на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 16

В день Всех Святых монахи Фульды собрались в центральном дворе для separatio leprosorum, печальной церемонии отчуждения от общества больных проказой. В тот год в окрестностях Фульды было выявлено семеро несчастных — четверо мужчин и три женщины. Один из них — юноша не старше четырнадцати лет, с пока еще не явными признаками заболевания, другая — женщина лет шестидесяти, у которой не было век, губ и пальцев на руках. Всех семерых, облаченных в черное, ввели во двор монастыря, где они робко жались друг к другу.

Торжественной процессией к ним приблизились монахи. Первым подошел аббат Рабан, высокий и величественный. Справа от него шел настоятель Джозеф, слева епископ Отгар. Позади шествовали остальные монахи в порядке старшинства. В конце процессии двое послушников тянули повозку с кладбищенской землей.

— Отныне запрещаю вам входить в любую церковь, на мельницу, рынок, в пекарню или другое место, где собираются люди, — обратился аббат Рабан к прокаженным с истинной скорбью. — Запрещаю вам пользоваться общими дорогами и тропами, где ходят здоровые люди, не позвонив в колокольчик, чтобы предупредить их.

Одна из женщин начала причитать. На шерстяном платье у нее проступили два темных влажных пятна. «Кормящая мать, — подумала Джоанна. — Где же ее ребенок? Кто позаботится о нем?»

— Вы можете есть и пить только в обществе таких же прокаженных, как и вы, — продолжал аббат Рабан. — Навсегда запрещаю вам мыть лицо или любые предметы в реках, ручьях и родниках. Запрещаю вам совокупляться с супругами или другими людьми. Запрещаю вам рожать детей и воспитывать их.

Женщина еще сильнее запричитала, по ее лицу прокатились слезы.

— Как тебя зовут? — с едва скрываемым раздражением обратился к ней аббат Рабан на просторечье. Ее чрезмерное проявление эмоций противоречило торжественности церемонии, которой Рабан надеялся произвести впечатление на епископа. Было ясно, что епископ Отгар прибыл в Фульду не только ради того, чтобы сообщить о свободе, данной Готшалку, но и понаблюдать за работой Рабана и доложить о ней.

— Мадалгис, — всхлипнув, ответила женщина. — Пожалуйста, господин, мне нужно домой. Я вдова и у меня дома четверо голодных детей.

— О невинных позаботится Всевышний. Ты согрешила, Мадалгис, и Бог поразил тебя болезнью, — объяснил Рабан с преувеличенным терпением, словно обращаясь к ребенку. — Ты должна не плакать, а благодарить Бога, ибо будешь страдать меньше в следующей жизни.

Мадалгис от удивления замерла, будто сомневалась, что правильно все расслышала. Но вскоре лицо ее исказилось от рыданий, гораздо более громких, а ее кожа побагровела от шеи до корней волос.

«Странно», — подумала Джоанна.

Рабан повернулся к женщине спиной.

— De profundis clamavi ad te, Domine… — начал он молитву по усопшим. К нему присоединился стройный хор монахов.

Джоанна механически повторяла слова, не сводя глаз с Мадалгис.

Закончив молитву, Рабан перешел к финальной части обряда, отлучающей каждого прокаженного от мира. Он встал перед четырнадцатилетним мальчиком.

— Sis mortuus mundo, vivens iterum Deo, — сказал Рабан. — Умри для мира, живи в Боге. — Он подал знак брату Магенарду, и тот, захватив лопатой немного кладбищенской земли, бросил ее в сторону мальчика, чтобы обсыпать его одежду и волосы.

Пять раз в конце недолгого обряда несчастных присыпали могильной землей. Когда очередь дошла до Мадалгис, она попыталась убежать, но послушники преградили ей путь. Рабан нахмурился.

— Sismortuusmundo, vivensiter

— Остановитесь! — выкрикнула Джоанна.

Аббат Рабат замолчал. Все повернулись к тому, кто осмелился прервать его.

Под пристальным взглядом толпы Джоанна подошла к Мадалгис и быстро осмотрела ее. Затем повернулась к аббату Рабану.

— Отец, эта женщина не прокаженная.

— Что? — Аббат пытался сдержать гнев, чтобы епископ ничего не заметил.

— Эти раны не характерны для проказы. Видите, как покраснела ее кожа, как наполнилась кровью изнутри? Ее раны не заразны, их можно вылечить.

— Если она не прокаженная, то откуда взялись эти язвы? — возмутился Рабан.

— Причин может быть несколько. Трудно судить без дополнительного обследования. Но какова бы ни была причина, несомненно одно: это не проказа.

— Господь отметил греховность этой женщины. Мы не должны противоречить его воле!

