XV
На следующее утро Фабиан проснулся утомленный, вялый; было уже довольно поздно. Заниматься делами ему не хотелось, и он попросил своего помощника выступить вместо него в суде. Разрозненные листки прощального письма к Кристе он запер в письменный стол, даже не взглянув на них, как будто это писал другой человек, так безразлично было ему все на свете.
От Кристы не было письма, но когда он брился, в дверь постучал долговязый Фогельсбергер и сообщил, что гаулейтер приказал Фабиану явиться к завтраку в «Звезду». «Мадам Австрия» тоже будет там.
Фабиан почел это приглашение за высокую честь и слегка оживился. Это было первое приятное чувство за последние дни.
В приподнятом настроении Фабиан спустился к часу дня в ресторан. Он был в мундире со знаками различия оберштурмфюрера.
Они завтракали втроем в небольшом кабинете: гаулейтер, прекрасная Шарлотта и он. Росмейер так почтительно раскланивался, что Фабиан явственно разглядел шишки на его лысине. Гаулейтер намеревался в ближайшие дни надолго покинуть город.
На пальце Шарлотты было, разумеется, кольцо с драгоценным камнем, то самое, которое она накануне вечером швырнула на пол; после завтрака она достала и оригинальный серебряный мундштук с надписью «Цветущей жизни». Шарлотта болтала и смеялась, как всегда, но Румпф казался отсутствующим и уделял ей меньше внимания, чем обычно.
Безразличное состояние Фабиана быстро прошло за завтраком; более того, он пришел в отличное настроение.
– Поухаживайте немного за молодой красавицей, дорогой друг, – сказал Румпф Фабиану.
Он назвал его другом!
– Думаю, что мы с вами подружимся! – заметила Шарлотта и, обворожительно улыбаясь, взглянула на Фабиана своими прекрасными глазами.
– Я буду только рад, – рассмеялся гаулейтер, – красивой женщине не пристало скучать.
Вдруг он заторопился. Приказал позвать Росмейера.
– На днях вы подавали нам старое шампанское, – сказал он ему, – с золотым ярлыком. Превосходное. Принесите такую же бутылку, мы разопьем ее на прощание.
Росмейер поклонился, польщенный, и Румпф, смеясь, заметил, что шишки на его голове выросли еще на сантиметр.
Вскоре он попрощался и ушел.
Когда Фабиан после обеда поднялся наверх, он увидел возле своей комнаты двух молодых людей. Как будто члены Союза гитлеровской молодежи. Как только он приблизился, они стали навытяжку, старший щелкнул каблуками и строго, внятно скомандовал: «Смирно!» А младший продолжал стоять неподвижно, держа в руке флажок со свастикой.
И вдруг Фабиан узнал их. Это были его сыновья, Гарри и Робби, которых он не видел уже несколько лет и которых горячо любил. Сердце у него забилось от радости. Он бурно обнял их, хотя мальчики держали себя официально и сдержанно. Младший, Робби, с флажком в руке, выглядел тщедушным и бледным, к тому же на лбу у него была белая повязка, что делало его похожим на раненого солдата, только что вернувшегося с поля битвы.
– Вот и вы! – воскликнул Фабиан и прижал их к своей груди. – А что с нашим бедным Робби?
– Он был ранен вчера при атаке укрепления, – отвечал старший, Гарри, сильный, молодцеватый юноша.
Фабиан засмеялся.
– Как это понять? Входите, дети, – сказал он и пропустил обоих сыновей в комнату. – Как ты сказал? Где он был ранен?
– При атаке укрепления, папа, – пояснил Гарри.
– Погодите минутку, – перебил его Фабиан, – не хотите ли шоколаду с пирожными? Да? И целую гору пирожных? – Он позвонил официанту и попросил мальчиков рассказать об этом самом укреплении.
Они выстроили возле живодерни большое укрепление, которое решено было атаковать. Робби был в обороне, в партии красных, а Гарри в партии синих.
