10

Они поужинали тем, что Пайк купил в китайском ресторане. Ларкин включила телевизор, а Пайк позвонил Коулу, рассказал ему о происшедшем и обсудил с ним планы на завтра.

Когда передача, которую она смотрела, закончилась, Ларкин ушла в спальню, но через несколько минут возвратилась переодетой в шорты и свежую майку. Она свернулась клубочком на своем конце дивана. Голые ноги девушки лежали совсем рядом с Пайком. Ему хотелось прикоснуться к ее ступне, однако он этого делать не стал. Просто пересел в кресло.

Питман, проводимое им расследование и его вранье Пайку были безразличны, все это интересовало его лишь постольку, поскольку касалось Ларкин. Ему было наплевать, хороший Питман коп или плохой, вел он какие-нибудь дела с Ваничем либо Кингами или не вел. Пайк охотился за человеком по имени Миш, теперь будет охотиться за человеком по имени Ванич. Если Питман попытается навредить девушке, Пайк откроет охоту и на него.

Он смотрел, как она читает. Ларкин заметила его взгляд, улыбнулась — не обычной своей вредной и кривоватой улыбкой, но куда более мягкой. От прежней остался лишь еле приметный след.

— Вы никогда не улыбаетесь, — сказала она.

Пайк взял себя за челюсть, подвигал ее из стороны в сторону:

— Вот, пожалуйста, улыбаюсь.

Девушка рассмеялась и уткнулась в журнал.

Пайк взглянул на часы, решил, что прождал уже достаточно долго, и снял с телефона трубку.

— Ну поехали.

Ларкин заложила журнал пальцем, уставилась на Пайка посерьезневшими глазами. После того как Питман оставил ему сообщение, у Пайка сохранился номер его телефона — по этому номеру он и позвонил. Питман снял трубку.

— Это Пайк.

— Ну вы и фрукт, приятель.

— Поговорили с Клайном?

— С Клайном, с Баркли, с Флинном.

— А Хали Ванич? С ним вы не говорили?

Питман помолчал, затем:

— Не лезьте в это, Пайк.

— Ванич все меняет. Ларкин хочет вернуться домой.

Питман снова помолчал:

— Ладно, хорошо. Это разумный поступок. Ведь главное — ее безопасность.

— Да. Я и пытаюсь обеспечить ее безопасность.

Пока Пайк договаривался о встрече, девушка улыбалась.

В 6.57 следующего утра Пайк наблюдал за синим «фордом», заезжавшим на парковку вокзала Юнион-Стейшн. «Форд» замедлил ход, затем заполз на дальний конец парковки.

Пассажиром Дональда Питмана был Кевин Бланшетт. Коул описал обоих очень точно. Чисто выбритые, приятной внешности мужчины лет под сорок. У Питмана — узкое лицо и острый нос; Бланшетт был покрупнее, круглолицый, с начавшей лысеть макушкой.

Ни они, ни еще семь федеральных агентов, расставленных вокруг вокзала, Пайка не видели.

Пайк следил за ними сквозь цейссовский бинокль из расположенной на втором этаже кладовки мексиканского ресторана. Ресторан этот, стоявший на Олвера-стрит, принадлежал его другу Фрэнку Гарсиа. На первом этаже ресторана шел ремонт, так что кухня была закрыта. Питман полагал, что Пайк и Ларкин приедут к семи, однако этого не случилось. Ларкин и Коул как раз в это время завтракали, а Пайк находился здесь, в кладовке.

В 7.22 Питман и Бланшетт вылезли из машины, постояли, вглядываясь в идущие по улице автомобили, в покидающих вокзал пригородных пассажиров. В 7.30 оба вернулись в «форд». Еще немного, и они поймут, что их обманули.

В 7.51 семеро наблюдавших за парковкой агентов вылезли из своих укрытий и собрались в ее северном углу. Пайк, покинув ресторан, направился к оставленной им в конце Олвера-стрит машине Коула. Коул пересел на этот день в «лексус».

Пайк поехал за «фордом» на юг по Аламеда-стрит — к Ройбал-Билдинг, зданию, в котором находились офисы федеральных служб. Стоял час пик, машины двигались рывками, часто останавливались — светофоры пропускали лишь по нескольку автомобилей за раз, но как раз это и было Пайку на руку.

Когда желтый свет одного из светофоров сменился красным, машину Коула отделяли от синего «форда» всего три автомобиля. Питман остановился. Пайк вырулил на полосу, предназначенную для остановок грузовиков, и вышел из машины. И как только светофор замигал, показывая, что красный сейчас погаснет, побежал, набирая скорость, вперед.

