на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



3

Слушание проходило в новой пристройке к зданию Высшего суда. Боб привык к старым судебным залам, к их усталому величию, а это помещение с новенькими деревянными панелями на стенах напоминало безликие дома, которые штампуют из готовых блоков. Как будто суд решили провести в чьем-то подремонтированном гараже.

Люди рассаживались по местам, невзрачная молодая женщина в продолговатых очках положила бумаги на стол обвинителя и подошла к окну. На ней было бежевое платье и зеленый жакет, на ногах лакированные бежевые туфли на низком каблуке, и Боб – который по газетным фотографиям узнал в женщине помощницу генерального прокурора Диану Додж – умилился ее неприкрытому и робкому желанию выглядеть стильно. В Нью-Йорке так не одевались, только не зимой, а может, и вовсе никогда – но она и не жила в Нью-Йорке. Диана Додж отвернулась от окна и с поджатыми губами вернулась к своему столу.

Сьюзан надела темно-синее платье, но в зале суда не стала снимать пальто. На первом ряду сидели два фотографа в объемистых куртках. Кроме них присутствовали еще два журналиста. Зак был в костюме, купленном в «Сирз», коротко подстриженный и бледный как мел. Вместе со всеми он встал, когда появился круглоплечий судья. Судья занял свое место над скамьей и важным и повелительным голосом прочел, что Зак Олсон обвиняется в нарушении права на свободу вероисповедания, гарантированного Первой поправкой к Конституции…

И началось.

Встала Диана Додж, сплела пальцы рук за спиной. На удивление юным голосом она вызвала на свидетельскую кафедру полицейских, которые в тот вечер прибыли по вызову в мечеть. Задавая вопросы, Диана Додж расхаживала туда-сюда. Она была похожа на школьницу, получившую главную роль в пьесе; отличницу, которую так часто хвалили, что вся ее хрупкая фигурка излучала непрошибаемую уверенность. Полицейские отвечали без особого энтузиазма; они находили ее апломб неубедительным.

Следующим вызвали человека по имени Абдикарим Ахмед. На нем была синяя рубашка, брюки-карго и кроссовки, однако сразу чувствовалось, что он иностранец. Свидетель изъяснялся по-английски с сильным незнакомым акцентом и до того плохо, что потребовался переводчик. Абдикарим Ахмед рассказал, как свиная голова влетела в мечеть во время молитвы, как маленький мальчик потерял сознание, о том, что ковер по закону ислама необходимо очистить семь раз, потому что на новый у мечети нет денег. Он говорил без эмоций, устало и осторожно, глядя при этом на Зака, Боба и Чарли. У него были большие темные глаза и кривые желтые зубы.

Те же показания дал Мохаммед Хуссейн. Зная английский получше, он говорил с большим жаром и сообщил, что выглянул из дверей мечети, но никого не увидел.

– Вы были напуганы, мистер Хуссейн?

– Очень напуган.

– Вы предполагали, что вам угрожают?

– Да. Мы и сейчас не можем жить спокойно.

Отклонив протест Чарли, судья позволил мистеру Хуссейну рассказать о лагерях в Дадаабе, о «шифта» – бандитах, которые нападали по ночам, грабя, насилуя и убивая. Свиная голова в мечети вызвала у них страх не меньший, чем они испытывали в Сомали и Кении, где в любой момент, за любыми ежедневными хлопотами на человека могли напасть и убить.

Бобу хотелось закрыть лицо руками. Хотелось сказать – послушайте, все это ужасно, но вы только взгляните на этого парня. Он ничего не знает о лагерях беженцев. Его с самого детства шпыняли и били другие дети, здесь, в Ширли-Фоллс, где нет никаких бандитов. Те, кто его обижал, были для него все равно что бандиты. Разве вы не видите, он просто несчастный забитый недотепа!

Но сомалийцы были тоже несчастны. Особенно тот, который выступал первым. Сойдя с кафедры, он сел на свое место в зале и сидел, не поднимая головы. Боб смотрел на его профиль и видел, что этот человек смертельно устал. Маргарет Эставер говорила, что многие сомалийцы хотели бы работать, но не могут – пережитое слишком сильно ударило по их психике. Говорила, что они живут в той части города, где собрались торговцы наркотиками и торчки, и прямо тут, в Ширли-Фоллс, им угрожали, их грабили, на женщин для смеха натравливали питбулей. Маргарет все это ему рассказала, а потом спросила, чем она может помочь Сьюзан и Заку. Вытянув шею, Боб огляделся – и конечно же, вот она, здесь, стоит в дальнем конце зала. Они едва заметно кивнули друг другу, как принято у людей, знакомых очень давно.

