Глава 12
Просторная комната была заполнена людьми. Они прибыли издалека в небольшую вестфальскую деревню, чтобы присутствовать на суде. Люди стояли плечом к плечу, толкаясь и топчась на новых циновках, расстеленных на земляном полу, усыпанном мусором, залитым пивом, заваленным экскрементами животных. В душной тесноте поднимался густой неприятный запах, но никто не обращал на это внимания. Подобные запахи в жизни франков были привычным явлением. Кроме того, внимание толпы сосредоточилось на другом. Все смотрели на рыжего фризского графа, который прибыл с миссией, чтобы разрешить споры и восстановить справедливость от имени короля.
Джеральд повернулся к Фрамберту, одному из семи судей, назначенных помогать ему.
— Сколько еще на сегодня?
Суд начался с первыми лучами солнца, а теперь был полдень. Разбирательства шли уже более восьми часов. Позади высокого стола, где сидел Джеральд, его дружинники устало склонились над своими мечами. Он взял с собой двадцать самых лучших воинов, на всякий случай. После смерти Карла Великого в империи начались беспорядки, и положение королевских миссионеров стало весьма шатким. Иногда им приходилось сталкиваться с неуважением надменных, молодых и сильных местных князей тех, кто не привык, чтобы их поступки обсуждались. Закон превращался в пустой звук, если за ним не стояла внушительная сила. Именно поэтому Джеральд привел такую большую дружину, хотя это означало, что Вилларис остался практически беззащитным. Но крепкая ограда поместья гарантировала безопасность от одиноких воров и бандитов, которые в течение многих лет угрожали только близлежащим хуторам.
Фрамберт проверил список жалоб на пергаменте шириной в восемь дюймов, свернутый в свиток длинною в пятнадцать футов.
— На сегодня еще три, милорд, — ответил Фрамберт.
Джеральд печально вздохнул. Он устал и проголодался. После разбирательства бесконечных жалоб его терпение было на исходе. Очень тянуло в Вилларис, к Джоанне.
Джоанна. Он сильно скучал по ней, по ее хрипловатому голосу, густому, глубокому смеху, по ее необыкновенным серо-зеленым глазам, которые смотрели на него с таким пониманием и любовью. Но думать о Джоанне он не должен. Именно поэтому Джеральд согласился отправиться с миссией. Это позволило ему отдалиться от нее и справиться с безудержными эмоциями.
— Фрамберт, пригласите следующих, — сказал Джеральд, собравшись с мыслями.
Фрамберт поднял свиток и громко, чтобы слышали все, прочел:
— Або жалуется на своего соседа Хунальда, который незаконно и без соответствующей компенсации лишает его собственности.
Джеральд понимающе кивнул. Ситуация была слишком обычна. При всеобщей безграмотности, люди редко имели опись своего имущества. При отсутствии такой описи все их земли становились доступны для жуликов и фальшивых сделок.
Хунальд, крупный, цветущий мужчина, в щегольской красной полотняной рубахе, выступил вперед, чтобы отрицать факт незаконной сделки.
— Скотина моя. Дайте мне реликвию. — Он указал на ларец со священными реликвиями, стоявший на высоком столе. — Клянусь перед Богом… — Хунальд эффектно воздел руки к небесам. — На этих священных костях клянусь, что я невиновен.
— Коровы принадлежат мне, милорд, а не Хунальду, он сам это знает, — возразил Або, маленький, бедно одетый человек, полная противоположность Хунальда. — Хунальд может клясться, сколько ему угодно. А правда-то одна.
— Что, Або, ты сомневаешься в Божественной справедливости? — возмутился Хунальд. В голосе его прозвучало благочестивое негодование, но Джеральд заметил, что триумф преждевремен. — Обратите внимание, господин граф, это богохульство!
— У тебя есть доказательства того, что скот принадлежит тебе? — спросил Джеральд Або.
Вопрос был задан неверно. У франков не существовало закона, обязующего предоставлять какие-либо доказательства или свидетельства. Хунальд уставился на Джеральда. Куда клонит этот странный фризский граф?
— Доказательства? — удивился Або. Надо было подумать. — Ну, в общем, Берта… моя жена… знает их всех по именам, а также все мои четверо детей, потому что привыкли к ним с детства. Им известно, какая из коров брыкается, когда ее доят, а какая предпочитает клевер траве. — Ему в голову пришла еще одна мысль: — Да стоит мне позвать их, как они сразу бегут ко мне, потому что привыкли к моему голосу. — В глазах Або промелькнула искра надежды.
— Ерунда! — взорвался Хунальд. — Неужели суд поверит безмозглой скотине, а не священным законам? Требую суда компургации! Принесите ларец со святой реликвией и дайте мне поклясться.