— Она поражена, но не проказой, — настаивала Джоанна. — Бог наделил нас знаниями. С их помощью мы отличаем тех, кому суждено нести это бремя, от тех, кому не суждено. Одобрит ли Он наше решение предать смерти при жизни ту, кого Он от этой участи избавил?

Довод был веский. Рабан заметил, что это понравилось всем.

— Как узнаем мы, что ты верно истолковал волю Бога? — спросил он. — Неужели твоя гордыня столь велика, что ты готов пожертвовать своими братьями… ибо заботясь об этой женщине, ты подвергаешь опасности всех.

В толпе послышался озабоченный ропот. Ничто, кроме мук ада, не вызывало такого ужаса, отвращения и страха, как проказа.

Взвыв, Мадалгис упала к ногам Джоанны. Женщина слушала разговор, ничего не понимая, потому что Рабан и Джоанна говорили на латыни, но она догадалась, что Джоанна вступилась за нее, и спор решался не в ее пользу.

Джоанна похлопала женщину по плечу, желая успокоить.

— Никто из братьев не должен рисковать. Когда вы удалитесь, отец, я пойду в дом этой женщины, взяв с собой все необходимые снадобья.

— Один? С женщиной? — Рабан вскинул брови в праведном негодовании. — Иоанн Англиканец, твои намерения, возможно, невинны, но ты еще молод и можешь стать легкой добычей низменных плотских страстей. Я считаю своим долгом предостеречь тебя, как твой духовный отец.

Джоанна открыла рот, но растерялась и смолчала. Никто не был в большей безопасности от соблазна, чем она, но Рабану этого не объяснишь.

Послышался хриплый голос брата Бенжамина:

— Я готов сопровождать брата Иоанна. Я стар, и такое искушение мне давно не грозит. Отец, если брат Иоанн говорит, что женщина не прокаженная, на него следует положиться, тем более когда он так уверен.

Джоанна с благодарностью взглянула на него. Мадалгис прижалась к ней. Рыдания женщины перешли в жалобный плач, когда Джоанна ласково погладила ее.

Аббат Рабан колебался. За вопиющее непослушание ему очень хотелось подвергнуть Иоанна Англиканца хорошей порке. Но здесь находился епископ Отгар. Рабан не мог показать свою непреклонность и жестокость.

— Хорошо, — неохотно сказал он. — Брат Иоанн, после вечерни ты и брат Бенжамин можете уйти отсюда с этой грешницей и сделать все во имя Бога, чтобы вылечить ее.

— Благодарю, отец, — ответила Джоанна.

Рабан перекрестил их.

— Да избавит вас Всемилостивый Господь от зла.


Нагруженный сумками со снадобьями, мул лениво плелся по дороге, не обращая внимания на палящее солнце. Дом Мадалгис находился в нескольких милях от монастыря. Если так плестись, до дома они доберутся только затемно. Джоанна нетерпеливо погоняла мула. Словно издеваясь над ней, животное сделало пять-шесть быстрых шагов и снова замедлило шаг.

По дороге Мадалгис нервно и без умолку болтала. Такое обычно случается после сильного испуга. Джоанна и Бенжамин узнали всю ее печальную историю. Несмотря на лохмотья, она была свободной женщиной, женой фермера, владевшего почти двенадцатью гектарами земли. После его смерти она пыталась прокормить семью, работая на земле сама, но ее героические усилия внезапно пресек сосед, лорд Ратольд, которому приглянулась процветающая ферма. Лорд Ратольд донес о занятиях Мадаглис аббату Рабану, и тот запретил ей работать под страхом отлучения от церкви.

— Непристойно женщине выполнять мужскую работу, — сказал он ей.

Страх перед голодом заставил женщину продать землю и дом лорду Ратольду за бесценок. Она получила за все лишь несколько золотых и крошечную мазанку неподалеку с небольшим пастбищем для ее коров.

Мадалгис занялась изготовлением сыра, сумев таким способом зарабатывать на жизнь. Она выменивала сыр на другие продукты питания и прочие товары.

Едва завидев дом, Мадалгис радостно вскрикнула и побежала вперед. Через несколько минут Джоанна и брат Бенжамин нашли ее в объятьях детей, которые смеялись, плакали и одновременно все говорили. Увидев двух монахов, дети испуганно закричали и заслонили мать, опасаясь, что ее снова заберут у них. Мадалгис успокоила детей, и они снова заулыбались, хотя смотрели на монахов с настороженным любопытством.