Вызвали Зака.

Диана Додж без остановки строчила в блокноте, пока Зак, отвечая на наводящие вопросы Чарли, излагал свою историю. Он поехал на бойню в Уэст-Аннетт, надеясь подружиться с сыном ее владельца, они вместе работали в «Уолмарте»; нет, они еще не были друзьями, просто этот парень пригласил Зака как-нибудь к нему заглянуть. Нет, он ничего не слышал о новых правилах забоя скота, введенных для борьбы с коровьим бешенством. Он не знал, что животных с позвоночником забивают особым образом, а их головы отделяют и используют как приманку для койотов и медведей; он не знал, каких именно животных отправляют на эту бойню. Он взял голову свиньи, потому что она там была; нет, он ее не покупал, сын владельца отдал ее просто так; он привез голову домой и положил в холодильник; он собирался найти ей применение на Хэллоуин, затем передумал и отнес к мечети; это была просто глупая шутка; он не знал, что это мечеть, просто видел, что в этот дом часто ходят сомалийцы; он выронил свиную голову, и она укатилась; ему очень стыдно, что так вышло, и он больше не будет.

Вид у Зака был виноватый. Давая заранее подготовленные ответы, он выглядел очень юным и жалким. Чарли сказал, что у него больше нет вопросов, и сел.

Встала Диана Додж. Лоб у нее блестел от пота. Поправив на носу очки, она заговорила высоким голосом. Правильно ли я понимаю вас, мистер Олсон? Однажды вы просто решили, что вам может пригодиться свиная голова. Вы поехали на бойню, нашли там голову, привезли домой, и вот теперь сидите перед нами и под присягой утверждаете, что сделали это просто так, без всякой цели.

Перепуганный Зак облизывал губы.

– Она там просто валялась…

Судья спросил его, не нужно ли ему воды.

– О… Э-э… Нет, сэр.

– Вы уверены?

– Э-э… Можно, наверно… сэр… В смысле, ваша честь.

Принесли стакан воды, Зак попил и опустил стакан, явно не зная, куда его теперь поставить, хотя на кафедре было полно места. Боб покосился на Сьюзан. Она сидела, не сводя глаз с сына.

– Значит, вы специально поехали за свиной головой на бойню, принадлежащую отцу вашего друга, который вам не то чтобы друг?

– Нет, сэр. То есть мэм. Нет, мэм, я просто так туда поехал.

Руки у Зака дрожали так сильно, что он пролил воду и тут же посмотрел на свои штаны. Тогда Чарли Тиббетс встал, забрал у него стакан, поставил справа от него на кафедру и сел на место. Судья еле заметно кивнул, давая знак продолжать.

– Но вы не взяли там баранью голову или коровью, или козью. Вы взяли голову свиньи, правильно?

– Там не было других голов. Из-за коровьего бешенства положено отдельно забивать…

– Отвечайте на вопрос. Да или нет? Вы взяли именно голову свиньи?

– Да.

– И сами не знаете почему… Видимо, ждете, что мы в это поверим?

– Да, мэм.

– Серьезно? Вы считаете, что это похоже на правду?

Встал Чарли. Протестую.

Диана Додж медленно повернулась вокруг себя и продолжила:

– Вы положили свиную голову в холодильник в доме своей матери?

– Да. В тот, который в подвале.

– А ваша мать была в курсе, что вы храните там свиную голову?

Встал Чарли. – Протестую, мистер Олсон не может знать этого наверняка.

И Зак не ответил, что холодильник много лет стоял без дела, мать не использовала его с тех самых пор, как отец бросил семью и уехал искать свои корни в Швецию, и ей стало некому готовить, кроме тощего сына, так что не нужен стал большой холодильник, купленный после свадьбы с тогда еще молодым мужем из Новой Швеции – не настоящей, а той, которая в Мэне, а теперь этот муж не находит времени даже позвонить сыну, разве что иногда черкнет пару строк по электронной почте…

Боб сидел весь на взводе, сжимая кулаки на коленях. Холодная Сьюзан вышла замуж за холодного человека родом из земель таких же холодных, как и ее собственные. И вот их сын сидит с мытыми ушами и оправдывается:

– Голова начала таять в руках и выскользнула. Я не хотел никого обидеть.

