Спустя два дня. Побережье Нормандии.

– И где этого Зубкова черти носят? – капитан Нечихаев требовательно смотрел на Дениса Давыдова. – Все мыслимые сроки вышли, а Георгий Всеволодович до сих пор не соизволил заявиться. Опаздывает!

– Задерживается, – поправил Мишку Денис Васильевич. – Шторм, туман, неизбежные на море случайности, то да сё…

– Не выгораживайте. За неделю досюда можно даже на вёслах дойти, а у него машина.

– Появится, куда денется.

– Угу, а я пока буду миномёты репой заряжать. Оружие массового поражения – англичане попросту умрут со смеху.

Для претензий капитана Нечихаева имелись веские основания – подходили к концу боеприпасы, а мины с новым веществом уже не оказывали прежнего воздействия на неприятеля. Нет, они всё так же вызывали жуткий понос на две недели, но не возникала былая паника. Разобрались. Собаки…

Первое время противник пребывал в растерянности и, что самое главное, с большой охотой принялся уничтожать сам себя. Незаражённые отстреливали больных, дристуны более-менее успешно защищались, дезертиры воевали против первых и вторых… Сейчас тяжелее – начались массовые выздоровления. Мало того, излечившиеся приобрели стойкое безразличие к последующим обстрелам, и междоусобица окончательно сошла на нет. Плохо…

– Георгий Всеволодович обязательно придёт! – судя по тону, Давыдов пытался убедить в первую очередь себя.

– Да, а мы уподобимся трёмстам спартанцам.

– На самом деле их не существовало, а басню про Фермопилы придумал Геродот. Или Гомер, точно не помню. Хотя может быть и Аристотель.

– Гомер жил раньше.

– Для вымышленных персонажей это несущественно. Вот я тоже пишу книгу о будущем.

– Дадите почитать?

– Ну, как сказать…

– Стесняешься! – Мишка по старой привычке перешёл на фамильярное обращение. – О чём она?

– Обыкновенная фантазия. И про войну, конечно.

– Война обязательна?

– Я кроме неё и не видел ничего толком в жизни. Не о любви же писать? Вот представь, Миша, напишу роман о женщине, из-за несчастной любви и осуждения обществом бросившейся под поезд…

– Поезд на конной тяге? И при скорости четыре с половиной версты в час?

– Вполне приемлемое допущение в литературе. Но дело не в том, Миша! Кто будет сие читать?

– Если под поезд, то читать не будут, – согласился Нечихаев. – Её нужно застрелиться из дуэльного пистолета, лучше дробью. Или кто-то пусть её топором зарубит – публика любит кровь и жестокость.

– Эх, – тяжело вздохнул Денис Васильевич. – Лучше про войну.

Капитан третьего ранга постеснялся сказать другу, что рукописи уже заняли половину шкафа в каюте. Там всякое. Есть истории про битвы воздушных шаров, про полёты из пушки на Луну, про подводную… Нет, про неё пока нельзя – недавние испытания потаённого судна хоть и закончились полной неудачей, но до сих пор окутаны завесой секретности. Про подводные лодки нельзя.

Можно о самодвижущихся бронированных механизмах на паровом ходу, о летающих машинах, построенных по чертежам Леонардо… даже о ракетах, способных достичь Нового Света и там взорваться. Но нельзя давать это на прочтение Нечихаеву – засмеёт.

Отцы командиры встретились не просто так – обеспокоенный малым запасом патронов и мин, капитан решил лично прибыть на фрегат, чтобы уполовинить тамошний боезапас. Всех Других Давыдов отправлял несолоно хлебавши, а теперь пусть попробует отказать давнему другу!

– Денис, я тебе по двадцать выстрелов оставлю и три десятка ракет. Всё равно скоро уходишь.

– Побойся Бога, Миша! – командир "Баламута" в волнении подскочил с бревна, служащего лавкой у зажжённого костра. – Мне чем воевать?

– Ракет хватит, чтобы отбиться, тем более пушка есть.

– К ней два снаряда.

– В Кенигсберге или Риге пополнишь запас. Штуцера трофейные дам, надо?

– А себе их чего не оставишь?

– Смеёшься?

– Ладно, по сорок патронов на ствол мне хватит, – сдался Давыдов.

– Мы не на базаре! А встретишь в море Зубкова – заберёшь в счёт нашей доли.

– Встречу, как же… – капитан третьего ранга плюнул в костёр. – Знать бы только, где его черти носят.