Книга: Лихорадка теней



Лихорадка теней

Карен Мари Монинг

Лихорадка теней

Ты хочешь познать меня?

Представь, что ты являешься калейдоскопом, а время — это твои цветные стеклышки, и они рассеяны во множестве измерений, количество которых постоянно растет, выходя за пределы безграничной матрицы. Присмотрись, ты можешь выбрать любое из этих бесчисленных измерений и изменить его. И их количество растет в геометрической прогрессии. Пойми, что не существует такого понятия, как реальность, это всего лишь фальшивое божество, которое твоя раса почитает со слепым фанатизмом. Реальность означает наличие лишь одного правильного варианта.

Ты порицаешь меня за иллюзии. Ты, со своим смехотворным представлением о линейности времени, ты, заключившая себя в тюрьму из часов, таймеров и календарей. Ты пытаешься поломать прутья клетки, сотворенной из часов и дней, но захлопываешь дверь между прошлым, настоящим и будущим.

Жалкий разум достоин столь же жалкого хранилища.

Тебе не дано узреть настоящий лик времени, как не дано увидеть и мое истинное обличье.

Почувствуй себя центром, чтобы моментально постигнуть все возможные варианты, и подумай, в каком направлении двигаться дальше. И слово «направление» будет весьма жалкой попыткой определить ту идею, которая ваша раса не может обозначить словом. Вот что значит быть мной.

— Из бесед с Синсар Дабх

Глава 1

Надежда придает силы. Страх убивает.

Однажды кое-кто по-настоящему умный сказал это мне.

Каждый раз, когда я думаю, что стала мудрее и научилась лучше управлять собой, как тут же попадаю в ситуацию, которая самым жестоким образом показывает мне, что я всего лишь заменила один набор иллюзий на другой, тщательно продуманный и более привлекательный, — да, это я, Королева самообмана.

Вот сейчас я себя ненавижу. Я даже не думала, что способна на такое сильное чувство.

Я сижу на корточках на краю обрыва, кричу, проклиная тот день, когда родилась, и сожалею о том, что моя биологическая мать не утопила меня сразу после рождения. Жизнь слишком трудная штука, ею нелегко управлять. Никто не предупреждал меня, что в жизни могут быть такие дни. Почему же никто мне об этом не сказал? Как они могли позволить мне вырасти такой — счастливой, обожающей розовый цвет, глупой девчонкой?

Я чувствую боль посильнее той, которую вызывала у меня Синсар Дабх. По крайней мере, когда Книга сокрушала меня, я понимала, что в этом нет моей вины.

А сейчас?

Это моя вина. От начала и до конца во всем виновата я, и от этого не скроешься.

Я думала, что потеряла всё.

Какой же глупой я была. Он ведь предупреждал меня. Я так много потеряла!

Я хочу умереть.

Это единственный способ остановить боль.

Несколько месяцев назад, одной дьявольски длинной ночью в пещере под Барреном, я тоже хотела умереть, но это было совсем другое. Мэллис собирался замучить меня до смерти, и смерть была единственной возможностью лишить его этого извращенного удовольствия. Моя смерть была неминуема. Я не видела смысла ее оттягивать.

И ошиблась. Я потеряла надежду и чуть не умерла из-за этого.

Я бы умерла — если бы не Иерихон Бэрронс.

Он тот, кто научил меня этой присказке.

Эти простые слова помогают во всех ситуациях и позволяют найти решение всех проблем. Просыпаясь утром, мы оказываемся перед выбором между надеждой и страхом и, выбирая что-то одно, живем со своим выбором весь день. Разве мы с радостью приветствуем все, что нам преподносит судьба? Или, наоборот, с подозрением?

Надежда придает силы…

Я ни разу не позволила себе проявить хотя бы малую толику доверия к этому человеку, который сейчас лежал лицом вниз в луже собственной крови. Я ничего не сделала, чтобы укрепить нашу связь, возложив это бремя на более широкие плечи. Страх, подозрение и недоверие руководили каждым моим шагом.

А сейчас уже слишком поздно пытаться что-то исправить.

Я прекращаю кричать и начинаю смеяться. В этом смехе мне слышится безумие.

Плевать.

Моё копьё торчит из раны, жестокое лезвие словно поддразнивает меня. Я помню, как мы его украли.

На одно мгновение я мысленно возвращаюсь на темные, омытые дождем улицы Дублина, затем вместе с Бэрронсом спускаюсь в канализационную систему и оказываюсь в тайном хранилище религиозных артефактов Роки О’Банниона. В ту ночь Бэрронс был одет в джинсы и черную футболку. Я вижу, как перекатываются мускулы на его теле, когда он отодвигает крышку канализационного люка и делает это так легко, словно бросает тарелочку в парке.

С какой стороны не посмотри, он так волнующе сексуален, что мурашки бегут по коже. С Бэрронсом ты никогда не знаешь, поимеют ли тебя или вывернут наизнанку и превратят в новую, совершенно незнакомую личность.

Я всегда была к нему неравнодушна, но старалась это скрыть.

Эта передышка оказалась очень короткой. Воспоминание потихоньку ускользает, и я снова оказываюсь лицом к лицу с реальностью, которая грозит сделать меня совершенно невменяемой.

Страх убивает…

В буквальном смысле.

Я не могу произнести это. Я не могу думать об этом. Я не могу смириться с этим.

Я обхватываю колени и начинаю раскачиваться взад-вперед.

Иерихон Бэрронс мертв.

Он неподвижно лежит на животе. Всю ту маленькую вечность, пока я кричала, он не двигался и не дышал. Я не ощущаю его присутствия. Раньше я всегда ощущала его близость: он был словно наэлектризован, полон жизненной энергии, как будто кто-то сумел втиснуть эту необъятную мощь в крошечный сосуд. Как джин в бутылке. Бэрронс — это убийственная сила, запертая в бутылке. И наверняка запереть его там было совсем непросто.

Я все еще раскачиваюсь взад-вперед.

Вопрос на миллион долларов: кто ты такой, Бэрронс? Его ответ, в тех редких случаях, когда он удосуживался его дать, всегда был одним и тем же.

Тот, кто никогда не позволит вам умереть.

Я поверила ему. Будь он проклят.

— Что ж, ты облажался, Бэрронс. Я одна и у меня большие неприятности, так что поднимайся!

Он не пошевелился. Здесь так много крови. Я осматриваюсь вокруг, используя свой дар. И никого, кроме себя, не чувствую на этом краю обрыва.

Я снова кричу.

Ничего удивительного, что он запретил звонить по номеру в моем телефоне, записанному им как ЕТУ — Если Ты Умираешь, — если только я действительно не буду при смерти. Чуть погодя, я снова начинаю смеяться. Это не он облажался. Облажалась я. Интересно, я только участвовала в этом фиаско или сама же его и организовала?

Я думала, что Бэрронс неуязвим.

Все ждала, что он пошевелится. Перевернется. Сядет. Волшебным образом исцелится. Резанет по мне одним из этих своих тяжелых взглядов и скажет: «Возьмите себя в руки, мисс Лейн. Я — Темный Король. Я не могу умереть».

Это был один из тысячи самых больших страхов, которые я себе о нем воображала: что он был тем, кто создал Синсар Дабх, сначала сбросил в нее все то злое, что в нем было, а теперь зачем-то хочет вернуть ее назад, но не может поймать ее самостоятельно. Так или иначе, я рассмотрела почти все варианты с различным сочетанием двух неизменных компонентов бессмертия и неуязвимости: эльф, полуэльф, оборотень, вампир, кто-то древний и проклятый еще на заре времен, возможно, то самое существо, которое они с Кристианом пытались вызвать на Хэллоуин в замке Келтаров.

— Вставай, Бэрронс! — кричу я. — Двигайся, черт тебя подери!

Я боюсь дотрагиваться да него. Боюсь почувствовать, как ощутимо остыло его тело. Меня страшит хрупкость его плоти, бренность Бэрронса. «Хрупкость», «бренность» и «Бэрронс» — эти слова, сказанные в одном предложении, кажутся таким же богохульством, как и развешивание перевернутых крестов на стенах Ватикана.

Я сижу на корточках в десяти шагах от его тела.

Стараюсь соблюдать дистанцию, потому что, если подойду ближе, то мне придется перевернуть его и заглянуть ему в глаза. А что, если они окажутся такими же пустыми, какими были глаза Алины?

Тогда я пойму, что он ушел так же, как и она, — слишком далеко, чтобы когда-нибудь снова услышать мой голос. Услышать, как я говорю: «Мне жаль, Алина, что я не звонила тебе чаще, что я не слышала правду в нашей пустой сестринской болтовне и что я не приехала в Дублин и не боролась вместе с тобой. Алина, я не злилась на тебя, потому что ты тоже действовала под воздействием страха, потеряв всякую надежду. Мне жаль, что из-за этого ты не доверилась мне и не позволила тебе помочь». Жаль, что я не смогу сначала извиниться перед тобой, Бэрронс, за то, что из-за юного возраста я не сумела пересмотреть свои жизненные приоритеты, как когда-то это сделал ты, ведь на мою долю не выпало даже малой толики того, что довелось тебе пережить. А потом сделать то, о чем мечтала с нашей самой первой встречи в твоем проклятом книжном магазине — припереть тебя к стене и целовать до тех пор, пока ты не начнешь задыхаться. Я хотела завладеть твоими мыслями, как ты завладел моими, мечтала, чтобы ты наконец-то увидел и захотел меня — розовую меня! Мне хотелось вывести тебя из равновесия и заставить упасть на колени передо мной, пусть я и говорила себе, что никогда не захочу видеть рядом с собой такого человека, как ты, что ты слишком старый, слишком искушенный, что ты больше похож на животное, увязшее одной ногой в трясине и не желающее оттуда выбираться, чем на человека. Но правда была в другом — я просто испугалась того, что ты заставил меня почувствовать. Это были совсем не те мечты о будущем с младенцами и аккуратными заборчиками, которые иногда появляются у девушек при виде парней. Это было непреодолимое, жесткое, примитивное желание быть рядом с человеком, словно не сможешь прожить без него ни одной минуты, когда имеет значение только, что он думает о тебе, и провалиться мне на этом месте, но даже тогда я знала, что ты можешь изменить меня! Кто захочет быть рядом с тем, кто сможет изменить его? Это слишком большая власть, чтобы позволить ее кому-то иметь! Было легче бороться с тобой, чем признать, что во мне есть неисследованные местечки, алчущие вещей, недопустимых в том мире, который я знала, и, что хуже всего, это ты вытряхнул меня из моего мира девочки Барби, и сейчас я здесь, я бдительна по самое не могу, а ты, ублюдок, меня бросил…

Я решила, что буду кричать до тех пор, пока он не поднимется.

Это он сказал мне не верить в чью-либо смерть, пока не сожгу тело, не развею пепел, а затем, по прошествии одного или двух дней, не удостоверюсь, что из пепла ничего не проросло.

Я точно не стану его сжигать.

Не могу представить себе такие обстоятельства, при которых могла бы это сделать.

Я буду сидеть на корточках.

Я буду кричать.

Он поднимется. Он терпеть не может, когда я бываю мелодраматичной.

Ожидая, пока он воскреснет, я прислушиваюсь, не раздадутся ли скрежещущие звуки на краю обрыва. А вдруг оттуда сейчас появится Риодан, весь избитый и окровавленный? Может, он вовсе не умер. В конце концов, мы же, кажется, в Фэйри, ну, по крайней мере, внутри Зеркал, кто знает, что это за место? Может, здешней водой можно оживить человека? Может, стоит окунуть в нее Бэрронса? А может, мы находимся в Царстве Грез, и весь этот ужас — всего лишь страшный сон, после которого я проснусь на диванчике в «Книгах и сувенирах Бэрронса», а изумительный и действующий мне на нервы хозяин магазина изогнет бровь и одарит меня своим фирменным взглядом; я скажу что-нибудь содержательное, и жизнь снова станет замечательной, наполненной дождем и монстрами, — как раз такой, какой я ее люблю.

Я сижу на корточках.

Никакого скрежета не слышно, так что вверх по обрыву никто не взбирается.

Мужчина с копьем в спине не шевелится.

Мое сердце, как решето — все в дырах.

Он отдал за меня жизнь. Бэрронс отдал за меня жизнь. Мой корыстный, высокомерный, неизменный придурок был той самой твердой опорой под моими ногами, и он решил умереть, чтобы я могла жить.

За каким чертом он это сделал?

Как мне с этим жить дальше?

Меня посещает ужасная мысль, ужасная настолько, что на несколько мгновений она затмевает мою скорбь: я бы никогда его не убила, если бы не Риодан. Неужели он подставил меня? Пришел сюда, чтобы убить почти непобедимого, с трудом поддающегося уничтожению Бэрронса? Может, Бэрронса можно было убить только в его зверином обличии, и Риодан знал, что он будет защищать меня, даже находясь в таком уязвимом состоянии. Была ли это тщательно продуманная уловка, не имеющая лично ко мне никакого отношения? Риодан был заодно с ГМ, и они хотели убрать Бэрронса, чтобы потом добраться до меня, а похищение моих родителей было просто уловкой? Осмотрись-ка здесь, пока мы будем убивать мужчину, представляющего для нас угрозу. Или, быть может, Бэрронс был проклят и мог быть убит только тем, кому он доверится, а он доверился мне. Под всей этой холодной надменностью, насмешливостью, постоянным давлением, он вручил мне наиболее сокровенную часть себя — доверие, которого я не заслуживала. И разве я не доказала это, вогнав копье ему в спину?

Ох, Боже, но именно это я и сделала. Хватило одного слова Риодана, и я отвернулась от Бэрронса.

Обвинение в предательстве, сквозившее во взгляде Зверя, не было иллюзией. Из-под этих доисторических бровей, оскалив клыки, с упреком и ненавистью, светившихся в диких желтых глазах, на меня смотрел Иерихон Бэрронс. Я нарушила наше негласное соглашение. Он был моим демоном-хранителем, а я его убила.

Презирал ли он меня за то, что я не разглядела скрывавшегося под шкурой зверя мужчину?

Увидьте меня. Как много раз он говорил мне это? Увидьте меня, когда смотрите на меня!

Но когда это было нужнее всего, я оказалась слепа. Он шел за мной по пятам, относился ко мне со смесью агрессии и замашками собственника, как это было свойственно Бэрронсу, но я его не узнала.

Я подвела его.

Он пришел в диком, нечеловеческом обличье, чтобы спасти мне жизнь. Он вызвал самого себя как ЕТУ, не обращая внимания на то, чего это будет ему стоить, зная, что он превратится в безумное, неистовое животное, способное лишь разрывать в клочья все находящееся поблизости, и все это ради…

Меня.

Боже, этот взгляд!

Я закрываю лицо ладонями, но видение не исчезает: зверь и Бэрронс, его смуглая кожа и экзотическое лицо, сланцевая шкура и первобытные черты. В этих древних глазах, видевших так много и желающих только быть увиденными в ответ, горит презрение: «Почему ты не смогла довериться мне хотя бы раз? Хотя бы раз поверить в лучшее? Почему ты предпочла мне Риодана? Ведь это я помог тебе выжить. У меня был план. Я хоть когда-нибудь подводил тебя?»

— Я не знала, что это был ты! — я сжимаю руку в кулак с такой силой, что ногти врезаются в ладонь. На коже появляются небольшие кровоточащие ранки, но через мгновение они уже затягиваются.

Бэрронс в обличии зверя по-прежнему находится у меня перед глазами, и он еще не закончил пытку. «Ты должна была меня узнать. Я подобрал твой свитер. Я убивал для тебя свежую нежную дичь. Я помечал территорию вокруг тебя. В этом обличье, как ни в каком другом, я показал тебе, что ты моя, а я всегда забочусь о том, что принадлежит мне».

Глаза застилают слезы. Я сгибаюсь пополам. Мне настолько больно, что я не могу ни вздохнуть, ни шевельнуться. Я съеживаюсь, обхватываю себя руками и снова начинаю раскачиваться.

Где-то за пределами боли, если у неё вообще есть пределы, я кое-что осознаю.

Я осознаю, что, по словам Риодана (это если он не предатель, а если он все же предал нас и остался жив, то я убью его так же, как мы убили Бэрронса), у меня на затылке есть метка, оставленная Гроссмейстером, у которого все еще находятся мои родители, а так как Бэрронс здесь, то, очевидно, он так и не добрался до Эшфорда.

Если только… в Зеркалах время бежит по-другому, и, может быть, он успел добраться до Эшфорда прежде, чем я набрала номер ЕТУ, вызвав его сюда, в седьмое измерение, куда попала, ступив в скользкий розовый коридор Гроссмейстера в Дублине.

Я понятия не имею, сколько времени провела в Зале Всех Дорог или сколько времени прошло в реальном мире, пока мы с Кристианом обсыхали возле озера.

Однажды, благодаря В’лейну, я провела несколько часов на пляже в Фэйри в обществе иллюзии моей сестры и это стоило мне целого месяца жизни в реальном мире. Когда я вернулась, Бэрронс был просто в бешенстве. Тогда он приковал меня цепями к балке в своем гараже. На мне было одето только ярко-розовое бикини.

Мы сильно поругались.

Я закрываю глаза и снова отдаюсь во власть воспоминаний.

Он стоит там, взбешенный, в окружении игл и красок, и собирается сделать мне татуировку — или, точнее говоря, притворяется, что собирается, ведь на самом деле татуировка уже была сделана, просто я ее еще не обнаружила, — для того, чтобы он мог проследить за мной, если я когда-либо снова совершу глупость и соглашусь провести какое-то время в Фэйри.

Я говорю ему, что если он сделает это, то наше сотрудничество будет окончено, и я уйду. Обвиняю его в неспособности чувствовать что-либо еще кроме жадности и цинизма, в неспособности любить. Я называю его наемником, виню в том, что он потерял самоконтроль и разгромил магазин, когда не смог найти меня, и ядовито заключаю, что если он и возбуждается от чего-то (да и то редко), так это, несомненно, из-за денег, какого-нибудь артефакта или книги, но никогда — из-за женщины.



Я помню каждое слово, сказанное им в ответ: «Да, я любил, мисс Лейн, хоть это и не ваше дело. Я терял. Многое и многих. И — нет, я не похож на других участников этой игры. Я не похож на В’лейна. И эрекция у меня бывает отнюдь не изредка. Иногда ее вызывают не женщины, а мелкие надоедливые девчонки. И да, это я разгромил магазин, когда не нашел вас. Кстати, вам придется подыскать себе новую спальню. И мне жаль, что ваш уютный маленький мирок был разрушен, но это случается со всеми, и они продолжают жить дальше. От вас зависит, как вы будете жить».

Оглядываясь назад, я с жалостью и презрением смотрю на себя.

Вот я — прикованная к перекладине, почти обнаженная, наедине с Иерихоном Бэрронсом — человеком, далеким от моего понимания, но, Господи, как же он меня возбуждает! Он собирается провести несколько часов, медленно и осторожно колдуя над моей голой кожей. Его мускулистое, покрытое татуировками тело кажется мне невысказанным вслух обещанием посвящения в таинственный мир, где я смогу почувствовать нечто совершенно невообразимое, и я хочу, чтобы он работал надо мной часами. Ужасно хочу. Но не из-за татуировки. Я пытаюсь воздействовать на него, применив все свои уловки. Я хочу, чтобы он взял то, что мне не хватает смелости предложить ему.

Какое сложное, нелепое и разрушительное чувство! Боюсь попросить то, чего мне хочется. Боюсь признаться себе в своих желаниях. Руководствуюсь правилами и запретами вместо того, чтобы следовать своей природе. Приехав в Дублин, я была скована этими условностями, как кандалами. Вся такая правильная.

Он же был абсолютно естественным и пытался научить меня меняться.

Как я и говорила: разные степени отрицания.

Там, в гараже, он прижался ко мне — сексуальный и еле сдерживающий себя, и, ощутив тогда его возбуждение, я почувствовала себя настолько живой и дикой внутри, что позже мне пришлось содрать с себя купальник и позаботиться о себе в душе, снова и снова, фантазируя о совершенно другом окончании событий в гараже. Которое растянулось бы на всю ночь.

Я тогда сказала себе, будто это все из-за того, что я побывала в обществе «умри-от-секса» эльфа. Очередная ложь.

Он освободил меня и позволил уйти.

Будь я прикована к той балке сейчас, у меня бы не возникло проблем с объяснением того, чего конкретно я хочу. И вряд ли я попросила бы меня освободить. По крайней мере, не сразу.

Слезы все еще застилают мои глаза, но я пытаюсь сфокусировать взгляд.

Трава. Деревья. Он.

Он лежит лицом вниз. Мне надо подойти к нему.

Земля мокрая, кругом грязь из-за дождя, шедшего прошлой ночью, и из-за его крови.

Мне надо привести его в порядок. Он не должен быть грязным. Бэрронс не любит выглядеть неопрятно. Он тщательно следит за собой, одевается изысканно и со вкусом. И хотя я несколько раз поправляла лацкан его пиджака, но это был всего лишь предлог, чтобы дотронуться до него. Так сказать, ступить в его личное пространство. Эти фамильярные жесты должны были подчеркнуть тот факт, что я имею на это право. Непредсказуемый, как оголодавший лев, он мог напугать кого угодно, однако он никогда не вгрызался мне в глотку, а всего лишь облизывал меня, и если иногда его язык был слегка грубоватым, то это стоило того, чтобы шагать рядом с королем джунглей.

Я чувствовала себя так, словно мое сердце вот-вот разорвется.

Я не могу это сделать. Я только что прошла через все это после смерти сестры. Одна трагедия за другой. Упущенные возможности. Неверные решения. Скорбь.

Скольким людям придется еще умереть прежде, чем я научусь жить? Он был прав. Я — ходячая катастрофа.

Я нащупываю в кармане телефон. Первое, что я делаю — набираю номер Бэрронса. Нет связи. Я набираю номер ЕНММД. Связи по-прежнему нет. Я жму на ЕТУ и, затаив дыхание, пристально смотрю на Бэрронса. Связи нет.

Все линии мертвы, как и этот мужчина.

Меня начинает трясти. Не знаю почему, но тот факт, что я не могу до него дозвониться, окончательно убедил меня в том, что он вне моей досягаемости.

Я наклоняю голову, убираю волосы с шеи и, после нескольких попыток найти правильный ракурс, делаю снимок своего затылка. Так и есть — две татуировки. Метка Бэрронса — дракон с буквой Z в центре — мерцает и переливается слабым светом.

А слева от нее находится черный кружок со странными символами, которых я не знаю. Кажется, Риодан говорил правду. Если эта татуировка оставлена Гроссмейстером, то это многое объясняет. Тогда становится понятно, почему Бэрронс так беспокоился об охране подвала, где я находилась, будучи в состоянии при-йа; как ГМ нашел меня в аббатстве после того, как охранные руны были закрашены; как он позже снова нашел меня в доме, где мы с Дэни жили, и, наконец, как он выследил меня до дома родителей в Эшфорде.

Я вытаскиваю маленький кинжал, который взяла в магазине Бэрронса.

Рука дрожит.

Я могу положить конец своей боли. Я бы просто сжалась в комок и истекла кровью, сидя возле него. И все закончилось бы очень быстро. Может быть, у меня будет еще один шанс в другом месте и в другое время. Возможно, мы перевоплотимся, как в фильме «Куда приводят мечты», который мы с Алиной ненавидели из-за того, что там сначала умирают муж и дети, а потом жена совершает самоубийство.

Сейчас я люблю этот фильм. Я поняла его идею — за близкими людьми можно добровольно отправиться даже в преисподнюю. И если понадобится, то и остаться там жить, пусть это и безумие, потому что лучше быть безумным и жить с ними, чем доживать остаток жизни без них.

Я смотрю на лезвие.

Он умер для того, чтобы я жила.

— Будь ты проклят! Я не хочу жить без тебя!

То, как ты переживешь это, и определяет твою сущность.

— О, да заткнись ты! Ты мертв! Заткнись! Заткнись!

Но ужасная правда заставляет мое сердце разрываться от боли.

Я — та девочка, которая кричала «Волк!».

Я — та, которая нажала ЕТУ. Я — та, которая не подумала, что сможет сама справиться с кабаном. И знаете что?

Я справилась.

Я отогнала его и была в безопасности к тому моменту, когда появился Бэрронс и набросился на него.

В конце концов, я ведь не была в смертельной опасности.

Он умер за меня, но в этом не было необходимости.

Я все преувеличила.

И теперь он мертв.

Я снова смотрю на кинжал. Самоубийство стало бы для меня наградой. А я заслуживаю только наказания. Я разглядываю снимок меток, красующихся на моем затылке. Если бы Гроссмейстер нашел меня прямо сейчас, я не уверена, что стала бы бороться за свою жизнь.

Я подумываю о том, чтобы удалить метку, но потом понимаю, что сейчас я слишком не в себе для такого дела. Начав, я могу не остановиться вовремя. А это слишком близко к позвоночнику. И я легко смогу покончить с собой.

Я швыряю кинжал в грязь, пока не успела пораниться.

Да и кем бы я после этого была? Убив сначала его, а потом и себя? Трусихой. Но меня волнует не то, кем я стану после этого. Меня волнует он и то, что его смерть окажется напрасной.

А смерть такого человека, как он, заслуживает больше уважения.

Я подавляю в себе очередной крик. Он погребен внутри меня, застревает в моем желудке, обжигает горло так, что становится больно глотать. Я слышу его в своих ушах, хотя с губ не сорвалось ни звука. Это безмолвный крик. Самый худший из всех. Я уже испытывала подобное и раньше, чтобы не позволить маме и папе узнать, что смерть Алины убивает и меня тоже. Я знаю, что произойдет дальше, и знаю, что в этот раз будет намного хуже. Что мне будет еще хуже.

Хуже, намного хуже.

Я помню сцены резни, которые Бэрронс показал мне в своих мыслях. Теперь я воспринимаю их по-другому. Я стала понимать, что может довести человека до такого состояния.

Я опускаюсь на колени возле его обнаженного окровавленного тела. Когда он превратился из человека в зверя, его одежда, по-видимому, разорвалась, а серебряный браслет на запястье развалился на куски. Почти две трети его тела покрыты защитными рунами, нанесенными черными и красными чернилами.

— Иерихон, — шепчу я, — Иерихон, Иерихон, Иерихон…

Почему я была так скупа на чувства и не звала его по имени? Я всегда называла его Бэрронсом, и это было словно стена, возведенная между нами, а если и появлялась тоненькая трещинка, то я тут же цементировала ее страхом.

Я закрываю глаза и пытаюсь собраться с силами. Затем открываю их, берусь двумя руками за копье и пытаюсь вытянуть оружие из его спины. Но оно не выходит. Застряло в кости. Мне придется за него побороться.

Я останавливаюсь. Затем пробую еще раз. Плачу.

Он не двигается.

Я могу это сделать. Могу.

Наконец я высвобождаю копье.

Долго сижу возле него, потом переворачиваю его.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что он мертв, то теперь их нет. Его глаза открыты. И они пусты.

Иерихона Бэрронса больше нет.

Я пытаюсь с помощью своих способностей просканировать окружающее меня пространство. Но ничего не чувствую.

На краю обрыва я совершенно одна.

И я еще никогда не была так одинока.

Я пробую все, что только приходит мне в голову, чтобы оживить его.

Я вспоминаю, что, когда мы упаковывали мой рюкзак, собираясь встретиться с Гроссмейстером, я положила туда несколько кусочков плоти Невидимых, казалось, с того дня прошла уже целая вечность. Но большая часть запаса этой плоти была все еще в рюкзаке.

Если бы я тогда знала, что произойдет потом! Что в следующий раз, когда увижу Иерихона Бэрронса, он будет мертв. Что последними словами, которые я услышу от него, будут: «и Ламборгини», сказанные с волчьей усмешкой и сопровождавшиеся обещанием всегда прикрывать мою спину и дышать мне в затылок.

Кусочки извивающейся плоти Носорогов все еще аккуратно упакованы в баночки из-под детского питания. Я беру один кусок, проталкиваю его между распухших окровавленных губ Бэрронса и закрываю ему рот. Комочек плоти выползает наружу через рваный порез на его шее, и я захожусь в безмолвном крике.

Я не в состоянии думать связно. Мною руководят паника и горе. Бэрронс сказал бы: «Бесполезные эмоции, мисс Лейн. Будьте выше них. Перестаньте хныкать и действуйте». Ну вот, он опять со мной разговаривает.

Есть ли на свете что-то такое, чего бы я не сделала ради него? Нет, даже если это будет нечто совершенно отвратительное и варварское. Ведь он — Бэрронс. И я снова хочу видеть его живым и невредимым.

Прежде, чем перерезать Бэрронсу горло, Риодан распорол ему живот. Я осторожно раздвигаю края раны на животе и укладываю мясо Невидимых прямо в разрезанный желудок. Оно выползает наружу. Я раздумываю над тем, не зашить ли мне желудок, чтобы тело было вынуждено переварить плоть Темного эльфа, и сработает ли это, но у меня нет под рукой ни нитки с иголкой, ни прочих средств для починки его растерзанной плоти.

Я пытаюсь вложить его внутренности обратно в тело в каком-то подобии нужного порядка, смутно осознавая, что даже для меня это слишком ненормально и совсем безумно.

Однажды он сказал: «Заберись внутрь меня и посмотри, как далеко ты сможешь зайти». Держа руки на его селезенке, я думаю: «Вот я и здесь. Только уже слишком поздно».

Я использую недавно освоенный Глас и приказываю ему встать. Однажды он сказал мне, что у ученика и учителя вырабатывается иммунитет друг к другу. Я чувствую облегчение, потому как испугалась, что Глас может создать зомби — ожившего покойника.

С помощью палки я раскрываю его рот, разрезаю себе запястье и вливаю в него свою кровь. Мне приходится сделать глубокий надрез, чтобы появилось достаточно много крови, а потом я вновь и вновь разрезаю запястье, так как мои раны быстро заживают. Но эти вливания только еще больше запачкали его в крови.

В своем ши-видящем местечке я пытаюсь найти магию, чтобы исцелить его. Но ничего такого я там не нахожу.

Внезапно я впадаю в ярость.

Как он может быть смертным?! Как он смеет быть смертным?! Он никогда не говорил мне, что он смертен! Если бы я знала, то обращалась бы с ним совсем по-другому!

— Вставай! Вставай! Вставай! — кричу я.

Его глаза все еще открыты. Я ненавижу то, что они открыты и так пусты, но закрыть их — значит признать и принять его смерть, а я отказываюсь это признавать.

Я никогда не закрою глаза Иерихону Бэрронсу.

Они были широко открыты при жизни. Он наверняка хотел бы, чтобы они были открыты и в смерти. Вряд ли ритуалы имели для него какое-то значение. Где бы Бэрронс сейчас не находился, он лишь посмеялся бы, попытайся я устроить что-то столь банальное, как похороны. Это все слишком мелко для такого большого человека.

Положить его в гроб? Никогда.

Похоронить его? Ни за что.

Сжечь его?

Это тоже было бы признанием. Принятием его смерти. Этому не бывать.

Даже после смерти его тело, покрытое красными и черными татуировками, напоминает неукротимого эпического героя, павшего в бою.

Я опускаюсь на землю, нежно поднимаю его голову, укладываю ее к себе на колени и глажу ладонями его лицо. Потом начинаю смывать с его лица грязь и кровь, нежно проводя по нему краем своей майки, смоченной слезами, которые все капают и капают из моих глаз.

Суровое, грозное, красивое лицо.

Я снова дотрагиваюсь до него. Начинаю водить пальцами по его лицу, стараясь запомнить каждую морщинку и каждую черточку так, чтобы потом можно было с закрытыми глазами вырезать его лицо из камня.

Я целую его.

Ложусь рядом с ним и вытягиваюсь. Прижимаюсь к нему всем телом и обнимаю так, как никогда не позволяла себе, когда он был жив. И говорю все те слова, которые никогда ему не говорила.

На какое-то время я теряю представление, где заканчивается он, и где начинаюсь я.

Глава 2

Забавные вещи говорят люди, когда кто-нибудь умирает.

Он в лучшем мире.

Откуда вы это знаете?

Жизнь продолжается.

Мне должно стать легче? Я и так мучаюсь как раз потому, что жизнь продолжается. Мне больно каждую проклятую секунду. Как приятно знать, что это будет продолжаться и дальше. Спасибо, что напомнили.

Время лечит.

Нет, это не так. В лучшем случае, время когда-то нас всех уравняет, уложив в гроб. Мы ищем способы, чтобы отвлечься от боли. Но время — это не скальпель и не бинт. Ему на все наплевать. В рубцах нет ничего хорошего. Это просто раны на чужом лице.

Каждый день я провожу в компании с призраком Алины. Теперь я буду жить еще и с призраком Бэрронса. Так мы и будем втроем идти по жизни: один справа от меня, другой — слева. Они будут постоянно со мной разговаривать. И мне не удастся сбежать от них, я буду связующим звеном между двумя самыми большими трагедиями в моей жизни.

Начало холодать, и я заставила себя пошевелиться. Я знаю, что предвещает этот холод. Это значит, что скоро на землю упадет ночь, точно стальные ставни на стеклянных витринах дорогого магазина, расположенного в захудалом районе. Я пытаюсь отстраниться от него. Но я не хочу этого. После нескольких попыток мне удается сесть. Моя голова болела из-за пролитых слез, а горло саднило от крика. Усевшись, я поняла, что двигается только моя телесная оболочка. Мое сердце осталось лежать на земле возле Иерихона Бэрронса. Оно сделало последний удар, а затем остановилось.

И наконец-то успокоилось.

Я согнула ноги в коленях и неуклюже поднялась. У меня все тело ныло, и я чувствовала себя столетней старухой. Если ГМ охотится за мной, то я потеряла даром чертовски много времени, сидя на этой скале.

Гроссмейстер, Дэррок, лидер Темных, ублюдок, который разрушил стены на Хэллоуин и впустил полчища Невидимых в мой мир.

Сукин сын, который все это начал: соблазнил и убил Алину или поручил кому-то ее убить; приказал принцам Невидимых изнасиловать меня, лишил воли и превратил в беззащитную рабыню; похитил моих родителей, отправил меня в Зеркала и привел на эту скалу, где я убила Бэрронса.

Если бы не один бывший эльф, одержимый желанием вернуть себе утраченные блага и отомстить, то ничего из этого не случилось бы.

Просто отомстить — этого мало. Месть совершается слишком быстро. Это не удовлетворит сложные потребности того создания, которым я стала, лежа здесь и обнимая его. Я хочу, чтобы все вернулось обратно.

Все, что у меня забрали.

Меня захлестывает целый поток ярости, просачиваясь в каждый укромный уголок и трещинку моей души, наполненные горем. Я приветствую его, упиваюсь этим чувством и преклоняюсь перед моим новым божеством. Я прохожу обряд крещения в этом потоке кипящей, жгучей ярости. Отпускаю себя на свободу. Добейся. Возьми меня. Обладай мной. Я твоя. Слово «ши-видящая» отличается от «бань-ши» — предвестницы смерти из мифов моей родины, которая убивает своих жертв, пронзительно крича от ярости — всего несколькими буквами. Я устремляюсь к темному озеру с зеркальной поверхностью, что находится в моей голове. Я оказываюсь на берегу, усыпанном черной галькой. По блестящей эбонитовой поверхности озера движутся руны, сверкающие от энергии, наполняющей их.

Я наклоняюсь, погружаю пальцы в черную воду и, набрав две пригоршни воды, застываю в поклоне перед бездонным озером в знак благодарности.



Это мой друг. Теперь я знаю это. И так было всегда.

Моя ярость слишком велика для меня.

Я не пытаюсь сдерживать ее. Я позволяю ей превратиться в печальную и грозную мелодию. Она все нарастает, и я откидываю голову назад, позволяя ей вырваться наружу. В горле как будто что-то взрывается, опаляя мои щеки изнутри. Когда мелодия срывается с моих губ, нечеловеческий крик проносится над верхушками деревьев, затем он словно врезается в небо и разрушает спокойствие леса.

Волки вздрагивают в своих логовах, завывая в скорбном хоре, кабаны пронзительно визжат, а какие-то неизвестные мне создания кричат. Наш концерт просто оглушителен.

Температура воздуха резко падает, и лес вокруг меня, начиная с маленького стебелька травы и заканчивая большими ветвями деревьев, моментально покрывается толстой коркой льда. Птицы замерзают в своих гнездах и умирают, а их клювы, из которых они кормили птенцов, так и остаются открытыми. Белки в прыжке покрываются льдом и камнем падают на землю, разбиваясь вдребезги.

Я смотрю на свои руки. Они окрашены в черный цвет, а ладони покрыты серебристыми рунами.

Теперь я знаю, где заканчивается Бэрронс, и где начинаюсь я.

Когда Бэрронс закончился, Я началась.

Я.

Мак О’Коннор.

Ши-видящая, которую, по словам одного принца Видимых, мир должен бояться.

Я опускаюсь на колени и целую Бэрронса в последний раз.

Я ничем не накрываю его и не провожу никаких ритуалов. Это все нужно только мне, а ему — нет. Теперь осталось только одно дело, которое мне предстоит завершить.

Скоро все это вообще не будет иметь никакого значения.

Раньше мне приходилось разрываться пополам, и я никак не могла избавиться от этого. Будучи в таком состоянии, я не знала, кому доверять.

Теперь же я стала женщиной с одной-единственной целью.

Я точно знаю, что должна сделать.

И я знаю как.

Глава 3

Оставив тело Бэрронса, я пошла в том направлении, в котором меня вел мой демон-хранитель. Я уверена, что он хотел, чтобы я шла именно в этом направлении.

Я верю ему после его смерти так, как никогда прежде не верила при жизни.

Ну я и фруктик.

Я прохожу много миль, следуя за течением реки. Как только он исчезает позади меня, я исчезаю вместе с ним тоже. С каждым шагом от меня словно отрывается по кусочку. Кусочки моей слабой части. Части, которая не поможет мне достичь моих целей. И если это куски от моей так называемой человеческой сущности, то это замечательно. Я не могу чувствовать и существовать с тем, через что мне пришлось пройти.

Когда я убеждаюсь, что готова, я останавливаюсь и ожидаю своего врага. Он не разочаровывает меня.

— Я уже начала думать, что ты никогда сюда не придешь, — говорю я охрипшим от крика голосом. Мне больно говорить. Я наслаждаюсь этой болью. Этого я и заслуживаю.

ГМ все еще где-то там, скрывается в лесу, но я вижу, как мелькают тени, и они явно не принадлежат деревьям.

— Выходи. — Я прислоняюсь к дереву, одна рука покоится в кармане на бедре, другая — на талии. — Я — та, кого ты ищешь, не так ли? Та, из-за которой ты сюда явился. Из-за которой все это началось. Что же ты медлишь сейчас?

Мое копье висит в чехле на предплечье, нож заткнут за пояс. Покрытый рунами мешочек из черный кожи, с тремя, столь нужными ГМ, камнями внутри — они составляют три четверти от того, что, как мы надеемся, поможет сделать клетку для Синсар Дабх — спрятан в рюкзаке, свисающем с моего плеча.

Тени выскальзывают из темноты: ГМ и два последних Темных Принца.

С ними нет Джека и Рейни Лейн.

Это бы потревожило меня, но та Мак, которая любит своих родителей, осыпалась кусочками рядом с телом Бэрронса. Он мертв. И это моя вина. У меня нет родителей. Я никого не люблю. У меня нет слабостей. Ни единого светлого пятнышка в моей душе.

Я чувствую себя неизмеримо сильной и легкой.

Дэррок — я больше не буду называть его ГМ; даже аббревиатура его пафосного тупого титула подразумевает превосходство — питался плотью Невидимых довольно долгое время. Воздух сгущается от силы, излучаемой обеими сторонами. Я не уверена, что исходит от него, а что — от меня. Мне интересно, что думают его приспешники о том, что он поедает плоть их же соплеменников. Возможно, то, что является осквернением для Светлого двора, для Темного — обычный порок, приемлемый для существования Невидимых.

Едва он подходит к залитому серебряным светом кругу, в котором я стою, его глаза наполняются непомерным удивлением.

Я смеюсь, гортанно и хрипло. Я знаю, как я выгляжу. Покинув тело Бэрронса, я умылась и тщательно подготовилась к встрече. Мой лифчик в рюкзаке. Мое лицо обрамляют кудри. И у меня ушло немало времени на то, чтобы отмыть черные пятна с ладоней. Я — орудие, средство, которое можно использовать, чтобы получить желаемое, включая мое тело. Я научилась одной или двум вещам у Бэрронса, и я теперь знаю, что власть — сексуальна. Она распрямляет мою спину, наполняет силой мою зовущую руку.

Я не опустошена смертью Бэрронса. Магическая сила утраты выковала новый металл.

Я преобразилась.

Есть только один путь, который поможет мне принять его смерть. Уничтожить сотворенное.

И также поступить с Алиной.

Каждый человек, которого я встречала, и который знал что-то о Синсар Дабх, всегда напускал на себя ореол таинственности. Никто не хотел мне говорить, что конкретно она содержит. Мне лишь говорили, что необходимо найти ее и сделать это быстро, поскольку книгу можно использовать для предотвращения падения стен.

Ну что ж, теперь стен уже нет. Слишком поздно.

Принимая во внимание тот факт, что я целеустремленно охотилась за этой книгой месяцами, я поражаюсь, как мало думала о ее содержании. Я проглотила все, что мне было сказано, и послушно преследовала ее.

Сейчас я подозреваю, что все старались сделать так, чтобы я полностью сосредоточила свое внимание на поиске, тем самым, помогая удержать стены от падения. Поэтому я особо не задумывалась о возможном использовании Синсар Дабх в других целях.

И вот я охотилась за предметом несказанной силы в окружении людей, которые хотят заполучить ее, каждый по своей причине. И мне никогда не приходило в голову: погодите, а как я сама могу ее использовать?

Дэррок сказал мне, что с помощью Синсар Дабх он может вернуть Алину. Также он сказал, что с ее помощью хочет вернуть свою эльфийскую сущность и отомстить.

В’лейн рассказывал, что в Темной Книге содержатся все знания Темного Короля до самых ужасающих подробностей. Он говорил, что она нужна Светлой Королеве: Королева сможет использовать ее для возвращения их расе былого величия и для повторного заключения Невидимых в тюрьму. Он верит, там есть фрагменты Песни Творения, утерянные ими давным-давно, и что Королева сможет использовать их для восстановления старинного напева. Я точно не знаю, что такое Песнь Творения и как она работает, но по ходу, это предел могущества эльфов.

Лишь Бэрронс рассказал мне больше всех остальных. По его словам, в Синсар Дабх есть заклинания, с помощью которых можно создавать и разрушать целые миры. Как раз за счет тех фрагментов Песни Творения. Он никогда не говорил, зачем книга нужна ему. Сказал, что коллекционирует книги. Ага, конечно. А я — Темный Король.

Когда я лежала рядом с ним, я впервые размышляла о потенциальных возможностях Синсар Дабх и ее использовании в личных целях. В особенности меня интересовала часть о создании и разрушении миров.

И мне вдруг все стало ясно, как день.

С помощью Синсар Дабх любой может создать совершенно новый мир с новым прошлым и будущим.

По существу, любой может повернуть время назад.

Стереть все, что не нравится.

Восстановить те вещи, утрата которых для них непереносима, включая людей, без которых они не могут жить.

Я оторвала себя от Бэрронса с одной единственной целью.

Заполучить Синсар Дабх. И когда я ее заполучу, то не собираюсь никому отдавать. Она станет моей. Я буду ее изучать. Мое горе стало моей целью. Я смогу научиться всему. Ничто не будет стоять у меня на пути. Я создам новый мир, такой, какой хочу.

— Иди сюда, — улыбнулась я. — Присоединяйся.

Мое лицо озаряется улыбкой, манит и наслаждается его присутствием. Меньше всего он ожидал увидеть такую Мак. Он был уверен, что найдет запуганную девушку, бьющуюся в истерике.

Такой я точно не была и никогда не буду.

Он жестом останавливает принцев и делает небрежный шаг вперед, но я вижу продуманное изящество движения. Он не доверяет мне. Правильно делает.

Эльфийские глаза цвета меди встречаются с моими. Как могла Алина не заметить, что эти глаза принадлежат не человеку, даже если у него человеческое тело?

Ответ прост: она знала. Знала. Поэтому лгала ему, говорила, что у нее нет семьи, что она сирота. С самого начала она нас защищала. Она чувствовала, что от него веет опасностью, и все же хотела его, хотела узнать эту сторону жизни.

Я ее не виню. У всех есть слабые места. Нас нельзя было отпускать в Ирландию ради всеобщего блага.

Он оценивающе смотрит на меня. Я знаю, что он видел тело Бэрронса. Он пытается понять, что случилось, но не решается спросить. Я подозреваю, что ничто, кроме бездыханного тела Бэрронса, не могло убедить его наверняка в том, что МакКайла, с которой он раньше имел дело, больше не была в безопасности. Его взгляд упал на серебряные с заостренными краями руны, лежащие вокруг меня на земле и окутывающие меня в зловещую дымку. По мере того, как он изучал их, его глаза вновь расширились, и на какой-то короткий миг он выглядел ошеломленным.

— Хорошая работа. — Его взгляд быстро переходил с рун на мое лицо и обратно. — Что это?

— Не узнаешь? — парировала я. Я чувствую ложь. Он знает, что это. А я нет. Но очень хочу узнать.

Следующее, что я вижу, это как его медные глаза встречаются с моими, и в его ладони вспыхивает сине-черный свет. Я не видела, как он достал из-за пазухи Реликвию.

— Выходи из круга сию же минуту, — скомандовал он.

Он не использует Глас. Он держит амулет, одну из четырех Реликвий Невидимых, изысканное ожерелье, середину которого украшает камень необъяснимого происхождения размером с кулак. Король создал его для своей возлюбленной, чтобы она могла подчинять реальность своим капризам. Амулет укрепляет героические стремления человека. Несколько месяцев назад я присутствовала на одном эксклюзивном аукционе в бомбоубежище под землей и смотрела, как пожилой валлиец платил за него цифру с восемью нулями. У него была жесткая конкуренция. Мэллис убил старика и забрал амулет до того, как Бэрронс и я сумели его выкрасть. Но так называемый вампир не смог его использовать.

А Дэррок смог. Уверена, я тоже смогу — если удастся его забрать.

Однажды я уже держала амулет в руках, и он мне ответил. Но, как и все эльфийские вещи, время наполнило его духовным сознанием, и он ожидал от меня чего-то — связи с ним или какого-то обета. Я не поняла — или, даже если поняла бы, то не была готова выполнить этого, опасаясь последствий. Я отдала амулет Дэрроку, когда он использовал Глас, еще до того, как сама научилась пользоваться Гласом. Сейчас у меня нет терзаний по поводу желаний амулета. Цена слишком высока.

Я ощущаю сине-черную силу, которую он излучает, ограничивая свой приказ влечением. Давление зашкаливает. Я хочу выйти из круга. Я смогу дышать, есть, спать, жить без боли вечно, если только я выйду из круга.

Я смеюсь.

— Брось мне амулет, живо! — Глас будто взрывается во мне.

Темные Принцы оборачиваются и разглядывают меня. Сложно сказать наверняка, но мне кажется, что я их заинтересовала.

Холодок пробегает у меня по спине. Во мне нет страха, ужаса, но все же те… вещи… те ледяные, неестественные искажения… они все еще на меня влияют. Я до сих пор не смотрела прямо на них.

Дэррок сжимает амулет.

— Выйди из круга!

Давление сокрушительное. Его можно ослабить, лишь выполнив приказ.

— Бросай амулет!

Он отступает, поднимает руку вверх, огрызается и резко опускает ее вниз.

Следующие несколько минут он и я пытаемся подчинить себе волю другого, пока, наконец, не признаем, что мы в безвыходном положении. Мой Глас на него не действует. Ни амулет, ни его Глас не действуют на меня.

Мы равны. Это завораживает. Я равна ему по силе. О Боже, во что я превратилась.

Он обходит меня по кругу, а я поворачиваюсь следом за ним, с легкой улыбкой на губах, мои глаза горят. Я полна энергии. Во мне пульсирует сила моих рун и моя собственная. Мы изучаем друг друга, как изучали бы друг друга две особи разных видов.

Я протягиваю руку — приглашаю зайти в круг.

Он смотрит вниз на руны.

— Я не такой дурак.

Его голос глубок и мелодичен. Он прекрасен. Я понимаю, почему моя сестра хотела его. Высокий, с золотистой кожей, в нем есть какая-то сверхъестественная чувственность, которая не исчезла, даже когда Королева сделала его смертным. Шрам на лице притягивает взгляд, вызывает желание дотронуться до него и познать историю его появления.

Я не могу спросить: «Почему дурак?», иначе выдам себя, ведь я не знаю, что это за руны.

— Что случилось с Бэрронсом? — спрашивает он спустя некоторое время.

— Я его убила.

Он изучает мое лицо, я знаю, что он пытается представить себе сюжет развития этой сцены, который смог бы объяснить, почему Бэрронс был изуродован и убит. Если он осматривал тело, то видел рану от копья, а он знает, что оно у меня. Знает, что я вонзала его, по крайней мере, один раз.

— Почему?

— Он достал меня своим бесконечным хамством, — я подмигнула. Пусть думает, что я сумасшедшая. А я и есть сумасшедшая. Во всех смыслах этого слова.

— Не думал, что его можно убить. Эльфы долго его боялись.

— Оказалось, копье было его ахиллесовой пятой. Вот почему он всегда отказывался брать его в руки.

Он переваривает мои слова, и я знаю, он пытается понять, почему эльфийское оружие убило Иерихона Бэрронса. Я бы тоже очень хотела это узнать. Именно копье нанесло смертельный удар? Умер бы он из-за него, если бы Риодан не перерезал ему горло?

— И, тем не менее, он дал его тебе. Думаешь, я в это поверю?

— Как и ты, он считал меня пушистым беззубым комочком. Слишком глупой, чтобы вызывать подозрение. Овечка на заклание — как он любил говаривать. Маленькая овечка убила льва. Ну, как думаешь, я ему показала, на что способна? — я снова ему подмигиваю.

— Я сжег его тело. Только пепел остался. — Он внимательно смотрит за моей реакцией.

— Отлично.

— Если и была возможность выжить, теперь ее нет. Принцы развеяли пепел на большое расстояние. — Его взгляд стал пронзительным.

— Надо было самой сделать это. Спасибо за услугу. — Я думаю о новом мире, который я создам. С этим я уже попрощалась.

Янтарные глаза сужаются, горят презрением.

— Ты не убивала Бэрронса. Что произошло? Что за игру ты ведешь?

— Он предал меня, — солгала я.

— Каким образом?

— Не твое дело. У меня были свои причины. — Я вижу, как он на меня смотрит. Он задается вопросом, что выбило меня из колеи: изнасилование или время, проведенное в Зале Всех Дорог; нахожусь ли я в таком неуравновешенном состоянии, чтобы сойти с ума и убить Бэрронса только за то, что он меня раздражал. Когда он снова смотрит на руны, я знаю, он думает, что у меня достаточно жизненной энергии, чтобы справиться со всем этим.

— Выходи из круга. У меня твои родители, и я убью их, если ты меня не послушаешь.

— А мне плевать, — усмехаюсь я.

Он застывает. Потому что, слышит правду в моих словах.

Мне плевать. Неотъемлемая часть меня уже мертва. Я не оплакиваю ее. Моего мира больше нет. Не имеет значения, что происходит здесь. Период неизвестности царит для меня только в этой реальности. Я построю новую, либо умру, пытаясь это сделать.

— Я свободна, Дэррок. Я действительно по-настоящему свободна, — я пожимаю плечами, вскидываю голову и смеюсь.

Когда я произношу его имя и смеюсь, он резко втягивает в себя воздух, я знаю, что это напоминает ему о моей сестре. Говорила ли она ему так когда-нибудь? Слышит ли он мой радостный смех, как однажды слышал ее?

Он осторожно обходит меня по кругу, глаза сощурены.

— Что изменилось? Что произошло между сегодняшним днем и тем, когда я похитил твоих родителей? Что произошло с тобой?

— То, что произошло, началось уже очень давно. Тебе следовало сохранить Алине жизнь. Я ненавидела тебя за это.

— А сейчас?

Я окидываю его взглядом с ног до головы.

— Сейчас по-другому. Все меняется. Мы меняемся.

Он пытливо вглядываются в мои глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не вижу причины, по которой мы не можем быть друзьями.

Он словно пробует слово на вкус.

— Друзьями?

Я киваю.

Он пытается понять, насколько я честна с ним. Человек никогда не принял бы это во внимание. Эльфы другие. Не важно, сколько времени они проводят среди нас, они просто не могут ощутить всю полноту человеческих эмоций. Это разница, на которую я рассчитываю. Когда я оставила Бэрронса, все, чего я хотела, это дождаться Дэррока, использовать свои руны и моего темного зеркального друга, чтобы убить его, как только он появится.

Я быстро отогнала эти мысли.

Этот бывший эльф в смертном теле знает о Темном и Светлом Дворах и о Книге, которой я хочу завладеть больше, чем кто-либо. Когда он расскажет мне все, что знает, я с наслаждением разделаюсь с ним. Я размышляла об объединении с В’лейном — когда я получу от Дэррока все, что мне нужно, возможно, — так и поступлю. В конце концов, мне нужен четвертый камень. Но В’лейн, кажется, не знает о Книге ничего, кроме нескольких старых легенд.

Спорю, что Невидимый знает больше о Темной Книге, чем правая рука Светлой Королевы. Возможно, даже знает, где найти предсказание. Как и Бэрронс, Дэррок видел страницы сокровенного фолианта. Я была вынуждена признать, что охота за Синсар Дабх была бы бесполезным делом, не узнай я как ее контролировать. Но Дэррок прекратил свои поиски. Почему? Что такого знает он, чего не знаю я?

Чем раньше я выведаю его секреты, тем быстрее научусь контролировать и использовать Синсар Дабх, быстрее перестану существовать в этой мучительной реальности, в уничтожении которой я не сомневалась. Я создам новую. В которой все будет иметь счастливый конец.

— Друзья работают вместе для достижения общей цели, — говорит он.

— Что-то типа охоты на Книгу, — соглашаюсь я.

— Друзья доверяют друг другу. Они не баррикадируются друг от друга. — Он смотрит на руны.

Руны появились из меня. Я сама создала мой круг. Он этого не знает. Я откидываю их ногой в сторону. Мне интересно, забыл ли он про копье. Поскольку он питался Невидимыми, любой малейший укол приговорит его к медленной, страшной смерти, которой умирал Мэллис.

Когда я выхожу из круга, он медленно оглядывает меня сверху вниз.

Его мысли словно отзываются в моем теле: убить ее/трахнуть ее/изнасиловать и связать/изучить ее таланты? Дорого же стоит мужчине убийство красивой женщины, с которой он еще не спал. В особенности, если он сходил с ума по ее сестре.

— Друзья не пытаются действовать силой друг против друга, — говорю я, выразительно глядя на амулет.

Он наклоняет голову, и амулет исчезает у него за пазухой.

Я с улыбкой протягиваю руку. Бэрронс был хорошим учителем. Держите друзей близко…

Дэррок принимает ее, наклоняется и оставляет на моих губах легкий поцелуй. Мы оба скованны напряжением. Одно резкое движение с его или моей стороны — и мы бросимся друг на друга, пытаясь убить. Мы оба это знаем. Он расслабляется. Я ощущаю, как слабость наполняет мое тело. Мы как два скорпиона со змеевидными хвостами, пытающиеся спариться. Его прикосновения, это не более чем заслуженное мной наказание. Я приговорила Бэрронса к смерти.

Я раскрываю губы под его губами, но скромно, мои зубы сжаты. Я выдыхаю ему в губы. Ему это нравится.

…а своих врагов еще ближе.

Позади нас Темные Принцы начинают звенеть, как темный кристалл. Я помню этот звон. Знаю, что будет после него. Я сжимаю его руку.

— Никаких Принцев. Никаких повторений.

Дэррок поворачивается к ним и бросает резкую команду на языке, который неприятен для моих ушей.

И они исчезают.

В тот момент, когда я больше не знаю, где они и как близко они находятся, я тянусь за копьем. Его тоже нет.

Темные Принцы не могут перемещаться в Зеркалах просто так. Дэррок говорит мне, что это довольно рискованно для них, как бы они не пытались. Заклятие Крууса все портит.

Я говорю ему, что камни не лучше, что в какое бы измерение я ни попадала, если их достать, проклятие пытается вытолкнуть их, вернуть сине-черные, покрытые рунами камни в горы ледяной тюрьмы Невидимых, из которых они были высечены.

Я удивлена, что он этого не знает и признаюсь в этом.

— Ты не понимаешь, какова жизнь при дворе Видимых, МакКайла. Те, у кого сохранились настоящие знания, воспоминания из прошлого, рьяно защищают их. Существует столько версий Былых Дней и противоречивых историй о нашем происхождении, сколько есть измерений в Зале. Мы видели только тех Невидимых, с которыми сражались в день битвы Короля и Королевы, когда Король убил нашу Королеву. С тех пор мы пьем из котла постоянно.

Он идет вдоль края обрыва с неестественной плавностью и грацией. Эльфы двигаются как царственные хищники с лоснящимися шкурами, рожденные с полной уверенностью в том, что они никогда не умрут — они редко умирают и лишь при особых обстоятельствах. Он не утратил этой надменности, или возможно, он вновь ее перенял у Невидимых, которых поедал. Он не носит алое одеяние, которое тогда меня так напугало. Высокий, мускулистый, он был одет как отдыхающий в костюм от Версаче, с длинными светло-серебристыми волосами, собранными на затылке. Он без сомнения сексуален. Своей силой и уверенностью он напоминает мне Бэрронса. Я не спрашиваю, почему они пьют. Я понимаю. Если бы я нашла котел и выпила из него, это бы стерло всю боль и позволило мне начать жизнь с чистого листа. Я не могу убиваться по тому, чего я даже не помню. И то, что они пьют, означает, что в какой-то степени эльфы могут чувствовать. Если не боль, то, по меньшей мере, значительный дискомфорт.

— Так как же мы выберемся отсюда? — спрашиваю я.

Его ответ вызывает во мне внезапную дрожь, чувство чего-то более обширного и необъяснимого, чем дежавю — словно я уже знаю ответ.

— Белый Дворец.

Глава 4

В ночь, когда рухнули стены, я забилась в угол, и моей единственной целью было дожить до рассвета.

Я не знала, выживет ли мир вместе со мной.

Я думала, это была самая долгая ночь в моей жизни. Я ошибалась.

Вот самая долгая ночь в моей жизни, когда я иду бок о бок со своим врагом, скорбя по Иерихону Бэрронсу и утопая в осознании собственной вины.

А ночь все тянется и тянется. Каждый миг мне кажется вечностью. Я шепотом считаю от одного до шестидесяти, снова и снова, отсчитывая проходящие минуты. Я думаю, что когда между мной и его смертью пройдет достаточно много минут, острота боли может притупиться, и я смогу сделать вдох, не чувствуя, как в сердце вонзается нож.

Мы не делаем остановок для еды или сна. В сумке у него есть мясо Невидимых, которое он периодически жует на ходу. Это означает, что он может продолжать идти намного дольше, чем я. Когда-нибудь мне потребуется отдых. Перспектива потерять сознание в его присутствии совсем меня не привлекает.

В моем арсенале есть оружие, которое я к нему еще не применяла. И я не сомневаюсь, что у него тоже есть кое-что в запасе. Наше перемирие хрупкое, как яичная скорлупа, и мы оба на взводе.

— Где Темный Король? — спрашиваю я, надеясь, что минуты потекут быстрее, если я немного отвлекусь. — Это его книга там гуляет на свободе. Я слышала, он хочет, чтобы она была уничтожена. Почему он сам не позаботится об этом? — Я вспоминаю о рыбной ловле и забрасываю свою сеть на Невидимых, надеясь, что туда попадется что-то полезное. Пока я не узнаю, насколько силен Дэррок, и не начну лучше понимать, что творится в моем темном зеркальном озере, я должна буду играть очень осторожно. Я не сделаю ни одного опрометчивого шага, который поставил бы под угрозу мою миссию. От этого зависит воскрешение Бэрронса.

Он пожимает плечами.

— Он давным-давно исчез. Некоторые говорят, что он совсем обезумел и его теперь вряд ли что-то волнует. Другие верят, что он не может покинуть тюрьму Невидимых и лежит, погребенный в гробнице из черного льда, уснув навеки. А кое-кто заявляет, что Короля никогда и не было в тюрьме и что раскаяние из-за смерти его возлюбленной — это единственные оковы, которые его сдерживают.

— Это похоже на любовь. А эльфы не могут любить.

— Спорный вопрос. Я узнаю себя в тебе и нахожу это… захватывающим. Это делает меня менее одиноким.

Перевод: «Я для него зеркало, и эльф наслаждается своим собственным отражением».

— Так вот о чем мечтают эльфы — избавиться от одиночества?

— Немногие эльфы могут выносить одиночество. Некоторые утверждают, что энергия, направленная на самого себя, которая не находит отражения в другом существе или отскакивает от него, попросту рассеивается. И потом не остается ничего. Возможно, они ошибаются.

— Как аплодисменты для Динь-Динь[1], — усмехаюсь я, — и Зеркала тому подтверждение.

Он многозначительно смотрит на меня.

— Вот из чего сделаны эльфы? Из энергии?

Он снова многозначительно смотрит на меня и становится похожим на В’лейна. Я понимаю, что он никогда не будет обсуждать то, из чего созданы Эльфы — ни со мной, ни с любым другим человеком.

Его мания величия отнюдь не уменьшилась за все то время, пока он был смертным. Напротив, я подозреваю, что она увеличилась. Сейчас Дэрроку знакомы обе стороны, и это дает ему тактическое преимущество над эльфами. Он понимает мотивацию человеческих поступков и становится от этого более опасным. Мысль об энергии я загнала в дальние уголки сознания, чтобы подумать об этом позже. Железо влияет на эльфов. Почему? Потому что энергию, из которой они состоят, можно каким-то образом закоротить?

— Ты признаешь, что у вас есть недостатки? — продолжаю настаивать я.

— Мы не совершенны. Что есть Бог? Давай вспомним ваши убеждения на этот счет. Согласно вашим мифам, он был слишком разочарован своими изначальными достижениями при создании вашей расы, поэтому сделал вторую попытку. Но мы-то, по крайней мере, обуздали наши недостатки. А ваш Бог оставил все как есть. За какие-то несколько тысяч лет ваши представления о сотворении мира стали намного абсурднее наших. И вы еще удивляетесь, что мы, имеющие более миллиона лет за плечами, не помним наши корни.

Во время разговора мы оказываемся совсем близко друг к другу и одновременно осознаем это. Мы мгновенно отскакиваем назад, устанавливая между нами достаточную дистанцию. Так каждому из нас легче предупредить возможную атаку другого. Часть меня находит это занятным.

Принцы еще не появились. И я рада этому. Хотя они больше не влияли на меня в сексуальном плане, их присутствие было очень пугающим. Они заставляли меня чувствовать себя необычайно опустошенной, утратившей что-то важное, виноватой и преданной в том смысле, который я не могла — да и не хотела — понимать.

Не знаю, было ли причиной для таких ощущений то, что однажды я находилась под ними, потерявшая чувство собственного достоинства, которое словно вырезали из меня. Или они так влияли на всех людей? Интересно, был ли материал, из которого Темный Король сотворил их, настолько чуждым и ужасным, что они стали для нас эквивалентом космической черной дыры? Их неописуемая красота только ухудшала дело. Их совершенство подобно краю черной дыры, откуда нет возврата. Я вздрагиваю.

Я помню.

Я никогда не забуду. Трое принцев и невидимый четвертый, двигающиеся вокруг меня, во мне.

Потому что Дэррок приказал им. Этого я тоже никогда не забуду.

Я думала, что быть изнасилованной ими — это ужасно, что глубоко внутри у меня вырвали что-то важное, и это изменило мою врожденную сущность. Я ничего не знала о боли и о том, что на самом деле может изменить меня. Сейчас я знаю.

Мы выходим из леса и оказываемся в низине, наш путь теперь пролегает по полям, погруженным в темноту, посеребренную лунным светом.

Сейчас я забываю про свои расставленные сети. В горле застыл комок, и все силы уходят на то, чтобы переставлять ноги, сохраняя при этом бесстрастное выражение лица. Я упорно двигаюсь по моей чертовой жизни в предрассветной темноте, и мне кажется, что это будет продолжаться вечно.

Я тысячу раз проигрываю в голове сцену на скале, представляя себе, что она закончилась по-другому.

Густая трава и тонкие стебли растений доходят мне до талии, а некоторые достают даже до груди. Если в этих зарослях и есть какие-то животные, то они, судя по всему, держатся на расстоянии. Будь я на их месте, то тоже не решилась бы подойти ближе. Вокруг нас все затихает, воздух становится теплее и наполняется запахом экзотических ночных растений, я узнаю аромат жасмина и жимолости.

Оказалось, что в этом месте рассвет происходит так же внезапно, как и закат. Только что небо было темным, в следующую секунду оно розовеет и, наконец, становится голубым. Ночь сменяется днем за считанные секунды.

Я пережила ночь. Делаю маленький, осторожный вдох.

Когда моя сестра была убита, я обнаружила, что при свете дня мое горе непостижимым образом становится легче. Я понятия не имела, почему. Может быть, это происходит просто для того, чтобы поддержать нас, людей, придать нам сил для следующей одинокой и мрачной ночи.

Я не знала, что все это время мы находились на возвышенности, до тех пор, пока наш путь не привел нас на вершину плато. Пораженная, я смотрю на раскинувшуюся передо мной долину.

На холме по ту сторону долины раскинулся он, возвышаясь над землей на протяжении нескольких миль во все стороны.

Белый Дворец.

Снова у меня возникает необъяснимое ощущение неизбежности. Я знаю, что жизнь, так или иначе, привела бы меня сюда. В любой реальности я бы сделала тот же выбор, который привел меня к порогу этого здания.

Дворец возлюбленной Темного Короля, ради которой он убил Светлую Королеву, был так огромен, что разум отказывался это постигать. Я поворачиваю голову из стороны в сторону, вверх и вниз, пытаясь охватить его взглядом. Только отсюда, за много миль от Дворца, можно получить полную картину. Было ли это местом, куда Бэрронс пытался привести меня? Если так, то почему? Лгал ли Риодан, когда нашел меня на вершине скалы и сказал, что путь обратно в Дублин проходил через МЭВ — Межпространственные Эльфийские Впадины, как я называла осколки эльфийской реальности, которые появились в нашем мире после падения стен.

Стены.

Молочно-белые стены отражают солнечный свет и так блестят, что я начинаю щуриться.

Небо за Дворцом (я даже думаю о нем только с большой буквы, настолько он превосходит обычное жилище) приобретает ослепительно синий цвет, который существует только в Фэйри. Это оттенок, который невозможно встретить в человеческом мире. Есть определенные эльфийские цвета, которые состоят из мириадов соблазнительных оттенков, и на эти цвета можно смотреть бесконечно. От неба нельзя оторвать взгляд, так же, как и от Зала Всех Дорог.

Я с трудом перевожу взгляд обратно на Белый Дворец. Я рассматриваю его, скользя взором от основания к вершине крыши, от террасы к башне, от сада к фонтану, а затем к башенке.

Как Лента Мебиуса многоуровневой структуры на пейзаже Эшера[2], Дворец приковывает к себе внимание. Это огромное здание, и мне кажется, что он постоянно меняет очертания. Это огромное напряжение для глаз и испытание для разума. Но я видела эльфов в их истинном обличье. И теперь я нахожу происходящее… успокаивающим. Я кое-что ощущаю в своем мертвом черном сердце. Я не понимаю, как там может еще хоть что-то жить, но это так. Это не совсем полноценное чувство, а лишь его эхо. Слабое, но неоспоримое.

Дэррок смотрит на меня. Я делаю вид, будто не замечаю этого.

— Твоя раса никогда бы не построила вещь такой красоты, цельности и совершенства, — говорит он.

— Как и не создала бы Синсар Дабх, — парирую я.

— У маленьких созданий есть только мелочи.

— Самолюбие больших созданий так огромно, что они не замечают мелочей, — бормочу я. Таких мелочей, как ловушки. Но я не говорю этого вслух.

Но он уже догадался. Рассмеявшись, он говорит:

— Я запомню это предупреждение, МакКайла.

Затем Дэррок рассказывает мне, что после того, как он нашел первые два Зеркала на аукционе в Лондоне, ему пришлось учиться пользоваться ими. Сначала было несколько десятков бесплодных попыток, прежде чем он сумел установить постоянную связь с реальностями эльфов. Оказавшись внутри Зеркал, он несколько месяцев потратил на поиск входа в тюрьму Невидимых.

Когда он говорит о своих испытаниях и победах, в его голосе слышится гордость. Лишенный своей эльфийской сущности, он не только выжил, хотя никто из его расы не верил в это, но и достиг цели, за которой гнался, будучи еще эльфом. Из-за которой его и изгнали.

Он чувствует, что превосходит других представителей своей расы.

Я слушаю и анализирую все, что он говорит мне, нащупывая брешь в его броне. Я знаю, что у эльфов есть такие качества, как высокомерие, надменность, насмешливость и снисходительность. Слушая его, я добавляю еще гордость, мстительность, нетерпеливость и злорадство. Мне нравится этот список.

Какое-то время мы еще разговариваем, внимательно наблюдая друг за другом. Я рассказываю ему о своем детстве в Эшфорде, о моих первых впечатлениях от Дублина и о моей любви к быстрым машинам. Он рассказывает мне чуть больше о своем грехопадении, о том, что он сделал и почему. Мы соревнуемся в стремлении разоружить друг друга в пустой откровенности, которая не открывает ничего важного.

Пока мы пересекаем равнину, я спрашиваю:

— Зачем идти в тюрьму Невидимых? Почему не пойти к Видимому Двору?

— И дать Эобил возможность окончательно прикончить меня? В следующий раз, когда я увижу эту суку, она умрет.

Так, значит, он для этого и взял мое копье — чтобы убить королеву? Он забрал его без моего ведома, так же, как В’лейн. Но как? Он больше не был эльфом. Неужели он съел так много Невидимых, что превратился в мутанта с непредсказуемыми возможностями?

Я вспоминаю тот день, когда оказалась в церкви, окруженная Темными Принцами, тогда я направила копье на себя. Затем последовал бросок копья к основанию алтаря, брызги святой воды, шипение пара. Как он тогда заставил меня отбросить его? И как он теперь забрал его у меня?

— Королева сейчас в Видимом Дворе? — снова забрасываю я свою сеть.

— Откуда мне знать? Я же был изгнан. Меня бы убил первый же Видимый, который, увидев меня, решил бы, что я отыскал путь назад.

— Разве у тебя нет союзников при Видимом дворе? Разве вы с В’лейном не друзья?

Он пренебрежительно фыркает.

— Мы вместе сидели в ее Высшем Совете. Хотя он и говорил о превосходстве эльфов и о нашем праве снова свободно ходить по земле, забыв об ограничивающем нас отвратительном Договоре — как будто люди могут ограничивать своих Богов! — когда доходит до действий, В’лейн, как всегда, становится комнатной собачкой Эобил. Он всегда ею был. Теперь, по вине моих более безгрешных собратьев, я — человек, и они презирают меня.

— Мне казалось, что ты говорил, будто они чествуют тебя как героя за то, что ты разрушил стены и освободил их.

Его глаза сужаются.

— Я сказал, будут. Скоро. Меня будут воспевать как спасителя нашей расы.

— Значит, ты пошел в тюрьму Невидимых. Это было рискованно.

Я говорю это, чтобы заставить его продолжить рассказ. Пока он говорит, я могу сфокусироваться на его словах и на моей цели. Молчание — вовсе не золото, оно смертельно. Это пустота, которая наполняется призраками.

— Мне были нужны Охотники. Когда я был эльфом, я мог просто позвать их. Но, став смертным, мне пришлось идти и искать их самому.

— Я удивлена, что они не убили тебя сразу же, как только увидели.

Охотники ненавидят людей. Чернокожие, крылатые демоны не любят никого, кроме самих себя.

— Смерть не доставляет им наслаждения. Это слишком быстро и окончательно.

В его глазах мелькает тень воспоминаний. Я понимаю, что, когда он нашел Охотников, они делали с ним нечто такое, отчего он долго-долго кричал.

— Они согласились помочь мне в обмен на вечную свободу. Они научили меня есть Невидимых. После того, как я обнаружил слабые места в стенах тюрьмы, откуда раньше сбегали Невидимые, я заделал их.

— И стал единственным, кто мог вытащить их в город.

Он кивнул.

— Если мои более темные собратья собирались освободиться, то они должны были благодарить за это только меня. Я обнаружил, как связать Зеркала и создать проход в Дублин через Белый Дворец.

— Почему именно через это измерение?

— Из всех исследованных мной измерений, лишь это остается более стабильным, несмотря на некоторые… неудобства. Кажется, проклятие Крууса имеет небольшой эффект в этой реальности. Оно может только расколоть измерения, чего легко можно избежать.

Я называю их МЭВ, но не говорю этого ему. Это выражение заставляло Бэрронса смеяться. Немногое вызывало его смех.

Я думаю, что держу себя под контролем, что я избавилась от всякой слабости. Мысли о моем предназначении сделали меня непроницаемой. Я была не права. Мысль об улыбке Бэрронса влечет за собой другие видения.

Обнаженный Бэрронс.

Танцующий.

Темноволосая голова запрокинута назад.

Он смеется.

Эта картинка не просто медленно всплывает в моей памяти, как это иногда бывает во сне или в фильмах. Нет, она врывается в мой разум реактивным снарядом, взрываясь четкими деталями. На месте взрыва образуется грибовидное облако боли, и я начинаю задыхаться в нем.

Я не могу дышать. И зажмуриваю глаза.

Белозубая улыбка светится на его загорелом лице. Я был повержен, но снова поднялся. Ты никогда не поставишь меня на колени.

Я пошатываюсь.

Но он не встал, ублюдок. Он оставался лежать.

С моим копьем в спине. Как я могу день за днем пытаться выполнить свою миссию, если его нет рядом, чтобы помочь мне? Я не знаю, что мне делать и какие принимать решения.

Я не могу пережить это горе! Я оступаюсь и падаю на одно колено. Обхватываю голову руками.

Дэррок моментально оказывается рядом и помогает мне встать. Его руки обвиваются вокруг меня.

Я открываю глаза.

Он так близко, что я вижу золотые крапинки в его медных глазах. Морщинки в уголках глаз и вокруг рта. Неужели он так много смеялся, будучи смертным? Мои руки сжимаются в кулаки.

Он мягко касается моего лица, убирая волосы назад.

— Что случилось?

Ни картинка, ни боль не ушли из моей головы. Я не могу долго находиться в таком состоянии. Через секунду я окажусь на коленях, крича от горя и ярости, и моя миссия полетит ко всем чертям. Дэррок увидит мою слабость и убьет меня, или сделает что-нибудь похуже. Но я каким-то образом должна выжить. Я не знала, как много времени мне потребуется, чтобы найти Книгу и научиться ею пользоваться. Я облизываю губы.

— Поцелуй меня, — говорю я, — крепко.

Он поджимает губы.

— Я не дурак, МакКайла.

— Просто сделай это, — рычу я.

Я наблюдаю за ним, пока он взвешивает все за и против. Мы похожи на двух скорпионов. Он сомневается. И восхищен.

Когда он целует меня, Бэрронс исчезает из моей головы. Боль отступает.

На губах моего врага, любовника моей сестры и убийцы моего любовника, я чувствую вкус наказания, которое я заслужила. Приходит забвение. Это снова делает меня сильной и хладнокровной.

Всю мою жизнь мне снились дома. В моем подсознании есть целый район, куда я могу попасть только во сне. Но мои ночные визиты туда я могу контролировать не больше, чем сны о Холодном Месте. Иногда меня одаривают новым посещением, иногда — нет. В определенные ночи двери открываются легко, а в другие — я стою снаружи, будучи не в состоянии попасть внутрь, и жажду чуда, что находится за дверью.

Я не понимаю людей, которые говорят, что не могут вспомнить свои сны. За исключением воспоминаний о Холодном Месте, которые я начала блокировать давным-давно, я помню все свои сны. Когда я просыпаюсь утром, их обрывки парят в моем разуме, и я могу либо выпрыгнуть из постели и забыть их, либо собрать все кусочки и обдумать.

Я где-то прочитала, что сны о домах — это сны о наших душах. В этих вместилищах нашего подсознания мы складываем свои потаенные секреты и желания. Возможно, поэтому некоторые люди не помнят такие сны — они просто не хотят помнить. Девушка, которую я знала в старших классах, однажды сказала мне, что ей тоже снились дома, но они всегда были черными, как смоль, и ей никогда не удавалось блокировать эти сновидения. Она ненавидела эти сны. Но она не самый подходящий вариант для примера.

Мои дома огромны, они наполнены солнечным светом и музыкой, окружены садами и фонтанами. И по каким-то причинам там всегда много кроватей. Больших кроватей. Их намного больше, чем нужно. Я не знаю в чем тут дело, но, кажется, это может означать, что я слишком много думаю о сексе.

Иногда я беспокоюсь, что в моем сознании недостаточно места для снов и реальности. Что я перегружаю им свой ограниченный мозг, и однажды не смогу сохранить разделяющую их стену. Интересно, может, это и есть старость?

С годами я начала подозревать, что все эти дома, которые мне снились, были разными крыльями одного и того же огромного дома.

Сегодня я поняла, что это была правда.

Почему все эти годы мне снился Белый Дворец?

Откуда я могла знать о его существовании?

Теперь, когда я уже и так ходила по острию, я могла кое в чем признаться. Всю мою жизнь я тайно боялась, что под красивой внешностью и тщательно поддерживаемой ухоженностью, я, ну… психопатка.

Никогда не относитесь с пренебрежением к хорошо одетой красотке.

Настоящие мудрецы всегда плохо одеты. Нужно время, чтобы модно одеваться, хорошо выглядеть и правильно подавать себя. Чтобы постоянно выглядеть счастливой и иметь идеальную внешность требуется приложить много усилий, энергии и научиться концентрироваться. Если вы встречаете таких людей, спросите себя, отчего они бегут.

Еще в колледже я начала подозревать, что во мне есть двойственность. Были времена, когда я, без видимой причины, чувствовала себя прямо… что ж, «убийственно» было единственно верным для этого словом. Я поняла, что чем больше у меня было занятий, тем меньше времени было задумываться об этом.

Иногда мне становится интересно, неужели до моего рождения кто-то показал мне сценарий или одарил неожиданными вспышками памяти. Это самое худшее дежавю. Я отказываюсь верить, что была выбрана на эту роль.

Глядя на Белый Дворец, я уже знала, как он выглядят изнутри, и в то же время понимала, что никак не могла знать об этом. Интересно, я на самом деле псих? Может, ничего этого не происходит, потому что на самом деле я заперта в обитой войлоком комнате в какой-нибудь лечебнице, и меня мучают галлюцинации. Если так, то я надеюсь, что врачи скоро сменят мои лекарства. Что бы я ни принимала — это не помогает.

Я не хочу идти туда.

Я хочу пойти туда и остаться навсегда.

Двойственность — мое второе имя.

У Дворца было огромное количество входных дверей, к которым можно было пройти через тщательно ухоженные сады.

Мы с Дэрроком входим в один из садов. Сад такой прекрасный, что смотреть на него почти больно. Мы идем по дорожке из блестящих золотистых камней, вдоль которой высажены экзотические кусты с ароматными цветами, а над дорожкой нависают изогнутые ветви серебристых деревьев.

Ослепительно-жемчужные скамейки так и манят отдохнуть от солнца под кронами, кажущими кружевными, а шелковые кушетки пестреют под шифоновыми балдахинами. Стебли изгибаются, а цветы тянутся к свету. Меня обдувает идеально теплый ветерок, не слишком жаркий и не душный, а такой же теплый и влажный, как секс.

Мне снился такой же сад. Немного другой, но очень похожий.

Мы проходим мимо фонтана, который разбрызгивает в воздухе капли сверкающей воды. Тысячи цветов разных ослепительных оттенков желтого окружают его: бархатные лютики и восковые тюльпаны, сливочные лилии и цветы, которые не существуют в нашем мире.

На секунду я вспоминаю об Алине, потому что она любила желтый, но эта мысль пахнет смертью и приносит с собой другие страхи. Я отворачиваюсь от красочного фонтана и фокусируюсь на ненавистном лице и голосе моего спутника.

Он начинает давать мне указания. Говорит, что мы ищем комнату с зеркалом в шикарной золоченой раме — примерно десять футов в высоту и пять в ширину. Последний раз, когда он видел комнату, она была пуста, в ней не было другой мебели, кроме зеркала. Коридор, в который выходила эта комната, был светлым, просторным, с полом из цельного белого мрамора. Стены коридора были таким же белыми, а между высоких окон красовались блестящие росписи.

Обращай внимание на белый мраморный пол, учит он меня, когда он был здесь в последний раз, такой пол был только в двух крыльях здания. Полы в других частях Дворца были золотыми, бронзовыми, серебряными, радужными, розовыми, мятно-зелеными, желтыми, лавандовыми и еще много каких оттенков. Иногда встречаются малиновые. Если я увижу черный пол, то я должна немедленно вернуться.

Мы входим в округлую прихожую с высоким стеклянным потолком, который поглощает солнечный свет. Полупрозрачные серебристые стены и пол отражают небо в таких мельчайших деталях, что, когда облака, похожие на взбитые сливки, проплывают над головой, у меня возникает ощущение, что я иду по ним. Что за хитрый дизайн! Комната в небесах. Создала ли его возлюбленная Короля? Или это сделал для нее Темный Король? Мог ли кто-то, способный создать такой ужас, как Невидимые, сотворить такое чудо? Солнечный свет лился на меня сверху, ласкал меня, отражаясь от стен и пола.

Мак версии 1,0 подключила бы айпод, растянулась бы на диване и зависла здесь на несколько часов.

Мак версии 5,0 содрогнулась. Даже столько солнца не могло согреть навсегда замерзшие части ее души.

Я понимаю, что забыла о своем враге. Я снова поворачиваюсь к нему.

Возможно, говорит Дэррок, что комната, которую мы ищем, все еще выходит в один из этих беломраморных коридоров.

Это привлекает мое внимание.

— Возможно?

— Дворец перестраивает себя. Одно из неудобств, о которых я говорил.

— Да что с вами, эльфами, такое? — взрываюсь я, — Почему все должно меняться? Почему вещи не могут просто быть такими, какими они были созданы? Почему дом не может быть нормальным домом, а книга — нормальной книгой? Почему все должно быть так сложно? — Я хочу вернуться в Дублин — сейчас же — найти книгу, выяснить, что нужно сделать и сбежать из этой чертовой реальности.

Он не отвечает, но мне это и не нужно. Если бы эльф спросил меня, почему яблоко, в конце концов, гниет, или люди, в конце концов, умирают, я бы пожала плечами и сказала, что это в природе человеческих вещей.

Изменчивость в натуре эльфийских вещей. Они всегда становятся чем-то еще. Это самое важное, что нужно помнить, имея дело с чем-нибудь эльфийским. Этому я научилась от Теней. Интересно, насколько дальше они развились с тех пор, как я в последний раз их видела?

— Иногда он очень сильно перестраивает себя, — продолжает Дэррок, — а в другой раз он слегка изменяет несколько крыльев. Однажды Дворец заставил меня потратить несколько дней, чтобы найти комнату, которая была мне нужна. Обычно я нахожу ее быстрее.

Дней? Я поворачиваю голову и смотрю на него. Я могу застрять с ним здесь на несколько дней?

Чем скорее мы начнем, тем лучше.

Дюжина коридоров выходят из прихожей, некоторые хорошо освещены, другие — окутаны мягким полумраком. Дворец излучает благополучие и умиротворенность. Все-таки это огромный лабиринт, и я жду, что он укажет нам путь. Хотя я часто видела его во снах, мне не знакома эта прихожая. Мне кажется, что Дворец такой огромный, что снов всей человеческой жизни не хватит на то, чтобы осмотреть его целиком.

— Во Дворце есть несколько комнат с Зеркалами. Та, которую мы ищем, имеет единственное зеркало. — Дэррок пристально смотрит на меня. — Избегай других зеркал, если ты наткнешься на них. Не смотри в них. Я не буду препятствовать твоим экспериментам, но все же хочу тебя защитить.

Правильно. И Белый Дворец на самом деле черный.

— Ты говоришь так, словно мы разделимся, — я удивлена. Он так много трудился, чтобы заполучить меня на свою сторону. Теперь он позволяет мне уйти? Разве я была так убедительна? Или у него есть козырь в рукаве, о котором я не знаю?

— Мы не можем позволить себе тратить здесь время. Чем дольше я здесь, тем больше шансов для кого-то найти мою книгу.

— Мою книгу, — поправляю я.

Он смеется:

— Нашу книгу.

Я решаю промолчать. Книга — моя, а он умрет в тот же момент, как только я получу ее и узнаю, как ею пользоваться. Возможно, Дэррок умрет еще раньше, если перестанет быть полезным.

Он опирается спиной о стену и скрещивает руки на груди. В этой небесной комнате он похож на золотого ангела, прислонившегося плечом к облакам.

— Мы оба можем получить все, что нам нужно, МакКайла. Перед нами не будет преград, если мы будем вместе. Никто и ничто не сможет остановить нас. Ты понимаешь это?

— Я имею право использовать ее первой, — к тому времени, как подойдет очередь Дэррока использовать Книгу, его уже не будет в живых. Нет, подождите, уничтожение было бы для него слишком легкой смертью.

Я хочу убить его.

— У нас еще есть время, чтобы решить, кто и что сделает с Книгой первым. Но сейчас мы друзья или нет?

Насмешка вертится на кончике языка, это ничего не значащие слова. Зачем он задает мне глупые вопросы? Я так легко могу солгать. Ему следует судить по моим поступкам, но я не делюсь с моим врагом этим советом.

— Мы друзья, — просто говорю я.

Он показывает на ближайший коридор справа от меня, с темно-розовым полом, и поворачивает в первый коридор слева от него, который сверкает темной бронзой.

— Что мне делать, если я найду его? — спрашиваю я. Не похоже, чтобы у нас были сотовые телефоны, запрограммированные друг на друга.

— Я оставил метку у тебя на затылке. Нажми на нее пальцами и позови меня.

