Глава 12

Поднятый по тревоге Второй гусарский, бывший Ахтырский, полк напоминал разворошённый неосторожно пчелиный рой. Но отнюдь не бестолковой суетой, как сказали бы предвзято настроенные господа, совсем не суетой. А её как таковой и нет – бегающие туда-сюда гусары имели чётко обозначенную задачу, и любые намёки на бестолковость восприняли бы отрицательно. Военные люди вообще не любят намёков.

– О чём задумались, господин временный лейтенант?

Маленький пухлый человек в круглых очках, чей вид совсем не гармонировал с мундиром, вопроса не расслышал. Он наблюдал за всеобщим движением с любопытством учёного, каковым. Собственно, и являлся до недавнего времени.

– Симеон Модестович! – голос за спиной приобрёл сердитые интонации.

Ответа не последовало – бывший профессор Московского университета настолько глубоко ушёл в изучение упорядоченного хаоса, что выпал из реальности и не реагировал на внешние раздражители. Впрочем, чего ещё ожидать от статского человека? И он не один такой в полку – указом Его Императорского Величества разрешалось принимать на вакансии добровольцев, не имеющих опыта военной службы. Разумеется, в технические и прочие нестроевые подразделения. Оружейными мастерами, например, или как Симеон Модестович – главным механиком воздухоплавательного парка.

Да, хлебнули лиха со штафирками… И ведь не выгонишь в отставку за отсутствием замены – тот же аппарат для получения летучего газа требует знаний, каковых у большинства офицеров не наблюдается. Нет уж, пусть лучше вчерашние студенты с погонами временных сержантов занимаются.

И воздушные шары, гордость небесной кавалерии, желательно обслуживать грамотно. Это вам не посыльно-почтовые баллоны, чья точность прибытия на место назначения достигается исключительно массовостью запуска. Сотня посланцев с сотней одинаковых писем… хоть какой-нибудь, да долетит.

Из-за них, паразитов, шёлк подорожал безбожно. А китайцы три шкуры дерут, пользуясь моментом.

– Видишь, Миша, что с людьми творит излишняя учёность? – безуспешно пытающийся докричаться до профессора командир полка повернулся к спутнику. – Беда с ними.

Старший лейтенант Нечихаев тоже не ответил. Он буквально на днях вернулся в двумя эскадронами, казаками, и примкнувшим шляхетским ополчением из многомесячного похода по лесам, и пребывал в некоторой эйфории. Полк для Мишки давно стал семьёй, и родные лица друзей и знакомых настраивали на лирический лад.

– Миша, уж не спишь ли ты на ходу?

– Что, Иван Дмитриевич?

– Проснись, говорю.

– Я не сплю.

– Заметно, – командир полка покачал головой. – Свою задачу помнишь?

– Там и забывать-то нечего! Высаживаемся в тылу у противника и приступаем к привычным партизанским действиям. Не переживайте, Иван Дмитриевич, чай оно не в первый раз.

– Поэтому и беспокоюсь, – нахмурился полковник. – Обнаглели там до потери осторожности… Береги себя. Миша.

Нечихаев, отличавшийся редкой среди гусар рассудительностью, возмущённо засопел, но перечить не стал. Командир добра хочет и беспокоится исключительно в силу почти родственных чувств.

– Поберегу, – пообещал Мишка, и хлопнул так и не обернувшегося профессора по плечу. – Симеон Модестович, ну и где наши воздушные кони?

Лететь на воздушном шаре интересно только первые полчаса, а потом виды и пейзажи приедаются. Попутный ветер, которого дожидались двое суток, исправно несёт летательный аппарат в нужном направлении, мелькают далеко внизу заснеженные леса и покрытые льдом реки, кое-где видны сожжённые деревни с торчащими печными трубами… В общем, обычная картина среднерусской полосы, в меру красивая, в меру скучная. Всё как всегда.

Попадаются и французы. Вот на них полёт полусотни шаров производит впечатление. Иные пытаются стрелять, а когда осознают тщетность попыток, то бессильно грозят вослед. Смешно выглядят крохотные, размером с муравья фигурки, то и дело окутывающиеся пороховым дымом. Ружья с высоты не разглядеть, и кажется, будто неприятель попросту портит воздух, пытаясь взлететь подобно ракете.

В таких случаях от одного-двух аппаратов отделяется едва заметная точка. И устремляется к земле с нарастающим воем, чтобы там разлететься тысячами осколков. Плюнувшему в небо возвращается сторицей…

Нечихаев на происходящие время от времени бомбардировки внимания не обращал – сыплющиеся на головы французов подарки являлись личной инициативой воздухоплавателей, и никак не могли сказаться на уменьшении принадлежавших отряду боеприпасов. Хотят швыряться – пусть швыряются. У каждого своя привычка развлекаться.

Сам Мишка предпочитал более традиционный для солдата способ времяпровождения – привалился спиной к стенке корзины, укрылся поплотнее, и задремал. Нужен станет, разбудят.

И снился старшему лейтенанту Нечихаеву никогда не виденный им Париж, горящие дворцы, какой-то полуразрушенный артиллерийским огнём католический собор с украшениями в виде каменных обезьян, расстрельный взвод и стоящий с завязанными глазами у стены коротышка в белых штанах… Вот поднимаются винтовки… молодой офицер, в котором Мишка узнал себя, отдаёт команду… Залп!

– Ваше благородие! – пилот воздушного шара дотронулся Нечихаеву до плеча. – Ваше благородие, проснитесь!

– Что случилось?

– Прямо по курсу бой!

– Где? – старший лейтенант поднялся на ноги и вынул из кармана сложенную подзорную трубу. Не ахти какое увеличение, конечно, но в случае чего можно использовать в качестве неплохой дубинки. – Что у нас там?

Действительно, в показавшейся на горизонте деревеньке кипела нешуточная баталия с применением пушек. Шесть штук, почти полная батарея, дружно лупили по небольшой церквушке на окраине, а на той в ответ вразнобой вспухали белёсые облачка от ружейных выстрелов.

– Дать сигнал!

Жёлтые ракеты, обозначающие команду приготовиться к прыжку, ушли в разные стороны, а через минуту – ещё четыре. Мишка достал из-за борта жестяной короб с парашютом:

– Фёдорыч, подсоби.

– По полтине заработаем!

– В боевом рейде по два пятьдесят полагается, – Нечихаев тоже умел считать деньги, и причитающееся за прыжки вознаграждение откладывал на подарок младшей сестре. – Все готовы? Цепляй вытяжные фалы! И красные ракеты давай!