– Вы обманули нас! – воскликнул младший, Робби; свой флажок со свастикой он прислонил к стене, чо тот все время падал.
– Вы недоглядели! – резко возразил Гарри. – Вы дали себя обмануть, трусы.
– Трусы? Мы, красные, не трусы! – возмутился Робби, тряхнув забинтованной головой.
– Такое укрепление не сдают! – заметил Гарри.
Фабиан не вмешивался в спор мальчиков, пытливо наблюдая за ними. Так вот какие у него сыновья! Он пожертвовал ими ради Кристы и оставил их на попечение Клотильды, хотя знал, что духовная атмосфера вокруг их матери могла сделаться опасной для мальчиков. Теперь его сыновья состояли в Союзе гитлеровской молодежи. Он сам, вероятно, воспитывал бы их вне политических интересов, которые во многих отношениях казались ему сомнительными.
Клотильда получила власть над их душами, а он, отец, оказался полностью отстраненным, в чем он теперь с горечью признавался себе. Мальчики уже несколько месяцев были в городе и только сегодня впервые пришли к отцу.
– Вы забили в барабан, – воскликнул Робби, – а это, по уговору, было сигналом к окончанию атаки.
– Не говори глупостей, Робби, – отвечал Гарри, – вы должны были знать, до шести часов оставалось еще целых пять минут.
– Вы нас обманули, – кричал Робби, – это был чистой воды обман!
– Не мели вздора, малыш, – рассердился Гарри. – Не обман, а военная хитрость. Солдат должен быть бдительным до последней минуты. Вы потеряли укрепление по собственной небрежности.
– Хватит! – прекратил их спор Фабиан. – Так, значит, при этой атаке Робби и получил свою шишку?
– Они ударили меня колом по голове, папа. Гарри гордо показал свой почетный кинжал.
– Я – «фюрер седьмого флажка», – сказал он внушительно. – Кинжал мне дали за храбрость.
Фабиан улыбнулся.
– А кто ваш фюрер? – спросил он.
Гарри стал навытяжку и, подняв руку, ответил:
– Наш фюрер – штандартенфюрер полковник фон Тюнен, он и построил укрепление.
Наконец, официант принес шоколад и пирожные, и мальчики немного успокоились. Они рассказывали о всевозможных приключениях и о последних событиях в пансионе, где Фабиан часто посещал их.
Там, например, застрелился учитель математики, доктор Шолль, как раз за месяц до того, как они кончили курс.
– Доктор Шолль застрелился? Почему? – спросил Фабиан.
– Ему угрожала потеря места, так как он не вступил в национал-социалистскую партию, – ответил Робби.
– Потому что он был трус, – высказал свое суждение Гарри.
Фабиан покачал головой в знак несогласия.
– Грустно, – сказал он, – очень грустно. Мы все ценили его, как справедливого человека и превосходного педагога. Твое суждение, милый мой, слишком поспешно.
– Стреляются только трусы, – отстаивал свою позицию Гарри. – Национал-социалистская партия осуждает самоубийство как трусость.
Наконец, мальчики коснулись непосредственной цели своего прихода. Речь шла о дне рождения Гарри.
– Первого числа я праздную свой день рождения, – сказал Гарри, – и мы пришли пригласить тебя к нам.
Фабиан подумал.
– Хорошо, – ответил он нерешительно, – я постараюсь быть, Гарри.
– Мама тоже ждет тебя, – снова начал Гарри, а Робби добавил: – Мама приглашает тебя к обеду в день рождения Гарри и просит непременно прийти. Она поручила мне передать это тебе.
Посидев немного, мальчики распрощались.
Фабиан смотрел, как они шли по коридору – Гарри со своим почетным кинжалом и малыш Робби с забинтованной головой и флажком.
«Мои сыновья! – думал, он. – Еще много лет они будут нуждаться в руководителе. Хорошо, что они пришли и напомнили мне об обязанностях отца».