– И вы хотите, чтобы я поверила – чтобы суд поверил, будто вы и понятия не имели, что ваша свиная голова закатится в мечеть? Вы, значит, просто решили прогуляться вечерком по Грэтем-стрит и подумали, а отчего бы не прихватить с собой мороженую свиную голову?

Встал Чарли. – Ваша честь, она…

Судья кивнул, поднял руку.

Диана Додж продолжала гнуть свою линию.

– То есть вы это мне хотите сказать?

– Извините, – проговорил Зак в замешательстве. – Вы не могли бы повторить вопрос?

– Вы знали, что в том доме часто собираются сомалийцы, но не знали, что это мечеть, место, где они молятся? Вы думали, что бросив туда свиную голову, вы никого не обидите?

– Я очень жалею, что подошел к дверям. Я правда не хотел ничего плохого.

– И вы считаете, что я в это поверю? Что судья в это поверит? Что поверят Абдикарим Ахмед и Мохаммед Хуссейн?

Она взмахнула рукой, указывая на сидящих в зале сомалийцев. Зеленый жакет на секунду распахнулся, приоткрыв бежевое платье на маленькой груди.

Встал Чарли. – Ваша честь…

– Обвинитель, пожалуйста, перефразируйте вопрос.

– Вы считаете, что мы в это поверим?

Зак растерянно посмотрел на Чарли, тот практически незаметно кивнул.

– Отвечайте на вопрос, мистер Олсон.

– Я не хотел никого обидеть.

– А знали ли вы – ну конечно, вы знали, что все это произошло в период Рамадана, самого священного времени для мусульман?

Встал Чарли. – Протестую, это травля.

– Переформулируйте вопрос.

– Вы знали, что свиная голова выскользнула из ваших рук и укатилась в мечеть в священный месяц Рамадан?

Диана Додж поправила на носу очки и опять сплела пальцы за спиной.

– Нет, мэм. Я даже не знал, что такое Рамадан.

– Распространялось ли ваше невежество на тот факт, что мусульмане считают свинью нечистым животным?

– Извините. Я не понял вопроса.

И так продолжалось долго, очень долго, пока Диана с Заком не покончила, и не пришла очередь Чарли снова задавать вопросы. Как и прежде, он обращался к подзащитному тихим и спокойным голосом.

– Зак, до инцидента вы что-нибудь слышали о Рамадане?

– Нет, сэр, не слышал.

– А когда вы о нем узнали?

– Уже потом, в газете прочитал.

– Что вы почувствовали, когда узнали?

– Протестую! Вопрос не имеет отношения к делу.

– Ответ имеет прямое отношение к делу. Если моего клиента обвиняют в…

– Я разрешаю вам ответить, мистер Олсон.

Чарли повторил вопрос:

– Что вы почувствовали, узнав, что это происшествие случилось во время Рамадана?

– Мне стало очень стыдно. Я никого не хотел обидеть.

Судья обратился к Чарли:

– Это мы уже выяснили, переходим дальше.

– Вы не знали, что в целях борьбы с коровьим бешенством позвоночных животных забивают особым образом?

– Не знал. Я не знал, что у свиньи позвоночник не доходит до головы.

Протестую!!! Диана Додж чуть ли не провизжала это.

– А что вы планировали сделать со свиной головой, когда она оказалась в вашем распоряжении?

– Хотел прикольнуться на Хэллоуин. Думал, может, на крыльцо посадить.

– Ваша честь! Эти показания мы уже слышали! Как будто их правдоподобность с повторением может увеличиться!

Диана Додж скорчила такую глумливую мину, что на месте судьи Боб оштрафовал бы ее за оскорбительное поведение.

Но судья с ней согласился, и Заку наконец позволили сойти с кафедры. Красный, как рак, он сел рядом с Чарли.

Объявили перерыв, судья удалился принимать решение. Боб снова отыскал глазами Маргарет Эставер. Потом вместе с Заком, Сьюзан и Чарли Тиббетсом вышел в маленькую комнатку, где подсудимому полагалось ждать вынесения вердикта. Они сидели там в полном молчании, только Сьюзан один раз спросила Зака, не нужно ли ему чего. Зак, не поднимая глаз, помотал головой. Потом в дверь постучали, и они вернулись в зал суда.

