Глава 4
На следующее утро, в восемь минут одиннадцатого, позвонила Хайдек:
— Офицер Хайдек. Простите за беспокойство, но не знаете ли вы, как найти мисс Рэйн?
Пайк по голосу понял: что-то не так.
— Что-то случилось?
— Кто-то снова разгромил их закусочную. У меня есть телефон мистера Смита, но он не отвечает. Я подумала, может быть, у вас есть ее номер.
Пайк представил себе Мигеля Азару в кафе, его улыбку. Хорошо. Он продиктовал Хайдек телефон Дрю и немедленно набрал его сам. Опять голосовая почта. Пайк оставил еще одно сообщение, потом решил сам оценить размеры ущерба. Когда он подъехал, он ожидал увидеть разбитое стекло, но закусочная Уилсона была невредима. На тротуаре перед ней стояла патрульная полицейская машина, но Хайдек и Макинтоша не было видно, так что Пайк завернул за угол и оказался позади, в служебном проходе. Они стояли у задней двери, вместе с Бетси Хармон и ее сыном. Все четверо обернулись, когда Пайк подошел, а Хайдек направилась к нему навстречу.
— Вы их нашли? — спросил Пайк, имея в виду Уилсона и Дрю. — Оставили сообщение. Кошмар, что будет, когда они увидят, что здесь творится. Эти подонки мощно поработали.
Бетси Хармон сказала:
— Посмотрите, что они сделали. Отвратительно.
Сегодня на ней было ярко-желтое платье. Бледная и неподвижная, она стояла со скрещенными на груди руками.
Металлическая защитная дверь была открыта и упиралась в ограничитель. Он прошел мимо полицейских и открыл деревянную.
Его окутал запах крови и сырого мяса. Он остановился у стойки, красной от лужиц засыхающей крови. В крови плавали куски того, что, по-видимому, было печенкой, почками и кишками. К постеру со святыми Нового Орлеана было приколочено гвоздями говяжье сердце. С люстры свисали три освежеванные козлиные головы с тусклыми выпученными глазами без век.
Над прилавком на стене кровью было написано: «Я уже здесь».
Я, не мы. Один. Интересно, что это значит, подумал Пайк.
К нему подошла Хайдек:
— Пойдемте, хватит.
Пайк, обогнув козлиные головы, направился к парадной двери. Оглядел дома на противоположной стороне улицы и подумал: интересно, люди Стро что-нибудь видели?
— Пойдемте, Пайк, — сказала Хайдек. — Вам вообще нельзя было сюда входить.
Вслед за ней Пайк вышел. Бетси Хармон так и не расцепила рук.
— Миссис Хармон, во сколько мистер Смит обычно сюда приходит?
— Уилсон всегда приходит к девяти, кроме воскресений.
Пайк посмотрел на часы — почти половина одиннадцатого.
Бетси Хармон сжала руки еще крепче.
— Кто-то должен убрать все это.
— Мы оставили сообщения. Больше мы ничего не можем сделать.
У Хайдек зажужжал телефон, она посмотрела, кто звонит.
— Это Баттон. Сейчас узнаю, чего он хочет. — И она отошла в сторонку, чтобы ответить на звонок.
Пайку не нравилось, что Дрю и ее дядя не отвечали на звонки. Эта кровь, головы и слова на стене — не просто акт злостного вандализма. Во всем этом был такой глубокий мрак — словно бы черная туча прошла прямо по нему и ушла в открытое море.
Хайдек оглянулась, беседуя с Баттоном, и по тому, как она себя держала, Пайк понял: что-то не так. Она убрала телефон в карман.
— Мистер Смит и мисс Рэйн сегодня не придут. Они уехали в Орегон.
Бетси Хармон сделала шаг назад, словно ее ударили.
— В Орегон? Кто сказал, что они уехали в Орегон?
— Мистер Смит. Видимо, он приехал пораньше и решил, что хватит. И сообщил об этом по телефону детективу Баттону.
— Но кто же тогда уберет все это?
— Извините, это все, что я знаю.
Пайк удивился, почему Дрю ему не позвонила. Он проследил, как Хайдек и Макинтош сели в патрульную машину, потом вытащил телефон и еще раз позвонил Дрю. Опять голосовая почта, но на сей раз он не стал оставлять сообщения.
— Не думаю, что они бы все тут так и бросили. Просто не верю.
Пайк убрал телефон.
— Вы знаете, где они живут?
— Да. В нескольких кварталах отсюда.
Однажды Бетси помогала Уилсону и Дрю перенести домой скоропортящиеся продукты, когда холодильник в закусочной сломался. Почтового адреса она не помнила, но дала подробнейшие указания, как ехать, и точно описала дом на каналах Венеции. Еще дала номер мобильного Уилсона Смита.