Джеральд почесал бороду. Хунальд, обвиняемый, имел право требовать компургации. Бог не позволит принести ложную клятву, возложив руку на священную реликвию.
Таким судам император придавал большое значение, но Джеральд сомневался в них. Многие, предпочитая радости бренного мира сомнительным благам загробной жизни, смело поклялись бы в чем угодно. «Пожалуй, и я на это способен, — подумал Джеральд, — особенно если дело того стоит». Ради спасения любимых людей, он солгал бы и поклялся на целой телеге священных реликвий.
Джоанна! Снова ее образ встал перед его мысленным взором, но он отогнал его. После работы хватит времени подумать о ней.
— Милорд! — шепнул ему Фрамберт, — Могу поручиться за Хунальда. Он хороший человек, щедрый, и обвинение против него несправедливое.
Под столом, чтобы никто не видел, Фрамберт показал Джеральду большое серебряное кольцо с аметистом и выгравированным на нем орлом. Он покрутил его вокруг среднего пальца, чтобы Джеральд увидел как оно блестит.
— О да, очень щедрый человек, — Фрамберт снял кольцо с пальца. — Хунальд просил передать, что оно ваше. Он признателен вам за поддержку. — На его губах заиграла хитрая улыбка.
Джеральд взял кольцо. Такой красивой работы он прежде не видел. Он подержал его в руке, взвешивая и оценивая искусство мастера.
— Благодарю, Фрамберт, — ответил он решительно. — Это облегчает принятие решения.
Фрамберт широко улыбнулся.
Джеральд обратился к Хунальду.
— Ты хочешь отдать себя на суд Божий.
— Да, милорд. — Хунальд почувствовал себя увереннее, увидев, что Джеральд принял кольцо у Фрамберта. Вперед выступил слуга со священной реликвией в руках, но Джеральд жестом остановил его.
— Мы испытаем волю Бога через judicium aquae ferventis.
Хунальд и Або растерялись. Как и другие в этой комнате, они не знали латыни.
— Ловля в котле, — перевел Джеральд.
— Ловля в котле! — Хунальд опешил. Об этом он не подумал. Испытание кипящей водой было распространенным приемом в этой части империи уже несколько лет.
— Принесите котел, — приказал Джеральд.
Воцарилось напряженное ожидание, но вскоре все оживленно заговорили. Несколько человек побежали в близлежащие дома, чтобы найти котелок кипящей воды. Через несколько минут они вернулись с черным железным котлом, наполненным с кипящей водой. На огне посередине комнаты вода сразу забурлила.
Джеральд удовлетворенно кивнул. Учитывая склонность Хунальда к взяткам, можно было взять котелок и поменьше.
— Господин граф, я протестую! — От страха Хунальд забыл про приличия. — А как насчет кольца?
— Именно об этом я и подумал, Хунальд. — Джеральд показал всем кольцо и бросил его в котел. — По просьбе обвиняемого, это кольцо станет свидетелем Божественного провидения.
Хунальд сглотнул слюну. Маленькое и скользкое кольцо чертовски трудно выловить. Но, отказавшись от испытания, он признает свою вину, и ему придется вернуть Або его коров, которые стоили больше семидесяти золотых. Он обругал про себя чужеземного графа, совершенно не понимающего общепринятых правил взаимовыгодных отношений, всегда помогавших ему с прежними судьями. Но, глубоко вздохнув, он все же сунул руку в кипящий котел.
Лицо его исказилось от нестерпимой боли, когда кипяток обварил ему руку. Хунальд отчаянно шарил по дну котла в поисках кольца. С его уст сорвался мучительный стон, но, слава Богу, пальцы ухватились за кольцо. Он торжественно вынул руку и показал всем кольцо.
— Ааааааааах! — простонала толпа, увидев багровую руку Хунальда, покрывшуюся волдырями.
— Десять дней, — объявил Джеральд. — За это время Бог вынесет решение.
В толпе послышался шум, но это был не ропот протеста. Закон знали все: если раны Хунальда через десять дней заживут, его невиновность будет доказана, и скот перейдет к нему. Если этого не произойдет, Хунальда обвинят в воровстве, и коров вернут Або, их владельцу.
В душе Джеральд сомневался, что раны заживут так быстро. Именно этого он и добивался, потому что слабо верил в невиновность Хунальда. А если даже раны заживут, то в следующий раз он хорошенько подумает, прежде чем воровать соседский скот. Конечно, суд жестокий, но других законов нет, а это лучше, чем ничего. В те смутные века на таких законах держалось правосудие. Если бы их не было, не известно какие дикие правила воцарились бы на земле, карая как слабых, так и сильных.
— Объявите следующее дело, Фрамберт.
— Элфрик обвиняет Фулрада в отказе выплатить ему законную кровную компенсацию.