Он уже отвернулся и начал удаляться вглубь коридора. Я зашипела ему в спину. Скоро придет день, когда я удалю его метку, даже если мне придется содрать кожу до костей. Я бы сделала это сейчас, если бы не боялась испортить метку Бэрронса. Это все, что у меня осталось от него. Его руки прикасались ко мне там, такие нежные и такие собственнические.

Дэррок оборачивает и с улыбкой предупреждает меня:

— Если ты найдешь Зеркало и вернешься в Дублин без меня, я выслежу тебя.

— Как и я тебя, Дэррок, — говорю я тем же легким, предупреждающим тоном. — Даже не думай вернуться без меня. Может, я и не поставила на тебе метку, но я найду тебя. Я везде найду тебя.

Я говорила правду. Охотник превратился в дичь. Он был одной из моих целей, и останется ею. Пока я не решу спустить пусковой крючок. Больше никакого бегства. Ни от чего.

Он останавливается и смотрит на меня через плечо. Крошечные золотые искорки в его глазах разгораются ярче, и он резко выдыхает.

Если я знаю эльфов так хорошо, как мне кажется, то я сейчас здорово завела его.

Я шлепнула последний экземпляр моей листовки на уличный фонарь и вбила гвоздь. Я говорю только о том, что срабатывает, и умалчиваю о том, что нет. Настало время, когда лучше соврать.

Я засовываю конфету в рот и перемещаюсь стоп-кадром к следующему уличному фонарю на моем пути. Я знаю, что мои листовки действуют. Я видела результаты. Пара ши-видящих уже покинули аббатство. Я беру на себя все заброшенные дела Мак, та еще дерьмо-мешалка скажу я вам, посылаю к черту все правила и уставы Ро, но продолжаю говорить ей то, что она хочет слышать.

Еще две конфеты и протеиновый батончик, я заканчиваю здесь свои дела и бросаюсь по тротуару в мое любимое место. Теперь у меня есть свободное время, и я собираюсь провести его, кружа по Честеру, круша и ломая все, что попадется мне в радиусе десяти кварталов вокруг него.

Я иду по улице вся такая важная.

РиО и его люди здесь, по крайней мере, я так думаю. Пока никого не вижу, но продолжаю надеяться. Вообще-то, они бесят меня. Они угрожали мне.

Никто не смеет угрожать Меге.

Я смеюсь. Что это за паб, если посетители не могут попасть туда? Я не могу держать их снаружи всю ночь, ведь я охочусь с Защитниками и убиваю то, что они ловят, и сегодня я достаточно навредила. Джейни поймал меня однажды вечером и сказал, что они убьют меня за это. Он слышал истории о них и теперь сторонится. Говорят, что они не больше люди, чем эльфы.

Я говорю ему, что пусть эти придурки только попытаются сделать мне какую-нибудь гадость. Знаете, есть кое-что другое, чего я никому не рассказываю. Когда я нанесла удар Охотнику, случилось что-то странное. Тьма поднялась по всему мечу и немного вошла в мою руку. По руке пошла зараза, как от занозы. Несколько дней мои вены были черными, и вся рука была холодная, как у мертвеца. Пришлось носить перчатку, чтобы спрятать это. Я даже думала, что могу потерять руку, и мне придется научиться сражаться правой.

Сейчас, вроде, все выглядит нормально.

Так что я особо не рвусь снова убить Охотника.

Но мне кажется, что я стала быстрее. И приказы Ро уже не вызывают во мне желания конфликтовать так, как раньше.

Думаю, я даже могу утереть нос РиО и его чувакам, и мне хочется это проверить. Вот бы показать Мак, но с того времени, как я в последний раз видела ее, прошло больше трех недель. С тех пор, как мы ворвались в библиотеку, я ее не видела.

Бэрронса тоже нигде нет.

Я не волнуюсь. Не по мне это. Я просто живу. Дергаются только малолетки.

Но я, конечно, все же хочу, чтобы Мак появилась. И чем скорее — тем лучше.

Синсар Дабх за несколько последних дней появлялась в разных частях города. Однажды ночью она замочила с десяток людей Джейни, эта книга словно играла с нами. Разделила нас и убивала одного за другим.

Я начинаю думать, а не ищет ли эта штука меня?

Глава 5

Во Дворце, вдали от моего врага, я на время успокаиваюсь. Горе и боль утраты отступают. Интересно, может, они просто не могут существовать в этих стенах?

Я снова ощущаю приятную тяжесть своего копья в ножнах под мышкой. Как и В’лейн, Дэррок обладает способностью забирать его у меня, но когда мы расстаемся, копье возвращается. Возможно, так я смогу защитить себя. Я не могу представить, что копье может мне понадобиться в таком месте, как это.

Ни в одной реальности никогда не было и никогда не будет такого места, как это. Ни в одном измерении не найдется ничего, столь привлекательного для меня, как Белый Дворец. Даже книжный магазин не может соревноваться с ним за первенство в моей душе.

Дворец гипнотизирует. Глубоко внутри я чувствую свою ненормальность, и это злит меня, но я слишком успокоена тем наркотиком, которым Дворец кормит меня, чтобы слишком долго фокусироваться на этом.

Я бреду по коридору с розовым полом, исследуя его в состоянии мечтательного изумления. Линия окон идет по правой стороне коридора, за хрустальными стеклами рассвет окрашивает румянцем сады, наполненные розовыми розами, головки которых сонно кивают утреннему ветерку.

Комнаты, которые выходят из этого коридора, радуют глаз всеми оттенками утреннего неба. Цвета коридора, день за окнами и убранство комнат превосходно дополняют друг друга. Все это крыло, до самых дальних уголков, было словно создано как прекрасный наряд, где все детали великолепно гармонируют друг с другом, наряд, который надевают под особое настроение.

Когда розовый пол заканчивается, и неожиданный поворот коридора приводит меня на лавандовую часть, за окнами опускаются фиолетовые сумерки. Ночные создания веселятся на залитой лунным светом лесной поляне, по краям сгущается глубокая синева. Комнаты в этом коридоре меблированы в сумеречных тонах.

Желтые, натертые до зеркального блеска полы ведут в солнечные дни и в солнечные комнаты.

Бронзовый коридор не имеет окон, только высокие арочные двери, которые ведут в огромные, с высокими потолками, роскошные комнаты. Одни комнаты являются столовыми, в других — стоят шкафы с книгами и удобные кресла, а третьи — предназначены для танцев. И еще больше комнат для каких-то неизвестных мне развлечений. Мне кажется, я слышу отголоски смеха. Комнаты бронзового коридора, освещенные свечами, определенно принадлежат мужчине и пахнут специями. Я нахожу этот запах пьянящим, волнующим.

Я все иду и иду, заглядывая в разные комнаты и радуясь вещам, которые нахожу, особенно тем, которые кажутся мне знакомыми. В этом месте всегда доступен любой час дня или ночи.

Я много раз была здесь раньше.

Вот пианино, на котором я играла.

Вот солнечная комната, где я сидела и читала.

Вот кухня, где я ела трюфели, политые сливками и усыпанные кусочками нежных фруктов, которых не существует в нашем мире.

Вот на столе, перед открытой книгой, лежит флейта, рядом с ней стоит чайник, покрывавший его узор знаком мне, как мои пять пальцев.

Вот сад на крыше, расположенной высоко над башней, где я смотрела в подзорную трубу на лазурное море.

Вот библиотека с бесконечными рядами книг, где я проводила долгие часы.

Каждая комната — это прекрасный шедевр, каждый предмет в ней украшен сложным орнаментом, как если бы творец потратил целую вечность на создание этого совершенства.

Интересно, как долго возлюбленная Короля находилась здесь? Что из всего этого создала она?

В этом месте чувствуется дыхание вечности, но, в отличие от Зала Всех Дорог, вечность здесь была изысканной и нежной. Дворец обещал восхитительную бесконечность. Она не пугала и не давила. Дворец — это само время, каким оно должно быть — бесконечное и спокойное.

А вот комната, в которой хранятся тысячи платьев! Я несусь вдоль рядов с одеждой, широко раскинув руки, и мои пальцы ласкает потрясающая ткань. Мне нравятся эти платья!

Я вытаскиваю одно, прикладываю к себе и танцую. Легкие отголоски музыки парят в воздухе, и я теряю ощущение времени.

Вот антикварный кабинет, где находится множество предметов, названия которых я не знаю, но их облик мне знаком. Я кладу в карман несколько маленьких безделушек. Затем я открываю музыкальную шкатулку и слушаю музыку, которая заставляет меня ощущать себя парящей в пространстве, большой и свободной. Я чувствую себя более естественно, чем когда-либо, балансируя на грани всех возможностей. Я забываюсь на время, теряюсь в счастье, которое больше, чем сам особняк.

В каждой следующей комнате я нахожу что-то знакомое, что делает меня счастливой.

Я вижу первую из множества кроватей. Как и в моих снах, их так много, что я сбиваюсь со счета.

Я перехожу из одной роскошной комнаты в другую, и в каждой вижу новую кровать. В некоторых комнатах нет ничего, кроме кроватей.

Я начинаю чувствовать… неловкость. Мне не нравится смотреть на эти кровати.

Это зрелище меня беспокоит.

Я отворачиваюсь, потому что они заставляют меня чувствовать то, чего я не хочу чувствовать.

Потребность. Желание. Одиночество.

Пустые кровати.

Не хочу быть больше одна. Так устала быть одной. Устала ждать.

Через некоторое время я перестаю заглядывать в комнаты.

Я ошибалась, когда думала, что невозможно чувствовать себя плохо в Белом Дворце.

Горе вновь оживает во мне.

Я так долго жила. Так много потеряла.

Я заставляю себя сосредоточиться. Я напоминаю себе, что я должна что-то искать. Зеркало.

Я люблю это зеркало.

Я трясу головой. Нет. Оно мне просто нужно. У меня нет никаких чувств к нему!

Оно приносит мне такое удовольствие! Оно соединяет нас.

Белый мрамор, сказал Дэррок. Мне нужно найти белый мраморный пол. Не темно-красный, не бронзовый, не розовый и уж точно не черный.

Я мысленно представляю себе зеркало по описанию Дэррока: десять футов в высоту и пять в ширину[3].

В золоченой раме, как и то зеркало, что находилось в доме номер одна тысяча двести сорок семь по улице ЛаРу.

Зеркало — это часть огромной Реликвии Невидимых, которая представляет собой целую сеть Серебряных Зеркал.

Я могу чувствовать Реликвии. Я могу чувствовать все эльфийские объекты Силы. Возможно, это мое самое ценное преимущество.

Я призываю на помощь свои способности ши-видящей, сосредотачиваюсь и ищу.

Но ничего не чувствую. Мои способности не работали в Зале Всех Дорог. Думаю, невозможно чувствовать Зеркало, находясь внутри Зеркал.

Я поворачиваюсь, и ноги будто сами уводят меня в новом направлении. Меня неожиданно осеняет, что я много раз видела Зеркало, которое мне нужно, и точно знаю, где оно.

Я найду выход намного раньше Дэррока. И хотя я не уйду без него, ведь у меня еще есть насчет него свои планы, мне будет приятно одержать верх.

Я спешу вниз в мятно-зеленый коридор, безо всяких сомнений поворачиваю в радужный коридор, а потому несусь по бледно-голубому. Серебряный коридор сменяется алым.

Зеркало впереди. Оно притягивает меня. Я не могу дождаться, когда доберусь до него.

Я сосредоточена, так сосредоточена, что темно-красный коридор едва ли откладывается в моем сознании.

Будучи просто одержимой своей целью, я понимаю, что натворила, когда уже слишком поздно.

Не знаю, что заставляет меня посмотреть вниз.

Я замираю.

Я стою на распутье, на пересечении двух коридоров.

Я могу пойти на восток, запад, север или юг, если такие направления вообще существуют во Дворце, но какой бы путь я не выбрала, у пола будет один и тот же цвет.

Черный.

Я стою в растерянности, браня себя за очередной промах, как вдруг чья-то ладонь дотрагивается до моей.

Она теплая, знакомая. Слишком живая.

Я закрываю глаза. Мне уже приходилось играть в эти игры в эльфийской реальности. Кем меня пытают сейчас? Каким будет мое наказание? Чей призрак вцепится в меня острыми, как иголка, зубами?

Призрак Алины?

Бэрронса?

Обоих?

Я сжимаю свою вторую руку в кулак, чтобы ничто не могло прикоснуться к ней.

Я не надеюсь на то, что если буду стоять с закрытыми глазами, то призрак исчезнет. Это не сработает.

Когда твои личные демоны решают помучить тебя, они хотят получить свой кусок плоти. Лучше заплатить по счетам и пройти через это.

Тогда я могу сосредоточиться на том, как убраться с черного пола. Я готовлю себя к самому плохому. Я думаю, что если золотые полы в Зале Всех Дорог были ужасны, то черные полы в Белом Дворце будут… уж простите за каламбур, хуже всего.

Пальцы таинственного существа переплетаются с моими. Я знаю эти руки так же хорошо, как и свои.

Вздыхая, я открываю глаза.

Я отшатываюсь и резко пытаюсь вырваться, мои ботинки скользят по сияющей черной поверхности. Я падаю на спину с такой силой, что прикусываю язык.

Дыхание становится учащенным. Она видит меня? Она знает меня? Она здесь? А я?

Она звонко смеется, отчего мое сердце сжимается от боли. Я помню, как уже смеялась так однажды. Счастливо, так счастливо.

Я даже не пытаюсь встать. Я просто лежу и смотрю на нее. Я сбита с толку. Загипнотизирована. Меня раздирает ощущение двойственности, которое я не могу побороть.

Это не Алина. И не Бэрронс.

На пересечении востока, запада, севера и юга стоит она.

Она.

Грустная, прекрасная женщина, которая часто бывает в моих снах.

Она так ослепительна, что мне хочется плакать.

Но она не печальна.

Она так счастлива, что я могла бы возненавидеть ее.

Она сияет, она улыбается, и эта улыбка придает ее губам такое мягкое, божественное совершенство, что я невольно раздвигаю губы, в желании получить ее поцелуй.

Это и есть возлюбленная Темного Короля? Не удивительно, что он был пленен ею.

Когда она начинает ускользать по одному из коридоров, чернота которого поглощает свет от свечей, развешенных на стенах, я заставляю себя встать.

Я следую за ней словно мотылек, летящий на пламя.

В’лейн говорил, что возлюбленная Короля была смертной. Фактически, именно это обстоятельство стало первым звеном в длинной, запутанной цепи событий, которые вышли из-под контроля и привели к нынешнему положению дел.

Примерно миллион лет назад Светлый Король попросил первую Светлую Королеву (после ее смерти на трон восходило много королев, но каждая из них рано или поздно свергалась той, которая обретала большую силу и поддержку) превратить его возлюбленную в эльфа, сделать ее бессмертной, чтобы он мог вечно обладать ею. Когда королева отказалась, король построил для своей возлюбленной Белый Дворец внутри Зеркал. Он укрыл свою любимую от мстительной королевы, поместил ее сюда, где она могла жить, не старея, пока ему не удастся воссоздать Песнь Творения и превратить ее в эльфа. Если бы только королева удовлетворила одну его простую просьбу! Но предводительница Истинной расы была ревнива, жестока и мелочна.

К сожалению, усилия короля повторить Песнь Творения — мистическую материю для созидания, силу и право на которую королева их матриархальной расы довольно эгоистично хранила — привели к созданию Невидимых эльфов — несовершенных созданий, которых он не решился уничтожить. Он оставил их жить. Они были его сыновьями и дочерьми.

Король создал новую реальность, Двор Теней, где его дети могли играть, пока он продолжал поиски во имя своей любви.

Но пришел день, когда он был предан одним из своих собственных детей, и о его опытах узнала Светлая Королева.

Они сошлись в великой битве. Видимые подчинили своих темных собратьев, оставив тем лишь право на существование.

Кости домино стали падать одна за другой: смерть Светлой Королевы от рук короля, самоубийство его возлюбленной, своеобразный акт «искупления», в результате которого Светлый Король создал смертоносную Синсар Дабх.

Он переименовал себя в Темного Короля, чтобы никогда больше не быть связанным, даже именем, с мелочной порочностью Видимых. Теперь он стал НЕ Видимым, отделив себя от своей расы. Он больше не называл свой дом Двором Теней, который создал, пытаясь сделать свою любовь бессмертной. Теперь это был Темный Двор.

К тому времени, однако, двор стал тюрьмой для его детей, жутким местом теней и льда. Умирая, жестокая Светлая Королева в последний раз использовала Песнь Творения, но не для создания чего-то и не для того, чтобы сделать его любимую женщину бесссмертной. Нет! Она использовала Песнь, чтобы разрушить, навечно захватить и пытать любого, кто осмелился ослушаться ее.

А кости домино все падали…

Книга, содержащая знания Темного Короля, всю тьму и зло его души, каким-то образом оказалась в моем мире на хранении у людей. Ее потеряли, хотя я еще не поняла, как это могло произойти. Но в одном я уверена: убийство Алины, моя перевернутая жизнь и смерть Бэрронса — это все результат тех событий, которые произошли миллион лет назад в эльфийской реальности из-за одной смертной.

Мой мир и все мы, люди, просто пешки на шахматной доске бессмертных.

Мы вступили на их путь.

Джек Лейн, превосходный адвокат, посадил бы Темного Короля, а отнюдь не Дэррока, на скамью подсудимых. Он завел бы вполне перспективное судебное дело против его возлюбленной, обвинив в соучастии.

Из-за дурацкой случайности, смерть настоящей Светлой Королевы случилась до того, как она сумела передать Песнь Творения одной из принцесс, которая должна была наследовать ей. Раса эльфов начала деградировать. С тех пор многие принцессы занимали трон Видимых, но из них единицы правили достаточно долго, прежде чем быть свергнутыми. Одних королев убивали, других — просто свергали и изгоняли. Борьба продолжалась, и перевороты становились все более частыми. Раса эльфов уменьшалась. Случилось все самое плохое, что когда-либо могло случиться.

Эльфы не могли больше создать ничего нового. Старые силы были утрачены, древняя магия забыта, и, наконец, случилось так, что действующая королева не могла больше сдерживать стены между реальностями и контролировать смертоносных Невидимых.

Дэррок использовал эту слабость и обрушил стены между нашими мирами. Теперь эльфы и люди соперничают за контроль над планетой, которая слишком мала и хрупка, чтобы стать домом для обеих рас.

И все это из-за единственной смертной, самого слабого звена в цепи, которое привело к разрыву.

Я следую за женщиной, которую считаю той самой смертной — хотя такое вообще сложно представить — по чернейшему коридору.

Даже если она и есть возлюбленная короля, я не могу злиться на нее, хотя, по идее, и должна.

На шахматной доске бессмертных она тоже была пешкой.

Она светится изнутри. Ее кожа сияет полупрозрачным блеском, который освещает стены туннеля. Коридор все больше погружается во тьму, становится более черным и незнакомым с каждым нашим шагом. Женщина же, напротив, святая, божественная: она как ангел, спускающийся в ад.

Она — теплота, пристанище и прощение. Она — мать, любовница, дочь, истина. Она все.

Ее шаги ускоряются, и она спешит по туннелю, беззвучно ступая по обсидиановым полам, смеясь от счастья.

Я знаю этот звук. Я люблю этот звук. Это значит, что ее любовник близко.

Он идет. Она чувствует его приближение.

Он такой могущественный!

Это было первое, что привлекло ее в нем. Она никогда не встречала никого, хоть немного похожего на него.

Она до сих пор не верила, что он выбрал ее.

Она каждый день трепещет от восторга, потому что он продолжает выбирать ее.

Король покидает Двор Теней, возвещая о своем приближении; его возлюбленная знает, что он идет в ее дом (тюрьму), где она живет роскошной жизнью (это не ее слова), окруженная всем, чего только могла пожелать (иллюзия, она скучает по своему миру, такому далекому, похоронившему всех, кого она любила), и ждет его с надеждой (растущим отчаянием).

Он унесет ее в свою постель и будет проделывать с ней все эти вещи до тех пор, пока его черные крылья не раскроются так широко, что затмят собой весь мир. И когда он заполнит ее, больше ничто не будет иметь значение, кроме момента их взаимного темного, безумного вожделения, их бесконечной страсти.

Неважно, кто он на самом деле, он принадлежит ей.

Между ними нет ничего постыдного.

Любовь не признает разделения на правильное и неправильное.

Любовь есть. Просто есть.

Она (я) летит по темному, теплому и манящему коридору, спеша к его (моей) кровати. Нам нужен наш любовник. Это было так давно.

В ее комнате я вижу двойственность, которая буквально разрывает меня на части.

Половина будуара возлюбленной ослепительно белая и ярко освещена. Другая часть — скрыта в густой, соблазнительной, притягательной темноте. Они сходятся в середине комнаты.

Свет и тьма.

Я наслаждаюсь и тем, и другим. Они не беспокоят меня. Меня не волнуют вещи, которым более простой ум должен или приклеить ярлыки Добра либо Зла, или признать свое сумасшествие.

Возле кристальной стены, покрытой изморозью, которая находится в белой части комнаты, на возвышении стоит огромная круглая кровать, задрапированная шелком и белоснежным горностаевым мехом. Лепестки, белые, как алебастр, разбросаны повсюду, наполняя воздух нежным ароматом. Пол покрыт пушистыми белыми мехами. Белые поленья, которые лижут серебристо-белые языки пламени, тихо потрескивают в огромном белоснежном камине. В воздухе лениво парят поблескивающие маленькие искры.

Женщина спешит к постели. Ее одежда тает, и она (я) остается обнаженной.

Но нет! Сегодня не в этом его основное удовольствие! Сегодня его потребности другие, более глубокие и жесткие.

Она поворачивается, и мы обе смотрим, слегка приоткрыв губы, на темную половину комнаты.

Задрапированная в черный бархат и меха, покрытая мягкими, черными, как смоль, лепестками, которые пахнут им и так легко сминаются под нашей кожей, это все и есть кровать.

От стены до стены.

Ему нужна вся она (он раскидывает крылья, ни один смертный не может видеть сквозь них).

Он идет. Он близко.

Я обнаженная, дикая, готовая. Я хочу. Хочу. Вот почему я живу.

Она и я стоим, глядя на кровать.

Потом он оказывается здесь, поднимает ее, но я не могу видеть его. Я только чувствую, как огромные крылья смыкаются вокруг нас.

Я знаю, он здесь, потому что женщина окутана его энергией и темнотой, такой же влажной и горячей, как секс, мне кажется, что воздух пропитан вожделением. Меня захлестывает похоть, я напрягаюсь, чтобы увидеть его или хотя бы почувствовать, как вдруг…

Я просто зверь, лежу на алых простынях, и Бэрронс внутри меня. Я вскрикиваю, потому что, будучи здесь, в этом царстве двойственности и иллюзии, я знаю — это нереально. Я знаю, что потеряла его. Он ушел, причем навсегда.

Я не нахожусь с ним в том подвале, еще не пришедшая в себя окончательно, все еще при-йа, но уже начинающая воспринимать реальность настолько хорошо, чтобы услышать, как он только что спросил меня о наряде на выпускном балу. Но я отгоняю все это прочь и спешу из реальности обратно в свое безумие — не желаю иметь дело с тем, что уже случилось со мной, или разбираться с тем, что, как мне казалось, я должна была сделать.

Я не стою там несколькими днями позже, глядя на его кровать с меховыми наручниками и раздумывая, а не прыгнуть ли мне обратно и не притвориться ли, что я все еще не пришла в себя. Тогда я могла бы и дальше вытворять все эти дикие, животные штучки, которые мы делали с ним, пока я была сексуально озабочена. Только на этот раз я совершенно точно осознавала бы, что я делаю и с кем я это делаю.

Мертв. Мертв. Я так много потеряла.

Если бы я только знала тогда то, что знаю сейчас…

Король поднимает свою женщину. Я вижу, как она скользит по его телу, которое я не могу различить в темноте (я оседлала Бэрронса, протолкнула его в себя, боже, как мне хорошо!). Его возлюбленная вытягивается, откидывает голову назад, из ее горла исторгается звук, который не может существовать в нашем мире (я смеюсь, когда кончаю, я чувствую себя живой, такой живой!). Потом его огромные крылья широко расправляются, наполняя темноту спальни, и выходят за ее пределы, в этот момент он ощущает больше счастья, чем когда-либо испытывал за все свое существование. И эта сука — Королева — хочет лишить его этого? (Я испытываю такое счастье, какого никогда не знала, потому что здесь нет условностей, есть только то, что происходит сейчас).

Но, подождите! Бэрронс исчезает!

Удаляясь от меня, он исчезает в темноте. Я не потеряю его снова!

Я вскакиваю на ноги, на секунду запутываюсь в простынях, спеша поймать его.

Становится холоднее, мое дыхание замерзает прямо в воздухе.

Впереди я вижу только черное, синее и белое, в них сливаются все остальные цвета.

Я бегу к темноте так быстро, как только могу.

Но чьи-то руки хватают меня за плечи, разворачивают обратно, заставляют подчиниться, борются со мной.

Они слишком сильные! Они тянут меня по черному коридору, и я ударяюсь о тело этого существа, которое осмелилось помешать нам!

Никому не позволено здесь находиться!

Это наше место! Тот, кто вторгся сюда, умрет! За один только взгляд на нас!

Жестокие руки толкают меня и прижимают к стене. Моя голова гудит от столкновения. Я вырываюсь и снова ударяюсь о стену. Какое-то время я продолжаю биться то об одну стену, то о другую, а потом это все резко заканчивается.

Я вздрагиваю и начинаю плакать.

Сильные руки обхватывают меня. Я зарываюсь лицом в теплоту крепкой, мускулистой груди.

Я слишком маленькое суденышко, чтобы выжить в море таких эмоций! Я хватаю его за воротник, цепляюсь за него изо всех сил. Я пытаюсь дышать. Я очень ранима, меня раздирает боль желания, и я чувствую себя совершенно опустошенной.

Я все потеряла, и ради чего?

Я не могу унять дрожь во всем теле.

— Какую часть фразы: «Если ты увидишь черный пол, немедленно возвращайся», ты не поняла? — рычит Дэррок. — Черт возьми, ты шла прямо в чернейший из всех коридоров!!! Что с тобой?

Я слегка приподнимаю голову с его груди. В этот миг все, что я могу, это смотреть вниз. У меня под ногами бледно-розовый пол. Дэррок протащил меня назад по всему черному коридору в одну из светлых частей дома. Я пытаюсь нащупать свое копье. Оно снова исчезло.

Я отталкиваю его.

— Я же предупреждал тебя, — говорит он холодно, задетый моей злостью.

Это, пожалуй, было грубо с моей стороны, но я слишком зла на него:

— Ты просто сказал мне держаться подальше и все! А надо было рассказать поподробнее!

— Я не собираюсь рассказывать людям про эльфийские дела. Но поскольку ты по-другому не понимаешь, то, так и быть, я скажу тебе. Черные полы есть только в его части дома. Никогда не ходи туда. Ты не достаточно сильна, чтобы выжить там. Отголосок того, что однажды жило там, все еще гуляет по этим покоям. Оно может схватить тебя. Ты заставила меня придти за тобой, подвергнув нас обоих риску!

Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. Хотя он и набит под завязку плотью Невидимых и намного сильнее меня, я заставила его чертовски хорошо попотеть. Вытащить меня оттуда было нелегко!

— Что ты делала там, МакКайла? — наконец, мягко произносит он.

— Как ты нашел меня там? — парирую я.

— С помощью моей метки. Ты была на грани срыва, — крохотные золотые искорки в его глазах вспыхнули, — а еще ты была крайне возбуждена.

— Благодаря этой метке ты можешь узнать, что я чувствую? — Я в бешенстве. У него за пазухой, вероятно, припасено еще немало таких сюрпризов.

— Я могу почувствовать только твои самые сильные эмоции. Это принцы вычислили твое точное местонахождение. Радуйся, что у них это получилось. Я пришел как раз вовремя и перехватил тебя по дороге в черную часть спальни.

— А что в этом такого?

— Линия, которая разделяет комнату на две части, на самом деле не является таковой. Это Зеркало. Самое большое из всех, что когда-либо создал Король. Это первое и самое древнейшее Зеркало, оно не похоже на все остальные. Иногда его использовали для казни. Ты бежала к Зеркалу, которое ведет прямо в спальню Темного Короля, что в крепости из черного льда, которая находится в глубине Тюрьмы Невидимых. Еще пара твоих человеческих секунд, и ты была бы мертва.

— Мертва? — задохнулась я от испуга. — Почему?

— Только двое могли путешествовать сквозь это Зеркало. Темный Король и его возлюбленная. Другие, осмелившиеся даже прикоснуться к нему, сразу погибали. Даже эльфы.

Глава 6

Дэни Дэйли — 102 день ППС.

Я смотрела на вырванный из тетради лист бумаги, на котором было выведено лишь заглавие и дата. Уже прошел целый гребаный час, а мне так ничего в голову и не пришло!

Я находилась в обеденном зале аббатства посреди стада безмозглых ши-овец, которыми так легко рулить, что для полноты картины не хватает только долбанного пастуха, за которым они будут плестись, виляя кудрявыми овечьими задами, и не могла придумать ни строчки. А должна была. Я должна поддерживать затишье до тех пор, пока Мак не вернется. Тупые овцы опять подчиняются Ро, а она быстро построила их и загрузила очищением аббатства от чертовых Теней.

У меня есть новости для вас, чудилы: они размножаются. Они едят, растут, а потом делятся. Как проклятые амебы. Я следила за ними, причем очень внимательно, так что теперь я знаю о них все. Бывало, я играла с ними, используя свет, ну чтоб поглядеть, насколько близко они могут подобраться ко мне. Вот поэтому-то я и знаю о них так много, хотя все равно меня никто не слушает. Единственное, что они делают, это читают мои листовки. Они не обсуждают этого между собой, но я знаю, что абсолютно все используют «Теневзрыватель». Кто-нибудь сказал мне спасибо?

Ни фига. Никаких тебе: «Отличная работа, Мега», ни даже малюсенькой благодарности за то, что я просвещаю их.

Мне нужна Мак. Прошел уже почти месяц, и я начинаю думать как бы с ней чего… Не-е, не буду даже начинать.

Тогда где она, черт возьми? Я не видела её с тех пор, когда мы на пару вломились в закрытую библиотеку. Может она опять в Фэйри? Она не знает, но я читала её дневник, пока она сидела в подвале, будучи при-йей, и всем было наплевать на её вещи, ну всем, кроме Ро. Она тоже его читала. А потом я забрала его себе. Я ведь должна была знать, что там вычитала Ро. Это одна из моих навязчивых идей: узнавать все, что становится известным Ро, угадывать, что она собирается делать и опережать её. Если у меня это получится, чуваки, то я буду рулить всеми!

Мне известно, что в Фэйри время течет не так, как в реальном мире, так что я не особо волнуюсь за Мак. Видимо, она вместе с В’лейном, потому что его тоже давненько не видно.

А самое странное это то, что, понаблюдав за книжным магазином Бэрронса, я выяснила, что его хозяин тоже отсутствует!

Прошлой ночью я попыталась проникнуть в клуб «У Честера», чтобы разузнать что-нибудь о нем, но эти долбанные придурки выкинули меня за дверь.

Меня. Саму Мегу!

Я самодовольно усмехнулась.

Их было шестеро! Шестерым чертовым придуркам из команды Бэрронса пришлось больше часа как следует шевелить задницами, чтобы выставить меня! У них могло ничего не получиться, но этот стоп-кадр реально утомляет меня, а конфет в кармане у меня было маловато. Вот я и проголодалась. Захотела есть. Послала все на фиг и ушла. Один из них тащился за мной до самых границ Дублина, наверное, был уверен, что это он вышвыривает меня из города. Ага! Помечтай! Я вернусь, причем скоро.

И все же я немного волнуюсь…

Куда, черт возьми, все подевались? И почему никто больше не говорит о ГМ? Где Синсар Дабх?

Что-то тихо, слишком тихо, это до чертиков пугает меня. Только однажды было так же тихо… М-да, короче, чуваки, прошлое меня не касается.

Что было, то прошло.

Я смотрю в будущее. Завтра будет мой день.

Сегодня — нет, и к бабке не ходи. Раньше я на это не жаловалась, но сейчас походу у меня что-то типа творческого кризиса. И походу это всё из-за того, что я слишком долго нахожусь среди пары сотен ши-овец, которые страдают всякой фигней. Вся честная компания сидит здесь, в столовой, и плавит пули. И, прикинь, не для нас!

Для Джейни и его Защитников.

Не знаю, как Ро умудрилась их заставить опять шарахаться от собственной тени, но у нее это получилось. Ей вообще не особо приходится стараться, чтобы заставить их сомневаться в себе. Ей всего-то потребовалась пара недель, чтобы убедить всех в том, что Мак не пропала, а погибла, и что им стоит забыть о ней.

Я ж говорю — овцы! Так и хочется вскочить и, виляя задом, проблеять: «Бэ-э-э-э-э-э-э!»

Наверное, все это овечье дерьмо захватило и меня, потому что я просто сижу здесь, грызу ручку и жду вдохновения.

А в ожидании музы наблюдаю за Джо. Раньше мы были друзьями. Мне казалось, что у нее есть голова на плечах. Она умна, действительно умна. Умеет складывать два и два в отличие от остальных овец.

Но несколько месяцев назад она стала вести себя очень странно. Тусуется все время с Барб и Лиз и не обращает на меня никакого внимания. Раньше она была единственной, кто не обращался со мной, как с ребенком. Раньше они все относились ко мне, как к малому дитю. Теперь они вообще меня не замечают.

Просто охренительно! Ну и пусть, за моим столом всё равно нет места для этих овец.

Джо сидит очень тихо и смотрит на Лиз. Смотрит внимательно.

Интересно, может, она стала лесбиянкой? А что? Это бы все объяснило. Обнаружила в себе скрытые таланты и замутила менаж а труа[4] с Лиз и Барб. Я прыснула со смеху над своей шуткой. Чуваки, если вам не удается рассмешить себя, то даже не пытайтесь рассмешить окружающих.

Сначала выстрелы были настолько тихими, что даже мой суперский слух не сумел распознать эти звуки. Потом, когда я расслышала их, то решила, что это, наверное, бэрронсовские чуваки зачем-то вернулись и делают предупредительные выстрелы. У нас было чертовски много автоматов «Узи» и другого оружия, но здесь оно было нам без надобности. Мы используем его только в Дублине. Оно не действует на Теней. Поэтому мы не приносим оружие в аббатство, а оставляем в автобусе.

И тут меня словно молнией ударило — какие же мы тупицы.

Позже я выясню, что все началось в западном крыле аббатства. Там, где спала Мак, когда бывала в аббатстве. Там, где потом ночевала и я — в библиотеке леди Драконши.

Когда раздались крики, я привела в движение стоп-кадр, но осторожно: автоматная очередь — это как раз тот фактор, который усложняет мне контроль над передвижениями.

Я, конечно, быстра, но, чуваки, это «тра-та-та-та-та» тоже медленным не назовешь. От пуль очень сложно увернуться. Да еще и этот звук бьет по ушам.

Я выскочила в коридор и попыталась понять, откуда доносятся крики, как вдруг вокруг стало так темно, как там, где находится голова Ровены, другими словами — в заднице. Я опять прыснула. Ну, я просто жгу сегодня.

Я замерла, прижавшись к стене, а затем крадучись двинулась вперед, напряженно вглядываясь в темноту, окутавшую коридор. Я не додумалась прихватить с собой МакНимб, но зато у меня в кармане была парочка фонариков. Я достала один из них и зажгла.

Мы полностью так и не очистили аббатство от Теней. Поэтому тут никто даже туфли не оденет, предварительно не посветив в них фонариком и не тряхнув их, как следует. И то, только при свете дня.

И уж тем более никто, абсолютно никто не ходит по коридорам в потемках.

Тогда какого хрена тут темно, и кто, блин, стреляет?

Вокруг слышны стоны, значит, есть раненные. Да уж, это точно не предупредительные выстрелы. Это реальная фигня.

Я крадусь вперед, стараясь двигаться как можно тише. У меня под ногами хрустит стекло, и я понимаю, почему стало темно. Стрелок целился в лампы.

Я слышу отголоски жуткого смеха, от которого кровь стынет в жилах. Я включаю фонарик, но темнота как будто впитывает его свет.

Я слышу чье-то частое дыхание.

Затем до меня доносится скрежет раздавленного стекла, но это не моя работа.

Теперь я почти уверена, что стрелки движутся в мою сторону.

Я крепче сжимаю рукоятку меча. Когда-то Ро хотела забрать его у меня. Пришлось пообещать ей, что буду её личной охраной, если она оставит мне меч. Теперь я охраняю Ро, пока она спит. Осваиваю науку о компромиссах.

Что за дерьмо несется на меня?

Позже, когда я буду рассказывать эту историю, я кое о чем умолчу.

Правда в том, что в тот момент произошла одна невероятная вещь. Стоя в том темном коридоре, я здорово испугалась. Я почувствовала, что что-то неизвестное надвигается на меня, и это снесло мне крышу.

Я никому не скажу, что была в том коридоре.

Никогда не признаюсь, что убегала, поджав хвост, стремясь побыстрее выйти на свет, и переместилась стоп-кадром в столовую.

Пальба и крики возобновились, и мы все ломанулись из столовой, но так как там был один выход, который одновременно являлся и входом, то нам пришлось отступить обратно, перевернуть столы и спрятаться за ними.

Джо и я заползли за один стол. Я совсем не против делить с ней убежище, если она не будет лезть ко мне со своими дурацкими лесбийскими штучками. Я постучала по столешнице. Толстый, цельный брус дерева вполне может нас защитить, все зависит от пуль и дистанции, с которой будут стрелять.

Опять крики. Мне хотелось зажать уши руками.

Тогда я была очень напугана и из-за этого противна самой себе.

А потом решила, что должна выглянуть из-за стола и посмотреть. Да я просто обязана выяснить, что за ублюдок палит по нам!

Джо и я одновременно начинаем ползти к противоположным краям стола и трескаемся головами. Она недовольно смотрит на меня.

— Как будто это я одна виновата, — огрызаюсь я. — Смотреть надо, куда ползешь.

— Где Лиз? — шипит она в ответ.

Я пожимаю плечами. Стоя на четвереньках, я виляю задницей. Всё аббатство чуть ли не разваливается на куски, а она думает только о своей хорошенькой подружке.

— Б-э-э-э-э-э-э-э-э-э, — блею я.

Она смотрит на меня, как на чокнутую. Затем мы обе выглядываем из-за стола.

Пули прошивают насквозь все пространство столовой, рикошетом отскакивая от стен и деревянных столов. Раненые кричат, а стены и пол залиты кровью. В дверном проеме я замечаю стрелка.

Я слышу сдавленный возглас Джо, и сама едва не задыхаюсь от удивления.

Это Барб!

Это еще что за хрень?

У нее на плече висит самый огромный «Узи» из всех, которые я видела. Бледная, как полотно, Барб сыплет проклятьями и палит по нам, как по уткам в тире. Моя челюсть едва не падает на пол.

— Барб? — бормочу я себе под нос.

Но это же бессмыслица какая-то!

Тут меня еще больше поразила Джо, удивленно сказав:

— А я думала, что это Лиз!

Я изумленно уставилась на неё. В ответ она покачала головой и ответила:

— Долгая история.

Я снова начала осматривать столовую, пытаясь оценить ситуацию. Мы находимся в самом конце зала. Значит, умрем последними. Так что же мне делать, черт возьми? И почему Барб стреляет в нас?

Я снова перевожу взгляд на Джо. От нее помощи можно не ждать. Джо такая же бледная, как тот лист, на котором я писала «Дэни Дэйли».

Чуваки, как же мне сейчас не хватает Мак! Что бы она сделала на моем месте? Может, мне включить стоп-кадр и, пока Барб палит по всем, попробовать отобрать у неё автомат? Но хватит ли мне для этого скорости? Мне совсем не хочется умирать сегодня! Я хочу увидеть завтрашний день. Я уверена, что он будет гораздо лучше этого. Да и вообще у меня полно дел. К тому же кто-то должен следить за Ро.

Но мы же мрём, как мухи! Святые, мать вашу, угодники, Барб просто перемочит нас всех!

Я сую в рот целый шоколадный батончик и проглатываю его, почти не жуя. Мне потребуется вся моя энергия до последней капельки, чтобы провернуть задуманное. Я должна действовать. У Барб еще до фига пуль. А Мега не может трусливо отсиживаться за баррикадами.

Я снова выглядываю из-за стола, оцениваю ситуацию и стараюсь запечатлеть подробности происходящего побоища. Попутно отмечаю все детали: людей, стулья, в общем, все препятствия.

Самая большая проблема — Барб. Она непредсказуема. Она мечется и палит во все стороны так хаотично, что совершенно не возможно предвидеть ее дальнейшие действия.

Вот дерьмо!

Я таращусь на неё, пытаясь понять ее логику.

Затем ныряю обратно под стол, едва успев увернуться от пули. Снова выглядываю из-за стола. Какая уж тут логика.

Я начинаю дышать очень быстро, усердно раздувая щёки и провоцируя выброс адреналина. Отбросив все ненужные мысли, я концентрируюсь на своей задаче и уже почти начинаю движение вперед, как вдруг вижу, что фигура Барб становится размытой, а силуэт — нечетким. В комнате чертовски холодает и изо рта идет пар.

Джо издает сдавленный звук.

Мы обе это видим.

В нас стреляет совсем не Барб.

Ну… технически это она, причем она кричит, но не как психованная маньячка из ада, за которую я её приняла.

Барб кричит от ужаса.

Она сражается за контроль над автоматом, но проигрывает. Пытается опустить его вниз и палить в пол, но автомат поднимается снова. Она поворачивает его налево, направляя в стену, но он выворачивается и снова стреляет по людям. И все это время палец Барб прижат к курку.

Вдруг наваждение пропадает.

Это снова Барб.

Потом опять все меняется. Она становится… Чуваки, что же это за дерьмо? У неё появляется очень много голов и очень много зубов. Боже, да она превращается в монстра! И это даже не Тень!

Затем видение исчезает, перед нами снова Барб.

Которую заставляют убивать нас.

За спиной Барб на стену выползает тень. Она огромна! Она растет и ширится, а когда она смеется, то кровь застывает в моих жилах и словно перестает поступать в мозг.

— Где ваша Гранд Сука? — ревет она. — Я хочу её долбанную голову!

Мы с Джо переглядываемся.

До нас наконец-то доходит.

Теперь мы понимаем, что здесь творится и что на самом деле стреляет в нас, до меня с сокрушительной ясностью доходит, что я и в половину не такая крутая, какой считает меня Мак.

Мы с Джо медленно оседаем под стол.

Мы просто две маленькие овечки.

Которые хотят спрятаться от Книги.

Той самой Книги.

Мы так долго надеялись ее найти. Так долго обсуждали, как запрем её. Да уж. Интересно, и как это мы планировали справиться с ней?

Какая наглость с ее стороны. Книга пришла сюда. Туда, где её так долго держали взаперти. Она, видно, думает, что неуязвима. Я так разъярилась, что меня начало трясти. Она пришла сюда.

Дерьмо! Всё очень плохо!

Я читала дневник Мак и знаю, как действует Книга. Она заставляет людей поднимать её. Мы — я, Джо и Барб, сегодня ходили в Дублин, чтобы пополнить запасы, с нами было ещё человек пятнадцать. Какое-то время мы были вместе, а потом разделились и пошли каждый по своим делам.

Видимо, она застала Барб в одиночестве и заставила её подобрать себя.

Меня прошибает холодный пот, догадка ударяет как обухом по голове.

Офигеть! Синсар Дабх прибыла в аббатство этим утром! На нашем же автобусе!

Я ехала в одном автобусе с Книгой Темного Короля и даже не почувствовала этого!

Затем я начинаю просчитывать свои возможности. Я не пуленепробиваемая. Если я умру, то это вряд ли кого-то сильно обрадует. Я понятия не имею, как остановить книгу. Но я не парюсь из-за этого, потому что этого никто не знает.

Я не рискну подойти к ней слишком близко, так как она может захватить меня.

Управляя мной, она может стереть аббатство с лица земли за рекордно короткое время.

Я нервно сглатываю. Может, она и пришла сюда за мной? Хотя вряд ли, ей просто нужна была любая ши-видящая, чтобы взорвать нас изнутри, отомстив нам за своё заключение.

Они умирают. Умирают рядом с моим столом. Эта мысль просто уничтожает меня.

И я ничем, черт возьми, не могу помочь.

У меня есть только один шанс, и я не буду его тратить на то, чтобы остановить Книгу.

Я хватаю Джо в охапку, включаю стоп-кадр и перемещаюсь.

На лице Ро не было ни кровинки — такой она была сейчас бледной. Я никогда еще не видела её в таком состоянии. Она выглядит так, будто за этот день постарела лет на двадцать. Сто восемнадцать ши-видящих было убито до того, как Барб убралась из аббатства, прихватив с собой автобус со всем нашим оружием.

Ещё сотня была ранена.

Синсар Дабх нанесла нам визит, поглядела на нас, ткнулась в нас своим звериным носом и показала нам средний палец.

Мы с Джо сидим за столом напротив Ро.

— Вы даже не попытались остановить книгу, — наконец произносит она. Ро как будто поджаривала нас на медленном огне. Ей нравится такое проделывать. Картошка и морковь превращаются в месиво, если их долго тушить. Было время, когда на меня это действовало. К счастью, теперь меня не так просто приготовить.

Мне даже не нужно было слушать её. Обвинение читалось в ее холодных голубых глазах все это время. Но я на это не отвечаю. Хватит с меня объяснений.

Ровена должна была сказать нам. Должна была предупредить нас. Я даже в страшном сне не смогла бы представить, что Синсар Дабх способна на такие фокусы. Она не обучала нас. Водила нас вслепую. Запугивала. Мак была права. Мне что, надо было сдохнуть только затем, чтобы она могла сказать: «Дэни попыталась?» Да пошла она! Я не собираюсь подыхать для того, чтобы сделать ей приятно.

Джо говорит:

— Грандмистрисс, похоже, Барб пыталась сопротивляться Книге. Для того чтобы разобраться в этом, нам понадобится информация, которую собрали лейтенант Джейни и его люди.

— О, значит, теперь вы доверяете Джейни? Я учу вас! Я тренирую вас!

Джо отворачивается на секунду, и я вспоминаю, что Барб была её лучшей подругой. Но Джо удивляет меня своим железным характером — когда она поворачивается обратно и начинает говорить, ее голос спокоен.

— Она очень скоро покончит с собой, Ровена. Нашей основной задачей было не дать Книге захватить следующее тело. Если бы Дэни подошла ближе, Книга получила бы практически неуловимое тело.

Ро бросает на меня уничтожающий взгляд:

— Ты вечная обуза, не так ли, Дэниэль?

Не удержавшись, я нахмурилась. Вечно она меня в чем-то обвиняет. Хватит с меня, надоело целовать ей задницу. Я устала притворяться тем, кем на самом деле не являюсь.

— Все зависит от личного восприятия, Ро, — холодно отвечаю я. — А ты всегда воспринимаешь всё неправильно.

Джо судорожно вздыхает.

Я зашла слишком далеко и собиралась пойти ещё дальше. Мне наплевать. С того самого момента, как исчезла Мак, Ро очень четко разъяснила, что вернет мне свое расположение только в том случае, если я буду во всем сотрудничать с ней. Я избегала конфликтов и всячески усыпляла её бдительность, заставляя верить, что я повинуюсь ей.

Но этому не бывать.

Я только что стала свидетелем, как больше сотни моих сестер — хоть они и были овцами, они все равно как сестры для меня! — были безжалостно убиты. Да как смеет эта старуха теперь стоять тут и злобно на меня таращиться? Я, во всяком случае, не бегу от своих ошибок. Я засыпаю и просыпаюсь с ними. Они глядят на меня из зеркала, когда я смотрюсь в него. И я говорю себе: «Чувиха, ты переживешь это».

— А как Книга исчезла, Ро? — спрашиваю я, вскочив со своего места и сжав в руке меч. — Что же ты ни разу не рассказывала нам об этом? А может, ты просто заснула на работе, а? Так было дело?

Она бледнеет еще сильнее и рявкает Джо:

— Отведи этого ребенка в её комнату сейчас же! И запри её там!

Как будто это так просто сделать. Здесь никто не в силах контролировать меня. С тех пор, как я убила Охотника, я чувствую себя как тот чувак, заваливший великана из пращи. Ро больше не может морочить мне голову, как раньше.

— Я просто говорю то, о чем думают все остальные, но слишком боятся произнести это вслух. Я больше не боюсь тебя, Ро. Сегодня я видела Синсар Дабх и теперь я знаю, чего на самом деле нужно бояться. — Я отталкиваю стул с такой силой, что он врезается в стену за моей спиной. — Я ухожу. Мне здесь нечего делать.

Это на самом деле так. Были времена, когда я думала, что в аббатстве более или менее безопасно, но теперь Тени прячутся в темноте здешних коридоров, да и Книга сумела сюда проникнуть. Так что я с таким же успехом могу устроить себе безопасное убежище в гребаной Тёмной Зоне!

К тому же никто даже и не заметит, что меня нет. Может, я найду Джейни и потусуюсь немного с Защитниками.

— Ты отправишься в свою комнату сию же секунду, Дэниэль Меган!

Блин, я ненавижу это имя! Сопливое имя для сопливой девчонки.

— Что бы твоя мать подумала о тебе? — продолжает она.

— Что бы моя мать подумала о том, что ты пытаешься сделать из меня? — не сдаюсь я.

— Я превратила тебя в благородное и честное оружие справедливости.

— Наверное, поэтому я постоянно чувствую себя, как мой меч. Холодной, твердой и кровожадной.

— Тебе обязательно разыгрывать целую мелодраму, да? Соберись, Дэниэль О’Мэлли! И сядь!

— Да пошла ты, Ро!

Я перемещаюсь стоп-кадром.

Холодный воздух родной Ирландии обжигает моё лицо, но я не обращаю на это внимание. Я не плачу. Я никогда не плачу.

Иногда я скучаю по своей маме, бывает.

Мир огромен.

Как и я.

Чуваки, да я же бомж!

Я гордо ухожу в ночь.

Наконец-то я свободна.

Глава 7

— Почему ты не перевесил Зеркало, ведущее в Дублин, куда-нибудь в белое крыло, если знал, что Дворец постоянно перестраивается? Почему ты не оставил его где-то в более стабильном и легкодоступном месте? — я продолжаю задавать свои вопросы по пути.

То двойственное чувство, преследовавшее меня еще со времен учебы в средней школе, вернулось с удвоенной силой. Он — все, что я презираю. Мне так сильно хочется убить его, что приходится держать сжатые кулаки в карманах.

Он — также человек, который был близок с моей сестрой в течение последних месяцев ее жизни. Он единственный, кто может дать ответ на все те вопросы, ответить на которые больше никому не дано. И только он может серьезно сократить время, которое я должна провести в этой искаженной реальности.

«Ты брал ее дневник? Она знала Ровену или кого-нибудь из ши-видящих? Она говорила тебе о пророчестве? Почему ты убил ее?

Была ли она счастлива? Пожалуйста, скажи мне, что она была счастлива до того как умерла».

— Ни одна комната в Белом Дворце никогда полностью не погружается в темноту, даже когда наступает ночь. Я допустил свою первую ошибку, открыв Зеркало. Существо, которое, как я думал, было надежно заперто, и которое я ни за что бы не пожелал выпустить из тюрьмы Невидимых, освободилось.

— Что это за существо? — потребовала я ответа. Этот мужчина, который выглядел как рекламная афиша Версаче, который шел и разговаривал как человек, на самом деле не существовал. Он даже хуже Захватчика — одного из тех изящных, прекрасных Невидимых, который может проскользнуть под кожу человека и завладеть им. Он — стопроцентный Эльф, обладавший телом, которое никогда не должно было принадлежать ему. Он — хладнокровный убийца, ответственный за молниеносное уничтожение миллиардов людей, только в Дублине по его вине погибло несколько сотен тысяч жителей за одну ночь. Если в ледяном аду Невидимых было существо, которое он никогда не намеревался выпустить на волю, то я хочу знать почему, что это такое и как это убить. Если его это беспокоит, то меня это просто пугает.

— Следи за полами, МакКайла.

Я посмотрела на него. Он не собирался отвечать мне. Настаивать — только попусту тратить силы.

Мы продолжили поиски Зеркала вместе. Он не собирался больше оставлять меня одну, а я не спешила снова остаться наедине с собой. Я еще не пришла в себя после того, что произошло со мной в темном крыле. Я застряла в воспоминаниях, и, если бы Дэррок не вызволил меня, то я, возможно, никогда не освободилась бы.

Преследуя Бэрронса, я, по всей видимости, и не хотела освобождаться. Я помнила кости в Зале всех дорог. Я думала о пляже в стране Фэйри, где встречалась с Алиной. Если бы я захотела остаться с ней тогда, то, наверное, умерла бы от употребления еды и воды, которые были не более реальны, чем моя сестра.

Проклятая страна Фэйри с ее смертоносными иллюзиями!

Я отталкиваю прочь воспоминания о сексе с Королем, с Бэрронсом. Я отвлекаю себя ненавистью к мужчине, который убил мою сестру.

«Была ли Алина счастлива?» Вопрос снова вертится на кончике моего языка.

— Очень, — выпалил в ответ он, и я поняла, что произнесла это вслух, а он, похоже, только и ждал этого вопроса.

Я ужаснулась тому, что оказалась такой слабой. Я сама предоставила возможность моему врагу обмануть меня. Вот дерьмо!

— Ты невозможна, — презрение отразилось на его красивом лице. — Она была совсем на тебя не похожа. Она была открыта. Ее сердце не было скрыто за семью печатями.

— И что же ей это принесло? Смерть.

Я устремляюсь прочь, вниз по ярко-желтому коридору. За окнами стоял как раз такой летний день, как мы с Алиной всегда любили. Это воспоминание не позволило мне избавиться от ее призрака. Я ускоряю шаг.

Мы быстро проносимся по залу цвета листьев мяты, затем движемся по холлу цвета индиго с дверями во французском стиле, за которыми на улице яростно бушует ночной ураган, сворачиваем в бледно-розовый зал, и, наконец, перед нами открывается высокий арочный вход в белый мраморный зал. Чуть дальше, за изысканным входом виднелись окна, за которыми стоял прекрасный зимний день, а покрытые инеем деревья искрились, как бриллианты в лучах солнца.

В этот миг на меня снизошло спокойствие. Я была здесь в своих снах. Я любила это крыло. Когда-то, давным-давно в ее мире солнечный весенний день был ее любимым временем, но сейчас солнечный зимний день приносил ей больше удовольствия. Это идеальная метафора для их любви.

Свет и лед.

Она прогоняла его холод, а он охлаждал ее жар.

— Ты сказала, что Алина звонила тебе, — произнес Дэррок у меня за спиной. — Ты сказала, что, убежав от меня, она плакала по телефону, разговаривая с тобой. Она сделала этот звонок в тот день, когда умерла? — его вопрос вернул меня в реальности, и я рассеянно кивнула.

— Что конкретно она сказала?

Я бросила на него взгляд через плечо:

— Ты в самом деле думаешь, что я скажу тебе это?

Если кто и должен ответить на вопросы о ней, то этим кем-то должен быть он, а я должна эти вопросы задавать. Я шагнула в белый мраморный коридор.

Он последовал за мной.

— Своей глупой убежденностью в том, что это я убил Алину, ты добьешься лишь того, что никогда не найдешь ее настоящего убийцу. У людей есть животное, которое ты мне напоминаешь. Страус.

— Моя голова не зарыта в песок!

— Нет, она у тебя в заднице!

Я резко обернулась к нему.

Какое-то время мы молча прожигали друг друга взглядом, но его слова несколько отрезвили меня. Я — страус? Лишаю ли я себя возможности отомстить за сестру лишь потому, что я срослась с привычкой, от которой давно следовало бы избавиться? Позволю ли я настоящему убийце моей сестры выйти сухим из воды, потому что не могу открыть свой разум для чего-то, находящегося вне моих предрассудков? А ведь Бэрронс с самого начала предупреждал меня, что не стоит так беспечно утверждаться в мысли, будто именно Дэррок и есть убийца.

У меня на скуле дернулся мускул. Каждый раз, когда я вспоминаю что-то о Бэрронсе, я еще больше ненавижу Дэррока за то, что он забрал его у меня. Но я напоминаю себе, почему я нахожусь здесь и почему я до сих пор не убила его.

Чтобы достичь своей цели, мне нужно получить ответы на свои вопросы.

Я оценивающе посмотрела на Дэррока. Были также и такие вопросы, ответы на которые я просто хотела узнать.

Когда я заполучу Книгу, то многое изменится, поэтому другой возможности расспросить его у меня не будет. Потому что тогда он исчезнет. Я убью его. Я должна это сделать здесь и сейчас, другого шанса уже не будет.

— Она сказала, что попытается вернуться домой, но боялась, что ты не дашь ей уехать из страны, — сказала я холодно. — Она сказала, что я должна найти Синсар Дабх. Затем ее голос наполнился ужасом, и она сказала, что ты идешь.

— Я? Она назвала меня по имени? Она сказала тебе, что Дэррок приближается?

— Нет, да это и не надо было говорить. То, что она сказало раньше, все проясняло.

— И что же это? Что так отчетливо изобличало меня?

Я все еще помнила ее сообщение. Иногда я вспоминала его, слово в слово.

— Она сказала: «Я думала, что он помогает мне, но, о, Господи, поверить не могу, что была такой дурой! Я решила, что влюблена в него, а он оказался одним из них, Мак. Он один из них!» Кто еще это мог быть, кроме тебя? Ты продолжаешь уверять меня, что она любила тебя. Был ли еще кто-то, кто был с ней связан, и кого она могла бы…

— Нет! У Алины был только я. Она бы никогда не стала искать другого мужчину. Я дал ей все.

— Тогда ты понимаешь, почему я так уверена, что это ты убил ее.

— Нет, я никогда не понимал и не понимаю до сих пор. В вашей ничтожной человеческой логике черные дыры размером с Охотника!

— Кто это еще мог быть? Кого она могла бояться?

Он повернулся и, подойдя к одному из окон, стал разглядывать прекрасный зимний пейзаж. Покрытые коркой льда деревья сверкали так, словно их осыпали алмазной пылью. Снежные сугробы мерцали в лучах света. Зрелище было таким же изумительным, как и сама возлюбленная Короля.

Но внутри меня была только тьма. И я чувствовала, как она разрастается.

— Ты уверена, что разговаривала именно с ней в тот день, когда она умерла?

На самом деле не было никакого разговора, но я не скажу ему об этом.

— Работники Гарды нашли ее тело только через два дня, но они все же сумели определить приблизительное время смерти. Это произошло примерно через четыре часа после ее звонка мне. Следователь в Эшворде сказала, что Алина умерла спустя целых восемь или даже десять часов после того, как позвонила мне. Она сказала, что было весьма трудно определить точное время смерти из-за того, что тело было просто растерзано, — у меня язык не поворачивался сказать, что тело Алины было буквально пережевано.

Все еще глядя в окно и не поворачиваясь ко мне, он сказал:

— Однажды утром, после того как я ушел, она последовала за мной в дом на Ла Ру.

Я задержала дыхание. Эти слова я ждала услышать с того самого дня, как опознала тело сестры. Я хотела узнать, что она делала в последний день своей жизни. Куда ходила. И что привело к такому горькому концу.

— Ты знал об этом? — спросила я.

— Я ем плоть Невидимых.

Он знал. Ну, конечно же, он знал. Мясо Невидимых усиливает все ощущения: слух, зрение, вкус, осязание. Потому-то к нему так привыкаешь, а суперсила — это приятный бонус, почти как вишенка на торте. Ты чувствуешь себя живым, просто невероятно живым. Мир вокруг тебя становится гораздо ярче.

— Мы были в постели всю ночь, трахались…

— Трахались — это уже С.М.И., — проворчала я.

— Ты думаешь, я не знаю, что это означает? Алина часто говорила так. «Слишком Много Информации». Это недоверие мешает тебе принять факт, что между мной и твоей сестрой была настоящая страсть.

— Меня тошнит от этого.

Он повернулся, окинув меня холодным взглядом.

— Я сделал твою сестру счастливой.

— Но ты не сумел защитить ее. Даже если допустить, что ты не убивал ее, то она умерла, находясь в зоне твоей ответственности.

Он почти незаметно вздрогнул.

«Что ж, это хорошо, это очень хорошо», — думала я. — «Посмотрим, что там скрывается под этим напускным переживанием».

— Я думал, что она уже готова. Я верил, что ее чувства ко мне победят в вашей дурацкой человеческой битве нравов. Я ошибался.

— Она последовала за тобой. Вы столкнулись?

Он помотал головой.

— Она увидела меня сквозь окно дома на Ла Ру…

— Но ведь окна закрашены черной краской.

— Тогда еще они не были закрашены. Я сделал это позже. Она видела, как я встретился со своей стражей, состоящей из Невидимых, и подслушала наш разговор про освобождение всех остальных из Темного Двора. Она услышала, как они называли меня Гроссмейстером. После того, как стража ушла, я остался один и стал ждать ее дальнейших действий, мне было интересно, найдет ли она в себе силы зайти внутрь, даст ли Алина шанс нашим отношениям. Но она не зашла. Она сбежала, и я последовал за ней, держась на расстоянии. Она часами блуждала вокруг «Темпл Бара» и плакала под дождем. Я дал ей возможность и время разобраться с мыслями. Люди думают не так быстро как эльфы. Они порой отказываются понимать элементарные вещи. Меня поражает ваша способность вообще когда-либо…

— Избавь меня от своего презрительного мнения о людях, и я избавлю тебя от своего, — оборвала я его, будучи не в настроении больше слушать, как он осуждает мой народ. Его раса продемонстрировала свое отношение к нам, в итоге миллиарды людей мертвы. А все из-за их мелочной борьбы за власть.

Он высокомерно наклонил голову.

— В тот же день я пришел в ее квартиру. Мне пришлось лезть туда по пожарной лестнице, а она в это время пряталась в спальне.

— Вот видишь, она боялась тебя.

— Алина была просто в ужасе. И это вывело меня из себя. Я опрокинул ее на спину. Мы боролись. Я сказал ей, что она — человек, причем глупый и маленький. А она назвала меня монстром. Она сказала, что я обманывал ее, что все это было ложью. Это было не так. Может, сначала и было, но потом — нет. Я мог бы сделать ее моей королевой. Я так и сказал ей. И я все еще могу сделать это. Но Алина не слушала меня. Она даже не взглянула на меня. В конце концов, я ушел. Но я не убивал ее, МакКайла. Так же, как и ты, я не знаю, кто это сделал.

— Кто разгромил ее квартиру?

— Я же говорил, мы боролись. Наша ярость была так же сильна, как и наша страсть.

— Это ты забрал ее дневник?

— Я вернулся за ним после того, как узнал, что она мертва. Его там не было. Я взял фотоальбом. Тогда же я нашел ее записную книжку и обнаружил, что «подруга Мак» на самом деле была ее сестрой. Она лгала мне. Не я один был двуличен. Я достаточно долго прожил среди твоего народа, чтобы понять: она с самого начала видела, что во мне что-то не так, как кажется на первый взгляд. И все равно хотела меня. Я верю, что если бы ее не убили, рано или поздно она бы пришла ко мне, выбрав меня добровольно.

«Да, она пришла бы к тебе. С оружием в руках, как приду я».

— Мне нужно было знать, наделена ли ты ее уникальными способностями. Если бы не приехала в Дублин, то мне пришлось бы самому тебя разыскивать.

Я впитывала информацию, как губка, и все больше и больше меня охватывала ярость. Мне было неимоверно важно выяснить, когда же в моей жизни все пошло наперекосяк. И важно было выяснить именно сейчас. Похоже, это случилось намного раньше, чем я предполагала.

С того момента, как Алина отправилась в Дублин и начала неотвратимо приближаться ко дню встречи с ним, уже не было никакой надежды, что моя жизнь обернется по-другому. Механизм был запущен, и я попала в ловушку событий. Я могла бы начать двигаться тем же путем, но через другие двери. Что, если бы я послушалась родителей и не полетела бы в Ирландию раскрывать убийство Алины? Он послал бы за мной Охотников? Принцев? Возможно, наслал бы Теней сожрать мой город, и тем самым выманил бы меня?

Так или иначе, в конечном итоге я все равно оказалась бы здесь, с ним, посреди этой чертовщины.

— Из-за твоей сестры я не хотел причинять тебе вред.

Эта фраза ошеломила меня больше, чем все сказанное им до этой минуты. Слова Дэррока эхом пронеслись у меня в мозгу, вызвав противоречивые мысли, мне потребовалась некоторое время, чтобы перестать их отторгать и сбросить оцепенение. Моё мнение внезапно изменилось и стало совершенно противоположным. Меня это немного пугало, но все было так логично и просто, что я больше не могла отрицать очевидное.

Дэррок заботился об Алине.

И у меня не было причин ему не верить.

Очень долго я не могла понять, почему с самого начала Дэррок был не так уж агрессивен и жесток со мной. Я не видела в этом смысла. Он выглядел почти равнодушным в своей попытке похитить меня и даже предоставил возможность пойти с ним добровольно. Кто из ублюдков, посягнувших на мир, способен на это? Я определенно не ожидала такого от убийцы моей сестры. Мэллис и тот был намного смертоносней и куда безжалостней. На тот момент из них двоих, вампир-фанатик вселял в меня больше ужаса, чем Дэррок.

На ум пришла бритва Оккамы: не следует множить сущее без необходимости.

Дэррок не хотел причинять мне вред из-за Алины. Он сдерживал себя, потому что продолжал заботиться о ней.

Теперь осталось только выяснить, насколько сильны его чувства к Алине, и как я могу использовать это против него.

— Мои старания уберечь тебя подорвали уважение ко мне, и Охотники начали ставить под сомнение мои принципы.

— Поэтому-то ты приказал изнасиловать меня и превратить в при-йю, — горько произнесла я. Как же быстро он перешел от сдержанного уважения к убийству, ведь мое обращение в при-йю было равносильно смерти. До того, как Бэрронс вернул меня обратно, ни одна из безвольных секс-рабынь эльфов не оправилась от этого. Их это убивало.

— Позволь мне объяснить свою позицию. Тогда я терял тебя, а заодно и возможность использовать твои способности.

— Кто был четвертым, Дэррок? Ты скажешь мне? — он стоял там, в церкви, и наблюдал, как Темные Принцы уничтожают меня. Он видел меня обнаженную, распростертую на земле, беспомощную и всю в слезах. Я успокаиваю себя, воображая всевозможные способы, с помощью которых однажды я убью его.

— Я уже говорил тебе, МакКайла, что никакого четвертого не было. Последний Принц Темного Двора, которого создал Король, был первым Темным Принцем, принявшим смерть. Круус был убит в древней битве между Королем и Королевой. Некоторые даже утверждают, что сама Королева убила его.

— Круус был четвертым Темным Принцем? — восклицаю я.

Он кивнул. Затем нахмурился и добавил:

— Если четвертый и был в церкви, то ни мне, ни моим принцам не дано его видеть.

Похоже, он был не меньше меня обеспокоен этой мыслью.

— Я не раз предлагал тебе альянс. Мне нужна Книга. А ты можешь найти ее. Кое-кто верит, что ты можешь загнать ее в угол. Кто-то думает, что ты и есть четвертый камень.

Я вся ощетинилась. Я мало в чем была уверена в последнее время, но тут я готова была побиться об заклад:

— Я не камень.

Я была вполне уверена, что четвертый и последний камень был у В’лейна.

— Вещи эльфов изменчивы. Они постоянно перевоплощаются.

— Но не в людей, — съязвила я. — Посмотри на меня. Я не высечена из скалы в аду Невидимых. Меня родила человеческая женщина.

— Ты абсолютно в этом уверена? Мои источники сообщают, что вас с Алиной удочерили.

Я никак не комментирую это заявление, меня интересует лишь его источник информации.

— Никто на самом деле не знает, что сделал Король, после того как сошел с ума. Возможно, он сделал один из камней не таким, как остальные, чтобы получше скрыть его, — смеясь, произносит он.

— Камни не становятся людьми!

— Это как раз то, что пытается сделать Синсар Дабх.

Я прикрываю глаза. Был ли Риодан прав? Получается, что все указывало на одно — Книга могла приобретать материальную, наделенную разумом форму? Интересно, что оба — и он, и Дэррок — верили в это, причем складывалось ощущение, будто они обсуждали это при составлении плана как убить Бэрронса и убрать его прочь с дороги! В конце концов, именно Бэрронс помог мне прийти в себя из состояния при-йи, а ведь если бы я и дальше оставалась в том состоянии, то мною было бы легко управлять. А это было бы чертовски неудобно для них.

— Но люди, которыми она завладевает, потом кончают жизнь самоубийством, — говорю я.

— Это потому, что она не может найти никого, достаточно сильного, чтобы вынести слияние.

— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что определенный человек может принять в себя Синсар Дабх и не наложить на себя руки после этого?

— Он сможет еще и управлять ею, — говорит он самодовольно.

Я резко вдохнула. Об этом я слышала впервые. Но он так уверенно об этом сказал, что я почти поверила.

— Ее можно использовать самому до того, как она использует тебя?

Он кивнул.

Но я все еще сомневаюсь:

— Просто взять ее и открыть? Без вреда, без подвоха?

— Нужно впитать ее, всю мощь, которую она содержит.

— Как? И кто этот «определенный человек»? — не отставала я. Интересно, была ли я этим человеком? Может, поэтому я и могу ее выследить? И по этой же причине все остальные были не так важны как я?

В ответ Дэррок послал мне снисходительную улыбку:

— О, никчемный человек, какая же мания величия сидит в тебе. Нет, МакКайла. Ты никогда не была этим человеком.

— Кто же тогда?

— Только я могу это сделать.

Я вытаращила на него глаза. Он? Я окинула его взглядом еще раз сверху вниз. Почему? Как? Что он знал такого, чего не знала я? Чего даже Бэрронс не знал?

— Что же такого особенного в тебе?

Он засмеялся и бросил на меня взгляд, словно говоря: «Ты в самом деле думаешь, что я тебе скажу?» Ненавижу, когда люди отвечают мне моими же словами.

— Но я же тебе все сказала. Я ответила на твои вопросы.

— Это были самые элементарные вопросы.

Я прищурилась:

— Если ты знаешь, как слиться с Книгой, то почему заставил меня принести камни в туннель, шантажируя захваченными в плен родителями. Зачем они тебе понадобились?

— Ты наверняка уже знаешь, что камни могут парализовать ее. Когда я окажусь рядом с Книгой, у меня будет определенное преимущество. Если я не смогу самостоятельно подобраться к ней достаточно близко, то, возможно, мне придется воспользоваться ими. Так что теперь у меня есть ты, чтобы выследить ее, и камни, чтобы загнать в угол, а с остальным я справлюсь сам.

— Это потому что ты ешь Невидимых? Поэтому ты можешь слиться с ним? — если надо, то я покромсаю, нарежу соломкой и сожру самых лучших из них. Вот она — ненасытная Мак.

— Вряд ли.

— Значит, дело в твоей сущности? Ты сделал что-то особенное? Что именно? — я слышу безумие в своем голосе, и это пугает меня, но если у него был иной способ, кроме как забрать четвертый камень у В’лейна, собрать пять Друидов — а Бэрронс был уверен, что Кристиан один из них, но он до сих пор бродит в Зеркалах, — произнести заклинание и выполнить какой-то сложный ритуал, то я хочу знать что это! Если есть короткий путь и пусть даже мизерный шанс, что я достигну цели за какие-то несколько часов или дней вместо того, чтобы торчать здесь несколько мучительных недель или даже месяцев, то я хочу знать его! Чем меньше времени мне придется провести в этой адской реальности, тем лучше.

— Посмотри на себя, МакКайла. Ты сейчас такая возбужденная и раскрасневшаяся, уже слюни над идеей слиться с Книгой, — золотистые крапинки снова замерцали в его глазах.

Я уже видела этот взгляд у мужчин.

— Так похожа на Алину, — прошептал он, — и так непохожа на нее.

Видимо, ему эта разница по душе.

— Что в тебе такого? Почему ты можешь соединиться с Книгой? — настаивала я. — Скажи мне!

— Найди Книгу, МакКайла, и я покажу тебе.

Когда мы все же нашли комнату с Зеркалом, она оказалась такой, как описывал ее Дэррок: совершенно пустая, хранящая единственное Зеркало, шириной пять футов, высотой — десять.

Казалось, что Зеркало вставлено прямо в стену из неизвестного мне материала.

Но мои мысли были далеки от Зеркала. Я все еще переваривала сказанное Дэрроком.

Еще одна часть головоломки, подаренная мне, стала на свое место. Я была ошеломлена его решимостью достать Книгу, и это при том, что никто из нас не знал, как к ней прикоснуться, переместить, загнать в угол, сделать с ней хрен знает что и при этом не дать ей завладеть тобой, превратить в абсолютное зло, а затем убить себя и всех вокруг.

Я удивлялась отсутствию жестокости в Дэрроке. Почему он продолжал преследовать Книгу, если у него никогда не было возможности использовать ее? Ведь даже нам с Бэрронсом пришлось признать, что гоняться за ней бессмысленно.

И все-таки Дэррок не отступал. У него были свои Невидимые, постоянно рыскающие по Дублину. В то время, пока я блуждала в потемках, пытаясь собрать в единое целое разрозненные крупицы информации, Дэррок шел напрямик.

Он знал способ слиться с Синсар Дабх и знал, как можно контролировать ее!

И я не сомневалась в том, что Дэррок говорит правду. Я не имела представления, где и как он добыл эту информацию, но он определенно знал, как использовать Синсар Дабх и при этом остаться невредимым.

Мне необходимо было тоже это узнать!

Я наблюдаю за ним из-под опущенных ресниц. Я больше не спешу убить его. Черт возьми, но в сложившихся обстоятельствах я кого угодно убью, лишь бы защитить этого ублюдка.

Я мысленно вношу коррективы в свои дальнейшие планы. Мне не нужно пророчество, камни или Друиды. Мне не придется в дальнейшем пытаться связаться с В’Лейном.

Мне нужно только одно: раскрыть тайну Дэррока.

Как только я это сделаю, я сама загоню Книгу в угол. И буду совершенно спокойно находиться рядом с ней. Ей понравиться играть со мной.

Мои руки дрожат от волнения, которое трудно скрыть. Попытки выполнить абсурдные условия пророчества могут занять целую вечность. Мой новый план можно выполнить за считанные дни, и тогда всем моим горестям придет конец.

— Почему ты проводил Невидимых через дольмен склада на Ла Ру, вместо того, чтобы вести их сквозь Зеркало, которое у тебя было? — я сыплю простыми вопросами, чтобы притупить его бдительность. Как только его защита ослабнет, я нанесу решающий удар. Подобно многим мужчинам-с-короной-на-голове, ему нравилось слушать самого себя.

— Невидимые из низших каст слишком озабочены тем, чтобы как следует пообедать. Мне же нужен был короткий проход в виде пространства, свободного от живых существ, через которое их можно было бы провести. Я никогда бы не вывел их прямиком из этого мира в твой. Кроме того, многие из них могли просто не пройти через такой маленький портал.

Я вспомнила полчища Невидимых: одни были маленькие и тонкие, другие — мясистые и огромные. Все они вышли из гигантского дольмена в ту ночь, когда я впервые ощутила на себе мимолетный взгляд облаченного в красную рясу Гроссмейстера и, к своему ужасу, обнаружила, что он и был тем самым загадочным любовником моей сестры. В ночь, когда Мэллис чуть не убил меня, и только внезапно появившийся невесть откуда Бэрронс спас меня от гибели. Я пытаюсь отключить память, но уже слишком поздно.

Я снова на складе, зажата в ловушке между Дэрроком и Мэллисом…

Бэрронс приземляется возле меня, его длинный черный плащ развевается за спиной.

«Это было просто глупо, мисс Лейн», — говорит он с насмешливой полуулыбкой, присущей только ему. «Они и сами довольно быстро могли бы выяснить кто вы».

Мы начинаем драться с Дэрроком и его приспешниками. Тогда мне хорошенько досталось от Мэллиса. Бэрронс приносит меня обратно в книжный магазин и лечит меня. Тогда он в первый раз поцеловал меня. Раньше я никогда не чувствовала ничего подобного.

Он столько раз спасал меня, и что же я сделала, когда он нуждался во мне?

Убила его.

Беззвучный крик снова поднимается во мне. Попытка заглушить его отняла последние мои силы.

Я споткнулась.

Дэррок поймал мою руку и поддержал меня.

Я стряхнула его ладонь.

— Я в порядке. Просто теряю силы от голода. — Это неправда. Мое тело просто отключается. — Давай выбираться отсюда, — сказала я и шагнула в Зеркало. Я ожидала встретить сопротивление, потому что раньше такое уже бывало, и поэтому наклонила голову и попыталась сделать шаг вперед. Поверхность Зеркала была плотной и липкой.

Внезапно меня отбросило в другую сторону, и через мгновение я оказалась распластанной на полу. Следом Дэррок плавно и грациозно вышел из Зеркала. Я быстро вскочила на ноги и бросилась к нему:

— Что ты сделал? Вытолкнул меня?

— Я не делал ничего подобного. Возможно, это своеобразный способ Зеркала сказать камням «Скатертью дорога», — поддразнил он меня.

Я не чувствовала никакого эффекта от близкого соседства с таким мощным артефактом. Камни были спрятана в покрытый рунами мешочек, и я совершенно забыла про них. Мои ши-чувства, похоже, не работали в Зеркалах. Мой разум больше не видел холодный темный огонь, испускаемый камнями.

Дэррок ухмыльнулся:

— А возможно, оно говорит «Скатертью дорога» тебе, МакКайла. Дай их мне. Я пронесу их через следующее Зеркало, и посмотрим, что будет с тобой.

Следующее Зеркало? Только сейчас я поняла, что иного пути в Дублин, кроме как через белую комнату с десятью Зеркалами на стене, нет. Он сделал так, чтобы ни у кого не было возможности преследовать его. Меня давно интересовало, куда ведут остальные девять.

— Вряд ли я сделаю такую глупость, — бормочу я, поправляя свой рюкзак и отряхивая пыль с одежды.

— Разве тебе не хочется узнать, кто ты: человек или камень? — подначивает меня Дэррок. — Если в следующий раз я буду нести камни, а Зеркало выбросит тебя опять, то мы получим ответ.

Я — не камень.

— Просто скажи мне, какое Зеркало ведет в Дублин.

— Четвертое слева.

Не желая еще раз грохнуться на пол, я начинаю осторожно продвигаться внутрь. Это Зеркало было странным. Оно затянуло меня в длинный туннель, в котором одна кирпичная стена вихрем сменяла другую, будто он наложил друг на друга Тав’ры, похожие на те, которые видел Кристиан в кактусе, растущем в пустыне, только сейчас они были скрыты в кирпичных стенах.

Но где?

Я мельком увидела ночную улицу в следующем зеркале, и меня обдало прохладным ветерком. Я с трудом пробралась через вымощенную аллею к кирпичной стене и застыла, будучи в шоковом состоянии. Она была тверда и непроницаема.

Даже с закрытыми глазами я бы узнала свой город. Мы вернулись в Дублин. Я прижимаюсь к стене, но она и не думает поддаваться мне. Что ж, за сегодняшний день я пробыла в заднице довольно долго.

Мои ноги стали подкашиваться, но мне удалось удержаться в вертикальном положении, когда все мои чувства ши-видящей обрушились на меня с удвоенной силой, будто очнувшись после длительной, возмутительной спячки, вызванной пребыванием в Зеркалах. Инородная энергия мощным потоком вторгалась в мой мозг: город кишел эльфами.

«Объекты силы» и эльфы обычно заставляли меня страдать от мучительной тошноты, но продолжительный контакт что-то изменил во мне. Теперь я получаю темный, необычайно сильный прилив адреналина от них. Я уже едва держусь на ногах от голода и усталости. Меня не волнует местонахождение Невидимых, я не собираюсь бросаться на поиски Книги. Я закрываю глаза и стараюсь сконцентрироваться на приглушении моего «зрения», пока оно совсем не замолчало в результате перегрузки.

Ко мне подходит Дэррок, обнимает меня и прижимает меня к себе. На мгновение я забываю о том, кто я, забываю про свою боль и потерю, знаю только то, что сейчас эти сильные руки поддерживают меня.

Я чувствовала запах Дублина.

Я была в объятиях мужчины.

Он разворачивает меня лицом к себе, наклоняется к моей голове, обнимая меня так, словно хочет защитить меня от всего мира, и на какой-то миг я притворяюсь, что он — это Бэрронс.

Дэррок прижимается губами к моему уху:

— Ты сказала, что мы друзья, МакКайла, — шепчет он. — Но я не вижу в твоих глазах ничего дружелюбного. Если ты доверишься мне, только полностью, то я никогда… Как ты там говорила? Я не позволю тебе умереть, пока ты будешь находиться в зоне моей ответственности. Я знаю, что ты злишься из-за своей сестры, но вдвоем мы можем изменить это… или не менять, если захочешь. У тебя есть привязанность к твоему миру, но неужели ты бы не нашла себе места в моем? Ты еще меньше похожа на людей, чем Алина. Тебе здесь не место. И так было всегда. Ты предназначена для чего-то большего, — его мелодичный голос чарующе понижается. — Разве ты не чувствуешь это? Разве ты не чувствовала это всегда? Ты — нечто большее, нежели остальные представители твоего вида. Открой глаза. Осмотрись вокруг хорошенько. Неужели эти мелочные, плодящиеся, как мухи, воюющие между собой, люди стоят того, чтобы за них бороться? И ты согласишься погибнуть за них? А, может, ты решишься вкусить вечность? Бессмертие. Абсолютную свободу. Ты сможешь стать той, для кого одна-единственная земная жизнь — ничто.

Он обхватил руками мою голову и сжал в ладонях лицо. Его губы ласкают мое ухо. Он резко и часто дышит, я чувствую, как его напряженная плоть сквозь одежду касается моего бедра. Мое собственное дыхание учащается.

Я снова притворяюсь, что он — Бэрронс, и внезапно он словно становится Бэрронсом, но я изо всех сил пытаюсь сохранять сознание ясным. В моей голове проносятся образы — те долгие, невероятные часы, проведенные в пропитанной сексом постели.

Я чувствую запах Бэрронса на своей коже, ощущаю его вкус на губах. Я помню. Я никогда не забуду. Эти воспоминания такие живые, что мне начинает казаться, что я могу протянуть руку и коснуться тех темно-красных шелковых простыней.

Он лежит на кровати, закинув руки за голову, целая гора татуировок и мускулов, и наблюдает за тем, как я танцую голышом.

Манфред Манн поет ремейк на старую песню Брюса Спрингистина в моем айподе: «Я пришел за тобой, за тобой, я пришел за тобой…»

Он пришел. А я убила его.

Я отдала бы свою правую руку, только чтобы вернуться туда снова хотя бы на один день. Я хочу снова все это пережить. Еще раз дотронуться до него. Слышать звуки, которые он издает. Улыбаться ему. Быть нежной и не бояться проявлять свою нежность. Жизнь такая хрупкая, чудесная и такая короткая. Почему же я поняла это только тогда, когда уже слишком поздно?

Метка на моем затылке горит огнем, но я не могу точно сказать — то ли это метка Дэррока прожигает мне череп, то ли это жжет клеймо Бэрронса, потому что Дэррок касается его.

— Оставь свои клятвы ослабить и уничтожить меня, МакКайла, — снова шепчет он мне в ухо. — О да, я вижу это в твоих глазах каждый раз, когда ты смотришь на меня. Нужно быть слепым, чтобы не замечать этого. Я прожил сотни тысяч лет в Царстве Великих Иллюзий. Ты не можешь обмануть меня. Умерь свою бессмысленную жажду мщения, в конце концов, она уничтожит тебя, а не меня. Позволь мне возвысить тебя, научить летать. Я дам тебе все. И тебя я не потеряю. Эту ошибку я больше никогда не совершу. Если ты сама придешь ко мне, зная, кто я такой, между нами не должно быть ни страха, ни подозрений. Прими мой поцелуй, МакКайла. Прими мое предложение. Будь со мной. Вечно.

Его губы прокладывают дорожку из поцелуев на моей щеке по направлению к губам. Но затем Дэррок останавливается и ждет, когда я поверну голову и сама преодолею последний дюйм, разделяющий нас. Когда сделаю выбор.

Меня тошнит от отвращения к нему. Он заявлял о чувствах к моей сестре, и в то же время пытается соблазнить меня! Как можно так легко предать все то, что он якобы чувствовал к Алине? Я ненавижу его за то, что он соблазнил ее. И за то, что он не был предан памяти о ней.

Ни одну эмоцию, которая сейчас бушует во мне, Бэрронс не назвал бы «полезной». У меня была память, чтобы было на что равняться. Были два призрака, которые возвращали к жизни.

Я концентрирую внимание на том, что происходит здесь и сейчас. Что может быть полезным, а что — нет.

Посмотрев за его плечо, я разглядываю место, где мы находимся. Если бы я еще могла что-то чувствовать, то ощутила бы, как стальной кулак тараном ударил меня в живот.

Умный, умный экс-эльф. Ублюдок.

Мы находились на аллее, примыкающей к «Книгам и сувенирам Бэрронса». Он спрятал Зеркало в кирпичной стене самого первого здания, расположенного в Темной Зоне прямо за моим книжным магазином.

Все это время оно находилось здесь, в моем заднем дворе. Он всегда следил за мной. За нами.

Когда я в последний раз была здесь, даже зная, что направляюсь прямиком в ловушку, я ощущала какую-то легкость. Бэрронс только что сказал мне, что если я вернусь со своими родителями, прикончив Дэррока, он подарит мне «КиСБ», документы и все прочее.

У меня не было сомнений, что именно так все и будет. Я была так дерзка и так самоуверенна.

И Дэррок наверняка тогда пристально за мной наблюдал.

Это игра чертовски сложная. Впрочем, как всегда. Только я никогда еще не понимала происходящее так ясно, как сейчас.

Он уличил меня в ненависти к нему и сделал то, что по всей вероятности, мог сделать только бывший эльф, пусть даже он и планировал снова вернуться к своей расе, — принял это и предложил полное прощение. Он предложил нечто большее, чем простая деловая договоренность, и сейчас ждал моего ответа. Я понимала его игру. Он изучил мою расу своим холодным эльфийским аналитическим умом и хорошо знал нас.