Когда Пайк уже садился в машину, Бетси Хармон сказала:
— Я вчера видела вас с Дрю. Видела, как вы целовались. Она была так счастлива!
Пайк чуть заметно кивнул, так слабо, что она, наверное, и не увидела, и сел в джип. Дрю должна была позвонить! Он совершенно не понимал, почему она не позвонила.
Человек по имени Эббот Кинни грезил венецианскими каналами. Он был миллионер и занимался развитием этого района как пляжного курорта. Изначально каналы рыли, чтобы осушить болотистую землю, но Кинни подумал: получается вторая Венеция, сделаем же ее не хуже первой, и решил воссоздать итальянскую Венецию. Вырыли шестнадцать миль каналов, но с годами какие-то засыпали, какие-то укоротили, пока не осталось всего шесть миль. На крошечных участках построили дома — дешевые бунгало; их заселили художники и хиппи. Но близость пляжа в конце концов подняла стоимость района, и убогие бунгало сменили респектабельные дорогие дома.
Пайк, следуя указаниям Бетси Хармон, проехал по узким улочкам, проложенным между каналами, пересек выгнутый мост и свернул в переулок. Согласно Бетси Хармон, Уилсон и Дрю жили «в третьем от конца доме по левой стороне» — она описала его как домик из калифорнийской секвойи за оградой, увитой плющом. Пайк легко нашел этот дом.
Участки вдоль каналов были невелики, так что все эти домики были двухэтажные и стояли вдоль улиц рядышком, стена к стене. Навес для автомобиля был врезан в дом Уилсона рядом с деревянными воротами, но сам дом был скрыт оградой. Под навесом было пусто. Пайка этот дом удивил. Это был дорогой район.
Пайк подошел к воротам, но они были заперты. Он нажал на кнопку звонка. Внутри дома послышались трели, но никто не вышел открывать. Нажав звонок повторно, он заметил, что из окна первого этажа соседнего дома за ним следит худой юноша со взлохмаченными черными волосами.
Пайку все не открывали, и он вернулся под автомобильный навес и стал колотить в стену. Он подумал, что если Дрю с Уилсоном действительно хотят уехать, то, возможно, один внутри дома собирает пожитки, а другая поехала в магазин купить вещи первой необходимости. Поэтому машины нет.
Пайк трижды громко ударил в ворота, не получил ответа и ударил снова, и тогда из соседнего дома вышла женщина и обратилась к нему.
— Прошу прощения! — Ей было лет сорок пять — натянутая кожа, тугие джинсы и еще более в облип футболочка. — Вы хотите разнести этот дом? Я вас из своего дома слышу.
— Это дом Уилсона Смита?
— Вряд ли. Они просто присматривают за домом. А хозяин в Лондоне.
Вот и объяснение, как они могут жить в таком дорогом районе. Они просто присматривают.
— Так или иначе, Дрю и Уилсон сейчас живут здесь?
— Да. Что-нибудь случилось?
— Мне нужно с ним поговорить.
— Ладно, я ему скажу, когда увижу.
Худой юноша подошел к двери. При ближайшем рассмотрении он выглядел подростком. Он ел банан и щурился, словно солнце светило слишком ярко. Пайк решил, что это мать и сын.
— Что такое?
— Он ищет Уилсона.
Юноша развернулся и пошел назад, в дом.
— Пойду лучше лягу.
— А может, лучше работу поищешь? — Она великолепно сыграла отвращение к тому, как сын вяло тащится в дом. — Три года в Беркли — а только и знает, что пойду лягу. — Она протянула руку. — Я Лили Палмер. А вы кто?
— Пайк.
— Что ж, Пайк, хотите, я передам им сообщение?
— Попросите их позвонить. Мой номер у них есть.
Пайк вернулся к своему джипу, но двигатель заводить не стал. Он еще раз позвонил Дрю и по номеру Уилсона, который дала ему Бетси. Оба звонка немедленно переключились на голосовую почту, как и раньше. Пайку это не понравилось.
Он вылез из джипа и вновь подошел к воротам. Проверил, не смотрит ли сын Лили, перемахнул через ограду и оказался в крошечном дворике. Передняя дверь была закрыта и не несла на себе следов насильственного вторжения.
Пайк пошел вдоль стены дома. Сунув голову в окошко над кухонной раковиной, он увидел грязную посуду, три пустых бутылки из-под пива и деревянную доску на столе. Пайк сказал было себе: грязная посуда указывает на то, что Уилсон и Дрю намерены вернуться, но воспоминания о козлиных головах, облепленных мухами, висели над ним, как пороховой дым.
Пайк обошел дом, проверяя каждую дверь и каждое окно, и при каждой возможности смотрел внутрь, но столь ограниченное поле зрения говорило ему немного.