В дом вошла женщина, держа в обеих руках по младенцу. Учтиво поклонившись монахам, она передала одного ребенка Мадалгис. Та, радостно приняв его, сразу стала кормить грудью. Ребенок жадно сосал. Гостья показалась Джоанне немолодой, лет пятидесяти, но, присмотревшись, она заметила, что, несмотря на дряблую кожу лица, она была довольно молода, не старше тридцати.

«Кормила ребенка Мадалгис вместе со своим», — догадалась Джоанна. Она сочувственно взглянула на отекшие груди женщины, ее отвисший живот и нездоровый цвет лица. Такие симптомы Джоанна встречала и раньше: женщины часто рожали первого ребенка лет в тринадцать, и с этого возраста вечно находились в состоянии беременности, рожая одного ребенка за другим. Часто женщина рожала по двадцать и более детей, хотя случались и выкидыши. К тому времени, когда ее организм начинал меняться, если ей удавалось прожить так долго, несмотря на роды, всегда связанные с риском для жизни, тело женщины было безнадежно изношено, а дух подавлен. Джоанна решила сделать для Мадалгис тонизирующее снадобье из дубовой коры и шалфея, чтобы укрепить ее организм перед грядущей зимой.

Мадалгис обратилась к старшему ребенку, долговязому мальчику лет двенадцати. Он вышел и вернулся через минуту с хлебом и сыром, предложив Джоанне и брату Бенжамину. Брат Бенжамин взял хлеб, но отказался от сыра, который был явно не свежим. Джоанне сыр тоже не приглянулся, но, чтобы не обидеть хозяев, она отломила маленький кусочек и съела. К ее удивлению, сыр оказался восхитительным, пикантным, сытным, ароматным, гораздо лучше тех, что подавали на стол в Фульде.

— Как вкусно!

Мальчик улыбнулся.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Арн, — застенчиво ответил он.

Джоанна огляделась. Маленький, без окон, дом Мадалгис был сооружен из прутьев, обмазанных глиной и смешанных с соломой и листьями. В стенах виднелись большие дыры, сквозь которые в дом проникал холодный ветер, разгонявший удушливый дым над очагом. В одном углу находился загон для скота. Через месяц Мадалгис придется взять коров в дом на зиму, как принято у бедняков. Так сберегали не только ценный домашний скот, но и тепло в доме. К сожалению, кроме тепла, от животных в доме заводились, клопы, вши и блохи. Они обитали в щелях и в постелях. Тела большинства бедняков покрывали ранки от укусов паразитов и расчесы. Это было запечатлено на стенах местных церквей, изображавших простолюдинов, покрытых язвами.

У некоторых людей, а Джоанна подозревала, что Мадалгис относилась именно к ним, развивалась сильная реакция на укусы насекомых. В этих случаях кожа покрывалась сыпью. Грубая грязная шерстяная одежда способствовала распространению сыпи, превращавшейся в гнойные раны.

Чтобы подтвердить свой диагноз, Джоанне придется подождать, поскольку совсем стемнело. «Завтра, — решила Джоанна, готовясь ко сну, — приступим завтра».


На следующий день они хорошенько вычистили лачугу. Старые подстилки, лежавшие на земляном полу, вынесли из дома и тщательно выбили, пол вымели и выскоблили. Старую солому из матрасов сожгли, заменив ее новой. Заменили даже старую прогнившую и провисшую соломенную крышу.

Труднее всего было заставить Мадалгис вымыться. Как и все, она регулярно мыла только лицо, руки и ноги, но вымыть все тело казалось ей странным и даже опасным.

— Я простужусь и умру, — вопила она.

— Ты умрешь, если не вымоешься, — решительно заявила Джоанна. — Прокаженные — это живые мертвецы.

От холодных ветров сентября вода в ручье за поселением стала ледяной. Пришлось натаскать ее в дом, согреть на огне и наполнить ею лохань для белья. Пока монахи стояли, повернувшись к ней спиной, Мадалгис опустилась со страхом в теплую лохань, но все же старательно вымылась.

После ванны Мадалгис надела чистую рубаху, которую Джоанне выдал брат Конрад, монастырский келарь, проникнувшись сочувствием к ее затее. Плотное теплое полотно позволит Мадалгис пережить зиму. Кроме того, гладкая ткань раздражала меньше, чем шерсть.

Когда Мадалгис отмылась, и дом заблестел чистотой, здоровье ее пошло на поправку. Раны подсохли и стали заживать.

Брат Бенжамин пришел в восторг.

— Ты был прав! — сказал он Джоанне. — Это действительно не проказа! Надо вернуться и показать остальным!

— Еще несколько дней, — осторожно заметила Джоанна. Когда они вернутся в монастырь, выздоровление не должно вызывать сомнений.


— Покажи еще, — попросил Арн.

Джоанна улыбнулась. За последние несколько дней она обучала мальчика считать на пальцах по методу Беде. Он оказался способным учеником.