Судья попросил Зака встать. Зак поднялся, щеки у него стали пунцовые, как помидоры, по лицу каплями катился пот. Судья объявил его виновным в нарушении гражданских прав: его действия содержали в себе угрозу насилия и нарушали право на свободу вероисповедания, гарантированное Пятой поправкой к Конституции. Ему запрещено подходить к мечети ближе чем на две мили, кроме как для встречи со своим адвокатом. Ему запрещено вступать в любые контакты с сомалийским сообществом. В случае нарушения этих запретов ему грозит штраф в размере пяти тысяч долларов и тюремное заключение на срок до одного года. Тут судья снял очки, посмотрел на Зака мягко (и от этого почти издевательски) и произнес:

– Мистер Олсон, в настоящий момент в нашем штате подобные запреты действуют в отношении двухсот человек. Шестеро их нарушили. И все эти шестеро сейчас в тюрьме. – Он подался вперед, тыча в сторону Зака пальцем. – Так что если вы предстанете перед судом повторно, молодой человек, извольте прихватить зубную щетку. Больше вам ничего не понадобится. Объявляю заседание закрытым.

Зак обернулся к матери. У Боба дрогнуло сердце. Он никогда не забудет испуг в глазах этого мальчишки.

Как не забудет и Абдикарим.


Маргарет Эставер ждала в коридоре, стоя в сторонке. Боб похлопал Зака по плечу.

– Я скоро буду.

Некоторое время они с Маргарет молча ехали по улицам Ширли-Фоллс, пока Боб наконец не заговорил:

– Решение было принято еще до того, как заслушали показания. Диана Додж просто хотела его помучить.

– Вы правы.

Они ехали вдоль реки, по правую руку тянулись заброшенные здания старых фабрик. Над пустующими парковками раскинулось светло-серое небо.

– И она делала это с удовольствием. Прямо наслаждалась процессом.

Маргарет не ответила. Боб встретил ее обеспокоенный взгляд.

– Вы сами видели, Зак несчастный парень.

Под ногами валялись две пустые банки из-под газированой воды и скомканный бумажный пакет. Маргарет извинилась за беспорядок, когда Боб садился в ее машину.

– Он умеет задеть за живое. – Маргарет свернула к муниципальному колледжу. – Не знаю, говорил ли вам Чарли… Я про Джима.

– Про Джима? А при чем тут Джим?

– Он тут многих обидел. Я знаю, он хотел помочь. Но он выступил так хорошо, что Дик Хартли на его фоне выглядел дураком. А хуже всего то, что Джим сразу ушел.

– Джим всегда сразу уходит.

– Ну… – Маргарет чуть пожала плечами. – В Мэне так не принято. – Ее волосы были собраны в свободный узел, и выпавшие из него пряди частично скрывали лицо. – Если вы помните, следом за ним выступал губернатор, он уже начинал говорить, когда Джим ушел, и это восприняли как знак неуважения. Я просто передаю вам, что слышала. – Маргарет притормозила перед знаком «стоп». – Ну и конечно, – добавила она тихо, – губернатор выступил не так красноречиво.

– Никто не может тягаться с Джимом в красноречии. Это его конек.

– Да я уж поняла. В общем, его выступление вызвало недовольство в Огасте[8]. У меня есть знакомые в прокуратуре штата. Говорят, Дик Хартли много недель себя накручивал, а потом дал Диане отмашку заявить о нарушении гражданских прав, как только будет возможно доказать, что в своих действиях Зак руководствовался ненавистью к сомалийцам. Джим ведь лично позвонил Диане? И она, конечно, еще больше разозлилась. Думаю, это частично объясняет ее действия.


Боб смотрел в окно на проплывающие мимо домики. Тут и там на дверях еще висели рождественские венки.

– А в местной газете об этом что-нибудь писали? Джим ее в Интернете читает.

– Нет. Думаю, это обсуждалось только в кулуарах. И вот какая штука… Вы слышали показания Мохаммеда и Абдикарима. Для них случившееся на самом деле было ужасно. Но дело в том, что сегодняшнее решение суда может побудить и федеральную прокуратуру принять меры. Некоторые сомалийцы до сих пор от них этого требуют.