Он налетел на «форд», точно акула, идущая по кровавому следу. Ни один из двух сидевших в «форде» мужчин его не видел и нападения не ожидал. Когда зажегся зеленый свет, Пайк подскочил к «форду» со стороны Бланшетта и разбил пистолетом стекло.

Он рванул на себя дверцу, ткнул пистолетом в бок Бланшетту и крикнул:

— Ремень! Отстегни ремень…

Сорвав с Бланшетта пистолет, Пайк выволок его из машины и, держа Питмана на прицеле, бросил лицом вниз на мостовую.

— Руки на руль! Руки на руль, не то убью!

Машины, стоявшие впереди, уже уехали. Сзади громко загудели клаксоны, Пайк скользнул внутрь машины.

Питман спросил:

— Пайк?

— Вперед!

В глазах у Питмана блеснул гнев:

— Я федеральный агент. Вы не можете…

Пайк с силой ударил его пистолетом по лбу, ухватился за руль и понесся на зеленый свет.

Когда Питман очнулся, «форд» стоял под мостом Первой улицы, на самом берегу реки Лос-Анджелес. Сюда свозили собранные в городе машины, оставленные в запрещенных для парковки местах, тут они и стояли ровными рядами, ожидая своих владельцев. До машины Коула отсюда было около восьми кварталов.

Питман рывком выпрямился, собираясь выскочить из машины, однако Пайк уже успел прикрутить его руки к рулю пластиковыми шнурами.

— Какого дьявола вы себе позволяете, Пайк? Выпустите меня!

Лоб у Питмана был рассечен, лицо покрывала корочка подсохшей крови. Пайк смотрел на него, держа на коленях пистолет.

— Вы напали на федерального служащего, — сказал Питман. — Похитили меня! Вы по уши в дерьме, Пайк. Это нарушение сразу нескольких федеральных законов!

— Хали Ванич, — произнес Пайк. — Известный террорист.

— Я не желаю о нем говорить!

Пайк приподнял «кимбер», наставил его на Питмана:

— Либо мы поговорим о нем, либо вы умрете.

— Я федеральный агент! Вы не посмеете убить федерального агента!

Пайк спокойно кивнул:

— Если понадобится, убью.

— Господи!

Пайк, незадолго до этого обшаривший карманы Питмана, поднял перед собой его значок:

— Кинги вас никогда не интересовали, Питман. Вас интересовал Ванич. Вы навели террориста на девушку, чтобы поймать его. Или защитить.

— Вы сошли с ума. Я не собирался его защищать.

— Вы сказали ей, что Хали Ванич — это Алекс Миш.

— Нам нужно было обезопасить наше дело.

— Вы сказали ей, что Миш пытается убить ее, чтобы защитить Кингов и его деньги, вложенные ими во что-то, но Кинги были уже мертвы. Защищать их было поздно.

— До вчерашнего дня мы ничего не знали об их смерти, Пайк!

— Так зачем же Ваничу было ее убивать? Я думаю, это вы, чтобы помочь Ваничу, убили Кингов и наводили его на девушку.

Пайк снова поднял пистолет, и Питман задергался, натягивая пластиковые путы. В глазах у него бился безумный страх попавшего в силки кролика.

— Мы не знали! Клянусь Богом, это правда! Нам было известно только одно — у Ванича и Кинга есть общие дела, но до самого столкновения машин мы не знали, что он в Лос-Анджелесе. Загляните в багажник, там лежит мой кейс. Я говорю правду…

Пайк вгляделся в Питмана, понял, что тот действительно говорит правду, взял ключи и открыл багажник. Кейс оказался запертым. Пайк вернулся с ним на переднее сиденье, взрезал крышку кейса ножом. Внутри без особого порядка лежали письма, меморандумы и папки с логотипами министерства юстиции и министерства внутренней безопасности.

— Стало быть, к Агентству по борьбе с организованной преступностью вы отношения не имеете, — сказал Пайк.

— Я работаю в министерстве внутренней безопасности. Посмотрите мои записи…

— Заткнитесь, Питман.

Пайк увидел памятные записки, касающиеся финансовых операций и слежки за Кингами, а с ними и другие — относительно связей Ванича с Бароне и иными названными и неназванными третьими сторонами из Южной Америки.

Он читал эти меморандумы, пока не усвоил всего, что в них содержалось, затем поднял взгляд на Питмана:

— Ванич зарабатывает деньги для террористов.