— Прежде покажи мне, как ты запомнил то, что уже выучил. Что это означает? — Джоанна показала ему три последних пальца левой руки.

— Означает единицы, — не раздумывая ответил мальчик. — А это, — он показал ей левый большой и указательный пальцы. — Это десятки.

— Хорошо. А на правой руке?

— Это означает сотни, а это тысячи. — Мальчик поднял нужные пальцы для наглядности.

— Отлично. Какие числа ты выбрал?

— Двенадцать, это мой возраст, и еще триста шестьдесят пять, столько дней в году! — гордо произнес он, показав, что запомнил еще кое-что.

— Двенадцать раз по триста шестьдесят пять. Посмотрим… — Пальцы Джоанны быстро задвигались, изображая сумму. — Это четыре тысячи триста восемьдесят.

Арн радостно захлопал в ладоши.

— Теперь ты попробуй, — предложила Джоанна, повторяя все с начала, но более медленно, и давая ему возможность воспроизвести каждое ее движение. Потом она заставила его сделать все самостоятельно. — Отлично! — воскликнула она, когда он выполнил задание.

Довольный похвалой Арн расплылся в улыбке. Но вдруг его маленькое круглое лицо стало серьезным.

— Насколько большие числа ты можешь использовать? Можешь работать с сотнями и тысячами? С… тысячей и еще одной тысячей?

Джоанна кивнула.

— Просто коснись груди, вот так… видишь? Это означает десятки тысяч, А если прикоснуться к большому пальцу, получатся сотни тысяч. Так что… — Ее пальцы снова зашевелились. — Тысяча сто на тысячу триста, получается один миллион четыреста тридцать тысяч!

От удивления у Арна расширились глаза. Такие большие числа он едва мог осознать.

— Покажи еще! — взмолился он. Джоанна рассмеялась. Ей нравилось учить этого жадного к знаниям мальчика. Он так был похож на нее в детстве. «Как жаль, что такой замечательный ум, — подумала она, — вынужден прозябать во тьме невежества».

— Если мне удастся это устроить, хотел бы ты учиться в монастырской школе? Там ты научишься не только счету, но чтению и письму.

— Чтению и письму? — с удивлением повторил Арн. Эти замечательные знания были доступны только священникам и лордам. Он с тревогой спросил: — А мне обязательно становиться монахом?

Джоанну это позабавило. Мальчик был в том возрасте, когда появляется сильное влечение к противоположному полу, и непорочная жизнь отталкивала его.

— Нет, — ответила она. — Ты будешь учиться в открытой школе. Но, чтобы жить в аббатстве, тебе придется покинуть дом. И учиться придется очень усердно, потому что учитель строгий.

Арн не колебался ни минуты.

— О да! Да, пожалуйста!

— Хорошо. Завтра возвращаемся в Фульду. Поговорю с учителем.


— Наконец-то! — с облегчением вздохнул брат Бенжамин. Впереди, где вымощенная булыжником дорога уходила за горизонт, поднимались серые стены Фульды, а за ними виднелись две башни монастырского храма.

Путешественники выдержали утомительный путь от дома Мадалгис, и от холодного влажного воздуха ревматизм Бенжамина так обострился, что каждый шаг давался ему с трудом.

— Скоро мы будем на месте, — заверила его Джоанна. — Через час вы согреете ноги у жаровни в теплой комнате.

Вдали послышался звон, оповещающий об их прибытии, потому что никто не мог приблизиться к Фульде без оповещения. При этом звуке Мадалгис прижала к себе младенца. Джоанна и брат Бенжамин уговорили ее вернуться в монастырь, разрешив ей взять с собой всех детей.

Монахи собрались во внутреннем дворе, церемониально выстроившись по старшинству во главе с аббатом Рабаном, седовласым, величественным и стройным.

Мадалгис испуганно спряталась за Джоанну.

— Выйди вперед, — приказал Рабан.

— Все хорошо, Мадалгис, — успокоила ее Джоанна. — Делай, как велит аббат.

Дрожащая Мадалгис встала перед монахами, которые, увидев ее, восторженно ахнули. Открытые раны и язвы полностью исчезли, осталось лишь несколько подсохших пятен. Загоревшая кожа лица и рук была совершенно чистой, сияла здоровьем. Никаких сомнений быть не могло: даже непосвященный сказал бы, что перед ними стояла не прокаженная.

— Чудесное знамение! — воскликнул епископ Отгар. — Подобно Лазарю, она воскресла к жизни!

Монахи обступили Мадалгис, оттеснив остальных путешественников к церкви.


Глава 15 | Иоанна — женщина на папском престоле | * * *