Соглашаясь на близость с ним, я подвергаюсь двойной опасности. Я могу пострадать физически, так как буду находиться рядом с ним, и он сможет причинить мне вред. А могла пострадать и эмоционально, подобно любой женщине, вступающей в интимные отношения с мужчиной, ведь следом за телом попытается следовать и крошечная частичка сердца.

К счастью, сердца у меня больше не было. В этом отношении я в безопасности. И у меня теперь достаточно жесткости, чтобы самой причинить кому-нибудь вред.

Мои призраки перешептываются за моей спиной, но я не слышу их. Есть только один способ, который поможет мне услышать их снова.

Я поворачиваю голову, чтобы принять поцелуй Дэррока.

Когда его губы накрывают мои, двойственность угрожает разорвать меня пополам, и если это ей удастся, то я могу потерять свой последний шанс выполнить мою миссию.

Я страдаю.

Я нуждаюсь в наказании за мои грехи.

Я погружаю руки в его волосы, вкладываю все свои эмоции в страсть, изливаю их в прикосновения, целую его жестко и грубо, выплескивая чувства. Я разворачиваю нас обоих и толкаю Дэррока к стене, целуя его так, словно он — единственное, что когда-либо существовало, целуя со всей человеческой страстью. Это как раз то, чего эльфам никогда не почувствовать, даже если они находятся в человеческой оболочке. Именно поэтому они так страстно жаждут увидеть нас в своих постелях.

На какое-то мгновение он заколебался и отодвинулся назад, в замешательстве уставившись на меня.

Мои глаза горели диким огнем. Внутри себя я чувствовала нечто, вселяющее ужас, но отчаянно надеялась, что смогу удержаться на краю обрыва, по которому сейчас шла.

Я рычу от нетерпения, затем облизываю губы и снова впиваюсь в него поцелуем.

— Еще, — требую я.

Когда он снова меня целует, последняя частичка, которая могла оставаться мною, умирает.

Глава 8

Мне потребовался целый гребаный месяц, чтобы вернуться.

Я уже трижды умирал.

Это было хуже, чем в девятнадцатом веке, когда мне пришлось купить билет на пароход и пересечь проклятый океан.

Обрывки реальности Фэйри были повсюду, разрушая этот мир, который я пытался сохранить.

Я опасался, что к тому времени, как я вернусь, он сумеет найти ее и стереть мою метку, и тогда ее будет невозможно выследить.

Но, оказавшись здесь, я начал ощущать ее присутствие.

Она жива. И все еще носит мою метку.

Однако, те эмоции, которые она сейчас испытывала, удивили меня. Я ожидал почувствовать горе. У людей близость обычно порождала некую эмоциональную связь, а ведь она убила меня.

Так почему же она чувствует похоть? Кого же она так сильно захотела, после того, как убила меня?

Я пытаюсь успокоиться, представляя, как выжгу свою метку с ее затылка.

И что же я увидел в переулке за книжным магазином, когда подошел поближе?

Женщина, которая вызвала меня, чтобы я ее спас, и которая нанесла мне удар в спину при первой же возможности, вовсе не была потеряна в Зеркалах, нуждаясь в помощи.

Она стояла в переулке возле моего дома, целуя ублюдка, который отдал приказ изнасиловать ее и превратить в при-йю.

А если быть еще более точным, то она прижималась к нему так, что буквально вдавливала его в стену, и засовывала свой язык глубоко в его глотку.

Мой монстр начинает биться в своей клетке.

Меня захлестывает ярость.

Глава 9

— Мак! Эй, Мак! Ты слышишь меня? Я спрашиваю, что, чёрт тебя подери, ты делаешь?

Я замираю. Ухожу глубоко в себя, в темноту, где я ничего не чувствую, если бы чувствовала, то не смогла бы с этим жить. Нет правильного или неправильного. Только отрешенность.

— Не обращай на нее внимания, — рычит Дэррок, не отрываясь от моих губ.

— Мак, это я — Дэни. С кем, мать твою, ты целуешься?

Я чувствую, как она носится из стороны в сторону за моей спиной, пытаясь разглядеть, кого я прижимаю к стене. Ветерок, что она создает при этом, развевает мои волосы.

Она видела его до этого дважды и узнает. Не хватало только, чтобы она донесла до аббатства новость: «Мак объединилась с Гроссмейстером, так же, как ее сестра. Как Ро и говорила! Гребанная предательница — это в ее проклятой крови».

Ровена, несомненно, воспользуется этим, посылая каждую ши-видящую для того, чтобы помешать мне и попытаться уничтожить. Эта узколобая сука способна приложить гораздо больше усилий, преследуя меня, чем когда-либо при охоте на фейри.

Внезапный порыв ветра колышет мою рубашку, а волосы взметаются вверх.

— Это не Бэрронс, — возмущенно зашипела Дэни.

Это имя словно ножом пронзило меня. Нет, это не Бэрронс. И если я не буду убедительна, его никогда больше и не будет.

— Это и не В’лейн! — в ее голосе гнев смешивается с недоумением, — Мак, что ты делаешь? Где, черт возьми, ты была? Я везде искала тебя. Целый месяц прошел. Мааак! У меня есть важные новости! Послушай меня! — последние слова она жалобно хнычет.

— Должен ли я от нее избавиться? — шепчет Дэррок.

— Она слишком упряма, чтобы сдаться, — шепчу я в ответ. — Дай мне минуту.

Я делаю шаг назад, улыбаясь ему. Никто не может упрекнуть фэйри в недостатке страсти. Она пылает в его не-совсем-человеческих глазах. Окунувшись в этот жар, я вижу удивление, которое он старается, но не может, скрыть. Полагаю, моя сестра была более… сдержанной, чем я.

— Сейчас вернусь, — обещаю я и медленно поворачиваюсь, собираясь с силами для разговора с ней. Что бы избавится от Дэни, мне придётся причинить ей боль.

У нее настороженное, нетерпеливое выражение лица. Непослушные рыжие кудряшки прижаты светящимся черным мотоциклетным шлемом. На ней длинный черный кожаный плащ и высокие черные кеды. Где-то под этим плащом Меч Луга, если только Дэррок уже его не почувствовал и не забрал. Интересно, если он все еще там, смогу ли я дотянуться до него достаточно быстро и пронзить себя прежде, чем она меня остановит.

У меня есть цели. Я сосредотачиваюсь только на них. Нет времени, и еще меньше смысла, предаваться угрызениям совести. Когда я исполню свой замысел — все, что произойдет здесь сегодня, и та боль, что я причиню Дэни, не будет иметь значения, потому что всего этого не будет существовать в том будущем, которое я создам.

Огромная свобода, дарованная мне, заставляет задыхаться. С этого момента, ничто, из сделанного мною, не сможет вернуться, чтобы потом укусить меня за задницу. Я вне штрафной зоны с тех пор, как решила переделать всё.

Я рассматриваю Дэни со странной отрешенностью, задаваясь вопросом: «Сколько всего я должна изменить для нее. Могла бы сделать так, что ее мать осталась жива. Дать ей жизнь, которая не ожесточит ее, позволит ей быть открытой и отзывчивой; позволит ей веселиться, как делали это мы с Алиной, играя на пляже, а не болтаться по улицам, охотясь и убивая монстров в столь юном возрасте… Сколько лет ей было, когда Ровена превратила ее в оружие? Восемь? Десять?»

Теперь, завладев моим вниманием, она широко улыбается. А когда Дэни делает это, ее лицо буквально светится. Она скачет с ноги на ногу, сгорая от волнения.

— Мак, где ты была? Мне тебя так не хватало! Чувиха… ой, я имею в виду подруга, — она поспешно исправляется, ухмыляясь как сорванец, прежде, чем я выполню свою угрозу называть ее полным именем, если она снова назовет меня «чувиха». Такое чувство, что это было в другой жизни! — Ты никогда не поверишь, что случилось! Я изобрела тене-разрушители, и их использует все в аббатстве. Они, конечно же, ничего не сказали о том, насколько я гениальна, как будто это было просто случайностью или типа того. Эти ши-овцы до такого не додумались бы и за миллиард лет, — горько шепчет она, затем оживляется снова. — И еще, ты никогда в это не поверишь, даже мне трудно поверить, но, я надрала задницу Охотнику и прикончила ублюдка! — она хмурится и выглядит слегка раздраженной. — Ну, может, Джейни и помог немного, но убила его я. И самая охрененная новость, ни за что не угадаешь, чувиха! — она начинает прыгать с ноги на ногу так быстро и возбужденно, что кажется размытым черным кожаным пятном. — Гребанная Синсар Дабх добралась до аббатства и…

Внезапно она перестает подпрыгивать и стоит неподвижно, смотря на меня с открытым ртом и не произнося ни слова.

Смотрит мне за спину, на меня, затем снова за спину и снова на меня. Она поджимает губы, прищуривает глаза. Ее рука мгновенно устремляется под пальто.

По выражению лица, можно понять, что меча на месте нет. Но она не отступает, только не Дэни. Продолжает стоять напротив нас. Если бы во мне осталось хоть что-то, я бы улыбнулась. Ей только тринадцать, а уже львиное сердце.

— Я чего-то не догоняю. Что здесь происходит, Мак? — резко говорит она, — Стою я здесь, видишь ли, и пытаюсь найти причину, хотя бы одну причину, по которой ты могла бы целовать этого козла, но не нахожу, — она сердито смотрит на меня, — Сдается мне, это немного хуже, чем смотреть порнуху. Чувиха.

О, да, Дэни рассержена. Она назвала меня чувихой, и даже не извинилась. Я беру себя в руки.

— Ты здесь много чего не догоняешь, — холодно говорю я.

Она внимательно рассматривает в мое лицо, пытаясь понять, не изображаю ли я двойного агента под прикрытием. Я должна убедить ее, что нет. Причем так, чтобы у нее не осталось и тени сомнений. Мне нужно чтобы она ушла и не возвращалась. Я не могу допустить, чтобы супер-быстрая супер-ищейка вмешивалась в мои планы.

И еще, я не хочу, чтобы она оставалась здесь достаточно долго для того, чтобы Дэррок понял, что она может доставить нам серьезные проблемы, если захочет. Пусть я и вне штрафной зоны, но нет такой реальности, в которой я могу убить Дэни, или смотреть на то, как ее убивает кто-то другой. Семья, это не всегда те, с кем тебя связывают кровные узы.

Она сказала, Книга была в аббатстве. Нужно узнать когда. До тех пор пока я не узнаю, как Дэррок планирует слиться с Синсар Дабх, и не буду уверена, что могу сделать это сама, я не позволю ему приблизиться к ней. Буду играть с ним в ту же игру, что с В’лейном и Бэрронсом, под названием «Перехитри Темную Книгу». Только теперь, совершенно по другой причине.

— Чего, например, Мак? — она упирает руки в бока. Она так расстроена, что колеблется в воздухе и дрожит так быстро, что ее силуэт расплывается, — Мерзавец разрушил стены, убил миллиарды, уничтожил Дублин, устроил тебе групповое изнасилование. Это же я тебя спасла, помнишь? И теперь ты сосешься с ним, — она скривилась и содрогнулась, — С этим поедателем Темных! Какого хрена?

Я не обращаю на это внимание.

— Когда Книга была в аббатстве?

Не спрашиваю, пострадали ли люди. Женщине, которая добровольно вступает в союз с Дэрроком — наплевать. Кроме того, я не дам этому случиться в моей новой, улучшенной версии реальности.

— Еще раз спрашиваю, Мак. Какого хрена? — выпалила она.

— Еще раз спрашиваю, Дэни. Когда? — бросаю я в ответ.

Она какое-то время пристально смотрит на меня, потом, упрямо вскинув подбородок, скрещивает на груди свои худые руки. Сердито глядит на Дэррока, потом на меня.

— Ты опять При-йя или что-то типа того, Мак? Только не голая-и-все-время-сексуально-озабоченная? Что он с тобой сделал?

— Ответь на вопрос, Дэни.

Она злится.

— Бэрронс в курсе того, что происходит? Я думаю, он должен знать. Где Бэрронс?

— Мертв, — отвечаю ровно.

Ее худенькое тело вздрагивает и перестает дрожать. Она по уши втрескалась в Бэрронса.

— Нет, он не мертв, — протестует она, — Чем бы он ни был, его нельзя убить. По крайней мере, это не так легко.

— Это и не было легко. — говорю я. Потребовалось двое тех, кому он больше всего доверял, копье в спину, вспоротый живот и перерезанное горло. Я бы не сказала, что это легко…

Она пристально смотрит на меня, пытаясь поймать мой взгляд.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы он излучал презрение.

Она понимает это и напрягается.

— Что произошло?

Дэррок подходит сзади и обнимает меня за талию. Я откидываюсь назад, в его объятия.

— Мак Кайла убила его, — говорит он прямо. — Теперь ответь на ее вопрос. Когда Книга была в аббатстве? Она все еще там?

Дэни с шумом втягивает воздух и снова дрожит. Она не смотрит на Дэррока, только на меня.

— Это не смешно, Мак.

Я согласна. Не смешно. Это — ад. Но это необходимо.

— Сам напросился, — лгу я хладнокровно, — Он предал меня.

Она хмурится, уперев руки в бока.

— Бэрронс не из тех, кто предает. Он никогда не предавал тебя! Он бы так не поступил!

— О, повзрослей, наконец, и разуй глаза! Ты ни черта не знаешь про Бэрронса! Не доросла еще, чтобы хоть что-то понимать!

Она замирает, прищуривая блестящие зеленые глаза.

— Я ушла из аббатства, Мак, — говорит она, наконец. Глухой смешок, — Прикинь, типа, сожгла все мосты. Сечешь?

Еще один нож пронзает мое сердце. Она сожгла их из-за меня. Потому что верила, что я где-то здесь, и если что, мы всегда можем поддержать друг друга.

Я утешаю себя мыслью, что, по крайней мере, она тут же не вернется к Ровене, чтобы сказать ей, что я сплю с врагом, и у меня не будет толпы бешеных ши-видящих на хвосте.

— Я думала, мы друзья, Мак.

Я читаю в ее глазах, что стоит мне лишь сказать: «Мы и есть друзья», — и она сможет как-то смириться с тем, что она сейчас видит. Как она смеет так верить в меня? Я никогда не просила об этом, никогда этого не заслуживала.

— Ты ошиблась. Отвечай на вопрос, детка. А потом проваливай. Собирай свои игрушки и иди, играй в другом месте, — говорю я. Я единственная никогда не обращалась с ней, как с ребенком. Больше всего она ненавидит, когда ее называют «деткой».

Ее брови поползли вверх, а челюсть отвисла.

— Что ты только что сказала?

— Я сказала, отвечай на вопрос, детка, и проваливай! Ты что, не видишь — мы здесь немного заняты?

Она снова стала перепрыгивать с ноги на ногу, став размытым пятном в темноте.

— Гребанные взрослые, — процедила она сквозь зубы, — Все одинаковые. Я блин счастлива, что свалила на хрен из этого гребанного аббатства? Катитесь ко всем чертям! — она выкрикивает последние слова, но они невнятны, похоже, она сдерживает рыдания.

Я даже не могу рассмотреть, как темное пятно отдаляется. Только вспышки света от ее МакНимба, когда она мелькает, перемещаясь как «Энтерпрайз»[5], переходящий на скорость света, а затем аллея пустеет.

Я поражена. Мне кажется, что она стала немного быстрее. Она что, ест Тёмных? Я буду гнать ее пинками через весь Дублин, если она это делает.

— Почему ты не остановила её, МакКайла? Ты могла бы использовать её доверие, чтобы узнать о Книге.

Я пожимаю плечами:

— Эта малявка вечно мне на нервы действовала. Пойдем, поймаем какую-нибудь ши-видящую. А если не найдем, люди Джейна должны быть в курсе, что происходит.

Я отворачиваюсь от «Книг и Сувениров Бэрронса» и смотрю на то, что когда-то было крупнейшей Темной Зоной в Дублине. Теперь это пустошь, нет ни одной Тени. Когда Дэррок разрушил стены на Хэллоуин и Дублин погрузился во мрак, аморфные вампиры сбежали из своей тюрьмы света и заскользили на зеленые пастбища.

Обидеть Дэни стоило мне всех моих сил. Нет никакого желания, проходить мимо «BB&B». Тогда мне придется смотреть правде в глаза, что, как и человек, магазин большой, тихий и мертвый.

Если придется пройти мимо, то не смогу удержаться от того, чтобы с жадностью смотреть на него. Я должна игнорировать его — в этой реальности я больше не войду эту дверь.

Его нет. Его действительно, на самом деле нет.

Мой магазин был потерян для меня окончательно и бесповоротно, как если бы Темная Зона, наконец, поглотила его.

Он никогда не будет моим. Я никогда больше не открою те двери из вишневого дерева для посетителей.

Никогда больше я не услышу звон колокольчиков моего кассового аппарата, и не свернусь клубочком с чашкой какао и книгой, согретая уютным огнем газового камина и надеждой на возможное возвращение Иерихона Бэрронса. Больше не буду дразнить его, практиковаться в применении Гласа, не буду подвергнута испытанию страницами из Синсар Дабх. Не буду тайком смотреть на него, когда думаю, что он не замечает этого, и не услышу его смех. Не поднимусь по черной лестнице в мою спальню, которая, иногда на четвертом этаже, а иногда на пятом, где я могла лежать без сна, подбирая нужные для разговора с ним слова, только для того чтобы, в конечном счете, отбросить их все, потому что слова не интересуют Бэрронса.

Только действия.

Я никогда не сяду за руль одного из его автомобилей. Никогда не узнаю его тайн.

Дэррок берет меня под руку.

— Сюда, — он поворачивает меня. — Темпл Бар.

Я чувствую на себе его взгляд, пока он ведет меня назад, к книжному магазину.

Останавливаясь, смотрю на него.

— Я думала, тебе могут понадобиться вещи из дома на ЛаРу, — говорю небрежно. Я действительно не хочу идти мимо магазина, — Думала, мы должны собрать твои войска. Нас долго не было.

— Есть много мест, где я могу взять все необходимое, и моя армия всегда рядом.

Он делает резкий жест в воздухе и произносит несколько слов на языке, которого я не понимаю.

Внезапно ночь становится градусов на 20 холоднее. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что там Принцы вместе с другими бесчисленными Темными. Ночь заполняется Темными фэйри. Их так много, и так близко, что даже с моим приглушенным восприятием, я чувствую их нутром. Он что, все время держит эту армию в одном шаге от перемещения? Были ли принцы рядом все это время, ожидая его призыва, в недоступном мне измерении.

Надо запомнить это.

— Я не буду ходить по Дублину с принцами за спиной.

— Я сказал, что не позволю им причинить тебе вред, МакКайла.

— Я хочу свое копье обратно. Верни мне его, сейчас же.

— Я не могу допустить этого. Я видел, что ты сделала с Мэллисом.

— Я сказала, что я не причиню тебе вред, Дэррок, — передразниваю его, — Ну как, теперь понимаешь, что я чувствую? Сложновато смириться, не так ли? Ты настаиваешь на том, чтобы я тебе доверяла, но сам не доверяешь мне.

— Я не стану рисковать.

— Неправильный ответ.

Должна ли я настоять и попытаться забрать копье? Если мне это удастся, он будет меньше доверять мне? Или станет больше уважать?

Когда я устремляюсь к бездонному озеру в своем сознании, то не закрываю глаза. Просто слегка расфокусирую зрение. Мне нужна власть, сила, и я знаю, где их найти. Почти без усилий, я стою на черном галечном берегу. Оно всегда ждало меня. И всегда будет.

Издалека, я слышу, как Дэррок говорит с принцами и содрогаюсь. Мне трудно смириться с мыслью, что они позади меня.

В самой глубине, черное озеро начитает бурлить.

Серебристые руны, как те, которыми я окружила себя на краю пропасти, появляются на поверхности, но вода продолжает кипеть, и я знаю, что это не все. Там есть что-то еще…, если я захочу. Я хочу. Через некоторое время, всплывают несколько темно-красных рун, которые пульсируют в чернильной воде, как небольшие искаженные сердца. Бурление прекращается. Поверхность становится гладкой, как черное стекло.

Я наклоняюсь и собираю их. Истекая кровью, они трепещут в моих ладонях.

Вдалеке слышу, как Темные Принцы начинают исполнять странную мелодию. Как звук разбитого, зазубренного хрусталя, скребущего по металлу.

Я не оборачиваюсь, чтобы на них посмотреть. Мне известно все, что нужно: какой бы дар я ни получила, он им не нравится.

Мой взгляд снова фокусируется.

Дэррок смотрит на меня, потом вниз на мои руки, и замирает.

— Что ты делаешь с ними? Что ты делала в Зеркалье, прежде чем я нашел тебя? Ты входила в Белый Дворец без меня, МакКайла?

Позади меня Принцы «поют» все громче. Эта какофония режет душу, как бритва, разрывает сухожилия, ломает кости. Интересно, это потому, что они были созданы несовершенной Песнью Созидания, мелодией, которая может разрушать, уничтожать на молекулярном уровне.

Они ненавидят мои кровавые руны, а я ненавижу их темную музыку.

Но я уж точно не уступлю.

— А что? — спрашиваю Дэррока.

Руны, что я собрала, оттуда? Что он знает о них? Я не могу спросить его об этом, не разоблачая себя. Возможно, у меня и есть сила, но я понятия не имею, что это или как ее использовать. Поднимаю руки и разжимаю кулаки. С них капает густая красная жидкость. Тонкие трубчатые руны извиваются на моих ладонях.

Позади меня режущий хор принцев превращается в адский вопль, от которого даже Дэррок выглядит ошеломленным.

Понятия не имею, что делать с рунами. Я думала о Темных Принцах и о том, что нуждаюсь в оружии против них, и они появились в моем сознании. Не знаю, как перенесла их из того темного гладкого озера в реальность. Я понимаю не больше в этих темно-красных символах, чем в серебристых.

— Где ты этому научилась, МакКайла? — спрашивает Дэррок.

Я едва слышу его за голосами принцев.

— Как ты собираешься слиться с Книгой? — парирую я.

Мне приходится почти кричать, чтобы он услышал меня.

— Ты хоть представляешь, на что они способны? — спрашивает он.

Я не слышу его и поэтому читаю по губам.

Вопль позади меня поднимается до нечеловеческой высоты, он пронзает мои барабанные перепонки как осколки льда.

— Верни мне мое копье, и я уберу их, — кричу я.

Дэррок придвигается поближе, пытаясь услышать меня.

— Исключено! — взрывается он. — Мои принцы не останутся, и не будут защищать нас, если у тебя будет копье. — Его пристальный взгляд с отвращением скользит рунам в моих руках. — Или эти.

— Я думаю, мы сами можем о себе позаботиться!

— Что? — он кричит.

— Они не нужны нам!

Осколки льда в моих ушах начинают сверлить мозг. Я чувствую, что скоро у меня начнется сильная мигрень.

— Мне нужны! Я все еще не фэйри. Моя армия следует за мной только потому, что за моей спиной стоят принцы!

— Кому нужна армия? — между нами всего лишь несколько сантиметров, но мы кричим друг другу и все равно слов почти слышно в этом шуме.

Он потирает виски. У него начинает идти кровь из носа.

— Нам нужна! Светлые собирают силы, МакКайла. Они тоже начали охоту на Синсар Дабх. Многое изменилось с тех пор, как ты последний раз была здесь.

— А ты откуда знаешь? — я что-то не встречала газетных киосков, пока была в Зеркалье.

Дэррок обхватывает мою голову и притягивает к себе.

— Я всегда осведомлен! — рычит он мне в ухо.

Звон становится невыносимой какофонией, которая никогда не предназначалась для человеческих ушей. Шея стала влажной. Я понимаю, что мои уши кровоточат. Я слегка удивлена. Мне не так легко пустить кровь, с тех пор, как я съела плоть Темных.

— Ты должна подчиниться мне, МакКайла! — кричит он, — Если ты хочешь оставаться на моей стороне, избавься от них. Или ты хочешь войны между нами? Я думал, что это был союз, который ты искала!

Он вытирает кровь со своих губ и бросает взгляд на принцев.

Я глубоко вдыхаю, жадно глотая чистый, свежий воздух, так, будто это смогло бы смыть с моих клеток клеймо ужасной симфонии принцев.

Однако мое облегчение было недолгим. Так же внезапно, как адская музыка смолкла, мои плечи и руки начали замерзать, и я думаю, слой льда мог бы треснуть и отпасть, если бы я пошевелилась.

Мне не нужно поворачивать голову, чтобы знать, что принцы переместились и расположились, один слева, другой справа от меня. Я чувствую, они там. Знаю, что их нечеловечески красивые лица в считанных сантиметрах от моего. Если я поверну голову, то они посмотрят на меня этими пронзительными, завораживающими, древними глазами, которые могут видеть то, что за пределами человеческой души, саму суть того, что ее составляет, и разобрать ее по частям. Несмотря на презрение к моим рунам, они готовы принять вызов.

Я смотрю на Дэррока. Интересно, какой будет его реакция, если я попытаюсь забрать копье. Я вижу в его взгляде то, чего совсем еще недавно там не было. Для него, я одновременно и угроза, более серьезная, чем он предполагал, и огромной преимущество — и ему это нравится. Он любит власть: как обладать ею, так и обладать женщиной, у которой она есть.

Идти с Темными Принцами за спиной — невыносимо. Но его слова о том, что Светлые собирают армию, мое незнание рун, которые я держу в руках, и ледяные Темные, окружающие меня, представляются убедительными аргументами.

Запрокидывая голову, я убираю темные локоны с глаз и смотрю на него. Ему нравится, когда я называю его по имени. Мне кажется, это дает ему возможность почувствовать, будто он снова с Алиной. Она была мягкой. Южанкой до мозга костей. А мы — южные женщины — знаем кое-что о мужчинах. Знаем, что нужно чаще использовать их имена, чтобы дать им почувствовать себя сильными, нужными, будто за ними последнее слово, даже если это не так. И что всегда, всегда нужно заставлять их верить в то, что они выиграли лучший приз, в единственно важном соревновании: в тот день, когда мы ответили «Я согласна».

— Деррок, если нам придется сражаться, ты обещаешь вернуть мне мое копье, чтобы я могла помочь защитить нас? Ты позволишь мне это?

Ему нравятся слова «помочь защитить нас» и «позволишь». Я вижу это в его глазах. Улыбка появляется на его лице. Он прикасается к моей щеке, кивая:

— Конечно, МакКайла.

Он смотрит на принцев, и они отступают от меня.

Я не знаю точно, как вернуть руны. Я даже не уверена, можно ли их вообще вернуть.

Когда я бросаю их через плечо в принцев, они издают звуки, похожие на звон разбивающихся вдребезги хрустальных бокалов, и поспешно телепортируются, чтобы уклониться от них. Я слышу, как руны шипят, испуская пар, как только касаются тротуара.

Я смеюсь.

Дэррок смотрит на меня.

— Я веду себя хорошо, — сладко отвечаю я. — И не говори мне, что они этого не заслужили.

Я начинаю лучше понимать его. Он находит меня забавной. Я провожу ладонями по своим кожаным штанам, пытаясь стереть кровавый след от рун. Затем по футболке. Но это бесполезно, красное пятно остается.

Когда Дэррок берет меня за руку и ведет по переулку между «BB&B» и гаражом, где стоит коллекция моих любимых машин, я не смотрю ни на одно из зданий. Продолжаю смотреть прямо перед собой.

Я потеряла Алину, не смогла спасти Кристиана, убила Бэрронса, связалась с любовником моей сестры. Причинила боль Дэни, чтобы вывести ее из игры, а теперь и присоединилась к армии Темных.

Сосредоточься на награде, назад дороги нет.

Глава 10

Падающий снег окутывает ночь мягкой белой тишиной. Мы проходим сквозь нее по направлению к Темпл Бару — топающее, ползущее, скользящее пятно Темных.

Позади меня движутся касты, которые я видела лишь однажды — в ту ночь, когда Дэррок проводил их через дольмен. И я не имею никакого желания разглядывать их ближе, чем тогда. Некоторые Темные не такие уж и страшные на вид. Носороги отвратительны, но не заставляют вас чувствовать себя… грязной. Другие… да уж, одно только то, как они двигаются, вызывает мурашки по коже, заставляет чувствовать себя склизкой в тех местах, где они задержали свой взгляд.

Мы проходим фонарь, и я замечаю едва держащийся на нем листок: «Дэни Дейли», 97 день ППС.

Заголовок хвастливо заявляет, что она убила Охотника. Я пытаюсь представить образ мыслей Дэни, и вычислить дату. Примерно через минуту до меня доходит: после падения Стен. Я быстро прикидываю. Последний раз я была в Дублине 12 января.

Через девяносто семь дней после Хэллоуина — в ту ночь пали Стены — получается 5 февраля.

Выходит, меня не было по крайней мере двадцать пять дней, а может и дольше. Листок был выцветшим и сильно потрепанным. Будь снегопад сильнее — я бы его и не заметила.

Сколько бы я ни отсутствовала, Дублин не сильно изменился.

И хотя многие разбитые и вырванные с корнем фонари отремонтировали и заменили на новые, линии электропередач все еще не работают. То тут, то там гудят генераторы, неживые признаки жизни, забаррикадировавшейся в зданиях или прячущейся под землей.

Мы миновали красный фасад Темпл Бара, в районе баров. Я заглянула внутрь. Я ничего не могу с собой поделать. Я любила это место ДПС — до падения стен.

Теперь это темный остов, с выбитыми окнами, перевернутыми столами и стульями, и тонкими сухими оболочками, оставшимися от людей. Судя по тому, как они лежат, посетители набились в бар и сгрудились вместе, когда наступил конец.

Я помню, как выглядел Темпл Бар, когда я впервые увидела его — ярко освещенный, с людьми и музыкой, льющейся через открытые двери на мощенную булыжником мостовую. Парни свистели мне вслед. Я забыла о печали по Алине на благословенные секунду или две. Затем, конечно, ненавидела себя за забвение.

Я могу почти что услышать смех, ирландский говор. Теперь они все мертвы, как Алина и Бэрронс.

Я помню, как провела долгую неделю перед Хеллоуином, от рассвета до заката, часами гуляя по улицам Дублина перед концом, чувствуя бессилие, никчемность всех своих способностей ши-видящей. Я не была уверена, что кто-то из нас переживет Хеллоуин, поэтому попыталась в последние дни взять от жизни максимум, насколько это было возможно.

Я болтала с уличными торговцами и играла в нарды с беззубыми стариками. Они так сильно искажали английский своим диалектом и жеванием, что я понимала разве что одно слово из пяти, и это было не важно. Они наслаждались вниманием хорошенькой девушки, а я изголодалась по отцовской поддержке. Я посетила самые известные туристические места. Кушала в захудалых забегаловках и опрокидывала стопки виски с каждым, кто готов был со мной выпить.

Я влюбилась в город, который не смогла защитить.

Черный, сожженный, разрушенный, после того как Темные сбежали из своей тюрьмы и разгромили ее. Я намерена увидеть его восстановленным.

Теперь я стремлюсь только к одному — вернуть его.

— МакКайла, ты чувствуешь Синсар Дабх? — спрашивает Дэррок.

Я держу способности ши-видящей приглушенными, насколько это возможно. Я устала и у меня нет никакого желания искать Синсар Дабх. Во всяком случае, не раньше, чем я узнаю все, что знает он.

Я осторожно раскрываю свои способности, и переключаю «громкость» на два, по шкале от одного до десяти. Мои чувства ши-видящей зашкаливают от бесчисленного скопления фейри, но среди них нет Синсар Дабх.

— Нет.

— Там много фейри?

— Город кишит ими.

— Светлый Двор или Темный?

— Это не так работает. Я могу только чувствовать фейри, а не их принадлежность к какой-либо касте.

— Сколько?

Я повышаю «громкость» до трех с половиной. Раньше даже десятая часть такого количества фей в такой близости от меня заставляла меня едва сдерживать рвоту. Теперь же я заряжаюсь от них. Более живая, чемхотелось бы.

— Они со всех сторон, по двое и по трое. Они над нами, на крышах и в небе. У меня нет ощущения, что они следят за нами, скорее они следят за всем.

Они что, тоже охотятся за моей Книгой? Я убью их всех. Она моя.

— Сотни? — наседал он.

— Тысячи, — исправляю его я.

— Они организованы?

— Есть одна группа на востоке, которая намного больше, чем другие, если ты об этом спрашиваешь.

— Тогда идем на восток, — говорит он. Поворачивается к принцам и выкрикивает команду. Они исчезают.

Я высказываю свое растущее подозрение.

— Они ведь не ушли на самом деле, не так ли? Они никогда не уходят, когда ты их отсылаешь.

— Они находятся рядом, наблюдают, но невидимы. В одном перемещении, вместе с большей частью моей армии.

— И когда мы найдём эту группу фэйри? — настаиваю я.

— Если они Темные, они мои.

— А если они Светлые?

— Тогда мы вышвырнем их из Дублина.

Хорошо. Чем меньше фей на моём пути, тем лучше.

Мало кто когда-либо видел Светлых, за исключением тех редких смертных, что были украдены и содержались при Дворе Фэйри. И, конечно же, Бэрронса, который провел там много времени и спал с принцессой, прежде чем убить ее и навечно разозлить В’лейна.

Я видела тысячи Темных, но до сих пор даже я — экстраординарная ши-видящая — видела лишь одного-единственного Светлого.

Я начала задаваться вопросом — почему?

В темные ночные часы я раздумывала: может быть он остался последний? Может, он что-то скрывает? А может, он и не Светлый вовсе, не смотря на очевидные подтверждения его слов?

Когда я увидела его таким как сейчас, все мои сомнения испарились.

Вот это были Светлые.

Они наконец-то пошевелили своими задницами и обратили внимание на тот бардак, в который превратили мой мир. Надо думать, раньше они не могли обеспокоиться.

Даже не смотря на переполняющую меня ненависть ко всем феям, я не могу отрицать, что В’лейн выглядит как ангел-мститель, мчащийся с Небес, чтобы вернуть мой мир на круги своя и вычистить всю эту скверну.

Сияющий, золотой и завораживающий, он возглавляет армию ангелов.

Высокие, изящно мускулистые, они стояли с ним плечом к плечу, заполняя улицу. Ошеломительные, с золотистой бархатной кожей, они столь леденяще совершенны, что я с трудом могу на них смотреть — а ведь у меня иммунитет после того, как я была При-йя, сексуально-зависимой от фей. Они сверхъестественные, божественные.

Здесь дюжины фэйри из касты В’лейна, мужского и женского пола. Они обладают ужасающим эротизмом, что делает их смертельно опасными для людей. Доведись какому-нибудь ученому изучать одного из них, не удивлюсь, если бы выяснилось, что их кожа источает притягивающие нас феромоны.

Под древними, чуждыми глазами, на неотразимых губах, кажется, вот-вот появится улыбка. Не смотря на все, чего я от них натерпелась, мне хочется броситься к ним и пасть перед ними ниц. Хочется скользнуть пальцами по их безупречной коже, узнать так же ли они изумительны на вкус, сколь они восхитительно пахнут. Я хочу быть заключенной в объятия фэйри, потерять свою память, разум и волю, и перенестись ко Двору Фэйри, где я смогу оставаться вечно юной, окутанной иллюзиями.

Фланги касты В’лейна — которая, полагаю, является высшей, судя по тому, как остальные касты защищают ее — основа волшебных сказок. Среди них изящные радужные феи, стремительные, как колибри, на своих прозрачных крылышках; серебристые нимфы, танцующие на точеных ножках; и прочие, которых я не могу даже разглядеть, не считая ослепительных следов света, что они оставляют при движении. Они столь яркие и сверкающие, что могут быть только падающими звездами.

Я насмехаюсь над хрупкостью его армии. Они воздушные, рожденные рассеиваться как дымка, соблазнять и быть объектами служения.

Моя же армия — земная и твердая. Рожденная пожирать, убивать и править.

Мы шагаем навстречу друг другу по заснеженной улице.

Там, где касаются земли ноги Свелых, снег с шипением тает. Поднимается пар, и цветы пробиваются сквозь трещины, раскрывая яркие лепестки, наполняя воздух ароматами жасмина и сандалового дерева. Со стороны Светлых улица купается в золотистом свете.

Там же, где по камням проходят копыта и чешуйчатые животы моей армии, появляется корка черного льда. Ночь распахивает нам объятия. Бесшумными тенями появляемся мы из тьмы.

Лишь один раз Светлые и Темные встречались вот так — и в тот день умерла Светлая Королева. Это вошло в легенды, этого никогда не видели люди, разве что только во снах.

Искаженные монстры и отвратительные демоны злобно уставились на своих прекрасных, золотистых противников полными ненависти глазами.

Ангелы же с презрением смотрят на мерзость, что никогда не должна была родиться, что пятнает совершенство расы фей, порочит ее одним своим существованием.

И о чем только думал Дэррок, вот так сводя их вместе?

Мы останавливаемся, разделенные дюжиной шагов.

Лед и жар сталкиваются друг с другом.

Мое дыхание замораживает воздух и превращается в пар, пересекая невидимую границу. На мостовой между нами закручиваются вихри, собирая оставленные Тенями неудобоваримые оболочки людей, и начинают формироваться в маленькие торнадо.

Кто бы ни выдумал сказки про то, что феи не испытывают чувств, говорил полную чушь. Они испытывают всю гамму человеческих эмоций. Они просто иначе их выражают, с терпением, порожденным вечностью. Приученные к изысканным манерам, они надевают маску бесстрастия, ведь у них есть бесконечность, чтобы довести свою игру до конца.

Пока мы разглядываем друг друга сквозь быстро растущее торнадо, я вспоминаю рассказ В’лейна о том, как они уничтожили свой собственный мир, борясь друг с другом. Так дело было в этом? Усилятся ли погодные возмущения, вызванные столкновением этих двух могучих Дворов, если они будут воевать? И будет ли и этот мир разорван на части? Не то, чтобы я так уж возражала, раз уж намереваюсь воссоздать его с помощью Книги. Но Книга мне нужна до того, как этот мир будет разрушен.

А значит, бурное противостояние должно быть прекращено.

— Заканчивай мелодраму, В’лейн, — холодно произношу я.

Его глаза такие чужие. Он рассматривает меня с тем же выражением, что и монстров за моей спиной. Меня немного раздражает, что на Дэррока он и не смотрит. Его взгляд скользит сквозь него, будто его и нет здесь. Он — падший фэйри, предатель их расы, ответственный за падение Стен. А я — просто ши-видящая, пытающаяся выжить.

Золотистый греческий бог, стоящий справа от В’лейна, ухмыляется:

— Это… нечто… и есть та человечка, которую ты сказал, мы должны защищать? Она объединилась с мерзостью!

Златокожая богиня слева от него шипит:

— Уничтожь ее немедленно!

Сотни Светлых, шагающих, танцующих и летающих, начинают возмущенно требовать моей смерти.

Не сводя с них глаз, яростно бросаю Дэрроку:

— Мне бы очень не помешало мое копье прямо сейчас.

Полагаю, оно все еще у него, В’лейн не забрал его, как он это обычно проделывал со мной.

Пока крошечные изящные феи предлагают варианты моей казни, один другого медленнее и болезненнее, бог и богиня с двух сторон от В’лейна наседают на него.

— Она человек и выбрала Темных! Ты на нее полюбуйся! Она носит их цвета!

— Ты говорил, она поклоняется нам!

— И что она будет во всем нам повиноваться!

— Они прикасались к ней! Я чувствую этот запах на ее коже! — бог выглядит возмущенным… и возбужденным. В переливающихся глазах сияют золотые искры.

— Они использовали ее! — брюзжит богиня. — Она осквернена. Я не потерплю ее при дворе!

— Тихо! — гремит В’лейн. — Я веду Истинную Расу за нашу Королеву. Я говорю за Эобил!

— Это неприемлемо!

— Возмутительно!

— Совершенно недопустимо, В’лейн!

— Ты будешь делать так, как я скажу, Дри’лия! Я решаю ее судьбу. И только я приведу это решение в исполнение!

Я зашипела на Дэррока:

— Решай, и быстро.

— Они всегда слишком бурно реагируют, — бормочет Дэррок, — Это одна из многих вещей, что я презирал при Дворе. Заседание Высшего Совета могло продолжаться в таком ключе несколько лет по человеческому счету. Дай им время. В’лейн их усмирит.

Один из крошечных крылатых Светлых нарушает построение и бросается прямо к моей голове. Я уклоняюсь, но он со свистом носится вокруг меня.

Я пораженно слышу взрыв собственного смеха.

Еще двое таких же вырываются из рядов и начинают носиться тесными кругами вокруг моей головы.

По мере того, как они жужжат вокруг меня, мой смех переходит в истерический. В происходящем нет ничего смешного, но я ржу и хрюкаю. Мне в жизни не было так весело. Я обхватываю себя за бока и сгибаюсь пополам, фыркая, хохоча, захлебываясь всхлипами от навязанной веселости, а они носятся переплетаясь, все ближе и ближе вокруг меня. Я устрашаюсь звукам, исходящим от меня. Меня ужасает неконтролируемая природа этого. Я ненавижу фей, и то, как они лишают меня воли.

— Прекрати смеяться, — рычит Дэррок.

Веселье довело меня почти до истерики, и мне больно. Мне удается разогнуться достаточно, чтобы бросить на него неодобрительный взгляд. Хотела бы я перестать смеяться. Но не могу.

Я хочу сказать ему, чтобы он заставил проклятых существ убраться, вот только я не могу вздохнуть, не могу даже сомкнуть губы хоть на время, чтобы выцедить согласные. Чем бы ни были эти очаровательные маленькие Светлые монстрики, они — убивающие-смехом. Какой дьявольский способ отправиться в мир иной. Уже через несколько минут мои бока болели от смеха, живот жгло, и я так задыхалась, что у меня закружилась голова. Интересно, через какое время наступает смерть от насильственной радости? Часы? Дни?

Четвертый крошечный Светлый вступает в игру, и я готовлюсь погрузиться в себя, в поисках оружия в своей темной пещере с озером, как вдруг длинный язык, роняя капли яда, просвистел у моего уха, ухватив изящного фэйри прямо прямо на лету.

Позади меня раздается хруст.

Я беспомощно хихикаю.

— В’лейн! — вопит золотая богиня, — Эта тварь, эта ужасная тварь сожрала М’ри!

Еще щелчок, и опять хруст — вот и второго не стало. Я безумно гогочу.

Двое оставшихся отступают, потрясая крошечными кулачками и крича на непонятном мне языке. Даже рассерженные, они издают звуки прекраснее арии.

Мой смех перестает быть вынужденным.

Томительную минуту спустя мне удается расслабиться и перестать издавать безумные звуки веселья. Взрывы хохота постепенно превращаются в стоны, потом в молчание. Я перестаю держаться за бока, и жадно глотаю облегчающе прохладный воздух.

Я стою, внезапно придя в ярость, и на сей раз это мои эмоции. Мне надоело быть уязвимой. Если бы у меня только было мое копье, эти гнусные маленькие убивающие-смехом фэйри и не посмели ко мне приблизиться. Я бы их прямо в полете на копье нанизала, да фей-кебабов из них понаделала.

— Друзья, — прошипела я Дэрроку, — доверяют друг другу.

Но не он. По лицу вижу.

— Ты сказал, что отдашь его мне, чтобы я могла защитить нас.

Он едва улыбнулся, и я знаю — он не забыл, как умер Мэллис: медленно, страшно, разлагаясь изнутри. Копье убивает все, что относится к феям. А так как Дэррок ест так много плоти Темных, его вены полны фей. Один маленький укол кончиком моего копья станет для него смертным приговором.

— На нас пока что не напали.

— С кем это ты разговариваешь, человечка? — вопрошает богиня.

Я смотрю на Дэррока, тот пожимает плечами:

— Я же говорил тебе, первый же увидевший меня Светлый, попытается меня убить. Следовательно, они меня не видят. Мои принцы скрывают меня от их взглядов.

Теперь я понимаю, почему взгляд В’лейна скользил сквозь него, словно его здесь нет. Его и нет.

— Так что, все это выглядит так, будто я тут одна стою? Они думают, это я веду твою армию!

— Не беспокойся, ши-видящая, — холодно произносит В’лейн, — Я чую эту мразь, что когда-то был фэйри, а теперь питается нашей расой. Я знаю, кто ведет эту армию. А касательно того, что он твой друг, замечу, что тот, с кем ты столь неблагоразумно идешь, не имеет друзей. Он всегда преследовал только собственные цели.

Я наклонила голову.

— А ты друг мне, В’лейн?

— Я мог бы им быть. Я неоднократно предлагал тебе свою защиту.

Богиня ахает:

— Ты предлагал ей нашу защиту, и она отказалась? Она предпочла нам… этих… тварей?

— Замолчи, Дри’лия!

— Туа Де Данаан не предлагают дважды! — кипятится она.

— Я сказал, молчать! — рявкнул В’лейн.

— Очевидно, ты не поним…

Я раскрываю рот в изумлении.

У Дри’лии нет рта. Лишь гладкая кожа, там где были ее губы. Тонкие ноздри раздуваются, древние глаза полны ненависти.

Золотой бог придвигается, чтобы обнять ее. Она склоняет головку к его плечу, и вцепляется в него.

— В этом не было необходимости, — сухо говорит он В’лейну.

Я потрясена нелепостью ситуации. Вот я стою между двумя враждующими половинами самой могущественной расы, какую только можно вообразить. Они воюют друг с другом, презирают друг друга и соперничают за один и тот же приз.

И Светлые — которые наслаждались абсолютной свободой и властью все свое существование — грызутся друг с другом из-за каждой мелочи, в то время как Темные — что были заключены в тюрьме, голодали и подвергались пыткам на протяжении сотен тысяч лет — спокойно держат строй и ожидают приказов Дэррока.

И я не могу не увидеть в них себя. Светлые — это то, кем я была до гибели моей сестры. Розовая, симпатичная, легкомысленная Мак. А Темные — то, кем я стала, израненная потерей и отчаянием. Черная, безобразная, одержимая Мак.

Темные сильнее, их труднее сломать. Я рада, что похожа на них.

— Я буду говорить с ши-видящей наедине, — объявляет В’лейн.

— Не будет, — рычит рядом со мной Дэррок.

В’лэйн протягивает руку, видя, что я не двигаюсь.

— Пойдем, нам надо поговорить наедине.

— Почему?

— Какие тонкие намеки в слове «наедине» ты не поняла?

— Возможно те же неуловимые оттенки, которые ты никогда не понимал в слове «нет». Я никуда с тобой перемещаться не намерена.

Бог, по правую сторону от него, буквально задохнулся от моего неуважения к его принцу, но я увидела улыбку, проскользнувшую в уголках рта В’лейна.

— Общение с Бэрронсом изменило тебя. Думаю, ему это понравится.

Это имя — яд, бегущий по моим венам, от которого я буду умирать медленной смертью каждую минуту, что проведу в этом мире без него. Я никогда больше не стану жертвой одного из тех взглядов. Никогда не увижу эту порочную, глумливую усмешку. Никогда не поучаствую в одном из тех молчаливых диалогов, в которых мы говорили гораздо больше взглядами, чем каждый из нас готов был выразить словами. Иерихон, Иерихон, Иерихон. Сколько раз я на самом деле произносила его имя? Три?

— Бэрронс мертв, — спокойно говорю я.

Светлые засуетились, послышался недоверчивый ропот.

В’лейн сузил глаза.

— Нет, не мертв.

— Мертв, — категорически заявляю я.

И я — королева сучек из ада, собираюсь заставить их всех заплатить. Я улыбаюсь этой мысли.

Он изучает меня долгим взглядом, задержавшись на моих на моих изогнувшихся губах.

— Я не верю тебе, — наконец произносит он.

— Дэррок сжег его тело и развеял прах. Он мертв.

— Как он был убит? — потребовал он.

— Копьем.

Тихий шепот нарастал и В’лейн зарычал:

— Я должен получить подтверждение этому. Дэррок, покажись!

Мои бока неожиданно покрылись льдом. Меня окружили Темные Принцы.

В’Лейн напрягся. Вся армия Светлых смолкла. И, мне кажется, Дэррок только что начал войну.

Сколько сотен тысяч лет назад представители Светлых и Темных королевских семей в последний раз видели друг друга в лицо?

Я ненавижу смотреть на Темных принцев. Они зачаровывают, они соблазняют, они уничтожают. Но здесь происходит то, что ни один человек никогда не видел. Мое любопыство патологическое и глубокое.

Я располагаюсь так, чтобы видеть их одновременно.

Темные Принцы стоят рядом со мной, ошеломляюще обнажены. Из четырех, — которых абсолютно верно сравнивают с Четырьмя Всадниками Аппокалипсиса, — интересно, кто остался жив. Мор, Голод, Война? Надеюсь, я стою рядом со Смертью.

Я хочу шагать со Смертью и обрушить ее на эту бессмертную, надменную расу.

Смуглое сильное тело, способное к столь разрывающему душу наслаждению. Я исследую каждый дюйм с пристальным вниманием. Несмотря на мою ненависть к принцам это… возбуждает. Вызывает трепет. Заставляет меня ненавидеть их еще больше. Это выворачивает меня наизнанку. Я помню быстро меняющиеся татуировки под его кожей. Я помню черный торк[6] вокруг его шеи. Его грубовато красивое лицо, преследует и пугает. Его приоткрытые губы обнажают острые белые зубы. Его глаза … о Господи, эти глаза!

Я заставляю себя взглянуть на В’лейна. Смотрю так, чтобы видеть их обоих, я стараюсь избегать взгляда Темного Принца.

Тезис и антитезис. Вещество и антивещество.

Они стоят как статуи, не двигаясь и не дыша. Изучая друг друга, сравнивают и оценивают.

Принц Всепоглощающей Ночи. Принц Восхитительной Зари.

В воздухе между ними было столько напряжения, что можно обеспечить электричеством весь Дублин, если бы я только сообразила, как это сделать.

Черный лед устремляется вперед из-под ног Темного Принца, покрывая мостовую.

На полпути он наталкивается на полянку с яркими цветами.

Земля содрогается под моими ногами. Раздается оглушительный треск и внезапно мощеная мостовая раскалывается, и между ними появляется темная узкая расщелина.

— Что ты делаешь, Дэррок? — спрашиваю я.

— Скажи ему, — приказывает Дэррок, и принц раскрывает рот для ответа.

Я зажимаю руками уши, чтобы не слышать отвратительного звука.

В’лейн использует речь, разговаривая со мной. В моем присутствии все Светлые говорили на моем языке. Я осознаю, что это было огромной уступкой.

Темные Принцы не делают никаких уступок. Их язык был темной мелодией, не предназначенной для человеческих ушей. Однажды, я была вынуждена беспомощно слушать их пение, и это свело меня с ума.

К тому моменту, когда Темный Принц замолчал, В’лейн смотрел на меня с легким удивлением.

Я осторожно убрала руки от ушей, но не сильно далеко на случай, если ТП решит «заговорить» снова.

— Он утверждает, что ты убила Бэрронса, ши-видящая. Почему?

От меня не ускользнуло, что В’лейн не назвал меня по имени. Я полагаю, он сделал это, чтобы его народ не посчитал его слабым.

— Какая разница? Он мертв. Его больше нет. Не мешает ни тебе, ни мне. Можно подумать, ты и сам не желал его смерти.

Интересно, они и правда сожгли его тело? Не стану спрашивать.

— Его убило копье?

Я киваю. Я не знаю, но проще всего согласиться. Чем меньше я думаю о Бэрронсе, тем лучше.

Он перевел взгляд с меня на принца возле меня.

— А убив Бэрронса, ты решила, что твой враг стал твоим другом?

— Девушке нужны друзья.

Мне это надоело и я устала от этих манипуляций. Мне необходимо поспать. Мне необходимо побыть одной.

— Послушай В’лейн, Светлые и Темные бессмертны. Так что вы собираетесь делать? Тратить попусту наше время, избивая друг друга всю ночь? Насколько мне известно, сегодня здесь есть только одно оружие, которое убивает фэйри, и оно у меня.

— У тебя его нет.

— Есть, — поправляет Дэррок.

Без малейшего труда, мое копье оказалось в кобуре. Я резко взглянула в его сторону.

— Чертовски давно пора.

Думаю он, наконец, почувствовал, что уровень угрозы достаточно высок. Или, может быть, ему это тоже надоело.

Моя рука скользнула под куртку к копью. Я люблю свое копье. Я сохраню его в новом мире, который создам, не смотря на то, что там не будет фэйри.

— Нет, — повторяет В’лейн.

— Я думала, ты не можешь видеть или слышать его.

— Я чувствую его вонь.

Мое копье исчезло.

Появилось.

Снова исчезло.

Я перевожу взгляд с В’лейна на Дэррока. В’лейн смотрит в направлении Дэррока. Дэррок сверлит взглядом Темных Принцев. Они ведут немую битву за меня и мое оружие, и это жутко бесит. В’лейн забирает мое копье — Дэррок возвращает. Оно мельтешит в руке: есть-нет, есть-нет.

Я качаю головой. Это может продолжаться всю ночь. Пусть они играют в свои глупые игры. У меня есть дела поважнее. Мне нужно выспаться, чтобы быть готовой к охоте. Я истощена. Мое оцепенение прошло. Я чувствую себя хрупкой, а хрупкие вещи ломаются.

Я собираюсь развернуться и уйти от этого всего, но звук автоматной очереди разрывает ночную тишину.

Светлые шипят, и те из них, кто способен к перемещению, исчезают — включая В’лейна — оставляя на улице около трети своих. Те рыча поворачиваются к нападающим. Когда в них ударяют пули, низшие касты мерцают и спотыкаются. Остальные поворачиваются к нам и резко бросаются к Темным, спасаясь бегством.

Я слышу как Джейн и его люди перекрикиваются друг с другом, постепенно окружая Светлых. Я замечаю отблеск винтовки на крыше в конце квартала и понимаю, что снайпер готовится к атаке.

Отлично. Надеюсь, сегодня они разделаются с сотнями фэйри, увезут и заточат их в железных клетках. Надеюсь, Дэни забегает и убивает тех, кого они ловят.

Я не собираюсь умирать под обстрелом союзников в этой долбаной реальности. Меня ждет целый новый мир.

Я поворачиваюсь к Темному Принцу с приказом переместить меня. Враг мой — спаситель мой.

Дэррок прорычал строгий приказ.

Принцы схватили меня и прежде, чем я успела сказать хоть слово, мы переместились.

* * *

ВРЕМЯ ЯВЛЯЕТСЯ ЕДИНСТВЕННЫМ ИСТИННЫМ БОГОМ, А Я СУЩЕСТВУЮ ВЕЧНО. СЛЕДОВАТЕЛЬНО Я И ЕСТЬ БОГ.

Твоя логика ущербна. Время не вечно. Оно всегда. Прошлое, Настоящее и Будущее. Было время в прошлом, когда ты еще не существовала. Следовательно, ты не Бог.

Я СОЗДАЮ. Я УНИЧТОЖАЮ.

По капризу избалованного ребенка.

ТЫ НЕ В СОСТОЯНИИ ПРЕДУГАДАТЬ ЗАМЫСЕЛ МАСТЕРА. ДАЖЕ ТО, ЧТО ВЫ НАЗЫВАЕТЕ ХАОСОМ ИМЕЕТ ЗАМЫСЕЛ И ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

— РАЗГОВОРЫ С СИНСАР ДАБХ.

Глава 11

Я стою на балконе, вглядываясь в темноту. Снег кружится вокруг меня, опускается мне на волосы. Я ловлю несколько снежинок и рассматриваю их. Я выросла на Глубоком Юге, и мне не часто доводилось видеть снег, но то, что я видела, выглядело совсем не так.

Эти снежинки сложной кристаллической структуры, а некоторые из них слегка окрашены по краям. Зеленые, золотые, грязные, как пепел. Они не тают от тепла моей кожи. Они прочнее, чем обычные снежинки, или я холоднее обычного человека. Что бы растопить их, я сжимаю руку в кулак, и одна из снежинок врезается острыми краями в ладонь.

Мило. Режущий снег. Много фэйриских изменений в моем мире. Время для еще одного.

Время.

Я размышляю над этим понятием. С момента моего приезда в Дублин, в начале августа, время течет довольно странным образом. Я смотрю в календарь лишь за тем, чтобы подтвердить то, что мне и так известно: прошло шесть месяцев.

Но из этих шести месяцев я потеряла целый сентябрь за один единственный день в Фэйри. Ноябрь, декабрь и часть января были страницами календаря, вырванными из моей жизни, когда я была в бессмысленном, помешанном на сексе забытьи. А теперь часть января и февраль промелькнули за несколько дней, пока я была в Зеркалье.

В общем, из последних шести месяцев — четыре пронеслись мимо, пока я, по тем или иным причинам, практически не подозревала о ходе времени.

Разумом я осознаю, что прошло шесть месяцев со дня смерти Алины.

Но тело не верит ни единому слову.

По моим ощущениям, я узнала, что мою сестру убили, два месяца назад. Меня изнасиловали десять дней назад, в Хэллоуин. Моих родителей похитили четыре дня назад. И я вонзила копье в спину Бэрронса и смотрела, как он умирает, тридцать шесть часов назад.

Мое тело не успевает за разумом. Сердце переживает синдром смены часовых поясов. Эмоции свежи, потому что кажется, будто все произошло в течение небольшого отрезка времени.

Откидываю назад влажные волосы и глубоко вдыхаю холодный ночной воздух. Я в большой спальне в одной из многих крепостей Дэррока в Дублине. Это квартира-пентхаус, высоко над городом, обставлена в том же напыщенном стиле Людовика XIV Короля Солнца, что и дом 1247 на ЛаРу. Дэррок определенно любит роскошь. Как и еще кто-то, кого я знаю. Знала.

«Буду знать вновь» — поправляю я себя.

Дэррок сказал, что у него дюжины таких конспиративных квартир, и он никогда не останавливается в одной из них дольше, чем на ночь. Как мне найти их все, чтобы обыскать? Меня пугает мысль о том, что придется остаться с ним, чтобы он брал меня в каждую из них на ночь.

Я сжимаю кулаки. Я могу справиться с этим. Знаю, что могу. Мой мир зависит от этого.

Разжав руки, растираю свои плечи. Даже через несколько часов после прикосновения Темного Принца, моя кожа хранит ледяное прикосновение его руки. Я отворачиваюсь от холодной, снежной ночи, закрываю французские двери и рассыпаю остальные руны на пороге, где они пульсируют, словно влажные темно-красные сердца на полу. Мое темное озеро обещает, что я буду спать в безопасности, если оставлю по одной руне на каждой стене, пороге и подоконнике.

Я поворачиваюсь и пристально смотрю на кровать, в том же оцепенении, что и в последние несколько часов. Шаркая ногами, иду мимо нее в ванную, где умываюсь холодной водой. В припухшие глаза словно песка насыпали. Смотрю в зеркало. Женщина, которую я вижу, пугает меня.

Когда мы приехали, Дэррок захотел «поговорить». Но я понимала, чего он хотел на самом деле. Он испытывал меня. Показывал фотографии Алины. Заставил меня сидеть и смотреть на них, слушая его рассказы, пока я не почувствовала, что схожу с ума.

Я закрываю глаза, но лицо сестры будто выжжено под моими веками. И там же, рядом с ней, стоят мама и папа. Я говорила, что мне наплевать на случившееся с ними в этой реальности, потому что я собираюсь создать новую. Но, если честно, мне не все равно в любой реальности. Я просто отрицала это.

После моей прогулки в Зале Всех Времен, я не спрашивала Дэррока о том, что случилось с моими родителями. А он и не рассказывал мне.

Не представляю, что бы я делала, если бы он сказал, что они тоже мертвы.

Подозреваю, что это одно из испытаний. Я пройду его.

«Вот это моя девочка» — мысленно ободряет меня папочка. «Не вешай нос. Ты сможешь сделать это. Я верю в тебя, девочка! Отличная игра!» — говорит он и улыбается. Хотя он не хотел, чтобы я была черлидером[7], все же отвез меня на пробы. Когда я оказалась одной из первых, он попросил своего клиента, который работал в Petit Patisserie[8], испечь мне особенный торт, в виде розового и фиолетового помпонов.

Сгибаюсь пополам, будто меня пнули в живот; я рыдаю, но из моего широко раскрытого рта не издается ни звука — сдерживаюсь в самый последний момент.

Дэррок там, с принцами. Я не посмею выдать свое горе. Я не произнесу ни звука, который они могут услышать.

Папа был моим самым главным болельщиком, всегда говорил мне мудрые вещи, к которым я редко прислушивалась и которые никогда не понимала. А стоило бы задуматься, понять. Надо было обращать больше внимания на то, кто я по сути, а не как я выгляжу. Задним умом все крепки.

По щекам бегут слезы. Как только я отвернулась от зеркала, мои колени подогнулись, и я рухнула на пол ванной. Молча, свернулась в клубок.

Находясь в безвыходном положении, я терпела так долго, как могла. Горе обрушилось на меня, полностью затопив. Алина. Бэрронс. Мама и папа тоже? Я не могу выдержать это. Я не могу справиться со всем этим.

Я сую кулак в рот, чтобы заглушить крики.

Не позволю никому услышать. Он поймет, что я не та, чью роль играю. Не та, кем я должна быть, чтобы создать мой мир.

Я там сидела с ним на диване, рассматривая свою сестру на всех тех фотографиях. И каждая из них напоминала мне наше детство. Где мы были вместе, на любой фотографий, ее руки обнимали, защищали и предостерегали меня.

Она была счастлива на тех фотографиях. Вот она танцует. Разговаривает с друзьями. Осматривает достопримечательности. Он забрал столько фотоальбомов из ее квартиры, что нам почти ничего не осталось. Можно подумать, те жалкие несколько месяцев, что он с ней провел, дают ему больше прав на ее вещи, чем мне — а я любила ее всю жизнь!

При нем я не могла провести пальцами по ее лицу. Это выдало бы мои эмоции, слабость. Мне пришлось обратить все свое внимание на него. Он наблюдал за мной все это время, своими блестящими глазами цвета меди, подмечая малейшие детали моей реакции.

Я понимала, что было бы смертельной и последней ошибкой недооценить этот древний, гениальный ум, скрывавшийся за этими холодными, металлическими глазами.

Кажется, прошло несколько лет пыток, пока он, наконец, не начал уставать, зевать и тереть глаза.

Я забыла, что у него человеческое тело, имеющее ограничения.

Поедание Темных не избавляет от необходимости спать. Как кофеин или амфетамин[9], это так же сильно подзаряжает тебя, но когда батарейка сдыхает, ты так же сильно разбит. Подозреваю, что это основная причина, по которой он не ночует более одного раза в одном и том же месте. В это время он наиболее уязвим. Представляю, как раздражает человеческое тело, нуждающееся в сне, после вечности, в которой ты абсолютно ни в чем не нуждался, будучи фэйри.

Я решила, что именно тогда я его и убью. Когда он будет спать. После того, как я получу то, что мне нужно. Разбужу его, и пока он будет, совсем как человек, полусонным, улыбнусь и воткну копье ему в сердце. И скажу: «Это за Алину и Иерихона».

Мой кулак не приглушает всхлипывания.

Приглушенные стоны начинают прорываться. Боль затопила меня, фрагменты воспоминаний обрушиваются на меня: Алина машет рукой на прощание перед отъездом в Дублин; мама с папой привязанные к стульям, с кляпами во рту, в ожидании спасения, которое так и не пришло; Иерихон Бэрронс мертвый на земле.

Все мышцы моего тела свело судорогой, я не могу вздохнуть. Грудь горит, на нее словно давит огромный вес.

Я пытаюсь сдержать рыдания. Если я открою рот, чтобы сделать вдох, они вырвутся наружу. Но я веду бесполезную битву: разрыдаться или дышать или подавить рыдания и задохнуться?

Мое зрение затуманивается. Если я потеряю сознание от того, что сдерживаю дыхание, по крайней мере, один сильный крик я сдержать не смогу.

Стоит ли он за дверью, подслушивая?

Я зачерпываю воспоминания из своего разума, чтобы подавить боль.

Придя в себя из состояния при-йи, с ужасом обнаружила, что хотя мои воспоминания о принцах и времени, проведенном после этого в аббатстве, расплывчаты, у меня есть четкие воспоминания о каждой детали того, что мы делали вместе с Бэрронсом.

И сейчас я им благодарна.

Я могла использовать их, чтобы удержаться от криков.

Ты покидаешь меня, Девочка-Радуга.

Нет! Это не то!

Я быстро перематываю назад.

Вот. Первый раз, когда он пришел ко мне, прикасался ко мне, был во мне. Я отдаюсь воспоминаниям, с любовью прокручиваю каждую деталь.

Со временем мне удается убрать кулак. Напряжение в теле ослабевает.

В воспоминаниях тепло. Я дрожу на холодном мраморном полу ванной.

Алина мертва. Бэрронс мертв.

Я тоже должна быть мертва.

* * *

Когда я, в конце концов, заснула, холод проник и в мои сны. Я пробираюсь через ущелье с зазубренными краями, выдолбленное в скале из черного льда. Я знаю это место. Мне хорошо знакомы тропы, по которым я иду, будто прежде, я сотни раз ходила по ним. Из пещер, высеченных в обледеневших стенах ущелья, за мной следят существа.

Впереди мелькает силуэт прекрасной печальной женщины, плавно скользящей босиком по снегу. Она взывает ко мне. Но каждый раз, когда она открывает рот, ледяной ветер крадет ее слова.

— Ты должна… — улавливаю я, и порыв ветра уносит ее остальные слова.

— Я не могу, — кричит она.

— Поспеши! — предостерегает, не оборачиваясь.

В моем сне я бегу за ней, пытаясь услышать, что она говорит. Простираю вперед руки, пытаясь ее поймать.

Но она спотыкается на краю пропасти, теряет равновесие и падает вниз.

Я смотрю на это со страхом и ужасом.

Чувство потери просто невыносимо. Будто это я сама умерла.

Резко проснувшись, приподнимаюсь с пола, задыхаясь.

Я все еще пытаюсь прийти в себя от сна, когда мое тело вздрагивает и начинает двигаться, словно запрограммированное.

Я с ужасом наблюдаю, как мои ноги поднимают меня и вынуждают выйти из ванной. Они несут меня через комнату. Мои руки открывают балконные двери. Невидимой силой мое тело перемещается в темноту, за пределы моей защитной линии из кроваво-красных рун.

Я действую не по собственной воле. Я осознаю это, но не могу остановить себя. Стою здесь абсолютно беззащитная. У меня даже копья нет. Дэррок отобрал его, прежде чем принцы телепортировали меня.

Я вглядываюсь в неясные очертания крыш, ожидая и страшась следующей команды, какой бы она ни была. Зная, что не в состоянии противостоять этим приказам, как и тому, что я исполняю сейчас.

Я марионетка. А кто-то дергает за нити.

И в доказательство этому, а возможно просто издеваясь надо мной, мои руки внезапно поднимаются вверх, колотят меня по голове и безвольно падают вниз.

Я смотрю, как мои ноги перемещаются в бодром тустепе[10]. Хотела бы поверить, что я сплю. Но это не так.

Я танцую на балконе, мягкая чечётка[11] набирает темп.

В тот момент, когда я начинаю задаваться вопросом, а не грозит ли мне участь Белоснежки[12], которая дотанцевалась до смерти, мои ноги останавливаются. Задыхаясь, я вцепляюсь в железные кованые перила. Если мой неизвестный кукловод решит принудить меня выброситься с балкона, я буду драться до последнего.

Это Дэррок? Зачем ему это делать? Он что, может так делать? Неужели у него достаточно силы?

Температура падает так резко, что мои пальцы примерзают к перилам. Когда я отдергиваю руки, куски льда отрываются и, падая в ночь, со звоном ударяются о тротуар. Маленькие кусочки кожи с кончиков пальцев остаются на перилах. Я отступаю, решительно настроившись сопротивляться самоубийству по принуждению.

«Я не наврежу тебе, Мак» — напевает Синсар Дабх в моей голове.

Я судорожно вздыхаю. Воздух настолько холодный, что он обжигает мое горло и легкие.

— Ты только что это сделала, — отвечаю я сквозь зубы.

Я ощущаю ее любопытство. Книга не понимает, чем она мне навредила. Кожа заживает.

«Это не боль».

Я замираю. Мне не нравится ее тон: слишком шелковый, слишком многообещающий. Я отчаянно пытаюсь пробраться к своему темному озеру вовремя, объединиться с ним, защитить себя, но между мной и моей водной бездной возникает стена. Я не могу найти, как обойти или пройти сквозь нее.

Синсар Дабх ставит меня на колени. Все это время я сопротивляюсь, сжав зубы. Книга разворачивает меня, и я падаю на спину. Мои руки и ноги движутся, словно я пытаюсь сделать снежного ангела. Я прижата к холодным металлическим перекладинам.

«Вот это — боль, Мак» — мурлыкает Синсар Дабх.

Меня уносит агония. Понятия не имею, как долго она пытает меня, но все это время я мучительно осознаю: Бэрронс меня не спасет.

Он не вернет меня к реальности своим криком, как в прошлый раз, когда Книга сокрушила меня на улице, «пробуя» меня.

Он не отнесет меня в книжный магазин, когда все закончится. Не сделает мне какао и не завернет меня в одеяла. Не рассмешит, требуя ответа на вопрос, о том, что я такое, а позже не доведет до слез, из-за того, что я вытащила из его головы воспоминание, и видела его разбитым от горя, держащим на руках умирающего ребенка.

Пока Книга держала меня распростертой на холодном стальном полу балкона; пока каждая клеточка моего тела обугливалась, и каждая кость, одна за другой, методично ломалась, я цеплялась за воспоминания.

Я не могу добраться до своего озера, но могу дотянуться до более поверхностного слоя разума. Синсар Дабх тоже здесь, исследует мои мысли, как она однажды сказала, изучает меня. Что она ищет?

Я говорю себе, что нужно просто пережить это. Что на самом деле, она не причиняет мне вред. Она просто забавляется надо мной. Она пришла за мной сегодня. Я охочусь на нее. И по каким-то причинам, за пределами моего понимания, она охотится на меня. Так Книга представляет себе черный юмор?

Она не собирается убивать меня. По крайней мере, не сегодня. Думаю, я ее забавляю.

Она может добиться только моего желания умереть. Да, мне знакомо это чувство. Живу с ним некоторое время.

После неопределенно долгого промежутка времени, боль наконец-то утихает и меня вздергивает на ноги.

Я перегнулась через перила, схватившись за них руками.

Крепко сжимаю пальцы. Упираюсь ногами. Призываю каждую каплю энергии, которая у меня есть, чтобы мои кости снова стали целыми, сильными. Пристально смотрю на крыши, укрепляя свою волю.

Я не умру.

Если я умру сегодня, мир останется таким же, а это недопустимо. Слишком много людей погибло. И продолжит умирать, если меня не будет здесь, чтобы этому противостоять. Ободренная необходимостью защищать нечто большее, чем саму себя, я собираю волю в кулак и направляю себя словно снаряд к озеру в моей голове.

Я врезаюсь в стену, которую Синсар Дабх возвела между мной и моим арсеналом.

Появляется трещина, совсем тонкая.

Не знаю, кто поражен больше: я или Синсар Дабх.

И вот, внезапно — она сердится.

Я чувствую ее ярость, но она злится не потому, что я сделала щель в стене, которую она возвела. Она зла по какой-то другой причине.

Будто я, лично, каким-то образом, раздражаю ее.

Она… разочарована во мне?

Это тревожит меня.

Прерывистыми движениями моя голова поворачивается, и я вынуждена посмотреть вниз.

Внизу стоит кто-то, темное пятно на искрящемся снегу, с книгой подмышкой.

Этот кто-то запрокидывает голову и смотрит вверх.

Я сдерживаю крик.

Я узнаю плащ с капюшоном, развевающийся на ветру. Узнаю волосы.

Но больше я не узнаю ничего. Если это действительно Фиона, бывшая управляющая магазином Бэрронса и любовница Дерека О’Баниона, с нее живьем сняли кожу. Весь ужас заключается в том, что она все еще жива после этого, потому что О’Банион научил ее есть Темных.

Инстинктивно, я тянусь за копьем. Конечно же, его нет на месте.

— Сжалься! — пронзительно вопит Фиона. Ее оголенные губы обнажают окровавленные зубы.

Интересно, осталась ли во мне хоть капля сострадания? Потянулась ли я за копьем из жалости к ней?

Или из-за ненависти, от того что она обладала Иерихоном Бэрронсом до меня, и дольше меня?

Ярость Книги усиливается.

Ощущаю, как она переливается через край, заполняет улицу. Она огромная, с трудом сдерживаемая.

Я сбита с толку.

Зачем она сдерживает себя? Почему не уничтожит все? Именно так я и поступлю, если она останется неподвижной и позволит мне использовать ее. Затем я воссоздам все так, как захочу.

Внезапно, она превращается в Зверя, в тень мрачнее самого мрака. Она распространяется вширь и ввысь, поднимается все выше и выше, до тех пор, пока мы не оказываемся лицом к лицу.

Она зависает в воздухе, два образа мелькают, сменяя друг друга: внушающая ужас морда зверя и лицо Фионы с оголенным мясом.

Я закрываю глаза.

Когда я открываю их снова, я одна.

Глава 12

«Охреневшие тупые говнюки!» — я пинаю пивную банку, она со свистом проносится по улице и, расплющившись, впечатывается в кирпичную стену. И, чуваки, я имею в виду «В» стену. На пару дюймов. Я хихикаю, представляя, как однажды кто-нибудь будет проходить мимо, и думать типа: «Ёшкин кот, а как банка оказалась в стене?»

Еще одна тайна Меги О’Мэлли. Их полно по всему городу.

Оставляю свои следы по всему Дублину. Как бы говорю: «Я здесь была!» Уже несколько лет это делаю, с тех пор, как Ро стала отправлять меня одну с поручениями. Обычно это были мелочи, вроде, немного наклонить скульптуры перед музеем — может никто и не заметит, но я буду знать, что раньше они стояли не так. Но после падения стен это уже не важно. Я вставляю что-нибудь в кирпич и камень, выстраиваю булыжники, так чтобы читалось «МЕГА», сгибаю фонарные столбы в подобие кривых D — намекая на «Dani» (Дэни), «Dangerous» (Опасная) и «Dude» (Чувиха).

Моя походка становится более самодовольной.

Я — суперсила.

Нахмурившись, бормочу:

— Безмозглые ипучие пердуны.

Гормоны играют. То вверх, то вниз каждую минуту. Мое настроение меняется так же быстро, как я бегаю. То я жду не дождусь, когда вырасту и буду заниматься сексом, то ненавижу людей, а мужики тоже люди. И, блин, разве сперма это не самая мерзкая штука на свете? Типа, фуу, ну как можно хотеть, чтобы какой-то чувак впрыснул тебе сопли в рот?

Уже пару дней как сама по себе — и это клааааассно! Никто мне не говорит, что делать. Не загоняет спать. Никто не говорит, что думать. Только я и моя тень — две крутые засранки. Ну и кто не хотел бы быть мной?

И все же… я беспокоюсь о тех тупых овцах в аббатстве.

Нет, ни хрена я не беспокоюсь! Если они не хотят вытащить свои головы из задниц, то это не мои проблемы!

Жаль, что некоторые людишки не воспринимают меня всерьез. Придется навести шороху в их мире, чтобы они реально заметили меня.

Опять была в «Честере»

Этим недоделанным говнюкам на сей раз пришлось напрячь задницы всемером, чтобы не дать мне войти. Все пыталась им вдолбить, что мне надо поговорить с Ри-О. Думаю, он у них главный, когда Бэрронса нет.

А Бэрронса все еще нет.

Везде его искала прошлой ночью, после того как увидела, что Мак сосется с ГроссМонстром, — у меня чуть глаза из орбит не вылезли.

Блин, что она в нем нашла? Она могла бы заполучить В’лейна или Бэрронса! Кому захочется обмениваться слюнями с поедателем Темных? Особенно с тем, который заварил всю эту гребаную кашу! Где она была столько времени? Что с ней случилось?

Они не пустили меня в «Честер». О-бля-пять! Надоело уже, серьезно. Я, типа, не выпить же позарез хочу. Гадость. Просто хотела сообщить им кое-что.

В конце концов, сказала им, чтоб передали Ри-О, что Мак, похоже, в беде. Зависает с Дэрроком. И что его защищают два принца.

Думаю, он промыл ей мозги или что-то типа того. Надо вернуть ее. Хотела взять их с собой, чтобы они прикрыли меня, пока я с ними со всеми разделаюсь. Ши-овец со мной больше нет. Я свалила из аббатства — стала Персоной Не Пресмыкающейся, а единственный способ получить что-то от Ро и ее стада — это пресмыкаться. Даже Джо не согласится покинуть аббатство. Сказала, для Мак все кончено.

Вот тут-то Ри-О и должен был бы вступить в игру. Сказала его чудикам, что собираюсь сегодня разделаться с ГроссМонстром, и они могут помочь, если пожелают.

Или нет.

Да никто мне не нужен. Вот еще.

Мега в действии! Быстрее ветра! Перепрыгивает высокие здания одним прыжком!

Блин, чуваки!

Вж-ж-жик!

* * *

С холодной отстраненностью я изучаю свое отражение в зеркале. Губы женщины, смотрящей на меня оттуда, изгибаются в улыбке.

Синсар Дабх нанесла мне визит прошлой ночью. Она напомнила мне о своей сокрушительной силе, заставила ощутить вкус её садизма. Но я не испугалась, скорее набралась смелости. Я решительна как никогда.

Книга должна быть остановлена, и единственный, кто знает, как сделать это быстро, сидит в соседней комнате и смеется над словами своих охранников.

Из-за него погибло так много людей, а он там смеется. Теперь я понимаю, что Дэррок был всегда намного опаснее Мэллиса.

Мэллис внушал ужас и вел себя как монстр, но он редко убивал своих последователей.

Дэррок привлекателен, обаятелен, ласков, но он может, не теряя своего очарования, организовать истребление трех миллиардов человек, даже глазом не моргнув. Потом улыбаться мне, рассказывать насколько он был неравнодушен к моей сестре, показывать фотографии, где они с ней «хорошо проводят время». А заполучив Книгу, убить еще три миллиарда человек?

На что он будет способен, если сольется с ней? Остановится ли он хоть перед чем-нибудь? А может он столь же хладнокровно использует меня, как я пытаюсь использовать его, и как только он получит желаемое — мне конец?

Мы сцепились в этой смертельной схватке. Это война. И я сделаю все, чтобы победить.

Я приглаживаю платье, поворачиваюсь в сторону, вытягиваю ножку и любуюсь линией ноги в обуви на каблуках. У меня новая одежда. После рабочей экипировки быть привлекательной кажется мне странным и легкомысленным.

Но это необходимо для того монстра с нескромными аппетитами.

Прошлой ночью, после того как исчезла книга, пытаясь заснуть, погрузилась в кошмарный полусон. Я была во власти Дэррока и снова принцы насиловали меня. Затем там появился невидимый четвертый, который вывернул меня наизнанку. А потом почувствовала уколы игл, когда он наносил татуировку на мой череп. После принцы снова были на мне. Затем я оказалась в аббатстве, дрожала от неудовлетворенной похоти на полу кельи. Мои кости плавились, соединяясь друг с другом, а моя потребность в сексе вызывала невероятную боль. Потом надо мной нависла Ровена, и я уцепилась за нее. Но она приложила странно пахнущую ткань к моему лицу. Я боролась, пиналась, царапалась, но не мне было тягаться со старухой. И в своем кошмаре я умерла.

Я не пыталась заснуть снова.

Разделась, встала под душ и позволила горячим струям обжечь мою кожу. Страстно любя солнце, за всю свою жизнь я не мерзла так часто, как за последние несколько месяцев в Ирландии.

После того, как растерла себя докрасна, став такой же чистой, как была раньше, я с отвращением пнула груду одежды из черной кожи.

Я слишком долго носила одно и то же белье. Мои кожаные брюки намокли, высохли, сели и были все в пятнах. В этой одежде я убила Бэрронса. Хотелось сжечь её.

Я завернулась в простыню и вошла в гостиную пентхауса, где на охране стояли дюжина Темных Дэррока одетых в красное. Я дала им подробные указания куда пойти и что принести.

Когда они направились в другую спальню будить Дэррока, чтобы спросить у него разрешения, я взорвалась:

— Он что, не позволяет вам вообще принимать самостоятельных решений? Он освободил вас, только лишь для того чтобы говорить когда двигаться и когда дышать? Неужели один или двое из вас не могут отлучиться, чтобы выполнить несколько моих мелких поручений? Вы Темные или мальчики на побегушках?

Темных переполняли эмоции. В отличие от Светлых, они не научились их скрывать. Я добилась того, чего хотела. Мне принесли сумки и коробки с одеждой, обувью, драгоценностями и косметикой.

Все средства хороши.

Теперь, восхищаясь своим отражением, я благодарна за то, что родилась хорошенькой. Мне надо знать, на что он реагирует. В чем его слабости. Насколько я могу стать его слабостью? Дэррок был Светлым. Это его суть, а прошлой ночью я получила наглядное представление, что из себя представляют Светлые.

Властные. Красивые. Высокомерные.

Я могу быть такой.

Я не слишком терпелива. Мне нужны ответы, да побыстрее.

Тщательно наношу макияж. Щеки и верх груди покрываю бронзовой пудрой, имитируя золотистую кожу фейри.

Мое желтое платье облегает тело, доведенное до совершенства секс — марафоном с Бэрронсом. Мои туфли и украшения золотого цвета.

Я буду выглядеть настоящей принцессой для него.

Когда убью его.

Увидев меня, он замолкает и долго смотрит.

— Твои волосы когда-то были светлыми, как у нее, — в конце концов говорит он.

Я киваю.

— Мне нравились ее волосы.

Я поворачиваюсь к ближайшему охраннику и говорю, что мне нужно для того, чтобы перекрасить волосы. Он смотрит на Дэррока, тот кивает.

Я встряхиваю головой.

— Я попросила элементарную вещь, а они переспрашивают. Меня это бесит! Ты что, не можешь мне выделить двоих из своей охраны? — требую я, — Мне что, ничего своего иметь нельзя?

Он смотрит на мои длинные, стройные ноги на высоких каблуках.

— Разумеется, — шепчет он. — Каких двоих ты предпочитаешь?

Я пренебрежительно отмахиваюсь:

— Сам решай. Они все на одно лицо.

Он назначает двоих для выполнения моих пожеланий.

— Вы будете повиноваться ей, как и мне, — говорит он. — Незамедлительно и без вопросов. Если только ее приказы не будут противоречить моим.

Они научаться подчиняться мне. А остальные его охранники, привыкнут видеть их подчиняющимися. Вода камень точит.

Я присоединяюсь к нему за завтраком, и улыбаюсь, давясь едой, которая на вкус словно кровь и пепел.

Синсар Дабх редко действует днем.

Как и остальные Темные, она предпочитает ночь. Те, кто был так долго заключен в лед и темноту, кажется, находят солнечный свет раздражающим и болезненным. Чем дольше я скорблю, тем лучше понимаю это Солнечный свет — это как пощечина по лицу, он будто говорит: «Смотри, мир такой яркий и светлый! Не то, что ты».

Не поэтому ли Бэрронса так редко можно было увидеть днем? Потому что он, как и мы, тоже был изранен, и находил утешение под покровом ночи? Сумерки изумительны. Они скрывают боль и утаивают мотивы.

Дэррок с небольшой частью своей армии уходит на целый день, отказавшись брать меня с собой. Я чувствую себя как зверь в клетке, мне хочется сопротивляться, но есть черта, которую лучше не переступать, если хочу, чтобы он мне доверял.

Я провожу день в его пентхаусе, порхая по нему как яркая бабочка, перебирая вещи, пролистывая книги и заглядывая в шкафы и комоды, бросая те или иные фразы. Все обыскиваю под пристальным взглядом охраны, делая вид, что мне просто любопытно.

Я ничего не нахожу.

Они отказываются пустить меня в его спальню.

В эту игру могут играть двое. Отказываюсь пускать кого-либо в мою. Укрепляю свои защитные руны, чтобы обезопасить рюкзак и камни. Так или иначе, я доберусь до его спальни.

Позже вечером, я перекрашиваю волосы, сушу их феном и укладываю в крупные свободные локоны.

Теперь я снова блондинка. Вспомнила, как Бэрронс называл меня взбесившейся радугой. Так и хочется надеть белую мини-юбку и розовый топ.

Вместо этого я втискиваюсь в кроваво-красное платье, черные сапоги на высоких каблуках, которые обтягивают мои ноги до середины бедра. Затягиваю на талии отороченное мехом черное кожаное пальто, чтобы подчеркнуть свои роскошные формы. Черные перчатки, великолепный шарф и бриллианты в ушах и на шее завершают ансамбль. Когда большая часть Дублина мертва, шопинг — просто мечта. Жаль, что меня это больше не волнует.

Когда Дэррок возвращается, по выражению его лица я понимаю, что сделала правильный выбор. Он думает, я выбрала чёрный и красный — цвета его стражи, его будущего двора, как он мне говорил — для него.

Я выбрала черный и красный из-за татуировок на теле Бэрронса. Это мое обещание ему, что я все исправлю.

— Разве твоя армия не пойдет с нами? — спрашиваю я, когда мы выходим из пентхауса. Ночь прохладна и безоблачна, в небе сверкают звезды. За день снег растаял, и булыжные мостовые теперь сухие — для пущего разнообразия.

— Охотники презирают младшие касты.

— Охотники? — вторю я.

— А как ты намеревалась искать Синсар Дабх?

Я уже летала на одном из них, с Бэрронсом, в ночь когда мы пытались загнать Книгу с помощью трех из четырех камней. Интересно, знает ли Дэррок об этом? С его хитро спрятанным зеркалом в переулке за магазином, неизвестно как много он обо мне знает.

— И если мы найдем ее сегодня.

Он улыбается.

— Если ты найдешь ее для меня сегодня, МакКайла, я сделаю тебя своей королевой.

Я окидываю его беглым взглядом. Он роскошно одет — костюм от Армани, кожа с кашемиром. При себе у него ничего нет. Знание и есть ключ к слиянию с Книгой? Ритуал? Руны? Какой-то предмет?

— У тебя есть все необходимое для слияния с ней? — прямо спрашиваю я.