Питман кивнул:

— Говоря коротко — да. Самый большой источник финансирования организованного террора — это, если не считать дотаций со стороны государств Ближнего Востока, наркотики. Они покупают их, продают, вкладывают в них средства и получают прибыль. Это очень богатые негодяи. Не сумасшедшие, которые подрываются на собственных бомбах, — крупные организации. Как и любая другая военная машина планеты, они питаются деньгами и хотят получать их все больше и больше. Этим и занимается Ванич. Он их инвестиционный банкир. Вкладывает их деньги, получает прибыль, а затем скармливает ее машине.

— Через Кингов.

— Разнообразие вложений уменьшает их риск. Кинги отлично работали с недвижимостью, и Ванич вложил через них сто двадцать миллионов долларов — шестьдесят было получено от картелей, другие шестьдесят — прямиком из зоны военных действий. Мое задание состояло в том, чтобы найти эти деньги.

— И где они?

— Не знаю. Кинги перевели их на заграничный счет, но деньги в тот же день ушли с него, а куда — нам не известно. Может быть, поэтому Ванич их и убил. Хотел вернуть деньги.

— Выходит, все дело в недвижимости?

Питман рассмеялся, коротко и цинично:

— Все, что происходит в сегодняшнем мире, связано с недвижимостью, Пайк.

Пайк смотрел на Питмана и думал о прятавшейся в доме, что стоит в Эхо-Парке, Ларкин.

— Так почему же Ванич пытается убить ее?

— Я не знаю. Думал, что знаю. Считал, что все дело в Кингах. Я не знал, что Ванич будет пытаться убить ее.

— Вам следовало сказать ее людям, с кем они имеют дело.

Питман, похоже, не сразу понял, о чем говорит Пайк, но затем помотал головой:

— Я и сказал. Они знали, что это Ванич. Девушка не знала, но ее отец знал. Он попросил нас ничего ей не говорить. Мы устроили совещание на этот счет, Пайк, — ее отец, адвокат отца, наши люди. Мы не хотели настраивать против себя свидетельницу, которая согласилась сотрудничать с нами. Баркли сказал, что на нее положиться нельзя. Он и его адвокат посоветовали нам не говорить ей о Ваниче, пока она не начнет давать показания.

— Посоветовали? Отец девушки солгал ей?

— Она — особа не из самых стабильных. Любит привлекать к себе внимание.

Пайк почувствовал, как его пробирает дрожь — несмотря на то, что утро стояло теплое. Перед его внутренним взором мелькнула Ларкин, какой она была прошлым вечером — отчаянно стремившейся предостеречь отца. Требовавшей этого.

— Она же чокнутая, приятель, — сказал Питман. — Вы уже должны были понять это.

Пайк снова посмотрел на значок Питмана. И вспомнил о своем значке. Пайк пожертвовал им, чтобы помочь семье Возняка. Он любил свой значок и все, что тот олицетворял, однако семью Возняка любил сильнее. Семьи нуждаются в защите.

— Она всего лишь хотела сделать то, что считала правильным, — сказал Пайк.

Он спрятал пистолет:

— Ладно, мы закончили.

Питман натянул удерживавшие его руки шнуры.

— Разрежьте их, Пайк. И верните девушку домой. Мы сумеем ее защитить, а вы, может быть, даже поможете нам с Ваничем.

Пайк открыл дверцу машины:

— Вы привязаны к рулю. Вы и себя-то защитить не способны.

И он вылез из машины, забрав с собой ключи и значок.

Питман, поняв, что Пайк собирается уйти, задергался:

— Что вы делаете?

Пайк зашвырнул значок Питмана в реку.

— Только не значок! Пайк…

Тот отправил следом за значком и ключи.

— Пайк!

Но Пайк ушел, ни разу не обернувшись.

По дороге к девушке Коул заехал в свой офис, чтобы забрать распечатки вызовов. Знакомая из телефонной компании прислала ему по факсу двадцать шесть страниц со списками входящих и исходящих вызовов. Некоторые из связанных с ними номеров удалось идентифицировать. Коулу нужно было рассортировать эти номера, и тут ему могла помочь Ларкин. Девушка Коулу нравилась — занятная, умная, да еще и шуткам его смеется. Полный комплект, лучшего и желать не приходится.

Когда он вошел в дом, Ларкин лежала на диване, глядя в телевизор и слушая «ай-под».

— Как вам удается смотреть телевизор и одновременно слушать музыку? — поинтересовался Коул.

Она подкрутила регулятор «ай-пода»:

— А скажите, после 1980-го музыку писать совсем перестали?

— Мне требуется ваша помощь.

