Всё тот же Лондон. Несколько часов спустя.

Лондонский порт не самое лучшее место для прогулок. И хотя за последние несколько лет он пришёл в некоторый упадок, вызванный значительным уменьшением поступающих грузов, но тем не менее не утратил дурной репутации. Прибежище мерзавцев и подонков со всего мира не гарантировало безопасности даже своим постоянным обитателям, а чужих попросту проглатывало, не оставляя следов. Вот пришёл человек, переступил невидимую черту… и всё. Если увидит его кто потом рабом на плантациях Ямайки или Барбадоса, то не узнает. Или узнает, но не подаст виду – у порядочного англичанина нет знакомцев среди рабов и прочего отребья.

Но неизвестного, шагающего в темноте с целеустремлённостью, делающей честь его храбрости, мало интересовали судьбы незадачливых предшественников. Походка выдавала в нём привычку к преодолению жизненных трудностей. И, скажем так, привычку преодолевать их при помощи абордажной сабли и пары пистолетов. Не исключался и мушкет, но сегодня такового не видно – не принято в наш просвещённый век ходить по городу с мушкетом.

Размытая тень отделилась от стены, а из-за спины донёсся стук тяжёлых башмаков. Лондонские ночные джентльмены в отличие от французских или испанских собратьев по ремеслу предпочитали обходиться без опереточных сценок вроде предоставления права выбора между жизнью и кошельком, обычно их интересует и то и другое. Видимо припозднившийся гуляка знал об этой милой привычке, так как не дожидаясь нападения (намеренье напасть разве не оно и есть?), выстрелил в первого загородившего дорогу. Тут же обернулся, чтобы двумя пулями успокоить остальных. Да, к глубокому удивлению грабителей, если они успели его почувствовать, пистолет предполагаемой жертвы не требовал перезарядки.

– Надоело, в самом деле, – бормотал под нос неизвестный, ощупывая лежащие тела на предмет признаков жизни. – Я им не нанимался улицы от разной погани чистить. Или пусть Александр Христофорович отдельно доплачивает.

Небольшой компенсацией за неприятную минуту стали несколько шиллингов и целая пригоршня мелочи, перебравшиеся в карман удачливого ворчуна. А что такого? В опасной работе каждая лишняя монетка может стать оружием, да и следы ограбления нужно оставить. И вообще, денег много не бывает, тем более на благое дело.

Этот вроде ещё не труп? Зря он так… Извини, приятель, но твои товарищи обидятся, если ты к ним не присоединишься – сковородки в аду рассчитаны как раз на троих.

Неизвестный вытер нож о чужую одежду и прислушался. Нет, всё спокойно. Выстрелы в порту не такое уж редкое явление, чтобы вызвать ажиотаж с толпами зевак, а ночной порой тем более никто не сунется, даже полиция. Это не в Петербурге, где на место преступления тут же прибывает не менее пяти вооружённых полицейских, причём в некоторых случаях – минут за пятнадцать до совершения оного.

Но всё равно пора сматываться! Как там Светлейший князь Кутузов говорил – "рвать когти"?

Накаркал, называется! Скрипнуло окошко над самой головой, и кто-то разбуженный близкой пистолетной стрельбой, выплеснул на улицу содержимое ночного горшка. О времена, о нравы, заставляющие с тоской вспомнить об оставленном четыре года назад Северном Парадизе. Там за подобные вольности с горшками нещадно дерут плетьми, а буде случится повторение, то подвергают штрафу в размере годового дохода. Или полной конфискации недвижимого имущества, причастного к совершению преступления, при третьем случае.

Неизвестный успел увернуться от дурно пахнущего дождя, и сделал в памяти зарубку. Нет, он вовсе не собирался объявлять личную месть содержателю портовой таверны, но при оказии… мало ли как жизнь покажет.

– Как добрались? – несмотря на поздний час, шкипер неказистой обшарпанной шхуны встретил гостя на палубе. – Я уж отчаялся дождаться.

Но гость в ответ достал из кармана камзола часы на серебряной цепочке, и демонстративно постучал пальцем по крышке:

– Ещё четыре минуты в запасе! Жака де Мида ещё никто не упрекнул в отсутствии пунктуальности.

– Так-то оно так, Яков Демидыч, согласился шкипер и мотнул рыжей, явно ирландской, головой. – Но неспокойно на душе было. И стреляли вот недавно.

– Это я немного пошумел, – отмахнулся гость. – Чаем угостите?

– С ромом?

– Непременно с ним.

– Тогда прошу в каюту.

Владелец шхуны, он же и судоводитель, из скромности не называвший себя капитаном, поскромничал и здесь. Его каюта по размерам и обстановке вполне могла поспорить с адмиральским салоном на любом из флагманских линейных кораблей флота Его Величества, и оставалось только удивляться её наличию на провонявшем рыбой корыте.

– Богато живёте, господин О"Брайан! – оценил гость.

– Полно вам, Яков Демидыч, – смутился моряк. – Вот будете у нас в Архангельске, вот там красиво. А тут… батюшка настоял, что бы всё как у людей было.

Де Мид с пониманием улыбнулся – старший Бревнов держал сыновей крепкой рукой, и даже звание капитан-лейтенанта не избавляло Ивана Васильевича от строгого отцовского пригляда.

– Сам-то он как?

– Да здесь, неподалёку. Его Александр Христофорович упросил возглавить контрабандные перевозки – лес потихоньку сюда тащит, хлеба немного, железом ещё промышляет.

– Железо с Навашинских и Выксунских особых заводов?

– Ага, оно.

– Скажите отцу, пусть поскорее уходит в море. Давеча опять половина оружейной мануфактуры на воздух взлетела… ищейки носом землю роют.

– Хорошо, скажу.

– А теперь главное, – де Мид вынул из-за пазухи запечатанный пакет. – Лично в руки генералу Бенкендорфу.

– Так ведь Финский залив во льду!

– По мне, так хоть на воздушном шаре летите, Иван Васильевич, но донесение должно быть в Петербурге не позднее трёх, а лучше, двух недель. Понятно изъясняюсь?

О`Брайан в задумчивости почесал рыжую макушку. Приписанное к Министерству Государственной Безопасности судно находилось в Лондоне именно для подобных случаев, а наведение рейдеров Балтийского Флота на жирных английских купцов лишь побочный, хотя и весомый приработок. И как теперь, по льду пешком? Или на коньках? На коньках? Эврика!

Понятно, что вслух повторять бессмертное высказывание Архимеда Бревнов-младший не стал, но лицо посветлело от улыбки.

– Я, кажется, чаю обещал? Настоящего лянсина, правда, нет, но из Индии иногда привозят весьма недурной, – шкипер позвонил в колокольчик, и приказал явившемуся на зов матросу со зверской рожей урождённого валлийца. – Семён, сообрази нам с господином майором самоварчик.

– С подполковником.

– Тем более. И остальное, к самовару полагающееся, не забудь. И побыстрее, сержант, побыстрее!

– Морская пехота? – поинтересовался де Мид.

– Ага, из пластунов. Чудесные и добрые люди! Но как в Дарданеллы входим, приходится в трюме запирать.

– А что так?

– Турок не любят, страсть!

– У каждого есть свои мелкие недостатки, Иван Васильевич, и это не самый худший.

– Я же не против. Кто сейчас без греха?

– Вот и я про что.

– Вот-вот… А может водочки перед чайком? Под груздочки и рыжики?

– Есть?

– Обижаете, Яков Демидович, во флоте всё и всегда есть.

– Но по чуть-чуть… служба!