Дело казалось вполне ясным. Сын Фулрада, Тенберт, шестнадцатилетний юноша, убил молодую женщину, одну из служанок Элфрика. Само преступление обсуждению не подлежало, вопрос состоял в цене компенсации. Закон по выплатам был прописан детально для каждого человека империи, в зависимости от его положения, собственности, возраста и пола.
— Она сама виновата, — сказал Тенберт, высокий, рыхлый рябой юноша с угрюмым выражением лица. — Она всего лишь крепостная, и не должна была так сопротивляться мне.
— Да он изнасиловал ее, — объяснил Элфрик. — Забрался в мой виноградник и стал приставать к ней. Она была хорошенькая и всего двенадцати зим от роду… еще ребенок, и не понимала, что делает. Она думала, что он хочет обидеть ее. Когда она отказалась подчиниться добровольно, Тенберт избил ее. — В толпе долго шептались. — Элфрик помолчал, дожидаясь тишины. — Она умерла на следующий день, в муках, призывая свою мать.
— У тебя нет повода для жалобы, — вступился за сына Фулрад. — Разве я не выплатил тебе компенсацию через неделю, пятьдесят золотых, немалая сумма! А девчонка-то — простая крестьянка!
— Девочка умерла и больше не сможет ухаживать за моим виноградником. А ее мать, одна из моих лучших ткачих, помешалась от горя и больше ни на что не годна. Требую справедливую компенсацию в сто золотых динариев.
— Какое нахальство! — Фулрад взмахнул руками. — Ваше сиятельство, того, что я дал Элфрику, хватит на покупку двадцати дойных коров, которые, как всем известно, гораздо ценнее, чем одна дохлая девка и ее мать вместе с ткацким станком!
Джеральд нахмурился. Торговля внушала ему отвращение. Девочка была почти того же возраста, что и его дочь Дуода. Мысль о том, что этот неприятный, мрачный парень пытался изнасиловать ее, казалась невероятной. Конечно, подобные истории случаются постоянно, любая бедная девушка, сохранившая невинность до четырнадцати лет, была либо везучей, либо уродливой, либо и то и другое. Джеральд не отличался наивностью, и знал закон жизни, но он не нравился ему.
На столе перед ним лежал огромный свод законов в кожаном переплете с золотой императорской печатью. В этой книге были записаны законы империи, а также поправки и дополнения к закону, изданному Карлом. Джеральд знал закон и не нуждался в книге. Однако он торжественно раскрыл книгу, чтобы убедиться. Это должно было произвести впечатление на тяжущихся, поскольку он вынесет решение, опираясь на авторитет книги.
— Салический закон по этому вопросу выражен очень ясно, — наконец произнес он. — Одна сотня золотых динариев — справедливая компенсация за слугу.
Фулрад громко выругался, Элфрик усмехнулся.
— Девушке было двенадцать лет, — продолжил Джеральд. — Следовательно, она достигла детородного возраста. По закону, цена ее крови должна возрасти до трех сотен золотых динариев.
— Что, судья сошел с ума? — закричал Фулрад.
— Эту сумму, — спокойно продолжал Джеральд, — нужно выплатить следующим образом: две сотни золотых Элфрику, законному хозяину девушки, и одну сотню ее семье.
— Одна сотня динариев ее семье? — удивился Элфрик. — Слугам? Я хозяин земли, и компенсация за девушку принадлежит мне по праву!
— Вы хотите разорить меня? — вмешался Фулрад, слишком поглощенный своими проблемами, чтобы насладиться горем врага. — Три сотни золотых, это же цена воина! Или за священника — Он грозно направился к столу, за которым сидел Джеральд. — Может быть, даже… — В его голосе слышалась угроза. — Может быть, даже за графа!
Толпа издала короткий тревожный крик, когда сторонники Фулрада, вооруженные мечами, двинулись к столу.
Люди Джеральда тоже выступили вперед, держа руки на рукоятках. Джеральд жестом остановил их.
— Именем короля! — прозвучал голос Джеральда. — По этому делу вынесено решение. — Его синие глаза пристально смотрели на Фулрада. — Объявите следующее дело, Фрамберт.
Фрамберт не ответил. Испугавшись, он спрятался под стол.
Несколько мгновений прошли в полной тишине, даже беспокойная, говорливая толпа смолкла.
Джеральд снова сел в кресло, всем своим видом демонстрируя уверенность в том, что делает. Но правая рука его небрежно коснулась рукоятки меча, а пальцы прошлись по холодной стали.
Выругавшись и развернувшись на пятках, Фулрад схватил Тенберта за руку и потащил к двери. Люди Фулрада последовали за ним через расступившуюся толпу. В дверях Фулрад дал сыну увесистый подзатыльник. Юноша охнул от боли, и толпа разразилась хриплым, раскатистым смехом.