Она села, явно заинтересовавшись:

— С чем?

— С номерами телефонов. Нужно построить что-то вроде дерева звонков, которые делались с найденных Пайком телефонов и поступали на них. Мы будем отслеживать вызовы от одного телефона к другому, пока не определим человека, способного помочь отыскать Ванича.

Он усадил Ларкин за стол, выдал ей список номеров, указал те, что принадлежали Хорхе, Луису и человеку, который, как они полагали, и был Хали Ваничем. Объяснив ей, что нужно сделать, он уселся со своим сотовым на диван. Этим утром пришло сообщение от Марлы — дом 18187 принадлежал «Семейному трасту Таннеров», который владел и еще кое-какой крупной коммерческой недвижимостью, расположенной в центре Лос-Анджелеса, причем вся она была теперь выставлена на продажу. Дом 18187 был куплен доктором Уильямом Таннером в 1968-м, а в 1975-м дом стал собственностью трастового фонда. Руководила фондом старшая дочь Таннера, миссис Элизабет Литтл, она же осуществляла надзор за продажей недвижимости. Марла прислала Коулу и номера телефонов жившей в Брентвуде Элизабет Литтл.

Коул дозвонился до нее с первой попытки.

— Да, Элизабет Литтл слушает.

— Мое имя Элвис Коул. Я звоню по поводу выставленной вами на продажу недвижимости.

— Какой именно недвижимости?

— Складского помещения в центре города — дома 18187.

— А, да. Его купил мой отец. Мы сейчас расформировываем траст. Я постараюсь ответить на ваши вопросы, однако по поводу условий вам лучше обратиться к брокеру.

Говорила она совершенно нормально. Не как человек, сбывший с рук пару трупов или знающий кого-то, кто это сделал.

— Так вы работаете на покупателя?

— Совершенно верно.

— Тогда я должна сразу сказать вам одну вещь. Мы рассматриваем любые предложения, однако каждое из тех, которые мы принимаем, попадает в список запасных вариантов. Дело в том, что у нас имеется предварительная договоренность с покупателем, готовым приобрести все семь зданий, которые мы продаем. Впрочем, я думаю, что вашего клиента это беспокоить не должно. Срок действия договоренности вот-вот истечет.

— Кто-то покупает все семь домов сразу?

— При темпах, которыми растет цена на недвижимость в центре города, ничего удивительного. Вашего покупателя не заинтересует приобретение всех семи зданий?

— А о какой цене может идти речь?

— Двести миллионов. При сделках такого размера предварительные договоренности вещь обычная. Покупателю необходимо время, чтобы собрать деньги. Иногда сделка заключается, иногда срывается. Похоже, эта как раз и сорвется. И тогда нам придется продавать дома по отдельности.

— Я передам это моему клиенту. Каков срок договоренности?

— В данном случае четыре месяца. И по-моему, он истекает — э-э, дайте сообразить — через четыре дня.

— Еще один вопрос: вы не могли бы назвать мне имя вашего покупателя?

— Могу, конечно. Холдинговая компания «Стенторум».

Коул записал название холдинга в блокнот. Он закрывал крышку телефона, когда в дом вошел Пайк.

Девушка прощебетала:

— Привет!

— Здорово! — сказал Коул.

Пайк постоял в двери, не шевелясь и не произнося ни слова. Он и всегда-то выглядел странно, однако сегодня странного в нем было больше, чем обычно. Что-то случилось, понял Коул.

Пайк ушел из гостиной в ванную комнату. Тоже странно.

Коул снова открыл телефон, набрал номер справочной:

— Будьте добры, мне нужен список телефонов холдинговой компании «Стенторум». Она находится в Лос-Анджелесе.

Ларкин подняла на него взгляд:

— Это одна из компаний отца.

Компьютер справочной начал диктовать номера телефонов. Коул записывал их, не сводя при этом глаз с девушки. Закончив, он подошел к столу.

— Компания «Стенторум» принадлежит вашему отцу?

— Теоретически и мне тоже. Это одно из наших семейных предприятий.

Из ванной вышел Пайк. Рубашки на нем не было, он явно отскребал свое тело губкой, словно желая смыть с себя то, что с ним произошло. Грудь его покрывала паутина старых шрамов — там, где в нее входили пули. Он натянул на себя майку.

— Ты нам нужен, — сказал Коул.

Пайк подошел к ним:

— Что?

— Отцу Ларкин принадлежит холдинговая компания под названием «Стенторум». Компания пытается купить дом 18187, плюс еще шесть, принадлежащих собственнику этого дома. Предварительная договоренность о покупке была заключена четыре месяца назад.

