Ротный

С перебитыми ногами старший лейтенант Петров лежал в ходе сообщения, который начали рыть и бросили. Его сюда перенесли из окопа, перевязали. Санинструктор послал за санитарами-носильщиками, чтобы на носилках эвакуировать старшего лейтенанта. Но санитаров все не было, санинструктор, усатый коротконогий казах, которого из-за его старшинских лычек новички принимали за старшину, здорово переживал. Еще больше он стал переживать, узнав, что оба санитара сами ранены и эвакуированы.

— Командир роты ранен, а санитаров нет, вах, вах!

— Да утихомирься ты, — сказал старший лейтенант. — Кончится бой — эвакуируешь.

— Когда он кончится? А я не имею права рисковать. Я должен, я потащу вас, они пускай стырляют.

Подошел Макеев, спросил у Ротного о самочувствии. Тот показал взглядом на забинтованные ноги. Санинструктор сказал Макееву:

— Вы стырляйте, я потащу командира роты. Стырлять значило — стрелять, а в помощь санинструктору Макеев выделил солдата; они уложили старшего лейтенанта на плащ-палатку, и, прежде чем понесли, Макеев пожал его влажную бессильную кисть.

— Ну… Прощай, Макеев.

— Прощайте, товарищ старший лейтенант. Может, еще и свидимся.

Командир роты не ответил, обессиленно прикрыл глаза.

Макеев возвратился в траншею. Санинструктор и солдат понесли Ротного, стараясь не тряхнуть зря. Он кривился, когда это им не удавалось, и думал, как же будет рота без него и он без нее. В тяжелейший момент он покидает поле боя и свою роту. Ничем уже не поможет ей, да и она ему. Дело теперь за врачами. А с ротой? Чья теперь очередь, чтобы помочь его роте? Прощайте и простите, ребята, что я ухожу от вас, что меня уносят в тыл.

Грохали разрывы, свистели пули, бежали люди. Осколками насмерть сразило солдата — свалился на старшего лейтенанта, заливая его своей кровью, вновь — в левую ногу — ранило Ротного, воздушной волной контузило санинструктора. Бранясь и заикаясь, казах один потащил Петрова — по кочкам, по ямам; тот стонал от боли, иногда теряя сознание. Приходил в себя: опять грохот, толчки, боль, мертвящая слабость, перед расширившимися зрачками — красный туман.

— Товарищ старший лейтенант, кругом немцы…

Ротный еще шире раскрыл глаза — да, в красном тумане будто плыли френчи и рогатые каски, — разомкнул ссохшиеся губы, произнес внятно:

— Оставь меня. Возьми узелок, там документы, звезда и ордена. Чтоб не досталось немцам…

— Не брошу вас!

— Приказываю! — Вспышка гнева исказила его черты, но лицо осталось землисто-бледным. — Дай мне гранату и уходи. Зачем гибнуть двоим? Пробивайся.

— Не пойду!

— Приказываю! Ну! — Старший лейтенант взвел курок пистолета. — Шагом марш!

Под наведенным на него пистолетом санинструктор взял узелок и пошел, не оборачиваясь. А через пять минут к старшему лейтенанту направилось четверо немцев. Петров подпустил их поближе, отстреливался до последнего патрона, потом, прижав лимонку к животу, выдернул кольцо.