– Господи… – простонал Боб и тихо добавил: – Прошу прощения.

– За что?

– Что поминаю Господа всуе.

– Вы серьезно?! – Маргарет посмотрела на него и закатила глаза. – Джерри О’Хар не хотел, чтобы генеральная прокуратура штата предъявила Заку такое обвинение, – сообщила она, снова разворачивая машину, чтобы вернуться в город. – Он не хотел того, что произошло сегодня. Он вроде бы давно знает Сьюзан. И считает, что Зак уже наказан достаточно. Но… – Она чуть пожала плечами. – Люди вроде Рика Хаддлстона из Комитета по борьбе с расовой диффамацией не хотят ничего спускать с рук. И, положа руку на сердце, я бы тоже считала, что это нельзя спускать с рук, если бы речь шла не о Заке.

– Но речь-то именно о Заке…

Боб не мог отделаться от ощущения, что знает эту женщину очень давно.

– Да… – грустно произнесла Маргарет и вздохнула: – Ой-вэй…

– Что вы сказали? Ой-вэй?

– Да. Один из моих мужей был евреем, вот нахваталась у него словечек. Он вообще изъяснялся очень выразительно.

Они проехали мимо школы. Спортивные площадки вокруг нее были завалены снегом. На фасаде красовался транспарант: «ШЕРШНИ, ВПЕРЕД! ОБЫГРАЙТЕ ДРАКОНОВ!»

– А что, у вас было много мужей?

– Двое. С первым, евреем, мы познакомились в колледже, в Бостоне. До сих пор дружим. Он очень хороший человек. Потом я вернулась в Мэн и снова вышла замуж, но брак скоро распался. И вот к пятидесяти годам у меня за плечами два развода. Полагаю, моя репутация теперь подмочена.

– Ну что вы! Для кинозвезд два развода – это только начало.

Маргарет остановила машину у дома Сьюзан.

– Но я не кинозвезда. – Улыбка у нее была искренняя, лукавая и немного грустная. – Что ж, рада вас встретить, Боб Берджесс. Если чем-то могу помочь, звоните.


Зак и Сьюзан сидели за столом на кухне, как будто дожидались его.

– Мы надеялись, у тебя есть что выпить, – сказала Сьюзан.

В темно-синем платье она смотрелась взрослой. Будто она здесь за главную.

– Да, в сумке. Вы не искали? Я купил вина и виски по дороге из аэропорта.

– Я так и думала. Но в сумку не лазила. В нашем доме не принято шарить по чужим вещам. Я бы выпила немного вина. И Зак тоже.

Боб разлил вино в стаканы для воды.

– Может, тебе лучше виски, Зак? У тебя был тяжелый день.

– Я боюсь, что от виски мне будет плохо. Один раз уже было.

– Когда это? – встрепенулась Сьюзан. – А ну выкладывай!

– В восьмом классе. Вы с папой отпустили меня на вечеринку к Тафтам. Все пошли в лес и пили там, как ненормальные. Я думал, что виски это вроде пива, ну и выпил залпом. А потом меня стошнило.

– Бедный мой… – Сьюзан потянулась через стол и погладила сына по руке.

– Каждая вспышка фотоаппаратов для меня была как выстрел. – Зак смотрел в стакан. – Как будто в меня стреляют настоящими пулями. Щелк-щелк. Просто ужас. Я из-за этого воду пролил. – Он поднял глаза на Боба. – Я все испортил, да?

– Ничего ты не испортил, – ответил Боб. – У этой женщины куриные мозги. Все уже кончилось. Забудь.

Солнце клонилось к закату. Бледный луч падал через окно на стол, на пол. И было довольно приятно сидеть на кухне с сестрой и племянником и пить вино.

– Дядя Боб, а вы, типа, втюрились в эту священницу?

– Втюрился?

– Ну да. На вид так и есть. – Зак пожал плечами. – Уж не знаю, могут ли старые люди влюбляться…

– Могут. Хотя я не влюбился.

– А вот и врете. – Зак вдруг улыбнулся во весь рот. – Проехали. – Он хлебнул вина. – Я так хотел домой. Сидел там и все время думал, как же я хочу домой.

– Ну, вот ты и дома, – сказала Сьюзан.


предыдущая глава | Братья Берджесс | cледующая глава