозь темноту, пугливо прижимаясь к ограде. Теперь она твердо знала, что доберется до дома. Нужно только запастись терпением.

Кругом стояла глубокая тишина: ни шагов, ни стука колес.

«А ведь я все-таки двигаюсь вперед. Подумать только!» – радостно отметила фрау Беата, убедившись после тягостного блуждания, что железная ограда свернула наконец в сторону. Над рекой простиралась широкая черная масса, это был мост – Бишофсбрюкке. Здесь кончалась платановая аллея. От моста до самой ратуши шли трамвайные пути. Но фрау Беата побоялась отдалиться от надежных железных прутьев и пересечь дорогу, чтобы дальше идти уже вдоль рельсов. «Я лучше поползу», – подумала она.

В это мгновение раздался вой сирены: воздушная тревога! Звуки сирены казались здесь резче и громче, чем в районе Дворцового парка.

Одновременно завыла вторая сирена – подальше, на другом берегу. И вот уже прожекторы прорезали темное небо. Фрау Беата, к величайшей своей радости, разглядела темные облака в вышине, сплетенные верхушки деревьев, очертания высоких домов и остроконечных крыш. Конец этому страшному мраку. Различив искрящуюся голубую полоску, стлавшуюся по земле, – это было закругление трамвайного пути, – она побежала в ту сторону и скоро почувствовала под ногами рельсы.

«Иду, иду, Криста. Радуйся, девочка. Через час я буду с тобою!»

Мимо нее пронесся военный автомобиль с притушенными фарами, и на мгновение она явственно увидела большой кусок трамвайного пути. Теперь она стала продвигаться быстрее.

Высоко в небе грохотали моторы. Внезапно сверкнула красная ракета, и зенитки вокруг города открыли огонь. В воздухе свистели осколки снарядов. Фрау Беата укрылась в подворотне.

«Господь не оставил меня, – думала она, – а те-то, в камере семнадцать, сидят под запором, беззащитные». Когда в Ткацком квартале, откуда она только что выбралась, раздался оглушительный взрыв, перед взором фрау Беаты мгновенно возникли печальные глаза несчастной вдовы, у которой осталось только одно желание: еще раз увидеть сына. Эта несчастная писала ему на фронт: «Прострели себе руку, тогда тебя отпустят из армии, переведут в лазарет, и я буду приходить к тебе каждый день».

В швейной мастерской считали, что такое письмо означает для старушки смерть, неминуемую смерть. Они бы уже и гроша ломаного не дали за жизнь печальной вдовы.

Вдруг с резким, пронзительным, дьявольским свистом, таким резким, пронзительным, дьявольским, какого фрау Беата еще никогда не слышала, пронеслась по воздуху бомба; она угодила в какой-то дом так близко, что фрау Беата громко вскрикнула. Через минуту языки яркого племени, растворив мрак, осветили крыши и фронтоны. Черная ночь мало-помалу перешла в мутный рассвет. Фрау Беата выбежала из подворотни и быстро, насколько позволяла ее тучность, зашагала к площади Ратуши. Мимо нее с грохотом и звоном промчались пожарные машины. Фрау Беата была счастлива, услышав снова шум и человеческие голоса.

Как раз в этот момент совсем близко упали две тяжелые бомбы. Треснули и зазвенели стекла, на землю со стуком посыпался кирпич. Фрау Беата вбежала в широкий подъезд, совершенно обессиленная продолжительной и быстрой ходьбой.

Там она оставалась долго.

Часы стали бить полночь. Первой подала голос церковь св. Иоанна – она отбивала резкие, быстрые удары. Затем торжественно зазвучал собор, за ним – св. Зебалдус и церкви св. Франциска, св. Варфоломея и св. Михаила, и, наконец, все часы стали бить вперемежку. Когда они кончили, звук курантов все еще дрожал в воздухе – св. Магдалина начала спокойно и терпеливо отсчитывать удары; казалось, она проспала свое время и только сейчас очнулась. Зенитки все еще стреляли.

Огонь тем временем ослабел, шум моторов затих, и фрау Беата решилась снова выйти на улицу. Она шла уже два часа. На Вильгельмштрассе опять была полная темнота, и ей пришлось ощупью пробираться вдоль стен. Мимо, не заметив ее, хотя она едва не столкнулась с ними, прошли два солдата в тяжелых сапогах. Они спокойно обсуждали военные события, будто прогуливались среди бела дня.

– На Крите, – говорил один из них, – они выбросили целое отделение десантников прямо под огонь англичан.

– Что поделаешь, – низким басом отвечал другой, – без муштры нет войны.

Топот тяжелых сапог затих.

Через площадь у епископского дворца фрау Беата уже протащилась с трудом. В это время был дан отбой.

«И откуда этот мерзкий асессор проведал, что я говорила с Кристой по-английски? – вспомнила она. – There are gentlemen in the air».

Она рассмеялась. Конечно, многие знают английский язык. И у гестапо есть повсюду уши, надо быть осторожней. И кому же это она сказала, что только сумасшедший мог начать войну через двадцать лет после мировой войны? Она долго думала, ощупью, шаг за шагом пробираясь вперед. Наконец, вспомнила, что как-то обронила такое замечание в разговоре с баронессой фон Тюнен. Баронесса фон Тюнен, образованная дама старинного дворянского рода! Придет же в голову подобная мысль! Дойти до такого фанатизма, чтобы забыть свое хорошее воспитание? Так или иначе, она решила впредь быть осторожнее в присутствии баронессы.

Наконец, фрау Беата добралась до высоких лип; она узнала их даже в эту темную ночь. Под ними ей часто случалось оставлять автомобиль.

Она свернула на свою улицу. Но и здесь, где ей был знаком каждый дом, каждая ограда, каждый подъезд, все выглядело чужим, неузнаваемым. Она двигалась вперед, держась за решетку, и свистом позвала собаку. Почти в ту же минуту Неро залаял; он выл от радости, пока она отпирала дверь.

Весь дом, погруженный в мрак и тишину, сразу наполнился шумом, голосами, мерцающим светом.

– Вот и я! – крикнула фрау Беата Кристе, которая с плачем бросилась к ней. – Ни о чем не спрашивай, дитя мое, я сама тебе все расскажу. Дайте мне крепкого грога и сигару.

Фрау Беата лежала в кресле, курила свою черную сигару и прихлебывала горячий грог. Ей было немного стыдно перед Кристой и перед самой собой: ведь она вела себя не так храбро, как следовало бы. Так она во всяком случае считала. Дважды Криста приносила матери горячий грог, но он все казался ей недостаточно крепким.