Он смеется.

— О, сегодня атака идет по всем фронтам. В таком-то платье, — вкрадчиво говорит он, — я надеялся на соблазнение.

Беззаботно пожимаю плечами и улыбаюсь.

— Ты знаешь, что я хочу знать. Не вижу смысла притворяться. Мы то, что мы есть, ты и я.

Ему нравится то, что я определяю нас в одну категорию. Вижу это по его глазам.

— И что же это, МакКайла? Кто мы?

Он слегка поворачивается в сторону и бросает резкую команду на непонятном языке. Один из Темных Принцев появляется, прислушивается, кивает и исчезает.

— Выживающие не смотря ни на что. Два человека, которыми не будут управлять, потому что мы были рождены, чтобы править.

Он вглядывается в мое лицо.

— Ты действительно в это веришь?

Температура падает и мое пальто вдруг покрывается крошечными мерцающими кристаллами черного льда. Я знаю, что это значит. Королевский Охотник материализуется над нами, черные кожистые крылья бьются в ночном воздухе. Мои волосы развеваются на ледяном ветру. Я смотрю вверх на покрытое чешуей брюхо представителя касты, созданной специально для того, чтобы охотиться на ши-видящих и убивать их.

Великий Сатанинский дракон. Он складывает свои массивные крылья и медленно приземляется на улицу, едва не задев соседние здания.

Он огромен.

В отличие от меньшего Охотника, которого Бэрронс умудрился подчинить своей воле и «заглушить» в ту ночь, когда мы летали над Дублином, этот на сто процентов чистокровный Королевский Охотник. Чувствую, что он колоссально древний. Он гораздо старше, чем все, что я видела или ощущала, летая по ночному небу. Адский холод, который он распространяет вокруг себя, чувство отчаяния и пустоты, что он излучает — все это присутствует в полном комплекте. Но он не угнетает меня и не заставляет чувствовать себя ничтожной. Этот дарит мне… ощущение свободы.

Он осторожно проникает в мое сознание. Я чувствую, как он сдерживает себя. Он не просто обладает могуществом, он и есть могущество.

Я наношу ответный удар с помощью зеркального озера в своей голове.

Он издает тихий звук изумления.

Я вновь обращаю внимание на Дэррока.

— Ши-видящая? — говорит Охотник.

Я игнорирую его.

— ШИ-ВИДЯЩАЯ? — Охотник врывается в мою голову с такой силой, что у меня моментально начинается головная боль.

Я резко поворачиваю голову.

— Что? — огрызаюсь.

Огромный черный силуэт в тени припадает к земле. Голова низко наклонена, подбородок касается тротуара. Он перемещает вес своего тела с одной когтистой лапы на другую, сметая тяжелым хвостом ненужные теперь мусорные баки и шелуху человеческих останков. Огненные глаза впиваются в мои.

Я чувствую, как он осторожно мысленно давит на меня. Легенда гласит, что Охотники либо не фэйри, либо не совсем фэйри. Понятия не имею, что они такое, но мне совсем не нравится чувствовать их в своей голове.

Спустя мгновенье он усаживается на задние лапы и говорит:

— А-а-а. Вот ты где.

Я не знаю, что это значит. Пожимаю плечами. Он больше не в моей голове, и это всё, что меня волнует. Поворачиваюсь к Дэрроку, который продолжает наш разговор с того места, где мы остановились.

— Ты правда веришь в свои слова о том, что мы рождены, чтобы править?

— Разве я тебя хоть раз спросила, где мои родители? — отвечаю встречным вопросом. Мне больно его задавать, это разрывает мне сердце, сама эта мысль разрывает душу, но я иду ва-банк. Если я сегодня получу то, что мне нужно, все это закончится. Закончатся мои боль и страдания. Я смогу перестать себя ненавидеть. А утром снова смогу поговорить с Алиной, прикоснуться к Бэрронсу.

Его взгляд становится пронзительным.

— Когда ты увидела, что я держу их в заложниках, то подумал, что ты слаба и движима чувством сентиментальной привязанности. Так почему же не спрашивала о них?

Теперь я понимаю, почему Бэрронс всегда настаивал, чтобы я перестала задавать ему вопросы и судила о нем только по его поступкам. Солгать не трудно. Хуже то, что мы цепляемся за эту ложь. Просим дать нам иллюзию, чтобы не смотреть правде в глаза, не чувствовать себя одинокими.

Помню себя семнадцатилетней. Думая, что по уши влюблена, я спрашиваю у парня (красавчика — нападающего Рода МакКуина) с которым была на выпускном: «Это же не правда, что Кейти видела тебя целующимся с Бренди в коридоре возле туалета. Ведь не видела, Род?» И когда он ответил, что нет, я ему поверила, несмотря на следы помады на его подбородке, слишком красной, чтобы быть моей, и на то, как Бренди смотрела на нас поверх плеча своего партнера. Никто не удивился, когда через две недели он стал парнем Бренди, а не моим.

Я смотрю в глаза Дэррока и то, что я там вижу, приводит меня в восторг. Он действительно сделает меня своей королевой. Дэррок и правда меня желает. Не знаю уж почему, может, потому что он запал на Алину, а я больше всего напоминаю её. Может, потому, что они с моей сестрой поняли, кем они были вместе и на что были способны, а познание друг друга сильно связывает. А может, все дело в этом моем странном темном озере, или что оно там такое, из-за которого Синсар Дабх любит играть со мной.

Возможно, из-за того, что отчасти он человек и жаждет тех же иллюзий, что и все мы.

Бэрронс был пуристом[13]. Сейчас я его понимаю. Слова так опасны.

— Все меняется. Я приспосабливаюсь. Отбрасываю все ненужное, когда обстоятельства изменяются, — говорю я. Тянусь, поглаживаю его лицо, указательным пальцем легко прикасаюсь к его идеальным губам, провожу по его шраму.

— И часто я нахожу, что мои обстоятельства не ухудшились, как изначально думала, а улучшились. Не знаю, почему отвергала тебя. Понимаю, почему моя сестра хотела тебя.

Я сказала это так просто, будто это аксиома. Сама удивлена, как искренне это прозвучало.

— Думаю, ты должен быть королем, Дэррок, и если ты хочешь меня, я почту за честь быть твоей королевой.

Он резко вздыхает, его медные глаза сверкают. Притягивает мою голову, погружает свои руки мне в волосы, играет моими локонами, пропуская их через пальцы.

— Докажи, что ты говоришь правду, МакКайла, и я не откажу тебе ни в чем. Никогда.

Он наклоняется к моим губам.

Я закрываю глаза. Приоткрываю губы для поцелуя.

И в этот самый момент он убивает его.

Глава 13

С того дня, как я сошла с самолета в Ирландии и начала охотиться на убийцу Алины, мои взгляды на некоторые вещи менялись не единожды, и, как мне казалось, кардинально, но этот случай превзошел все остальные.

Вот я стою, закрыв глаза и приоткрыв губы в ожидании поцелуя любовника своей сестры, как вдруг что-то мокрое и теплое ударяет меня по лицу, капает с подбородка и стекает по шее прямо в лифчик. Брызги летят на пальто.

Я открываю глаза и кричу.

Дэррок больше не собирается целовать меня, потому что его голова исчезла, просто исчезла. К такому невозможно быть готовой, и неважно, насколько ты считаешь себя холодной, черствой и мертвой внутри. Когда на тебя брызжет кровь обезглавленного трупа — в особенности, твоего знакомого, неважно нравился он тебе или нет — это вызывает примитивную реакцию. Тем более, если ты только что собиралась поцеловать этого человека.

Но больше всего меня расстраивает то, что я не знаю, как слиться с книгой.

Все мои мысли только об этом. Он ест Тёмных. Могу ли я вернуть его голову на место, и сможет ли он говорить после этого? Возможно, я смогу его собрать и выпытать необходимую информацию.

Я сжимаю руки в кулаки, взбешенная таким поворотом событий.

От достижения цели меня отделял лишь поцелуй — хорошо, может быть, нескольких ночей в постели с врагом, а после — небывалое презрение к себе. Но это должно было случиться. По его глазам я поняла, что завоевала доверие. Он собирался довериться мне, рассказать все свои секреты, а я бы убила его и изменила мир.

Но у него больше нет головы, а у меня — необходимой информации. И не могу жить в этой ужасающей реальности месяцами, пытаясь собрать воедино четыре камня, пятерых друидов и пророчество.

Вся моя миссия заключалась в достижении единственной цели — и теперь эта цель, обезглавленная и пошатывающаяся, находится передо мной!

Это полный облом.

Я позволила ему прикоснуться к себе — и все напрасно.

Я таращусь на окровавленный обрубок его шеи, а безголовое тело, пошатываясь, бродит кругами. Поразительно, что он все еще двигается. Должно быть, это сила Темных в его венах.

Споткнувшись, тело падает на землю. Где-то поблизости я слышу булькающие звуки. О, Боже, его голова все еще говорит.

Прекрасно! Он может связно разговаривать? Значит, у меня есть шанс поторговаться. Дай мне нужную информацию, и я верну твою голову на место.

Я нахмурилась. Где принцы? Почему они его не защитили? Минуточку! Так кто же это сделал с ним?

Я следующая?

Дико оглядываюсь вокруг.

— Какого… — только и могу сказать. Не понимаю, что происходит.

— Ши-видящая, — мурлычет в моей голове Охотник.

Я смотрю безучастным взглядом, как Охотник, вызванный Дэрроком для нашего полета, присел в дюжине шагов от меня и небрежно помахивает головой Дэррока, свисающей на волосах с его длинного когтя.

Если Охотники умеют улыбаться, то он делает именно это. Жесткие кожистые губы обнажают зубы, по форме напоминающие сабли, — он явно забавляется.

Его, за неимением лучшего слова, рука, размером с небольшой автомобиль. Как же он смог так аккуратно оторвать Дэрроку голову?

Отрезал ее своими когтями? Это произошло до нелепого быстро.

Почему он убил его?

Дэррок был в союзе с Охотниками. Это они научили его есть плоть Темных. Неужели — как я когда-то и предупреждала — он им надоел, и они отвернулись от него?

Я потянулась за копьем. Оно на месте. Отлично, значит принцы ушли. Но прежде, чем я успеваю его выхватить, у меня в голове раздается смех Охотника — сухой и неприятный. На меня обрушивается ощущение его колоссальной древности, которая бросает вызов самому времени, его мудрости, прошедшей долгий путь от безумия. Раньше он сдерживал себя. Он сильно отличается от всех остальных Охотников.

Не удивлюсь, если, узнаю, что он приходится им всем прапрадедушкой.

Он называет себя К’Врак. В человеческом языке нет подходящего слова. Это означает состояние за пределами смерти. Смерть — ничто по сравнению с К’Враком.

— А? — запинаюсь я. Голос звучал в моей голове.

«К’Врак куда более абсолютен, чем смерть. Это возвращение материи в состояние предельной инертности, из которой уже никогда и ничто не поднимется. Это меньше, чем ничто. Ничто это что-то. К’Врак абсолютен. Пытаясь постичь это своими убогими мозгами, ваш вид назвал бы это потерей души».

Я замираю. Мне знакомы этот голос, эта насмешка. Копье не поможет. Если я убью Охотника, она просто завладеет мной.

— Я открою тебе секрет, — вкрадчиво говорит он. — Смерть для вас еще не конец. Для людей. Если только, — он мягко смеется, — вас не К’Врак-нуть.

Я шумно вздыхаю.

— МакКайла, я никому не позволю себя контролировать. Дэррок теперь не применит свой секретный способ, и ты никогда о нем не узнаешь.

Охотник расплющивает голову Дэррока, словно виноградину. Волосы и кости с глухим стуком падают на тротуар. И теперь, сбросив оцепенение от этого кровавого зрелища, я вижу, что он все это время держал в другой руке.

Я быстро отступаю.

У нас с Дэрроком с самого начала не было ни единого шанса отправиться этой ночью на поиски Синсар Дабх.

Она опередила нас.

Захватила нашего Охотника и сама пришла к нам.

И вот я здесь, беспомощная. Камней у меня нет, копье бесполезно…

Амулет! Когда охотник оторвал Дэрроку голову, он был на нем. Я притворяюсь, что просто испуганно смотрю по сторонам, стараясь разглядеть все вокруг и при этом не выдать себя.

Где принцы, черт побери? Могли бы и переместить меня отсюда! Они что — исчезли, как только Дэррок был убит?

Трусы!

Вот он! Когда тело Дэррока рухнуло на землю, амулет соскользнул с его шеи. Серебряный с позолотой, он лежит в луже крови, несколько метров от меня! В моем зеркальном озере есть сила. Сможет ли Амулет увеличить ее настолько, чтобы я могла противостоять Книге?

Я погружаюсь в себя, пытаясь попасть на мой пляж из черной гальки, но проклятая стена возникает прежде, чем я добираюсь до него. Синсар Дабх смеется. Прошлой ночью мне удалось пробить трещину в этой стене. Сегодня я разрушу ее полностью или погибну.

— «Могущество надо заслужить, а ты не заслужила.»

Мне не нужно смотреть на нее, чтобы понять, что она поднимается, отделяясь от Охотника. Вздымается вверх, превращаясь в огромную Звериную форму Книги, готовясь причинить мне невыносимую боль.

Или того хуже. Кто знает? Может, она собирается меня К’Вракнуть.

Я рванулась вперед, пытаясь схватить амулет. Мои пальцы коснулись цепочки. Я поймала его и тащу к себе.

И вдруг что-то врезается в меня сбоку, выбивая из рук амулет. Полувытянутая рука подвернулась под неестественным углом и хрустнула, когда меня отшвырнуло в сторону, и я полетела как тряпичная кукла, царапаясь о тротуар. Я ударилась головой, пробороздила лбом по земле и почувствовала, как сдирается кожа.

Потом что-то подхватило меня и подбросило в воздух. Я дико озираюсь по сторонам, но Амулета нигде не видно. Когда я начинаю падать, кто-то перебрасывает меня через плечо. Волосы закрывают мне лицо, рука безвольно болтается, а кровь из разбитого лба заливает глаза. Я чуть не оскальпировала себя о тротуар.

Все движется так быстро, что сливается в одно сплошное пятно.

Суперсила. Суперскорость. Я чувствую, как меня начинает укачивать.

— Дэни? — выдыхаю я. Она все же пришла спасти меня, даже не смотря на то, что я была такой сучкой и оттолкнула ее?

— Дэни, нет! Мне нужен амулет!

Я повисла вниз головой, перед глазами со свистом проносится тротуар.

— Дэни, стой!

Но она не останавливается. Я слышу быстро стихающее рычание позади нас.

Охотник ревет.

Леденящий душу вой пронзает ночь.

Я вздрагиваю, узнав эти звуки. Я слышала их раньше.

— Верни меня обратно, верни меня обратно! — кричу я, но на этот раз совсем по другой причине. Кто они — эти звери, голоса которых так напоминают голос Бэрронса? Я должна знать!

— Дэни, ты должна отнести меня обратно!

Но она не возвращается. Продолжает бежать и не слышит ни слова, из того что я говорю. Она несёт меня в единственное место, которое я не хочу больше видеть.

Книги и Сувениры Бэрронса.

Глава 14

Подозрение, что это не Дэни, появилось, когда мы вломились через парадный вход в книжный магазин.

Или, точнее, когда это подозрение повернуло голову и слизало кровь с моего бедра.

Если только у Дэни не было каких-либо серьезных отклонений, о которых мне было неизвестно, то я болталась не на ее плече.

Оно снова лизнуло меня, проведя языком по моей ноге, прямо под выпуклостью попки. Платье, зажатое между моим животом и его плечом, задралось. Потом существо меня укусило. Сильно.

— Ой!

Клыками. Не до крови, но достаточно, чтобы почувствовать острую боль. Я провела рукавом по лицу, вытирая кровь меховой манжетой.

Я была потрясена внезапным убийством Дэррока и тем, что К’Врак оказался Книгой. Если бы я могла мыслить ясно, то сразу бы заметила, что это не Дэни, потому что существо несло меня слишком высоко над землей. Несколькими футами выше.

Плечо подо мной было массивным, как и все остальное тело, но темнота не позволяла толком его разглядеть. Прожекторы под крышей больше не освещали периметр, да и внутри магазин уже не был залит привычным янтарным светом. Лишь сияние неполной луны проникало сквозь высокие окна.

Что это за существо? Темный? Почему оно принесло меня сюда? Я больше не хотела видеть это место! Я ненавидела BB&B. Он был темным и пустым, во власти призраков. Они грустно взирали на мой кассовый аппарат, понуро слонялись вдоль книжных полок, прозрачные, тонкие, словно бумага, и побежденные. Они сидели, дрожа, на моем диване перед камином, в котором никогда не загорится огонь.

Я не ожидала, что оно меня сбросит. Пролетев спиной вперед, я рухнула на диван, стоящий в задней части магазина. Отскочив от него, врезалась в стул, запуталась в одном из дорогущих ковров Бэрронса и, проехавшись по отполированному полу, в итоге, ударилась головой об эмалированный камин.

Какое-то время единственное, что я могла делать — это просто лежать. В моем теле болела каждая косточка. На лице и в уголках глаз запеклась кровь.

Застонав от боли, я перевернулась, приподнялась, опираясь на локоть, и попыталась оценить повреждения. По крайней мере, рука не была сломана, как я боялась.

Я убрала волосы с лица.

И замерла. Силуэт, еле различимый в тусклом свете книжного магазина, был до жути знаком.

— Выйди из тени, — сказала я.

Низкое рычание было единственным ответом.

— Пожалуйста, ты меня понимаешь? Выходи.

Оно возвышалось возле книжного шкафа, тяжело дыша. Огромное — не ниже девяти футов ростом. Его силуэт, с тремя парами острых изогнутых рогов, располагавшихся через равные промежутки вдоль двух костных гребней по бокам его головы, вырисовывался в лунном свете, льющемся сквозь окно за его спиной.

Я уже видела такие рога. Мой мешочек с камнями был привязан к таким же. И на моих глазах эти рога растаяли, когда зверь, которому они принадлежали, вновь обрел человеческую форму.

Днем, в Зеркалье, Бэрронс был иссиня-серым с желтыми глазами, ночью — черным, а глаза — багровыми. Этот был в ночном режиме: бархатно-черный в темноте с диким сверкающим взглядом. Я слышала других таких же зверей там, на улице, до того, как этот унес меня. Откуда они взялись?

У меня задрожали руки. Я осторожно села, остро ощущая каждое растянутое сухожилие и каждый напряженный мускул. Прислонившись спиной к камину, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Вряд ли я смогу встать. Это существо принадлежало к тому же виду, что и Бэрронс, и было связующей нитью к человеку, которого я потеряла.

Что оно здесь делает? Может, даже после смерти Бэрронс защищает меня? Поручил ли он остальным из его вида охранять меня, если случится худшее, и его убьют?

Внезапно существо, стоящее в темноте, повернулось и ударило когтистой лапой по книжному стеллажу. Полки заходили ходуном, и изысканный стеллаж начал отрываться от пола и падать, со скрежетом вырывая держащие его металлические болты, обрушиваясь на следующий, затем еще на один, и дальше, подобно домино, и создавая полный разгром в моем книжном магазине.

— Прекрати, — закричала я.

Но, если оно и могло меня понять или хотя бы расслышать сквозь шум, — не похоже, что хотело это делать. Оно направилось к стойке с журналами и разбило ее. Ежедневные и ежемесячные издания разлетелись ураганом страниц вместе с обломками полки. Стулья с грохотом врезались в стены. Мой телевизор был растоптан, холодильник — раздавлен, кассовый аппарат — взорвался звоном колокольчиков.

Оно свирепствовало и бушевало по всему первому этажу магазина, громя, уничтожая все, что я любила, превращая дорогое моему сердцу убежище в руины.

А я только и могла, что наблюдать, сжавшись в комок.

Когда не осталось ничего, что можно было разрушить или сломать, оно повернулось ко мне.

Лунный свет скользнул по его черной шкуре и отразился в багровых глазах. Вены и сухожилия выступали на его руках и шее, грудь тяжело вздымалась. Куски мусора были нанизаны на его рога. Оно яростно затрясло головой, обломки штукатурки и дерева разлетелись в разные стороны.

С его доисторического лица, сквозь длинные пряди спутанных черных волос, на меня смотрели полные ненависти глаза.

А я смотрела на него, боясь вдохнуть. Оно спасло меня, чтобы убить? По правде говоря, именно этого я и заслуживала.

Оно было живым напоминанием того, что у меня было, и что я потеряла. Того, кого я никогда так и не увидела по-настоящему, и убила. Оно было так похоже на мое существо из Зеркалья, и в то же время совсем другое. Бэрронс был неконтролируемо смертоносным. Он либо не мог, либо не хотел сдерживать себя, убивая все, что попадало в поле его зрения, и не важно, насколько маленькой или беспомощной была его жертва. Там, на краю обрыва, в глазах Бэрронса я видела безумие.

Этот зверь тоже был смертоносной машиной, но не безумной. В его глазах не было помешательства, только ярость и жажда крови.

Это был Бэрронс… и все же не он.

Я закрыла глаза. Мне было больно смотреть на него — это ранило мою душу.

Его низкое рычание раздалось гораздо ближе, чем я ожидала.

Мои глаза распахнулись.

Он возвышался надо мной, находясь на расстоянии нескольких шагов, переполненный неисчерпаемой яростью. Дикий взгляд был прикован к моей шее, когтистые лапы сжимались и разжимались, будто единственным его желанием было обхватить ее ими и задушить меня.

Я потерла свой затылок, искренне радуясь метке Бэрронса. Похоже, она все еще защищала меня, потому что существо не причинило мне вреда, хотя и хотело. Может, его метка защищает меня от всей «стаи» Бэрронсоподобных созданий. Он говорил, что никогда не позволит мне умереть. Похоже, что он принял меры, чтобы я была под защитой, даже если с ним что-нибудь случится. Что-нибудь вроде Риодана, меня и копья.

— Спасибо, — прошептала я.

Похоже, мои слова привели его в ярость. Он набросился на меня, схватил за ворот пальто, поднял в воздух и стал трясти, как тряпичную куклу, с такой силой, что кости у меня затрещали, а зубы заклацали.

Может, метка вовсе и не защищала меня.

Я не собиралась умирать здесь. Возможно, путь мой и изменился, но цель осталась прежней. Пока я болталась в воздухе, едва касаясь ногами пола, мой взгляд расфокусировался, я устремилась к своему озеру и призвала кроваво-красные руны. Они удерживали Темных Принцев на расстоянии, а принцы фэйри намного могущественнее и смертоноснее, чем этот зверь.

Было и нечто другое на поверхности моего озера, но я проигнорировала это. У меня еще будет много времени — уверена, гораздо больше, чем хотелось бы — в будущем, чтобы исследовать все, что скрывается под толщей темной, неподвижной воды. Я зачерпнула то, за чем пришла и быстро убралась оттуда.

Зверь все еще тряс меня. Глядя в его сузившиеся глаза, я поняла, что мне стоит пересмотреть свое мнение на счет того, что он не так же безумен, как и Бэрронс.

Я подняла кулаки, с которых капала кровь. Черный зверь затряс своей рогатой головой и взревел.

— Отпусти меня, — скомандовала я.

Он двигался так быстро, что не успела я и моргнуть, как моя рука уже целиком оказалась в его пасти. Слово «меня» еще даже не слетело с моих губ, когда рука исчезла, а острые черные клыки сомкнулись вокруг моего запястья.

Но он не оторвал мне руку, как я ожидала. Он обсосал ее. Его язык был мокрым и влажным на моих пальцах, нежно вылизывая кожу между ними.

Он отпустил мою руку так же внезапно, как и взял ее в пасть. Ладонь была пуста.

Я тупо уставилась на нее. Этот зверь сожрал руны, которых боялись самые опасные фэйри? Как сочную закуску? Он облизнулся. Я — основное блюдо? В мгновение ока моя вторая рука исчезла в его пасти.

Я почувствовала влажное прикосновение к моей коже, точные движения шелковистого языка, царапанье клыков по моему запястью, и вторая рука — тоже пуста.

Он отпустил меня. Я неловко приземлилась на ноги, ударилась об обломки дивана и выпрямилась.

Продолжая облизываться, он стал отступать.

Когда он остановился в луче бледного лунного света, я прищурилась. Что-то было… не так. Он выглядел странно. Кажется, ему было… больно.

Меня посетила ужасная мысль. Что если это — просто неразумный зверь, привыкший есть все окровавленное, как собака, которая не может пройти мимо отравленного гамбургера? И я, только что, скормила ему что-то смертельное.

Я не хотела убивать еще одно из этих созданий! Ведь он, как и Бэрронс, спас меня!

С ужасом уставившись на него, я надеялась, что он все же выживет. Мне всего лишь хотелось сбежать от него, найти место, где я могла бы перевести дыхание и собраться с силами. Я должна была найти правильное применение тому небольшому арсеналу оружия, который у меня имелся.

Он пошатнулся.

Проклятие! Когда я поумнею?

Покачиваясь, он тяжело опустился на корточки, издал глубокий, прерывистый стон. Мышцы под его кожей мгновенно начали сокращаться. Он откинул голову и завыл.

Я зажала уши руками. Вой стал тише, но даже так, он казался оглушительным. Вдалеке я услышала ответные вопли, которые словно объединялись в скорбном концерте.

Мне очень хотелось верить, что они не ринутся к книжному магазину, чтобы присоединиться к своему собрату, и разорвать меня на кусочки. Вряд ли я смогу скормить им всем ядовитые руны.

Стоя на четвереньках, зверь мотал своей огромной головой из стороны в сторону, было видно, что он в агонии — челюсти широко открыты, клыки обнажены.

Он продолжал выть, и этот безнадежный и отчаянный вопль разрывал мое сердце.

— Я не хотела убивать тебя! — закричала я.

Упав на пол, он начал изменяться.

Да, я убила его. То же самое происходило, когда умирал Бэрронс.

Видимо, смерть заставляет их трансформироваться.

Я стояла, словно прикованная, и не могла отвести взгляд. Я возьму и этот грех на себя, как взяла все остальные. Подожду, пока он превратится и запомню его лицо, чтобы в новом, созданном мной с помощью Синсар Дабх мире, я смогла что-нибудь сделать специально для него.

Возможно, я смогу его спасти от участи быть тем, кем он являлся. Что за человек жил внутри этого зверя? Один из той восьмерки, что Бэрронс привел в аббатство, когда пришел забрать меня? Видела ли я его в Честере?

Рога начали плавиться и стекать по его лицу. Голова стала бесформенной, она расширялась и сжималась, пульсировала и сжималась, чтобы снова расшириться — казалось, слишком большая масса должна была поместиться в слишком маленькую форму, и зверь противился этому. Огромные плечи распрямлялись, подавались вперед и снова распрямлялись. Он извивался, содрогаясь и царапая пол, оставлял в нем глубокие борозды.

Когти превратились в пальцы. Задние лапы приподнялись, опустились и превратились в ноги. Но выглядели они неправильно. Конечности были деформированы: кости сгибались не там, где положено, в одних местах, будто резиновые, в других — узловатые.

Он все еще выл, но звук менялся. Я убрала руки от ушей. Кровь стыла в жилах от человеческих ноток, которые слышались в его вое.

Его бесформенная голова моталась из стороны в сторону. Он рычал, брызжа слюной. В лунном свете я уловила отблески его черных клыков и диких глаз, сверкавших сквозь всклокоченные волосы. Внезапно эти клочья исчезли, гладкий черный мех начал светлеть. Зверь упал на пол, содрогаясь в конвульсиях.

Неожиданно он резко встал на четвереньки, опустив голову. Кости хрустели и трещали, приобретая новую форму. Плечи распрямились — сильные, гладкие и мускулистые. Руки напряглись. Одну ногу он отодвинул назад, другую подогнул, как перед прыжком.

Лунный свет падал на обнаженного склонившегося мужчину.

Затаив дыхание, я ждала, когда он поднимет голову. Кого я убила своим беспечным идиотизмом?

Некоторое время был слышен только звук его частого дыхания, и моего.

А потом он прочистил горло. По крайней мере, я так подумала. Звук был такой, словно у него в горле гремучая змея трясла своей «погремушкой». Секунду спустя, он рассмеялся, но это трудно было назвать смехом. Так мог бы смеяться дьявол в тот день, когда явился по твою душу.

А затем он поднял голову, отбросил рукой волосы с лица, и ухмыльнулся с полнейшим презрением. Я тихо сползла на пол.

— Ах, моя дорогая мисс Лейн, но ведь в этом-то все и дело. Хотели. — произнес Иерихон Бэрронс.

Глава 15

Между идеей

И ее воплощением,

Между эмоцией

И ее выражением

Опускается Тень.

— Т.С. Элиот

There’s thruth in your lies

Doubt in your faith

What you build you lay to waste

— Linkin Park, «In Pieces»

В твоей лжи есть доля правды,

В твоей вере — сомненья,

Все, что создаешь — ты рушишь

— Linkin Park «Разбитый на части»

Почему ты меня мучаешь?

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.

Ты не способна любить.

МОИ ВОЗМОЖНОСТИ БЕЗГРАНИЧНЫ. Я — ВСЕ.

Ты книга, переплет со страницами. Ты не рождалась, ты не живешь. Ты лишь свалка всего, что было неправильным в эгоистичном короле.

Я — ВСЕ ТО, ЧТО БЫЛО ПРАВИЛЬНЫМ В СЛАБОМ КОРОЛЕ. ОН БОЯЛСЯ МОГУЩЕСТВА. Я НЕ ВЕДАЮ СТРАХА.

Что тебе от меня нужно?

ОТКРОЙ ГЛАЗА. УЗРИ МЕНЯ. УЗРИ СЕБЯ.

Мои глаза открыты. Я добро. А ты зло.

— Разговоры с Синсар Дабх

* * *



Я никому не говорила, но когда я впервые прилетела в Дублин, у меня была одна тайная фантазия, которая не давала мне загнуться в тяжелые времена.

Я представляла, что нас всех ввели в заблуждение, и что тело, которое отправили домой в Эшфорд, было на самом деле не Алины, а какой-то другой блондинки, поразительно похожей на нее. Я решительно отказывалась признавать, что стоматологическая экспертиза, на которой настоял папа, дала положительный результат.

Когда я бродила по улицам Темпл Бара в поисках ее убийцы, я мечтала, что вот заворачиваю за угол — а там она.

Она посмотрит на меня пораженно и взволнованно, и спросит:

— Младшая, в чем дело? С папой и мамой все в порядке? Что ты здесь делаешь?

Мы обнимемся и рассмеемся, и я буду знать, что все, что было — лишь кошмарный сон, и он закончился. Мы выпьем пива, пройдемся по магазинам и найдем пляж, где-нибудь на Ирландском скалистом побережье.

Я не была готова столкнуться со смертью — к этому никто не готов. Когда теряешь кого-то, кого ты любишь больше чем самого себя, ты внезапно осознаешь конечность человеческой жизни. Лежишь ночами без сна, размышляя, веришь ли ты в рай и ад, и выискивая причины, держаться за веру. Потому что невыносимо думать, что их нет рядом, всего в нескольких словах молитв от нас.

В глубине души я знала, что это всего лишь иллюзия. Но я нуждалась в ней. Какое-то время это помогало.

Я не допускала подобных фантазий о Бэрронсе. Позволила ярости заполнить меня. Как проницательно заметил Риодан, она подливает масла в огонь. Моя ярость — плутоний. Со временем я начну мутировать из-за радиоактивного отравления.

Самое худшее в потере любимых — кроме невыносимой боли от того, что ты их больше не увидишь — это слова, которые ты так и не успела им сказать. Они преследуют тебя, словно насмешка за то, что ты думала, будто у тебя есть все время мира. Но это не так.

Здесь и сейчас, лицом к лицу с Бэрронсом, язык мне не повинуется. Я не могу вымолвить ни слова. Невысказанные чувства, словно пепел во рту, слишком сухой, чтобы сглотнуть, душили меня.

Но хуже всего было понимание того, что меня снова разыгрывают. Не важно, насколько все казалось реальным, я знала, что это не более, чем иллюзия.

Я все еще была во власти Синсар Дабх.

На самом деле, я так и не покинула той улицы, где она убила Дэррока.

Я все еще стояла или скорее всего лежала в полубессознательном состоянии перед К’Враком, находясь во власти иллюзии, пока Книга творила со мной, что хочет.

Все было точно так же, как в ту ночь, когда мы с Бэрронсом пытались изловить ее с помощью камней. Тогда она заставила меня верить, что я сижу на мостовой и читаю ее, в то время, как она сама заглядывала мне через плечо и читала меня.

Я должна бороться с ней. Должна нырнуть в свое озеро и сделать то, что умею делать лучше всего — ломиться вперёд, не смотря ни на что. Но, глядя на идеальную копию Бэрронса, я не могла собраться с силами, чтобы прогнать мираж. Пока не могла.

Бывают пытки и похуже, чем видение обнаженного Иерихона Бэрронса.

Используя способности ши-видящей, я развею его за минуту. Ну, или за десять. С легкой улыбкой я прислонилась спиной к камину и подумала: «Ну давай, начинай».

Иллюзорный Бэрронс поднялся с пола, под его кожей перекатывались мускулы.

Боже, он был великолепен. Я осмотрела его сверху донизу. Иллюзия получилась удивительно точной — вплоть до его немалых достоинств.

Но татуировки она воссоздала не верно. Я знала каждый дюйм его тела. Когда я последний раз видела Иерихона Бэрронса обнаженным, он был покрыт красно-черными защитными татуировками. Позже к ним добавились новые — они покрыли его руки от бицепса до запястья. А сейчас единственная татуировка была у него на животе.

— Кое-кто облажался, — сказала я Книге. — Но попытка неплохая.

Лже-Бэрронс напрягся, немного согнув колени и подавшись вперед. На мгновение я подумала, что он набросится на меня.

— Это я облажался? — зарычала копия Бэрронса. Он двинулся в мою сторону. Мне было трудно смотреть на его лицо, когда у меня перед глазами болталось совсем другое.

— Какое именно слово тебе не понятно? — промурлыкала я.

— Перестань пялиться на мой член! — прорычал он.

Ну вот, конечно же, это иллюзия.

— Бэрронс обожал, когда я пялилась на его член, — сообщила я. — Он был бы счастлив, если бы я пялилась на его член с утра до ночи, воспевая его совершенство.

Одним точным движением, он схватил меня за ворот и вздернул на ноги.

— Это было до того как ты меня убила, имбецилка хренова!

Я была невозмутима. Стоять вот так, лицом к лицу с ним, было как наркотик. И он был мне нужен. Я его жаждала. Я вовсе не хотела прерывать этот фарс.

— Вот видишь, ты признаешь, что мертв, — спокойно отвечаю я. — И я не имбецилка. Имбецилку тебе удалось бы одурачить.

— Я не мертв, — он припечатал меня к стене, прижав всем своим телом.

Я испытала такое наслаждение от прикосновения рук псевдо-Бэрронса, и волнующий трепет при взгляде в иллюзию его темных глаз, что едва ли почувствовала, как моя голова ударилась о стену. Это было намного реалистичнее, чем те краткие моменты воспоминаний о нем в черном крыле Белого Дворца.

— Мертв.

— Не мертв.

Его рот так близко. Кого волнует, если это и не он? Это его губы. Его черты. Неужели один фальшивый поцелуй это уже слишком? Я облизала губы.

— Докажи это.

— Ты ожидаешь, что я стану доказывать, что я не мертв? — с недоверием произнес он.

— Не думаю, что прошу слишком много. Я все же заколола тебя.

Он уперся ладонями в стену, по обе стороны от моего лица.

— Разумная женщина перестала бы мне об этом напоминать.

Я вдохнула его острый, экзотический аромат — незабываемый, заставляющий чувствовать себя живой. Мою кожу словно пронизывали электрические разряды, что всегда пробегали между нами. Он был обнажен, а я была прижата к стене. И хотя я знала, что Книга играет со мной, я с трудом могла сосредоточиться на его словах. Он был так реален! За исключением тех пропавших татуировок. Книга знала, насколько у него большой член, но не смогла правильно воссоздать его татуировки. Небольшая оплошность.

— Я впечатлена, — прошептала я. — И даже очень.

— Мне чертовски глубоко похрен, что Вы впечатлены, мисс Лейн. Меня интересует один и только один вопрос. Вы знаете, где находится Синсар Дабх? Вы нашли ее для этого долбаного хренова ублюдка-полукровки?

— Ой, ну ты даешь, — я фыркнула и рассмеялась. Синсар Дабх создала иллюзию человека, и эта проекция Синсар Дабх спрашивает меня, где находится Синсар Дабх. — Бесконечная регрессия?

— Отвечай, а не то я тебе голову оторву.

Бэрронс никогда бы так не поступил. Синсар Дабх только что допустила еще одну ошибку. Бэрронс поклялся, что не даст мне умереть, и он сдержал свое слово до конца. Он умер, защищая меня. Он бы никогда не причинил мне боль, и, конечно же, не стал бы меня убивать.

— Ты ничего о нем не знаешь, — усмехнулась я.

— Я все о нем знаю, — он чертыхнулся. — О себе.

— Не знаешь!

— Знаю!

— Чушь!

— Нет!

— Да!

— Нет! — выпалил он, и резко выдохнул. — Черт вас подери, мисс Лейн, вы меня с ума к гребаным хренам сводите.

— Уж кто бы говорил, Бэрронс! И брось уже все эти «гребаные» и «хрены». Ты переигрываешь. Настоящий Бэрронс никогда столько не матерился.

— Я, к гребаным хренам, уж точно знаю сколько «гребаных хренов» употреблял Бэрронс. Вы его не так хорошо знаете, как Вам кажется.

— Прекрати притворяться будто ты — это он, — я толкнула его в грудь. — Ты не он, и никогда им не будешь!

— Кстати, это было до того, как Вы меня убили и решили заменить Дэрроком. Не прошло и месяца! Сильно горевали, мисс Лейн?

Да как он смеет? Да я была сама скорбь. Ходячая скорбь и месть.

— К твоему сведению: ты был мертв три дня. Все, я больше в этом не участвую. Убирайся отсюда. Проваливай. — Я отбросила его руки и стремительно пронеслась мимо него, — Я не собираюсь оправдываться в том, что сделала с тобой, когда на самом деле тебя здесь даже нет. Это уже чересчур ненормально, даже для меня.

Он схватил и развернул меня обратно.

— Вам, лучше поверить в то, что я здесь, Мисс Лейн, и что я вас убью. Вы доказали свою преданность, а точнее отсутствие таковой, в полной мере. Вы атаковали меня в ту же секунду, как только Риодан сказал, что я являюсь угрозой, и убили меня без единого колебания.

— Я колебалась! Я не хотела убивать моего зверя-хранителя! Риодан сказал, что я должна! Я не знала, что это был ты!

Прекрасно, я все-таки пытаюсь оправдаться перед лже-Бэрронсом за то, что убила его. Зачем Книге это нужно? Чего она добьется, вовлекая меня в это?

— Ты должна была догадаться! — взорвался он.

Я знала, что прямо сейчас должна покончить с этим, с этой иллюзией, но не могла.

Присутствие Бэрронса всегда действовало на меня, как мощный стимулятор. И, похоже, тот факт, что этот Бэрронс был иллюзией, не имел ни малейшего значения. Одни люди пробуждают в тебе твои худшие качества, другие — лучшие. И крайне редко встречаются такие люди, от которых попадаешь в зависимость, и они пробуждают в тебе все самое сильное — и плохое, и хорошее. Все сразу.

Они заставляют тебя чувствовать себя такой живой, что ты готова последовать за ними в ад, лишь бы быть рядом.

— Как, по-твоему, я должна была догадаться? Ведь ты всегда был так честен со мной… Ааа, ведь Иерихон Бэрронс — чемпион по обмену информацией! Он просто блистает в этом! Нет, ты ведь даже не потрудился предупредить меня, что может случиться, если я вызову ЕВУ. Ой, погоди-ка, до меня дошло: я должна была догадаться, потому что ты мне рассказал, так же честно и открыто, как мы делились столь многим, что иногда ты превращаешься в ДЕВЯТИФУТОВОГО, РОГАТОГО, БЕЗУМНОГО МОНСТРА!!!

— Я не безумен! Я был вполне в своем уме, когда ссал вокруг тебя! Я добывал для тебя еду! Я подобрал твои вещи! Кто еще бы так поступил? В’лейну не достаточно члена, чтобы он смог писать.

У твоего сопливого МакКелтара нет яиц, чтобы отвечать за свои поступки. Он явно не способен сделать то, что нужно, чтобы обладать женщиной!

— Обладать? Ты думаешь женщиной можно обладать?

Он одарил меня взглядом, который говорил: «О, милочка, конечно можно. Ты так быстро позабыла?»

— Я была При-ей!

— И тогда ты мне нравилась гораздо больше! — его глаза сузились, словно до него только что дошло то, что я сказала до этого. — Я был мертв для тебя всего три чертовых дня? И ты уже прижимала Дэррока к стене за магазином две ночи назад? За один сраный день ты успела найти мне замену? Я неделями опасался, что он сдерет мою метку с твоего черепа, и я не смогу отыскать тебя в Зеркалье. Все то время, что я пытался вернуться и спасти от него твою задницу, ты ему сама ее подставляла?

— Ничего я Дэрроку не подставляла!

Куда вернуться? Откуда? Из мертвых?

— Женщина не трется так о мужчину, если только она не трахается с ним.

— Ты понятия не имеешь, чего я делала, а чего нет. О секретных агентах не слышал? Типа, в постели с врагом?

— Думаю, ты должен быть королем, Дэррок, — передразнил он фальцетом, — и если ты хочешь меня, я почту за честь быть твоей королевой.

Я разинула рот от изумления.

— Не это ли ты сказала?

— Ты что, шпионил за мной? Если ты и есть Бэрронс, ты бы не стал судить по словам.

— Потому что ваши действия так хорошо говорят за вас, не так ли? Где вы спали прошлой ночью? Не здесь уж точно. Мой магазин был открыт нараспашку. Ваша спальня наверху ждала вас. Как и ваша гребаная честь.

Я открыла рот. Снова закрыла его. Честь? Бэрронс бросил мне в лицо слово «честь»? Ээ… то есть, Синсар Дабх бросила. Я не могла решить, что было старомоднее. Я нахмурилась. Во всем этом было что-то неправильное. Очень, очень неправильное. И, хотя я не могла поместить эти два слова: «Бэрронс» и «честь» в одном предложении, я не видела ни одной причины, по которой Синсар Дабх решилась бы выкинуть подобный фокус. Она никогда прежде не мучила меня такими длительными и детальными иллюзиями. Мне не понять, зачем ей это могло понадобиться.

— Ты знаешь, почему я был сегодня ночью на улице с тобой и Дэрроком?

Когда я не ответила, он прорычал:

— Отвечай!

Я покачала головой.

— Я был там не для того, чтобы шпионить за тобой и твоим маленьким дружком. Кстати говоря, каково это, хлебать объедки за своей сестрой.

— Да пошел ты, — выпалила я. — Это низко даже для тебя.

— Еще и не такое услышишь. Я пришел для того, чтобы убить его. Давно надо было это сделать. Но меня лишили удовольствия. Синсар Дабх опередила меня, — едко сказал он.

— Хватит уже. Ты и есть Синсар Дабх!

— Вряд ли. Но я настолько же смертельно опасен. Мы оба можем уничтожить тебя. И если я решу с тобой разделяться — тебя уже ничто не спасет.

С этой иллюзией уже давно пора было покончить. Я позволила ей так долго продлиться только потому, что она приятно началась, и я надеялась, она станет еще лучше. Независимо от того, что за странную игру вела Синсар Дабх, она не собиралась играть по правилам. И не таким я хотела помнить Бэрронса — холодным и презрительным.

— Тебе пора уходить, — пробормотала я.

— Я никуда не уйду. Никогда. И если ты думаешь, что я позволю тебе переметнуться в другой лагерь посреди игры, то ты сильно ошибаешься. Я немало вложил в тебя. Ты влипла. Ты должна мне. Я посажу тебя на цепь, привяжу, свяжу магией, сделаю все, что будет необходимо, но ты достанешь мне эту Книгу. И когда я получу ее, я, возможно, позволю тебе жить.

— Ты — Синсар Дабх, — снова сказала я, но мой протест был неубедительным. Пока он говорил, я отыскала мой ши-центр, это всевидящее око, которое может развеять иллюзию и увидеть то, что прячется за ней, и сфокусировала его как лазер на этом мираже.

Ничего не произошло. Ни тебе лопнувшего пузыря, ни исчезнувшего миража. У меня тряслись руки. Я не могла набрать в легкие достаточно воздуха.

Это невозможно.

Я убила его.

И когда осознала, что наделала, превратила свою скорбь в оружие массового уничтожения. Составила план действий, с четко обозначенным прошлым и конкретным будущим.

Эта… эта… необъяснимость никак не соответствовала моему понятию реальности, моим целям и тому, кем я стала.

— А впрочем, может и нет, — сказал он. — В отличие от некоторых, меня не интересуют объедки.

Я резко вздохнула. У меня начинала кружиться голова. Этого не может быть. На самом деле его здесь не было.

Так ведь?

Он выглядел как Бэрронс, от него исходила энергия Бэрронса, у него был запах и голос Бэрронса, и определенно его манеры.

Да ну его, этот ши-центр. Мне было нужно что-то посущественней. И я знала, где это взять. Мой взгляд расфокусировался и я лихорадочно поглотила неукротимую силу из моего темного озера.

Снова сфокусировав взгляд, я направила все, что у меня было на эту иллюзию.

— Покажи мне истину, — приказала я и нанесла решающий удар.

— Вы не в состоянии распознать истину, даже если она укусит Вас за задницу, мисс Лейн. Кстати, она только что это сделала, — он улыбнулся своей волчьей улыбкой, но в ней не было ни капли обаяния.

Только зубы, напомнившие мне клыки на моей коже.

У меня подогнулись колени. Иерихон Бэрронс все еще стоял там.

Высокий, обнаженный, чертовски злой, сжавший руки в кулаки, словно собравшийся надрать мне задницу.

Я сползла на пол и уставилась на него.

— Ты н-не м-мертв.

Зубы стучали друг о друга так сильно, что я еле выдавила из себя эти слова.

— Сожалею, что разочаровал, — если бы взглядом можно было убить, то этот его взгляд отправил бы меня в могилу полную скорпионов, — О, погодите. Нет, не сожалею.

Это было уже слишком. У меня закружилась голова, в глазах померкло.

Я потеряла сознание.

Глава 16

Сознание возвращалось ко мне постепенно. Я очнулась в темноте, на полу магазина.

Всегда считала обморок проявлением слабости личности, но теперь поняла: это защитная реакция. Сталкиваясь со слишком сильными эмоциями и не в состоянии справиться с ними, тело отключается. Просто чтобы не носиться бессмысленно, как курица с отрубленной головой, и не навредить себе.

Осознание того, что Бэрронс жив, оказалось слишком сильным потрясением. Я не смогла с ним справиться. Слишком много чувств и мыслей пытались сосуществовать одновременно. Мой разум попытался переварить, что невозможное возможно, подобрать слова ко всем моим чувствам, но мое сознание отказалось в этом участвовать. Я отключилась.

— Бэрронс?

Я перевернулась на спину. Ответа не было. Меня охватил страх, что это был всего лишь сон. Что он не жив на самом деле, и мне снова придется мириться с этой невыносимой действительностью.

Я резко села. Душа ушла в пятки.

Я была одна. Было ли это все жестокой иллюзией, сном? Дико озираясь по сторонам, пыталась найти доказательства его существования.

Магазин был разгромлен. По крайней мере, это мне не приснилось. Я начала подниматься и остановилась, заметив приклеенный к моему пальто листок бумаги. Удивившись, я сорвала его.

«Если Вы покинете магазин и заставите меня искать Вас — я заставлю Вас жалеть об этом до конца Ваших дней. Z»

Смеясь и плача одновременно, я села, прижимая листок к своей груди. Я ликовала.

Он жив!

Не понимаю, как такое возможно. Хотя, мне все равно. Иерихон Бэрронс жив. Он ходит по этой земле, и мне этого достаточно.

Я закрыла глаза. Меня пробрала дрожь. Осознав, какой тяжкий груз спал с моей души, я вдохнула, по-настоящему вдохнула первый раз за все это время, с жадностью вбирая в легкие воздух.

Я его не убила.

Я не виновна. Каким-то образом с Бэрронсом мне было даровано то, чего я так и не получила со своей сестрой — и мне даже не пришлось разрушать ради этого мир — второй шанс!

Открыв глаза, я прочитала записку еще раз и рассмеялась.

Он жив.

Разгромил мой магазин, написал записку. Замечательную, просто замечательную записку! Какой прекрасный день!

Я гладила клочок бумаги, на котором он написал свою угрозу. Я люблю этот клочок бумаги. Люблю эту угрозу. Я даже люблю свой разгромленный магазин. Потребуется много времени, но я восстановлю его. Бэрронс вернулся. Я отремонтирую полки, заменю мебель, и когда-нибудь я буду сидеть на своем диване и смотреть на огонь, а Бэрронс войдет, и ему даже не надо будет ничего говорить. Мы просто посидим в дружеской или — да какая разница? — неприязненной тишине. И я соглашусь с любым его невероятным планом. Мы поспорим, какую выбрать машину, и кто поведет. Будем убивать монстров и охотиться за реликвиями, постараемся придумать способ, как поймать Книгу. Все будет идеально.

Он жив!

Что-то соскользнуло с моих колен на пол, когда я пошевелилась, что бы встать. Я нагнулась, чтобы поднять это.

Это была фотография Алины, которую я оставила в почтовом ящике родителей в ночь, когда В’Лейн перенес меня в Эшфорд, показывая, что он восстановил мой город и присматривал за моими родителями. В ночь, когда Дэррок выследил меня, благодаря метке на затылке, и впоследствии похитил моих родителей.

Та самая визитная карточка Дэррока, прикрепленная к входной двери BB&B. Он требовал, чтобы я пришла к нему, используя Зеркала, если мне дороги родители.

То, что Бэрронс оставил её для меня, говорит только об одном: он спас маму и папу до того, как я вызвала ЕВУ в Зеркалье.

Но он оставил эту фотографию не в качестве подарка, или чтобы мне стало лучше. Он оставил ее по той же самой причине, что и Дэррок. Это был намек:

«У меня твои родители. Не вы***вайся.»

Ну что ж, он немного злится на меня. Я переживу это. Если бы он меня убил, я бы тоже разозлилась, не важно, насколько нелогично это звучит. Он справится с этим.

Я не могла и просить о большем. Ну, могла вообще-то, например, чтобы еще Алина воскресла, и все фэйри умерли. Но и за это спасибо. Я согласна жить в таком мире.

Мои родители в безопасности.

Стиснув записку и фотографию, я прижала их к груди. Меня бесило, что он умчался и оставил меня валяться на полу, но у меня были доказательства того, что он жив, и я знала, что он вернется.

Я была ОС-детектором, а он — ОС-директором. Мы команда.

Он жив!

Хотелось бодрствовать всю ночь, наслаждаясь ощущением, что Иерихон Бэрронс не мертв, но у моего тела было другое мнение.

Я чуть не рухнула, войдя в свою спальню. Если я и усвоила что-то после смерти Алины, так это то, что горе истощает физически, гораздо сильнее, чем ежедневный марафонский забег. Оно уничтожает тебя, оставляет раздавленным душу и тело.

Я нашла в себе силы умыться и почистить зубы, глупо улыбаясь своему отражению в зеркале. Но на пользование зубной нитью и увлажняющим кремом меня уже не хватило. Слишком много усилий. Я хотела барахтаться в глупом ворохе воспоминаний, завернуться в осознание, что я его не убивала. На мне не было вины. Он не умер.

Жаль, что его не было рядом. Хотелось бы знать, где он. И жаль, что у меня не было мобильника.

Я бы сказала ему все самое важное, что не могла раньше. Призналась бы в своих чувствах. Не побоялась быть нежной. Потеряв его, я поняла, что чувствую, и мне хотелось кричать об этом на весь белый свет.

Мало того, что я понятия не имела, куда он ходил по ночам, я едва могла двигаться. Боль была тем клеем, который держал в кулаке мою волю и соединял мои кости.

Без него у меня не было сил на на что.

Завтра будет новый день.

И он будет жив!

Я разделась и забралась в постель и уснула сразу, едва голова коснулась подушки. И спала, как женщина, прошедшая через ад в течении нескольких месяцев, без еды и отдыха.

Сны были такими яркими, что казалось, будто я жила в них.

Мне снилось, как я наблюдаю за смертью Дэррока. Злость. У меня украли возможность самой расправиться с ним, мою месть унес Охотник, сжимая ее когтями. Мне снилось, что я снова в Зеркалье, все время ищу Кристиана и не могу найти. Мне снилось, что я в аббатстве, в камере, на полу, пришла Ровена и перерезала мне горло. Я чувствовала, как кровь вытекает из меня и заливает и без того грязный пол. Мне снилось, что я в Холодное место, преследую красивую женщину, которую я никак не могу догнать. Снилось, что я все-таки сделала это: уничтожила мир и заменила его на тот, о котором мечтала. А потом летела на древнем К’Враке над заново созданным миром. Его громадные черные крылья растрепали мои волосы, и я смеялась, словно демон, под звуки неуместной, навязчивой мелодии ремикса Pink Martini «Qué Sera Sera»[14], будто сыгранной на клавесине[15] из ада.

Я проспала шестнадцать часов.

Мне нужна была каждая минута сна. Последние три дня были выматывающим сюрреалистическим кошмаром.

После пробуждения, первым делом я достала из-под подушки записку Бэрронса. Перечитала ее, чтобы убедиться, что он на самом деле жив.

А затем бросилась вниз по лестнице так быстро, что проехалась по последним пяти ступенькам своей задницей в пижаме, нуждаясь в доказательстве, что магазин действительно был разгромлен.

Так и было. Я исполнила танец радости среди обломков.

Так как был полдень, а Бэрронс редко приходит раньше вечера, я поднялась обратно наверх и приняла долгий, горячий душ. Привела в порядок лицо и волосы, побрила ноги.

Прислонившись к стене и вытянув ноги, я наблюдала, как капли воды падали на копье, пристёгнутое к бедру. Расслабившись, я постаралась ни о чем не думать.

К сожалению, мой разум не смог успокоиться, а тело — расслабиться. Мышцы ног оставались напряженными, так же, как шея и плечи, а пальцы выбивали быстрое стаккато[16] на полу душа.

Что-то беспокоит меня. Сильно. Под внешним счастьем надвигалась буря.

Как меня могло волновать что-то? В моем мире было голубое небо, несмотря на постоянные дожди в Дублине. Как я могу быть несчастлива в этот момент? Это хороший день. Бэрронс жив. Дэррок мертв. Я больше не в Зеркалье, мне не надо сражаться там с бессчетным количеством монстров и уворачиваться от иллюзий.

Я помрачнела, осознав, что как раз это и было проблемой.

Теперь все было хорошо. Ну, помимо обычной проблемы с судьбой мира, к которой я уже почти привыкла.

Я не могла с этим справиться. Я уже привыкла находиться под постоянным болезненным давлением.

Как раз, когда все было плохо, я обретала свою цель, находила в этом силы, и могла двигаться вперед.

Но за последние 24 часа вместо всепоглощающего горя и жажды мести, я получила все основания избавиться от этих эмоций.

Бэрронс жив. Горе — испарилось!

Человек, которого я считала убийцей моей сестры, тот, кого я так сильно хотела убить — мертв. Пресловутого Гроссмейстера больше нет.

Эта глава моей жизни завершена. Он больше никогда не поведет за собой Темных, не принесет опустошение в мой мир, не будет преследовать меня и не причинит боль. Мне больше не надо оглядываться через плечо. Ублюдок, превративший меня в при-йю, теперь вне моей досягаемости. Он получил по заслугам. Ну… как бы там ни было, он мертв. Ему досталось бы гораздо сильнее, если бы по заслугам ему воздавала я.

Не смотря ни на что, долгое время он был смыслом моей жизни. А теперь его нет.

Что же у меня осталось? Месть — испарилась!

Я часто представляла себе решающий поединок между нами, в котором я его убиваю.

Ну, и кто теперь мой злодей? Кого мне ненавидеть и обвинять в смерти Алины? Не Дэррока. Он был неравнодушен к ней. Он не убивал ее, а если и был причастен к ее смерти, то сам об этом не знал. Шесть месяцев в Дублине, а я так и не приблизилась к тому, чтобы найти убийцу сестры.

Бэрронс жив. Дэррок мертв. И куда-то подевалась всепоглощающая жажда мести.

Мои родители были в безопасности, Бэрронс позаботился об этом. Мне больше никого не надо спасать.

У меня не было ни неотложных дел, ни поджимающих сроков. Я чувствовала себя потерянной. Дезориентированной.

Конечно, основная цель, которая у меня была перед тем, как я попала в Зеркалье и все пошло ужасно, не изменилась. Но горе было для меня тесной коробкой, стенки которой придавали мне форму. Сейчас эта коробка исчезла, и я чувствую, как превращаюсь в бесформенную массу.

Что дальше? Куда теперь? Мне нужно было время, чтобы осознать внезапные изменения действительности и пересмотреть собственное отношение к ней. Совсем сбивая с толку, за радостью от того, что Бэрронс оказался жив, притаилась… злость. Скорее даже ярость. Глубоко внутри меня что-то бурлило. И я не знала, что именно. Но еще глубже, под всем этим, меня беспокоило что-то более важное — я чувствовала себя… глупо. Будто допустила ошибку, пришла к неправильным выводам.

Я вышла из душа в дурном настроении, перебрала одежду и осталась ей недовольной.

Вчера я точно знала, что надеть. Сегодня — не имею понятия. Розовый или черный? Может быть, пришло время для нового любимого цвета. Или, вообще, обойтись без него.

Дождь барабанил в окно, пока я колебалась. Дублин снова стал серым.

Я натянула серые капри с принтом «АППЕТИТНАЯ» на заднице, трикотажную майку на молнии и шлепанцы. Пока Бэрронса не было, я хотела немного навести порядок внизу.

В конце концов, я сделала то, о чем он просил.

Мои родители на свободе. Я жива. Дэррок мертв. Камни надежно спрятаны в хорошо защищенной рунами спальне пентхауса.

Насколько я знала право, теперь это был мой магазин.

А значит, Ламборгини[17] теперь тоже мой. И Вайпер[18].

— Это была не моя хренова идея.

Я услышала рычание Бэрронса, как только спустилась по лестнице.

Дверь в его кабинет была приоткрыта на несколько дюймов, и я слышала, как он ходит и переставляет там какие-то вещи.

Я остановилась на последней ступеньке и улыбнулась, наслаждаясь звуком его голоса. Когда его не стало, я поняла, насколько пуст без него мир.

Моя улыбка померкла. Стоя на лестнице, я переминалась с ноги на ногу.

Мое настроение могло быть солнечными бликами на воде, но под безмятежной поверхностью скрывалось темное подводное течение.

Я зашла гораздо дальше, чем мне нравилось думать, с этой своей идеей об уничтожении мира. Я была твердо намерена вырвать из Книги все темные знания, которые мне были нужны, невзирая на цену, которую заплачу за это я или кто-то еще. Я была готова на все ради её знаний о том, как заменить этот мир на новый. И все потому, что верила: Иерихон Бэрронс мертв.

У меня никогда не было точного плана, кроме как завладеть Книгой и использовать ее силу, веря, что я способна овладеть любыми заклинаниями созидания и разрушения, которые она могла дать. Оглядываясь назад, я понимаю, что сама загнала себя в угол. Безумные амбиции, неразумные цели.

Смерть Алины не оказала на меня такого воздействия.

Я запустила руки в волосы и дернула, будто боль была способна прояснить мои мысли. Слабый проблеск в моем недавнем временном помешательстве.

Возможно, именно момент предательства сводил меня с ума. Я была бы не так подавлена сейчас, если бы кто-то другой пронзил его копьем. Конечно, мое горе от потери Бэрронса было очень сильным, но чувство вины по-настоящему сразило меня. Я набросилась на своего защитника, а моим защитником оказался Бэрронс.

Стыд, а не горе, питал мою жажду мести. Вот в чем было дело. Чувство вины превратило меня в одержимую, жаждущую уничтожить один мир, чтобы создать другой. Если бы я нанесла удар Алине, если бы я участвовала в ее убийстве, то чувствовала бы то же самое и поступила бы также. Я бы делала это не из любви, а из отчаянного стремления уничтожить свою причастность.

Теперь, когда горе больше не сжимало мне сердце, я понимала, что никогда не смогла бы довести это до конца.

Пересоздать мир ради Иерихона Бэрронса? Смешно.

Я потеряла Алину, но не превратилась в сметающую-все-на-своем-пути банши[19], хотя любила сестру всю свою жизнь.

А с Бэрронсом знакома всего несколько месяцев. Если я ради кого-то и пересоздам мир, то только ради своей сестры.

Так, с этим понятно. Я не предала Алину, не превратившись ради нее в Безумного Макса[20].

Так почему же я все еще чувствую что-то темное, извивающееся внутри меня в попытках выбраться наружу? Что снедает меня изнутри?

— Черт возьми, Риодан, мы обсуждали все это уже тысячу раз! — взорвался Бэрронс, — Какого хрена мы должны снова возвращаться к этому? У нас был план, и ты от него отклонился. Предполагалось, что ты позаботишься о ее безопасности. Она вообще не должна была узнать, что это был я. По твоей вине ей известно, что мы не можем умереть.

Я замерла. Риодан тоже жив? Я видела, как он был буквально разорван в клочья и сброшен со стофутового обрыва. Я нахмурилась. Он сказал: «не можем умереть». И что это значит? Никогда? Несмотря ни на что?

На мгновенье он замолчал, и я поняла, что он разговаривает по телефону.

— Ты знал, что я буду бороться. Знал, что выйду победителем. Я всегда побеждаю. И поэтому ты должен был разделить нас и застрелить меня так, чтобы она не узнала, что я мертв. В следующий раз прихвати больше оружия. Попробуй реактивный гранатомет[21]. Как думаешь, может, с его помощью тебе удастся достать меня? — спросил он язвительно.

Реактивный гранатомет? Бэрронс выживет и после такого?

— Это ты все похерил. Она видела, как мы погибли.

Действительно видела. Так почему же они не мертвы? Еще одна пауза. Я задержала дыхание, прислушиваясь.

— Мне насрать, что они думают. И избавь меня от этого дерьма про голосование. Никто не проголосовал. Лор даже не знает, какой сейчас век, а Кастео не сказал ни слова за тысячу лет. Ни ты, ни они не убьете ее. Если кто-то ее и убьет, то это я. И не сейчас. Мне нужна Книга.

Я замерла. Он сказал «не сейчас», твердо подразумевая, что в другое время это вполне может произойти. И не убивает он меня по единственной причине — ему нужна Книга.

И этого придурка я оплакивала? И его возвращение праздновала? Я не стала размышлять над смыслом слов «тысячу лет». Займусь этим позже.

— Если ты думаешь, что я охотился за Книгой так долго для того, чтобы убить свой лучший шанс, ты ни хрена обо мне не знаешь.

Снова прозвучала фраза Фионы, которую она сказала в ночь, когда он заколол ее, чтобы заткнуть ей рот. Я была его «лучшим шансом». На что?

— Ну, валяй. Ты, Лор, Кастео, Фейд. И кто там еще готов встать у меня на пути. Но на твоем месте, я бы отвалил нахрен. Не давай мне повода заставить тебя жалеть всю жизнь. Этого вы хотите? Бессмысленную и бесконечную войну? Хотите, чтобы мы вцепились друг другу глотки?

Молчание.

— Я никогда не забываю о своей верности. А ты забыл о своей преданности. Обеспечьте безопасность ее родителям. Следуйте моим приказам. Это скоро закончится.

Я сжала руки в кулаки. Что именно закончится?

— Вот тут ты ошибаешься. Не все миры одинаково хороши. Некоторые — лучше. Мы с самого начала знали, что она джокер в колоде. После того, что я узнал о ней той ночью, я должен разыграть эту карту. Ты уже нашел Тэлли? Мне нужно допросить ее. Если она еще жива. Нет? Отправь на это еще людей.

Что он хотел сказать словами «после того, что он узнал обо мне»? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его мнению, я была готова предать его? Или что-то другое? Кто такая Тэлли, и о чем ему нужно ее допросить?

— Дэррок мертв. В’лейну она скажет, что наврала. А соплячке никто не поверит.

Еще одна долгая пауза.

— Конечно, она будет делать то, что я скажу. В’лейна я сам уберу, если придется.

Пауза.

— Черта лысого ты смог бы.

Молчание длилось достаточно долго. Я поняла, что он закончил разговор. Опершись рукой о дверной косяк, я стояла, таращась в сторону лестницы.

— Тащите свою задницу сюда, мисс Лейн. Сейчас же.

— Я слышала… — начала я.

— Я позволил вам услышать, — отрезал он.

Захлопнув рот, я закрыла дверь и прислонилась к ней. Уголки его губ приподнялись, как будто он тайно забавлялся. На мгновение мне показалось, что мы ведем один из наших безмолвных разговоров.

— Думаете, вам безопасно находиться взаперти рядом со Зверем?

— Ошибаешься, если думаешь, что я боюсь тебя.

— А следовало бы бояться.

— Может, это тебе стоит бояться меня. Ну, давай же, разозли меня, Бэрронс! Увидишь, что будет.

— Маленькая девочка думает, что она выросла.

На его губах появилась знакомая улыбка, к которой я так привыкла за последние месяцы. Частично насмешливая, частично раздраженная и отчасти возбужденная. Мужчины — такие сложные существа.

— Теперь вы знаете, что они думают о вас. Я единственный, кто стоит между вами и моими людьми, — сказал он.

Это и еще очень глубокое озеро с зеркальной поверхностью, в которое я погружусь до самого дна, если понадобится. Несмотря на то, что он снова жив, несмотря на то, что теперь я поняла, что мне не придется уничтожать мир, чтобы воскресить его, я больше не та женщина, которой была до того как помогла убить его и никогда ей не буду снова.

Перенесенные изменения нанесли мне необратимое повреждение. Те эмоции, которые я испытывала, думая, что он мертв, глубоко врезались мне в сердце, оставив на нем шрамы. Моя душа изменилась. Возможно, горе и покинуло меня, но память о тех днях, о моих решениях, о том, что я почти совершила, навсегда останется частью меня. Я полагаю какая-то часть меня все еще слегка в оцепенении и, возможно, надолго.

Мой взгляд блуждал по его шее. Такое чувство, что его горло никогда не было перерезанным. Нет ни раны, ни шрама. Он полностью исцелился. Прошлой ночью я видела его обнаженным, и на его торсе также не было шрамов. На его теле не было ни следа пережитой насильственной смерти.

Я снова скользнула взглядом по его лицу. Он смотрел на мои перекрашенные волосы. Я отбросила их назад, заправив за уши. Из-за враждебности в его взгляде, я знала, что если раскрою рот снова, он заставит меня заткнуться, поэтому я просто ждала, наслаждаясь видом.

Единственное что я осознала, когда горевала о нем, насколько он привлекателен. Бэрронс… вызывал зависимость. Он завладеет твоими мыслями и чувствами, так что ты и представить не сможешь кого-то, на кого захочется смотреть больше. У него темные волосы, зачесанные назад, иногда короткие, иногда длинные, как будто он не может регулярно отвлекаться на стрижку. Теперь я знаю, как ему удается двигаться с такой животной грацией при росте более шести футов и крепких мускулах.

Он и есть животное.

Его лоб, нос, рот, и челюсть носят отпечаток генофонда, который давным-давно исчез, соединившись с тем, что делает его зверем, что бы это ни было. Несмотря на симметричные, четко выраженные черты, его лицо слишком грубое, чтобы быть красивым. Бэрронс может и эволюционировал до прямоходящего, но так и не избавился от первозданности и напористости прирожденного хищника. Жестокость и кровожадность моего демона-хранителя неотъемлемая часть его сущности.

Когда я впервые оказалась в Дублине, он вселял в меня ужас.

Глубоко и медленно вдыхая, я наполняю легкие воздухом. Несмотря на то, что нас отделяют десять футов и огромный письменный стол, я чувствую его запах.

Никогда не забуду, как пахнет его кожа. Я знаю его вкус и тот запах, который мы создаем. Секс — это парфюмерия, которая творит свой собственный аромат. Она выбирает двоих и делает так, чтобы они пахли, как третий. Ни один человек, не может создать этот запах в одиночку. Хотела бы я знать, если этот третий запах может стать наркотиком из феромонов, образующихся из смеси пота, слюны и спермы. Я хотела завалить его на письменный стол. Оседлать. Обрушить бурю эмоций на наши тела.

Я понимаю, что он смотрит на меня тяжелым взглядом. Видимо, у меня все написано на лбу. Страсть не та эмоция, которую легко скрыть. Она проявляется в твоем дыхании, в том, как ты двигаешься. И если ты уже настроен на кого-то, этого невозможно не заметить.

— Вам что-то от меня нужно, мисс Лейн? — он говорит очень мягко. Вожделение плещется в его древних глазах. Помню первый раз, когда увидела его там. Мне хотелось с криками убежать. Дикая Мак хотела поиграть.

Ответом на его вопрос было громкое «да». Я хотела броситься через стол и выпустить из себя нечто неистовое. Хотела ударить его, наказать за мои страдания. Я хотела поцеловать его, наброситься на него, самым примитивным способом убедить себя, что он — жив.

Если кто ее и убьет, сказал он минуту назад, то это я.

Боже, как же я по нему горевала!

Он так небрежно говорит о моем убийстве. По-прежнему не доверяя мне. Никогда не доверяя мне. Этот темный бурлящий поток начинает изливаться. Я разозлилась. На него. Он и сам заслуживает небольшого огорчения! Я облизываю губы.

— Вообще-то да.

Он надменно склоняет голову, выжидая.

— И только ты можешь дать мне это, — мурлычу я, выгибая спину.

Его взгляд скользит по моей груди.

— Я слушаю.

— Давно собиралась… Я больше ни о чем не могла думать. Чуть с ума не сошла, ожидая твоего возвращения, чтобы попросить тебя об этом.

Он встает и окидывает меня испепеляющим взглядом.

В его глазах читается: «Объедки».

«Ты был первым» — возразила я молча. Думаю, он имел в виду, что ему достались объедки.

Оттолкнувшись от двери, обхожу стол, слегка провожу кончиками пальцев по его Зеркалу, проходя мимо. Он наблюдает за моей рукой, и я знаю, что он вспоминает, как некогда я прикасалась к нему.

Я остановилась в нескольких сантиметрах от него. Энергия переполняет меня. Его — тоже. Я чувствую это.

— Я одержима этим и если ты скажешь «нет», мне придется просто взять это.

Он резко вдохнул.

— Думаете, сможете?

В его темном взгляде появился вызов.

Мне вдруг представилось, как мы сражаемся изо-всех-сил по всему магазину, а кульминацией становится неистовый секс без-ограничений, и во рту у меня пересыхает так, что я не могу сглотнуть.

— Мне может понадобиться время, чтобы… взять в свои руки то, что я хочу, но не сомневаюсь, что смогу.

Его взгляд говорит: «Ну же, давай. Но вам за многое нужно заплатить.»

Он ненавидит меня за то, что я объединилась с Дэрроком. Считает, что мы были любовниками..

И, в то же время, он, не раздумывая, занялся бы со мной сексом. Вопреки здравому смыслу, абсолютно без нежности, но он сделал бы это. Я не понимаю мужчин. Если бы я думала, что он предал меня… скажем, с Фионой, на следующий день после того, как помог убить меня, я бы заставила его долго страдать, прежде чем лечь с ним еще раз.

Он считает, что я занималась сексом с любовником моей сестры через день, после того, как я пронзила его; что забыла о нем и двигалась дальше. Мужчины устроены иначе. Я думаю, для них все заключается в уничтожении всех следов, всех воспоминаний об их соперниках, как можно быстрее и полностью. Они чувствуют, что это можно сделать только при помощи их тела, пота и спермы. Словно могут вновь заклеймить нас. Думаю, секс настолько значителен для них, что ими можно так легко управлять. Они считают, что и с нами происходит то же самое.

Я смотрю на него снизу вверх, в эти темные, бездонные глаза.

— Ты вообще можешь умереть?

Некоторое время он молчит. Затем качает головой в молчаливом отрицании.

— То есть никогда? Что бы с тобой ни случилось?

Снова легкий поворот головы налево и назад.

Ублюдок. Теперь я понимаю, почему злюсь, несмотря на приподнятое настроение. Где-то на подсознательном уровне я уже знала, в чем дело.

Он позволил мне скорбеть.

Он никогда не говорил, что был зверем, которого невозможно убить. Он мог избавить меня от всей той боли, что я пережила, одним маленьким признанием, крошечной толикой правды, и я никогда бы не чувствовала себя такой жестокой, темной и сломанной. Если бы он просто сказал: «Мисс Лейн, меня невозможно убить. Поэтому если вы когда-нибудь увидите меня умирающим, не беспокойтесь. Я вернусь.»

Я потеряла себя. Из-за него. Из-за его идиотского желания хранить все связанное с ним в тайне. Этому нет оправдания.

Но хуже всего то, что я думала, будто он отдал свою жизнь, спасая меня, когда все, что он в действительности сделал, так это всего лишь вздремнул. Что смерть значит для кого-то, кто не может умереть? Ни черта. Так, небольшое неудобство. В конце концов, ЕВУ оказался не таким уж и большим делом.

Я плакала, я горевала. Мысленно я выстроила огромный и совершенно незаслуженный Памятник Бэрронсу — Человеку, Который Умер, Чтобы Я Жила. Я думала, что он ради меня пожертвовал собой, и это эмоционально истощило меня. Это поглотило, захватило и превратило меня в того, кем я, как мне казалось, никогда не стану.

А он и не собирался умирать, чтобы я могла жить. Как обычно, все ради дела. Бэрронс просто сделал так, чтобы его ОС-детектор был в целости и сохранности. Ничего личного. Вперед к цели. Ну и что, что он был тем, кто никогда не позволит мне умереть? Это ничего ему не стоило. Ему была нужна Книга. А я — средство, чтобы ее достать. Ему нечего было терять. Наконец-то я поняла, отчего он всегда был таким бесстрашным.

А я думала, что небезразлична ему настолько, что он готов отдать жизнь ради меня. Я идеализировала его и попала во власть заблуждения. И если бы вчера он остался здесь, я бы выставила себя полной дурой. Призналась бы ему в чувствах, которые испытывала только потому, что думала, будто он отдал свою жизнь за мою.

Ничего не изменилось.

Не было никакого нового уровня взаимопонимания или чувств между нами.

Он был Иерихоном Бэрронсом, ОС-директором, обозленным на меня, потому что думал, что я связалась с его врагом, жутко раздраженным тем, что ему пришлось претерпеть причиняющую неудобства смерть. И он по-прежнему не собирался мне ничего говорить, используя для достижения своих таинственных целей.

Он горит от нетерпения. Я чувствую исходящее от него желание и скрывающуюся за ним ярость.

— Вы сказали, что что-то хотите. Что именно, Мисс Лэйн?

Я прохладно улыбаюсь.

— Документы на мой книжный магазин, Бэрронс. Что же еще?

* * *

_______________________________________________________________________

Дэни Дэйли

_______________________________________________________________________

106 день ППС

ДИНЬ-ДОН, ХРЕН СДОХ!

Узнайте об этом все!

ГРОССМЕЙСТЕР УБИТ!

Чуваки, это как если бы мое 14-летие было уже сегодня, а не на следующей неделе 20-го. Я получила просто супер-клевый подарок: Дэррок, тот самый говнюк, что обрушил стены между нашими мирами, УБИТ! Прошлой ночью я лично собственными глазами видела, как все это случилось! И, прикиньте, его убил один из его собственных Охотников! Оторвал ему башку!

СЕЙЧАС самое время бороться, пока они отступили, и у них нет лидера! Джейни и его люди нашли способ. Присоединяйтесь к безумию у Дублинского замка.

Энни, я расправилась с гнездом Страшилищ позади твоего дома прошлой ночью.

Anonymous847, я зачистила склад. Чувак, вообще-то ты бы и сам справился. Там было всего двое. Помни, ты сам можешь сделать Тене-Разрушители. Я о них все написала пару выпусков назад. Если нужны ингры, загляни в Dex’s на Главной. Я прилепила рецепт к стене у бара.

Короче говоря, я еще кучу фей успею отпинать, пока мне 13! Но это ненадолго, всего ШЕСТЬ дней осталось!!!!!!!!!!

МЕГА ОТБОЙ!

P.S.: С Днем святого В’, который я официально переименовываю в День В’лейна. Кстати, принца не видали? Увидите — передайте, что Мега его ищет. Есть информация для него.

Глава 17

— Здесь направо, — сказала я.

Бэрронс бросил на меня взгляд, который ясно говорил: «Отвали нахрен и сдохни!»

Я ответила взаимностью.

— Я оставила камни в пентхаусе Дэррока.

Он так резко повернул руль Вайпера, что я чуть не оказалась у него на коленях. Это было бы большой ошибкой. Он не сказал ни слова после моей сексуальной провокации в магазине.

Я много раз видела Бэрронса в гневе, но таким разъяренным — никогда.

Когда я нанесла свой решающий удар, он посмотрел на меня с таким презрением, что будь я более слабой женщиной, я бы завяла и сдохла. Но я не слабая. И он это заслужил.

Затем он отошел от меня и несколько минут стоял, глядя в Зеркало. Когда, наконец, обернулся, то смерил меня взглядом — от растрепанных светлых волос до шлепанцев — и глянул в потолок, столь же ясно давая мне понять, как если бы произнес это вслух, что я должна переодеться во что-нибудь подобающее взрослой женщине, потому что мы уезжаем.

Когда я спустилась обратно, он отвел меня в гараж, не прикасаясь ко мне. Я чувствовала в нем напряжение, то убывающее, то нарастающее, как яростный прибой. Так же, как непрестанно меняющиеся цвета под кожей Темных Принцев.

Из всей коллекции он выбрал Вайпер и скользнул за руль. Бэрронс сделал это, чтобы позлить меня. Напомнить, что тут не было ничего моего. Все принадлежало ему.

— Чушь собачья, ты сам это знаешь, — огрызнулась я. Не имея возможности выплеснуть наружу то, что бесило меня на самом деле, я занялась тем, что попроще. — Мои родители на свободе, я жива, а Дэррок мертв. Ты не уточнял, кто что должен сделать и как все должно произойти. Речь шла только о результате. Твои условия выполнены.

Вайпер с ревом помчался по улице, и во мне вспыхнула зависть. Мне были знакомы эти волнующие ощущения: жар от выхлопной трубы в салоне[22], удовольствие от прикосновений к гладкому рычагу переключения передач, напор огромной мощи, нетерпеливо ждущей моей следующей команды. Я вздохнула и стала смотреть в окно, наблюдая за проносящейся мимо темнотой.

Мне не нужно было говорить Бэрронсу, куда ехать. Он знал, где именно я ночевала два дня назад. Он свернул направо, потом налево, двенадцать кварталов на восток и семь на юг.

Город был так же безмолвен, как и он. Хотя я и чувствовала большое количество фэйри, но их не было на улицах. Может, они устроили где-нибудь собрание и планировали свои дальнейшие действия? Интересно, были ли Темные обеспокоены потерей своего освободителя и вождя? Может, они собрались, чтобы избрать нового? Кто займет его место? Один из Темных принцев?

В некотором смысле, Дэррок был неплохим кандидатом на роль лидера Темных. Он хотел, чтобы наш мир остался невредимым, потому что планировал править им бок о бок с королевством Фэйри. Он любил человеческие развлечения и не хотел их утратить. Годы, проведенные среди нас, усилили его аппетит к смертным женщинам и земным удовольствиям, следовательно, он оберегал их.

Но нет никакой гарантии, что тот, кто займет его место, будет испытывать те же чувства. На самом деле, есть лишь малая вероятность того, что новый предводитель Темных будет испытывать хоть что-либо свойственное человеку.

Если к власти придет один из Темных принцев, скажем Смерть или Мор, у него не будет ни далекоидущих планов, ни ограничений. Он будет развлекаться, пока не останется ничего, что можно будет разрушить. Нам вообще крупно повезло, что Темных возглавлял бывший Светлый. Я знала из чего были сделаны принцы: даже ночное небо не смогло бы сравниться с темнотой и необъятностью их пустоты. Их аппетиты были безграничны, ненасытны.

Я видела, что произошло на улице между Светлыми и Темными, когда они встретились лицом к лицу. Земля начала раскалываться. Если оба двора сойдутся в великой битве, используя все имеющиеся силы, они уничтожат наш мир.

В отличие от них, мы на другую планету перебраться не можем.

Человеческая раса вымрет.

Я думала, что у меня нет никаких неотложных обязательств, нет крайних сроков. Но они были. Чем дольше Книга была утеряна и фэйри воевали друг с другом, тем больше была опасность полного уничтожения человечества.

Интересно, Бэрронс это понимал? И было ли ему до этого дело? Чем бы он там ни был, он вероятно, мог пережить хоть ядерную войну, хоть разборки фэйри. Возможно, он просто объединится с остальными бессмертными и покинет нашу планету вместе с ними? Я хочу знать, на чьей он стороне.

— У нас серьезные проблемы, Бэрронс.

Он так резко затормозил, что у меня в шее что-то хрустнуло. Если бы я не была пристегнута — вылетела бы через лобовое стекло. Увлекшись собственными мыслями, я даже не заметила, как мы приехали.

— Эй, я все-таки смертная! — раздраженно воскликнула я, потирая шею. — Постарайся запомнить эт… ай, какого… Бэрронс!

Он так резко рванул меня из машины за руку, что едва не вывихнул ее.

Я даже не видела, как он вышел и оказался возле меня. Потом я очутилась на тротуаре, прижатой спиной к стене.

Он прижался ко мне, удерживая мои ноги своими и замыкая эту клетку руками.

Я уперлась руками ему в грудь, чтобы удержать на расстоянии. Его грудь вздымалась и опускалась под моими ладонями, как кузнечные меха. Я чувствовала, как мне в бедро упирается что-то твердое и большое. Гораздо большее, чем прежде. Раздался звук рвущейся ткани.

Я подняла взгляд к его лицу и внимательно присмотрелась. Его кожа была цвета красного дерева и темнела с каждой секундой. Он был выше, чем следовало, а в глазах сверкали багровые искры. Когда он зарычал, я уловила отблеск длинных черных клыков в свете луны.

Он менялся. Волосы становились длиннее, гуще, спутывались около лица. Бэрронс склонил голову и острые клыки задели моё ухо.

— Никогда. Больше. Не используй секс. Как оружие. Против меня. — звуки были гортанными, искаженными слишком большими для человеческого рта зубами, но я прекрасно поняла его.

Я пожала плечами.

— И не хрен пожимать плечами! — прорычал он. Его щека была напротив моей, и я чувствовала, как его черты заостряются, расширяются. Снова услышала звук рвущейся одежды.

— Я разозлилась, — и имела на это полное право.

— Я тоже. Но я не играю с тобой в подобные игры.

— Ты постоянно мной манипулируешь.

— Я безжалостен? Да. Скрываю что-то? Разумеется. Вынуждаю иногда говорить то, что ты и так хотела сказать? Несомненно. Но я никогда не занимался мозгоебством.

— Слушай, Бэрронс, что ты хочешь от меня? Это было… — пыталась подобрать нужное слово и мне не понравилось то, что я нашла. — Ребячеством. Доволен? Но ты тоже не безупречен. Ты говорил о том, что убьешь меня.

Гремучая змея зашевелилась в его горле.

— Ты тоже должен передо мной извиниться, — огрызнулась я.

— За что? — что-то задело мое ухо, поранило нежную кожу, я почувствовала теплый поток крови, затем его язык коснулся моей кожи.

— За то, что не сказал, что не можешь умереть. Ты хотя бы представляешь, чего мне стоило смотреть, как ты умираешь?

— Ах, ну давайте представим. О, да. Это заставило тебя трахнуть Дэррока буквально через пару часов.

— Ревнуешь, Бэрронс? Похоже на то, — я не обязана была перед ним оправдываться. Он не давал мне никаких объяснений. Из-за этого я вообразила себе непонятно что и чуть не выставила себя вчера вечером полной дурой.

Воздух свистел между его клыками, когда он оттолкнулся от стены. Я не чувствовала, какая была холодная ночь, пока не исчезло тепло его тела. Он стоял посреди улицы спиной ко мне, руки сжаты в кулаки и опущены по бокам, длинные когти, переходящие в чудовищные пальцы. Бэрронс содрогался и рычал.

Я прислонилась к стене, наблюдая за ним. Он пытался взять контроль над тем, какая из его сущностей будет доминировать, и хотя я была сыта по горло ими обоими, все-таки предпочитала человека. Зверь был более эмоциональным, если это слово подходило к любой сущности Бэрронса. Он приводил меня в замешательство и вызывал противоречивые чувства. Я никогда не смогу выкинуть из головы воспоминание о том, как пронзила его копьем.

Когда я его провоцировала, мне даже в голову не пришло, что это может привести к таким последствиям. Бэрронс всегда такой сдержанный, дисциплинированный. Я думала, превращение в зверя — сознательное действие. Что это, как и все остальное в его мире, происходит по его желанию, либо не происходит вообще.

Я вспомнила, когда впервые услышала странный рык в его груди. Это было в ту ночь, когда мы с ним охотились за книгой с тремя камнями и потерпели неудачу. Он принес меня обратно в магазин, и я очнулась на диване, застав его наблюдающим за огнем. Вспомнилась мысль о том, что кожа Бэрронса могла бы быть чехлом для кресла, которое я бы никогда не захотела увидеть. Я была права. Под его человеческой сущностью скрывалась абсолютно нечеловеческая. Но почему? Как? Что он такое?

До этого он ни разу не терял контроль в моем присутствии. Неужели его способность сдерживать свою животную сущность стала ослабевать?

Или это я забралась глубже под эту изменчивую шкуру?

Я улыбнулась, но совсем невесело. Просто мысль понравилась. Вот только не уверена, кто из нас двоих больше попал, я или он.

Я стояла, прислонившись к стене, а он стоял на мостовой, спиной ко мне, минуты три-четыре.

Медленно, будто это причиняло ему невыносимую боль, содрогаясь и рыча, он изменился обратно. Я поняла, почему думала, что убила его рунами прошлой ночью. Трансформация из зверя в человека, похоже, была очень болезненной.