Джеральд хмуро улыбнулся. Если он что-то понимает в людях, то Тенберту предстоит хорошая порка. Возможно, это его кое-чему научит, а может быть, и нет. Вот только бедной девушке уже ничем не помочь. Но семья все же получит часть компенсации. Тогда они выкупят свою свободу и начнут новую жизнь.
Джеральд дал знак своим людям, они вложили мечи в ножны и заняли места позади судейского стола.
Фрамберт вылез из-под стола и сел, всем своим видом выражая попранное достоинство. Лицо его побледнело, голос дрожал, когда он зачитывал последнее дело.
— Эрмуан, мельник, и его жена жалуются на свою дочь, которая добровольно и вопреки их воле вышла замуж за раба.
Снова толпа расступилась, пропуская престарелую пару, седовласого мельника в красивой одежде, свидетельствующей о достатке. За ними вошел юноша в лохмотьях раба и, наконец, молодая женщина с покорно опущенной головой.
— Милорд! — Эрмуан заговорил сразу, не дожидаясь разрешения. — Перед вами моя дочь. Хильдегарт, отрада наших сердец, единственный выживший ребенок из восьми. Мы так лелеяли ее, милорд, но, видимо, перестарались, к нашему огорчению. За нашу любовь и доброту она отплатила черной неблагодарностью и непослушанием.
— Чего вы ожидаете от суда? — спросил Джеральд.
— Конечно выбора, милорд, — удивленно сказал Эрмуан. — Веретено или меч. Она должна выбрать, как того требует закон.
Джеральд помрачнел. В его судейской практике был только один похожий случай, и ему не хотелось наблюдать второй.
— В законе, как вы заметили, оговорены подобные обстоятельства. Но это кажется слишком жестоким, особенно в отношении той, кого вы растили… так заботливо и нежно. Нет ли другого пути?
Джеральдом овладели эмоции. Можно было выкупить юношу из рабства, и он стал бы свободным человеком.
— Нет, милорд. — Эрмуан решительно покачал головой.
— Что ж, — Джеральд кивнул. Избежать суда невозможно, родители девушки знают закон и потребуют выполнения страшной процедуры.
— Принесите веретено, — приказал Джеральд и, обратившись к одному из своих воинов, попросил: — Хунрик, одолжи свой меч. — Он не хотел использовать свой, никогда еще не поражавший безоружного. Джеральд не допустит этого, пока он принадлежит ему.
Пока искали в соседних домах веретено, толпа беспокойно роптала.
Когда принесли веретено, девушка подняла голову. Отец резко обратился к ней, и она опустила глаза. Но в этот краткий миг Джеральд разглядел ее лицо. Она была прекрасна: огромные янтарные глаза на белоснежном лице, высокий нежный лоб, чувственные губы. Джеральд понимал негодование ее родителей. Такая красавица могла завоевать сердце лорда и приумножить благосостояние семьи.
Джеральд положил одну руку на веретено, а другой поднял меч.
— Если Хильдегарт выберет меч, — произнес он громко, чтобы услышали все, — то ее муж, раб по имени Ромуальд, умрет на месте от этого меча. Если же она выберет веретено, то сама станет рабыней.
И то, и другое было страшно. Однажды Джеральд наблюдал, как другая девушка, далеко не такая красивая, стояла перед таким же выбором. Та девушка выбрала меч и смотрела, как умирал ее любимый. Но что еще могла она сделать? Кто отважится добровольно отдать себя в рабство, и не только себя, но и своих детей и внуков?
Девушка стояла молча и неподвижно. Она была совершенно спокойна, пока Джеральд объявлял условия суда.
— Понимаешь ли ты важность твоего выбора? — ласково спросил ее Джеральд.
— Понимает, милорд, — отозвался Эрмуан, сжав руку дочери. — Она точно знает, что делать.
Джеральд отлично представлял себе эту сцену. Решение было вырвано из девушки угрозами, проклятьями, возможно, ее даже били.
Охранники, окружившие юношу, схватили его за руки, чтобы он не вырвался. Он смотрел на них с презрением. Лицо у него было приятное: невысокий лоб, обрамленный жесткими волосами, умные глаза, подбородок хорошо очерченный, красивый нос. Несомненно, в его жилах текла римская кровь.
Конечно, он был рабом, но человеком отважным. Джеральд велел охранникам отойти.
— Ну же, дитя, время настало, — обратился Джеральд к девушке.
Отец что-то прошептал ей на ухо. Она кивнула, он отпустил ее руку и подтолкнул вперед.
Девушка подняла голову и посмотрела на юношу. Любовь, светившаяся в ее глазах, потрясла Джеральда.
— Нет! — Отец попытался остановить ее, но было слишком поздно. Не сводя глаз с мужа, она, не раздумывая, направилась к веретену, села и начала прясть.