Глава 15

– Никакая война не может помешать человеку получать от жизни маленькие радости! – купец первой гильдии Полуэкт Исидорович Воронихин закончил речь на этой торжественной ноте, а потом достал из кармана огромный клетчатый платок и шумно высморкался, испортив всё впечатление. – Прошу прощения, господа, небольшая простуда.

– Так-то оно так, – согласился с предложением хлебопромышленник Бугров, задержавшийся в псковской глуши случайно, и тоскующий по оставленным без присмотра в Вологде паровым мельницам. – Но бал есть вещь серьёзная, и не хотелось бы оконфузиться перед господами гусарами. После столичных развлечений не покажется ли им наш праздник пошлыми деревенскими посиделками под балалайку?

– Зря вы так, Пантелеймон Викентьевич, – Воронихин вынул ещё один платок и промокнул пот со лба. – У нас, конечно, не итальянские кастраты поют, но вполне… Да, вполне! Впрочем, мы не о том говорим. Что во все времена является украшением любого бала?

– Хорошее вино в достаточных количествах? – оживился молчавший доселе судовладелец Поцелуев, и его красное лицо осветилось мечтательной улыбкой.

– Нет, красивые женщины!

– Ну-у-у, это неинтересно.

– Кому как.

– И всё же, Полуэкт Исидорович, ваш зять должен принять посильное участие… шампанским там, или бургонским… Как, кстати, здоровье поручика?

– Спасибо, Иван Фёдорович, он уже оправился от ран и вступил добровольцем в действующую армию.

– Как, и сумел пройти переаттестацию? – удивился Поцелуев. – В таком-то возрасте!

– А что? – вмешался Бугров. – Аполлон Фридрихович ненамного старше нас будет, а мы ещё те рысаки! Мы ещё ничего.

– Нет, переаттестацию не прошёл, – немного смущённо признался Воронихин. – Но согласитесь, господа, в нынешние времена и чин временного лейтенанта многого стоит.

Судовладелец едва заметно поморщился, стараясь скрыть досаду на не в меру хвастливого Полуэкта Исидоровича. Нет, в самом деле Воронихин излишне чванится удачным замужеством старшей дочери и дворянским происхождением зятя. Собственно, он наверняка и задумал бал, потому что положил глаз на гусарского командира старшего лейтенанта Нечихаева. Как же… младшенькой на рождество ровно шестнадцать стукнет, самая пора озаботиться достойной партией. Михаил Касьянович достойнее некуда – молод, пригож собой, в чинах, орденами не обделён, генералом Борчуговым за сына признан, сестру сама государыня в крестницах числит.

И ведь не откажешь – дело задумано патриотичное. В газетах потом распишут, как в окружённом неприятельскими войсками имении Ивана Фёдоровича Поцелуева не предались унынию, а напротив, воодушевляли воинов на ратные подвиги. Да, так и напишут! И никуда не денется Полуэкт Исидорович, согласится провести бал здесь – бывшая усадьба князей Мещерских самая большая в уезде, и танцевальная зала поспорит размерами с таковыми же в иных дворцах обеих столиц.

– Музыкантов где возьмём?

– Музыкантов? – переспросил Воронихин. – Аполлон Фридрихович давеча говорил, будто целый французский оркестр пленили.

– Откуда он взялся?

– Так Европа-с… с удобствами воевать изволят. Да не беспокойтесь, неделя впереди есть, откормятся немного, и сыграют наилучшим образом.

– Хоть на этом экономим.

– Да, но по тысяче рублей придётся сложиться.

– Однако! – пробасил впечатлённый грядущими расходами Бугров. – Почему так много?

– Остатки средств пойдут на пополнение отрядной казны.

– И всё равно…

– А я согласен! – Поцелуев хлопнул ладонью по столу. – Кладу полторы тыщи, но про хорошее вино с Аполлоном Фридриховичем поговорите обязательно. Не знаю, как в высшем свете, а у нас балы на трезвую голову не делаются.