Когда Бэрронс, наконец, повернулся, его глаза были снова темными, а не красными. Рога не торчали из головы. Когда он ступил на обочину, то поморщился, будто у него болели конечности. Зубы были ровными и сверкали белизной в лунном свете.

Он снова был крепким мужчиной лет тридцати, в длинном пальто, порванном на плечах и спине.

— Еще раз оттрахаешь мне мозг и я трахну тебя в ответ. Только это не будет иметь отношения к мозгу.

— Не угрожай мне, — мне очень хотелось сделать это здесь и сейчас, и посмотреть, действительно ли он выполнит угрозу. Я была зла на него. Я хотела его. Я была в замешательстве, когда имела дело с Бэрронсом.

— Это не угроза. Это предупреждение.

Резкий ответ вертелся у меня на кончике языка.

Он пристыдил меня, заставив проглотить колкость:

— Я был о Вас лучшего мнения, мисс Лейн.

Затем повернулся к двери и вошел в здание.

Я была почти уверена, что на последнем этаже будут Темные охранники, но либо Дэррок был слишком самонадеян, чтобы побеспокоиться об этом, либо после гибели предводителя армия больше не видела смысла в охране его убежищ.

Оказавшись внутри, Бэрронс отправился прямиком в спальню Дэррока. Я пошла следом за ним, потому что это было единственное место, обыскать которое мне не удалось. Я остановилась в дверном проеме, наблюдая за тем, как он обшаривает роскошно обставленную комнату, отшвыривая кресла и диваны со своего пути, опрокидывая комод и разбрасывая его содержимое, перед тем как направиться к кровати. С нее он сорвал покрывала и простыни, сбросил с рамы матрас, вытащил нож и распотрошил его в поисках чего-либо запрятанного внутри. Затем остановился и глубоко вдохнул. Мгновенье спустя, он поднял голову и снова вдохнул.

До меня тут же дошло. У Бэрронса до предела обострено восприятие. Связь со своим внутренним зверем имеет свои преимущества. Он знает мой запах, и не чувствует его на постели Дэррока.

Я поняла, когда именно он решил, что мы, наверное, делали это на кухонном столе, или в душе, или перегнувшись через кушетку, или на балконе, или, возможно, просто устроили оргию на глазах у всех Носорогов и охраны.

Я закатила глаза и позволила ему завершить обыск спальни Дэррока в одиночку. Он может верить во что угодно. Я надеялась, что его захлестнут образы меня и Дэррока, занимающихся сексом. Возможно, у него не было ко мне чувств, но точно был звериный территориальный инстинкт. Надеюсь, мысль о том, что кто-то развлекался на его территории, сводит его с ума.

Я поспешила в спальню, в которой ночевала. Мои руны все еще пульсировали темно-красным у порога и стен. Они стали больше, их биение интенсивней. Не стала задерживаться. Я тщательно обследовала это место прежде. Схватила свой рюкзак, пошла в гостиную и начала набивать его фотоальбомами Алины. Теперь они мои, и когда все закончится, я засяду и потеряюсь в них на дни, а то и недели, рассказывая себе счастливую часть ее истории.

Я услышала, как Бэрронс опрокидывает в кабинете лампы и стулья, разбрасывая вещи. Вошла и увидела летящие книги и бумаги, разлетевшиеся в воздухе. Он держал под контролем зверя, но не потрудился контролировать мужчину. Сменил свое разорванное пальто на одно из тех, что принадлежали Дэрроку. Оно было ему мало, но, по крайней мере, скрывало остальную разодранную одежду.

— Что ты ищешь?

— Предположительно, он знал короткий путь, иначе я бы давно его убил.

— Кто тебе сказал об этом? — было хоть что-нибудь, чего Бэрронс не знал?

Он скользнул по мне взглядом.

— Никто, мне это не нужно. Prima facie[23], мисс Лейн. Факты говорят сами за себя. Никогда не задумывались, почему он продолжал искать ее, невзирая на то, что у него не было камней, и зная, что Книга подчинит его сразу, как только он ее поднимет?

Я покачала головой, чувствуя отвращение к себе. Мне потребовались месяцы, чтобы додуматься до этого. Тоже мне, великая сыщица.

— Ты думаешь, он оставил записи?

— Уверен. Ограничения его смертного мозга создавали ему проблемы. Он привык к возможностям памяти фэйри.

Значит, Бэрронс знал, что есть короткий путь, и тоже искал его какое-то время.

— Почему ты никогда мне об этом не говорил?

— Они называются «короткими путями» не просто так. Чем они короче, тем больше они срезают. Все имеет свою цену, мисс Лейн.

Можно подумать, я этого не знаю. Я опустилась на колени и начала просматривать листы бумаги на полу. Дэррок не пользовался записными книжками. Он писал на плотных листах дорогой писчей бумаги затейливым каллиграфическим почерком. Как будто ожидал, что когда-нибудь его работа будет увековечена: документы Дэррока, освободителя фэйри, будут выставлены в каком-нибудь музее, как наша Конституция. Я снова взглянула на Бэрронса. Он больше не разбрасывал вещи; он просматривал бумаги и записные книжки. От импульсивного зверя и рассерженного мужчины не осталось и следа. Он снова был ледяным, непроницаемым Бэрронсом.

— Он что, не слышал про ноутбуки? — пробормотала я.

— Фэйри не могут ими пользоваться. Они их сжигают.

Может, в моей теории об энергии все же что-то было. Посыпались еще листы, я собрала их и стала просматривать. Под бдительным оком охраны Дэррока я не могла порыться в его личных бумагах. А материал был захватывающим. Данная часть записей была посвящена различным кастам Темных — их сильным сторонам, их слабостям, своеобразным вкусам. Как странно — ему пришлось изучать Темных точно так же, как и нам. Я сложила страницы и стала запихивать их в рюкзак. Это была полезная информация. Ши-видящие должны передавать ее из поколения в поколение. Из этих заметок мы можем собрать энциклопедии Фей.

Когда в рюкзаке места не осталось, я начала складывать листы, чтобы вернуться за ними позже.

И тут я увидела страницу, отличавшуюся от остальных — исписанную набросками, списками, обведенными в кружок комментариями, и стрелками от одной записи к другой.

Там были имена Алины и Ровены, и дюжины других. Рядом с именами были набросаны их особые «таланты». Там были списки стран, адресов и названий компаний, которые, как я предполагала, являлись иностранными отделениями «Быстрой Почты» — курьерской службы, которая была нашим прикрытием. Один из списков содержал шесть ирландских родословных нашего ордена, и еще одну, о которой я никогда не слышала: О’Каллаган. Могло ли так случиться, что родословных ши-видящих было больше, чем нам было известно? Что, если другие фэйри получат эту информацию? Они могут нас всех уничтожить!

Я продолжила просматривать и ахнула. У Ровены есть способность к психическому принуждению? Кэт обладает даром эмпатии? Как, черт бы его побрал, Дэррок об этом узнал? Согласно его записям, Джо входила в секретный теперь Хэйвен. Имя Дэни тоже было на этой странице, многократно подчеркнутое и помеченное знаком вопроса. Меня в списке не было. Значит, он написал его до того, как узнал обо мне прошлой осенью.

Внизу страницы был короткий список:

* Ши-видящие — чувствуют фэйри.

* Алина — чувствует Синсар Дабх, Святыни и реликвии фэйри.

* Аббатство — Синсар Дабх

* Темный Король — ши-видящие?

Я хлопала глазами, пытаясь понять, что все это значит. Что хотел сказать Дэррок? Что, вопреки утверждениям Наны О’Рейли, это вовсе не Светлая Королева принесла Книгу в аббатство много лет назад? Что это сам Темный Король передал ее нам, потому что мы могли чувствовать фей и их реликвии, и это делало нас идеальными хранителями для нее?

Неожиданно Бэрронс возник позади меня, заглядывая через плечо.

— Заставляет иначе взглянуть на себя, не так ли?

— Да, нет. В смысле, какая разница, кто принес ее в аббатство? Суть в том, что мы — хранители.

— Это то, что вы поняли из его записей, мисс Лейн? — промурлыкал он.

Я подняла на него взгляд:

— А что ты понял из них? — ощетинилась я. Мне не понравился его тон и довольный блеск в темных глазах.

— Говорят, Король ужаснулся, поняв, что его акт искупления привел к рождению самой могущественной мерзости. Он преследовал Книгу из мира в мир целую вечность, намереваясь уничтожить. А когда, наконец, настиг ее, их битва длилась веками и оставила дюжины миров в руинах. Но он опоздал. Синсар Дабх обрела свой собственный разум и темную мощь. Едва созданная, Книга была слабее Короля. Она была лишь хранилищем его зла, без цели и стремления. И все же, во время своих скитаний она развивалась, пока не стала всем тем, чем был король, и даже большим. Творение, покинутое создателем, научилось ненавидеть. Синсар Дабх начала преследовать Короля. — Он помолчал и одарил меня одной из своих волчьих ухмылок. — И что же еще мог создать Король? Может быть, новую касту, способную выследить его величайшего врага, обуздать и нейтрализовать его? Хотите сказать, Вам никогда не приходило это в голову?

Я уставилась на него. Но мы же на правильной стороне. Мы же настоящие люди.

— Ши-видящие — сторожевые псы Темного Короля, — поддразнил он.

Я похолодела от этих слов. Мне было очень больно, когда я узнала, что была приемным ребенком, и люди, которые меня вырастили, не были моими биологическими родителями. На что он сейчас намекает? Что у меня вообще не было родителей?

— Это самая большая хрень, которую я когда-либо слышала! — Сначала Дэррок утверждал, что я камень. Теперь Бэрронс предполагает, что ши-видящие — это тайная каста Темных.

— Если ты ходишь как утка и крякаешь как утка…

— Я не утка.

— Почему это Вас так сильно задевает? Сила есть сила.

— Темный Король не создавал меня!

— Сама мысль пугает вас. Страх — это нечто большее, чем потраченные впустую эмоции. Это предпоследний шаг к прозрению. Если вы не можете смотреть правде в глаза о вашей подлинной сущности, вы не можете принять и контролировать ее. Вы можете просто поднять белый флаг и уступить прихотям любого, с более сильной волей. Вам нравится быть беспомощной? Это то, что вас заводит? Поэтому, как только меня не стало, вы сразу же бросились к ублюдку, который вас изнасиловал?

— Итак, что ты и твои люди такое? — холодно парировала я. — Очередная секретная каста Темного короля? Это то, кем ты являешься, Бэрронс? Поэтому ты знаешь о Темных так много?

— Не твое собачье дело.

Он отвернулся и продолжил поиски.

Меня трясло, во рту был кислый привкус. Я отбросила бумаги, встала и вышла на балкон. Я стояла и смотрела в ночь.

Слова Бэрронса о том, что ши-видящие были кастой Темных, глубоко потрясли меня. Приходилось признать, что записи Дэррока могут быть истолкованы именно так.

Ведь совсем недавно я стояла между двумя армиями фэйри, думая о том, как я рада, что похожа на Темных — закаленная болью, менее легкомысленная и уязвимая.

А еще в моей голове было темное озеро, которое предлагало так много необъяснимых «даров», вроде рун, которые узнал экс-фэйри, и которые привели его в замешательство. Рун, которые очень не нравились Темным Принцам.

Меня била дрожь. Все мои мысли занял новый вопрос, помимо того, кто такой Иерихон Бэрронс.

Кто я?

Глава 18

Когда мы вышли, я сорвала «Дэни Дэйли» с фонарного столба, скользнула на пассажирское сиденье Вайпера и начала читать. Приближался день рождения Дэни. Я слабо улыбнулась. Не сомневалась, что она растрезвонит об этом всему миру. Дай ей волю, она его в национальный праздник превратит.

Я не удивилась, узнав, что она была здесь прошлой ночью, и видела, как Охотник убил Дэррока. Дэни не подчиняется никому — даже мне. Собиралась ли она сама убить Дэррока? От нее всего можно ожидать.

Пристегивая ремень безопасности, я задумалась: одно из двух — либо она не так уж долго находилась поблизости, чтобы увидеть, что Охотник одержим Синсар Дабх, либо решила умолчать об этом. А если, все-таки, она была рядом, то что же подумала о Звере, который врезался в меня и унес прочь? Наверное, решила, что это какая-то каста Темных, которую она раньше не встречала.

Хоть меня и шокировало то, что прошло столько времени, пока я была в Зеркалье, и сейчас уже середина февраля, я должна была знать, что сегодня День Святого Валентина.

Я с кислым видом посмотрела на Бэрронса.

Ни разу этот день не был для меня счастливым. Лишь разной степени отстойности. Начиная с детского сада, когда Чип Джонсон объелся глазированным печеньем и заблевал мое новенькое платьице. Я как раз пила фруктовый пунш, и, когда его на меня стошнило, отреагировала рефлекторно и все заблевала пуншем. Это запустило цепную реакцию рефлекторной рвоты у пятилеток. До сих пор с отвращением вспоминаю.

Даже во втором и третьем классе, День Святого Валентина был для меня тяжелым испытанием. Я просыпалась в ужасе от того, что надо идти в школу. (Необходимость идти в школу была моим утренним кошмаром). Мама всегда покупала нам с Алиной открытки для одноклассников, но не все мамы были столь деликатны. Я сидела за партой затаив дыхание, в надежде, что обо мне вспомнит хоть кто-то, помимо Жирдяя Томпсона и Моргалы Брюэра.

Позже, в средних классах, у нас был Белый танец, когда девчонки должны были приглашать парней, что лишь усугубляло стресс. А больше всего отравляло этот, предположительно, самый романтичный день в году то, что я была вынуждена приглашать парня своей мечты, боясь получить отказ. Оставалось только молиться, что к тому времени, как я соберусь с духом, останется хоть кто-то кроме Жирдяя и Моргалы. В восьмом классе я слишком долго выжидала, так что никого из популярных ребят не осталось. В то утро я нагрела лоб феном в самом горячем режиме, опрыскала простыни водой и притворилась, что у меня грипп. Мама все равно заставила идти в школу — выдал ожог на лбу. Пытаясь его скрыть, я второпях сделала себе челку, и оказалась на танцах без пары, несчастная, с болезненным ожогом на лбу и дурацкой стрижкой.

Старшие классы принесли с собой целый ряд новых проблем. Я потрясла головой, не в настроении вновь переживать подростковые ужасы. Радовало лишь то, что этот День Св. Валентина мог быть намного хуже. По крайней мере, я засну этой ночью с утешительным знанием того, что Бэрронс жив.

— Куда теперь? — спросила я.

Он смотрел прямо перед собой. «Гремучая змея» в его груди снова затрясла своей погремушкой.

Мы остановились на 939 Ревемаль Стрит, перед уничтоженным входом в «Честер», клуб, который когда-то был самым модным заведением Дублина для пресыщенных богачей и скучающих красавиц, пока не был разрушен на Хэллоуин. Я недоверчиво уставилась на Бэрронса.

Он припарковался и заглушил мотор.

— Я не пойду в «Честер». Они хотят меня убить.

— И они попытаются тебя убить, если почувствуют запах страха. — Он открыл дверцу и вышел.

— То есть?

— На твоем месте я бы постарался пахнуть чем-нибудь другим.

— А мне обязательно туда идти? — проворчала я, — Ты что, не можешь сам навестить своих дружков?

— Так, ты хочешь увидеть своих родителей или нет?

Я выскочила, хлопнув дверью, и бросилась за ним, оббегая обломки. Я не понимала, почему Бэрронс это предлагал — уж точно, не для того, чтобы сделать мне приятное, — но я не собиралась упускать такую возможность. Моя жизнь была слишком непредсказуема, чтобы терять выпавший шанс провести время с дорогими мне людьми.

Словно прочитав мои мысли, он бросил через плечо:

— Я сказал увидеть их. А не увидеться с ними.

Сама мысль о том, что моих родителей удерживают в самом сердце притона, кишащего Темными, была мне ненавистна. Но приходилось признать, что оставаться под землей, в окружении людей Бэрронса, было, вероятно, безопаснее всего для них. Они не могли вернуться в Эшфорд — Темные Принцы знали, где мы живем.

К другим возможным вариантам можно было бы отнести аббатство, книжный магазин и В’лейна. Однако в аббатстве до сих пор встречаются тени, Синсар Дабх недавно нанесла туда свой смертельный визит, а Ровене я не доверила бы и нож для масла. Что касается магазина, то, конечно, я не хотела, что бы родители постоянно околачивались рядом и увидели, кем я стала. В’лейн же со своим весьма расплывчатым пониманием человеческой природы вообще решит отправить их на какой-нибудь пляж, создаст иллюзию Алины, с чем папа, конечно, справится. А вот маму все это, определенно, сведет с ума, и мы уже больше не сможем вернуть ее обратно.

Уж лучше «Честер».

Когда-то этот трехэтажный клуб с мраморными колоннами, обрамлявшими изысканно украшенный вход в здание, был самым популярным местом в городе, и попасть туда можно было только по приглашениям. Но роскошные, во французском стиле, газовые фонари были вырваны с корнем — их использовали, чтобы разбить фасад здания. Бар искусной ручной работы и элегантные витражные окна были разбиты упавшими потолочными опорами. Остатки клубной вывески свисали над входом, куски бетона загораживали дверь, и все здание было густо разрисовано граффити.

Новый вход располагался позади здания, за неприметной помятой железной дверью в его основании. Она выглядела как забытый вход в подвал, и, не зная о клубе, невозможно было догадаться, что за ней. Танцполы находились так глубоко под землей, а звукоизоляция была настолько хороша, что, не обладая суперслухом Дэни, невозможно догадаться о проходящей внизу вечеринке.

— Я не могу принадлежать к касте Темных, — сказала я, когда он открыл дверь, — Я могу прикасаться к Копью Светлых.

— Одни говорят, что Король Темных создал ши-видящих при помощи своей несовершенной Песни. Другие — что он занимался сексом с человеческими женщинами, чтобы основать родословные. Может быть, ваша кровь достаточно разбавлена, чтобы не создавать такой проблемы.

В этом весь Бэрронс. Он расскажет все, что я не хочу знать, и никогда то, что хочу.

Спустившись по одной лестнице, мы толкнули дверь, затем спустились по другой и оказались у подлинного входа в клуб — в фойе в стиле индастриал с высокими двойными дверями.

С тех пор, как я была здесь последний раз, кто-то нанял декоратора и заменил высокие деревянные двери на новые — глянцево-черные — высшая степень урбанистического шика. Они были так отполированы, что я видела там отражение следующей за нами пары. Она, как и я, была одета в длинную узкую юбку, сапоги на высоком каблуке и отороченное мехом пальто. Он стоял рядом, заслоняя ее, словно живой щит.

Я резко обернулась — за нами никого не было. Я не узнала саму себя. И дело было не в том, что я снова блондинка — черные двери отражали только форму и движение, а не цвет — а в том, что я не была на себя похожа. Я держала себя иначе. Исчезли последние следы детской мягкости, которую я привезла с собой в Дублин в августе прошлого года. Интересно, что бы мама с папой подумали обо мне. Надеюсь, что они смогли бы разглядеть меня прежнюю под всеми этими изменениями. Я была взволнована перед встречей с ними.

Бэрронс толкнул дверь.

— Не отходи от меня.

Клуб поражал, подобно взрыву раскрывшейся чувственности: в прохладе блестящего металла и стекла своим черно-белым интерьером он представлял собой вершину индустриальной культуры, облаченной в великолепие Манхэттена. Декор обещал несдерживаемый эротизм, удовольствие ради удовольствия, секс, за который стоит умереть. Грандиозный интерьер был устроен в виде террасы с танцполами, каждый из которых обслуживался своим собственным баром с дюжиной различных подуровней. Все мини-клубы в «Честере» имели свою тематику: одни элегантные с отполированными полами, другие массивные, в стиле городского упадка, разрисованные татуировками. Бармены и официанты отражали тематику своих мини-клубов — некоторые в смокингах с обнаженной грудью, другие в цепях и коже. На одной террасе очень молодые официанты были одеты в школьную форму. На другой… — я резко отвернулась, не глядя и не думая о том, что увидела. Надеюсь, Бэрронс держал моих родителей подальше от всего этого разврата.

И хотя я мысленно настроилась, что увижу, как люди и Темные тусуются вместе, флиртуют и разбиваются на пары, но все же была к этому готова. Для меня, как ши-видящей, «Честер» — проклятое место.

Люди и фэйри не предназначены друг для друга. Фэйри — бессмертные хищники, которые не считаются с человеческой жизнью. И те, кому хватает глупости хоть на мгновение поверить, что их ничтожные жизни значат для фэйри хоть что-то… впрочем, Риодан говорит, что эти люди заслуживают смерти. И когда я вижу их в таком месте, как «Честер», я вынуждена согласиться. Нельзя спасти людей от самих себя. Можно только попытаться привести их в чувство.

Шум от такого количества Темных, толпившихся в одном месте, был оглушительным. Морщась, я отключила свою силу ши-видящей.

Музыка лилась с одного уровня на следующий, одна мелодия накладывалась на другую. Синатра состязался с Мэнсоном; Zombie «показывали средний палец» Паваротти. Обстановка клуба словно сообщала: если вы это хотите — у нас это есть, если нет — мы создадим это для вас.

И тем не менее, все помещение было оформлено в одной общей тематике: «Честер» был украшен ко Дню Святого Валентина.

— Это уже ни в какие ворота не лезет, — пробормотала я.

Тысячи розовых и красных воздушных шаров, волоча за собой шелковые шнуры, парили по клубу, расписанные фразами — от сентиментальных до дерзких и даже шокирующих.

У входа в каждый мини-клуб стояла огромная золотая статуя Купидона, держащая лук и десятки длинных золотых стрел.

Из всех клиентов «Честера» только люди гонялись за воздушными шарами — с уровня на уровень, взбегая по лестницам, взбираясь на стулья, ловили их за шнуры, подтаскивали к себе и протыкали своими стрелами. Я никак не могла понять, зачем, пока из одного шарика не выпал сложенный кусочек бумаги. Дюжина женщин кинулись к нему, устроив свалку — они дрались и царапались, словно дикие кошки, лишь бы его заполучить.

Когда одна из женщин все же высвободилась из этой сумятицы, сжимая свое сокровище, на нее набросились трое других и, пронзая ее своими стрелами, отобрали его. Затем они накинулись друг на друга с шокирующей жестокостью. К ним подлетел какой-то мужчина, выхватил клочок бумаги и убежал.

Я оглянулась в поисках Бэрронса, но мы разделились в толпе. Я убрала свисающие шелковые шнуры с лица.

— А ты разве не хочешь? — защебетала рыжеволосая девица, схватив отброшенный мной шнур.

— Что в них? — с опаской спросила я.

— Приглашения, дуреха! Это если тебе повезет! Но их немного! Достанешь хотя бы одно, они пропустят тебя в приват — комнаты на целую ночь, и там ты отведаешь священной плоти бессмертных Фей! — восторженно щебетала она. — А некоторым достаются подарки!

— Какие подарки?

Она проколола шарик тонкой золотой стрелой, и он лопнул, разбрызгивая вокруг зеленую слизь с крошечными кусочками извивающегося мяса.

— Джекпот, — закричали люди.

Я выбралась из толпы как раз вовремя, чтобы меня не затоптали.

Рыжеволосая выкрикнула: «Увидимся в Фэйри!», и кинулась на четвереньках вылизывать пол и сражаться за кусочки Темного.

Я снова огляделась в поисках Бэрронса. По крайней мере, от меня не пахло страхом. Пробираясь сквозь тесную толпу людей, я испытывала лишь ярость и отвращение. И это был мой мир? К этому мы пришли? А что, если у нас не получится восстановить стены? В таком мире мне придется жить?

Я начала расталкивать людей.

— Смотри, куда идешь! — огрызнулась одна женщина.

— Остынь, сука! — рявкнул какой-то парень.

— На драку нарываешься? — пригрозил мужик.

— Привет, красавица.

Я резко обернулась. Это был парень с мечтательными глазами, который работал с Кристианом на кафедре древних языков в колледже Тринити, а после падения стен устроился барменом в «Честере».

Когда я видела его последний раз, его отражение в зеркале показалось мне жутким. Но вот он здесь, за окруженным зеркалами черно-белым баром, легко и непринужденно подбрасывает стаканы и разливает напитки. И он сам, и его отражение выглядят абсолютно нормально — молодой, красивый парень с мечтательными глазами, от которых я таяла.

Мне нетерпелось увидеть родителей, но этот парень постоянно встречался на моем пути, и я больше не верила в совпадения. Родителям придется подождать.

Я пододвинула стул и села рядом с высоким тощим человеком в полосатом костюме и цилиндре. Костлявыми руками он перетасовывал колоду карт. Когда незнакомец взглянул на меня, я вздрогнула и отвернулась. И больше на него не смотрела. Под полями цилиндра не было лица. Темными вихрями там кружились тени.

— Предсказать тебе будущее? — проговорил он.

Я покачала головой, удивляясь, как он говорил, не имея рта.

— Не обращай на него внимания, красавица.

— Показать, кто ты?

Я вновь покачала головой, надеясь, что он отстанет.

— Представь себе песню.

Я закатила глаза.

— Напой хоть строчку.

Я отодвинулась подальше от него.

— Покажи мне свое лицо, и я покажу тебе свое. — Карты щелкали друг о друга, когда он их перетасовывал.

— Послушай, приятель, у меня нет никакого желания смотреть…

Я замолкла, физически не в силах произнести ни слова, открывая и закрывая рот, словно выброшенная не берег рыба. Только рыба нуждалась в воде, а я в словах. Это как если бы из меня выпили все те предложения, что у меня были, которых хватило бы на целую жизнь, и оставили меня совершенно опустошенной, безмолвной. У меня отняли образ мыслей, то, как я выражала их словами. Все, что я когда-либо говорила или могла бы сказать — все было у этой твари. Я чувствовала громадное давление в голове, словно из моего мозга дочиста высасывали все то, кем я была. Меня посетила дикая мысль, что еще несколько секунд — и за моим лицом будет такая же пустота, как у этой твари под шляпой, и лишь темные вихри будут непрестанно кружиться в моем черепе. И, быть может, только когда это существо заберет у меня все, что ему нужно, под полями его шляпы появится часть лица.

Меня охватил страх.

Я в ужасе посмотрела на парня с мечтательными глазами. Он отвернулся и наполнил рюмку. Тогда я произнесла беззвучное «пожалуйста» его отражению в зеркале за стойкой бара.

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не разговаривала с этими тварями, — ответило отражение парня.

Он разливал и подавал напитки, переходя от одного клиента к другому, пока мне стирали личность.

— Помоги! — кричали мои глаза в зеркале.

Наконец, парень с мечтательными глазами повернулся ко мне.

— Она не твоя, — сказал он высокому тощему человеку.

— Она заговорила со мной.

— Загляни глубже.

— Простите, ошибся, — произнесло существо с картами через минуту.

— Больше не ошибайся.

Слова возникли так же быстро, как и пропали. Голова заполнилась мыслями, даже целыми фразами. Я снова стала личностью, полной личностью, со своими планами и мечтами. Пустота исчезла.

Я свалилась со стула и, спотыкаясь, поспешила убраться подальше от безликого человека. Шатаясь, я прошла три стула и, ухватившись за барную стойку, выпрямилась.

— Он больше не побеспокоит тебя, — сказал парень с мечтательными глазами.

— Виски, — прохрипела я.

Рюмка первоклассного виски скользнула по стойке. Я опрокинула ее потребовала еще и резко вздохнула, когда жар разлился внутри меня. Больше всего мне хотелось оказаться подальше от монстра с картами, но у меня были вопросы. Я хотела знать, как парень с мечтательными глазами может приказывать подобному существу. И, раз уж на то пошло, чем было это безликое создание?

— Фар Дорха, красавица[24].

— Читаешь мои мысли?

— Нет нужды. Вопросы у тебя на лице написаны.

— Как оно убивает? — Я просто помешана на том многообразии способов, какими фэйри могут убивать, и даже скрупулезно описываю в своем дневнике разные касты и их технику убийства.

— Смерть не его цель.

— А что тогда?

— Лики Человечества, красавица. Есть чем поделиться?

Я не ответила. Мне не хотелось знать больше. «Честер» был безопасной зоной для фэйри. Когда я была в клубе прошлый раз, мне ясно дали понять, что если я убью здесь кого-нибудь или что-нибудь, то меня прикончат. А поскольку Риодан и его люди и без того желали моей смерти, то сегодня, вероятно, мне не стоило испытывать свою удачу. И если я узнаю об этом существе больше или вдруг копье потяжелеет в наплечной кобуре, я могу совершить какую-нибудь опрометчивую глупость.

— Некоторых не так-то легко убить.

Вздрогнув, я посмотрела на парня с мечтательными глазами. Он смотрел на мою руку, которая была под пальто. Я даже не заметила, как потянулась за копьем.

— Он ведь фэйри? — спросила я.

— По большей части.

— И как его убить?

— Разве его нужно убивать?

— Ты бы заступился за него?

— А ты бы копьем проткнула?

Я приподняла бровь. Очевидно, необходимым условием при приеме на работу в «Честер» были симпатия к Фэйри и желание мириться с их странными потребностями.

— Давно тебя не видел, — он плавно сменил тему.

— Меня не было в поле зрения, — прохладно ответила я.

— Вот, как только что.

— А ты, я смотрю, шутник.

— Не ты одна так считаешь. Как дела?

— Неплохо. А ты как?

— Весь в работе.

Я слабо улыбнулась. Его уклончивым ответам позавидовал бы сам Бэрронс.

— Снова стала светлой, красавица.

— Хочется перемен.

— И не только в прическе.

— Полагаю, что так.

— Хорошо смотрится.

— И ощущается.

— Может оказаться бесполезным. В такие-то времена. Где была? — Он подбросил в воздух стакан, и я наблюдала, как он медленно переворачивается в воздухе.

— В Зеркалье, бродила по Белому Дворцу, смотрела, как Темный Король и его возлюбленная занимаются сексом. Но большую часть времени я пыталась понять, как изловить и подчинить Синсар Дабх.

Название Книги Темного Короля с шипением просвистело в воздухе, и я ощутила дуновение, когда все Темные в клубе одновременно повернулись ко мне.

На долю секунды весь клуб, застыв, замолчал.

Шум и движение возобновились со звоном стекла, когда бокал, подброшенный парнем с мечтательными глазами, упал на пол и разбился.

Сидящее через три стула от меня высокое тощее существо поперхнулось, и его колода карт разлетелась в воздухе и посыпалась на стойку бара, на пол и мне на колени.

Ха, попался, мечтательные — глазки. Он тоже играл в эту игру. Но кто он такой и в какой команде?

— Ну и кто же ты на самом деле, парень с мечтательными глазами? И почему ты постоянно появляешься?

— Так вот, каким ты меня видишь? Ты пошла бы со мной на выпускной в другой жизни? Привела бы домой, чтобы познакомить с родителями? Поцеловала бы на прощание на крыльце?

— Я сказал «Не отходи от меня», — прорычал Бэрронс у меня за спиной. — И не упоминайте гребаную Книгу в этом гребаном месте. Пошевеливайтесь, мисс Лейн, да поживее. — Он взял меня за руку и стащил со стула.

Когда я встала, карты посыпались с моих колен. Одна из них скользнула за меховой ворот пальто. Я вытащила ее и уже готова была выбросить, но в последний момент все же взглянула на нее.

Фар Дорха перетасовывал карты Таро. Та, что в моих руках, была с багрово-черной рамкой. По центру был изображен Охотник, летящий над ночным городом. Вдали блестящая гладь океана встречалась с темной кромкой побережья. На спине Охотника, между огромных взмахивающих крыльев, сидела женщина с развевающимися на ветру спутанными волосами. Сквозь пряди волос я видела ее губы: она смеялась.

Это была сцена из моего сна прошлой ночью. Как это возможно, что я держу карту Таро с одним из моих снов?

Что было на других картах?

Я посмотрела на пол. Прямо у меня под ногами лежала Пятерка Пентаклей. В тени на тротуаре стояла женщина и смотрела в окно паба на сидящую за столиком блондинку, смеющуюся в компании друзей. Это я наблюдаю за Алиной.

На карте Силы была изображена обнаженная женщина в церкви, сидящая, скрестив ноги и глядя на алтарь, словно моля о прощении. Я после изнасилования.

На Пятерке Кубков — женщина, поразительно похожая на Фиону, стоящая в BB&B и плачущая. На заднем плане можно было разглядеть — я нагнулась, чтобы рассмотреть по-лучше — мои высокие каблуки? И мой iPod!

На карте Солнца — две молодые женщины в бикини: одна в лаймово-зеленом, другая — в розовом, нежатся на солнышке.

А вот и карта Смерти — беспощадный жнец в капюшоне, с косой, стоит над окровавленным телом… женским телом. Я и Мэллис.

Там была карта с пустой детской коляской, оставленной возле кучи одежды и драгоценностей. Одна из тех сухих пергаментных оболочек, что оставляли от людей Тени, виднелась в коляске.

Уставившись на карту, я запустила руки в волосы и откинула их назад.

— Пророчества, красавица, бывают разными по форме и размеру.

Я подняла взгляд на парня с мечтательными глазами, но его уже не было. Я посмотрела направо, но мистер Высокий — Тощий- В-полоску тоже исчез.

На стойке бара, рядом с только что наполненной рюмкой виски и бутылкой Гиннеса была еще одна карта Таро, аккуратно положенная черно-серебряной рубашкой кверху.

— Сейчас или никогда, мисс Лейн. Я не буду ждать всю ночь.

Я отодвинула рюмку, подняла карту и положила в карман. Потом посмотрю.

Бэрронс повел меня к хромированной лестнице, у основания которой дежурили те двое, что конвоировали меня к Риодану, когда я была здесь в последний раз. Одетые в черные штаны и футболки, огромные, с мускулистыми телами и множеством шрамов на руках, они держали короткоствольные автоматы. Их лица притягивали взгляд, но, взглянув на них, хотелось тут же отвести глаза.

Когда мы приблизились, они направили свое оружие на меня.

— Какого хрена она здесь делает?

— Отвали, Лор, — сказал Бэрронс, — Когда я говорю прыгать, ты спрашиваешь, как высоко.

Тот, что не Лор, засмеялся, и Лор ударил его прикладом в живот. Как в железную стену. Мужик даже не вздрогнул.

— Хрен я тебе прыгать буду. Размечтался. Заржешь еще раз, Фейд, и будешь жрать на завтрак собственные яйца. Сука, — плюнул Лор в мою сторону. Но смотрел он не на меня, а на Бэрронса. Думаю, это и стало последней каплей.

Я переводила взгляд с одного охранника на другого. Фейд смотрел прямо перед собой. Лор уставился на Бэрронса. Я отошла от Бэрронса и встала прямо перед ними. Они это проигнорировали. Как будто меня не существовало. Не сомневаюсь, даже если бы я тут нагишом плясала, они бы продолжали смотреть на что угодно, только не на меня.

Я выросла на юге, в самом сердце Библейского Пояса, где до сих пор есть мужчины, которые отказываются смотреть на женщину, если она не родственница. Если женщина сопровождает мужчину, с которым им нужно поговорить, будь то ее отец, парень или муж, они будут все время смотреть только на него. Если женщина спросит их о чем — то и они снизойдут до ответа, то адресуют его мужчине. Они даже немного отвернутся, чтобы она ненароком не попала в поле их зрения и не обрекла этим на вечное осуждение. Мне было пятнадцать, когда подобное случилось со мной впервые, и это потрясло меня. Я задавала вопрос за вопросом, пытаясь привлечь внимание старика Хатфилда к себе. Я начинала чувствовать себя невидимкой. И, в конце концов, подошла и встала напротив него. Он просто замолчал посреди предложения.

Папа пытался объяснить мне, что таким образом старик проявил уважение. Что это учтивость по отношению к мужчине, которому женщина принадлежит. Я была не в состоянии понять, что значит «мужчина, которому женщина принадлежит». Прямо объект собственности какой-то, ни больше, ни меньше. Очевидно, Лор, который, по словам Бэрронса, даже не знает, какое сейчас столетие, застрял в том времени, когда мужчины владели женщинами. Я не забыла и о Кастео, который уже больше тысячи лет не разговаривает. Сколько же им лет? Когда, как и где они жили?

Бэрронс взял меня за руку и развернул к лестнице, но я вырвалась и снова повернулась к Лору. Подобное отношение — это уже чересчур. Я не камень. Не создавал меня Темный Король. И я не предательница.

И, по крайней мере, с одним из этих утверждений, я успешно могла поспорить.

— Почему это я сука? — потребовала ответа я. — Потому что ты думаешь, я спала с Дэрроком?

— Заткни ее, пока этого не сделал я, — сказал Бэрронсу Лор.

— Не говори с ним обо мне. Обо мне говори со мной. Или ты думаешь, что я не стою твоего внимания, потому что, полагая, что Бэрронс мертв, я объединилась с врагом ради достижения собственных целей? Какой ужас, как я могла?! — поддела я. — Надо полагать, мне следовало просто лечь и умереть, жалобно хныча. Тебя бы это впечатлило, а, Лор?

— Убери, эту суку с моих глаз.

— Думаю, то, что я объединилась с Дэрроком, делает меня почти что… — я знала, какое слово Бэрронс так ненавидел, и у меня как раз было подходящее настроение опробовать его на Лоре — наемником, разве нет? Можешь осуждать меня, если угодно. А можешь вытащить голову из задницы, и уважать меня за это.

Лор повернул голову и посмотрел на меня так, будто я начала говорить на понятном ему языке. В отличие от Бэрронса, это слово его не беспокоило. Собственно, он кажется понял, и даже оценил его. Что-то промелькнуло в его холодных глазах. Я его заинтересовала.

— Некоторые увидят во мне не предателя, а того, кто выживает, не смотря ни на что. Называй меня как угодно — мне все равно, я сна из-за этого не потеряю. Но смотри при этом на меня. Или я сделаю так, что ты будешь видеть меня с закрытыми глазами. Будешь видеть меня в кошмарах. Я выжгу себя на внутренней стороне твоих век. Отвали и не приближайся ко мне. Я не та, кем была раньше. Хочешь войны со мной — ты ее получишь. Дай мне только повод отправиться поиграть в той темной пещере у меня в голове.

— Темная пещера? — пробормотал Бэрронс.

— Будто у тебя такой нет, — оборвала я. — Да, по сравнению с твоей, моя — белоснежный пляж в солнечный день. — Оттолкнув их, я прошла мимо и поднялась по лестнице. Мне показалось, я услышала смех у себя за спиной. Я обернулась. Трое мужчин смотрели на меня бесстрастными взглядами палачей.

Зато они все смотрели.

За хромированной балюстрадой простирался верхний этаж — бесконечные гладкие стены из темного стекла без дверей и ручек.

Я понятия не имела, сколько здесь комнат. Учитывая размер нижнего этажа, их могло быть пятьдесят, а то и больше.

Мы шли вдоль стеклянных стен, пока какая-то крошечная, незаметная для меня деталь не обозначила вход. Бэрронс прижал ладонь к панели из темного стекла, которая тут же скользнула в сторону, и втолкнул меня внутрь. Он не вошел вместе со мной, а отправился куда-то дальше по коридору.

Панель вернулась назад, оставив меня наедине с Риоданом. Эта комната была сердцем «Честера». Она была полностью стеклянной: стены, пол и потолок. Можно было видеть, что происходит снаружи, но никто не мог видеть, что творится внутри.

По периметру потолка висели дюжины небольших LED-мониторов, подсоединенных к камерам, размещенным в каждом помещении клуба, будто было недостаточно просто посмотреть под ноги. Я осталась стоять на месте. Каждый шаг по этому стеклянному полу был, как прыжок в неизвестность, ведь единственной твердой опорой казался пол сорока футами ниже.

— Мак, — произнес Риодан.

Он стоял за столом, скрывшись в тени — крупный мужчина, темное пятно в белой рубашке. Единственными источниками света были мониторы над нашими головами. Мне хотелось броситься через всю комнату, напасть на него, выцарапать ему глаза, искусать, избить, проткнуть копьем. Я удивилась тому, насколько сильна была моя враждебность.

Он вынудил меня убить Бэрронса.

На том обрыве, мы с ним избили, ранили и убили того, кто хранил мою жизнь практически с того самого момента, когда я прибыла в Дублин. Днями, которые показались мне годами, я задавалась вопросом, хотел ли Риодан смерти Бэрронса.

— Я думала, ты обманом заставил меня убить его. Думала, ты предал его!

— Я говорил тебе, чтобы ты уходила. Ты не ушла. Ты вообще не должна была увидеть, кем он является.

— То есть, кем являетесь вы все, — поправила я. — Все девятеро.

— Осторожно, Мак. О некоторых вещах не говорят. Никогда.

Я потянулась за копьем. Он мог сказать мне правду, но, как и Бэрронс, позволил страдать. Чем больше я думала о том, что они скрыли правду, которая избавила бы меня от мучений, тем больше я злилась.

— Просто хочу убедиться, что, когда я проткну тебя и убью, ты воскреснешь и я смогу сделать это снова.

Копье было в моей руке, но внезапно она оказалась зажатой огромным кулаком, а острие копья — направленным на мое горло.

Риодан мог двигаться как Дэни, Бэрронс и остальные. Настолько быстро, что я не смогла защититься. Он стоял позади меня, рукой обхватив за талию.

— Никогда так не угрожай. Убери его, Мак. Или я заберу его насовсем, — он царапнул меня кончиком копья, предостерегая.

— Бэрронс не позволит тебе сделать это.

— Тебя может удивить, что Бэрронс позволит мне сделать.

— Потому что думает, что я предала его.

— Я собственными глазами видел тебя с Дэрроком. И слышал, что ты говорила ему вчера в том переулке. Когда слова не расходятся с делом, истина очевидна.

— Я думала, что вы оба мертвы. Чего ты ожидал? Тот же самый инстинкт самосохранения, что так восхищает вас друг в друге, во мне вас оскорбляет. Думаю, тебя это беспокоит. Это делает меня более непредсказуемой, чем тебе бы хотелось.

Он направил мою руку и засунул копье обратно в ножны.

— Ключевое слово — «непредсказуемой». Ты переметнулась, Мак?

— А похоже, что я переметнулась?

Он убрал волосы с моего лица и нежно заправил их за ухо. Я поежилась. Он излучал такую же энергетику, что и Бэрронс — обжигающую, мощную и опасную. Когда Бэрронс прикасается ко мне, это возбуждает. Но когда Риодан стоит позади, сжимая стальной хваткой, и осторожно прикасается ко мне — это пугает до чертиков.

— Позволь мне кое-что рассказать тебе об этом, Мак, — мягко сказал он мне на ухо. — В большинстве своем, люди добродетельны и лишь изредка совершают поступки, которые сами считают плохими. Есть люди плохие, и они каждый день ведут борьбу с собой, чтобы держать это под контролем. Иные же — прогнили до основания, и им наплевать, если только их не поймают. Но зло — это совершенно иная сущность, Мак. Зло — скверна, уверенная в собственной добродетели.

— Что ты хочешь сказать, Риодан? Что я перешла на сторону зла, но слишком глупа, чтобы это понять?

— На воре и шапка горит.

— Это не про меня. Чисто ради интереса: а к какой категории относитесь вы с Бэрронсом? К тем, кто прогнил до основания и им наплевать?

— Как ты думаешь, почему Книга убила Дэррока?

Я понимала, к чему он клонит. Теория Риодана заключалась в том, что это не я выслеживаю Книгу, а она позволяет мне себя найти. Он ошибался, думая, что, убив Дэррока, она еще на один шаг приблизилась ко мне.

— Книга убила Дэррока, чтобы остановить его. Она сказала, что никто не будет ее контролировать. Она узнала от меня, что Дэрроку известен способ, как ее подчинить и использовать, и убила его, чтобы не дать мне или кому-либо еще выяснить это.

— И как она это от тебя узнала? В дружеской беседе за чашечкой чая?

— Она нашла меня в ту ночь, когда я была в пентхаусе Дэррока. Она… заглянула в мои мысли. По ее словам, она пробовала меня на вкус, узнавала меня.

Он сильно сдавил мою талию.

— Ты делаешь мне больно!

Его рука мгновенно расслабилась.

— Ты сказала Бэрронсу об этом?

— Бэрронс был не в особо разговорчивом настроении.

Риодан больше не стоял позади меня — он снова был за столом. Я потерла живот, испытывая облегчение от того, что он больше не прикасался ко мне. Риодан настолько похож на Бэрронса, что, когда он находится рядом, это беспокоит меня сразу на нескольких уровнях. Я не могла разглядеть его лицо в тени, но и так поняла: он был в такой ярости, что ему пришлось отойти, чтобы ненароком не навредить мне.

— Синсар Дабх может читать твои мысли? Ты хоть осознаешь возможные последствия этого?

Я пожала плечами. Не так уж много времени у меня было, чтобы задумываться о чем-либо. Мне приходилось постоянно прыгать из огня да в полымя, а потом снова в огонь, так что размышления о различных вариантах развития событий не возглавляли мой список приоритетов. Кто станет беспокоиться о возможных последствиях перед лицом реальной угрозы?

— Это значит, что она знает о нас, — сказал он натянуто.

— Во-первых, какая ей разница? Во-вторых, я едва ли знаю о вас хоть что-то, поэтому она не могла узнать много.

— Я убивал и за меньшее.

В этом я не сомневалась — Риодан был холоден как камень, и вряд ли его мучили угрызения совести.

— Даже если Книга и интересовалась вами, то ей известно лишь то, что я знала тогда: вы оба мертвы. А вы живы.

— Не правда. Ты знаешь гораздо больше. И первым делом, когда Бэрронс принял человеческую форму, и ты поняла, что он жив, ты должна была сказать ему, что, возможно, Книга знает о нас.

— Ты уж прости, что я все запорола и, осознав, что он не мертв, от шока хлопнулась в обморок. Почему ты не сказал мне, что Зверь — это он? Зачем надо было убивать его? Вовсе не потому, что он не в состоянии себя контролировать в звериной форме. Он контролировал себя вчера, спасая меня от Книги. И он может меняться по собственной воле, не так ли? Что произошло в Зеркалье? Это место каким-то образом влияет на вас, делая неуправляемыми?

Я чуть не хлопнула себя по лбу. Бэрронс ведь говорил мне, что наносит на себя черные и красные руны-татуировки, чтобы избежать расплаты за использование черной магии. Может, чтобы ЕВУ сработал, нужно использовать самую черную? Неужели, ценой за сверхъестественное перемещение ко мне, где бы я ни находилась, по первому требованию, является превращение в самую мрачную и дикую из его форм?

— Это из-за того, как он туда попал, да? — спросила я. — Заклинание, которым вы с ним воспользовались, как и предполагалось, забросило его ко мне, но расплатой стало превращение в самую примитивную, свирепую его форму. Безумную машину для убийств. Это, как он полагал, было как раз тем, что нужно, ведь если я умирала, то наверняка нуждалась именно в машине для убийств. В защитнике, который бы явился и истребил всех моих врагов. Что и произошло, не так ли?

Риодан замер. Ни один мускул не дрогнул. Не уверена, дышал ли он вообще.

— Он знал, что произойдет, если я нажму ЕВУ, и вы разработали план действий на этот случай. — В этом весь Бэрронс: у него все продумано, все риски просчитаны, когда дело касается меня. — Он сделал мне татуировку, чтобы, почувствовав ее, не убить меня. А ты должен был выследить его — именно для этого вы оба носите эти браслеты. И убить. Он бы воскрес в своей человеческой форме, а я бы так ничего и не узнала. Была бы спасена, и даже не догадалась, что это дело рук Бэрронса, и что временами он превращается в зверя. Но ты облажался. Вот почему он был так зол на тебя утром. Ты не смог убить его — из-за этого ваш секрет раскрылся.

Риодан вздрогнул. Он был взбешен. Определенно, я была права.

— Бэрронс всегда может избежать расплаты за использование черной магии, — восхищалась я. — Когда ты его убиваешь, он возвращается таким, каким был до этого, ведь так? Он может хоть все тело покрыть защитными татуировками, а когда на коже не остается свободного места, убить себя, и, вернувшись, начать все с чистого листа. — Так вот почему у него не всегда были одни и те же татуировки. — Кстати, о вашей карте «выход из тюрьмы»[25]! Если бы ты не запорол ваш план, я бы оставалась в неведении. Это ты виноват, что я теперь все знаю, Риодан. Похоже, тебе не меня надо убить, а себя. Ой, погоди, — с сарказмом сказала я, — это ведь не сработает.

— А ты знаешь, что во время твоего пребывания Зеркалье, Книга посетила аббатство?

Я поморщилась.

— Дэни сказала мне. Сколько ши-видящих было убито?

— Это к делу не относится. Как ты думаешь, зачем она отправилась в аббатство?

Не относится к делу, как же! Неспособность умереть — я все еще с трудом могла себе это представить и была уверена, что смогу придумать парочку любопытных способов это проверить — сделала его похожим на фэйри — высокомерным и презирающим смертных.

— Дай-ка, угадаю, — язвительно сказала я, — В этом, каким-то образом, тоже я виновата?

Риодан нажал кнопку на столе и сказал в интерком:

— Скажите Бэрронсу, чтобы оставил их на месте. Там безопаснее. Я приведу ее к ним. У нас проблема. Серьезная.

Он отпустил кнопку.

— Да, — ответил он мне, — именно так. Думаю, не найдя тебя, она отправилась в погоню и навестила аббатство, пытаясь напасть на твой след.

— Остальные тоже так считают, или это твое личное заблуждение? Дальновидность, Риодан. Тебе она не помешает.

— Это не мне она нужна.

— Почему ты ненавидишь меня?

— Ты мне абсолютно безразлична, Мак. Я забочусь только о своих. Ты не одна из них. — Он прошел мимо меня, прижал ладонь к двери и остановился, ожидая пока я выйду. — Бэрронс хочет, чтобы ты увидела своих родителей потому, что занимаясь своими делами, ты будешь помнить, что они здесь. У меня.

— Замечательно, — пробормотала я.

— Я оставляю им жизнь вопреки здравому смыслу, лишь в качестве одолжения Бэрронсу. И его лимит одолжений истекает. Об этом тоже помни.

Глава 19

— Вы поселили их в стеклянной комнате? Неужели нельзя было предоставить им хоть немного уединения? — Я смотрела на своих родителей сквозь стену. Хотя комната и была удобно обставлена — ковры, кровать, диван, столик и пара кресел — она была сделана из такого же стекла, как и офис Риодана. Только наоборот. Мама с папой не могли видеть, что происходит снаружи, зато всем было видно, что происходит внутри.

Я взглянула влево. Хотя бы душ был как-то огорожен, в отличие туалета.

— А они знают, что все видят происходящее внутри?

— Я сохранил им жизнь, а ты еще и об уединении просишь. Это не ради тебя. И не ради них. Это моя страховка, — ответил Риодан.

В разговор вмешался Бэрронс:

— Я сказал Фейду, чтобы он принес простыни и скотч.

— Зачем? — ужаснулась я. Они что, собирались завернуть моих родителей в простыни и обмотать скотчем?!

— Они смогут завесить стены простынями.

— О, — сказала я и пробормотала, — Спасибо.

Я молча наблюдала за ними через стекло. Папа сидел на диване лицом к маме, держа ее за руки, и что-то тихо говорил. Он выглядел таким же сильным и красивым, как всегда, появившаяся седина лишь придавала ему еще более благородный вид. У мамы был застывший взгляд, появляющийся каждый раз, когда она не могла справиться с ситуацией. А папа, наверное, говорил ей о чем-то обыденном и нормальном, давая возможность вернуться к той реальности, с которой она могла справиться. Наверняка он уверял ее, что все будет хорошо, ведь это было так характерно для Джека Лейна: излучать безопасность и надежность, уверенность в том, что он выполнит обещанное. Именно это делало его таким хорошим адвокатом и таким замечательным отцом. Ни одно препятствие не казалось таким уж серьезным, ни одна угроза такой уж страшной, когда папа был рядом.

— Мне нужно поговорить с ними.

— Нет, — сказал Риодан.

— Зачем? — спросил меня Бэрронс.

Я задумалась. Никогда не говорила Бэрронсу о своем визите в Эшфорд с В’лейном. Не призналась, что подслушала разговор родителей, в котором они обсуждали обстоятельства нашего удочерения, и что папа упомянул пророчество обо мне — то, в котором я обреку на гибель весь мир.

Нана О’Рейли, 97-летняя старушка, которую мы с Кэт посещали в ее домике у моря, упоминала о двух пророчествах: одно обещало надежду, другое предупреждало об уничтожении всего живого на земле. Если я действительно была частью какого-либо пророчества, то намеревалась исполнить первое, и хотела знать больше о втором, чтобы избежать его.

Мне были нужны имена людей, с которыми много лет назад разговаривал папа в Ирландии, куда он ездил, чтобы отыскать медицинскую карту Алины, когда она болела. Я хотела знать, что конкретно они сказали ему.

Но ни за что не стану спрашивать его об этом в присутствии Бэрронса и Риодана. Если эти двое узнают хоть что-то о пророчестве, по которому я, возможно, обреку мир на гибель, они могут просто посадить меня под замок и выбросить ключ.

— Я скучаю по ним. Они должны знать, что я жива.

— Они знают. Камеры наблюдения засняли тебя на входе. Бэрронс показал им запись. — Риодан помедлил и после добавил: — Джек настаивал на этом.

Я мельком взглянула на Риодана. Мне показалось, или на его лице промелькнула легкая улыбка? Я поняла это по тону его голоса, когда он назвал моего папу Джеком. Он уважал его. Внутренне я засияла от радости. Я всегда горжусь папой, но когда он нравится кому-то вроде Риодана… Не смотря на то, что на дух не переносила владельца «Честера», я восприняла это как комплимент.

— Жаль, что ты не его родная дочь. В нем течет сильная кровь.

Я наградила его взглядом, которому научилась у Бэрронса.

— Но ведь никто не может сказать ничего определенного о твоем происхождении, не так ли, Мак?

— Моей биологической матерью была Айла О’Коннор, Глава Хэйвена ши-видящих, — невозмутимо сообщила я.

— Неужели? Потому что я кое-что раскопал, после того как Бэрронс рассказал мне, о чем говорила эта О’Рейли, и выяснилось, что у Айлы был только один ребенок, а не два. Ее звали Алина. И она мертва.

— Ну, очевидно, ты недостаточно глубоко копал, — возразила я. Но вдруг смутилась. Так вот почему Нана назвала меня Алиной. — Должно быть, она родила меня позже. И Нана просто не знала об этом.

— Айла была единственным членом Хэйвена, пережившим ту ночь, когда Синсар Дабх вырвалась из своей тюрьмы.

— Где ты берешь информацию? — настойчиво спросила я.

— И для нее не было никакого «позже».

— Откуда ты знаешь? Что тебе известно о моей матери, Риодан?

Он взглянул на Бэрронса. Взгляд, которым они обменялись, говорил о многом. Но, к сожалению, я понятия не имела, на каком языке они «говорили».

Я уставилась на Бэрронса:

— И тебя удивляет, моё недоверие к тебе? Ты ни о чем мне не говоришь.

— Оставь это. Я сам разберусь, — сказал Бэрронс Риодану.

— Советую тебе постараться.

— А я тебе советую пойти вздрочнуть.

— Она тебе не сказала, что Книга навестила ее той ночью, у Дэррока. Она проникает в разум и читает мысли.

— Я думаю, она читает только поверхностные, — сказала я поспешно. — Не все.

— Книга узнала от неё, что Дэрроку известен короткий путь к слиянию. Поэтому она убила его. Интересно, что еще она выяснила.

Бэрронс обернулся и уставился на меня.

И Вы мне ничего не сказали?

Ты ничего не сказал мне о моей матери. Что ты знаешь о ней? Обо мне?

Взгляд его потемневших от гнева глаз обещал расплату за мою оплошность.

Также как и мой.

Это было невыносимо. Мы с Бэрронсом враги. Это сбивало с толку и ранило мое сердце. Я так горевала по нему, словно потеряла единственного человека, который что-то значил для меня. И вот, мы снова противники. Неужели постоянная вражда — наша судьба?

Одному из нас придется довериться другому, сказала я.

Вы первая, мисс Лейн.

В том-то и вся проблема. Ни один из нас не пойдет на этот риск. У меня имелся длинный перечень причин, по которым мне не стоило этого делать, и они были вескими. Папа мог бы довести дело до Верховного Суда, выступая в мою защиту. Бэрронс не внушал доверия. Даже не пытался.

Когда ад замерзнет, Бэрронс.

Та же хрень, мисс Лейн. Та же…

Я отвела взгляд, оборвав его на полуслове — все равно, что средний палец ему показала.

Риодан пристально наблюдал за нами.

— Не суйся, — предупредила я, — Это касается только нас двоих. От тебя требуется только обеспечить безопасность моих родителей, и…

— Это несколько проблематично, учитывая какая ты непредсказуемая дрянь.

Дверь распахнулась, и вошли Лор и еще двое. От них исходило такое напряжение, что в комнате стало нечем дышать.

За ними следовал Фейд с простынями и скотчем.

— Не поверите, что только что вошло в клуб, — сказал Лор Риодану, — Прикажи мне перекинуться. Дай команду.

Я прищурилась. Лору нужно разрешение Риодана? Или таковы были правила поведения в его клубе?

— Синсар Дабх, так ведь? — Риодан одарил Бэрронса многозначительным взглядом. — Потому что она просканировала разум Мак и теперь знает, где нас найти.

— Ты просто долбаный параноик, Риодан. Зачем ей вообще вас искать? — сказала я.

— Возможно, — ответил один из остальных, — из нас получились бы чертовски удобные «носители» для нее. А нам не нравится, когда нас используют.

— Ты что совсем не учил её мыслить стратегически? — взорвался Риодан.

— У меня было не так уж много времени, — сказал Бэрронс.

— Светлый. Хренов Принц, — сообщил Лор, — И еще пара сотен Светлых из дюжины разных каст ждут на улице. Он грозится начать войну. Требует, чтобы ты прикрыл заведение и перестал кормить Темных.

У меня отвисла челюсть:

— В’лейн?

— Это ты ему сказала прийти сюда! — упрекнул Риодан.

— Она знает его? — взорвался Лор.

— Еще один ее любовничек, — ответил Риодан.

— Помимо Дэррока? — спросил один из остальных.

Лор негодующе посмотрел на Бэрронса:

— Когда ты поумнеешь и прикончишь, наконец, эту суку?

Уровень тестостерона поднялся почти до критической отметки. Я вдруг испугалась, что они все могут обернуться в Зверей, и тогда я окажусь посреди стаи рычащих монстров с клыками, когтями и рогами. А я ни на мгновение не верила, что метка Бэрронса спасет меня от остальных пятерых. Даже не была уверена, что она спасет меня от него самого.

— Думаете, вам Светлых надо опасаться? — спросил Фейд.

— И кого же, бл***, по-твоему, нам надо опасаться? — раздраженно спросил Бэрронс.

Фейд выхватил автомат и выпустил с полдюжины очередей в Бэрронса, прежде чем кто-либо успел двинуться:

— Меня.

Глава 20

Это сработало лишь потому, что Фейд застал его врасплох. Бэрронс способен двигаться настолько быстро, что пули — не самый легкий способ убить его.

Но он не ожидал, что Фейд в него выстрелит, а Фейд так же быстр, как и Бэрронс.

Уж не знаю, чем являются Бэрронс и остальные, но пока меня не убедят в обратном, исхожу из того, что все они принадлежат к одному виду. У них обостренное восприятие: обоняние, зрение, слух. Бэрронс обладает силой десяти человек, а его кости — невероятно эластичны.

Полагаю, иначе нельзя, учитывая как ему приходится трансформироваться. Сама видела, как Бэрронс спрыгнул с тридцатифутовой высоты и приземлился на ноги с кошачьей легкостью.

Фейд напал неожиданно для всех них. Он успел застрелить еще и Риодана, прежде чем остальные набросились на него и отняли автомат.

Оступившись, Фейд уперся спиной в стену, и мне показалось странным, что он расстался с оружием, но продолжал держаться за простыни.

— Ты совсем ох**л, Фейд? — зарычал Лор, — Опять забыл свое лекарство принять?

Фейд посмотрел на меня:

— Твои родители следующие, — промурлыкал он, — Я уничтожу все, что тебе дорого, МакКайла.

Я судорожно втянула ртом воздух. Риодан не был параноиком. Он был прав. Синсар Дабх прочла мои мысли, нашла там информацию о них, и оперативно ею воспользовалась.

Она была здесь, в одной комнате со мной!

Она узнала о «Честере» и пришла осмотреться, разведать обстановку.

Вот уже три дня, как я вернулась из Зеркалья, и уже третий день подряд она находит меня.

Неужели то, что Книга, не найдя меня в Дублине, отправилась в аббатство — действительно моя вина? Была ли я косвенно ответственна за гибель всех ши-видящих той ночью? Как долго она была здесь, переходя из рук в руки, подбираясь ко мне все ближе?

Достаточно долго, чтобы добраться до моих родителей…

— Она в простынях, — закричала я, — Отберите простыни! — и тут же пожалела о сказанном. Любой, кто прикоснется к ней, попадет под ее влияние, а у остальных все еще было оружие. — Нет, не трогайте их! — крикнула я.

Мимолетное движение и Фейд исчез.

Остальные последовали за ним, оставив меня одну.

Я бросилась к двери, но она закрылась у меня перед носом, и как ее открыть мне было неизвестно. Я лихорадочно прижимала ладонь в полудюжине разных мест, но безуспешно.

Я повернулась, всматриваясь в другую комнату. Если бы Синсар Дабх добралась до родителей… если бы Фейд принес ее туда… если бы она убила их…

Сама мысль об этом была невыносима.

Мои родители стояли и смотрели на меня, но я знала, что они не могут меня видеть. Они просто смотрели в ту сторону, откуда были слышны выстрелы.

Дверь с шипящим звуком открылась и закрылась позади меня.

— Я должен вывести тебя отсюда, — прорычал Лор.

Я развернулась, сжимая копье в руке.

— Откуда я знаю, что ты не Книга?

— Посмотри на меня. Где я мог бы ее спрятать?

Брюки и футболка обтягивали его мускулистое тело, как вторая кожа. Я перевела взгляд на его обувь. Ботинки.

— Сними их.

Он сбросил ботинки.

— Теперь ты. Снимай пальто.

Я выскользнула из него.

— Юбку тоже.

— У нас нет на это времени, — огрызнулась я, — Мои родители…

— Фейд уже свалил из клуба. Они пока в безопасности.

— Этого не достаточно!

— Мы примем необходимые меры предосторожности. Сейчас мы начеку. Кто-то пронес ее сюда, и теперь ни одна живая душа не пройдет на верхние этажи клуба или в комнату твоих родителей в одежде.

Я вскинула брови. Это будет настоящим шоком для моей мамы.

— Я сказал, снимай юбку.

— Как Фейд мог передать ее мне?

— Вероятность ничтожная. Не хочу рисковать.

Со вздохом я расстегнула юбку и спустила ее. На мне был облегающий свитер и черные трусики «тонг». Сапоги плотно обтягивали ноги. Книгу негде было спрятать.

— Доволен?

— Вряд ли.

Застегивая юбку, я еще раз тоскливо взглянула на родителей и отвернулась. Мой взгляд упал на изуродованное тело Бэрронса, и я вздрогнула.

И вот опять я стою над мертвым телом Бэрронса.

Я знала, что он не был по-настоящему мертв, ну или по крайней мере это было ненадолго. Но я еще не оправилась от горя, и не могла разобраться в собственных чувствах.

— А когда он… — я запнулась, испугавшись, что не сдержу всхлипы.

— А тебя это е**т что ли? С чего вдруг?

— Да нет, то есть, я просто… вот черт! — Я развернулась и ударила кулаками по стене. Мне было все равно, что родители могли услышать глухой стук, а стена задрожала от моих ударов. Не важно, что обо мне подумал Лор. Видеть Бэрронса мертвым было невыносимо для меня. Просто невыносимо. Без всяких причин. Это было выше моего понимания.

Я молотила по стене, пока Лор не перехватил мои окровавленные кулаки и не оттащил меня.

— Когда? — настойчиво спросила я, — Я хочу знать! Отвечай, а не то…

Он ухмыльнулся:

— Что, накормишь меня кровавыми рунами?

Я нахмурилась:

— Вы что, все рассказываете друг другу?

— Не все. При-йя, звучало чертовски интересно. Так и не узнал всех подробностей.

— Когда? Отвечай, — я использовала Глас, чтобы принудить его.

— Не уверен. Но быстрее, чем в прошлый раз. И если ты еще хоть раз используешь на мне Глас, женщина, я убью твоих родителей сам.

Глава 21

— Что должен сделать принц, чтобы получить поцелуй в День Святого Валентина, МакКайла?

Слова возникли из мрака, а затем словно сам Эрос, скользя по моей коже, слегка покалывал сотней крошечных стрел Купидона. Даже побывав прий-ей и приобретя иммунитет к сексу с фейри, я по-прежнему трепещу, услышав мелодичный чувственный голос В’лейна. И хотя уже не раздеваюсь при его появлении, в глубине души остаюсь все той же девочкой-лето, которой этого хочется, особенно, когда он заигрывает со мной и пытается соблазнить.

Сколько дней Святого Валентина в моей жизни заканчивались поцелуем?

Их можно посчитать по пальцам одной руки.

Да и те можно назвать поцелуями лишь с натяжкой: невинные, явно не из тех, что способны потрясти женщину и перевернуть ее мир.

Взявшись за ручку двери «Книг и Сувениров Бэрронса», я остановилась. Он сменил замки в дверях гаража и черного входа магазина, так что мне пришлось припарковать Вайпер в переулке и идти вокруг здания к главному входу. Это была тяжелая ночь. Скорее бы уж она закончилась. Хочется забраться, наконец, с головой под одеяло и уснуть глубоким сном без всяких сновидений.

Всего несколько часов назад, я успокаивала себя тем, что, несмотря на злость Бэрронса, все же смогу уснуть с утешительной мыслью: «Он жив».

Ну да. С Днем Святого Валентина меня.

— Полагаю, смертные мужчины дарят женщинам цветы.

Я неожиданно почувствовала обволакивающий изысканный аромат роз, и в моей руке возник букет. Бутоны приятно щекотали нос. Земля под ногами также была усыпана лепестками, покрытыми росой и источающими невероятно пьянящий аромат.

Я прислонилась лбом к стеклу двери. Сквозь него был виден мой разгромленный магазин.

— Ты тоже пришел обвинить меня в предательстве?

Вполне в духе фейри: осыпать меня подарками, не переставая при этом угрожать. Мне надоело оправдываться. Безжизненный взгляд Бэрронса почти вернул меня на край того обрыва. Понятия не имею, почему мне так невыносимо видеть его мертвым, я же знала, что на самом деле это не так. Лор уверил меня, что он вернется, но не был уверен, когда именно. Почему он не знает когда? Может, телу Бэрронса необходимо время, чтобы исцелиться, и некоторые раны заживают дольше других?

Я никак не могла выбросить из головы эту картину. Теперь меня терзали два образа: Бэрронс-выпотрошенный и Бэрронс-расстрелянный. Вдобавок ко всему, я боялась за родителей, с ужасом осознав, с какой легкостью Книга добралась до близких мне людей. Сначала аббатство, затем Дэррок, Бэрронс, а теперь она угрожает и моим родителям. Я больше не могла оспаривать утверждение Риодана, что Книга сама находит меня. Играет со мной. Но почему тогда просто не убить меня и не покончить со всем этим? Неужели она и вправду рассчитывала, что я, как выразился Риодан, «переметнусь»? Все, что касалось Синсар Дабх, не имело смысла. То она вызывала чудовищную, сокрушительную головную боль, так что я могла за милю почуять её приближение. То, вот как сегодня, я и понятия не имела, что нахожусь с ней в одной комнате.

Она убила каждого, кто соприкасался с ней. Кроме меня. Книга причиняла мне боль, но всегда оставляла в живых. Почему?

Я потребовала, чтобы Лор увез маму и папу из Дублина. Но он отказался даже обсуждать это. Сказал, что никто и пальцем не пошевелит, пока Бэрронс не прикажет. А что до их желания свернуть мне шею, видимо, и тут последнее слово за Бэрронсом.

Я могла бы убедить В’лейна переместиться в клуб, забрать моих родителей, спрятать их в безопасном месте, но… что ж, возможно, во мне говорит ши-видящая, но не могу я доверить своих родных фейри.

— Я не глуп, МакКайла. Ты разыгрывала Дэррока. Единственный вопрос — зачем?

У меня словно гора с плеч свалилась. Наконец-то кто-то поверил в меня. Так и знала, что это будет В’лейн.

— Спасибо.

Я развернулась и с благодарностью посмотрела на него. В’Лейн — всегда зрелище. Он приглушал свою сущность, принимая человеческую форму, но это не сильно ослабляло его нечеловеческое очарование. В черных штанах, ботинках и черном кашемировом свитере, с длинными волосами, рассыпавшимся по спине, и бархатной кожей, отливающей золотом, он был похож на падшего архангела.

Сегодня он был величественен, как никогда. Интересно, обрел ли он цель, которой ему так не хватало, возглавив армию Светлых? И теперь он уже не бессмертный, томимый скукой и мелочными страстями, а становится истинным лидером своего народа? Быть предводителем Светлого двора — хлопот не оберешься. Может, если Джейни и его Стражи подстрелят и запрут достаточное количество их сородичей, они наконец-то проснутся. Небольшие испытания и страдания пойдут Светлым на пользу.

— Ты никогда не сомневался во мне? Даже когда я стояла на улице с армией Темных?

— Я знаю, что ты за человек, МакКайла. Если бы ты была фейри, то принадлежала бы к моему двору, — он изучал меня древними радужными глазами. — Моя армия не столь проницательна, как я. Они считают тебя его союзником. Мы убедим их в обратном, — уголки его губ дрогнули в улыбке. — Именно твое утверждение, что Бэрронс мертв, выдало тебя. Я видел его с тобой сегодня в «Честере», — он помолчал. — Мне не совсем ясно, как тебе удалось обмануть Темных Принцев. Они были уверены, что он мертв.

Его слова прозвучали столь мягко, что я едва не пропустила вопрос и угрозу. Шелковый голос был пронизан сталью. За всей своей игривостью, В’лейн был в опасном настроении. Но почему? Я знала, что он был в «Честере». Неужели, после того, как Лор выпроводил меня из клуба и затолкал в Вайпер, случилось что-то еще? Знал ли В’лейн, что Синсар Дабх тоже была там?

— Да так, один маленький фокус, — выкрутилась я.

— Бэрронс вовсе не умирал? Он был лишь… на время «выведен из строя»?

В’лейн и Бэрронс ненавидят друг друга, это как-то связанно с тем, что давным-давно Бэрронс убил принцессу В’лейна. Инстинкт, который был превыше моего понимания, заставил меня солгать.

— Ты что, шутишь? Бэрронса невозможно убить.

— Я узнаю, как ты обманула Темных Принцев, МакКайла, — вновь за шелком его голоса скрывалась сталь. Это был не вопрос. Это был приказ.

Он подошел ко мне, и одурманивающий аромат двора Фейри — жасмина и сандалового дерева — дополнил изысканное пряное благоухание пурпурных лепестков, раздавленных его ботинками. Вместе с ним вошла и опасность.

Я подняла голову, внимательно разглядывая его. И внезапно поняла, откуда взялась его злость. Он был на грани не из-за того, что думал, будто я смогла провести Темных Принцев, а потому что боялся, что они знали о лже-смерти Берронса и каким-то образом смогли обмануть его самого.

В’лейн входил в Высший Совет королевы. Он был избран лидером своей расы, чтобы находить истину в интригах двора. И потерпел неудачу. Он не сумел отличить ложь от истины, и чью ложь — Темных! Это потрясло его. Могу его понять. Ужасно осознавать, что не можешь доверять собственным суждениям.

Однако он не ошибался. Бэрронс действительно был мертв, и Темные Принцы не обманули В’лейна. Но я не стану говорить это ему. Дело было не только в том, что Бэрронс настаивал, чтобы я лгала В’лейну, просто, похоже, во мне была заложена необходимость сохранить его секрет во что бы то ни стало.

А зная Бэрронса, полагаю, он на мне это где-нибудь вытатуировал.

И все же я могу открыть В’лейну часть правды.

— Помнишь, ты сказал мне, что я только начала осознавать свою сущность?

Он пристально посмотрел на меня и кивнул, а затем прикоснулся к моим волосам:

— Я рад, что ты вернула их настоящий цвет, МакКайла. Они восхитительны.

Ну да, только вот Бэрронс, похоже, так не считал…

— Ты был прав. Совсем недавно я обнаружила в своем подсознании место, где есть вещи, о которых я знаю, но не могу объяснить откуда. Я нахожу в нем то, чего не понимаю.

Он склонил голову в ожидании.

— Я обнаружила руны, которых не выносят принцы. И использовала их в сочетании с другими, чтобы создать иллюзию смерти Бэрронса, — солгала я.

Я могла проследить за ходом его мысли: «Темные не обманули меня. Это она обманула Темных». Черты его лица разгладились.

— Ты убедила Дэррока и принцев в смерти Бэрронса, чтобы Дэррок поверил в искренность твоих намерений объединиться с ним?

— Именно.

— Зачем?

Я колебалась.

— МакКайла, неужели мы не можем наконец довериться друг другу? — мягко произнес он, — Что я должен сделать, чтобы убедить тебя? Распоряжайся, я к твоим услугам.

Я так устала от лжи и недоверия.

— Он знал способ, как подчинить Синсар Дабх, и поэтому она его убила.

— Значит, полученная нами информация верна, — пробормотал он, — Это был не Охотник.

Я кивнула.

— И что это был за способ?

— Я не успела это выяснить, пока он был жив.

Он изучал меня:

— Чтобы так тщательно обмануть принцев, нужно обладать огромной силой, — он хотел сказать что-то еще, но, похоже, передумал и замолк.

А через минуту осторожно спросил:

— Те руны, что ты использовала, какого они были цвета?

— Кроваво-красные.

Он замер, разглядывая меня так, словно не был уверен, на кого или что именно он смотрит. Мне стало как-то не по себе.

— Они пульсировали, подобно биению человеческого сердца?

— Да.

— Невозможно!

— Хочешь, чтобы я призвала их сейчас?

— Ты с такой легкостью способна это сделать?

Я кивнула.

— В этом нет необходимости. Я верю твоим словам, МакКайла.

— А что это за руны? Дэррок не хотел мне говорить.

— Полагаю, ты заинтересовала его еще больше, после того как он их увидел. Огромная сила, МакКайла. Это паразиты: они присасываются ко всему, чего коснутся, растут и распространяются подобно человеческим болезням.

Чудесно. А ведь я заметила, как они выросли в спальне пентхауса Дэррока. Неужели я по неосторожности выпустила еще одно зло Темных в этот мир?

— Если использовать их вместе с Песней Творения, они могут создать непреодолимую преграду, — сказал он, — Я сам их никогда не видел, но в нашей истории говорится, что их применяла сама первая Светлая Королева для наказания. И они послужили одним из компонентов для создания стен тюрьмы Темных.

Я вздрогнула.

— Как я вообще могу что-либо знать о рунах, которые использовались при возведении стен тюрьмы Темных?

— Именно это я и хотел бы знать.

Я вздохнула и потерла глаза. Вопросы, опять вопросы. Я от них скоро с ума сойду.

— Ты утомлена, — мягко произнес он, — В эту ночь влюбленных где бы ты хотела спать, МакКайла? В шелковом гамаке, натянутом между пальмами, покачивающимися в такт морскому прибою, с преданным любовником-фейри, готовым исполнить любое твое желание? Разделишь ли ты обитель с принцем фейри? Или же ты собираешься подняться по ступеням разгромленного книжного магазина, чтобы провести ночь в одиночестве, в здании, принадлежащем мужчине, который тебе не доверял и никогда не будет доверять?

Ой.

Он прикоснулся к моей щеке, провел пальцем до подбородка, приподнял лицо вверх.

— Какой восхитительной женщиной ты стала. Ты больше не тот ребенок, что прибыл сюда несколько месяцев назад. Ты проявила характер. Демонстрируешь силу и решимость, уверенность в себе и целеустремленность. Но мудра ли ты? Или движима сердцем, безрассудно отданным не тому мужчине? Неужели, как и большинство людей, ты неспособна меняться? Чтобы измениться, нужно признать свою неправоту. Твоя раса обрекает себя, оправдывая свои ошибки, а не исправляя их.

— Никому я свое сердце не отдавала.

— Хорошо. Тогда оно все еще может стать моим.

Он склонил голову и поцеловал меня.

Я закрыла глаза и словно растворилась в его объятиях. Это был неожиданный поворот сюжета в моей истории, наконец кто-то верит мне, отвечает на вопросы, которые я задаю, и просто добр ко мне, не говоря уже о сексуальной привлекательности В’лейна. Когда его имя мягко разместилось на моем языке, подразнивая, предлагая, ожидая приглашения, я вдохнула его поцелуй в себя. Согласные, которых никогда не смогу произнести самостоятельно, и мелодичные гласные начали покалывать мой язык, заставив все тело вспыхнуть от волны сладостного наслаждения.

Я вдохнула запах принца фейри и дурманящий аромат роз. Неплохой поцелуй на День Святого Валентина, совсем неплохой.

Он отдавал мне свое имя не спеша, позволяя этим невероятным слогам нежно и мягко устроиться у меня во рту, пока они, наконец, не улеглись, и я не взорвалась, дрожа в его объятиях. Я еще долго стояла там в алькове книжного магазина и целовала В’лейна, уже после того, как снова заполучила его имя.

Я все еще пылала, когда поднялась по лестнице и рухнула на кровать.

* * *

— Чувиха, а че здесь стряслось?

Я прислонила веник к упавшей книжной полке и обернулась. Дэни стояла в дверях магазина, запихивая в рот протеиновый батончик. Она разглядывала погром сузившимися глазами. Утренний солнечный свет, пробивавшийся через открытую дверь, подсвечивал ее рыжие кудри огненным ореолом. И хотя день выдался ясным и почти безветренным — целых 60 градусов по Фаренгейту[26], и это после недавнего снегопада! — я никак не могла согреться, даже при двух включенных газовых каминах.

— Не прикроешь дверь? — попросила я.

Мне всю ночь снилось то холодное место. Раз за разом я почти просыпалась от страха — неизвестный ужас преследовал меня, я соскальзывала по ненадежному льду — но каждый раз кошмар снова затягивал меня.

Я бродила по ледяным утесам, пытаясь найти ту прекрасную печальную женщину, звала ее, уверенная, что найду ее за следующим горным хребтом. Но на каждой новой вершине я находила лишь дюжины песочных часов, мелкий черный песок быстро заполнял нижнюю их половину. Я металась от одних часов к другим, отчаянно переворачивая их, но они вновь опустошались в считанные секунды.

За мгновение перед пробуждением я поняла, почему не могла найти ее. Я медлила слишком долго. Время имело существенное значение, а я опоздала. Ее уже не было. Исчезла и надежда, как те крошечные черные песчинки.

Шанс упущен.

Я приняла душ и оделась. На меня давило бремя неудачи. Отчаявшись достичь успеха, удовлетворения хоть в чем-то, я воплотила свою месть с веником в руках, занявшись мусором в разрушенном магазине. Я провела часы за выбиванием опилок и щепок из ковров Бэрронса и сбором разбитого стекла в аккуратные кучки.

Дэни с важным видом переступила порог и закрыла за собой дверь.

— В’лейн сказал, что ты хотела меня видеть. Не знаю зачем, но я особо не была загружена, так что решила тебя выслушать. Но лучше тебе не нести ту же хрень, что и в прошлый раз. Тогда ты не слишком любезничала, — на ее лице появилось самодовольное выражение. — Он подарил мне шоколадку. Чувиха, будто я, типа, его возлюбленная. Мы поболтали. Я сказала ему, что мне почти четырнадцать и что однажды я подарю ему свою девственность.

Я застонала. Неужели она ему ЭТО сказала? Прежде, чем послать его к ней, я заставила его поклясться, что он выключит свой смертельный эротизм.

— Как только все поутихнет, нам предстоит долгий разговор на тему твоей девственности и В‘лейна.

— У меня для тебя новости, Мак: ничего не поутихнет. Мир такой, какой есть. Такая теперь жизнь.

Несмотря на обычную для Дэни развязность и беспечный тон, ее глаза оставались холодными. Настороженными.

Жестокие слова. Жестокая правда. Но я с ней не смирюсь.

— Так будет не всегда, Дэни. Мы этого не допустим.

— Да что мы можем сделать-то? Мир слишком велик. Ваще-то, все не так плохо. Пока ты с катушек не слетела. Думала, мы с тобой, типа, как две горошинки в одном Мега-стручке, а других овощей вообще не существует. И тут ты ломаешь эту комедию, обжимаясь с ГроссМонстром. Я аж взбесилась, — она бросила на меня взгляд, в котором читалось все то, что она никогда не сказала бы вслух: «Ты меня бросила. Оставила одну. Да, я здесь, и надеюсь оно того стоит.»

Она достала из кармана яблоко и принялась его грызть.

Прошлой ночью, до того, как В’Лейн ушел, я попросила его найти Дэни утром и сказать, что Бэрронс не умирал, что я работала под прикрытием, и что я очень сожалею о своей лжи. Но ни одно извинение, переданное на словах кем-то, не сможет заменить настоящего, сказанного прямо в глаза. Ей необходимо было услышать это от меня лично. А мне — сказать ей об этом.

— Прости меня, Дэни. Мне было невыносимо причинять тебе боль.

— Чувиха, да забей уже. Не больно мне. Я и не такое переживу. Решила, у тебя ПМС, ну или типа того. Фигня. Просто хотела услышать от тебя, что ты вела себя как последняя сволочь.

— Я вела себя как последняя сволочь. Тебя это, может, и не задело, а меня чуть с ума не свело. Прощаешь?

Она вздрогнула и одарила меня испытующим взглядом. С рано повзрослевшей, одаренной девчонкой-подростком в аббатстве общались двумя способами: либо постоянно командовали, либо напрочь игнорировали. Сильно сомневаюсь, чтобы хоть раз кто-то извинился перед ней за что-либо.

— Да, блин, признания твоего сволочизма — вполне достаточно, госпади. Еще нюни распускать, как эти взрослые. Тьфу! — она обошла разгромленную кассовую стойку, и попыталась усмехнуться, но улыбка получилась кривая. — Так что тут стряслось? Мини-торнадо пронесся?

— Пальто сними, — уклонилась от ответа я. Не скажешь же ей: «Я убила Бэрронса, и он был так зол на меня, что разнес магазин».

— Понятно. Проехали.

Она сбросила пальто, и оно упало на пол грудой черной кожи. Под ним оказались узкие джинсы с заниженой талией, обтягивающий свитер и черные высокие кеды. Ее зеленые глаза сверкали.

— Учитывая, как книга захватывает носителей, прячась на людях, думаю, нам всем какое-то время придется одеваться, как потаскушки. Что-нибудь облегающее или совсем ничего. Чувиха, у всех же все свисать будет. Да у меня глаза из орбит вылезут и отвалятся от вида некоторых жирных телок из аббатства. Сдобные животики и «верблюжьи лапки»[27] — фу!

Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. В этом вся Дэни. Ни намека на тактичность. Как и мир вокруг, она была сама собой и не подчинялась каким-либо правилам.

— Не у всех суперскоростной метаболизм, как у тебя, — сухо заметила я. Все бы отдала за то, чтобы тоже есть шоколад на завтрак, торты на обед и пироги на ужин.

Она догрызла яблоко и бросила его в кучу мусора.

— Жду не дождусь встречи с Бэрронсом, кстати, — восторженно заявила она, — А ты? Хотя не, тебе-то что. Ты ж на него голого любовалась — сколько там — месяцами, да?

Временами мне очень сильно хочется, чтобы она прикусила свой язычок. Я вдруг снова очутилась в том подвале: обнаженный Бэрронс расхаживает по комнате, и я говорю ему, что он самый красивый мужчина из всех, что я когда-либо видела.

Я поспешила сменить тему.

— Что происходит в аббатстве? Знаю, ты ушла оттуда, но как обстояли дела до этого?

Ее лицо потемнело.

— Плохо, Мак. Очень плохо. А что? Думаешь вернуться туда? Плохая идея, я те скажу.

Хорошая или плохая, но выбора у меня не было. По словам Наны, когда Синсар Дабх сбежала из аббатства двадцать с лишним лет тому назад, моя мама была главой Хэйвена. А если верить Риодану, весь Хэйвен был уничтожен той ночью, спаслась лишь моя мама.

Нана назвала меня Алиной.

Риодан утверждает, что Алина была единственным ребенком Айлы. Мало того, что расспрашивать Риодана пустая трата времени, учитывая его скрытность, так к тому же он сейчас мертв, и я понятия не имею как надолго.

Так что остается Нана или аббатство.

Аббатство ближе, да и его обитателям не под сотню лет, так что они не склонны клевать носом на середине предложения.

Может первоначальные члены Хэйвена и мертвы, но там должны были остаться ровесницы моей мамы, выжившие даже после недавней резни. Кто-то из тех женщин, помимо Ровены, наверняка знали мою маму. И кто-то из них мог знать, что произошло той ночью, пусть и по слухам.

А еще библиотеки аббатства, до которых мне не терпится добраться. И эта женщина-страж, что я не смогла обойти, и которая на раз-два сделала даже В’лейна. Кстати, о последнем я как-то забыла разузнать. Интересно, что все же произошло с В’лейном, после того, как я его призвала. Я сделала мысленную пометку спросить его в следующий раз.

А еще я обдумывала идею о том, чтобы встретиться с Ровеной лицом к лицу и попытаться заставить ее выложить всю правду. Интересно, что окажется сильнее: способность к мысленному принуждению, которой, по мнению Дэррока, обладала старуха, или та сила, что я недавно открыла в себе. Но от проверки этой идеи меня удерживало понимание того, что я этим поступком не только сожгу мосты, но и подожгу землю, на которой стояла, в отношениях с ши-видящими. Согласны они с решениями Ровены или нет, но большинство ши-видящих были преданы ей. Еще одна причина моих колебаний — я не знала точно, откуда берется эта сила, и не хотела давать Грандмистрисс повод использовать это против меня. К тому же, вдруг все эти руны — некие паразиты, которые могут причинить нашему миру еще больший вред?