Пайк снова перебрался через ограду и постучал в дверь Лили. Она мило улыбнулась:
— О, привет. А я думала, вы уехали.
— Я не сказал вам всей правды. Уилсона преследуют некие мерзавцы. Я вот думаю, не могли ли эти мерзавцы выследить их дом. Вы не видели — или не слышали — ничего подозрительного?
Ее улыбка превратилась в маску глубокой озабоченности.
— Нет, кажется. А что я могла увидеть или услышать?
— Громкие голоса. Чужие машины.
Она нахмурилась и крикнула в дом:
— Джаред, Джаред! Иди сюда!
Через несколько секунд явился Джаред, без рубашки; его кожа лоснилась от солнцезащитного крема.
— Я ухожу.
— Этот джентльмен интересуется: ты не видел или не слышал чего-нибудь подозрительного?
Джаред откинул волосы с лица.
— Ничего я не видел, ни подозрительного, ни неподозрительного. Нечего было видеть.
Пайк взглянул на окно Джареда.
— Когда вы в последний раз их видели?
— Вчера вечером, кажется. Дрю подъехала, как раз когда я возвращался с прогулки.
— А сегодня утром?
— А сегодня утром не видел, ни ее, ни его. — Он махнул рукой в сторону навеса. — Вот машину видел. Когда пошел в магазин.
— Во сколько?
Мать помогла ему с ответом:
— Когда он ушел, программа «Сегодня» пошла на второй час, так что это было сразу после восьми.
— А когда вы вернулись, машина стояла на месте?
— Да. Совершенно точно.
— Когда вы вернулись из магазина, вы не видели по соседству незнакомых людей? Может быть, незнакомую машину?
Джаред покачал головой:
— Ничего такого. У соседа только работали два садовника. Парочка латиноамериканцев.
Почти в каждый дом на каналах приглашают профессиональных садовников, и большинство из них латиноамериканцы.
— У Уилсона?
— Да.
— Вы говорите: садовники, потому что вы их видели раньше и точно это знаете или вы решили, что они садовники, просто потому, что они латиноамериканцы?
Джаред пунцово покраснел, словно его обвинили в расизме.
— Ну, они были в рабочей одежде — я видел, как они входили в ворота. Кем они еще могли быть?
— Татуированы? — Пайк показал себе на шею.
Джаред сжал губы, словно припоминая, и вдруг просветлел.
— Кажется, да. Но один из них, я вспомнил, был с загипсованной рукой. — Джаред показал на собственное предплечье.
Пайк вдруг внезапно успокоился. Он слышал только шелест собственного дыхания и мощное медленное биение своего сердца. Когда Мендосу выпустили из зала суда при аэропорте, у него на руке был гипс.
— И когда вы их видели, машина была на месте?
— Да, вон там стояла.
Пайк повернулся к дому Смита. Сердце застучало чаще и громче. Снаружи-то он дом обошел, но изнутри почти не видел. А внутри могли быть кошмары покруче козлиных голов.
Лили Палмер тронула его за руку.
— Это те люди, о которых вы говорили?
Пайк кивнул, не сводя глаз с дома.
— Как только увидите Уилсона или Дрю, попросите их позвонить мне. У них есть номер.
— Хорошо. Сразу, как только увижу.
Пайк задним ходом выехал на узкую улицу, повернул за угол и тут же остановился и припарковался. Ему только надо узнать, не оставил ли Мендоса в доме их трупы. Это просто. Он быстро пробежал назад, снова оглянувшись, не смотрит ли кто, перелез через ограду дома Уилсона с противоположной от Палмеров стороны.
Здесь Пайк нашел окошко для вентиляции прачечной. Его никто никогда не трогал, и теперь Пайк открыл его ломиком и пролез в образовавшееся отверстие.
Оказавшись внутри, Пайк быстро пошел по дому. Из прачечной он выскользнул в холл, потом осмотрел кухню, гостиную и малую спальню с прилегающей ванной комнатой. Он ничего не трогал и не видел никаких следов насилия, никаких трупов. Он взлетел по лестнице на второй этаж, перешагивая через три ступеньки. Здесь был большой кабинет, огромная спальня хозяев и хозяйская ванная.
Меньше чем за минуту он обошел весь дом и не остановился, пока не убедился, что никаких трупов здесь нет.
Из дома Пайк ушел так же, как и вошел, и быстро забрался в свой джип. Вспомнил Рубена Мендосу и эти головы в закусочной Уилсона Смита. Как живых увидел двоих мужчин, открывающих ворота Уилсона, у одного рука в гипсе. Увидел и Мигеля Азару, который, улыбаясь ослепительной улыбкой, говорит, что больше это не повторится.
Алло, Рубен.
Алло, Мигель.
«Я уже здесь».