Коул примолк, глядя на Пайка, ожидая от него сигнала, который сказал бы, что следует говорить Ларкин, а чего не следует.

Она потрясла головой:

— Что это значит? Отец покупает тот дом? Тот, в котором мы нашли трупы?

Пайк протянул к ней через стол руку, открытой ладонью кверху. Ларкин положила на ладонь пальцы. Пайк, сжав их, сказал:

— Слушайте меня внимательно, ладно? И возьмите себя в руки, потому что я вам скажу кое-что похуже.

Ларкин взглянула на Коула, потом снова на Пайка. И с мрачной решимостью кивнула:

— Давайте, вываливайте.

— И ваш отец, и Гордон Клайн знали, что тот человек не Миш, а Хали Ванич. И договорились с Питманом о том, что вас он будет держать в неведении. По словам Питмана, идея принадлежала вашему отцу.

Ларкин стискивала ладонь Пайка до тех пор, пока на собственной ее ладони не выступили сухожилия, однако лицо девушки оставалось неподвижным.

— Почему они так поступили?

— Не знаю.

— Они вели общие дела — мой отец и те отвратительные люди?

— Мы можем только догадываться, — сказал Коул. — Но мы спросим его об этом.

— Я выросла среди бизнесменов! Я знаю, что такое деловой конфликт! Они не могут довести сделку до конца, а это значит, что кто-то прикарманил деньги. Ванич убил Кингов. Теперь ему нужна я и мой… — Она запнулась. — Неужели отец?..

Коул ее вопроса не понял, но Пайку смысл его, похоже, был ясен.

— Я выясню, — пообещал он.

Загорелое лицо Ларкин побледнело, в ее светлых глазах появилось выражение боли, которую испытывает раздавленный человек, тот, из чьего сердца вырывают последние остатки любви.

— Я не хочу этого знать. Прошу вас, не выясняйте.

Теперь и Коул понял, о чем она спросила Пайка: был ли отец тем, кто указывал Ваничу, где ее найти?

— Мы строим слишком много догадок, — сказал Коул. — Давайте все-таки вести себя как детективы.

Он направился к двери. Пайк последовал за ним.

Ларкин смотрела в спину уходившему Пайку, — переступив порог, он обратился в темный силуэт в проеме двери. Большой мужчина, но не гигант. Роста, скорее, среднего. В рубашке с опущенными рукавами и с повернутым в сторону лицом он выглядел человеком трогательно обыкновенным, и от этого она любила его лишь сильнее.

Когда он, дернув на себя дверь, оглянулся, Ларкин увидела его словно опустевшее лицо, затем дверь закрылась.

— Сделай все правильно. Пожалуйста, сделай все правильно, — сказала она пустой комнате.

Сейчас ей было намного страшнее, чем в те минуты, когда люди из Эквадора открывали стрельбу. Если отец отказался от нее, ее ждет одиночество, которого она прежде и представить себе не могла. Ларкин казалось, что она покинула собственное тело. Она чувствовала только страх, ничего больше. Наверное, она должна была ощущать гнев или презрение, но теперь словно щелкнул некий переключатель, и внутри у нее осталась лишь пустота.

Она зашла в ванную комнату, посмотрела на себя в зеркало. Ей хотелось понять, отразилась ли на ее лице пустота, подобная той, какую она увидела на лице у Пайка. Сказать что-либо с определенностью она не смогла.

— Мне все равно, — произнесла она.

Ей все равно, что он сделал. Он — ее отец. Если Пайку удавалось терпеть своего отца, сможет терпеть своего и она.

Ларкин возвратилась к столу, взяла список телефонных номеров, нашла номер Хали Ванича и принялась отыскивать его по всем двадцати шести отпечатанным в один интервал страницам. Каждую свою находку она помечала. Просмотрев список до конца, она вернулась к его началу и стала выписывать номера, на которые звонил Ванич.

Ларкин нашла его внизу второй страницы. Она знала, что это за номер, он был хорошо знаком ей. Ванич звонил в штаб-квартиру компании ее отца. «Компании Баркли».

Комната расплылась у нее перед глазами, и она поняла, что плачет — но без всхлипов, плакал словно бы кто-то другой, а она наблюдала за ним со стороны.

Пайк и Коул оказались правы. Отец был связан с этими людьми, и теперь им обоим, и Пайку, и Коулу, грозила опасность. Ванич пытался использовать ее, чтобы получить что-то от отца или чтобы наказать его, но, так или иначе, своего он все еще не добился.