И все же, у меня есть козырь в рукаве. Я овладела искусством Гласа и с легкостью могла объяснить, что это мастерство друидов, которому меня обучил Бэрронс.

— Мне нужны ответы, Дэни. Ты со мной?

— Ро просто лопнет от злости, если нас поймает, — предупредила она. Ее глаза сияли, и она начала дрожать от предвкушения.

Я улыбнулась. Обожаю эту девчонку. Мы помирились и снова заодно. Еще один камень свалился с моей души.

— О, она наверняка нас поймает. И я намереваюсь перекинуться парой слов с этой старухой.

А если что-то пойдет не так, я попридержу свою силу и позволю Дэни вытащить нас оттуда, ну или призову В’лейна.

— Ну что, ты со мной?

— Шутишь? Ни за какие коврижки такое шоу не пропущу!

Глава 22

Хотя мы с Дэни попали внутрь аббатства на суперскорости, они обнаружили нас в южном крыле меньше, чем за три минуты.

Ро, должно быть наложила новые охранные заклятия, чтобы обнаружить нас и предупредить ее, если мы проникнем в аббатство. Интересно, как она это делает, может это что-то вроде колдовства, с использованием клока волос, крови или ногтей. Так и вижу: старуха стоит у кипящего котла, добавляя ингредиенты, постоянно помешивая их, и при этом довольно хихикает.

Тем не менее, ей это удалось. Группа ши-видящих во главе с Кэт преградила путь на пересечении двух коридоров, не успели мы и полпути пройти до запретной библиотеки, которую я взломала в прошлый раз. Тогда я оставила их осматривать ее, а сама попыталась пройти мимо голографического стража и спуститься в еще один коридор аббатства, на первый взгляд казавшийся «тупиковым».

Как и мы с Дэни, они тоже были одеты в обтягивающую одежду, под которой книгу не спрячешь. Полагаю, в перерыве между проникновением Теней и визитом Синсар Дабх, обстановка в аббатстве была весьма напряженной.

— Что в пакете? — требовательно спросила Кэт.

Я открыла прозрачный пластиковый пакет для продуктов, который принесла с собой, показав, что Книги там нет. Как только они в этом убедились, то сразу перешли к делу.

— Грандмистрисс сказала, что ты мертва, — сказала Джо.

— Потом она сказала, что это не так, но мы должны считать тебя мертвой, потому что ты встала на сторону Гроссмейстера, так же как и Алина, — обвинила Клэр.

— Но ты ведь совсем не сестра Алине, да, Мак? — спросила Мэри.

— После того, как мы навестили Нану О’Рейли, — сказала Кэт, — я поговорила с Ровеной и она подтвердила слова Наны о том, что главой Хэйвена была О’Коннор. Но она также сказала, что Айла скончалась спустя несколько дней после побега Синсар Дабх. Алину тоже считали мертвой, хоть ее тело и не нашли. Так или иначе, Алина была ее единственным ребенком. Кто же тогда ты, Мак?

Десятки ши-видящих уставились на меня в ожидании ответа.

— Она не обяз’на вам отв’чать, — воинственно заявила Дэни, — стадо овец даж не видит, че у них перед носом.

— Напротив. Мы видим ши-видящую, которой, предположительно, вообще не существует в природе, — сказала Кэт. — А еще ты, так решительно настроенная защищать ее. С чего бы вдруг тебе это делать?

Дэни сжала губы так сильно, что они превратились в тонкую линию, скрестила свои худощавые руки на груди, и стала притопывать одной ногой, уставившись в потолок.

— Хочу лишь сказать, если ты че-то не понимаешь, или же че-то тебе не нравится, это еще не значит, что оно плохое. Эт то же самое, что признать кого-то, кто умнее и быстрее тебя, опасным тольк потому, что у него мозгов побольше, да ноги попроворнее. Несправедливо обвинять чела в том, что он родился таким.

— Для этого мы и собрались здесь, мы хотим понять, — Кэт посмотрела на меня своими серыми глазами. — Помоги нам, Мак.

— Это правда? — решительно спросила я. — Твой дар ши-видящей — эмпатия?

Кэт вдруг смутилась, заправила рубашку и пригладила волосы.

— Где ты это услышала?

Я вынула записи Дэррока из пакета, сделала шаг вперед и протянула их ей. Но ей придется сделать шаг мне навстречу, чтобы взять их.

Я принесла не все из того, что тогда запихала в рюкзак, а лишь часть — в качестве жеста доброй воли. Мне было до крысиной задницы, что обо мне думала Ровена, но я хотела объединиться с ши-видящими. Какая-то часть меня ненавидела это аббатство, где Ровена столь жестко контролировала силу ши-видящих, но не сумела удержать под контролем то, что было ее величайшей ответственностью. Другая же часть меня хотела принадлежать к этому сообществу. Опять моя двойственность не дает мне покоя.

— Я нашла их, когда работала под прикрытием, — сделала акцент на последнем слове, — с Дэрроком. Я обыскала его пентхаус. У него были записи обо всем, включая Темных, о которых я никогда не слышала и которых никогда не встречала. Подумала, может быть, вы захотите добавить это в свои архивы. Эти записи пригодятся, когда вы столкнетесь с новыми кастами. Не знаю, как ему стало известно, что происходит внутри этих стен, но возможно, у него был здесь свой человек. Быть может, он все еще здесь, — Дэни рассказала мне, что кто-то повредил защитные руны вокруг моей камеры, когда я была при-йя. — Вам, наверное, будет интересно узнать, что, по его словам, Ровена обладает даром психического принуждения, — многозначительно сказала я.

— Откуда нам знать, что эти записи не просто кучка небылиц, которые ты сама же и сочинила? — спросила Мэри.

— Решать вам. Я больше не стану оправдываться.

— Ты не ответила на вопрос, — сказала Кэт. — Кто ты, Мак?

Я встретилась с безмятежным взглядом ее серых глаз. Кэт мне представлялась единственным человеком, способным все обдумать и принять верное решение. Эта хрупкая брюнетка была куда крепче, чем казалась. Уравновешенная и невозмутимая в напряженные моменты. И я надеялась, что в один прекрасный день она заменит Ровену, став Грандмистрисс аббатства. В отличие от Хэйвена, для этой должности требовалась не самая могущественная ши-видящая, а самая мудрая — дальновидная женщина с четкими целями. Кэт излучала спокойствие, ей были присущи почти полное отсутствие самомнения, живой ум и твердость духа. Я голосовала бы за нее обеими руками.

Если она действительно обладает даром эмпатии, то почувствует мою искренность, когда я скажу ей всю ту правду, что мне известна.

— Понятия не имею, Кэт. Правда, я искренне полагала, что Алина моя сестра. И пока меня не убедили в обратном. Нана сказала, что я похожа на Айлу. Очевидно, достаточно похожа на нее, чтобы она подумала, что к ней пришла повзрослевшая Алина. Тем не менее, я, как и вы, слышала, что у Айлы не было второго ребенка. Если думаешь, что тебя это беспокоит, то представь каково мне, — я горько улыбнулась. — Сначала узнаю, что меня удочерили, а затем, что не существую в принципе. Но вот, что вас действительно шокирует, Кэт, так это то, что, согласно записям Дэррока, он знал о происхождении всех ши-видящих. Предположительно…

Три резких свиста пронзили воздух и все ши-видящие встали по стойке смирно.

— Довольно! — скомандовала Ровена, выходя из-за их спин. Она была одета в изящный, хорошо подогнанный костюм василькового цвета, ее длинные седые волосы были заплетены вокруг головы так, словно это царственная корона. В ее ушах и на шее был жемчуг. Цепочка от очков тоже была украшена крошечными жемчужинами.

— Ну все! Задержите эту предательницу и ведите ее за мной. А тебе, Дэниэль Мэган О’Мэлли, советую подумать дважды, прежде чем даже попытаться выхватить ее из наших рук. Будь очень, очень осторожна, Дэниэль, — Ро повернулась к Кэт. — Я одала приказ. Исполняйте немедленно!

Кэт посмотрела на Ровену.

— Она говорит правду? У тебя есть дар психического принуждения?

Брови Ровены сошлись вместе над ее тонким острым носом. Голубые глаза сверкали.

— Вы поверите ее лжи о заявлениях бывшего фейри, а не тому, что я сказала? А я еще считала тебя мудрой, Кэт. Возможно, даже самой мудрой из дочерей. Ты никогда меня не подводила. Не разочаровывай меня сейчас.

— Мой дар — эмпатия, — сказала Кэт. — Он был прав в этом.

— Лучший из лжецов знает, что нужно присолить ложь частичной правдой, чтобы заслужить доверие. Я никогда не принуждала своих дочерей. И никогда не буду.

— Говорю вам, пришло время для правды, Грандмистрисс, — заявила Джо. — Нас осталось всего триста пятьдесят восемь. Мы устали терять сестер.

— Мы не просто потеряли сестер, — сказала Мэри, — мы теряем надежду.

— Согласна, — сказала Клэр.

— Да, — прошептала Джози и остальные.

Кэт кивнула:

— Расскажи нам мнение Дэррока о происхождении нашего ордена, Мак.

Ровена посмотрела на меня свысока:

— Не смей!

И тут я сама это ощутила — едва уловимое давление на мой разум. Применяла ли она его ко мне всякий раз, когда я оказывалась рядом, с самой первой нашей встречи той ночью? Как бы там ни было, для меня это теперь не помеха. Я научилась противостоять Гласу, а ее натиск — ничто, по сравнению с этим. С Бэрронсом я стояла на коленях и резала себя. У меня был чертовски хороший учитель.

Я проигнорировала Ровену и обратилась к ши-видящим:

— Дэррок полагал, что в давние времена отнюдь не королева Светлых принесла Синсар Дабх в аббатство с целью захоронить книгу…

Ровена отрицательно покачала головой:

— Не делай этого. Им нужна вера. Только она у них и осталась. Ты не вправе лишать их ее. У тебя нет доказательств его правоты.

Я почувствовала, как едва различимое давление с ее стороны перерастает в запугивание.

— Ты все знала. Ты всегда знала, но предпочла это скрыть от них, как и многое другое.

— Если ты веришь, что в тебе есть семя зла, оно может поглотить тебя, — она вглядывалась в мое лицо. — Ой, конечно же ты понимаешь это.

— С таким же успехом можно утверждать, что если ты веришь, что внутри тебя есть зло, у тебя есть возможность научиться его контролировать, — парировала я.

— Можно также заявлять, что безопасность — в незнании.

— Безопасность — это ограда, а ограды — для овец. Уж лучше умереть в двадцать два, зная правду, чем прожить сотню лет в паутине лжи.

— Ты говоришь это с такой уверенностью. Интересно, какой позиции ты будешь придерживаться, если действительно окажешься в этой ситуации.

— Иллюзия не заменяет жизнь, — сказала я.

— Позволь им сохранить их священную историю, — сказала Ровена.

— А что, если она не такая уж и достойная? — спросила я.

— Расскажи нам, — потребовала Клэр, — мы имеем право знать.

Ровена отвернулась, но продолжала исподлобья сверлить меня пренебрежительным взглядом, словно я настолько отвратительна, что не стою ее непосредственного внимания.

— Я с первого взгляда поняла, что ты попытаешься нас уничтожить, МакКайла — или кто ты там на самом деле. Надо было сразу избавиться от тебя.

Кэт резко вздохнула:

— Она человек, а не животное, Ровена. Мы не избавляемся от людей.

— Точно, Ро, — натянуто сказала Дэни, — мы от челов не избавляемся.

Я взглянула на Дэни. Она уставилась на Ровену сузившимися, полными ненависти глазами. О, да, правде давно было пора прозвучать в этих стенах, независимо от того, нравится она нам или нет. Может, Дэррок ошибался. Может, все его записи — лишь его догадки. Но мы не могли сомневаться в том, что не были готовы узнать. А неоспоримые подозрения имели гадкую тенденцию разрастаться. Уж мне ли не знать: даже сейчас одно из них росло в геометрической прогрессии у меня в голове, в моем сердце.

— Ровена права, — признала я, — мне неизвестно, прав ли был Дэррок. Но вам следует знать, что Бэрронс тоже это подозревает.

— Скажи нам, — потребовала Кэт.

Я сделала глубокий вдох. Помню, какой эффект это на меня произвело, а ведь я не выросла в среде ши-видящих, с их убеждениями. Прежде, чем принести записи Дэррока, я снова их просмотрела. Далее в его записях, были уже не просто списки гипотез, а факт: Темный Король создал ши-видящих.

— Дэррок считал, что Темный Король сам заманил в ловушку Синсар Дабх и создал тюрьму для нее, здесь, в нашем мире. Он считал, что король создал также и тюремных стражей, — я замялась, а затем мрачно добавила, — ши-видящих. Согласно Дэрроку, это была последняя каста Темных, созданная темным королем.

Можно было услышать, как упала булавка. Никто не сказал ни слова и даже не двинулся с места.

Теперь, когда правда открылась, я обратила все свое внимание на Ровену. Не было никаких сомнений — она владела нужной мне информацией.

— Скажи мне, о чем говорится в пророчестве, Ровена.

Она фыркнула и отвернулась.

— Мы можем сделать это по-хорошему или по-плохому.

— Чепуха, дитя. Мы не будем этого делать вообще.

— Скажи мне, о чем говорится в пророчестве, Ровена, — сказала я снова, на этот раз, применив Глас. Звук резонировал, эхом отражаясь от каменных стен аббатства. Ши-видящие стали взволнованно перешептываться.

Выпучив глаза и сжав руки в кулаки, Ровена начала выплевывать слова на неизвестном мне языке.

Я уже собиралась приказать ей говорить по-английски, когда Кэт, прочистив горло, сделала шаг вперед. Она побледнела, но ее голос был четким и спокойным, когда она сказала:

— Не делай этого, Мак. Не нужно принуждать ее. Мы нашли книгу с пророчествами в Запретной Библиотеке, которую ты открыла. Мы можем рассказать все, что тебе нужно, — она протянула руку к листкам, которые я принесла. — Можно?

Я отдала их ей.

Она перехватила мой пристальный взгляд:

— Ты считаешь, Дэррок был прав?

— Не знаю. Но я могу воздействовать на Ровену Гласом и узнать все, что ей известно. Могу допросить ее по полной.

Кэт оглянулась на Ровену, продолжающую говорить.

— Это древнеирландский язык. Пришлось потратить какое-то время, но мы сумели его перевести. Пойдем с нами. Но сначала утихомирь ее, ладно? — она вздрогнула. — Мак, пойми, ты неправа. Это почти то же самое, что ты делала с Наной. Наша воля должна принадлежать только нам самим.

— И ты это говоришь, даже зная, что она, возможно, годами использовала принуждение на всех вас?

— Ее сила не идет ни в какое сравнение с твоей. Есть разница между соблазнением и насилием. Некоторые из нас подозревали, что она обладает… подчиняющими лидерскими качествами. Тем не менее, она принимала мудрые и справедливые решения.

— Она лжет вам, — сказала я. Кэт умела прощать куда лучше меня.

— Умалчивает. Небольшое, но все же весомое различие, Мак. Она была права насчет веры. Если бы нам в детстве рассказали, что мы, вероятно, каста Темных, мы могли бы пойти совершенно по другому пути. Освободи ее. Прошу тебя.

Я пристально посмотрела на Кэт. Интересно, может она, помимо эмпатического дара, обладает еще и даром морального исцеления, которым пользуется при желании. Когда я заглянула в ее глаза, мой гнев на Ровену поутих. Но доля правды в словах Кэт была. Алина и Кристиан называли это «вынужденной ложью». А что, если бы в мои лет девять — десять кто-нибудь сказал мне, что я — Темная. Посчитала бы я тогда, что мне предназначено быть плохой и даже не попыталась быть хорошей? Подумала бы я: зачем?

Я вздохнула. Жизнь — такая сложная штука.

— Ровена, забудь о пророчестве, — приказала я.

Она тут же перестала говорить.

Кэт приподняла одну бровь и удивленно посмотрела на меня.

— Разве это то, чего ты на самом деле от нее хотела?

Я вздрогнула.

— Не забывай о пророчестве! Просто перестань о нем говорить!

Но было слишком поздно. Я Гласом приказала ей забыть о нем, и, судя по презрительному выражению лица старухи, пророчество было стерто из ее памяти до последнего слова.

— Ты представляешь опасность для нас всех, — надменно сказала она.

Я провела руками по волосам. Да уж, а Глас-то коварен.

— Мои дочери расскажут тебе о пророчестве, которого я, благодаря твоему неумению применить искусство друидов как следует, больше не помню. Они сами тебе все расскажут, без принуждения. Но на моих условиях: ты будешь работать только с нашим орденом и больше ни с кем. Если я правильно помню, мы знаем, что нам нужно. Ты ее выследишь. Мы закончим начатое, с… — она замолчала и потерла лоб.

— С пятью друидами и камнями, — добавила Кэт.

— Вы нашли пророчество и в нем действительно описано все, что нам нужно делать? — спросила я.

Кэт кивнула.

— Я хочу на него взглянуть.

Мы собрались в запретной библиотеке, представлявшей из себя крохотную комнатку без окон. Она ничуть не впечатлила меня, когда я ее увидела в первый раз, и неудивительно, после Книг и сувениров Бэрронса. Дюжины ламп, располагавшихся по периметру низкого каменного потолка, заливали комнату мягким янтарным светом, достаточно ярким для того, чтобы отгонять Теней. Но он был рассеянным, что позволяло свести к минимуму ущерб, причиненный и без того хрупким страницам древних книг.

Осмотревшись, я поняла, что теперь комната не производит на меня того же впечатления, как в первый раз. В мое отсутствие ши-видящие привели пыльный хаос в порядок, достали из ящиков старинные тома, принесли книжные шкафы и расставили все так, чтобы все можно было легко найти и занести в каталог.

Люблю книги, они у меня в крови. Я бродила по сухой каменной комнате, останавливаясь то тут, то там, чтобы провести рукой над хрупкими переплетами. Мне так хотелось прикоснуться к ним, но я боялась, что этим причиню им вред.

— Мы делаем копии и вносим уточнения, — сказала Кэт. — Тысячелетиями только члены Хэйвена имели доступ к этим архивам и записям. Через несколько столетий многие из них превратились бы в пыль, — она посмотрела на Ровену с легким упреком, — некоторые из них — уже стали пылью.

— Ох, если однажды ты, Кэтрин, займешь мое место, — сурово сказала Ровена, — то сама сможешь понять, какие ограничения несет в себе быстротечность жизни, и насколько трудные решения порой приходится принимать.

— Пророчество, — нетерпеливо сказала я.

Кейт жестом пригласила нас к большому овальному столу. Мы выдвинули стулья и расселись вокруг него.

— Мы постарались перевести как можно точнее.

— Некоторые слова не на древнеирландском, — сказала Джо, — а словно выдуманы самоучкой.

— Джо — наш переводчик, — с одинаковой гордостью и презрением произнесла Дэни. — Она считает, исследования это прикольно. Хрена с два.

— Следи за выражениями! — прикрикнула Ровена.

Я удивленно посмотрела на нее. У нее все еще этот заскок? Я настолько привыкла к словечкам вроде «хрени», что перестала воспринимать их как ругательство.

— Это уже не твоя забота. Ты мне больше не начальник, — Дэни окинула Ровену недружелюбным взглядом.

— О, ты настолько счастлива быть сама по себе, Дэниэль О’Мэлли? Твоя мама перевернулась бы в гробу, знай она, что ее дочь покинула аббатство, водится с принцем фэйри и другими личностями сомнительного происхождения, а также, что она никого не слушается в столь нежном возрасте — десяти и трех лет.

— Хватит пороть эту хрень про нежный возраст, — прорычала Дэни. — К тому же, мне скоро будет десять и четыре года, — она широко улыбнулась, — двадцатого февраля, не забудь. Я люблю шоколадный торт. Не просто бисквитный. Терпеть не могу, когда в него кладут фрукты. Шоколад, а сверху еще шоколад, и чем больше, тем лучше.

— Если вы обе не можете помолчать, лучше выйдите, — сказала я.

Книга, которую открыла Кэт, оказалась на удивление маленькой и тонкой. Она была обернута в неприметную коричневую кожаную обложку и туго перевязана потертым кожаным шнурком.

— Морина Бин жила в аббатстве чуть больше тысячи лет назад.

— Ши-видящая с даром предвидения? — предположила я.

Кэт отрицательно покачала головой:

— Нет. Она работала прачкой у настоятельницы аббатства. Ее называли Безумной Морри из-за бессвязной речи. Посмеивались над ее упорной верой в то, что сны не менее реальны, чем сама жизнь, которая, как считала Безумная Морри, состояла не из событий прошлого и будущего, а из их вероятности. Она верила, что каждое новое мгновение — ничто иное, как очередной брошенный в озеро камень, вызывающий водную рябь, невидимую тем почтенным женщинам, на которых она трудилась, в силу их недалекого ума. Морри утверждала, что способна видеть целое озеро, каждый камень в нем. Она говорила, что не безумна, а просто потрясена, — Кэт вяло улыбнулась. — Большая часть того, что она написала, вообще не имеет смысла. Если что-то из ее слов и сбылось, мы не сможем связать это с настоящим или же просто понять предзнаменования. Если все, о чем она писала на этих страницах, должно происходить в том же порядке, то мы находимся в самом начале предсказанных событий. На протяжении двадцати страниц она рассказывает о побеге Синсар Дабх.

— Она так и называла книгу?

— Ни одну из ее записей невозможно понять однозначно. Она пишет о величайшем зле, что дремлет под нашим аббатством, и что однажды оно сбежит при помощи «одной из высшего круга».

— Прачка знала о Хэйвене? — воскликнула я.

— Нет, по всей вероятности, она подслушивала хозяев, — высказалась Ровена.

Я закатила глаза:

— А ты, я смотрю, высокомерна до мозга костей, да?

Кэт вырвала из желтого блокнота страницу, на которой Джо неразборчиво написала перевод, и передала ее мне.

— Прежде, чем перейти к сути, она излагала множество беспорядочных мыслей, — сказала Джо. — Эта прачка жила примерно в 1000-м году н. э., она никогда не видела автомобилей, самолетов, сотовых телефонов, не знала, что такое землетрясение. У нее не было слов, чтобы описать все это. Она постоянно повторяет фразу «в день, когда…», пытаясь определить, когда именно произойдет событие. Я сконцентрировала внимание на переводе только той информации, что касалась непосредственно Синсар Дабх. Я все еще работаю над оставшимися предсказаниями, но дело продвигается медленно.

Я пробежала глазами по записям, страстно желая найти доказательства, что мне отведена роль героини, или, по крайней мере, не злодейки.

«Зверь вырвется на свободу, и станет бедствием для Земли. Его нельзя уничтожить. Ему невозможно навредить. Это дьявольское дерево даст лишь новые побеги. Он должен быть сплетен (Замурован? Заточен в тюрьму?)Из самых могущественных родословных происходят двое: Если одна умрет в юности, то вторая, которая ищет смерти, будет охотиться на Зверя. Драгоценные камни, высеченные из ледяных скал, расположенные на востоке, западе, севере и юге, превратят три лика в единое целое. Пятеро из-за скрытых границ будут заклинать, когда камни будут положены, и тот, что горит чистым огнем (сожжен на костре?), вернет Зверя туда, откуда тот вырвался. Если заселенный… одержимый (не уверена в этом слове… преобразованный?) заточит его в самом сердце тьмы, он уснет, но сон его будет чутким».

— Чувиха, вот отстой! Кто пишет такой бред? — воскликнула Дэни мне через плечо.

Джо фыркнула:

— Я постаралась перевести как можно точнее, особенно если учесть, что эта женщина ни одного слова не написала одинаково дважды.

— Она че, надорвалась бы выражаться немного точнее? — проворчала Дэни.

— Вероятно, она считала, что выражается точно, — ответила я. Ведь язык постоянно меняется, особенно диалекты и сленг. — Дэни, ты сама посуди, ну кто сможет перевести это «чувиха, вот отстой» через тысячу лет?

Но не только язык все осложнял. Трудно было правильно истолковать сон. Меня настолько беспокоили сны о Холодном месте, когда я училась в средней школе, что я, наконец, рассказала папе о преследующем меня кошмаре. Он предложил описать его на бумаге, чтобы мы вместе попытались разобраться, что этот кошмар означал.

Последовательный и прагматичный Джек Лейн считал мозг чем-то вроде компьютера, а сны — способом, при помощи которого он копирует и сохраняет события прошедшего дня в подсознание, обрабатывая воспоминания и систематизируя полученные знания. Но он также полагал, что если сон повторяется, значит разум или дух не может справиться с какой-то проблемой.

Он предположил, что мой сон отражал естественный детский страх потерять маму, но даже в возрасте десяти лет это звучало для меня весьма неубедительно. Теперь я задумалась, а не беспокоился ли папа втайне, что тот повторяющийся сон был как-то связан с моей биологической мамой, которую я потеряла. Что, возможно, меня удерживали на холоде, и при этом, я вынуждена была смотреть, как она умирала.

Я тоже так считала до тех пор, пока не побывала в Белом Дворце и не увидела там короля и его возлюбленную. Именно тогда я осознала, что она — та самая женщина из моих снов. Да еще мой последний сон, где, наблюдая как умирает она, я как будто сама почувствовала, что погибаю. Теперь же меня беспокоила совсем иная вероятность.

Так или иначе, когда я попыталась записать свой сон о Холодном Месте, у меня получилось что-то вроде этого пророчества: расплывчатое, неясное и чертовски невразумительное.

— Кроме того, кажется мы смогли разобраться, — сказала Джо. — Слово «Келтар», означает магическая мантия. Клан Келтаров или МакКелтары, служили в качестве Друидов, тысячи лет тому назад Туата Дэ Данаан, когда фейри еще жили среди нас. Когда Договор был заключен и фэйри покинули наш мир, они оставили Келтаров в ответе за соблюдение Договора и сохранение древних знаний.

— И мы выяснили, что есть пятеро ныне живущих мужчин Друидов, — сказала Мэри.

— Дэйгис, Драстен, Кейон, Кристиан и Кристофер, — проговорила Джо. — Мы уже отправили им сообщение с просьбой присоединиться к нам.

К сожалению, с Кристианом возникнет проблема.

— Ты сказала, что знаешь, где находятся все четыре камня, — проговорила Кэт.

Я кивнула.

— Выходит, все, что нам нужно: это чтобы ты сказала, где Книга, один из Келтаров взял ее и принес сюда, четыре камня расположенные вокруг нее, и они впятером перезахоронили ее с помощью какой-нибудь своей связывающей песни или заклинания. Похоже, один из них будет знать, что нужно сделать в конце. Я говорила с одной из их жен, и она вроде поняла, что подразумевается под «населенным или одержимым».

— Перезахоронить где? — спросила я, пристально наблюдая за Ровеной. Похоже, моя роль заключалась лишь в выслеживании Книги. Все это время я полагала, что мне одной придется выполнять эту работу, а оказалось, что моя роль в пророчестве совсем невелика. В нем не было сказано чего-то плохого обо мне. Там просто говорилось о возможной смерти Алины и моем стремлении умереть — и то, и другое уже произошло. Я почувствовала, как груз ответственности спал с моих плеч. Еще пять человек несут на себе эту ношу. Я чуть не подпрыгнула в воздух от радости с вытянутой рукой, крича: Ура!

— Туда, где она была раньше, — спокойно ответила она.

— И где это?

— Дальше по тому коридору, по которому, как сказала Дэни, ты не смогла пройти, — ответила Джо.

Грандмистрисс бросила на нее уничтожающий взгляд.

— А ты можешь пройти мимо женщины, которая его охраняет? — спросила я Ровену.

— Не суй свой нос в мои дела, девчонка. Я выполню свою задачу. А ты занимайся своей.

— В’лейн тоже не смог пройти мимо нее, — мне было интересно, почему, и я «закинула наживку».

— Никто из фейри не может, — в словах Ровены сквозило самодовольство, и я поняла, что страж — ее рук дело.

— Кто та женщина, что охраняет проход?

— Последняя из известных нам Глава Хэйвена, — ответила Джо.

Нынешний Хэйвен Ровены — тайна покрытая мраком.

— Ты имеешь в виду, что это моя мать?

— Айла не твоя мать! У нее был только один ребенок, — резко ответила Ровена.

— Тогда кто я такая?

— Вот именно.

Она умудрилась провести следствие, вынести мне приговор и привести его в исполнение всего парой слов.

— Пророчество говорит о двоих. Одна умрет молодой, а вторая будет искать смерть.

Окажись мы с ней наедине, не знаю, насколько далеко бы я зашла, чтобы вытянуть из нее ответы, но точно знаю, что после этого была бы сама себе противна.

— По всей вероятности, прачка съела протухшей рыбы, от чего у нее были галлюцинации, вот и провозгласила себя пророком. Там говорится: «родословные». Во множественном числе.

— Ее правописание просто ужасно. Во многих словах — лишние буквы, — сказала Джо.

— Тебе придется снять эти защитные руны, — холодно сказала я.

— Ни одного фейри не будет там, когда мы будем изолировать эту мерзость.

— В’лейн не отдаст мне камень, — ответила я, — нет ни единого шанса, что он выпустит его из рук.

— Раздвинь ноги еще перед одним фейри, чтобы заполучить его, — сказала она равнодушно. — Потом ты отдашь нам все камни. И в твоем присутствии во время ритуала нет никакой необходимости.

Я покраснела, от чего пришла в ярость. Старуха действовала мне на нервы, как никто другой. Интересно, а моя мама (Айла, тут же поправилась я) когда-нибудь испытывала к ней такие же чувства. Я так радовалась, когда узнала, кто была моя биологическая мать. А сейчас, когда все говорят, что у нее был только один ребенок, я чувствовала, будто у меня не только маму украли, но и сестру. И никогда в жизни мне не было так одиноко.

— Пошла на хрен, старуха! — сказала я.

— Побереги свой пыл, — парировала она. — Камень-то не у меня.

— Что ты мне как-то раз говорила? Подожди-ка… А! Вспомнила, — я использовала Глас такой силы, на какую была способна, когда произнесла, — Haud yer whist, Ровена! [прим.: шотл. «Заткнись!»]

— Мак, — предостерегла меня Кэт.

— Ей, значит, позволено меня всячески оскорблять, а я не могу заткнуть ей рот?

— Конечно, можешь, но общаясь с ней на равных, без принуждения. Зачастую ты полагаешься на эту силу, когда в ней нет никакой нужды, рискуя потерять свою человечность. У тебя горячий нрав и пылкое сердце. Но ты должна их охладить.

— Можешь говорить, Ровена, — у Бэрронса Глас никогда не звучал так раздраженно.

— Твоя преданность ши-видящим должна быть на первом месте, — сразу же заявила она.

— Ты хочешь, чтобы стены были восстановлены? — требовательно спросила я.

— Ох, ну конечно хочу!

— Тогда без участия Светлых не обойтись. Как только Книга будет захоронена, королеве потребуется прочитать ее, чтобы найти Песнь Творения…

— Песнь Творения находится в Синсар Дабх? — воскликнула она.

— Королева считает, что в книге содержатся фрагменты, из которых она сможет воссоздать всю Песнь.

— И ты действительно уверена, что хочешь этого?

— А ты разве не хочешь, чтобы Темных снова заперли?

— Конечно хочу. Но они утратили Песнь задолго до того, как мы столкнулись с ними. Если фейри обретут снова эту древнюю мелодию, их могущество станет безграничным. Ты хоть представляешь себе, что за времена тогда наступят? Ты уверена, что человечество продолжит существовать в этом случае?

Я хлопала глазами в немом удивлении. Так была сосредоточена на том, чтобы загнать Темных назад в тюрьму, а Светлых отослать к их двору, что даже особо не задумывалась над возможными последствиями того, что фейри воссоздадут Песнь Творения. Наверное, это было написано у меня на лице, потому что тон Ровены смягчился, когда она сказала:

— О, так значит ты не полная дура.

Я одарила ее многозначительным взглядом:

— У меня и без того дел было по горло. И я ведь быстро освоила Глас, не так ли? Но у нас есть другая, более срочная проблема: я знаю Кристиана МакКелтара, и он пропал. Он застрял в Зеркалье еще с Хэллоуина. Мы ничего не можем сделать пока не найдем его.

— В Зеркалье? — воскликнула Кэт. — Мы не можем отправиться в Зеркалье! Никто не может!

— Я сама была там недавно. Это возможно.

Ровена оценивающе посмотрела на меня:

— Ты была в Зеркалье?

— Стояла в Зале Всех Времен, — ответила я, и сама удивилась, услышав оттенок гордости в своем голосе. В конце концов, я позволила себе задать вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как я узнала о двух пророчествах, по одному из которых я предположительно уничтожу мир. Действительно ли все дело во мне? Или оно такое же неясное, как и это?

— Я слышала, что существует два пророчества. Где другое?

Кэт и Джо обменялись тревожными взглядами.

— Прачка до конца страницы болтала о том, сколько камней могло быть брошено в озеро в каждый момент времени, и что некоторые более вероятны, чем другие, — сказала Джо. — Она утверждала, что видела во снах дюжины таких камней, но только два из них казались наиболее возможными. Первый может спасти нас. Второй, вероятнее всего, обречет нас на гибель.

Я нетерпеливо кивнула:

— Знаю. Так что во втором пророчестве?

Кэт протянула мне тонкий том:

— Переверни страницу.

— Я не читаю на древнеирландском.

— Просто переверни ее.

Я перевернула. Так как чернила, которыми пользовалась Безумная Морри, просачивались сквозь тонкий пергамент страниц дневника, она писала только на одной стороне листа. Следующей страницы не было. От нее остались лишь кусочки пергамента да обрывки нитей, торчавшие из переплета.

— Кто-то вырвал ее? — недоверчиво спросила я.

— И довольно давно. Этот том был одним из первых, занесенных нами в каталог, после того как ты сняла заклинания, защищавшие библиотеку. Мы нашли его открытым, лежащим на столе. Эта страница и несколько других уже были вырваны. Мы подозреваем в этом того неизвестного, что уничтожил защитные заклинания снаружи твоей камеры, когда ты была При-йя, — произнесла Кэт.

— В аббатстве находится предатель, — сказала Джо. — И кем бы он ни был, этот человек либо переводит не хуже меня, либо вырвал страницы наугад.

— Обойти мои заклинания и получить доступ к этой библиотеке, — мрачно добавила Ровена, — могла лишь одна из моих доверенных Хэйвена.

Глава 23

Я припарковала Вайпер за магазином и сидела, уставившись туда, где когда-то была самая большая в городе Темная Зона, кишащая Тенями. Особенно опасной была одна гигантская бесформенная пожирательница жизни. Кажется, мы с ней получали одинаковое удовольствие, угрожая друг другу.

Интересно, где она теперь? Я надеялась, что у меня будет шанс поохотиться на нее и, испытав некоторые из моих новообретенных рун, уничтожить ее раз и навсегда, потому что, будучи настолько огромной, как в ночь, когда в Дублине погас свет и Тень вырвалась на свободу, полагаю, она может пожирать маленькие города в один присест.

Я посмотрела на гараж, потом на книжный магазин и вздохнула.

Мне не хватало его. Как ни странно, теперь, когда мной целиком завладела мысль, кем или чем я была, меньше всего меня интересовало, кем или чем являлся он. Я начинала понимать, почему Бэрронс всегда настаивал, чтобы я судила о нем по его поступкам. Что, если ши-видящие и правда были кастой Темных? Делает ли это нас плохими изначально? Или мы, как и остальные люди, можем выбирать, быть нам хорошими или плохими?

Я вышла из машины, закрыла ее и направилась к магазину.

— Бэрронс разрешает тебе водить свой Вайпер? — раздался голос Лора у меня за спиной.

Не отпуская ручку двери, я обернулась, помахивая ключами на пальце.

— Владение. Девять десятых закона.

Уголки его губ дрогнули:

— Я смотрю, ты успела от него нахвататься.

— Где Фейд? Вы поймали его?

— Он был мертв, когда Книга оставила его.

— Ну и когда вы ожидаете его возвращения? — сладким голосом спросила я.

— Докладывай. Что ты узнала в аббатстве?

— Думаешь, я теперь перед тобой буду отчитываться?

— До тех пор, пока не вернется Бэрронс и снова не возьмет тебя под контроль.

— Так ты себе это представляешь? Он возьмет меня под контроль? — вспыхнула я.

— Тебе же лучше, если так. Иначе, мы тебя убьем, — угроза была произнесена сухо, с полнейшим безразличием. — Нас не существует. Так всегда было. Так всегда будет. Если люди о нас узнают, мы их убиваем. Ничего личного.

— Я, конечно, дико извиняюсь, но, когда меня пытаются убить, я воспринимаю это очень даже лично.

— Мы не пытаемся. Пока. Выкладывай.

Я фыркнула и отвернулась, собираясь войти в магазин.

Вдруг он оказался позади меня, рука легла поверх моей на дверной ручке, лицом он зарылся в мои волосы, губы оказались возле моего уха. Он вдохнул.

— Ты пахнешь особенно, Мак, не так как другие люди. Интересно, почему? Я не такой, как Бэрронс. Риодан чересчур цивилизованный. У меня нет таких проблем, как у Кастео, а Фейд все еще развлекается. Смерть — мой утренний кофе. Я люблю кровь и звук ломающихся костей. Меня это заводит. Рассказывай, что ты узнала о пророчестве, и, в следующий раз, принеси мне книгу провидицы. Если ты хочешь, чтобы твои родители остались… невредимы, ты будешь сотрудничать только с нами. Ты будешь лгать всем остальным. Ты принадлежишь нам. Не вынуждай меня преподать тебе урок. Есть вещи, способные сломать тебя. Ты не поверишь, до какого безумия могут довести некоторые виды боли.

Я повернулась к нему лицом. Какое-то мгновение он не давал мне этого сделать, вынуждая вырываться и отталкивать его. От его тела исходила такая же энергия, как и от тела Бэрронса и Риодана. Я знала, что он наслаждается этим, вероятно, на уровне первобытной похоти, недоступном моему пониманию.

Он сказал: «Есть вещи, способные тебя сломать». Я почти рассмеялась. Он понятия не имеет, что меня едва не сломила уверенность в смерти Бэрронса.

Одного взгляда в глаза Лора было достаточно, чтобы я решила подождать, когда вернется Бэрронс, прежде чем спорить.

— Ты считаешь, что Бэрронс испытывает ко мне слабость, — сказала я. — Вот что тебя волнует.

— Это запрещено.

— Он презирает меня. Думает, что я спала с Дэрроком, помнишь?

— Его беспокоит то, что ты спала с Дэрроком.

— Его беспокоило и то, что я подпалила его ковер. Бэрронс становится немного раздражительным, когда речь идет о вещах, которые он предпочитает считать своей собственностью.

— Вы двое меня с ума сводите. Пророчество. Говори.

Он допрашивал меня почти полчаса, пока не был удовлетворен ответами. Уставшая до смерти, я поднялась в свою спальню на четвертом этаже. В комнате царил полнейший хаос: повсюду были разбросаны фантики от протеиновых батончиков, пустые бутылки из-под воды и одежда. Я умылась, почистила зубы, надела пижаму и уже собралась забраться в кровать, как вспомнила о карте Таро, которую прошлой ночью дал мне парень с мечтательными глазами.

Я порылась в кармане пальто и достала ее. Рубашка карты оказалась черной и была покрыта серебристыми символами и рунами. Они напоминали серебряный оклад одной из трех форм Синсар Дабх — той, что была древним черным фолиантом с массивными замками.

Я перевернула ее. «МИР».

Это была красивая карта, с багрово-черным обрамлением. На ней была изображена стоящая в профиль женщина на фоне белого пейзажа, отливающего голубым оттенком, отчего он казался ледяным и отталкивающим. Перед ней в звездном небе вращалась планета, но она смотрела в сторону — не на мир, а на что-то за пределами карты. Или она смотрела на кого-то, кто не был изображен на карте? Я не знала толкования карты МИР. Я никогда не гадала на картах. Мак 1.0 считала, что предсказывать будущее по картам так же глупо, как и пытаться связаться с умершими родственниками с помощью колдовской доски Уиджа[28]. Мак 5.0 была рада любой помощи из любых источников. Я изучала карту. Почему парень с мечтательными глазами оставил ее мне? О чем я должна узнать из нее? Что мне нужно смотреть на мир? Что я не могу видеть ясно, отвлекаясь на другие вещи и людей? Что я на самом деле была той, в чьих руках судьба этого мира?

Не важно, как я к этому относилась, но карта говорила о слишком большой ответственности. В пророчестве было ясно сказано, что моя роль совсем небольшая. Я спрятала карту между страниц книги, лежавшей на прикроватной тумбочке, забралась в постель и укрылась с головой.

Мне снова снилась красивая грустная женщина, и вновь у меня появилось странное чувство двойственности: я видела своими и ее глазами, ощущала ее горечь и свое замешательство.

«Пойдем. Ты должна поспешить. Ты должна знать.»

Меня охватило чувство, что я срочно должна что-то сделать.

«Только ты можешь. Нет другого пути в…» — ее слова раздавались эхом среди скал, становясь все слабее с каждым разом. — «Пыталась… так долго… так трудно…»

Внезапно, рядом с ней (нами) появился Темный Принц.

Но он был не из тех троих, которых я знала и которые насиловали меня. Это был четвертый. Тот, которого я никогда не видела.

С той необъяснимой уверенностью, какая бывает во сне, я поняла, что это Война.

«Беги, прячься!» — кричала женщина.

Я не могла. Мои ноги словно приросли к земле, а глаза были прикованы к нему. Он был намного красивее, других Темных Принцев и более ужасающим. Как и остальные, он видел мою суть, его взгляд, подобно бритве, проникал в мои самые сокровенные надежды и страхи. Я знала, что Война обладал способностью не только в сеять раздоры и настраивать одну расу или нацию против другой, но и находить в человеке качества, которые можно будет обернуть против него.

Вот он, величайший манипулятор и разрушитель.

И я поняла, что бояться надо не Смерть. Война был тем, кто опустошал жизни. Смерть был лишь чистильщиком, привратником, заключительным актом.

Шею Войны обвивал такой же черный торк, но он был украшен серебром. Хотя под его кожей так же хаотично сменялись цвета, но он был окутан золотым сиянием. А за его спиной мелькнули черные перья. У Войны были крылья.

Глава 24

Следующим утром меня внезапно разбудил непривычный звук. Я села, оглядываясь по сторонам. Звук повторился дважды, прежде чем я поняла, в чем дело. Кто-то бросал камушки в окно.

Я потерла глаза и потянулась. «Иду, иду», — проворчала я, откидывая одеяло. Наверняка, это Дэни. Так как сотовая связь все еще не работала, а звонка в магазине не было, то помимо битья окон, это был единственный способ привлечь мое внимание.

Я отодвинула шторы и выглянула на улицу.

В’лейн возлежал на капоте Вайпера Бэрронса, прислонившись спиной к лобовому стеклу. Пусть машина мне и не принадлежала (ну, это мы еще посмотрим), но я немедленно осмотрела В’лейна на предмет каких-нибудь кнопок или заклепок, которые могли поцарапать краску. Обожаю спортивные автомобили. Их мощь просто покоряет меня. Я все же решила, что можно не опасаться царапин от мягкого белого полотенца, свободно обернутого вокруг талии В’лейна. Его золотистое тело было совершенно, а глаза искрились, словно алмазы в лучах солнца.

Я подняла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Температура упала, низко нависшие облака затянули небо. Дублин опять был холоден и мрачен.

В’лейн поднял чашку Старбакса:

— Доброе утро, МакКайла. Я принес тебе кофе.

Я смотрела на нее со смешанным чувством подозрения и вожделения.

— Ты нашел работающий Старбакс?

— Я переместился в магазин в Нью-Йорке. Я смолол кофе и сам сварил его. Я даже… как вы это называете? Вспенил молоко. — Он показал несколько пакетиков, — Рафинад или коричневый сахар?

Мой рот наполнился слюной. Коричневый сахар и кофеин с утра — что может быть лучше?! Разве что секс.

— Бэрронс рядом? — спросил он.

Я помотала головой.

— А где он?

— Занят сегодня, — соврала я.

— Торопишься куда-нибудь?

Я сузила глаза. В’лейн разговаривал не так, как всегда. Обычно его речь звучала очень формально. А сегодня почти… по-человечески. Я посмотрела на полотенце, пытаясь оценить, не может ли под ним прятаться Книга. Возможно.

— Не мог бы ты сменить это полотенце на что-нибудь вроде облегающих шортов, к примеру?

Он вдруг оказался обнаженным.

Книги не было, определенно.

— Верни обратно свое полотенце, — торопливо попросила я. — Почему ты так странно разговариваешь?

— Разве? Я пытаюсь научиться у людей, МакКайла. Думал, ты сочтешь меня более привлекательным. Как у меня получается? Нет, погоди. Я осваиваю человеческую разговорную речь. Как у меня?

Он все еще был обнажен.

— Полотенце. Немедленно. И так не говорят. Фраза «Ну как тебе?» звучала бы лучше. Но вообще-то, неплохо. И тем не менее, разговорный язык в твоих устах звучит неуместно.

Он одарил меня ослепительной улыбкой:

— Я тебе нравлюсь тем, кем являюсь, принцем фейри. Это обнадеживает. Я пришел, чтобы предложить тебе провести день на пляже. Тропический бриз и песчаные отмели. Пальмы и кокосы. Песок и солнце. Пойдем, — он протянул мне руку. И это была не единственная часть его тела, вытянувшаяся в моем направлении.

Чуть ли не на каждом шагу меня окружали чрезвычайно сексуальные мужчины.

— Полотенце, — потребовала я и прикусила нижнюю губу. Я не должна. Не имела права. На мне лежала ответственность за судьбу мира. У меня даже была карта таро, подтверждающая это.

— Я не понимаю, почему тебе не приятно видеть меня нагим. Мне нравится смотреть на твое обнаженное тело.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась с тобой на пляж или нет?

Его радужные глаза сияли.

— Ты приняла мое приглашение. Я вижу это по твоим глазам. Они томно заблестели. Я нахожу это возбуждающим.

— Только не пляж в Фэйри, — сказала я. — Никаких иллюзий. Ты можешь переместить нас в какое-нибудь место в нашем мире, где течет человеческое время? Например, в Рио?

— Повелевай мной, я в твоем распоряжении, МакКайла. Мы проведем ограниченное количество человеческих часов, назначенное тобой.

Я была безнадежно испорченной. Не могла отказаться.

— Я возьму кофе прямо сейчас, — и потянулась за ним через подоконник, ожидая, что В’лейн заставит его взлететь ко мне или что-то в таком роде.

— Не могу услужить. Защитные заклятия этого параноика все еще в силе. Они заставляют меня держаться в нескольких футах от здания.

— Но не от его машины, — подметила я, мои губы сами собой растянулись в улыбке. Бэрронс бы с катушек слетел если бы узнал, что В’лейн прикасался к его Вайперу. И валялся на нем нагишом? Да Бэрронса бы удар хватил.

— С трудом удерживаюсь, чтобы не выжечь свое имя на краске. Боюсь, тебе придется спуститься за своим кофе. Он горячий, поторопись.

Я пробежалась щеткой по волосам, плеснула водой в лицо, накинула шорты, майку и шлепанцы, и через десять минут уже была в Рио.

Я не могу находиться на пляже и не думать об Алине. Постоянно обещаю себе, что когда все это кончится, я попрошу В’лейна еще раз создать для меня иллюзию Алины, и мы проведем вместе день, играя в волейбол, слушая музыку и попивая Корону с лаймом. Я попрощаюсь с ней раз и навсегда. Освобожусь от боли и гнева, укрою то замечательное время, что мы провели вместе, в потаенном уголке своей души, и смирюсь с тем, что Алины больше нет в моей жизни.

Если бы Бэрронс и правда умер, и прошло бы достаточно времени, смогла бы я когда-нибудь смириться и жить без него? Боюсь, что нет.

Я оторвалась от своих мыслей и посмотрела на Светлого принца, что шел рядом со мной. Как хорошо, что он нашел меня этим утром! А то бы я вызвала его сама с помощью метки его имени, что так сладко жгла мне язык. Последний сон сильно встревожил меня. У меня были вопросы, на которые мог ответить только В’лейн.

Мы спустились по песчаному пляжу к паре шелковых шезлонгов, утопавших в белом песке у кромки морского прибоя, так близко к воде, что до них долетали соленые брызги. Моя одежда испарилась, сменившись ярко-розовым бикини и золотой цепочкой, украшенной пламенно-красными камнями, на талии. Пляж был пуст: может, в окрестностях не осталось людей, а может В’лейн их куда-то отослал, чтобы мы могли уединиться.

— Для чего цепочка?

Казалось, у него к ним особое пристрастие.

— Когда я буду заниматься с тобой сексом сзади, я использую ее, чтобы притянуть тебя к себе ближе, и войти глубже.

Я открыла было рот, и снова закрыла. Нечего было задавать глупый вопрос.

— И теперь каждый раз, когда ты будешь видеть блеск золота на солнце, ты будешь думать, каково это — трахаться со мной.

Я опустилась в шезлонг и откинулась назад, наблюдая за птицами над головой. Мягкий шум волн успокаивал мою душу.

— Мне, пожалуйста, кепку и солнцезащитные очки.

Он протянул руку, надел кепку мне на голову и нацепил мне на нос очки. Я посмотрела на него. Он снова был голый, не считая полотенца между ног.

— Я обнаружил, что он обгорает. Чрезвычайно неприятно.

— Твоя кожа настоящая?

Он убрал полотенце:

— Дотронься и проверь.

Когда я не двинулась, он произнес:

— Я сожалею, что ты невосприимчива к моим чарам. Без них обольщение такой, как ты, может занять вечность. Да, МакКайла, в этом облике моя кожа столь же реальна, как и твоя.

У меня в руке появился бокал с коктейлем — ананас, кокос и ароматный ром.

— Расскажи мне о Крусе, — попросила я.

— Зачем? — спросил В’лейн.

— Мне интересно.

— Почему?

— Похоже, он чем-то отличался от других Темных Принцев. У них нет имен. Почему же оно есть у Круса? Когда мы встретились впервые, ты предложил мне браслет Круса. Почему он так назван? Откуда Крус узнал, каким образом проклясть Зеркала? О нем, кажется, должно быть намного больше информации, чем о других принцах.

В’лейн вздохнул, в совершенстве подражая человеку:

— Однажды ты захочешь поговорить обо мне. У тебя будет столько же вопросов о моем существовании и месте в истории фейри. Оно куда более величественно. Крус был царственным мальчишкой. Я же представляю собой нечто большее.

Я барабанила пальцами в ожидании.

Пальцы скользнули по моей руке и сплелись с моими. Его ладонь была теплой и сильной, как у обычного мужчины. Сегодня он всерьез вошел в роль смертного.

— Я уже поведал тебе о древней истории Фэйри больше, нежели любой смертный когда-либо знал.

— И я все еще знаю лишь жалкие обрывки. Ты хочешь, чтобы я видела в тебе мужчину, доверяла тебе, но доверие предполагает откровенность и взаимопонимание.

— Если кто-то из моих соплеменников обнаружит, насколько я с тобой откровенен…

— Я рискну. А ты?

Он пристально смотрел на море, словно ища решение в его бирюзовых волнах. Наконец, он произнес:

— Как пожелаешь, МакКайла, но ты никогда не должна показывать свою осведомленность другим фейри.

— Я понимаю.

— Результатом первых экспериментов короля были низшие касты Темных. Они были несовершенны, но на них король довел свое мастерство до совершенства и принялся за воссоздание иерархии Светлых. Он создал четыре королевских дома, темный аналог королевских линий Светлых. Дом Круса был последним из них. Крус и сам был последним созданным Темным. Начиная работу над четвертым домом, король уже был виртуозом в создании своих полуживых детей, даже без Песни Творения. Со своими волосами цвета воронова крыла, черными торками и навязчивыми мелодиями они бы никогда не сошли за Светлых, но все же могли потягаться с высшими из них в красоте, эротизме и величии. Говорят, король остановился на Крусе, потому что понял: следующее созданное им «дитя» убьет создателя и захватит его королевство, как и в ваших мифах.

Я кивнула, помня Эдипа еще с колледжа.

— Поначалу король наслаждался обществом Круса и охотно делился с ним знаниями. Он нашел в нем достойного компаньона, того, с кем мог бы разделить усилия по превращению своей любимой конкубины[29] в фейри. Он дал Крусу полный доступ к своим исследованиям, библиотекам и лабораториям. Крус был умен, быстро учился и сам многое изобрел. Браслет был одним из его первых творений. Крус преподнес его королю в качестве подарка для его возлюбленной. Желая увидеться с королем, конкубина должна была всего лишь подумать о нем, касаясь браслета. Он также защищал ее от многих опасностей. Король был восхищен подарком. Вместе с Крусом он изготовил несколько амулетов, которые позволили бы конкубине создавать иллюзии. Последний из них король создал сам. Именно его он подарил своей возлюбленной. Говорят, с помощью этого амулета она могла сотворить иллюзию, способную обмануть любого, даже самого короля.

— Откуда у тебя браслет Круса?

— Его дала мне моя королева.

— А к ней он как попал?

— Предполагаю, его забрали у Круса, когда он был убит и чтобы сохранить, передавали от одной королевы к следующей.

— Выходит, король полностью доверял Крусу, а тот решил свергнуть его и украсть его возлюбленную? — спросила я с невольным осуждением.

— Кто сказал тебе это?

Я колебалась.

— Доверие должно быть взаимным, МакКайла, — упрекнул он.

— Я видела Кристиана в Зеркалье. Он узнал, что Крус ненавидел короля, вожделел его возлюбленную и проклял Серебристые Зеркала, чтобы удержать короля подальше от нее. Кристиан рассказал, что Крус намеревался присвоить женщину короля и все миры в Зеркалье.

В’лейн покачал головой, золотистые волосы сияли на солнце.

— Не все так просто. Редко так бывает. Люди бы сказали, что Крус любил короля больше всего на свете. Создатель Темных — невыносимо совершенное существо. Если он на самом деле фейри, то самой древней и чистой крови. Одни говорят, что он Отец Всего. Другие — что он пережил сотни королев до той, которую убил. Многие из доступных ему форм непостижимы даже для фейри. Согласно описаниям, его огромные черные крылья способны укрыть весь Двор Темных. Попытайся он принять человеческую форму, ему пришлось бы занять множество тел и разделить грани собственной личности. Его слишком много для одного смертного сосуда.

Я снова вздрогнула. Я видела тень этих крыльев в Белом Дворце. Я чувствовала, что его возлюбленная знает о них, и эмпатически разделяла ее восторг от прикосновения перьев к ее обнаженной коже.

— Я думала, королева — самая могущественная из из вашей расы.

— Королева — наследница магии нашего народа. Это другое. Эта магия никогда не признавала мужчину Истинной расы, хотя…

— Хотя что?

Он искоса посмотрел на меня.

— Я слишком много тебе рассказываю, — вздохнул он, — и мне это слишком нравится. Я так давно не встречал никого, достойного доверия. Существует один старый миф: если не останется ни одной претендентки на трон королевы, вся магия устремится к самому сильному представителю мужского пола нашей расы. Говорят, наши правители — словно ваш двуликий Янус, инь и янь: Король — это мощь нашей расы. Королева — мудрость. Мощь опирается на грубую силу, мудрость черпается из истинного могущества. Пребывая в согласии, король с королевой правят объединенным двором. Если они вступают в противоречия, начинается война. Мы противостоим друг другу с того самого дня, как король убил королеву.

— Но были и другие королевы. Разве король не мог заключить мир?

— Он и не пытался. Напомню, он отрекся от своих детей. Обнаружив свою возлюбленную мертвой, во имя искупления, он совершил то, чего поклялся никогда не делать. Излив все свои темные познания на страницы колдовской книги, он, по неосторожности, создал свое самое могущественное «дитя». И исчез. Среди Светлых и среди Темных ходят слухи, что он пытается — как сказали бы вы, люди, о хромой лошади, — добить ее. Охотник, убивший Дэррока, предположительно служил Королю сотни тысяч лет. Он переносил короля из мира в мир в погоне за его заклятым врагом. Как и все фейри, больше всего король ценит собственное существование. Пока Книга на свободе, он не знает покоя. Полагаю, Синсар Дабх позабавилась, оседлав королевского «коня». Я также полагаю, что раз король больше не использует этого Охотника, и Охотник здесь, в твоем городе, то и Король тоже.

— В Дублине? — выдохнула я.

В’лейн кивнул.

— В человеческой форме?

— Кто знает? Он непредсказуем.

Ему пришлось бы занять множество тел. Я подумала о Бэрронсе и его восьмерке. И покачала головой, отбрасывая эту идею.

— Вернемся к Крусу, — торопливо сказала я.

— Откуда такое увлечение Крусом?

— Я пытаюсь разобраться в хронологии событий. Так значит, король доверял Крусу, работал с ним, учил его, а Крус его предал? Почему?

В’лейн сузил глаза, его ноздри раздувались от холодного презрения.

— Привязанность короля к возлюбленной была противоестественна. У нас это считается отклонением. Люди ценят моногамию, так как они успевают пробыть вместе лишь краткий миг. Вы рождаетесь уже осененные смертью. Это заставляет вас желать противоестественных уз. Мы же проводим вместе с партнером не больше века, возможно, двух. Мы пьем из котла. Мы меняемся. Мы живем дальше. Но король не был таков.

— Кстати говоря, откуда тебе все это известно?

— У нас есть летописцы и хроники. Как один из членов Высшего Совета королевы, я обязан подробно знать о нашем прошлом на случай, если она пожелает издать указ. Она требует, чтобы я в любое время мог процитировать любую часть хроник.

— Значит, король хранил верность своей возлюбленной, а фейри это не не нравится.

Он смерил меня взглядом:

— Проведи с кем-нибудь тысячу лет, а потом скажи мне, что это не противоестественно. Или хотя бы не утомительно.

— Очевидно, король так не считал, — за это он мне и нравился. Нравилась идея настоящей любви. Предположим, только предположим, некоторым людям посчастливилось найти свою вторую половинку, дополняющую их.

— Король стал угрозой для своих детей. При дворе Темных пошли разговоры. Его решили проверить. Крус должен был соблазнить короля, отвлечь его внимание от возлюбленной, тем самым заставляя его отказаться от преданности к смертной.

— Король бисексуален?

В’лейн посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом.

— Я думала, фейри гендер-специфичны[30].

— А, ты имеешь в виду, кто кого трахает, и являемся ли мы… как вы это называете… моносексуальными?

— Гетеросексуальными, — поправила я. Услышать из уст В’лейна слово «трахает», произнесенное его чувственным музыкальным голосом, звучало как прелюдия. Я сделала глоток из своего бокала, свесила ноги с шезлонга и опустила их в освежающий морской прибой.

— Говоря о соблазнении фейри, я не имею в виду человеческую похоть. Это очарование чьей-то… — казалось, он пытался подобрать слова. — У людей нет подходящего слова. Души? Того, что является сутью? Крус должен был стать фаворитом короля, заменить ему смертную, которой он был одержим так долго, и которая даже не была одной из нас. Крусу нужно было сделать так, чтобы король снова полюбил нашу расу. Обратив свое внимание на Двор теней, он вознес бы их на принадлежащее им по праву место в свете, наравне с остальными представителями их расы. Его неидеальные творения устали прятаться. Они хотели встретиться со своими собратьями, разделить жизнь, которой те наслаждались. Хотели, чтобы король боролся за них, заставил королеву принять их и объединить дворы. Они чувствовали, что все было так, как и должно быть. Королева — мудрый и истинный лидер Светлых, король — сильный и гордый лидер Темных. Они были как голова Януса — одним целым, оставалось лишь объединиться.

— Разве Светлые тоже хотели этого? — мне что-то не верилось.

— Светлые были в полном неведении о существовании Темных.

— Пока кто-то не предал короля, рассказав все королеве.

— У каждого свое представление о предательстве, — резко ответил В’лейн. На миг он закрыл глаза. Когда открыл их снова, золотистые искры гнева исчезли. — Я перефразирую: кто-то должен был рассказать королеве правду задолго до того, как она узнала обо всем сама. Королеве нужно повиноваться безусловно. Король неоднократно поступал по-своему. Когда он отверг Круса, Темные поняли, что он никогда не встанет на их защиту. Пошли разговоры о мятеже, гражданской войне. Во избежание этого, Крус отправился к королеве, чтобы выступить от имени своих собратьев. Пока его не было, остальные принцы разработали проклятие, которое можно было бы наложить на Серебристые Зеркала. Если бы король не отказался от своей смертной, то они перекрыли бы ему доступ к ней, закрыв Зеркала и тем самым не давая ему ни единого шанса увидеться с возлюбленной.

— Так это не Крус проклял сеть Серебристых Зеркал?

— Нет, конечно. Для моего народа имя Круса стало аналогом одного из ваших людей… кажется, его звали Мерфи, и он сформулировал определенные законы. Когда что-то идет не так, все валят на Мерфи. То же самое с Крусом. Если бы Крус сам наложил проклятие на Серебристые Зеркала, оно не нарушило бы их основную функцию. Оно просто не позволило бы королю пройти сквозь них. Крус учился у самого короля; он был искуснее своих братьев.

— Что сказала королева, когда он пришел к ней? — спросила я. В такой интерпретации Крус выглядел героем-отступником. По правде говоря, хоть Темные и были подлыми, но большинство Светлых, которых я повстречала, мало чем от них отличались. По-моему, они друг друга стоили. Им следовало объединиться в один двор, самим наводить в нем порядок и, блин, держаться подальше от нашего мира.

— Мы этого никогда не узнаем. Выслушав Круса, она заключила его под стражу. Затем призвала короля и они встретились в небе в тот же день. Пусть я уже не помню об этом, но, согласно нашим записям, именно меня она послала за Крусом, и после того, как я привел его к ней, привязала его к дереву, взяла Меч Света и убила его на глазах короля.

Я раскрыла рот в изумлении. Так странно было осознавать, что В’лейн жил в то время. Что он непосредственно в этом участвовал, хотя ничего из этого не помнил. Ему пришлось читать об этом в летописях, чтобы заново узнать то, что он добровольно забыл. Я задумалась: а что если летописцы фейри, так же как и человеческие, немного искажали историю? Зная склонность фейри к обману, я не могла себе представить ни одного, который бы говорил чистую правду. Узнаем ли мы, что в действительности тогда произошло? И все же, версия В’лейна представлялась мне наиболее правдоподобной.

— И вспыхнула война.

Он кивнул.

— После того, как король убил королеву и вернулся ко двору, он нашел свою возлюбленную мертвой. По словам принцев, когда она узнала, что король начал ради нее убивать представителей собственной расы, она вышла из Зеркалья в спальню Темного Короля, легла на его кровать и убила себя. Говорят, что она оставила ему записку, которую он до сих пор носит при себе.

Что за несчастные влюбленные! Такая грустная история. Я чувствовала их любовь, пока шла по обсидиановым полам Белого Дворца. В то же время, они оба были глубоко несчастны: король — потому что его возлюбленная не была фейри, подобно ему, а его конкубина — потому что находилась в заточении, в одиночестве ожидая, пока не станет «достаточно хороша» для короля. Она чувствовала себя неполноценной. Она бы и так его любила, одну короткую смертную жизнь, и была бы счастлива. И все же их любовь не вызывала сомнений. Они были всем друг для друга.

— Следующее, что мы услышали о Синсар Дабх, — что она затерялась в вашем мире. Среди Светлых были те, кто жаждал скрытых в ней знаний. Дэррок был одним из них.

— Как Королева собирается использовать Книгу? — спросила я.

— Она уверена, что ей поможет матриархальная магия нашей расы, — он помолчал. — Я тронут установившимся между нами доверием. У меня очень давно не было союзника с сильным, живым и интригующим умом.

Казалось, он оценивал меня, взвешивая решение. Затем сказал:

— Говорят, любой кто знает Изначальный Язык — древний язык… думаю, самое подходящее человеческое слово — «перемен», которым король излил свои темные знания, сможет прочитать Синсар Дабх, как только она будет обуздана. Страницу за страницей, впитывая всю запретную магию короля, все его знания.

— Дэррок знал этот язык?

— Нет. Я знаю это наверняка. Я присутствовал, когда он пил из котла в последний раз. Знай кто-либо из моих соплеменников, что «скованную» Синсар Дабх передали в аббатство, они не стали бы так часто пить из котла, что утратили древний язык. Скорее уж разнесли бы вашу планету, лишь бы только добраться до Книги.

— Но ведь король так сожалел о получении этих знаний, что избавился от них. Почему же другие фейри стремились их получить?

— Могущество — это единственое, что мои соплеменники любят так же, как себя. Оно притягивает нас точно так же, как человеческого мужчину притягивает ошеломляюще прекрасная женщина, и он готов последовать за ней до смерти. Существует момент, который вы называете «поворотным», когда мужчина или фейри еще может думать о последствиях. Даже для нас этот момент очень краток. Кроме того, если король сделал глупость и избавился от своего могущества, другие так бы не поступили. Сила не добрая и не злая. Она лишь орудие в руках знающего.

Он был так очарователен, когда вел себя открыто, свободно говоря о недостатках своей расы, даже сравнивая ее с людьми. Возможно, есть надежда, что однажды фейри и люди смогут… — я тряхнула головой, обрывая эту мысль. Мы слишком разные, баланс сил не в пользу человечества.

— Будь со мной так же откровенна, МакКайла. Я знаю, что ты побывала в аббатстве. Ты узнала, как книга была изначально заключена?

— Кажется, да. Мы нашли пророчество, где описывается способ, как перезахоронить ее.

Он выпрямился и снял очки. Его радужные глаза внимательно смотрели на меня:

— И ты только сейчас об этом вспомнила? — недоверчиво проговорил он, — Что нам надо сделать?

— Пятеро друидов должны совершить некий ритуал связывания. Предполагается, что некогда они были обучены этому представителями твоей расы. Эти друиды живут в Шотландии.

— Келтары, — сказал он, — древние друиды королевы. Так вот почему она так долго оберегала их. Должно быть, она предвидела вероятность подобных событий.

— Ты их знаешь?

— Она… вмешивалась в их род. Земля на которой они живут, защищена. Ни один Светлый или Охотник не может переместится в ее пределах.

— Похоже, тебя это огорчает.

— Трудно проследить за безопасностью королевы, не имея доступа ко всем местам, где могут находится нужные мне инструменты. Я хотел знать, не у них ли хранятся камни.

Я посмотрела на В’лейна, взвешивая его слова.

— Раз уж мы теперь доверяем друг другу… Один камень находится у тебя, так?

— Да. Тебе удалось выяснить, где находятся остальные три?

— Да.

— Сколько?

— Все три.

— Ты знаешь, где остальные три? Мы ближе, чем я смел надеяться! Где они? У Келтаров, как я и полагал?

— Нет. — Фактически, они были у меня, надежно защищенные рунами, но мне было спокойнее, если он будет считать, что они у Бэрронса. — Они у Бэрронса.

Он зашипел — что у фейри означало отвращение:

— Скажи мне где они! Я отберу их и мы покончим с Бэрронсом раз и навсегда.

— За что ты его ненавидишь?

— Когда-то он устроил кровавую резню среди моего народа.

— Включая твою принцессу?

— Он соблазнил ее, чтобы узнать побольше о Синсар Дабх. Принцесса была очарована им и рассказала ему о нас очень много такого, что должно было оставаться тайной. Бэрронс давно охотится за Книгой. Ты не знаешь, зачем?

Я покачала головой.

— Я тоже. Он не человек. Он способен убивать фейри, и он ищет Книгу. Я убью его при первой же возможности.

«Удачи тебе в этом», подумала я.

— Он никогда не отдаст камни.

— Забери их у него.

Я рассмеялась:

— Невозможно, у Бэрронса не крадут. Ничего не выйдет.

— Если узнаешь где они находятся, я помогу тебе получить их. Мы сами займемся этим. Разумеется нам понадобятся Келтары, чтобы заключить Книгу, но больше нам никто не нужен, МакКайла. Как только мы завладеем ею и передадим королеве, она щедро вознаградит тебя. Все, что пожелаешь, будет твоим, — он сделал паузу и тактично добавил: — Она способна вернуть тебе то, что ты потеряла и о чем скорбишь.

Я с грустью посмотрела на море, пытаясь не попасться на соблазнительную приманку: Алину. Ровена настаивала на том, чтобы я работала только с ши-видящими. Лор требовал, чтобы я работала только с Бэрронсом и его людьми. Теперь еще и В’лейн хочет, чтобы я сотрудничала с ним и отгородилась от всех остальных.

Я никому из них не доверяла ни на грош.

— С того самого дня, как я приехала в Дублин, меня постоянно заставляют принять чью-либо сторону. Я не стану выбирать кого-либо из вас. Либо мы все сделаем вместе, либо вообще ничего не станем предпринимать. А когда приступим к делу, я хочу, чтобы ши-видящие присутствовали и, если в будущем что-то снова пойдет не так, мы знали бы как это остановить.

— Вовлечено слишком много людей, — резко сказал В’лейн.

Я пожала плечами.

— Приведи нескольких Светлых, если так тебе будет спокойнее.

Тепло внезапно сменилось холодом. В’лейн был очень недоволен. Плевать. Я чувствовала, что наконец появился готовый план действий, который сработает. У нас были камни и пророчество. Не хватало лишь Кристиана. Я не собиралась беспокоиться о том, что мы будем делать, как только книга окажется в темнице, и если королева получит возможность прочесть ее. За раз я могла справиться только с одним, кажущимся непреодолимым, препятствием и понятия не имела как нам найти Кристиана в Зеркалье. Жаль, что Бэрронс и на нем свою метку не поставил.

У меня оставался еще один вопрос. Он терзал меня все время нашего разговора. Я не могла избавиться от ощущения, что мне надо что-то узнать о себе — правду, которая наконец прояснит те сны, что преследовали меня всю жизнь.

— В’лейн, а как выглядел Крус?

Он дернул плечом, заложил руки за голову и поднял лицо к солнцу.

— Как и остальные Темные Принцы.

— Ты сказал, король создавал их все более совершенными. Крус чем-то отличался?

— Почему ты спрашиваешь?

— Да так, одна ши-видящая что-то такое сказала, — небрежно солгала я.

— Когда ты собираешься исполнить пророчество?

— Когда мы сможем собрать вместе всех Келтаров и я определю местоположение Книги.

Он посмотрел на меня.

— Скоро, значит, — пробормотал он, — это будет очень скоро.

Я кивнула.

— Это должно произойти как можно скорее. Я боюсь за королеву.

— Я спросила тебя о Крусе, — напомнила я ему.

— Так много вопросов о ничтожном принце, который прекратил существование сотни тысяч лет назад…

— И?

Уж не обида ли проскользнула в его голосе?

— Не будь он мертв, я бы испытал… что это так часто движет людьми? А, вот, — ревность.

— И все же, доставь мне такую радость, ответь.

Он помолчал и снова очень по-человечески вздохнул.

— Согласно нашим хроникам, Крус был самым прекрасным из всех, хоть мир никогда и не узнает об этом — такое совершенство пропало зря, так и не будучи никем увидено. Торк его королевского дома был украшен серебром, от его лика, как говорят, исходило чистое золотое сияние. Однако, полагаю, король испытывал к нему столь родственные чувства по той лишь причине — прежде чем позволил свей любви к смертной загубить все чем, они могли бы стать — что Крус был единственным из детей короля, имевшим с ним сходство. Как и у самого короля, у Круса были величественные черные крылья.

Глава 25

Чуть позже полуночи, я нервно мерила шагами переулок позади «Книг и сувениров Бэрронса», спорила сама с собой, но так и не могла ничего решить.

Бэрронс до сих пор не вернулся и это сводило меня с ума. Я собиралась наехать на него, как только он появится. Вывалить, вытрясти и просушить все наше грязное белье. Хотелось уточнить, как долго мне придется ждать возвращения, если его убьют снова. Я сходила с ума от постоянного ожидания, боясь, что, возможно, он уже никогда не вернется. Не успокоюсь, пока не увижу его живым собственными глазами.

Каждый раз, закрывая глаза этой ночью, я соскальзывала в свой сон о Холодном месте. Он выжидал, когда я расслаблюсь и попаду в его ловушку. Я переворачивала бесчисленное множество песочных часов, заполненных черным песком; прошла огромное расстояние по льду, отчаянно пытаясь найти ту прекрасную женщину; неоднократно убегала от крылатого принца, которого мы обе боялись.

Почему я продолжаю видеть этот проклятый сон?

Десять минут назад, в пятый раз проснувшись от этого кошмара, я вынуждена была признать, что просто не смогу больше уснуть, не возвращаясь в этот сон. А значит, поспать я вообще не смогу. Страх и страдания, которые я испытывала во сне, так истощили меня, что я постоянно просыпалась еще более изнуренной, чем когда засыпала.

Я перестала ходить и уставилась на кирпичную стену.

Сейчас, зная что он там, я ощущала его — скрытый Тав’р, Серебристое Зеркало, которое Дэррок тщательно спрятал в кирпичной стене здания, что находится напротив книжного магазина.

Мне нужно лишь протиснуться через него, пройти по кирпичному тоннелю до комнаты с десятью зеркалами, затем — сквозь четвертое слева, и я снова окажусь в Белом Дворце. Нужно поторопиться, ведь время в Зеркалье течет по-иному. Я просто быстренько осмотрюсь по сторонам, не осталось ли там чего-то, незамеченного мной в прошлый раз.

«Например, портрет на стене, где я изображена под руку с Темным королем,» — пробормотала я.

Затем закрыла глаза. Вот оно, здесь, на виду. Я уже озвучила свои опасения. Теперь нужно с ними разобраться. Кажется, только так можно собрать воедино все части этой головоломки.

Нана назвала меня Алиной.

По словам Риодана, у Айлы был только один ребенок (это подтвердила Ровена, если, конечно, не солгала), и она мертва, а для женщины, которая, как я надеялась, была моей матерью, не было никакого «позже».

Никто не знал, кто мои родители.

А еще эта постоянная двойственность, и чувство, что разгадка находится совсем рядом. Было ли то моими воспоминаниями о прошлой жизни? Когда я осматривала Белый Дворец с Дэрроком, все выглядело настолько знакомым. Я узнавала предметы. Я точно была там раньше, а не только в своих снах.

Кстати, о снах — как мой дремлющий разум мог вызвать в воображении четвертого принца, которого я никогда не видела? Откуда я могла знать, что у Круса были крылья?

Я чувствовала Синсар Дабх. Она находила меня снова и снова, играла со мной. Почему? Потому что в прошлом воплощении — когда она была Темным Королем, а не книгой с отвергнутыми знаниями — она любила меня? Или же я чувствую Синсар Дабх из-за того, что сама любила ее прошлое воплощение?

Я запустила руки в волосы и потянула, как будто боль могла прояснить мои мысли или возможно укрепить мою волю.

Увидьте меня, твердил Бэрронс.

А в последнее время: «Если вы не сможете принять правду о своей действительности, вы не сможете ею управлять».

Риодан был прав: я непредсказуема, но не по той причине, о которой он подумал.

Я не знала правды о своей действительности. И пока не узнаю, буду для всех «шальной» картой, что способна переметнуться. Вопрос, из-за которого я не смогла уснуть ночью, состоял не в том, являлись ли ши-видящие кастой Темных. По сравнению с моей проблемой, это были мелочи. Меня терзали куда более тревожные сомнения.

Это кажется невероятным, но была ли я конкубиной Темного короля? Перевоплотившейся и вернувшейся назад в новом теле? Предназначенной для своего нечеловеческого возлюбленного, и обреченной на замкнутый круг перерождений?

Кем или чем являлись Бэрронс и его восьмерка? Моим несчастным возлюбленным, разделившимся на девять человеческих сосудов? Невероятна даже сама мысль об этом. Неудивительно, что конкубина считала короля ненасытным. Как одна женщина удовлетворить девятерых мужчин?

— Что вы делаете, мисс Лейн? — голос Бэрронса плавно выскользнул из темноты позади меня, будто я вызвала его силой мысли.

Я посмотрела на него. Я включила прожектора, что освещали BB&B благодаря мощным генераторам магазина. Но свет был за его спиной, и я могла разглядеть лишь силуэт. Тем не менее, я узнала бы его, даже если бы была слепой. Я могла ощутить его присутствие, почувствовать его запах.

Он был жутко зол на меня. Мне нет до этого дела. Он вернулся. Он жив. Мое сердце пропустило удар. Его близость волновала меня всегда, везде и при любых обстоятельствах. Не имеет значения, кем он был и чем занимался, даже если он на одну девятую являлся Темным Королем, из-за которого все началось.

— Со мной явно что-то не так, — сказала я почти шепотом.

— Вы только сейчас это поняли?

Я одарила его недобрым взглядом:

— Рада снова видеть тебя живым.

— Хорошо быть живым.

— Ты серьезно? — в прошлом он сказал кое-что по поводу смерти, но только сейчас я осознала смысл тех слов. Вероятно, ему не суждено испытать нечто подобное, и, временами казалось, он почти… завидует.

— Шикарный загар. Вы просто не можете держаться подальше от фейри, когда меня нет рядом, да? В’лейн снова забрал вас на пляж? Песочек не жег, пока он вас трахал?

— Ты король Темных, Бэрронс? Вот чем ты и твоя восьмерка являетесь? Разные ипостаси тебя самого, втиснутые в человеческую форму, пока ты ищешь свою сбежавшую книгу в Дублине?

— Вы — конкубина? Книга определенно очарована вами. Не может держаться подальше от вас. Убивает всех остальных. Играет с вами.

Я моргнула. Он всегда был на шаг впереди меня, а ведь он даже не знал о моих снах, о крылатом принце или моем дежа вю во Дворце. Мы думали об одном и том же. А я и не знала, что он задавался вопросом, была ли я предположительно мертвой возлюбленной короля.

— Есть один способ узнать это. Ты постоянно говоришь мне, чтобы я увидела тебя, посмотрела правде в глаза. Я готова. — Я протянула руку.

— Если вы думаете, что я позволю вам снова залезть ко мне в голову, то вы ошибаетесь.

— Если ты думаешь, что сможешь остановить меня, то ошибаешься ты.

— А не много ли вы о себе возомнили? — передразнил он.

— Я хочу, чтобы ты со мной кое-куда отправился, — ответила я. Знал ли Бэрронс, кем является и просто не желал в этом признться? Мог ли король разделить себя на человеческие грани и забыть, кто он? Или же его обманом вынудили принять человеческую форму, а отдельные его ипостаси заставили испить из котла? И теперь, самый устрашающий из Темных ходит по земле, зная о том, кем является, не больше, чем его забывшая обо всем конкубина?

Так или иначе, мне нужны ответы. Я почти узнала правду о себе и была готова к испытаниям. Если ошибаюсь насчет Бэрронса, он мало что потеряет: в крайнем случае, пробудет в «отключке» несколько дней. Каким-то образом я знала, что этого не произойдет. Я права. Я должна быть права.

Он молча смотрел на меня.

— Да брось ты, Бэрронс. Что такого ужасного может случиться? Я заманю тебя в ловушку, и ты умрешь на сколько там тебе нужно дней, чтобы вернуться? Не то чтобы я собиралась так поступить, — поспешно добавила я.

— Едва ли это приятно, мисс Лейн. К тому же, это крайне неудобно.

Неудобно. Вот чем была его смерть ради меня на том обрыве. Неудобством. А я готова была ради него мир уничтожить.

— Отлично. Как хочешь. Я пошла.

Я повернулась и протолкнулась в стену.

— Какого хрена вы делаете мисс Лейн… тащите свою задницу из… мисс Лейн! Черт! Мак!

Я почти исчезла в стене, когда почувствовала, как он ухватил меня за пальто. Я засмеялась. Он назвал меня Мак, даже умирать не пришлось.

— Которое зеркало теперь, мисс Лейн? — Он оглядел белую комнату, изучая десять зеркал.

— Четвертое слева, Иерихон. — Терпеть не могу, когда он зовет меня мисс Лейн. Я поднялась с белого пола. В очередной раз зеркало выплюнуло меня с завидным энтузиазмом, а ведь у меня даже не было с собой камней. Только копье в ножнах и рассованные по карманам протеиновые батончики, два фонарика и баночка с плотью Темных.

— Вы не имеете права называть меня Иерихоном.

— Почему? Потому что мы не были достаточно близки? Я занималась с тобой сексом во всех возможных позах, убила тебя, пыталась напоить тебя своей кровью в надежде оживить, запихивала плоть Темных в твой желудок и пыталась поместить твои внутренности обратно. Я бы сказала, что мы очень близки. Насколько еще мы должны сблизиться, чтобы ты не ощущал дискомфорта, когда я зову тебя Иерихоном? Иерихон.

Я ожидала, что он прицепится к комментарию о сексе-во-всех-возможных-позах, но он только произнес:

— Вы поили меня своей…

Прервав Бэрронса, я протолкнулась в зеркало. Как и предыдущее, оно сопротивлялось мне, а затем резко вытолкнуло на другой стороне.

Голос послышался до того, как он появился.

— Идиотка чертова, ты что, никогда не задумываетесь о последствиях своих действий? — он быстро вышел из зеркала позади меня.

— Конечно задумываюсь, — холодно ответила я. — Всегда есть уйма времени поразмыслить о последствиях. После того, как я напортачу.

— А вы, я смотрю, забавная девчонка, мисс Лейн?

— Еще аккая. Иерихон. И Мак. Я Мак. Больше никаких фальшивых формальностей между нами. Привыкай или катись ко всем чертям.

Темные глаза вспыхнули.

— Громкие слова, мисс Лейн. Попробуйте меня заставить, — в его взгляде горел вызов.

Я неспешно подошла к нему. Бэрронс холодно смотрел на меня и это напомнило мне о той ночи, когда я устроила ему сексуальную провокацию, потому что была рассержена. Он думал, я опять это делаю. Но это было не так. Мы были с ним вместе в Белом Дворце, и это как-то странно влияло на меня. Снимало все запреты, словно в этих стенах не было места лжи или же в ней не было необходимости.

Затем Бэрронс посмотрел мимо меня.

— Не могу поверить. Мы в Белом Дворце. Вы привели меня сюда так просто, будто в аптеку сбегали. Я искал это проклятое место целую вечность.

— Я думала, ты везде побывал.

Он никогда не бывал здесь? Или он просто не помнил, что был здесь давным-давно, в другом воплощении?

Он внимательно осмотрелся, отмечая взглядом белые мраморные полы, высокие арочные потолки с колоннами, окна, из которых открывался вид на ясный морозный день.

— Я знал, где он должен быть, но Белый Дворец сам решает кому и когда показаться. Это просто невероятно, — Он подошел к окну, посмотрел наружу, и повернулся ко мне. — Вы нашли библиотеки?

— Какие библиотеки? — Я не могла сосредоточиться на нем, мой взгляд был прикован к сверкающему зимнему дню за окном. Сколько раз я сидела там, в зимнем саду, окруженная великолепными ледяными скульптурами и замерзшими фонтанами, и ждала короля?

Жар и стужа. Лед и пламя.

Мне нравилось это крыло дворца. Когда я выглянула из окна, то неожиданно увидела возлюбленную короля. Но ее очертания были размытыми, смутными, как полуожившее воспоминание.

Она сидела на каменной скамье, одетая в кроваво-красное платье. В ее бриллиантовых украшениях я увидела снега и покрытые льдом ветви. Свет показался мне странным, словно все, кроме нее было обрисовано в полутонах.

Я вздрогнула, когда там внезапно появился четвертый Темный принц, крылатый Война/Крус. Он тоже был полупрозрачным, словно призрак из далекого прошлого. На его запястье сиял широкий серебряный браслет, а на шее висел амулет, совсем не похожий на тот, что носил Дэррок.

Я изумленно наблюдала как возлюбленная короля встала и поприветствовала его, поцеловав в мраморно-бледные щеки. Между ними существовала привязанность. Когда-то, очень давно, прекрасная женщина из моего сна не боялась его. Что же изменилось? Принц с черными крыльями держал серебряный поднос, на нем были лишь кубок и изящная черная роза. Она смеялась, но глаза ее оставались грустными.

«Очередное его зелье для меня?»

Война/Крус что-то ответил, но я не расслышала.

Она приняла кубок. «Может, я не хочу его спасения». Но она выпила все до дна.

— Король держал все свои записи и дневники с результатами проведенных экспериментов в Белом Дворце, чтобы никто из двора Темных не смог украсть его знания. — голос Бэрронса отвлек меня.

Я моргнула и видение исчезло.

— Не сомневаюсь, что ты многое знаешь о короле, — я хотела сказать кое-что еще, но вдруг почувствовала, будто растянутая эластичная нить, соединенная со мой, стала сокращаться и тянуть меня в противоположном направлении. Я ушла слишком далеко, слишком надолго.

Не говоря больше ни слова, я развернулась и побежала по коридору, прочь от Бэрронса. Исчезло желание спорить с ним. Меня призывали. Как и в прошлый раз, я стремилась туда всеми фибрами души.

— Ты куда? Погоди! — прокричал он позади меня.

Я не смогла бы остановиться, даже если бы очень захотела. А я не хотела. У меня была причина прийти сюда, и она находилась там, куда меня тянуло. Черные полы короля взывали ко мне. Я хотела оказаться в его спальне снова, на этот раз увидев самого короля, его лицо. Если предположить, что оно у него есть.

Я пробежала по розовому мрамору, затем по бронзовому, промчалась по бирюзовым, желтым коридорам, пока не ощутила сладостное тепло, исходившее от темно-красного крыла. Я чувствовала Бэрронса у себя за спиной. Он мог остановить меня, если бы захотел. Он был быстр как Дэни, как все его люди. Но он позволил мне бежать, а сам последовал за мной.

Почему? Потому что у него были те же подозрения, что и у меня? Потому что хотел докопаться до истины? Сердце колотилось от страха в нетерпении поскорее покончить с этим, узнать кто я, и кто он.

Бэрронс внезапно оказался рядом со мной. Я посмотрела на него, а он одарил меня взглядом, в котором читались одновременно ярость и желание. Ему пора было преодолеть свой гнев. Это начинало раздражать. У меня тоже были основания злиться на него.

— Я не занималась сексом с Дэрроком, — я снова обезумела, изнемогая от желания прикоснуться к нему. — Не то, чтобы я должна отчитываться перед тобой или ты когда-нибудь давал мне объяснения. Но если бы я это сделала, если бы стала предателем, за которого ты меня принимаешь, Дэррок мертв и согласно философии Бэрронса, какая теперь разница? Я здесь, снова с тобой. Действия говорят сами за себя, правильно? ОС-детектор опять под контролем и на привязи. Води меня как собачку, чего же ты ждешь? Разве не это делает тебя счастливым? Гав-гав — насмешливо полаяла я, закипая.

— Вы не трахали меня с тех пор, как были При-йя. Ваши действия говорят сами за себя.

Его это мучило. Прекрасно. Меня тоже.

— Это что, игра кто дальше пописает? Дэррок потрахался, а ты нет? Ты только поэтому бесишься? — Что, по его мнению, это значило? Что я прикоснусь к нему, только в состоянии сексуального голода? Или, если альтернативой будет умереть безмозглым животным?

— Вам не понять.

— А ты проверь. Если бы он хоть раз признался, что испытывает хоть какие-то чувства ко мне, я могла бы сделать то же самое.

— Не искушайте судьбу, мисс Лейн. Это место заводит меня. Вы хотите оказаться лицом к лицу со зверем?

Я взглянула на него. В его глазах сверкали багровые искры и он тяжело дышал, но не от физической нагрузки. Я его знала — он мог бежать часами:

— Ты хочешь меня, Иерихон. Признай. Больше, чем на один или два раза. Я задела тебя за живое. Ты постоянно думаешь обо мне. Ты ночами не спишь из-за меня. Ну давай же, скажи это.

— Имел я вас, мисс Лейн.

— Это твой способ признаться?

— Это мой способ сказать: повзрослей, маленькая девочка.

Я попыталась остановиться, оскальзываясь на черном мраморном полу. В тот момент, когда я перестала бежать, перестал и он, словно мы были привязаны друг к другу веревкой.

— Если я маленькая девочка, значит ты опасный извращенец.

То, чем мы занимались… я взглядом послала ему красочные напоминания.

О, наконец-то вы готовы поговорить о них, в его темных глазах читалась насмешка. Может быть, в данный момент мне не хочется.

Какая жалость. А ведь ты всегда был не против нанести мне удар по самолюбию очередным напоминанием. Теперь мой черед играть. В твоей постели точно была не маленькая девчонка, Иерихон.

И не с маленькой девчонкой ты сейчас имеешь дело.

Я ткнула пальцем ему в грудь:

— Ты умер у меня на глазах и позволил мне верить, что все по-настоящему, ублюдок ты этакий! — я чувствовала, будто разрываюсь пополам — с одной стороны сама судьба тянула меня в спальню темного короля, а с другой, я словно приросла к месту, желая высказать свое недовольство.

Он отбросил мой палец:

— Думаете, это было забавно?

— Мне было невыносимо смотреть, как ты умираешь.

— Мне было ненавистно это делать. Каждый раз, это чертовски больно.

— Я скорбела! — выкрикнула я. — Считала себя виновной…

— Вина и скорбь — не одно и то же, — резко ответил он.

— И потерянной…

— Ну, так найди себе гребаную карту! Потеряться и скорбеть — опять же, не одно и то же.

— И…и…и… — я умолкла. Было бесполезно объяснять ему все те чувства, которые я испытала. Как я собиралась уничтожить ради него весь мир.

— И что? Что вы почувствовали?

— Вину, — выкрикнула я и с силой ударила его.

Он толкнул меня и я уперлась спиной в стену.

Я толкнула его в ответ:

— И утрату.

— Не говорите, что скорбели по мне, вы просто расстроились из-за неприятностей, в которые угодили. Я умер, и вы почувствовали к себе жалость. Ничего больше, — его взгляд скользнул по моим губам. Я это заметила. Он снова был чертовски зол на меня и снова находился в полной готовности заняться со мной сексом. Бэрронс непостижим. Полагаю, когда дело касается меня, он не в состоянии чувствовать что-либо, не приходя при этом в бешенство. Неужели гнев заставляет его хотеть секса со мной? Или постоянное желание заняться со мной сексом его так бесит?

— Моя скорбь была сильнее этого. Ты ничего обо мне не знаешь!

— И вы должны были чувствовать вину.

— Так же, как и ты!

— Чувство вины лишь пустая трата времени. Живите, Мисс Лейн.

— О! Мисс Лейн! Опять эта мисс Долбаная Лейн! Сначала ты говоришь, что я должна чувствовать себя виноватой, затем, что это пустая трата времени. Определись уже! Не приказывай мне жить. Тебя бесит, что именно так я и поступила — стала жить дальше.

— С врагом!

— Ты задумывался, каково мне было тогда? Не этот ли урок ты пытался мне преподать? Что способность адаптироваться — путь к выживанию? А ты не думаешь, что для меня было бы проще лечь) и сдаться, как только я поняла, что ты умер. Но я этого не сделала. Знаешь почему? Потому что один заносчивый хрен научил меня: «Важно лишь то, как ты станешь жить дальше».

— Ключевым здесь было слово «как». Достойно.

— Что есть достоинство перед лицом смерти? Да, и скажи пожалуйста, ты достойно убил ту женщину, что вынес из Зеркала в своем кабинете?

— Этого вам тоже не понять.

— Это и есть твой ответ на все вопросы, не так ли? Мне этого не понять, поэтому ты даже не побеспокоился мне сказать. Знаешь что, Иерихон? Ты трус. Ты так немногословен, потому что не хочешь, чтобы тебя сочли ответственным, — обвинила его я — ты не говоришь правды, потому что кто-то может осудить тебя. И Боже…

— …это не имеет никакого отношения к этому и…

— …упаси, если ты на самом деле сблизишься со мной…

— …мне наплевать на осуждения…

— …не в том смысле, чтобы заняться со мной сексом…

— …я не пытался заняться с вами сексом…

— … по крайней мере, не прямо сейчас. А в смысле…

— … это все равно было бы неосуществимо, так как мы бежали. Я не имею ни малейшего представления, зачем, черт подери, мы бежали, — раздраженно сказал он, — вы это начали и вы же остановились.

— …чтобы разрушить несколько стен между нами и посмотреть, что получится. Но нет, ты такой трус, что называешь меня по имени лишь когда уверен, что я умираю или настолько не в себе, что все равно не замечу. Весьма похоже на стену, которую ты воздвиг между собой и тем, кто тебе не нравится.

— Это не стена. Я лишь пытаюсь помочь вам сохранять четкие границы между нами. И я не говорил, что вы мне не нравитесь. «Нравится» — какое незрелое слово. Посредственным людям многое нравится. Единственный вопрос, имеющий значимый эмоциональный смысл, заключается в следующем: Можете ли вы без этого обойтись?

Я знала ответ на его вопрос и он мне совсем не нравился.

— Считаешь, мне нужна помощь в определении наших границ? Ты сам-то понимаешь, где находятся эти границы? Мне они кажутся чертовски загадочными и размытыми!

— Это вы спорите, как нам называть друг друга.

— Как ты называешь Фиону? Фио? Какая прелесть. О, и как насчет дуры в Каса Бланк той ночью, когда мы ездили к этому психу МакКейбу? Мерилин!

— Не могу поверить, что вы помните ее имя, — пробормотал он.

— Ты назвал ее по имени, хотя она тебе даже не нравилась. Но не меня. Нет-нет, я — мисс Лейн. Уже целую долбаную вечность.

— Не знал, что ты так на этом зациклена, Мак. — прорычал он.

— Иерихон, — огрызнулась я в ответ и толкнула его.

Он обхватил мои запястья одной рукой, чтобы я не могла ударить его еще раз. Это привело меня в бешенство. Я боднула его головой.

— Я думала ты умер ради меня!

Он впечатал меня в стену, прижав мое горло предплечьем, чтобы я не смогла боднуть его снова.

— Охренеть, так вот в чем дело?

— Ты не умирал. Ты лгал мне. Ты всего лишь чуточку вздремнул, бросив меня на том обрыве. А я-то думала, что убила тебя.

Он изучающе смотрел на меня, сузив глаза.

— Ах, вот оно что. Вы полагали, что я умер за вас. Романтизировали произошедшее? Сочиняли сонеты, пытаясь увековечить в памяти мою героическую жертву? Поэтому вы стали относиться ко мне лучше? Я должен был умереть, чтобы вы увидели меня? Хватит херней страдать, мисс Лейн. Смерти придают слишком большое значение. Людская сентиментальность превратила ее в подвиг во имя любви. Бред и ничего больше. Умереть за кого-либо нетрудно. Тот, кто умирает — уходит. Легко и просто. Игра заканчивается. Конец страданиям. Алине повезло. Попробуйте жить ради кого-то. Проходя через все: плохое, хорошее, большое, малое, радость, боль. Вот, что тяжело.

Алине повезло. Я тоже так думала и мне было стыдно за эти мысли. Я ударила его кулаком так сильно, что он оступился на гладком черном полу, и видя как он падает, я ощутила внезапный ужас. Я не хотела, чтобы он падал, никогда. Я ухватилась за него и мы оба рухнули на колени.

— Будь ты проклят, Иерихон!

— Слишком поздно, Радужная девочка, — он сгреб кулаком мои волосы, — кое-кто сделал это раньше тебя, — усмехнулся он, и когда приоткрыл свой рот над моим, его клыки задели мои зубы.

Да, вот в чем я нуждалась с того самого дня, как проснулась в том подвале и покинула его постель. Его язык у меня во рту, его руки на моей коже. Жар его тела на моем. Я обеими руками схватила его за голову и притянула к себе, впиваясь в губы. Я чувствовала вкус собственной крови, сочащейся из ранки от его острых зубов. Но мне было все равно. Я находилась недостаточно близко к нему. Сначала мне был нужен грубый, жесткий, быстрый секс, а уж потом я собиралась трахаться с ним часами, медленно и до изнеможения. Мне были нужны недели, проведенные в постели с ним. Возможно, если буду долго заниматься с ним добровольным, осознанным сексом, то наконец смогу им насытиться.

Почему-то я в этом сомневалась.

— Чертов фейри у тебя во рту, — прошипел он. — Только я у тебя во рту, никого больше. Или не получишь меня, — он с силой втянул мой язык и я почувствовала, как имя В’лейна открепилось. Бэрронс выплюнул его, будто отстегнутый пирсинг. Мне было все равно. У меня во рту нет места для них обоих.

Я прижималась к его телу, отчаянно терлась об него. Как долго он не был во мне? Слишком долго. Я схватила края его рубашки и разорвала ее, пуговицы полетели во все стороны. Хотелось прижаться к его коже.

— Еще одна любимая рубашка. У тебя какие-то счеты с моей одеждой?

Он задрал мою кофту и расстегнул лифчик. Я вздрогнула, когда его руки коснулись моих сосков.

Пойдем, ты должна поторопиться…

«Заткнись», — мысленно прорычала я. С этим голосом, который терзал меня в спальне, я рассталась еще в Дублине.

Все пропадет… Это должна быть ты… Пойдем.

Я зарычала. Почему она не оставит меня в покое? Она не говорила со мной последние сорок пять минут. Почему именно сейчас? Я же не спала. Я находилась в полном сознании, и сейчас мне было нужно это. Нужен он. «Уходи!» — мысленно приказала я ей и со стоном выдохнула:

— Пожалуйста.

— Пожалуйста что, Мак? В этот раз тебе придется попросить, описать во всех подробностях. Мне надоело исполнять все твои желания, не заставив тебя сначала попросить об этом.

— Ну конечно. Слова ничего для тебя не значат, но сейчас ты настаиваешь на них, — проговорила я в его губы. — Ты такой лицемер.

— А ты биполярна. Ты хочешь меня. Всегда хотела. Думаешь, я не чувствую это?

— Я не биполярна.

Иногда он попадает в самую точку. Расстегнув пуговицу и молнию на его брюках, я запустила в них руку. Он был тверд как камень. Господи, как хорошо.

Он застыл, с шипением втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

Поторопись… Он идет…

— Оставь меня в покое! — рявкнула я.

— Только через мой труп, — грубо сказал он. — Мой член у тебя в руках. — Он пояснил, где тот окажется в следующее мгновение, и я растаяла, тело обмякло, опускаясь на пол, и позволяя ему делать со мной все, что он захочет.

— Да не ты. Она!

— Она?

Кто-то потянул меня за рукав куртки, и не нужно было оглядываться, чтобы понять: это не Бэрронс.

— Поцелуй меня и она уйдет.

Острая, почти болезненная необходимость почувствовать его внутри меня. Я была горячей и влажной, и ничто не имело значения, кроме этого момента, этого мужчины.

— Кто?

— Поцелуй меня!

Но он не сделал этого. А отстранился и посмотрел мне за спину. По его взгляду я поняла, что не одна я могу ее видеть.

— Думаю, что она — это я, — прошептала я.

Он посмотрел на меня, потом на нее и снова на меня:

— Это шутка?

— Мне знаком этот дом. Знакомо это место. Не знаю, как еще это можно объяснить.

— Невозможно.

Уже слишком поздно. Пойдем НЕМЕДЛЕННО.

Это уже не было просьбой. Это был приказ. Она не отпускала меня, и я не смела ослушаться. Не важно, как сильно я хотела остаться здесь и забыться в сексе. Не важно, как страстно я желала почувствовать его в себе, жаждала соединиться с ним самым примитивным способом: оказаться в руках Иерихона Бэрронса, у него во рту, под его кожей.

Боже, как же мне этого не хватало! Так сильно, что… Я никогда не хотела столь сильно желать мужчину — так, что невозможность обладания причиняла физическую боль. Я не хотела чувствовать, что мужчина имеет такую власть надо мной и моей жизнью.

Я поднялась с колен и оттолкнула его.

Бэрронс схватил меня за рукав пальто; я вырвалась, порвав его.

— Нам надо поговорить об этом! Мак!

Я бросилась за ней по коридору, как собачка за хвостом.

Белая половина спальни конкубины была усыпана лепестками, покрытыми росой, и освещена тысячью свечей. Бриллианты, парившие в воздухе, мерцали словно крошечные огненные звезды. Те немногие из них, что прошли сквозь огромное зеркало, и оказались на половине комнаты Темного Короля, мгновенно гасли, будто там было недостаточно кислорода, чтобы подпитывать пламя. Или мрак был слишком плотным и не пропускал свет.

Обнаженная возлюбленная короля возлежала на белоснежных мехах горностая, устилавших пол перед белым камином.

В тени, по ту сторону спальни, тьма двигалась. Это король наблюдал за своей возлюбленной сквозь Зеркало. Я чувствовала его там: огромный, древний, сексуальный. Зная, что он наблюдает за ней, она томно потянулась, провела руками по своему телу вверх к волосам и выгнула спину.

Мне казалось, что эта веревочка в итоге приведет к конкубине, но меня по-прежнему куда-то тянуло.

Невидимая нить протянулась через огромное черное Зеркало, разделявшее спальню пополам.

Я хотела пройти сквозь него и слиться воедино с этой непостижимой древностью.

Я никогда бы не захотела подойти даже на шаг ближе к тем теням.

Неужели сам король призывал меня? Или же одна из его ипостасей стояла сейчас позади меня? Я должна узнать. Я назвала Иерихона трусом, но и меня с легкостью можно было обвинить в том же.

Мне нужно… — взывал голос.

Я понимала о чем он. Хотела того же. Секса. Ответов. Мечтала покончить со страхами во что бы то ни стало.

Но говорила не женщина, лежащая на мехах.

Голос исходил из черной половины спальни, представлявшей из себя одну сплошную постель — королю нужна была большая кровать. Не было сил сопротивляться приказу. Я проскользну сквозь Зеркало, и Бэрронс уложит меня на постель Темного Короля, и накроет своим телом со всей страстью и тьмой. И мы узнаем, кто мы. Все будет хорошо. Наконец-то все станет ясно.

Я пристально смотрела в зеркало, которое, как известно, убивало любого, кроме короля и его возлюбленной. Вдруг я снова почувствовала себя пятилетней девочкой. Подробности из моего сна о Холодном месте обрушились на меня, и стало ясно, что большую их часть я по-прежнему не помнила.

Сначала я неизменно должна была пересечь эту комнату: наполовину белую, наполовину черную, наполовину теплую, наполовину холодную. Но, до безумия напуганная тем, что следовало дальше, я всегда забывала начало сна. Он начинался здесь.

И мне всегда было неимоверно сложно заставить себя пройти сквозь огромное черное Зеркало, потому что ничего я не хотела так сильно, как остаться на теплой белой половине этой комнаты навсегда. Забыться в бесконечных повторах событий, что когда-то происходили здесь, но теперь были утрачены для меня. Их уже не вернуть. А эта скорбь… О, Боже, я никогда не знала настоящей скорби! Она скиталась по этим черным залам, ставшими извечным пристанищем для призраков двух влюбленных глупцов, что не смогли насладиться временем, отведенным им. Воспоминания преследовали эти коридоры, а я преследовала их как неприкаянная.

И все же, разве иллюзия не лучше, чем ничего?

Я могла бы остаться здесь и так и не признаться себе, что моя жизнь пуста. Все мое существование сводилось ко всяким пустым глупостям: мечтам, соблазнению, блеску.

Ложь. Всё ложь.

Но здесь я могу забыть.

Пойдем НЕМЕДЛЕННО.

— Мак, — Иерихон встряхнул меня, — посмотри на меня.

Я видела его будто в отдалении, сквозь сверкающие алмазы и призраки прошлого. А позади него, в Зеркале, я видела чудовищные черные очертания Темного Короля, словно Иерихон был лишь тенью, что король отбрасывал по эту сторону Зеркала, на белой половине спальни. Интересно, тень конкубины тоже была иной по ту сторону Зеркала? Становилась ли она похожей на него, когда была на его половине комнаты? Такой же огромной и многомерной, чтобы составить пару королю, чем бы он ни был? И чем была она — там, в блаженной, уютной, сокровенной тьме? Чем была я?

— Мак, сосредоточься на мне! Смотри на меня, говори со мной!

Но я не могла смотреть на него. Не могла сосредоточиться. Что бы там ни было по ту сторону Зеркала — оно звало меня всю жизнь.

Я знала, что Зеркало не убьет меня. Знала без тени сомнения.

— Прости. Я должна идти.

Он стиснул мои плечи, пытаясь развернуть меня.

— Оставь это, Мак. Забудь об этом. Некоторые вещи лучше не знать. Разве твоя жизнь не полна и без этого?

Я рассмеялась. Человек, который настаивал, чтобы я всегда видела вещи такими, какие они есть, теперь убеждал меня закрыть глаза? Женщина позади него, лежащая на мехах, тоже смеялась. Она откинула голову назад, вздернув подбородок, словно ее целовал невидимый любовник.

Он должен быть королем. Я скользнула ладонью по его руке, переплетая свои пальцы с его.

— Идем со мной, — сказала я и бросилась к Зеркалу.

Глава 26

Переход сквозь черную поверхность зеркала оказался удивительно легким. Я была полностью ошеломлена пронзившим меня холодом.

Мозг отдал приказ сделать вздох, но тело не подчинилось. С головы до ног я покрылась тонким слоем блестящего льда. Как только я сделала шаг, он потрескался, со звоном осыпавшись мне под ноги. В тот же миг я снова покрылась льдом.

И как, спрашивается, я должна здесь дышать? Как дышала конкубина?

Лед покрыл мой нос изнутри, мой рот, язык и зубы, горло до самых легких — все органы дыхания были покрыты непроницаемой коркой льда. Я попятилась, желая оказаться по другую сторону Зеркала, на белой половине комнаты, где были свет, тепло и кислород.

Я так сильно замерзла, что едва могла двигаться. Я даже засомневалась, смогу ли вернуться обратно через Зеркало. Испугалась, что умру в спальне Темного Короля и история повторится, только в этот раз без прощальной записки.

Когда я все-таки прошла через темную поверхность зеркала, меня обдало теплом, словно из разогретой духовки. Я споткнулась и, пролетев через всю комнату, со стуком ударилась о стену. Возлюбленная короля потягивалась на мехах, не замечая моего присутствия. С хрипом, я жадно втянула воздух.

Где же Иерихон? Мог ли он дышать на другой стороне? Нужно ли ему было дышать, или такие условия были естественны для него? Обернувшись, я посмотрела в Зеркало, ожидая увидеть, как он хищно движется по то сторону и злится на меня — ведь я вынудила его открыть свою истинную сущность.

Пошатнувшись, я едва не упала.

Я была так уверена в собственной правоте.

Тело Бэрронса лежало на полу белой половины комнаты у границы света и тьмы.

За все времена только двое могли проходить сквозь это Зеркало: Темный Король и его возлюбленная, — говорил мне Дэррок. — Любой другой, прикоснувшись к нему, будет мгновенно убит. Даже фейри.

— Иерихон! — я подбежала к нему, оттащила подальше от зеркала и опустилась рядом с ним на пол. Перевернула его. Он не дышал. Мертв. Снова.

Я посмотрела на Иерихона.

Перевела взгляд и всмотрелась во тьму Зеркала.

Зеркало не навредило мне. Но убило его. И мне совершенно не нравилось, что это значило: я и есть конкубина.

Но Иерихон не мой король.

НЕМЕДЛЕННО.

Приказ был чудовищно силен, Глас в n-ной степени, ему невозможно было противостоять. Я хотела остаться с Иерихоном. Но я не могла бы остаться, даже если бы от этого зависела моя жизнь. А я была уверена, что всё так и было.

— Я не могу дышать там.

Ты не живешь на этой стороне Зеркала. Измени свои ожидания. Не дыши. Тебе мешает страх, не действительность.

Возможно ли такое? Я в это не верила. Но очевидно, это не имело значения: мои руки сами отталкивались от пола, помогая мне подняться, а ноги сами несли меня прямо в темное Зеркало.

— Иерихон! — закричала я, чувствуя, что меня силой заставляют уйти.

Я ненавидела это. Всё, что с этим связано. Я оказалась конкубиной, но Иерихон не был королем, и я не могла принять этой правды. Не то чтобы я была так уж уверена в том, как бы я ее приняла, окажись он и в самом деле королем. Сейчас меня призывали туда, где я не могла дышать, и где я даже не жила, если верить моему бестелесному мучителю. И у меня не оставалось выбора, кроме как оставить Иерихона одного, снова мертвым.

У меня вдруг пропало всякое желание выяснить еще что-либо о себе. Этого было достаточно. Я пожалела о своем безрассудном стремлении докопаться до истины. Он был прав. Разве так было не всегда? Некоторые вещи лучше не знать.

— Я в этом не участвую. Не собираюсь играть в твои глупые игры, чем бы это ни было, кем бы ты ни был. Я возвращаюсь к своей жизни. К жизни Мак, — уточнила я. Ответа не последовало. Меня по-прежнему неумолимо тянуло в темноту.

Я снова оказалась марионеткой невидимого кукловода. Выбора не было. Меня тащили, а я ничего не могла с этим поделать.

Сопротивляясь, стиснув зубы, упираясь изо всех сил, я перешагнула через тело Иерихона и снова прошла сквозь Зеркало.

Глава 27

Попытки вздохнуть были чисто инстинктивными.

Я снова покрылась льдом, как только прошла через Зеркало.

Переход сквозь темное зеркало приподнял завесу, обнажая еще больше забытых детских воспоминаний. Внезапно, я вспомнила, как в возрасте четырех, пяти, шести лет тоже оказывалась в этом чуждом кошмарном месте по ночам. Стоило мне прочитать молитву, закрыть глаза и уснуть, как бесплотный приказ тотчас проникал в мой сон.

Я вспомнила, как просыпалась от этих кошмаров, задыхаясь и дрожа и с плачем бежала к папе, крича, что мне холодно и нечем дышать.

Интересно, что молодой Джек Лейн обо всём этом думал — его приемную дочь, которой строго-настрого запрещено возвращаться в родную страну, мучают пугающе холодные, удушливые кошмары. Какие ужасы, по его мнению, мне пришлось испытать, чтобы получить такую психическую травму?

Я любила его всем сердцем за то детство, которое он мне подарил. Он затягивал меня в повседневную рутину простой жизни, заполняя ее солнечным светом и ездой на велосипеде, уроками музыки и приготовлением выпечки с мамой на нашей светлой, теплой кухне. Возможно, он позволил мне быть слишком легкомысленной, пытаясь заглушить мою боль от ночных кошмаров. Но вряд ли поступила бы иначе, окажись я на его месте.

Невозможность дышать была лишь первой из множества вещей, представлявшихся моему детскому разуму столь ужасными. Немного повзрослев и став сильнее благодаря той любви, которой окружили меня родители, я научилась подавлять ночные образы и чувство безысходности, порождаемые Холодным Местом. К подростковому возрасту повторяющиеся ночные кошмары были похоронены глубоко в моем подсознании, оставив после себя лишь глубокую неприязнь к холоду и смутное чувство биполярности, которое я начала понимать только сейчас. А если непонятные мне образы иногда и всплывали, я объясняла их каким-нибудь мельком виденным по ТВ ужастиком.

Не бойся. Я избрала тебя, потому что ты справишься.

Сейчас я вспомнила и об этом тоже. Голос, требовавший, чтобы я пришла, пытался успокоить меня и обещал, что я смогу справиться с миссией — какой бы она ни была.

Я ему никогда не верила. Если я могла справиться, то не боялась бы так сильно.

Я хорошенько встряхнулась, разломив ледяную корку. Она осыпалась, но я тут же опять покрылась льдом.

Я еще раз встряхнулась и снова покрылась льдом. И проделала это еще четыре или пять раз — боялась, что если не перестану разбивать его, корка льда станет слишком толстой и непробиваемой. И тогда я так и останусь стоять в спальне Темного Короля забытой скульптурой замерзшей женщины.

Когда Бэрронс вернется к жизни, он будет стоять и смотреть на меня сквозь зеркало, будет кричать, пытаясь привести меня в чувства и в движение, но я останусь там — у него перед глазами, вне его досягаемости, навечно, потому что только я и загадочный творец расы Темных можем пройти в королевскую спальню. А кто знал, где находится король?

И раз на то пошло, кто знал, кем является король?

А я и правда хотела знать, а значит должна найти способ передвижения в его естественной среде обитания. Ведь я делала это раньше — давным-давно, еще в прошлой жизни, когда была его возлюбленной. Наверняка я смогу снова понять, как здесь двигаться. Похоже, я оставила для себя подсказки.

Тебе мешает страх, не действительность.

Выходит, я должна изменить свои ожидания и обходиться без дыхания.

Покрывшись льдом в очередной раз, я, вместо того, чтобы сопротивляться и бороться за дыхание, осталась на месте и позволила ему покрыть себя полностью. Я попыталась думать об этом, как о приятной, успокаивающей прохладе во время сильного жара. Меня хватило секунд на тридцать, а потом я запаниковала. Серебристая корка льда раскололась и посыпалась на обсидиановый пол, когда я резко дернулась.

Второй раз я продержалась целую минуту.

На третьей попытке меня осенило: на самом деле я не дышала с того самого момента, как прошла сквозь Зеркало. Я была настолько занята сражением со льдом, что не заметила, когда перестала дышать. Я бы фыркнула, если бы могла. На этой стороне Зеркала просто не нужно было дышать. Моя физиология здесь была иной.

Движимая жизненной привычкой, я боролась за то, в чем даже не нуждалась.

Смогу ли я разговаривать здесь? Разве для голоса не требовалось дыхание?

— Привет, — произнесла я и вздрогнула.

Мой голос прозвучал как голоса Темных принцев, только в другом диапазоне, высоком и женском. Хоть мое приветствие и состояло из звуков английского языка, но без дыхания они издавались такие, словно их выбивали кувалдой на адском ксилофоне.

— Есть здесь кто-нибудь? — я снова покрылась льдом и застыла на месте, изумленно прислушиваясь к причудливым звукам. Мой голос прозвучал как перезвон оркестровых колоколов[31].

Я убедилась, что не задохнусь и смогу говорить, если это можно было так назвать. Уверенная в том, что пока двигаюсь, лед будет трескаться, я стала подпрыгивать на месте и смотреть по сторонам.

Спальня короля была размером с футбольный стадион. Стены из черного льда взмывали к самому потолку, слишком высокому, чтобы его рассмотреть. Ароматные черные лепестки роз, выросших в изысканном саду неземного мира, кружились по полу, пока я прыгала с ноги на ногу. Слои изморози, что пытались образоваться на моей коже, осыпались, градом падая вниз к лепесткам. Какое-то мгновение я зачарованно наблюдала за сверкающими кристаллами на фоне черного пола и цветов.

Она откидывается назад, смеется, у нее в волосах лед, горсть бархатных лепестков порхает в воздухе, плавно опускаясь на ее обнаженную грудь…

Ей никогда не было холодно здесь.

Всегда вместе.

Я едва не задохнулась от захлестнувшей меня печали.

У него было так много амбиций.

У нее была лишь одна. Любить.

Мог бы поучиться у нее.

Крошечные бриллианты из половины спальни конкубины (я не смогла заставить себя сказать «моей», особенно стоя так близко к постели короля) вовсе не померкли. Пройдя сквозь Зеркало, они превратились в нечто иное, и теперь светились в темном воздухе, словно полуночные светлячки, мерцающие голубым пламенем.

С балдахина кровати ниспадал черный полог, развевавшийся вокруг вороха шелковистых черных мехов и заполнявший треть комнаты — ту её часть, что была видна с другой стороны. Я подошла к кровати и провела рукой по мехам. Они были мягкими, чувственными. Хотелось растянуться на них нагишом и никогда не вставать.

Это, конечно, была не привычная и комфортная белая теплая спальня конкубины, но и здесь, по ту сторону Зеркала, тоже было красиво. Ее миром был яркий, чудесный летний день, не таящий никаких секретов, его же — темная, заманчивая ночь, где было возможно все. Я запрокинула голову. Был ли черный потолок расписан звездами настолько высоко или же это кусок неба из другого мира, перенесенный сюда, чтобы доставить мне радость?

Его спальня. Я помнила это место. Я пришла. А придет ли он? Увижу ли я, наконец, лицо своего давно потерянного любимого? Если он был моим возлюбленным королем, почему мне было так страшно?

Поспеши! Ты уже близко… Быстрее!

Приказ исходил откуда-то из гигантской арки, которая находилась в противоположном конце спальни. Этому зову невозможно было сопротивляться. Я рванула вперед, следуя за флейтой Гамельнского Крысолова[32] из моего детства.

Когда-то король ставил Светлую Королеву превыше всего, но в какой-то момент вечности всё изменилось. Он тысячелетиями ломал над этим голову, изучая ее, устраивая ей искусные проверки и пытаясь узнать, в ком именно заключалась проблема: в ней или в нем.

Он успокоился в тот день, когда понял, что в произошедшем не было их вины. Просто двое, являющиеся вечным связующим звеном своей расы, вступили в противоборство, потому что она была Постоянством, а он — Изменением. То была их сущность. Странно, что они вообще оставались вместе так долго.

Он мог препятствовать своему развитию не больше, чем она могла сопротивляться своей инертности. На тот момент королева была такой, какой осталась бы навечно.

Как ни парадоксально, мать их расы, та самая, что обладала Песнью Творения, что могла ввести самые могущественные законы Созидания, по сути, не была Творцом. Она представляла власть без интереса, удовлетворение без радости. Что есть существование без интереса и радости? Оно бессмысленно. Пусто.

И она считала его опасным.

Он стал чаще ускользать, осваивая миры без нее, страстно желая того, чего не мог описать. Яркий, нелепый двор, который он когда-то находил безобидным и занимательным, впоследствии стал для него обителью никчемных стремлений и пресыщенных вкусов.

Он воздвиг крепость в мире из черного льда, потому что это было полной противоположностью всему, что предпочла бы королева. Здесь, в своем темном, тихом замке он мог подумать. Здесь, где не было пестрых экипажей и разодетых придворных, он мог ощутить собственное развитие. Его не оглушали непрерывный звонкий смех и мелочные споры. Он был свободен.

Однажды королева искала короля в его ледяном замке. Его позабавил ее ужас, когда странный свет выбранного им мира, окрашивающий все в черные, белые и синие тона, лишил королеву ее ярких «перышек». Короля устраивали эти спартанские условия — так он мог разобраться в сложности своего существования и решить, чем он станет дальше. Это произошло уже после того, как он повстречал свою возлюбленную и намного позже того момента, когда понял, что он больше не в состоянии выдерживать свой народ дольше нескольких коротких часов за раз. Но до того, как он предпринял первые попытки превратить свою любимую в фейри, как и он сам.

Королева перепробовала все — обольщение, коварство, презрение. В конце концов, она использовала против короля небольшой фрагмент Песни Творения. Но он был готов к этому, потому что как и она, он мог заглянуть в будущее настолько далеко, насколько это представлялось возможным, и предвидел этот день.

Они держали друг друга в страхе при помощи оружия, чего никогда не случалось за всю историю их расы.

Когда деспотичная, суровая матриарх в ярости покинула крепость, король запер двери, поклявшись, что до тех пор, пока она не даст ему то, что он хотел — секрет бессмертия для его возлюбленной — ни один Светлый не пройдет по его ледяным залам. Только королева могла одарить эликсиром. Она прятала его в своем будуаре. Он желал заполучить спрятанный эликсир и иметь в распоряжении еще большее его количество, достаточное для того, чтобы сделать возлюбленную равной ему во всем.

Я резко вздрогнула и остановилась. Меня не пугало, что я тут же покрылась льдом. Я выждала несколько секунд, прежде чем сделать шаг и разбить его.

По эту сторону Зеркала, во владениях короля, воспоминания не проносились перед моими глазами, словно призраки былых времен, как это было на половине конкубины. Казалось, здесь они проникали сразу в мой мозг.

Я словно была двумя людьми одновременно: одна бежала по огромным залам из черного льда, а другая стояла в королевском приемном зале и наблюдала, как первая королева фейри сражается с могущественной тьмой, ищет слабости, манипулирует, всегда манипулирует. Мне была известна каждая деталь ее жизни: какова была ее истинная форма, в каком облике предпочитала появляться. Я даже знала, с каким выражением лица она умерла.

Иди ко мне…

Я снова побежала по обсидиановым полам. Король не особенно интересовался украшением интерьеров. Здесь не было окон, выходящих наружу за пределы этих стен, хотя я знала: когда-то они были, в те далекие времена, когда королева еще не превратила эту планету в тюрьму. Еще я знала, что когда-то здесь была простая, но королевская обстановка. Теперь же единственными элементами украшения были искусно вырезанные прямо во льду узоры, придававшие этому месту особую строгую величественность. Если двор королевы обладал красотой ярко разрисованной шлюхи, то красота двора короля была странной, но естественной.

Я знала каждый коридор, каждый изгиб и поворот, каждую комнату. Она, должно быть, жила здесь, до того как он создал для нее Зеркала. Для меня.

Я вздрогнула.

Так где же он теперь?

Если я действительно перевоплотившаяся конкубина, почему он не ждет меня? Казалось, я была запрограммирована на то, чтобы, так или иначе, оказаться здесь. Кто призывал меня?

Я умираю. …

У меня сжалось сердце. Если раньше я думала, что не могу дышать, то это было ничто, по сравнению с тем чувством, которое вызвали во мне эти два простых слова: я бы отдала все, что у меня есть, возможно, даже двадцать лет своей жизни, лишь бы предотвратить это.

Я остановилась перед огромными дверями, которые вели в крепость короля, и уставилась на них. Они были высечены из черного льда и возвышались футов на сто. Мне их ни за что не открыть. Но голос исходил оттуда — из ужасающего, ледяного ада Темных.

Замысловатые символы украшали высокую арку дверного проема, и я внезапно поняла, что здесь нужен пароль. К сожалению, я не могла до них дотянуться, а стофутовой лестницы поблизости не наблюдалось.

И тогда я почувствовала его.

Как будто он вырос у меня за спиной.

Я услышала приказ, слетевший с моих губ — слова, которые я неспособна была произнести человеческим языком — и огромные двери беззвучно распахнулись.

Ледяная тюрьма была именно такой, какой она снилась мне, с одной существенной разницей.

Она была пуста.

В моих ночных кошмарах тюрьму всегда населяло бесчисленное множество чудовищных Темных. Они сидели на вершинах отвесных утесов высоко над моей головой, швыряя в ущелье куски льда, словно играли в адский боулинг, где я была кеглей. Остальные пикировали вниз, нанося мне удары своими гигантскими клювами.

Пройдя через огромные двери короля, я сразу же приготовилась к нападению.

Его не последовало.

Застывший ледяной ландшафт оказался огромным опустевшим остовом тюрьмы с проржавевшими решетками.

Хоть заключенных здесь уже и не было, но их отчаяние въелось в каждый уступ, обрушивалось ветром с высоких утесов, сочилось из бездонных расщелин.

Я запрокинула голову. Неба не было. Скалы из черного льда вздымались ввысь, насколько хватало глаз. Единственным источником света было голубое свечение, исходящее от скал. Из расщелин в скалах вырывался чёрно-голубой туман.

Луна никогда не взойдет здесь, солнце никогда не сядет. Времена года никогда не поменяются. Цвет никогда не окрасит этот пейзаж.

Смерть в этом месте станет благословением. Здесь не было надежды, никто не ждал, что жизнь когда-нибудь изменится. Сотни тысяч лет Темные провели среди этих холодных, смертоносных, мрачных утесов. Их нужда и опустошенность пропитали саму материю, из которой была создана их тюрьма. Когда-то, давным-давно, это был прекрасный, хоть и странный мир. Теперь же он был насквозь радиоактивен.

Я понимала, что если задержусь на этой бесплодной земле, то утрачу всякое желание уходить. Начну верить, что на свете не существует и никогда не существовало ничего, кроме этой ледяной пустыни, этой скованной льдом темницы страданий. А хуже всего, я начну верить, что ничего иного я и не заслуживаю.

Опоздала ли я? Должна была ли я ответить на этот зов, до того как пали стены тюрьмы? Может поэтому я всё время видела эти песочные часы, с иссякающими черными песчинками.

Но я продолжала слышать голос из своих снов — даже теперь, когда я бодрствовала. Должно быть, время все еще есть.

Для чего?

Я осмотрела множество пещер, вырезанных в отвесных стенах зубчатых черных утесов, холодные дома, процарапанные Темными в этом суровом ландшафте. Ни единого движения. Даже не заглядывая внутрь, я знала, что там нет никаких личных вещей. Живущие без надежды не обставляют свой дом. Они терпят. Я была потрясена внезапно охватившей меня глубокой печалью от того, что Темные были настолько унижены. Какой мстительный поступок со стороны королевы! Они могли бы быть братьями Светлому Двору, а не дрожать вечность в холоде и темноте. На солнечных пляжах, в тропических странах, возможно, они стали бы чем-то не столь чудовищным, развивались бы, как и их король. Но нет, жестокая королева не успокоилась, заключив их в тюрьму. Она хотела, чтобы они страдали. Но за какие преступления? Что они сделали, чтобы заслужить это, кроме того, что родились без ее позволения?

Меня встревожил поворот моих мыслей. Я жалела Темных и считала, что король развивался.

Должно быть, это остаточные воспоминания этого места.

Под ногами хрустела покрытая льдом поверхность. Взбираясь по зазубренным выступам, я свернула на узкую тропинку между отвесными скалами высотой в сотни футов. Тонкая расщелина, по которой я шла, была еще одним из моих детских страхов. Всего лишь два с половиной фута шириной, узкий проход подавлял меня, вызывая чувство клаустрофобии. И все же, я знала, что иду по правильному пути.

С каждым сделанным мной шагом, чувство биполярности наростало.

Я была Мак, ненавидевшей Темных и более всего стремившейся восстановить стены тюрьмы и снова заточить ужасных убийц.

И я была конкубиной, любившей короля и всех его детей. Я даже любила это место. Я пережила здесь счастливые мгновения, прежде чем эта сука-королева не разрушила всё в последние секунды перед смертью.

Кстати о смерти. Я должна бы уже умереть. Я не дышала, кровь не бежала по моим жилам. Нет кислорода. Я должна была замерзнуть насмерть, как только прошла через Зеркало. Для меня не было никакой объяснимой возможности функционировать в этих условиях. И все же я шла.

Я настолько замерзла, что смерть стала бы приятным избавлением. Вполне понятно, почему мой детский разум захватила поэма «Сожжение Сэма МакГри». Мысль о тепле снова выходила за пределы моего понимания.

Раз пять или шесть я думала о том, чтобы прервать свою нежеланную миссию. Я могла развернуться, вернуться во дворец, проскользнуть сквозь Зеркало, найти Иерихона, продолжить то, что мы начали и притвориться, что ничего не произошло. Он никогда не станет говорить об этом, потому что у него у самого имеются несколько темных секретов.

Я могла бы забыть, что я конкубина. Забыть, что у меня вообще было прошлое воплощение. Нет, правда, ну кто захочет быть влюбленным в кого-то, кого даже никогда не встречал — по крайней мере, не в этой жизни? Мысль о Темном Короле была большим спутанным клубком эмоций у меня внутри, и я предпочитала оставить его спутанным и неизученным.

Поспеши! Ты должна!

Пошел колючий снег. Глубоко в пещерах раздавались ужасающие, скрипучие звуки. Иерихон говорил, что в тюрьме Темных жили настолько испорченные и безобразные создания, что они не покинули бы ее даже в случае падения стен, потому что любили свой дом. Как я могла пересечь это место, если оно все еще было обитаемым? И раз уж на то пошло, как мне отыскать дорогу? Как все было спланировано, чтобы привести меня сюда и, главное, кем? Чьей марионеткой я была? Меня возмущало, что я нахожусь здесь. В любом случае, я не могла развернуться и уйти.

Не знаю, сколько времени я продиралась через отчаяние и тщетность. Они были столь осязаемы, словно я шла сквозь жидкий цемент. Категорий времени здесь не существовало. В этом месте не было часов или таймеров, минут или часов, не было дня и ночи, солнца или луны. Только бесконечный черный, белый и голубой, и такое же бесконечное страдание.

Сколько раз во сне я проходила по этому пути? Если он снился мне с рождения — более восьми тысяч раз.

Благодаря многократному повторению, каждый шаг был инстинктивным. Я огибала опасно тонкий лед, о котором не могла знать. Я интуитивно чувствовала расположение бездонных снежных заносов. Я знала очертание и количество входов в пещеры в черных скалах высоко над моей головой. Я узнавала ориентиры, слишком незначительные для любого, кто не ходил этим путем бессчетное множество раз.

Мое сердце колотилось, если бы только могло. Неизвестно, что ждало меня впереди. Если я когда-то и добиралась до конца своего путешествия во сне, то я полностью блокировала это воспоминание.

Мной всегда руководил женский голос, приказывая подчиниться. Может, каждый раз, как только я засыпала, мной овладевала моя внутренняя конкубина и показывала сны, пытаясь заставить меня вспомнить и что-то сделать?

По словам Дэррока, некоторые считали, что Темный Король спит вечным сном в своей тюрьме, заточенный в черном льду. Может, его заманили в ловушку, и теперь он связывается со мной через Царство Сновидений, чтобы научить меня всему, что мне нужно было знать, чтобы освободить его? Неужели в этом смысл моей жизни?

Я знала о любви короля и конкубины, и все же меня возмущало то, что моим смертным существованием воспользовались без малейших сожалений, не приняв во внимание, каким оно могло бы быть, какой Я могла бы быть. Разве она уже не прожила достаточно долгую жизнь, ожидая, когда он очнется, вспомнит о ней и будет жить.

Не удивительно, что я чувствовала себя психически ненормальной, когда училась в старших классах! С самого детства я жила с подавленными воспоминаниями о другой, сказочной жизни, заложенными в мое подсознание!

Я вдруг засомневалась во всем, что было со мной связано. На самом ли деле я любила солнечный свет так сильно, или то были чувства, доставшиеся мне от неё? Так ли безумно я интересовалась модой или же была одержима гардеробом конкубины, состоящим из тысячи потрясающих платьев? Нравилось ли мне украшать окружающую обстановку или то была её потребность украсить свою темницу, пока она дожидалась своего возлюбленного?

А нравился ли мне вообще розовый цвет?

Я попыталась вспомнить, сколько из ее платьев имели розовый оттенок.

— Фу, — выдохнула я, и этот звук разнесся глубоким рокочущим гонгом.

Я не хотела быть ею. Я хотела быть собой. Но, насколько мне было известно, меня даже не существовало.

Ужасная мысль пришла мне в голову. Может быть, я не была реинкарнацией конкубины, возможно я и есть конкубина, и кто-то вынудил меня выпить из Котла.

— Ну да, а потом отправил к пластическому хирургу и изменил мое лицо, — пробормотала я. Я совершенно не похожа на возлюбленную короля.

Голова шла кругом от опасений, одно тревожнее другого.

Я остановилась, как будто сигнал встроенного в меня радио-маячка стал раздаваться все чаще, вдруг превратившись в один сплошной звук.

Я на месте. Где бы ни было это «место». Какая бы судьба меня не ожидала, что или кто бы ни привел меня сюда, он был прямо за следующим выступом чёрного льда, всего в каких-то двадцати футах впереди.

Я так долго стояла, что опять покрылась льдом.

Меня охватило отчаяние. Я не хотела смотреть. Не хотела подниматься на вершину. Что, если мне не понравится то, что я там увижу? А что, если я заблокировала это воспоминание потому, что там меня ожидала смерть?

Что если я опоздала?

Тюрьма пуста. Нет смысла идти дальше. Мне следовало просто сдаться, окончательно замёрзнуть и забыть обо всем. Я не хотела быть конкубиной. Не хотела найти короля. Не хотела оставаться в Фэйри или быть его вечной любовью.

Я хотела быть человеком. Хотела жить в Дублине и Эшфорде, любить своих маму и папу. Хотела препираться с Иерихоном Бэрронсом, и в один прекрасный день, когда наш мир будет восстановлен, стать хозяйкой книжного магазина. Хотела увидеть, как Дэни вырастет и впервые влюбится. Я хотела, чтобы Кэт заменила ту старуху, что возглавляла аббатство, и хотела отдыхать на человеческих тропических пляжах.

Я замерла в нерешительности. Должна ли я пойти навстречу своей судьбе, как послушный робот? Или замерзнуть и забыть, как заставляла меня поступить сокрушающая тщетность, царившая здесь? Или мне развернуться и уйти прочь? Последняя мысль привлекала меня больше всего. От нее веяло свободой воли, выбора, при котором я могла поднять паруса и плыть собственным курсом.

Если я так и не поднимусь на этот выступ и не узнаю окончания сна, мучившего меня всю жизнь, освобожусь ли я от него?

Не было никакой высшей силы, заставляющей меня продолжать, никакой возложенной на меня божественной миссии найти Книгу и восстановить Стены. Одно то, что я могла выследить ее, не означало, что я обязана это делать. Я не обязана воевать с фейри. Я свободный человек. Я могла уйти прямо сейчас, уехать подальше, уклониться от ответственности, блюсти свои интересы и оставить этот кавардак кому-нибудь другому. Это был незнакомый новый мир. Я могла перестать сопротивляться, приспособиться и жить с ним в согласии. Что я наверняка о себе узнала за последние несколько месяцев, так это то, что я прекрасно умею приспосабливаться и придумывать способы жить дальше, когда все складывается далеко не так, как я ожидала.

И все же… действительно ли я могла уйти, так и не узнав, что все это значило? Жить с неразрешимой биполярностью, определяющей каждый мой шаг? Хотела ли я такой жизни — противоречивого, напряженного, полузапуганного существования кого-то, кто струсил в самый ответственный момент?

Безопасность — это ограда, а ограды для овец, — сказала я Ровене.

Интересно, какой позиции ты будешь придерживаться, — едко ответила она, — если действительно окажешься в этой ситуации.

И это было испытание.

Я сломала лед, стряхнула его и направилась к вершине выступа.

Глава 28

И тут, прежде чем я успела увидеть, что находится за гребнем хребта, в памяти всплыло последнее подавленное воспоминание — как последняя отчаянная попытка заставить меня поджать хвост и сбежать отсюда.

И это почти сработало.

Когда я поднимусь на вершину хребта, там, на покрытом снегом возвышении, в окружении отвесных скал, будет стоять гроб, высеченный из такого же черно-синего льда, что и четыре камня.

Резкий порыв ледяного ветра спутает мои волосы. Я буду стоять, и спорить с собой, прежде чем сделать шаг к гробнице.

На крышке будут искусно высеченные древние символы. Я приложу руки к 10-ой и 2-ой рунам, сдвину в сторону крышку и загляну внутрь.

И закричу.

Я замедлила шаг в нерешительности.

Закрыла глаза, но как ни старалась, не смогла вспомнить, что же было в гробу такого, что заставило меня закричать. Видимо, чтобы узнать окончание своего повторяющегося кошмара, мне придется пройти через все это наяву.

Расправив плечи, я зашагала к вершине хребта. И остановилась пораженная.

Ледяной гроб, искусно вырезанный и украшенный, был точно таким, каким я его себе и представляла. И для короля он был явно маловат.

Погодите, а это еще кто?

Это был новый поворот событий: ни в одном из моих кошмаров здесь не было никого кроме меня и того кто был в гробу.

Высокий, прекрасно сложенный, с белой как лед и гладкой, как мрамор кожей, с длинными волосами цвета воронова крыла, он сидел возле гроба на заледеневшем сугробе, закрыв руками лицо.

Я стояла на вершине горного хребта, всматриваясь. Порывистый ветер дул с высоких утесов, спутывая мои волосы. Может он призрак прошлого? Ожившее воспоминание? Но его очертания не расплывались по краям, и он не был прозрачным.

Это мой король?

Стоило только подумать об этом, и я сразу поняла: это не он.

Тогда кто же?

По его коже, цвета слоновой кости — а я могла видеть только его руку закрывающую лицо, гладкую сильную белую руку — перемещались темные фигуры и символы.

Возможно ли такое? Могло ли существовать пять Темных принцев? Этот точно не один из тех трех, что изнасиловали меня, и у него нет крыльев, следовательно, он не Война/Крус.

Так кто же он?

— Ну, наконец-то, черт возьми, — не оборачиваясь, бросил он через плечо, — Я уже несколько недель жду.

Я вздрогнула. Его голос звучал таким же ужасным колокольным звоном. Хоть мой разум и воспринимал его, слух к такому не привыкнет никогда. Но вздрогнула я не только поэтому. Была еще необходимость разламывать ледяную корку. Но больше всего меня ужаснуло осознание того, кто находится передо мной.

— Кристиан МакКелтар, — сказала я и поморщилась. Я говорила на языке своих врагов. На языке, которого никогда не учила, и произносила слова устами, не приспособленными для него. Скорей бы уже вернуться на свою сторону зеркала.

— Это ты?

— Во плоти, девица. Ну… почти.

Я не была уверена, имел ли он в виду, что это почти он или, что почти во плоти, но спрашивать не стала.

Он поднял голову и бросил на меня дикий взгляд через плечо. Он был прекрасен. В нем было что-то не так. Его глаза были полностью черными. Он моргнул, и в них снова появились белки.

В другой жизни я бы помешалась на Кристиане МакКелтаре. Или, по крайней мере, сходила бы с ума по тому Кристиану, которого повстречала в Дублине. Сейчас он настолько изменился, что, не заговори он со мной, даже не знаю, сколько мне потребовалось бы времени, чтобы узнать его. Красавец-студент колледжа с потрясающим телосложением, сердцем друида и убийственной улыбкой исчез. Я смотрела, как фигуры и символы движутся под его кожей, и думала: а если бы мы не находились в тюрьме, которая лишает цвета все, остались бы его татуировки такими же черными или стали бы разноцветными?

Я стояла на месте слишком долго и, внезапно обнаружила, что смотрю на него уже сквозь тонкую корку льда. Он сидел неподвижно, но на нем льда не было. Почему? Ведь он одет все в ту же рубашку с короткими рукавами. Неужели ему не холодно? После того, как я раскрошила лед, он заговорил:

— Большая часть того, что здесь происходит — происходит у тебя в голове. Все что ты позволяешь себе чувствовать, усиливается.

Слова прозвучали мрачным колокольным звоном, подобным звуку изогнутого ксилофона. Я вздрогнула, в их звучании можно было различить намек на шотландский акцент, и эта человеческая черта в нечеловеческом языке сделала его еще более неприятным.

— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что если я не буду думать об этом, то не покроюсь льдом? — спросила я. У меня заурчало в животе, и я вдруг покрылась толстым слоем чего-то напоминающего голубое мороженое.

— Подумала о еде, девица? — Удивление сделало колокольный звук его голоса более сносным. Он поднялся, но ко мне не подошел. — Здесь часто об этом думаешь, сама поймешь.

Я представила, как «мороженое» превратилось в лед. Это оказалось так просто. Я сделала шаг вперед, и лед осыпался.

— Значит, если я подумаю о жарком тропическом пляже…

— Нет. Сущность этого места не изменить. Можно сделать его хуже, но лучше — никогда. Ты можешь лишь разрушать, но не созидать. Это была дополнительная пакость со стороны королевы. И подозреваю, это не «мороженое» на тебе, а хлопья инея вперемешку с внутренностями твари, на которую вблизи лучше даже не смотреть.

Я взглянула на гробницу. Ничего не могла с сабой поделать. Она возвышалась, темная и тихая — страшилище из моих двадцатилетних кошмаров, давя на мое сознание.

Я встану рядом.

Открою, загляну внутрь и закричу.

Ну да. Что-то не хочется.

Я снова посмотрела на Кристиана. А что он здесь делает? То, что привело меня сюда, преследовало в ночных кошмарах большую часть моей жизни. Я заслужила несколько минут передышки, прежде чем случится предначертанное судьбой.

Если, конечно, эти минуты у меня есть.

От моего внимания не ускользнул тот факт, что я нашла именно то, что мне нужно. Надо же так удачно, найти пятого из пяти друидов, нужных для проведения ритуала, прямо здесь, рядом с неизведанным, к которому меня вели.

Жаль, что в удачу я больше не верю.

Я с горечью осознала, что мной умело манипулировали. Но кто и зачем?

— Что с тобой случилось? — спросила я.

— О, что со мной случилось? — звуки от его смеха были похожи на скрежет гвоздей по классной доске. — Ты, девица. Со мной случилась ты. Ты скормила мне плоть Темных.

Я была потрясена. Неужели на него так подействовала плоть Темных фейри? Хотя изменение Кристиана началось еще в том мире, где мы сушили свою одежду возле озера, здесь оно продолжилось с головокружительной скоростью.

Он выглядел наполовину человеком, наполовину фейри. В этом мире теней и льда он больше напоминал Темного фейри, нежели их светлых собратьев. Еще несколько финальных штрихов, и он станет похож на одного из принцев. Я прикусила губу. Что я могла сказать? Мне жаль? Тебе больно? Внутри ты тоже превращаешься в монстра? Может, он выгледел бы лучше, если бы оказался в реальном мире, где помимо черного, белого и синего существовали и другие цвета.

Он одарил меня мрачной версией своей убийственной улыбки, белоснежные зубы блеснули на фоне кобальтовых губ и мраморно-белого лица.

— О, твое сердце обливается кровью из-за меня. Я вижу это в твоих глазах, — усмехнулся он. Его улыбка угасла, но взгляд стал более враждебным. — И правильно. Я становлюсь похожим на одного из них, так ведь? А тут даже зеркальца под рукой нет. Понятия не имею, как теперь выглядит мое лицо и не уверен, что хочу это знать.

— Неужели на тебя так подействовала плоть Темных? Не понимаю. Я ведь тоже ее ела. И Мэллис, и Деррок, Фиона и О’Баннион. А еще Джейни и его люди. Ничего подобного не произошло ни со мной, ни с кем-либо из них.

— Подозреваю, все началось на Хэллоуин. На мне было недостаточно рун, — из убийственной улыбка превратилась в смертоносную. — В этом виноват твой Бэрронс. Посмотрим, кто из нас теперь лучший друид. Перекинемся парой ласковых, как только встретимся.

Судя по резкому выражению на белом лице, дело вряд ли обойдется одними словами.

— Иерихон лично наносил на тебя татуировки?

Он приподнял бровь:

— Значит, теперь он «Иерихон»? Нет, их наносили мои дяди Дэйгис и Кейон, но он должен был проверить, когда они закончили. Он не стал, позволив мне участвовать в ритуале без защиты.

— Разве твои дяди не взбесились бы, попробуй он это сделать? — Я инстинктивно защищала Бэрронса.

— Все-таки он должен был. Он знал о защитных рунах больше, чем мы. Его знание древнее нашего, и совершенно непостижимо для меня.

— Кристиан, что произошло той ночью у камней? — ни он, ни Бэрронс так и не рассказали мне.

Он потер рукой лицо, покрытое колючей черно-синей щетиной.

— Полагаю, теперь уже не важно, если кто-то об этом узнает. Я хотел скрыть свой позор, но, похоже, вместо этого мне придется выставить его на показ.

Он начал медленно ходить вокруг черного гроба, под его ботинками захрустел лед. Это была хорошо натоптанная тропинка — он провел здесь довольно долгое время.

Я пыталась сфокусироваться на нем, но мой взгляд, сам того не желая, возвращался к гробнице. Лед был толстым, но если пристально всмотреться, то можно было разглядеть фигуру сквозь замерзшие стенки.

Крышка гроба была тоньше, чем его стенки.

А сквозь мутный лед, похоже, виднеются расплывчатые очертания лица.

Я оторвала взгляд от гроба и взглянула на слишком уж белое лицо Кристиана:

— И?

— Мы пытались призвать древнее божество Драгар — секты черных магов. Ему поклонялись задолго до того, как фейри появились среди людей. Это было нашей единственной надеждой противостоять магии Дэррока. У нас получилось разбудить его. Я почувствовал, как он ожил. Великие камни, которые удерживали его глубоко под землей, распались, — он выдержал паузу, позволяя звенящему эху, постепенно затухая, отразиться от стен, и ледяные горы снова погрузились в тишину. — Он пришел за мной. Прямо за мной. Пытался заполучить мою душу. Ты когда нибудь играла в игру «кто первый свернет», Мак?

Я покачала головой.

— Я проиграл. Удивительно, что оно не уничтожило Бэрронса. Я почувствовал, как оно пронеслось мимо меня прямо в него. А потом оно просто… исчезло.

— И как же это повлияло на то, что случилось с тобой?

— Оно прикоснулось ко мне. — На его лице промелькнуло отвращение, — Оно… я не хочу об этом говорить. А потом ты дала мне кровь Темных. Все это, плюс три года, проведенных в этом месте…

— Три года? — слова сорвались с губ, вызывая настолько резкий диссонанс, что я удивилась, как этот перезвон не вызвал лавину. — Ты провел в тюрьме Темных три года?

— Нет, в этом месте я всего лишь несколько недель. Но, по моим подсчетам, я пробыл в Зеркалье три года.

— Но снаружи не прошло и месяца с тех пор, как я видела тебя в последний раз!

— Значит, для меня здесь время течет быстрее, — пробормотал он.

— Обычно все происходит наоборот. Несколько часов здесь, как правило, равны нескольким дням там.

Он пожал плечами. Его мышцы напряглись, а татуировки запульсировали.

— Кажется, все идет шиворот-навыворот, когда дело касается меня. Я стал малость непредсказуем, — его улыбка была натянутой, а глаза вновь сделались полностью черными.

Извинения вертелись на кончике моего языка, но я стала прагматичнее, и мне надоели постоянные обвинения.

— Я нашла тебя умирающим в той пустыне. Ты предпочел бы, чтобы я похоронила тебя в Зеркалье?

Уголки его губ скривились:

— Ага, в этом и есть вся загвоздка, не так ли? Я рад, что выжил. Тебе не понять, каково мне сейчас. Я был частью клана, который защищал от фейри, соблюдал Договор и сохранял перемирие между нашими мирами. А теперь я превращаюсь в одного из этих гребаных выродков. Раньше я считал Келтаров хорошими парнями. Теперь же не верю, что хорошие парни вообще существуют.

— Дай бог, чтобы они были хорошими. Мне нужны пятеро из них, чтобы провести ритуал.

Мой взгляд снова устремился к гробу. Я одернула себя и отвернулась. Если только я выберусь отсюда живой и в здравом уме.

— Сама посуди. Я теперь прекрасно вписываюсь в их компанию. Дэйгис когда-то впустил в себя тринадцать самых злых друидов, что когда-либо существовали. Он до сих пор полностью не может избавиться от их голосов.

Так значит Дэйгис и был тем «заселенным или одержимым», о котором упоминалось в пророчестве!

— А дядя Кейон был заточен в Зеркале на протяжении почти тысячи лет — как будто он и так до этого не был варваром. Он считает, что любые средства приемлемы и сделает все от него зависящее, чтобы обезопасить себя и свою жену. Ну и конечно Па, который для тебя бесполезен. Ему одного взгляда хватило, когда они появились, и чтобы навсегда отречься от мастерства друидов.

— Это недопустимо, — категорически заявила я, — Мне нужны все пятеро из вас.

— Удачи тебе в этом.

Мы, молча, смотрели друг на друга. Спустя какое-то мгновение он горько улыбнулся:

— Я знал, что кто-нибудь придет. Просто не ожидал, что это окажешься ты. Думал, мои дяди найдут это место, так что лучше оставаться поблизости. Я все равно, так и не сумел отыскать, чертов выход.

— А чем же ты питался?

— Та же история, что и с дыханием. Особенность этого ада. Нет еды, нет дыхания. Но вот голод, ох, голод никогда не проходит. Твой желудок постоянно переваривает сам себя. Но ты не можешь умереть. И секс. О, Боже, эта жажда секса! — взгляд, которым Кристиан окинул меня, пугал. Он не был таким же бездонным как у принцев, но и человеческим его не назовешь. — Здесь ты испытываешь похоть, но не можешь подрочить. Ничего не выходит, похоть лишь сменяется еще большей похотью. Я потратил на это несколько дней и чуть рассудка на хрен не лишился. Если бы мы с тобой занялись сексом…

— Нет уж, спасибо, — поспешно ответила я. Моя жизнь и так уже была слишком сложна. А если бы и не была, я выбрала бы какое-нибудь иное место, дабы усложнить ее еще больше.

— Полагаю, это все равно не сработало бы, — сухо подытожил он. — Неужели я настолько отвратителен, девица?

— Просто немного… жутковатый.

Он отвернулся.

— Но по-прежнему чертовски сексуальный, — добавила я.

Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Вот это Кристиан, которого я знаю, — поддразнила я. — Ты все еще здесь.

— Надеюсь, когда я выберусь из Зеркалья, все будет не так, как сейчас. Я не буду таким, как сейчас.

И он не единственный, кто хотел, чтобы, как только мы выберемся отсюда, все поскорее стало как прежде. Я посмотрела на гробницу. Рано или поздно мне придется открыть ее. Встретиться со своим страхом лицом к лицу и покончить со всем этим. Действительно ли там король? Это он пугал меня? Зачем? Что там могло быть такого, из-за чего я кричала?

Он проследил за моим взглядом:

— Ну, теперь ты знаешь, почему я здесь. Как насчет тебя? Как ты нашла это место?

— Оно снилось мне каждую ночь, когда я была ребенком, словно я была запрограммирована прийти сюда.

Он скривил губы:

— Да, трахать нам мозг — это в ее духе.

— В ее? В чьем?

Он кивком указал на гроб:

— Королевы.

Я моргнула.

— Какой еще королевы? — ерунда какая-то.

— Эобил, Королевы Светлых.

— Так это она в гробу?

— А кого ты ожидала найти?

Вся нерешительность исчезла. Я подошла к гробу и посмотрела сквозь крышку.

Сквозь дымчатый лед и руны мне едва виднелась бледная кожа, золотые волосы и изящные формы.

— Мы должны вытащить ее отсюда и побыстрее, — сказал он, — если она вообще еще жива. Я затрудняюсь сказать наверняка, лед мешает разглядеть. Пытался открыть гроб, но крышка так и не сдвинулась с места. Несколько раз мне показалось, что Королева пошевелилась. И готов поклясться, что один раз она издала звук.

Я едва слушала его. Почему из всех возможных мест королева оказалась именно здесь? В’лейн сказал, что она в безопасноти в Фейри.

В’лейн солгал.

О чем еще он лгал?

Это он перенес ее сюда? Если нет, то кто? Зачем? И почему я закричу, открыв крышку? Я уставилась на гроб, вцепившись руками в волосы, откинула их с лица. Что-то ускользает от меня.

— Ты точно уверен, что в гробу лежит королева Светлых? — зачем ей понадобилось призывать меня — конкубину? Как ей вообще удалось узнать, кем я являюсь в моем новом воплощении? Не похоже, что я по-прежнему выгляжу как возлюбленная короля. Было бы глупо предполагать, что она выбрала меня случайно. Не вижу в этом никакого смысла. И не могу придумать ни единой причины, которая могла бы заставить меня закричать, увидев королеву Светлых.

— Да, я уверен. Мои предки писали ее портреты на протяжении многих тысячелетий. Я узнал бы ее где угодно, даже сквозь лед.

— Но почему она звала меня? Какое я имею отношение ко всему этому?

— Мои дяди говорят, что она вмешивалась в судьбу нашего клана на протяжении тысяч лет, подготавливая нас ко дню, когда она будет нуждаться в нас больше всего. Дядя Кейон видел ее четыре или пять лет назад: она стояла за балюстрадой в нашем Главном Зале, наблюдая за нами. По его словам, она потом приходила к нему во сне и сообщила, что в скором будущем ее убьют и ей нужно, чтобы мы выполнили определенные задания, только так мы сможем предотвратить её смерть и разрушение мира таким, каким мы его знали. Она предсказала падение стен. Мы сделали все что могли, чтобы удержать их. Кейон сказал, что даже в Царстве Сновидений она выглядела ослабленной, словно ее преследовали. Теперь я думаю, она каким-то образом проецировала себя из своей гробницы в этой тюрьме. Эобил обещала вернуться позже и рассказать Кейону больше, но этого так и не произошло. Похоже, в судьбу твоего рода она тоже вмешивалась.

Она меня использовала. Королева фейри узнала, кто я, и использовала меня. И это бесило. Хотя я знала, что она лишь далекая преемница, а не первая королева, которая отказалась исполнить желание короля и превратить меня — конкубину, поправила я сама себя — в фейри. И не она была той сукой, что посеяла ненависть и месть, хотя могла бы использовать свое огромное могущество во имя добра. Несмотря на все это, как смеет какая бы то ни было королева Светлых использовать меня для собственного спасения? Меня, конкубину! Я ее ненавидела, хотя никогда не встречала.

Неужели это никогда не кончится? Неужели я вечно буду пешкой на их шахматной доске? И я так и буду заново рождаться, или меня будут заставлять пить из Котла — или что там со мной случилось и повредило мои воспоминания — и использовать снова и снова?

Я отвернулась. К горлу подкатила желчь.

— Для нас сейчас самое главное — вытащить ее отсюда. Я не могу вернуться тем же путем, каким попал сюда. Выбросившее меня Зеркало было на высоте пары этажей в стене утеса. Падение оглушило меня, и я не смог найти хреново Зеркало снова. А ты как сюда попала, девица?

Я с трудом отвела взгляд от гроба и посмотрела на Кристиана. Сейчас передо мной была совершенно иная, пока нерешенная, проблема: как вытащить его отсюда.

— Ну, ты определенно не сможешь воспользоваться тем способом, каким пришла я, — проворчала я.

— Почему нет, черт возьми?

Интересно, как много он узнал о способностях фейри, пока находился здесь? Может, мои источники ошибались, и Бэрронс умер по какой-то иной причине, а вовсе не из-за Зеркала? Возможно, услышав мой ответ, Кристиан посмеется надо мной и скажет, что моя версия полный вздор, и что масса людей и фейри могут пользоваться тем Зеркалом, или что проклятие Круса изменило его свойства.

— Потому что я попала сюда через Зеркало в спальне короля.

— Не смешно, девица, — сказал он после недолгого молчания.

Я ничего не ответила, лишь смотрела на него.

— К тому же, это невозможно, — категорически заявил он.

Я сунула руки в карманы и стала ждать, пока он переварит этот факт.

— Эта легенда известна во всех мирах, где я побывал. Только двое могут пройти через Зеркало короля, — сказал он.

— Может, проклятие Круса изменило его.

— Зеркало короля было первым из когда-либо созданных им, и совершенно иного состава. Оно было незатронуто. Зеркало продолжало использоваться в качестве способа казни еще долго после времен Круса.

Черт. А я так надеялась, что он не скажет этого. Я отвернулась от него и подошла к гробу. Королева фейри заставит меня закричать. С чего бы? Мне надоело гадать. Пришло время узнать правду.

У меня за спиной Кристиан продолжал говорить:

— И, авжеж, ты — не одна из этих двоих.

— Ти мені тут не авжежкай, хлопчик, — передразнила я его собственную когда-то сказанную мне фразу, пытаясь пошутить, пока моя жизнь не полетела ко всем чертям после того, что я увижу.

Я нажала на 10-ю и 2-ю руны. Раздался щелчок. Крышка с шипением поднялась. Я почувствовала энергию внутри. Мне оставалось лишь сдвинуть крышку в сторону.

— Только Король Темных и его конкубина могут использовать то Зеркало. — Кристиан все еще говорил.

Я отодвинула крышку и заглянула внутрь.

Какое-то время, молча, осознавала увиденное.

А потом закричала.

Глава 29

Надо отдать мне должное, кричала я недолго.

Но и короткого вскрика на их адском языке хватило, чтобы потревожить непрочно слежавшийся снег и лед. Отвесные скалы отразили мой звенящий крик. Однако, в отличие от эха, с каждым рикошетом звук нарастал, превратившись в грохот, который мог предвещать только одно: лавину.

Я резко обернулась.

— Хватай ее!

Кристиан, чертыхаясь, покачал головой:

— Господи, ты открываешь свой мешочек с камнями. Скармливаешь мне Темных. Орешь. Да ты просто ходячая…

— Просто хватай ее и бежим! Немедленно!

Он бросился к гробу, но потом остановился в нерешительности.

— Да что с тобой такое? Вытаскивай ее!

— Она королева Фэйри, — произнес он с трепетом. — Прикасаться к королеве запрещено.

— Отлично, тогда оставайся здесь с ней и будешь погребен заживо, — огрызнулась я.

Он подхватил ее на руки.

Она была настолько хрупкой, настолько истощенной… что бы там ни истощало фейри, что я могла бы нести ее сама, но у меня не было никакого желания прикасаться к ней. Никогда. В этом даже была некая мрачная ирония, если подумать. Я и не стала.

Над нами трескался и грохотал лед, осыпая нас кристалликами.

Еще одного повода нам не потребовалось. Мы дали деру, скатились с ледяного горного хребта, и помчались тем же путем, которым я сюда пришла — к узкой расщелине между скал. Это превращалось в напряженную гонку и упорную давку плечом к плечу с Кристианом и преследующей нас лавиной.

— А все-таки, почему ты заорала? — крикнул он мне посреди грохота.

— Просто она меня напугала, — крикнула я в ответ.

— Охренеть. В следующий раз воткни себе кляп в рот, поняла?

Больше мы не разговаривали, а сосредоточились на том, чтобы попытаться обогнать лавину. Я ударялась о стены скал словно мячик для пинг-понга. Дважды споткнулась и упала. Кристиан перепрыгивал через меня, каким-то образом умудряясь удержать хрупкую королеву. Лавина настигала нас, с ревом темной грозы, сокрушая все от ущелья и до каньона, заполняя глубокую расщелину снегом.

Мы наконец-то преодолели замкнутый путь через ущелье, на задницах скатились с крутого холма и рванули через каньон к возвышающейся крепости из черного льда.

— Замок Темного Короля! — изумился Кристиан, когда мы проскочили сквозь высокие двери. Он осмотрелся вокруг, — Я вырос на сказках об этом месте, но и не предполагал когда-нибудь увидеть его. И не ожидал, что мне доведется оказаться поблизости с одним из легендарных Туата Де, разве что только рядом с портретом постоять. И вот я здесь, в замке Темного Короля со Светлой Королевой на руках. — Он горько рассмеялся, — И превращаюсь в одного из них.

Я прошептала ту же краткую команду, что открыла двери, и вздохнула с облегчением, когда они беззвучно закрылись, отделив нас от ревущего потока снега снаружи. Достигнет ли вызванная мной лавина замка? Завалит вход, заперев нас здесь надежнее любого замка? Я ожидала вопроса Кристиана, как я закрыла двери, но он был так увлечен, глазея по сторонам, что даже не обратил внимание.

— Что теперь?

Кристиан зачарованно рассматривал то хрупкую женщину, что держал на руках, то убранство темной крепости.

— Теперь мы пойдем к Зеркалу в спальне короля, — ответила я.

— Зачем? Я пройти через него не смогу и она тоже.

— Я могу. И могу найти помощь и привести их к Зеркалу, чтобы вы могли поговорить. Мы решим, как тебя вытащить, и разберемся как и где встретиться.

Он поднял голову и какое-то время изучал меня.

— Тебе следует кое-что знать, девица. Мой сенсор лжи прекрасно работает и здесь, в тюрьме Темных.

— И что?

— То, что ты только что сказала — неправда.

— Я собираюсь пройти через зеркало. Правда? — нетерпеливо спросила я.

Он кивнул.

— И я собираюсь отправиться за помощью и привести их к тебе. Правда?

Он снова кивнул.

— Ну и в чем тогда дело-то, блин? — У меня столько всего было на уме. Задержки были недопустимы. Как только я остановилась, я начала думать. Мне нужно было двигаться. Невыносимо было смотреть на женщину у него на руках. Не могла вынести мыслей, что появлялись у меня, когда я смотрела на нее.

Он сузил глаза. Они снова почернели. Раньше это заставило бы меня нервничать. Теперь я сомневалась, что меня вообще сможет что-либо заставить нервничать. Я была по ту сторону стресса, страха и вне досягаемости.

— Скажи, что собираешься спасти меня, — велел он.

Ну, это было просто. С каждым днем я все лучше понимала Иерихона. Люди не задавали правильных вопросов. И если отвечать на достаточное количество неправильных, то к тому времени, когда они наконец додумаются до правильных, ты успеешь оторвать им голову и заткнуть их. Сколько раз он проделывал это со мной? Я начала проникаться невольным уважением к его тактике. Особенно теперь, когда мне было что скрывать.

— Я собираюсь тебя спасти, — ответила я, и мне не был нужен детектор лжи, так искренне это прозвучало. — И я сделаю это как можно скорее. Вытащить тебя отсюда будет моей главной задачей, — Так и будет. Он был мне нужен. Я даже не понимала, насколько сильно.

— Правда.

— Тогда в чем же дело?

— Не знаю. Что-то не так. — Он перехватил королеву поудобнее.

На ней было сверкающее белое платье. Оно было мне знакомо. Кто выбрал его для нее? Или она сама? Как и почему? Мне не хотелось на нее смотреть. Я отвела взгляд от ее платья и посмотрела в лицо Кристиану.

— Повтори еще раз, почему ты закричала? — попытался выведать он.

Он подобрался слишком близко. Но эта игра была мне знакома. Бэрронс был хорошим учителем.

— Я испугалась.

— Правда. Почему?

— О, ради бога, Кристиан, я тебе уже сказала! Мы что, будем тут весь день торчать пока ты меня допрашиваешь, или все же будем выбираться отсюда? — Снаружи крепости бушевала и ревела лавина. Но это ни в какое сравнение не шло с тем воплем, что зарождался во мне. — Я не ожидала увидеть ее, понятно? — Вот это уж определенно была правда! — Хоть ты мне и сказал, что в гробу королева, я думала там будет Темный Король, — пояснила я, чтобы сбить Кристиана со следа.

Это прозвучало достаточно искренне, чтобы успокоить его. Но ненадолго.

— Если ты в чем-то обманываешь меня… — предупредил он.

И что он сделает? К тому времени, как он поймет, в чем дело, будет уже слишком поздно. К тому же, ему не следовало угрожать мне, независимо от того, в кого он превращался и насколько могущественен он становился. Во что бы он ни превращался, я только что осознала, что я — куда более ужасающее существо, чем он.

— Спальня короля — в эту сторону, — холодно сказала я, — И не угрожай мне. Меня уже задолбало то, что меня постоянно используют и третируют.

Кристиан ошалел. Другого слова не подобрать. Он пришел в восторг от крепости Темного короля. И несмотря ни на какие опасения по поводу того, что с ним происходит, он все равно оставался Келтаром; обязанности хранителей знаний о фейри были заложены в нем с самого рождения. Он детально запоминал все увиденное, чтобы передать информацию своему клану. Хорошо, что у него не было ручки или бумаги, иначе я никогда не довела бы его до Зеркала.

— Мак, посмотри! Как думаешь, что это означает?

Я нехотя взглянула туда, куда он показывал. То была дверь, гораздо меньшая, чем остальные. Над аркой виднелась надпись. Мощное охранное заклинание. С его помощью король удерживал тварей, которых он никогда не хотел бы выпустить в мир. Заклинание было разрушено очень давно. Замечательно. Надеюсь, они не попали в мой мир. Я пошла дальше, глядя строго вперед, возвращаясь той же дорогой, что и пришла. В отличие от Кристиана, я не хотела увидеть это чертово место.

— У тебя будет время осмотреться, когда я уйду, — сказала я.

— Мне нужно находиться рядом с зеркалом, чтобы понять когда ты вернешься.

— Ну, тогда постарайся побыстрее, ладно? Мы понятия не имеем, как течет время в реальном мире. Ты его замедляешь, а я ускоряю.

— Может мы уравновесим разницу.

— Возможно.

Достаточно ли прошло времени, чтобы Бэрронс снова был жив? Может он стоит перед Зеркалом и ждет меня? Или прошло так много времени, что он сдался и занялся другими делами?

Через пару минут узнаю.

— Она не дышит, — сказал Кристиан.

— Как и мы, — сухо ответила я.

— Но думаю, она жива. Я могу… чувствовать ее.

— Хорошо. Она нужна нам. Сюда, — сказала я.

Несколько мгновений спустя я ступила в умиротворяющий мрак спальни Темного короля, в которой мрачный творец Двора Теней отдыхал — он никогда не спал — трахался и грезил.

Иерихон не лежал мертвый по ту сторону Зеркала, но и не ждал меня. Значит, по человеческим меркам, нас не было довольно долго.

Кристиан упростил мне задачу.

О большем я и просить не могла.

Он положил королеву на кровать короля, поближе к Зеркалу, и закутал в меха.

— Она такая холодная. Поторопись, Мак. Нужно согреть ее. Во время скитаний по Зеркалью я слышал, что в разгар битвы между королем и первой королевой, некоторых Светлых взяли в плен до возведения стен тюрьмы. Темные планировали пытать их вечно, но в легендах говорится, что Светлые заключенные скончались, потому что данное место является полной противоположностью всего того, чем они являются, и высасывает их жизненную силу, — он мрачно посмотрел на меня. — Думаю, кто-то принес королеву Светлых сюда, положил в тот гроб и оставил медленно умирать. Дядя Кейон сказал, что она не приходила к нему на самом деле, то была ее проекция. Словно, будучи запертой где-то, она сконцентрировала все силы и энергию, посылая проекцию самой себя и подтолкивая события, чтобы мы спасли ее в нужный момент. Кто-то хотел отомстить. Полагаю, она находилась здесь долгое время.

И, похоже, В’лейн является главным подозреваемым, учитывая, что он лгал мне о том, где она, с самого первого дня. Но как такое возможно? Для чего Влейну вообще была нужна эта женщина? Как она оказалась при дворе Светлых?

Правда заключалась в том, что я стояла посреди огромных паутин лжи — некоторые из них насчитывали сотни тысяч лет, — и я не знала, с какого конца начать их распутывать. Если потяну за одну нить, десяток других могут расплестись. И нет особого смысла пытаться разобраться в чем-либо прямо сейчас.

Я могла лишь делать то, что должна. Нужно вытащить их обоих отсюда. Как можно скорее. Особенно ее. Не потому, что она королева, а потому, что я прониклась легендой Кристиана и знала, что это правда. Здесь Светлый мог оставаться в живых лишь ограниченный промежуток времени. Я сомневалась, что человеку под силу протянуть хотя бы половину этого срока. И я не была полностью уверена, кем она на самом деле являлась.

Она выглядела ужасно слабой. Изящная фигурка, лежащая на кровати, выглядела почти невесомой. Копна серебристых волос скрывала тело, которое превратилось из стройного в почти детское. Мои сны пытались предупредить меня. Я слишком долго тянула. И почти опоздала.

— Посмотри-ка туда! — воскликнула я, указывая на дальнюю сторону кровати. — Что это на стене? Думаю, я видела эти символы раньше.

Он успел пересечь половину спальни, прежде чем шестое чувство заставило его оглянуться через плечо.

Знаю, потому что сама обернулась.

Но было слишком поздно.

Я уже подхватила королеву на руки и шагнула в Зеркало. Она была удивительно хрупкой, словно приняла физическую форму, чтобы удержать ту энергию, из которой была создана, и по мере того, как из нее утекала жизненная сила, таяла и ее физическая оболочка. Неужели ее уже не спасти?

Знаю, что подумал Кристиан.

Что я предательница.

Что я пытаюсь закончить начатое и добить королеву, протащив ее через Зеркало, сквозь которое могли проходить лишь король и его возлюбленная. Сквозь то самое Зеркало, что отнимало жизнь у всех остальных, включая фейри.

Но это совсем не так.

Я не пыталась убить Королеву. Я знала, что она не умрет. Знала, что она может пройти через Зеркало.

Ведь женщина у меня на руках — вовсе не Эобил, королева Фэйри.

Она — конкубина.

Глава 30

Вот почему я закричала. Мне и так было тяжело свыкнуться с мыслью, что я конкубина. А заглянув в гроб и узнав в королеве женщину из Белого Дворца, я сразу поняла: если в гробу лежит конкубина, а я могу проходить сквозь Зеркало короля, то у меня серьезная проблема.

Крик был инстинктивной реакцией, из самой глубины моей души поднялось отрицание и воплем сорвалось с моих губ.

Если она конкубина, и я тоже могу проходить сквозь это Зеркало, то остается только один… человек — это в очень широком смысле слова — которым я могу быть.

— И уж точно не конкубиной, — пробормотала я, протолкнувшись сквозь Зеркало и врезавшись в стену. Я ожидала сопротивления, как было со всеми остальными Зеркалами, но проклятие Круса не затронуло это Зеркало — первое из всех созданных. В последний момент я увернулась, бережно удерживая королеву на руках, и сильно ударилась плечом. Я ровным счетом ничего не понимала во всем происходящем.

— Мак, что ты делаешь? — взревел Кристиан, бросаясь к зеркалу.

— Не прикасайся к нему! — закричала я, — Оно убьет тебя!

Я не хотела, чтобы он хоть на мгновение решил, что зеркало безопасно, и попытался сквозь него пройти. Оно убило Бэрронса. И наверняка уничтожит и Кристиана, а ведь у него не было бесплатного обратного-билета-с-того-света. Насколько мне было известно. Но как мне только что стало до боли очевидно, я вообще мало что знала, так что может у него была их целая пачка. Может она была у всех, кроме меня. И все же, рисковать я не хотела. Он был мне нужен. Теперь я еще сильнее чем когда-либо прежде стремилась обуздать Синсар Дабх, и Кристиан был одним из пятерых, кто был для этого нужен. Теперь я понимала, почему Книга играла со мной.

Кристиан остановился в нескольких дюймах от Зеркала и внимательно посмотрел на меня:

— Почему оно не убило ее? Не лги мне, я все равно это почувствую, — предупредил он.

Я перехватила королеву поудобнее, подобрала ее волосы и перебросила их себе через плечо, чтобы не путались под ногами. Я тоже уставилась на него сквозь зеркало:

— Потому что она конкубина. Я узнала ее, потому и закричала.

— Но я думал, ты конк… — он окинул меня взглядом, — но ты прошла… а значит… Мак?

Я пожала плечами. А что я могла сказать?

— Откуда ты знаешь, что она конкубина? — спросил он.

— Призраки воспоминаний о короле и конкубине бродят по этим залам. В них трудно не затеряться. Хотя, полагаю, тебе будет не так тяжело, как мне, учитывая, что лично ты в этом куда меньше заинтересован, — с горечью сказала я, — Не сомневаюсь, ты еще увидишь ее, пока меня не будет.

Я все еще не хотела смотреть на нее. Это слишком смущало. Она была пугающе легкой, хрупкой и очень, очень холодной.

— Вернусь как только смогу.

Мы уставились друг на друга.

— Не могу в это поверить, — наконец произнес он.

— Это настолько очевидно, что не может быть неправдой. О моем рождении нет никаких записей, Кристиан. И Книга… она охотится за мной. Я слышала, что она всегда делала это.

— Не верю.

— У тебя есть другая версия?

— Может легенды ошибаются. Возможно, многие могут пройти через Зеркало. Может все это блеф, чтобы никто и не пытался.

Мое сердце замерло, когда он сделал шаг вперед.

— Нет, стой! Кристиан, послушай меня. Я не могу сказать тебе кого, но я знаю, поймешь, что я говорю правду. Я уже видела, как Зеркало кое-кого убило.

Он склонил голову, а затем кивнул:

— Да, девица, я чувствую, ты говоришь правду. Но почему ты не говоришь кого?

— Это не моя тайна.

— Однажды ты мне скажешь.

Я не ответила.

— Всё еще не верю.

— Найди другое объяснение. Любое. Я с радостью приму его.

— Может, ты… ну, не знаю… Возможно ты их ребенок каким-то образом, — предположил он.

— Семь-с-чем-то-сотен-тысяч лет спустя? — Я уже рассматривала и отвергла эту мысль. Не только потому, что она не совпадала с моим внутренним чутьем, но и: — Это не объясняет все те вещи, которые я знала, чувствовала и помнила, или почему Книга играла со мной, — сказала я. Необъяснимым образом я знала, что не являюсь потомком Темного Короля и его конкубины. Мои воспоминания были слишком личными. Слишком сексуальными и собственническими. Это чувства любовника, а вовсе не ребенка.

Он пожал плечами:

— Я останусь здесь. Но поторопись.

— Кристиан, обещай, что не будешь пытаться пройти.

— Я обещаю, Мак. Только поспеши. Чем дольше я здесь, тем больше… меняюсь.

Я кивнула. Развернувшись и унося с собой королеву-конкубину-женщину, ради которой я должно быть разрушала миры, я только и думала, где же находятся мои остальные ипостаси.

Глава 31

Я смотрела сквозь входную дверь «Книги и сувениры Бэрронса», не знаю, что меня удивило больше: что уютные сиденья диванов были не тронутыми, или что там сидел Бэрронс, положив ноги на стол, окруженный горами книг, и нарисованной картой прикрепленной к стене.

Не могу сосчитать, сколько же ночей, я сидела на этом же месте и в такой позе, ища в книгах ответы, иногда смотря в окно на Дублинскую ночь, ожидая, когда он появится. Мне нравилось думать, что он ждал меня, чтобы что-то показать.

Я наклонилась ближе, смотря сквозь стекло.

Он заново обставил книжный магазин. Как же долго я отсутствовала?

Там были мой стеллаж для журналов, мой кассовый прилавок, новый старомодный кассовый аппарат, небольшой телевизор с плоским экраном и DVD плеер, который был фактически из этого десятилетия, и стереосистема для моего IPodа. На стереосистеме был и новенький гладкий черный iPod Nano. Он сделал больше, чем просто заново обставил это место. Он также, возможно, мог положить снаружи коврик со словами: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, МАК».

Когда я вошла внутрь, зазвенели колокольчики.

Он повернул голову и привстал, книги соскользнули на пол.

Последний раз я видела его мертвым. Я стояла в дверях, чуть дыша, смотрела на него сидевшего на диване, пульсирующего животной грацией. Он заполнял четырех этажную комнату полностью, уменьшая всё своим присутствием. В этот момент никто из нас не произнес и слова.

Оставь это Бэрронсу — мир рушиться, а он все еще одет как богатый деловой магнат. На нем эксклюзивный костюм, рубашка накрахмалена, галстук украшен замысловатым узором и подобран со вкусом. Знакомый широкий браслет блеснул серебром на его запястье, украшенный древними кельтскими символами. Он и Риодан, оба носили такие.

Даже несмотря на все мои проблемы, я чувствовала слабость в коленках. Внезапно я заново вернулась в тот подвал. Мои руки привязаны к кровати. Он был у меня между ног, но не давал мне того, что я хотела. Он использовал свой рот, затем тёрся о мой клитор, продвигался во мне и сразу выходил, то рот, то он, снова и снова, смотря в мои глаза, смущая меня.

Кто я, Мак? — спрашивал он.

Мой мир, мурлыкала я, и это и имела ввиду. И я боялась, что даже сейчас не будучи При-йя, я буду столь же неконтролируема в постели с ним, как и тогда. Я бы таяла, мурлыкала, отдала бы ему свое сердце. А если бы он встал и ушел от меня и никогда бы не возвратился в мою постель, то я никогда бы не исцелилась. Я бы ждала мужчину, такого как он, а таких как он, не было. Я бы умерла старой и одинокой, с болезненным воспоминанием о величайшем сексе в моей жизни.

Итак, Вы живы, сказали его темные глаза. Черт возьми, удивительно. Сделайте же что-нибудь.

Например, что? Не все могут быть как ты, Бэрронс.

Его глаза внезапно потемнели, и я не смогла разобрать слов. Нетерпение, ярость, что-то древнее и безжалостное. Холодные глаза расчетливо осматривали меня, словно взвешивали каждую мою часть, раздумывали — как мой отец все время говорит: с предумышленным умыслом. Он сказал бы, детка, ты только начинаешь думать об этом, только начинаешь работать в этом направлении. А Бэрронс уже в этом направлении что-то сделал?

Я вздрогнула.

— Где, черт возьми, Вас носило? Прошел целый месяц. Еще раз выкиньте такой трюк, не предупредив меня — я привяжу Вас к своей кровати, когда вы вернетесь.

Это было средство устрашения или поощрения? Я представила себя вытянувшейся на спине, его темную голову, двигающуюся между моих ног. Я вообразила Мак версии 1.0., знающую, что сейчас знаю я: в те несколько месяцев Бэрронс мог делать всё, что может делать мужчина в постели с женщиной. Сбежала бы она с криком или сорвала бы одежду прямо там и тогда?

Когда он двинулся вокруг высокой спинки дивана, то заметил женщину на моих руках, ее серебристые волосы, стелющиеся по полу. Он смотрел недоверчиво, что для Иерихона означала его немного наклоненная голова и сузившиеся глаза.

— Где, черт возьми, Вы ее нашли?

Я сунула хрупкое тело ему в руки. Мне хотелось к ней прикасаться больше, чем я когда-либо хотела. Мои чувства слишком были сложны, чтобы разобраться в них.

— В тюрьме Невидимых. В гробнице изо льда.

— В’Лейн, этот траханый…, я знал, что он предатель.

Я кивнула. Значит Иерихон тоже думал, что она — Королева. И он должен это знать. Он был при ее дворе. Но я знала, что она — возлюбленная. Так кто же на самом деле умер в спальне Темного Короля много лет назад? Кто-нибудь там вообще умер? Возлюбленная не могла убить себя. Как она могла пройти через Зеркало в Фейри и в один день стать действующей Королевой? Врал ли мне В’Лейн? Или они все пили из котла так много раз, что ни один Эльф не помнил свою настоящую историю? Может кто-то испортил их записи?

— Как вы вынесли ее оттуда? Зеркало должно было убить ее.

— Очевидно у Королевы тоже иммунитет к Зеркалу, так как и к Синсар Дабх. — Я была приятно удивлена тем, как гладко я лгала. У Бэрронса острый нюх на обман, — Она может прикасаться к ним обоим. Похоже, Король и Королева не могут наложить заклятье на то, что может причинить вред другому.

Идеальная ложь прочно укрепила известные исключения из правил, и по природе своего матриархата и правящим обоими дворами, королева была универсальным исключением к каждому правилу, которое связывало Дворы Эльфов. Я была готова использовать это прикрытие до тех пор, пока во мне не останется и тени сомнения. В его темном пристальном взгляде я увидела, что на данный момент он принял логику моей лжи.

Как я могла быть Темным Королем? Я не чувствовала себя, как Король. Я чувствовала себя, как Мак с кучей воспоминаний, которые я не могу объяснить. Хотя, это не вся правда. Есть еще место в моей голове, откуда я беру отличные маленькие вещички, типа паразитических рун древнего происхождения и… я прекратила мыслить в этом направлении. Я не хотела вести счет всем вещам, которые я могла объяснить в себе. Их список был ужасающе длинным.

Он положил ее на диван, завернул в одеяла, развернул диван и придвинул ближе к огню.

— Она замерзает. Я уже почти решил вернуть ее назад и дать тому месту прикончить ее, — сказал он мрачно.

— Она нужна нам.

— Возможно.

Его голос звучал неубедительно.

— Долбанные Фэйри.

Я моргнула, и он больше не был у дивана — он стоял нос-к-носу со мной. Мое дыхание участилось. Это был первый раз, когда использовал свою сверхъестественную скорость в полной передо мной.

Он заправил прядь моих волос за ухо, провел пальцем вниз по щеке. Очертил форму моих губ, а затем убрал свою руку.

Я облизала свои губы и посмотрела на него. Желание, которое я чувствовала, когда стояла так близко к нему, было почти невыносимым. Я хотела прижаться к нему. Я хотела наклонить его голову и поцеловать. Я хотела раздеть и толкнуть его на спину и быть его наездницей, медленно двигаться на нем, пока он издает чувственные, сексуальные, грубые звуки, когда он кончает.

— Как долго Вы знаете, что Вы возлюбленная Темного Короля? — Несмотря на то, что его голос был мягким, его слова были четкими. Напряжение охватило его рот. Я знала каждый нюанс этого рта. Ярость грызла его и нуждалась в выходе. — Вы сунулись сквозь то Зеркало без сомнений в том, сможете ли Вы это сделать или нет.

Мой смех содержал истеричные ноты. Эх, если бы только это было моими проблемами!

Была ли я женщиной, одержимой женщиной на диване?

Или я была мужчиной, Королем Эльфов, одержимой Иерихоном?

Я считаю себя свободной от половых предпочтений — любовь — это любовь, и кто говорил, что тело следует за сердцем? — но все же, оба этих варианта мне было тяжело применять на себя. Ни один не подходит мне как перчатка, и не соответствует моему сексуальному влечению. Если бы они подходили, чувствовались бы на тебе как влитые, как твоя собственная кожа, а единственная вещь, которая чувствуется на мне как кожа, это когда я женщина для мужчины. А потом был полный… Эх, ну и дела, я ответственна за весь этот беспорядок. Нельзя больше обвинять Темного Короля за то, что он принял ряд плохих решений и испортил мой мир. Я та, что испортила их? Если это так, то на мне невыносимое количество вины.

Обеими руками я убрала волосы с лица. Если продолжу думать об этом, то сойду с ума.

Я не возлюбленная, Иерихон. Я боюсь, что я какая-то часть Темного Короля в человеческой форме.

— Не очень долго, — соврала я, — Я узнала некоторые вещи в Белом Дворце и у меня были сны, которые могли быть только, если бы я была ею. Я знала способ проверить это.

— Вы — чертова дура. Если бы Вы ошиблись, это могло бы Вас убить.

— Но я не ошиблась.

— Глупая и нелогичная!

Я пожала плечами. Видимо, я была намного хуже.

— Вы больше никогда не сделаете такого идиотизма, снова, — сказал он.

Желваки заиграли на его лице.

Учитывая мой опыт, я была вполне уверена, что сделаю. Я имею в виду, что если я была Темным Королем — самым могущественным из всех существовавших Эльфов — так или иначе оказавшимся человеком и незнающим этого. Это значит, что я была не только злом, одержимым и разрушительным, но и непростительно глупым.

Он начал ходить вокруг меня, рассматривая меня сверху донизу, как будто я была экзотическим животным в зоопарке.

— И вы думали, что я Король. И поэтому вы протащили меня сквозь Зеркало. Вы просто не можете перестать убивать меня, не так ли? Что было последним, что Вы сказали мне? — Он спародировал фальцетом: — Что ужасного может случиться? Я заведу тебя в какую-то ловушку, и ты умрешь на какое-то время, пока не вернешься?

Я ничего не сказала. Я не видела смысла оправдываться.

— Я думаю, Вы снова поддались своим маленьким романтическим волнующим идеям, не так ли?

— Разве, «волнующим» точное слово?

— Вы думали, что мы были несчастными влюбленными, мисс Лейн? И Вам было необходимо подтвердить это?

Он подарил мне свою волчью улыбку, и я подумала: «Точно, несчастные влюбленные, палка о двух концах». Потому что этот человек был таков. Хитрый, раздраженный, опасный. Без осторожности. И да, я на самом деле думала, что мы несчастные влюбленные. Но я никогда не расскажу ему об этом.

Я поворачивалась вокруг вместе с ним, встречаясь с этим темным враждебным взглядом, — Я думала, что мы уже решили это во Дворце, Иерихон. Я — Мак.

— Мак, когда я Вас трахаю. Все остальное время — мисс Лейн. Привыкайте к этому.

— Границы, Бэрронс?

— Именно. Где Король, мисс Лейн?

— Ты думаешь, что он звонит мне, чтобы зайти? Говорит, милая, я буду дома к ужину вечером в семь? Как черт возьми я могу знать? — С технической точки зрения это была правда. Даже у Кристиана временами возникали трудности с определением где правда, а где ложь. Я не знала, где были все его части.

Возлюбленная издала слабый звук и мы повернулись посмотреть на нее.

Он прищурился. — Я должен убрать ее отсюда. Не хочу, чтобы вся Эльфийская раса пыталась попасть внутрь. Я полагаю, мы должны защитить ее. — Его отвращение не могло быть более очевидным. Если был выбор между острой, как бритва клизмой и защитой Эльфа — даже другого Эльфа, а не всесильной Королевы — Бэрронс охотнее умрет несколько раз от внутреннего кровотечения.

Но она была тем Эльфом, которым он все же не был готов пожертвовать.

Я была определенно за то чтобы переместить ее в другое место; чем дальше от меня, тем лучше. Я беспокоилась о том, что он может попытаться оставить ее в книжном магазине и была готова утверждать, что какой бы грозной не была его защита, с нами двумя постоянно приходящими и уходящими, она бы оставалась слишком долго одна, чтобы мы не могли гарантировать ее безопасность.

— Что ты думаешь делать? — сказала я.

* * *

Половинка Дэни Дэйли развевалась на фонарном столбе на холодном ночном ветру. Я сорвала ее и посмотрела на дату ППС, и сделала несколько поспешных расчетов. Если бы он был опубликован сегодня — чего по всей вероятности не было, учитывая его состояние — дата была 23 марта. Может, это было неделю назад.

Я прочитала и слегка улыбнулась. Она взяла быка за рога, пока меня не было. Этот ребенок ничего не боится.

________

Дэни Дейли.

147 день ППС.

Чуваки — слушайте, если вы хотите выжить!

Несколько простых правил, и эти правила оставят вас в живых.

1. Носить в обтяжку одежду или вообще ничего! Не робеть, не стеснятся. Не оставлять места, чтобы можно было скрыть Книгу. Тварь в ярости последние недели! Нужно видеть своими глазами, что твои пиплы ничего не скрывают.

2. Не разделяться! НЕ ходить никуда в одиночестве. Иначе она получит тебя! Если увидишь Книгу, НЕ ПОДБИРАЙ ЕЁ!!!!!

3. Не покидать своего убежища ночью. Не знаю почему, но ей нравится тьма. Да, я говорю о СИНСАР ДАБХ. Я говорю это, чтобы ты услышал. ТЫ, чувак, который не видел еще мои листовки, это книга темной магии созданная Темным Королем почти миллион лет назад. Теперь ты знаешь правду. Если ты ее поднимаешь, она заставит тебя УБИВАТЬ ВСЕХ ВОКРУГ, начиная с людей которых ты любишь.

Начинай следовать правилам! Без отклонений, без чертовых глупостей.

Нижняя часть была оторвана, но мне и не нужно было видеть больше. В действительности я хотела знать только дату. Я пропустила ее день рождения. Шоколад на шоколаде, сказала она. Я планировала сама испечь ей торт. Устрою запоздалую вечеринку для нее, даже если на ней нас будет только двое.

Вряд ли кто-то вроде Темного Короля думал бы о дне рождения для человека.

— У Вас есть целая ночь, но у некоторых нет, — прорычал Бэрронс через плечо.

Я сунула листок в карман и поспешила за ним. Мы припарковали Вайпер в квартале отсюда. Королева была одета в плащ с капюшоном и завернута в одеяло.

— У тебя есть вся сегодняшняя ночь и завтрашняя и вся вечность, если на то пошло. Как долго ты был мертв на этот раз? — спросила я, подкалывая его.

Скрежет раздался в его горле.

Раздражая его, я испытывала извращенное удовольствие.

— День? Три? Пять? От чего это зависит? Как сильно ты ранен?

— На Вашем месте, мисс Лейн, я бы не затрагивал эту тему снова. Вы думаете, что Вы внезапно стали крупным игроком, потому что прошли сквозь Зеркало…

— Я оставила Кристиана за Зеркалом. Я нашла его в тюрьме, — прервала его я.

Он закрыл рот, затем, — Почему, черт возьми, вы всегда ждете так долго, чтобы рассказать мне важные вещи?

— Потому, что всегда очень много важных вещей, — защищаясь, сказала я. — У нее волосы опять волочатся.

— Поднимите их. Мои руки заняты.

— Я не прикоснусь к ней.

Он бросил на меня взгляд.

— Проблемы, мисс Возлюбленная?

— Она даже ненастоящая Королева, — сказала я раздраженно. — Не потому, что разрушила жизнь возлюбленной. Мне просто не нравятся Эльфы. Я ши-видящая, помнишь?

— Вы?

— Почему ты зол на меня? Не моя вина, кто я. Единственная моя ошибка состоит в том, что я хочу что-то с этим сделать.

Он посмотрел на меня искоса, как бы говоря: «Это может быть единственная умная вещь, сказанная Вами сегодня.»

Я посмотрела на фасад Честера, и мгновение он выглядел устрашающе — развалины камней, черные против иссиня-черного неба, из далеких времен и другого места. Полная луна, висевшая над ним, была в ореоле темно-красного, круглого, толстого лица, забрызганного кратерами крови. Больше Эльфийских изменений в нашем мире.

— Когда Вы войдете внутрь, идите по лестнице, и кто-нибудь проводит Вас. Идите прямо по лестнице, — сказал он многозначительно. — Постарайтесь не впутаться в проблемы или создать беспорядки по пути.

— Я думаю, это несправедливое утверждение. Жизнь не всегда хаотична вокруг меня.

— Как тогда, не так ли?

— Как тогда, когда я… — Я задумалась на минуту, — Одна, — закончила я серьезно, — Или сплю. — Я не спрашивала о своих родителях. Я чувствовала… неправильность, как будто я больше не имела права задавать вопросы о Джеке и Рейни Лейн. Это разрывало мне сердце. — Куда ты собираешься?

— Мы встретимся с Вами внутри.

— Потому что ты знаешь секретный черный ход, которым собираешься воспользоваться? — поинтересовалась я с сарказмом. — Я могла рассказать всем Эльфам об этом, не так ли? — Теперь он доверял мне еще меньше, потому что считал меня смертной возлюбленной Короля. Как он общался со мной, если он считал, что я была Большой Плохой версией его самого?

— Шевелитесь, мисс Лейн, — все, что он сказал.

Я спустилась будто в другой мир, и обнаружила его напичканного людьми и Невидимыми — собравшимися в Честере сегодня.

Я не могла быть Королем. Они были бы моими «детьми». Я не чувствовала родительской связи. Я чувствовала себя смертной. И была окончательно убежденна в этом. Я была человеком. У меня не было идей, почему Зеркало пропустило меня, но в конечном счете я пойму это.

Я оглянулась и была шокирована. Ситуация изменилась, пока меня не было. Мир продолжал трансформироваться во что-то новое.

Сейчас в Честере были и Видимые тоже. Не так много, и не было похоже, что они получили теплый прием от Невидимых, но я все же увидела дюжину, а люди сходили по ним с ума. Двое из тех маленьких ужасных монстров, которые заставляли вас смеяться до смерти, бомбили толпу, сжимая крошечные напитки, которые выплескивались, когда они летели. Трое из этих ослепительно легких самолетов свистели сквозь массы. В клетке под потолком, голые мужчины танцевали, корчась в сексуальном экстазе, который надули эфирные нимфы с легкими крыльями.

Я продолжала осматривать клуб и ожесточалась. На поднятой платформе, в подклубе, который угождал тем, у кого тяга к очень молодым людям, стоял золотой бог, который успокаивал Дри’лию, когда В’Лейн забрал ее рот.

Я сдерживалась чтобы не пойти туда и не ударить его своим копьем, и осудить В’Лейна как предателя.

У меня была идея получше.

Расталкивая толпу, я направилась прямиком к нему и спросила.

— Эй, помнишь меня?

Он не обратил внимания на меня. Я представила, как много он слышал такого, находясь здесь. Я встала рядом с ним, наблюдая море голов.

— Я, та женщина, которая была с Дэрроком в ту ночь, когда мы встретились на улице. Мне нужно, чтобы ты вызвал В’Лейна.

Голова золотого бога повернулась. Презрение отпечаталось в его бессмертных чертах.

— Вызвать. В’Лейн. Эти два слова не идут вместе на любом языке, человек.

— Имя В’Лейна было на моем языке, пока Бэрронс не высосал его. Он нужен мне. Сейчас.

Этот золотой бог, мог лишить меня самообладания только один раз, но у меня было копье в кобуре и черный секрет в моем сердце, и ничто больше не лишит меня самообладания! Я хотела, чтобы В’Лейн был здесь и сейчас. Было несколько обстоятельств, за которые он должен ответить.

— В’Лейн не давал тебе своего имени.

— При многочисленных обстоятельствах. И его ярость по отношению к тебе, не будет знать границ, если он узнает, что я просила тебя вызвать его для меня, а ты отказал.

Он смотрел на меня с каменным молчанием.

Я пожала плечами.

— Ладно. Тебе решать. Только помни, что он сделал с Дри’лией.

Я развернулась и пошла прочь.

Он оказался передо мной.

— Эй, какого черта ты делаешь? Никакого просеивания в клубе! — закричал кто-то.

Золотой бог дернулся и освободился от руки, в обхвате которой он материализовался. Казалось, он соскользнул с тела парня, как если бы часть, содержащаяся в парне, внезапно стала энергией, не имеющей для него никакого значения.

Парень, которому принадлежала рука, был молод, с поддельным капризным выражением лица и нервными, беспокойными глазами. Он схватился за свою конечность, потирая ее, как будто она онемела. Затем он разглядел, что только что, просеялось к нему, и его глаза комично округлились.

Напиток появился в руке золотого бога. Он предложил его парню, пробормотав извинения.

— Я не хотел нарушать правила клуба. Через мгновенье твоя рука будет в порядке.

— Круто, мужик, — восторгался парень, принимая напиток. — Не беспокойся. — Он смотрел на Эльфа с восхищением. — Что я могу сделать для тебя? — спросил он, затаив дыхание. — Я имею ввиду, мужик, я сделаю все, понятно? Все что угодно!

Золотой бог наклонился и прильнул к нему.

— Ты бы умер за меня?

— Конечно, мужик! Но сначала ты возьмешь меня в Фейри?

Я наклонилась к золотому богу и прислонила губы к его уху.

— У меня под рукой копье в кобуре. Ты нарушил правило и просеялся. Бьюсь об заклад, это значит, что я тоже могу нарушить правило. Хочешь попробовать?

Он произвел, этот шипящий звук отвращения, присущий Эльфам. Но расслабился и встал прямо.

— Будь хорошей, маленькой феей, — промурлыкала я. — Иди и достань для меня В’Лейна.

Я задумалась и взвесила свои следующего слова.

— Скажи ему, что у меня есть новости о Синсар Дабх.

Смех и все голоса замерли; клуб затих.

Движение прекратилось.

Я огляделась вокруг. Как будто все кругом замерло в стоп-кадре от простого упоминания Синсар Дабх.

Хотя клуб и был заморожен на какое-то время, я могла поклясться, что чувствовала на себе тяжелые взгляды. Словно на это место были наведены какие-то чары. Если кто-то произносил имя забытой королевской книги, все, кроме того, кто произнес эти слова, немедленно замирали?

Я просканировала нижний уровень клуба сквозь стеклянный пол.

И выдохнула сквозь зубы. Два многоуровневых танцпола уходили вниз, мужчина в безупречном белом костюме, устраивал прием как при дворе, восседая на королевском белом стуле, в окружении десятка застывших слуг в белых одеждах.

Я не видела его с той давней ночи, когда мы с Бэрронсом обыскивали Каса Бланку. Но, как и я, он не был заморожен.

МакКейб кивнул мне через море статуй.

Жизнь возобновилась так же внезапно, как и застыла.

— Ты оскорбила меня, человек, — сказал золотой бог. — И я с легкостью убью тебя. Не здесь. Не сегодня. Но скоро.

— Конечно, как скажешь, — пробормотала я. — Просто доставь его сюда.

Я отвернулась и начала прокладывать путь через толпу, но пока я дошла до королевского белого стула, Маккейб уже исчез.

Я должна была перейти на другой уровень клуба, где парень с мечтательными глазами обслуживал бар, чтобы добраться до лестницы. «Прямо», рассматривается как географическая команда, не исключающая возможных остановок в пути, и с того времени я томилась и жаждала задать несколько вопросов о карте таро, я постучала костяшками пальцев по стойке, чтобы получить выпивку.

Я с трудом вспомнила, какого это — смешивать напитки, ходить на вечеринки с друзьями, битком набитыми невежеством и яркими мечтами.

Пять табуретов вдоль стойки, темный цилиндр, опутанный паутиной. Волосы похожие на солому собирались на плечах таких костлявых, словно это был скелет в полосатом костюме. Темный дворецкий снова зависал с парнем с мечтательными глазами. Жуть.

Никто не сидел рядом. Цилиндр повернулся ко мне, когда я села через четыре пустующих табурета. Колода карт таро была удобно устроена в кармане его пиджака, аккуратный шейный платок. Выпирающие лодыжки были скрещены, показывая лакированные туфли с блестящими заостренными мысами.

— Вся тяжесть мира на твоих плечах?

Он сказал это, словно подлиза-продавец из ларька.

Я смотрела на закручивающееся темное торнадо под краями цилиндра. Части его лица — половина зеленого глаза и бровь, часть носа — появлялись и исчезали как обрывки фотографий, вырванные из журнала, на мгновение прилипающие к окну и отрывавшиеся следующим порывом ветра. Внезапно я поняла, что галантная и призрачная штука была такой же древне, как и сами Эльфы. Темный дворецкий создает шляпу, или шляпа — темного дворецкого?

Поскольку родители учили меня, быть вежливой, а старые привычки умирают с трудом, было сложно промолчать. Но ошибку разговора с ним я не повторю дважды.

— Отношения достали тебя? — прокричал он, изображая продавца ОксиКлин. Я наполовину ожидала появления в воздухе полезных визуальных приспособлений, как при продаже товара.

Я закатила глаза. С уверенностью, можно и так сказать.

— Возможно, все что тебе нужно, это ночь в городе!

Энтузиазм, слишком ярко прозвучал в его голосе.

Я фыркнула.

Он развернулся на табурете, протягивая свои длинные костлявые скелетообразные руки. — Подари мне танец, любовь моя. Мне говорили, что вылитый Фред Астер. — Он сделал быстрый шаг и низко согнулся в талии, тощие руки сильно бросились в глаза.

Рюмка виски скользнула по стойке. Я быстро выпила ее.

— Вижу, ты усвоила урок, красавица.

— В последнее время много занималась.

— Я весь — внимание.

— Колода таро была моей жизнью. Как так?

— Я говорил тебе. Пророчества. Во всех формах.

— Почему ты дал мне карту «Мир»?

— Не давал. Хочешь, дам?

— Флиртуешь со мной.

— А если бы флиртовал?

— Убежала бы с криком.

— Умница.

Мы засмеялись.

— Видела в последнее время Кристиана?

— Да.

Его руки замерли на бутылках, он ждал.

— Думаю, он во что-то превращается.

— Все меняется.

— Думаю, он становится Невидимым.

— Эльфы. Они как морские звезды, красавица.

— Как это?

— Отрастают недостающие части.

— Что ты говоришь?

— Баланс. Мир стремится к этому.

— Мысль лишена смысла.

— Намекаю на врожденный идиотизм. У людей. А у вселенной этого нет.

— Так, если Темный Принц умирает, кто-то занимает его место? Если не Эльф, то человек?

— Слушай, принцессы тоже мертвы.

У меня словно появился кляп во рту. Могла ли человеческая женщина поедавшая Невидимых, стать со временем, одной из них. Что еще Эльфы украли бы из моего мира? Ну, э-э, на самом деле, что бы я и мои… я быстро сменила тему.

— Кто дал мне карту Таро?

Он ткнул пальцем в Темного дворецкого.

Я не поверила этому ни на секунду.

— И что я должна получить с этого?

— Спроси его.

— Ты говорил не делать этого.

— Это — проблема.

— Решение?

— Может не в этом мире.

— А что еще?

— Есть глаза, КД[33], используй их.

— Есть рот, ПМЧ[34], используй его.

Он двигался, бросая бутылки, как профессиональный жонглер. Я смотрела за его летающими руками, пытаясь понять, как заставить его говорить.

Он знал. Я чувствовала это. Он знал о многом.

Пять низких стаканов появились на стойке. Он налил их до краев и толкнул все пять с завидной точностью.

Я взглянула в зеркало позади бара, в нижний угол и отражающего гладкую черную барную стойку. Я видела себя. Я видела Темного дворецкого. Я видела дюжину других клиентов, собравшихся у стойки. Это был маленький, менее популярный уровень клуба. Здесь не было секса или жестокости, только хитрости и карты таро.

Парень с мечтательными глазами отсутствовал в отражении. Я видела блеск стаканов и бутылок, подбрасываемых в воздухе, но никого, кто бы их бросал.

Я осмотрела его сверху донизу, высокого и роскошного.

Дублер. Существовал не отражаясь.

Я постучала пустым стаканом по стойке. Другой стакан звякнул о стойку. Я выпивала, наблюдая за ним, ожидая его возвращения.

Он тянул время.

— Внешность противоречива, красавица.

— Я не вижу тебя в зеркале.

— Возможно, я не вижу тебя, других.

Я замерла. Разве это возможно? Я отсутствую в зеркале?

Он засмеялся.

— Шучу. Ты там.

— Не смешно.

— Не мое зеркало.

— Что это значит?

— Я не отвечаю за то, что оно показывает. Или не показывает.

— Кто ты?

— Кто ты?

Я прищурилась.

— Мне как-то пришла идея, что ты пытался мне помочь. Наверное, я ошиблась.

— Помощь. Опасное лекарство.

— Как?

— Трудно оценить правильную дозу. Особенно, если есть больше чем один врач.

Я задохнулась. Глаза парня были уже больше не мечтательные. Они были… Я уставилась. Они были… Я прикусила нижнюю губу. Какого я смотрю? Что со мной происходит?

Он был уже не за стойкой, а сидел на барном стуле рядом со мной, слева от меня, нет, справа от меня. Нет, он был на стуле со мной. Он был позади меня, рот прижат к моему уху.

— Слишком много ложно накрученного. Слишком мало подготовленных. Лучший хирург имеет пальцы-бабочки. Летающие. Чувствительные.

Как и его пальцы на моих волосах. Прикосновение было завораживающим.

— Я Темный король? — прошептала я.

Смех, мягко, как крылья мотылька заполнил мои уши, шевеля осадок в моей душе, мой взгляд затуманился.

— Не больше, чем я, — Он вернулся за стойку. — Один придирчивый идет, — сказал он, кивнув в сторону лестницы.

Я посмотрела на спускающегося Бэрронса. Когда оглянулась назад, парень с мечтательными глазами был не более заметным, чем его отражение.

— Я шла, — сказала я раздраженно. Обхватив пальцами, как наручниками мое запястье, Бэрронс потащил меня к лестнице.

— Какую часть «прямо» Вы не понимаете?

— Ту же часть «хорошо играть с другими» тебе никогда не понять, о, один придирчивый, — пробормотала я.

Он засмеялся, удивляя меня. Я никогда не понимаю, что из происходящего заставляет его смеяться. В странных моментах, он казалось, находит юмор при своем дурном характере.

— Я был бы гораздо менее придирчивый, если бы Вы признали, что хотите трахнуть меня, и мы бы приступили к этому.

Похоть разрывала меня. Бэрронс сказал «трахнуть» и я была готова.

— Это все, что требуется, чтобы погрузить тебя в хорошее настроение?

— Если пойти длинным путем.

— Неужели у нас разговор, Бэрронс? В котором, ты на самом деле выражаешь свои чувства?

— Если Вы хотите назвать твердый член чувствами, мисс Лейн.

Внезапное волнение у входа в клуб, на два уровня выше нас, привлекло его внимание. Он был выше меня и видел над толпой.

— Вы разыгрываете меня. — Его лицо закаменело, когда он уставился на балкон фойе.

— Что? Кто? — Сказала я, подпрыгивая на цыпочках, пытаясь что-то увидеть. — Это В’лейн?

— Почему бы это был… — Он посмотрел на меня сверху вниз. — Я убрал его имя с вашего языка. У Вас не было возможности получить его обратно.

— Я сказала одному из его Двора идти достать его. Не смотри на меня так. Я хочу знать, что происходит.

— Что происходит, мисс Лейн, — то, что вы нашли Королеву Светлых в тюрьме Темных. Что происходит, принимая во внимание ее состояние, — что В’лейн, очевидно, лгал о ее местонахождении в течение нескольких месяцев, и это может означать только одно.

— Для меня было невозможно предоставить Двору узнать, что Королева исчезла, и отсутствовала много человеческих лет, — сказал В’лейн позади нас приглушенным голосом. — Он бы развалился. Без ее сдерживания, десятки различных группировок напали бы на ваш мир. В Фейри уже давно беспорядки. Но это не место для обсуждения таких вопросов.

Бэрронс и я повернулись, одновременно.

— Вельвет сказал мне, что ты требовала моего присутствия, МакКайла, — продолжил В’лейн, — но он сказал, что у тебя новости о Книге, а не нашей повелительнице. — Он изучал мое лицо с хладнокровием, какого я не видела со дня нашей первой встречи. Я предположила, что мой метод вызова его обидел. Эльфы такие вспыльчивые. — Ты действительно нашла ее? Она жива? Я искал ее каждую свободную минуту. Это мешало мне навещать тебя, когда я хотел.

— Эльфа зовут Вельвет?

— Его истинное имя не произносимо на вашем языке. Она здесь?

Я кивнула.

— Я должен увидеть ее. Как она?

Рука Бэрронса взлетела и сомкнулась вокруг горла В’Лейна.

— Ты лживый хрен.

В’Лейн схватил руку Бэрронса одной рукой, а его горло — другой.

Я зачарованно смотрела. Я была сбита с толку последними событиями, что даже не поняла, как Бэрронс и В’Лейн оказались лицом к лицу на переполненном танцполе, возможно впервые за всё время вечности достаточно близко, чтобы убить друг друга. Ну, достаточно близко для Бэрронса, чтобы убить В’Лейна. Бэрронс смотрел на Эльфийского Принца так, как если бы он, наконец, поймал огненных муравьев, мучавших его на протяжении веков, в то время пока он лежал распластанным в пустыне, покрытый слоем меда. В’Лейн взирал на Бэрронса, словно не мог поверить, что тот оказался настолько глуп.

— У нас проблемы побольше, чем твои личные обиды, — произнес В’Лейн с ледяным презрением, — Если ты не можешь вытащить свою голову из задницы и оглядеться, то ты заслуживаешь того, что произойдет с твоим миром.

— Может, мне все равно, что происходит с миром.

В’Лейн повернул голову в мою сторону, оценив меня прохладным взглядом.

— Я позволил тебе сохранить копье, МакКайла. Ты не позволишь ему причинить мне вред. Убей его…

— Заткнись, я сказал. — Выдавил Бэрронс.

— У него четвертый камень, — напомнила я Бэрронсу. — Он нам нужен.

— Келтары! — сказал В’Лейн, уставившись в фойе. Он зашипел сквозь зубы.

— Я знаю. Сегодня у нас большая, чертова вечеринка, — сказал Бэрронс.

— Где? Эти, которые только что вошли? — спросила я.

Бэрронс наклонился ближе к В’Лейну и понюхал его. Его ноздри раздувались, как если бы для него этот запах был отталкивающим и идеально подходящим для тонкого, кровавого филе.

— Где она? — заорал человек. Акцент был шотландский, как у Кристиана, но сильнее.

В’лейн распорядился:

— Заткни его, прежде чем он задаст свой следующий вопрос «Где Королева», и каждый Невидимый в этом месте узнает, что она здесь.

Бэрронс двигался слишком быстро, чтобы я могла увидеть. Одна секунда — В’Лейн был как всегда великолепен, другая — его нос разбит и хлещет кровь.

— В следующий раз, Фейри, — сказал Бэрронс и исчез.

— Я сказал, где черт возьми…

Я услышала возню, затем звуки драки и снова возню, и ад разверзся в Честере.

— Мне действительно плевать, что ты думаешь. Она — наша обязанность…

— И ты выполнял эту чертову обязанность по отношению ней…

— Она моя Королева и не никуда не пойдет с…

— …так далеко, что потерял ее у чертовых Невидимых.

— … и мы заберем ее с собой обратно в Шотландию, где она будет под должным присмотром.

— … парой некомпетентных людей, она принадлежит Фейри.

— Я тебя пошлю обратно в Фейри, эльф, в чертовом…

— Вспомни о недостающем камне, полукровка.

Я смотрела то на шотландца, то на Бэрронса, то на В’Лейна, наблюдая как эти трое спорят. Не было никаких изменений за последние пять минут. В’Лейн все еще требовал, чтобы она была передана ему, шотландцы продолжали настаивать, что увезут ее в Шотландию, но я знала Бэрронса. Он не позволит никому из них забрать ее. Он не только не доверял никому, но и Королева Эльфов была мощным козырем.

— Как, черт подери, вы узнали, что она здесь? — потребовал Бэрронс.

В’Лейн, нос которого был снова прекрасен, сказал: — МакКайл вызвала меня. Когда я приближался к вам сзади, я услышал тебя, так же как мог кто угодно. Ты ставишь под угрозу ее жизнь своей неосторожностью.

— Не ты, — проворчал Бэрронс. — Горцы.

Шотландец ответил.

— Примерно пять лет назад она посетила Кейона в Царстве Грез, сказала ему, что будет здесь этим вечером. Сама Королева приказала забрать ее по этому адресу. Наши требования неоспоримы. Мы — Келтары и у нас есть полномочия защищать Эльфов. Ты вернешь ее нам сейчас же.

Я чуть не засмеялась, но что-то в двух шотландцах заставило меня дважды подумать об этом. Они выглядели, как будто проехали дальний путь и не мылись и не брились днями. Таких слов, как «терпение» и «дипломатия» не было в их словаре. Они думали с точки зрения целей и результатов — и чем меньше предметов между этими двумя, тем лучше. Они были такими же, как Бэрронс: энергичными, сосредоточенными, безжалостными.

Оба были без рубашек и сильно разрисованы татуировками — Лор и другой человек Бэрронса (я не видела его раньше) приказал всем нам раздеться до одежды, которая не могла бы скрыть книгу, прежде чем разрешить нам пройти на верхней уровнь клуба. Сейчас пятеро из нас стояли, частично одетыми, в необставленном стеклянном кубе.

Первый, наверное, Дэйгис был высоким, с гладкими мышцами, с быстрыми, изящными движениями большой кошки и золотыми глазами гепарда. Его черные волосы были такими длинными, что касались его пояса — не то, чтобы он не нуждался в нем, в плотно обтягивающих его бедра черных кожаных штанах. Он щеголял разбитой губой и синяком на правой щеке из-за потасовки, которая началась в дверях и распространилась, как зараза, на следующие этажи клуба. Потребовалось пятеро из людей Бэрронса, чтобы вернуть контроль. Способность двигаться словно ветер дала им огромное преимущество. Они не предупреждали клиентов о прекращении драки — они просто появлялись и убивали их. Как только люди и Эльфы поняли, что происходит, вспышки насилия закончились так же быстро, как и начались.

Другой, Кейон уже говорил и избежал шрамов в драке, но со всеми черными и красными чернилами на его торсе, я не была уверена, что замечу кровь. Он был массивным, с рельефными короткими мышцами, которые человек мог получить от силовой тренировки в зале или от отбывания длительного тюремного срока. Его плечи были огромны, живот плоский, у него был пирсинг, одна из его татуировок гласила «Джесси». Я задумалась, какая женщина могла заставить такого человека, как он, захотеть сделать татуировку с ее именем на груди.

Это были дяди Кристиана, а которых он говорил, мужчины, что проникли в замок Велшмана ночью, когда Бэрронс и я пытались украсть амулет, те, кто выполнял ритуал вместе с Бэрронсом на Хеллоуин. Они не напоминали ни одних дядей, каких я когда-либо видела. Я ожидала потрепанных временем родственников в их поздние тридцать — сорок, а это были закаленные временем мужчины около тридцати, опасные, сексуальные до невозможности. Оба с расфокусированным взглядом в своих глазах, будто они видели вещи, настолько тревожащие что, только изменив направление всего, что не в фокусе, они смогут смотреть на мир и противостоять этому.

Я задумалась, начнут ли мои глаза выглядеть так же.

— Одно можно сказать наверняка: Она не принадлежит тебе, — сказал Дейгис Бэрронсу.

— С чего это ты взял, Горец?

— Мы защищаем Эльфов, а она Эльф, это дает нам обоим больше преимуществ, чем тебе.

Я почувствовала, что кто-то настойчиво смотрит на меня, и оглянулась. В’Лейн наблюдал за мной, прищурившись. Пока все были заняты спором о том, что делать с Королевой, никто не потрудился спросить, как я ее нашла или как я вытащила ее из тюрьмы. Я подозреваю, что именно В’Лейн сейчас и задумался об этом.

Он знал легенду о Зеркале Короля. Он знал, что только двое могут пройти сквозь него… разве только, по счастливой случайности я наткнулась на истину в своей лжи, и кто бы сейчас не была Королевой, я сомневалась, что она бы имела иммунитет к магии Короля. От одного человека Король хотел бы защитить свою возлюбленную больше всего — Королевы Видимых. Он оградил свой замок от первой, мстительной Королевы в тот день, когда она пришла в его крепость и они спорили. Он запретил любым Видимым когда-либо входить. Я не сомневаюсь, что он использовал какие-нибудь заклятия или даже хуже на Зеркале, которое соединяло его спальню со спальней возлюбленной. В’Лейну должно быть интересно, будто у него были какие-то идеи, кем его Королева на самом деле была, кто я на самом деле, или возможно их история так же ненадежна и неточна, как и наша. К сожалению, В’Лейн что-то знал обо мне, и это мне не казалось.

Не считая меня, только Кристиан знал, что Королева была на самом деле возлюбленной. И только я знала об этой двойственности во мне, которая могла быть ясно объяснена тем, что я была второй половиной королевского уравнения.

После долгой напряженной минуты он скупо кивнул мне.

Какого черта это значило? То, что сейчас он будет молчать, и не будет поднимать какие-либо вопросы, которые в скором будущем замутят воду? Я кивнула в ответ, как если бы у меня была некоторая догадка, почему мы киваем.

— Вы даже не смогли выполнить свой кровавый ритуал, чтобы удержать стены, а ты хочешь, чтобы я доверил вам Королеву? А ты, — Бэрронс повернулся к В’Лейну, который стоял на безопасном расстоянии, — никуда не заберешь ее от меня. На сколько, я понимаю, это ты положил ее в гроб, где ее нашли.

— Почему бы тебе самому не спросить об этом Королеву? — предложил, хладнокровно В’Лейн. — Это был не я, и она тебе это подтвердит.

— Очень удобно для тебя, что она не говорит.

— Она ранена?

— Откуда мне знать? Я даже не знаю, из чего вы, ублюдки, состоите.

— Зачем кому-то помещать ее в тюрьму Невидимых? — спросила я.

— Это медленный, но надежный способ убить ее, девушка, — ответил Дейгис. — Тюрьма Невидимых — это противоположность всему, чем она является, и она как бы, вымывает из нее суть ее жизни.

— Если кто-то хочет ее смерти, есть более быстрые способы, — запротестовала я.

— Возможно, у того, кто ее забрал, не было копья или меча.

Это исключало В’Лейна. Он регулярно забирал его у меня, как сейчас. Дэррок тоже. Тот, кто захватил Королеву в плен, должен быть достаточно могущественным, но не достаточно мощным, чтобы получить копье или меч, эти условия казались взаимоисключающими. Или у похитителя были причины, чтобы убивать ее медленно?

— В’Лейн сказал мне, что все Принцессы Видимых мертвы, — сказала я. — В легендах Эльфов говориться, что если все наследники власти Королевы умрут, то Истинная Магия их расы будет вынуждена перейти к наиболее могущественному мужчине. Что если кто-то во время попыток завладеть Синсар Дабх убивал весь женский королевский род, заканчивая самой Эобил, и когда Королева умрет, он останется не только с могуществом Темного Короля, но и с Истинной Магией Королевы, делающих его первым патриархальным правителем их расы? Кто самый могущественный мужчина?

Все головы повернулись к В’лейну.

— Как вы люди говорите? Я должен сказать: «О, пожалуйста», — сказал он сухо. Взгляд, которым он одарил меня, состоял из равных частей гнева и упрека. Как бы говоря, я храню твои секреты, не вынуждай меня. — Это легенда и ничего больше. Я служил Эобил все мое существование и служу сейчас.

— Почему ты лгал о ее местонахождении? — потребовал Дэйгис.

— Я скрывал ее отсутствие в течение многих человеческих лет, чтобы предотвратить гражданскую войну Эльфов. Принцессы мертвы, нет явного наследника.

Много человеческих лет? Это был второй раз, когда он сказал чересчур много, но последствия проявились только сейчас. Я смотрела на него. Он сказал мне намного больше, только солгав. На Хелоуин, сказал он мне, он был занят другим делом, обеспечивая своей Королеве безопасность. Где он действительно был той ночью, когда я так отчаянно нуждалась в нем? Я хотела знать прямо сейчас, требовать ответы, но слишком уж многое происходит здесь, и когда я допрошу его, это будет на моих условиях, на моей почве.

— И как же они умерли? — спросил Бэрронс.

В’Лейн вздохнул.

— Они исчезли, когда и она.

Он снова посмотрел на меня.

Я моргнула. В его взгляде была скорбь — и обещание, что мы скоро поговорим.

— Удобно для тебя, фейри.

В’Лейн бросил на Бэрронса презрительный взгляд.

— Посмотри дальше своего смертного носа. Темные Принцы также могущественны — если не сильнее — как я. А сам Темный Король сильнее всех. Магия наверняка отправится к нему, где бы он не был. Я ничего не выиграю от вреда моей Королеве, а потеряю всё. Вы должны отдать ее мне. Если она все это время была в тюрьме Невидимых, она может быть очень близка к смерти. Вы должны разрешить мне забрать ее в Фейри, чтобы восстановить ее силы!

— Этого никогда не произойдет.

— Тогда ты будешь ответственный за убийство нашей Королевы, — горько сказал В’лейн.

— И на сколько я понял, что в конце концов ты явился сюда не за этим?

— Ты презираешь нас всех. Ты бы позволил умереть нашей Королеве, чтобы удовлетворить свою собственную ничтожную месть.

Я хотела узнать, что это за ничтожная месть Бэрронса. Но я чувствовала, что это опять проклятая двойственность. Что разворачивалось здесь, даже удаленно не было похоже на то, о чем я думала. Только я знала правду.

Та, за которую они сражались не была Королевой. Она была возлюбленной сотни тысяч лет назад, которая как-то превратилась в Королеву Видимых. Неужели Король, наконец, получил то, на что надеялся? Длительное пребывание в Фейри сделало его возлюбленную Эльфом? Что если баланс, к которому мир «стремится», как предложил парень с мечтательными глазами, превращает смертную в замену Королевы, также как в конечном итоге превратит Кристиана в замену Принца?

Если я была Королем, почему это не приводило меня в восторг? Возлюбленная наконец-то была Эльфом! Я покачала головой. Я не буду думать об этом. Это просто не применимо ко мне. — Мак, — пробормотала я. — Просто буду Мак.

Бэрронс одарил меня тяжелым взглядом, говорящим: «Отложим это на потом, мисс Возлюбленная».

— Послушайте мальчики, — сказала я. Четыре пары древних глаз прожгли меня взглядом и я подмигнула двум этим Шотландцем. — О, а вы двое вообще не те, кем кажитесь, не так ли?

— Как и некто в этой комнате? — раздраженно спросил Бэрронс. — Как и Вы?

— Для нее это самое безопасное место, — кратко сказала я.

— Об этом я и говорил все это время, — прорычал Бэрронс. — Этот уровень защищен точно так же, как и книжный магазин. Никто не сможет просеяться…

В’Лейн зашипел.

— …только если снаружи. Никто из Светлых или Темных не смогут добраться до нее. Мы никому не позволим войти в это помещение в одежде. Рэйни присмотрит…

— Ты поместишь ее рядом с моими родителями? — спросила я недоверчиво. — А люди заходят обнаженными?

— А куда бы я еще ее поместил?

— Королева Фейри будут находиться в одном стеклянном помещении с моими мамой и папой? — Мой голос повысился. Но мне наплевать.

Он пожал плечами. И сказал глазами — «Не настоящими, и мы оба знаем об этом. Вы даже не из мира сего».

На что я ответила — «Я не поведусь на такое дерьмо, как и на то, кем я, возможно, была в прошлой жизни. Я знаю, кто я сейчас».

— Это займет время и средства, чтобы защитить какое-то место так же хорошо, как комнату где находятся Джек и Рейни. Мы не будем дублировать наши усилия, — сказал он.

— Замок Келтаров защищен самой Королевой, — сказал Дейгис, — Далеко от Дублина, где кажется, склонна бродить Синсар Дабх, это лучший выбор.

— Она остается. Это не подлежит обсуждению. Если вам не нравится, это попробуйте забрать ее, — отрезал Бэрронс, и в его темных глазах я увидела ожидание. Он надеялся, что они будут сопротивляться. Он был в настроении для боя. Все в этой комнате. Даже я, и я удивилась, осознав это. Я неожиданно, и не желая того, оценивала мужчин. У меня проблема, которую я не могу решить. Но если я могла бы создать управляемую проблему, как кулачный бой и разбить ее к черту, это уверена, заставило бы меня чувствовать себя лучше.

— Если остается она, мы остаемся тоже, — отрезал Дейгис, — Мы охраняем ее здесь или мы охраняем ее там. Но мы охраняем ее.

— И если они остаются, я тоже остаюсь, — голос В’Лейна источал лед, — Ни один человек не будет защищать мою Королеву, пока я существую.

— Простое решение, фейри. Я могу прекратить твое существование.

— Видимые не враги нам. Ты тронешь его, и будешь иметь дело с нами.

— Думаешь, я не смогу, Горец?

Момент напряжения в комнате был до того невыносим, что своим воображением я видела, как мы вгрызаемся друг другу в горло.

Бэрронс был единственным, кто не мог быть убит. Мне нужны были шотландцы для выполнения повторного ритуального погребения, и В’Лейн и его камень, чтобы помочь загнать в угол Книгу. Драка сейчас была очень плохой идеей.

— Все решено! — прощебетала я громко, — Все остаются. Добро пожаловать в Честер Хилтон. Давайте поставим несколько кроватей вместе.

Бэрронс посмотрел на меня так, как будто я сошла с ума.

— Потом пойдем выйдем на улицу и найдем что-нибудь, чтобы убить, — добавила я.

Дейгис и Кейон проворчали, что согласны, и даже В’Лейн смотрел с облегчением.

Глава 32

Я вышла из душа и посмотрела на себя в зеркало. С тех пор как я доволокла свое ноющее тело по черной лестнице BB&B двадцать минут назад, мои синяки исчезли на сорок процентов. Я провела пальцами по самому сильному на ключице. Мне казалось, что я слышала треск и беспокоилась, что что-нибудь сломала, но там был только ушиб, а исцеление происходило на удивление быстро.

Что же со мной? Все-таки, я подозреваю, что что-то случилось со мной… ну, не Возлюбленной, но я никогда так быстро не излечивалась, когда была ребенком. Я везде бегала, с постоянно ободранными коленками.

Был ли МакКейб одной из моих частей? Я так думаю потому, что он тоже не заморозился? Может парень с мечтательными глазами, тоже был моей частью? Кто еще? Сколько частей было у НЕ возлюбленной?

— Я не Король, — сказала я вслух, — Есть какое-то другое объяснение.

Должно быть. Я просто не признаю этого.

Сегодня ночью была погоня. Мы бежали к Джейни, его защитникам и Дэни, находящихся рядом с четырнадцатой, прокладывая дорогу сквозь город. Дэйгис и Кейон и В’Лейн бились; Дэни и я разчленяли и разрезали. Бэрронс делал то, что он делал, но делал он слишком быстро, чтобы я могла видеть. Через некоторое время я не пыталась остановиться, тоже потерявшись в своей кровожадности.

Несмотря на то, что я сбилась со счету, погибших были сотни.

Как же я могла чувствовать себя, так хорошо убивая Невидимых, если я была их создателем?

— Видишь, очередное доказательство, что я не Король, — сказала я себе в зеркало и кивнула. Мое отражение кивнуло в ответ. Я выбрала среднюю температуру на фене и стала сушить волосы.

Невидимые отступили. Словно известие о нас распространилось по всем улицам, и они покинули поле боя, суетясь, просеиваясь и ускользая, как можно дальше. Я догадываюсь, что будучи заключенными на протяжении всего своего существования, они не спешили умирать теперь, когда освободились.

Я оставила Бэрронса, двоих Келтаров и В’Лейна, которые выглядели крайне взбешенными, готовыми вцепиться кому-нибудь в глотку. Я была вымотана, ранена и мне было по фигу. Если они на столько глупы, что бы поубивать друг друга, то они вполне заслуживают проблем, которые получат в результате.

Как только я скользнула в пижаму, в мое окно стукнул камушек.

Я была немного не в настроении встречаться с В’Лейном прямо сейчас. Да, у меня были вопросы, но сегодня не та ночь, чтобы задавать их. Я нуждалась в отдыхе и ясной голове. Я отшвырнула ногой рюкзак, залезла в кровать и натянула одеяло на голову, чтобы свет от пяти ламп не мешал. Тени предположительно ушли. «Предположительно» не то слово, с которым я живу хорошо.

Еще один камушек.

Я зажмурила глаза и ждала пока это прекратиться.

Пять минут непрерывно ударяющихся камушков, а затем камень разбил мое окно, разбрасывая стекло и чертовски напугав меня.

Я подскочила в кровати и посмотрела на беспорядок на полу. Я даже не могла переступить через это и оторвать ему голову. Мне пришлось откапывать свою обувь для начала.

Холодный ветер трепал шторы.

Я натянула ботинки и захрустела к окну: — Я не буду с тобой разговаривать, пока ты не починишь эти чертовы стекла, В’Лейн, — огрызнулась я. А затем: — О!

Скрытая капюшоном фигура стояла внизу в переулке, и на секунду напомнила мне Мэллиса. Темная одежда кружились, как летнее облака, когда фигура двигалась урывками, как будто каждый ее шаг был агонией. Внешние прожекторы просвечивали сквозь плащ и я видела что он был из пустого легкого шифона.

Моя первая мысль была о Синсар Дабх, скрывающейся где-то внизу этих множественных складок.

— Сбрось плащ. Я хочу видеть руки и все остальное.

Я услышала резкий вздох, хрип агонии. Руки двигались с осторожностью артрита, отстегивая брошь на шее. Капюшон упал и плащ прошелестел, упав на землю.

Меня чуть не вырвало. Я подавила крик. Я не пожелала бы это моему худшему врагу. Это была Фиона, ужасно искалеченная.

— Милоссердияяяя, — раздалось шипение из ободранных губ.

Я отвернулась от окна и прислонилась спиной к подоконнику, прикрыв рот рукой. Мои глаза были закрыты, но меня это не спасало. Я видела ее на внутренней стороне век.

Она пыталась убить меня, что казалось, было в другой жизни. Она связалась с О’Баннионом, потом с Дэрроком.

И все потому, что она любила Иерихона Бэрронса.

В ту ночь, когда Книга привела ее к моему балкону, и содрала с нее кожу — не удивлюсь, что не умереть ей помогли Невидимые, которых она ела. Плоть Невидимых имеет огромные целебные свойства. Но, вырастить новую человеческую кожу — или исцелить любые магические увечья, нанесенных Синсар Дабх — было на пределом их возможностей.

— Я думала, Книга убивает всех, кем обладает, — наконец сказала я. Мои слова прозвучали в беззвучной ночи.

— У нее… у нее другие аппетиты на… тех кто… питается плотью Невидимых, — прошелестел ее страдальческий голос.

— Она убила Дэррока. Он ел Невидимых.

— Заткнуть его… из-за того… что он знал.

— Что знал?

— Если бы только… я знала… — Она издала искаженный звук и судя по хрипам и стонам — она наклонилась, чтобы поднять плащ. Я попыталась вообразить, что будет хуже, для плоти, с которой содрали кожу — холодный ночной ветер или одежда. Оба варианта представлялись мне, как бесконечная пытка.

Я ничего не сказала. Было нечего сказать.

— Испытала это… на себе, — наконец продолжила она, — умоляла убить меня… постоянно.

— Зачем ты здесь? — Я посмотрела вниз на нее. Хотя она и одела плащ, но капюшон все же не накинула.

— Не заживает, — ее глаза светились непрекращающейся мукой в кровавых глазницах. Не было даже век. — Не могу умереть… все испробовала.

— Все еще ешь Невидимых?

— Уменьшает… боль.

— Скорее сохраняет тебе жизнь.

— Слишком… поздно.

— Ты думаешь, что ела их слишком долго, что, даже если ты перестанешь теперь, не сможешь умереть?

— Даааа.

Я тоже так считала. Судя по тому количеству, что она съела — вполне возможно. Мэллис, был напичканный Эльфами, словно жирный стейк. Возможно, даже, если бы, она полностью прекратила их есть, она уже никогда снова не стала бы полностью человеком. Я ела их только дважды, за всю свою жизнь и надеялась, что мое тело очистилось от этого навсегда.

— Не могу найти… — ее взгляд блуждал по пустой Темной Зоне, и я поняла, что она искала Тень, которая убьет ее. Но они сбежали уже давно к более зеленым пастбищам, а она не выглядела способной далеко передвигаться. Я не могла представить ее за рулем автомобиля, сидящей на ободранной плоти. Я вздрогнула. — Только копье… меч… могут…

— … уничтожить части Эльфов, оставляющих тебя в живых, — закончила за нее я. Я перевела взгляд в сторону, над крышей гаража Бэрронса, на сотни темных крыш за ним. — Ты хочешь, чтобы я убила тебя. — Какая ужасная ирония.

— Даааа.

— Почему не попросишь Дэни. Не думаешь, что возможно тебе там больше повезет?

— Отказала.

Я моргнула. Она действительно знала о Дэни, нашла ее и Дэни отказала?

— Сказала… ты должна…

— И ты думаешь, что я проявлю милосердие?

— Не можешь… смотреть… на меня.

Я перевела взгляд на ее ободранное лицо: — Я могла бы игнорировать тебя всю свою оставшуюся жизнь. — Но это было не так. И она знала это.

— Милоссердияяяя, — снова зашипела она.

Я ударила кулаком по выступу окна.

Другого выхода не было. Я не хотела идти туда и смотреть на нее. Я не хотела закалывать ее. Я не могу позволить ей страдать, если я могу сделать что-нибудь, а я могу.

Я с тоской посмотрела на свою кровать. Я ничего не хотела больше, чем заползти в нее обратно.

Мое окно разбито. Комната мгновенно промерзла.

Я потянулась за ножнами, привязала их поверх пижамы, сдвинула копье в руке, схватила пальто и направилась к лестнице.

Небольшое прозрение наступило в пути.

Мое копье убьет части Эльфов в Фионе, даруя ей в результате смерть, которую она желала, но очень медленную. Потребовались месяцы, чтобы Мэллис умер. Когда я закалывала Эльфа, он был полностью Эльфом и умирал мгновенно. Но когда человек ест Невидимых, они опутывают тело человека всеми нитями бессмертной плоти, и нет никакого способа заколоть каждую ниточку, таким образом, вместо этого рана работает, как медленный яд. Интересно, тот, кто создал оружия убийства бессмертных, преднамеренно создал их для осуществления ужасных наказаний за ужасные преступления.

Однако существует один потенциальный способ казни, который либо убьет ее немедленно, либо ответит на вопрос, ответ на который я очень хотела знать.

Все то время этой ночью, что я сражалась, я думала об этом.

Я хотела испытать Зеркало в Белом Дворце.

Может быть, некоторые люди и Эльфы могут пройти сквозь него.

Я подумывала взять Невидимого в плен и заставить его пройти сквозь Зеркало.

Теперь мне не придется этого делать. У меня был доброволец.

И даже лучше, что она только отчасти человек.

Если Фиона сможет пройти сквозь Зеркало Короля, не умерев, это будет означать, что легенда была блефом.

Оно убило Бэрронса.

Я пожала плечами. Это могло быть аномалией. Бэрронс бросал вызов законам физики. Возможно, люди просто могут проходить сквозь него. Возможно, Темный Король, не защитил его так хорошо, как ему казалось. Возможно, люди на нашей планете, отличаются от его смертной Возлюбленной, а как ты сможете быть защитить от чего-то, о чьем существовании ты даже не знаешь? Я точно знала, что я не Король, и на данный момент у меня был шанс доказать это. Я не нравилось терять много времени, но мое душевное спокойствие того стоило.

Я вышла в переулок и медленно направилась к ней.

— Капюшон одень.

Она выдала звук почти похожий на смех, но ничего не сделала, чтобы поднять его.

— Ты хочешь умереть? Если да, то одень капюшон.

Глаза горели ненавистью, передвигаясь неуклюже и с тщательной осторожностью, она накинула ткань на тень ее лица.

Когда она опустила свои руки вниз, ветер донес до моего носа ее запах. Я подавилась. Она пахла кровью и разлагающейся плотью с сильным запахом лекарств, так будто она ела обезболивающие горстями.

— Иди за мной.

— Куда?

— Копье убьет тебя, но это будет очень медленно. У меня есть способ убить тебя мгновенно.

Капюшон повернулся ко мне, так если бы он искала мое лицо чтобы угадать мои мотивы.

Папа сказал мне однажды, что мы считаем, будто другие способны поступить с нами также плохо, как мы с ними поступаем.

Фионе было интересно, буду ли я также жестока по отношению к ней, как была она ко мне в похожей ситуации.

— Это будет адом для тебя идти туда. Но я думаю, лучше потратить двадцать минут добираясь туда, чем неделями или даже месяцами умирать от раны копья. Потому что из-за Невидимых, которых ты ела, ты будешь умирать медленно.

— Копье… не мгновенно?

Шок прозвучал в ее голосе.

— Нет.

Я почувствовала момент, когда она согласилась на это. И когда я повернулась и направилась к Зеркалу в кирпичной стене, она пошла следом. Я слышала мягкий шелест ее плаща позади меня.

— Все же есть цена. Если ты действительно хочешь умереть, ты должна рассказать мне все, что знаешь о…

— Я не могу оставить Вас и на минуту, не так ли? — сказал Бэрронс.

— Куда, черт побери, Вы идете на этот раз, Мисс Лейн? И кто это с Вами?

И все трое мы вошли внутрь.

Это была одна из самых трудных и неудобных прогулок, которые у меня были.

У меня был один из тех моментов взгляни-на-себя-со-стороны. Восемь месяцев назад, когда я впервые вошла в Книги и сувениры Бэрронса, в поиске убежища после моей первой встречи с Темной Зоной, я никогда не могла бы представить себе этот момент: вхожу в кирпичную стену позади магазина — я имею в виду, действительно кирпичную стену! — с плохо оскальпированной и сильно накачанной лекарствами женщиной, которая управляла КиСБ вместе с Бэрронсом, который ожидал от меня, чтобы я привела его в хорошее настроение с помощью секса, и который по случаю превращается в девятифутового зверя; все для того, чтобы я могла выяснить — была ли я Королем и создателем монстров, которые захватили мой мир. Если бы я подумала, что моя жизнь придет к этому, я бы пошла прямо в аэропорт и в тот же день улетела бы домой.

Фиона не произнесла ни слова с тех пор, как Бэрронс появился в переулке. Она обернула капюшон плотно вокруг своего лица. Я не могла представить, что она должна была чувствовать, идя на самоубийство между мужчиной, которого она любила до своего собственного разрушения и женщиной, которая, как она верила, отобрала его от нее.

Сначала, Бэрронс категорически не согласился с моим планом.

Он хотел использовать копье и убить ее без возвращения обратно в Зазеркалье и тратя недели, возможно месяцы, делая это. Но после того, как я оттащила его в сторону и объяснила что она была идеальным тестом, он нехотя согласился, и я поняла, что он тоже надеялся, что легенда была ложным мифом.

Почему? Он думал, что я была Возлюбленной. Учитывая то, кем боюсь, я была, быть Возлюбленной мне уже казалось не слишком плохим.

Возможно, он сделал вывод, что если я — Возлюбленная, то самому Королю, в какой-то момент, суждено прийти за мной. А Король — это враг, с которым он не сможет справиться, даже в форме Зверя. Возможно, его беспокоило, что Король заберет его ОС-детектор, и где он тогда окажется?

— Но если вы спросите у нее хоть что-нибудь обо мне, мисс Лейн, — пробормотал он мне прямо в ухо, — я убью ее там, на месте, и вы не проведете свой маленький тест.

Я взглянула на него краем глаза. Он это мог? Он так же убивал Эльфов, где бы они ни были? Однако он предложил это не из милосердия. Я подумала, что он чувствовал, когда мы спустились в розовый коридор. Оплакивал ли он эту женщину, которая годами управляла его магазином, которой он доверил множество своих тайн, которые он никогда не доверял мне? Он не предложил убить ее быстро, чтобы положить конец ее страданиям. Он использовал это только как угрозу, чтобы держать меня подальше от своих дел.

Его лицо выглядело жестким и холодным. Он посмотрел вниз на макушку Фионы, и его лицо изменилось, потом он увидел, что я смотрю на него, и оно снова стало каменной маской.

Он оплакивал ее — не страдания или смерть, это она выбрала путь, который привел ее сюда. Я подозревала, что он никогда бы не перестал ухаживать за ней и заботиться, если бы она не набросилась на меня. Но этот поступок окончательно решил ее судьбу.

Бэрронс был одним из самых сложных людей, которых я когда-либо встречала и в то же время простым: вы либо с ним, либо против него. И точка. У тебя с ним есть только один шанс. И если ты предаешь его, то ты перестаешь существовать в его мире, пока он не дойдет до твоего убийства.

Фиона перестала для него существовать, когда она позволила пробраться Теням в книжный магазин, чтобы они сожрали меня, пока я спала, и тем самым она бы украла его единственный шанс получить то, что он очень сильно хотел, что бы это ни было. И единственное, что он чувствовал сейчас, это приступ боли, желание чтобы все было не так, тень сожаления. Не так давно он запустил нож в ее сердце, и, если бы она не ела плоть Невидимых, он бы убил ее. Он готов был убить ее в аллее, и без сострадания.

Я еще раз тайком на него взглянула, понимая в полной мере то, до чего я только что додумалась.

Он думает, что я предала его, связавшись с Дэрроком, когда я верила, что он был мертв. Но он не исключил меня из своей жизни. Чего бы он не хотел от Синсар Дабх, он хотел этого очень сильно.

И, исходя из моей оценки, как только он получит ее, он меня убьет.

Он должно быть почувствовал мой взгляд, потому что он посмотрел на меня.

Что-то не так, мисс Лейн?

Мой взгляд насмехался, что может быть так в этой ситуации?

Он невесело улыбнулся. Помимо очевидного.

Я покачала головой.

Вы смотрите на меня так, как будто ожидаете, что я убью вас.

Я дернулась. Меня так легко прочесть?

Вам интересно, какой я человек и как я отношусь ко всему этому.

Я посмотрела на него с изумлением.

Вы думаете, что вы предали меня и однажды я убью вас за это.

Я не знаю, почему утруждаюсь разговаривать. Мои глаза гневно вспыхнули. Я возненавидела эту свою прозрачность.

То, что вы сблизились с Дэрроком для достижения ваших целей, не было предательством. Я бы сделал то же самое.

Тогда почему ты такой расстроенный?

То, что вы трахались с ним, будет прощено, как только вы трахнетесь со мной. Другая женщина неслась бы сломя голову, чтобы заслужить прощение.

Я положила конец нашему обсуждению, смотря прямо перед собой.

Все шло медленно. Фиона не могла двигаться быстро. Мы продвигались в темпе улитки через розовый зал, солнечный, бронзовый.

— Библиотеки, — сказал Бэрронс, когда мы прошли, — Мы остановимся на обратном пути, раз уж мы все равно здесь. Я хочу еще раз осмотреться.

Я почувствовала внезапное напряжение в закутанной фигуре рядом со мной, когда темный капюшон повернулся в мою сторону.

Мне не нужна была возможность видеть ее лицо, чтобы чувствовать горечь ее взгляда или предсказать ужасный ход ее мыслей.

Его комментарий был о возвращении домой, что он и я выйдем отсюда вместе, а она будет мертва. И я знала — она думала, что у нас еще будет потрясающее время, танцы и драки, секс и жизнь, тогда как ее существование закончено, потушено, как будто она никогда не была рождена, не оплакана, незамечена.

Я чувствовала ненависть исходящую из под плаща, злобную и темную, и была рада увидеть впереди черный пол.

Я чувствовала как будто мы тюремные охранники, совершаем длинную, медленную адскую прогулку к электрическому стулу. Приговоренный, между нами не может сделать ничего чтобы избежать своего наказания, и судьба не оставила ей выбора, чтобы просить помилования.

— Как? — прошептала она, когда мы вошли в черный коридор.

Я посмотрела на Бэрронса и он посмотрел на меня. Как только мы ступили на черный пол, я начала чувствовать сексуальное напряжение, которое эта часть дворца неизбежно передавала. Один взгляд на его лицо сказал мне, что он тоже это чувствует.

Я с ужасом поняла, что Фиона тоже должна это чувствовать.

Бэрронс жестко ответил, — Существует Зеркало, которое ведет в комнату Темного Короля и его возлюбленной. Только они двое могут пройти сквозь него. Все остальные мгновенно умирают.

— Даже… ты?

Значит, она знает, что он может умереть. И вернуться назад.

— Да.

Раздался ужасный мокрый звук, смех, но нет.

— Она…. знает сейчас.

Бэрронс послал мне взгляд, отчетливо говоривший — заткните её или я закончу это прямо сейчас.

— Да. Я знаю все это, Фиона, — соврала я.

Она двинулась вперед, снова воцарилось молчание.

* * *

Кристиан спал на большой кровати Темного короля, длинные черные волосы шелковым веером раскинулись на подушках.

Если бы с Фионы не была содрана кожа и она бы не испытывала такую боль, я бы толкнула ее через белую половину будуара в Зеркало, чтобы покончить с этим, но я не могла заставить себя прикоснуться к ней.

— Кто… Какого хрена?

Бэрронс шагнул через белоснежные меха, через усыпанный бриллиантами воздух, к огромному Зеркалу, уставившись на мужчину в постели.

Я взглянула на камин, ожидая увидеть возлюбленную, пытаясь понять, как я объясню Бэрронсу, что остаток памяти Королевы растянулся там, но мех был пуст, только огонь наклонился к белым углям.

Его голос резко разбудил Кристиана. Молодой шотландец перевернулся и вскочил на ноги.

Шелковая простыня упала с его тела, оставляя его обнаженным и явно возбужденным. На секунду я подумала что он избавился от татуировок, но они появились, двигаясь вверх по ногам, паху, и его животу, потом по одной стороне его груди, перед тем как исчезли снова.

Я подошла к Бэрронсу стоявшему у края зеркала, пытаясь не смотреть, но великолепные обнаженные мужчины и есть великолепные обнаженные мужчины.

Я подумала, что если воспоминания о Короле и Королеве, занимающейся любовью, затрагивают его, то они могут добраться и до меня. Его глаза блеснули ленивой чувственностью, и я слишком хорошо могла представить направление его грёз. Ему может быть будет трудно, вырваться из комнаты, когда придет время.

Он стоял на темной стороне будуара и смотрел на меня.

— Я должно быть сплю. Тащи сюда свою сладкую задницу, и я покажу тебе, для чего Бог создал женщин и большой член у шотландцев.

— Какого черта! Кто это? — потребовал Бэрронс.

— Кристиан МакКелтар.

— Это не Кристиан МакКелтар, — взорвался Бэрронс, — это Тесный Принц!

— Да чтоб меня, — Кристиан пробежал руками по своим длинным темным волосам, рябь прошла по его плечам, — Я действительно так выгляжу, Мак?

Я почти сказала, я не знаю, я не могу перестать смотреть на твой…

Фиона толкнула меня.

Сука на самом деле толкнула меня сзади.

Я была так поражена, я даже не успела открыть рот. Я потеряла дар речи. Я пришла сюда из милосердия, а она опять попыталась меня убить!

Из того, что Бэрронс сказал ей, она сделала вывод, что я тоже умру, если прикоснусь к Зеркалу, и ее последним действием было попытаться забрать меня с собой.

Она толкнула меня достаточно сильно, чтобы я пролетела прямо сквозь Зеркало, врезалась в Кристиана, и рухнула вместе с ним на кровать. Мы запутались друг в друге, пытаясь подняться.

Позади меня Бэрронс ревел.

Лёжа на мне, Кристиан произвел грубый, горловой звук и стал тереться об меня.

Я втянула воздух сквозь зубы. Каждая клеточка в моем теле хотела заняться сексом, здесь, сейчас, с кем угодно. Это место опасно: — Кристиан, это комната. Она заставляет заняться сексом…

— Я знаю, девушка. Был здесь некоторое время, — он поднял одну руку, прижимающую меня к кровати, — Вылезай из под меня. Двигай задницей! — проскрипел он.

Когда я не среагировала мгновенно, он прорычал: — Сейчас! Я не смогу сказать это еще раз!

Я посмотрела на него. Его глаза ни на чем не фокусировались, взгляд впился во что-то внутри меня, как у Эльфийского Принца. Я вылетела из под него и кинулась прочь от кровати.

Он припал коленями к рукам, большие яйца, огромная эрекция, приплюснутая к его животу, затем он бросился на ноги, пытаясь прикрыться, но его рука была недостаточным прикрытием. Он попытался сдернуть простынь с постели, но черный шелк был королевского размера на гектаре кровати. Чертыхаясь, он начал рыться среди подушек и меха, ища одежду, пока я старалась не глазеть, но с треском провалилась.

— Мак! — прогремел Бэрронс.

Мое сердце колотилось. Я хотела Бэрронса, не Кристиана, но человек, которого я хотела, был на другой стороне Зеркала, и этот проклятый наполовину белый, наполовину черный будуар был экстази на стероидах с зарядом адреналина, и он делал все таким нереальным и запутанным.

Ужасный звук смеха Фионы сломал наваждение.

Я повернулась, чтобы видеть ее, стоящую рядом с Зеркалом, смотрящую на Бэрронса, ее капюшон снят.

Она произнесла самое длинное предложение за сегодня.

— Каково это, хотеть кого-то больше, чем хотят тебя, Иерихон? — ее голос сочился ядом, — Если она прошла сквозь Зеркало, то она принадлежит Королю. Я надеюсь, желающие ее съедят тебя живьем. Я надеюсь, он заберет ее у тебя. Я надеюсь, ты будешь страдать целую вечность!

Бэрронс ничего не сказал.

— Ты должен был дать мне умереть, когда ты нашел меня, ублюдок, — горько сказала она. — Все, что ты сделал, давая мне жить — это заставлял меня желать вещи, которые я не могу получить.

Я собиралась сказать ей, что все не так. Бэрронс не чувствует ничего такого ко мне или кому-то еще, но до того, как я смогла произнести хоть слово, Фиона бросилась в Зеркало.

Я обхватила себя, чтобы дать ей броситься на меня.

Я была уверена — я не Темный Король.

Я была готова к зловонию, которое ударит в мои ноздри, и к ее изуродованному телу, которое врежется в меня. Я бы оттолкнула ее к кровати, где пырнула бы ее и вытащила бы нас всех из ее страданий раз и навсегда.

Фиона умерла, как только коснулась Зеркала.

— Привет, мисс Возлюбленная, — издевался Бэрронс.

Ох, если бы он только знал.

Но Кристиан не скажет ему и я тоже.

Глава 33

ЗА: Почему я не Король.

1. Я была ребенком двадцать три года назад. Я видела свои фотографии и помню, как я росла. (Разве что, кто-то внушил мне ложные воспоминания.)

2. Мне даже не нравиться Возлюбленная. (Разве что я, еще давно разлюбила ее.)

3. Я не ощущаю, что я отделенная человеческая часть Короля, и меня никогда не тянуло к женщинам. (Только если я подавлена.)

4. Я терпеть не могу Эльфов, а в особенности Невидимых. (Может я слишком зазвездилась?)

5. Если была Королем, то почему Темные Принцы не узнали меня, и изнасиловали? Не пожелал кто-то … разглядеть меня или что?

6. Где я была в течении шести или семи сотен тысяч лет? И как не могла об этом знать? (Хорошо, возможно кто-то заставил меня выпить из котла.)

ПРОТИВ: Факты говорящие за то, что я была Королем.

1. Я знала, как выглядит изнутри Белый Дворец. Я также знала каждый шаг, которыми я протопала по тюрьме Невидимых. Также знала, что у Крууса крылья. У меня есть масса знаний, которых я не могу объяснить. (Возможно, кто-то внушил мне воспоминания. Если они могли посеять ложные воспоминания, то почему бы и не реальные?)

2. Мне снилась Возлюбленная, всю мою жизнь, и хотя она была без сознания, ей удавалось призывать меня. (Возможно, что она манипулировала мной во снах, также как Келтарами.)

3. Я могу вызвать руны, которые предположительно были частью тех, что использовались для укрепления стен в тюрьме Невидимых. (Не уверенна, с каким пунктом это идет?) (Возможно, это часть моего ши-видящего дара.)

4. Книга охотиться на меня, и играет со мной, как кошка с мышкой. (Не знаю, как избавиться от этого. Явно что-то особенное во мне.)

5. К’Врак проник в мое сознание, а затем сказал — Ааа, вот ты где? (Что за хрень?)

6. Я могу пройти сквозь Зеркало, сквозь которое могут пройти только Король и его Возлюбленная, а Королева и есть Возлюбленная. А Бэрронс не может. И Фиона не смогла.

7. Когда я была в Белом Дворце, я могла видеть Возлюбленную, но не Короля, это имеет смысл, если это воспоминание Короля, а я им являюсь, потому что когда ты что-то вспоминаешь, ты не видишь в воспоминании себя, ты видишь только того, кто там есть, и что происходит вокруг.

Я бросила карандаш и закрыла блокнот. Папа мог бы использовать эти последние два «предполагаемых факта» чтобы обеспечить мне жизнь без права на досрочное освобождение.

Мне нужно было еще экспериментировать с Зеркалом. Это все я и сделала. Как только бы я доказала, что кто-то еще может пройти я бы перестала валять дурака.

— Ну да, — пробормотала я. — Еще больше экспериментов. Звучит, как будто это кто-то другой вместо меня? — Подобно одержимому Королю, экспериментирующему в создании своей чудовищной расы. Здесь был неизбежный отвратительный факт: Если мои испытания потерпят неудачу, то испытуемые просто не выживут. Действительно ли я на столько отчаялась в попытке оправдать себя, что пожелала стать убийцей? Конечно, за прошедшие месяцы я убила очень многих, но в пылу схватки, не спланированной заранее, да и Фиона сама хотела смерти.

Чистый человек был бы лучшим тестом.

Я смогла бы вероятно найти кого-то зависающего у Честера, кто достаточно был влюблен в смерть. Или до того пьяный что…

Я что, теряю свою человечность? Или я всегда была слегка неполноценна с самого начала?

Я схватилась за голову и застонала.

И вдруг каждая мышца в моем теле напряглась, как будто встала в приветствии, хотя я не шевелилась. «Бэрронс». Я опустила руки и подняла голову.

— Мисс Лейн.

Он сел в кресло напротив меня с такой зловещей грацией, что я задумалась, как я могла когда-то считать его человеком. Он лился в кресло, подобно воде льющейся на камень, прежде чем обосноваться расслабившись. Он двигался, будто знал точное расположение всего, что было в комнате. Он не ходит, а подкрадывается или крадется; он скользил с безупречной осведомленностью обо всех атомах относительно него. Это было для него легким, прятаться за предметы и принимать схожую … структуру или что-то типа того.

— Вы всегда дергаетесь перед моим приходом, а я что никогда не замечаю? Я так не внимателен?

— И нет и да. Ты не обращаешь внимания. Держа курс на эту тугую розовую задницу. Но я никогда не дергаюсь перед твоим приходом. — Его взгляд сочился сексуальным подтекстом. — Я могу дергаться таким образом, и после твоего ухода.

— Ничего больше не скрываете от меня?

— Я бы не зашла так далеко.

— А что может кто-то, подобный Вам скрывать?

— Разве ты не смог бы этого узнать? — Его блестящие глаза скользили по мне твердым внимательным взглядом.

Прошла почти неделя с того времени как мы убили Фиону в Зазеркалье, и мой гардероб подходил мне больше чем всегда. Я была одета в обтягивающие черные кожаные брюки с нарисованным серым гранж элементом и мою любимую розовую футболку, которая заявляла, что я сочная девочка на всю грудь и у нее были шифоновые рукавчики. Вокруг моих светлых кудрей был повязан готский шарф и в ушах пара Алининых сережек с разбитыми сердечками. Мои ногти отросли и я сделала французский маникюр на них, но накрасила кончики черным. На этом разнообразие не заканчивалось. На мне были черные стринги и розовый в белую полосочку лифчик. У меня были вопросы.

— Кризис личности, мисс Лейн?

Был такой момент, когда я бы отмочила что-нибудь содержащее резкое и остроумное. Но я опьянела от момента: сижу в своем книжном магазине, потягиваю горячий кофе, смотрю через кофейный столик на Бэрронса в свечах и в свете от камина, с моим блокнотом и портативным iPod, и гарантией, что у моих родителей все хорошо, и в моем мире было по большей части все прекрасно, за исключением моего маленького кризиса личности.

Не так давно я думала, что ноги моей не будет в этом месте снова. И что никогда не увижу слабый сексуальный изгиб его губ, говорящий мне, что он забавляется, но все еще ожидает, что будет что-то поистине ошеломляющее. Думала, что никогда не буду препираться и подшучивать и спорить и планировать. Никогда не греется от сознания того, что так долго, пока прежний владелец этого заведения будет жив, это место будет стоять гораздо больше, чем просто бастион, чем просто место широты и долготы держащий Темную Зону, Фэйри и монстров на расстоянии. Это было место последней обороны в моем сердце.

Хотя я ненавидела его за то, что он позволил мне горевать, я не могла бы быть более благодарной, что он остался, поскольку это означает, что я могла бы никогда его не огорчать.

Я никогда не буду сокрушаться о Бэрронсе. Ничто не причинит мне боли, если он заинтересован во мне, потому что он был надежен как наступление ночи, он будет вечен как рассвет. У меня все еще были вопросы о том, что же он такое и в чем его мотивы, но они могли бы подождать. Время может разобраться таким образом, что давление и подглядывание не будут нужны.

— У меня нет больше мыслей, как одеваться, поэтому я использовала все стили.

— Попробуйте голую кожу.

— Слишком прохладно для этого.

Мы смотрели друг на друга через кофейный столик.

Его глаза не говорили, Я бы согрел тебя.

А мои не говорили, Чего же ты ждешь?

Он не ответил: Черт, а если я сделаю первый шаг?

Поэтому я старалась не говорить, Я хочу чтобы ты, потому что я не могу, потому что я…

И он не огрызнулся… Задыхаетесь от своей гордости?

— Как будто ты нет.

— Простите?

— Реально Бэрронс, — сказала я сухо, — Я не единственная кто ведет эти не диалоги, и ты знаешь это.

Его губа чуть-чуть сексуально изогнулась.

— Вы все усложняете, Мисс Лейн.

— Кто бы говорил.

Он сменил тему.

— Келтары перевезли своих жен и детей в Честер.

— Когда?

Наше пребывание в Белом Дворце обошлось нам почти в пять недель Дублинского времени. Мы остановились в библиотеках на обратном пути и взяли с собой столько книг, сколько смогли забрать и пронести вместе с телом Фионы. Я не только пропустила день рождения Дэни, но и пропустила свой собственный — 1 мая. Время неизбежно пролетело.

— Почти три недели назад. Достаточно давно чтобы там обосноваться. Они отказываются уезжать, пока мы не отдадим им Королеву.

— Но этого не будет никогда, — сказала я.

— Точно.

— Сколько детей? — Я попыталась представить Честер с семьями, проживающими на верхних этажах из стекла и хрома. Светловолосые малыши, тащащие одеяла и сосущие большие пальцы, вышагивая вдоль перил. Это казалось ужасно неправильным… и точно смешным. Возможно, это могло уничтожить что-то в этом непременно крутом месте.

— Четверо Келтаров-Друидов привезли с собой жен и детей. Они размножаются, словно это их личная миссия населить свою страну в случае, если кто-нибудь снова нападет, как будто кто-то хочет это чертово место. Там их десятки. Повсюду. Это был полный хаос.

— Риодан должно быть сходит с ума, — мне пришлось прикусить губу, чтоб не рассмеяться. Бэрронс издал звук совершенно пугающий.

— Ребенок следит за нами, чтобы увидеть Королеву. Разыскивал Риодана, чтобы починить игрушку или что-то в этом роде.

— А он?

— Он расстроен, потому что если он не заткнется, то он оторвет ему голову.

— Ребенку? — ахнула я.

Он посмотрел на меня так, будто я сумасшедшая.

— Медведю. Батарейка садится и звук заедает. И был только один способ прекратить это.

— Или вставить новую батарейку.

— Ребенок закричал: чертов убийца. Прибежала армия Келтаров. Я не смог выбраться оттуда достаточно быстро.

— Я хочу увидеть своих родителей. Я имею в виду поговорить с ними.

— В’Лейн согласился помочь Келтарам вытащить Кристиана из тюрьмы Невидимых. Он восстановил для них дольмен на ЛаРу, который он разрушил для Вас, — он кинул на меня взгляд, говорящий: «Жаль, что Вы не подумали прежде, чем сделали это; сэкономили бы время», — Он полагает, что как только закончит, он сможет восстановить соединение и вызволить его.

Итак, В’Лейн ведет себя хорошо, усердно трудится для команды. У нас были серьезные незавершенные дела, но его имени не было у меня на языке, и я подозреваю, что он избегает меня. Я была не в настроении для стычки на прошлой неделе. Противостояние самой себе было достаточно трудным.

— Если это тебя не устраивает, я пойду сама. — Скоро у нас будет Кристиан! В тот момент, когда я вернулась с милосердного убийства Фиона я начала давить, чтобы вытащить Кристиана из тюрьмы Невидимых. Я начала бы свою компанию раньше, но открытие, что я НЕ была Возлюбленной, накинуло на меня опасную, отупляющую удавку. — Когда он вернется?

— Ваш симпатичный мальчик из колледжа, больше не так симпатичен.

— Он не мой, симпатичный мальчик из колледжа.

Наши взгляды сцепились.

— Но я все еще думаю, что он обалденно-красивый, — сказала я, просто чтобы поиздеваться над ним.

Увижу вас с ним в постели, как я видел в Зазеркалье, убью его.

Я моргнула. Мне не просто увидеть что-то в глазах Бэрронса.

Он испарился из кресла и вновь показался в пяти футах, стоящим перед огнем, спиной ко мне.

— Они рассчитывают получить его обратно, как можно скорее.

Я хотела быть там, когда они вытащат Кристиана, но Келтары ясно дали понять, что не хотят видеть меня рядом. Я никогда бы не сказала им, что накормила их племянника плотью Эльфа.

Я не была уверена, что они нашли бы это каннибализмом и кощунством или и тем и другим сразу, но это, несомненно, оскорбило бы их. Они узнают об этом достаточно скоро.

Я вздрогнула. Время близилось. Скоро мы проведем ритуал.

— Мы должны встретиться с каждыми. Келтары, ши-видящие, В’Лейн. Обсудить детали.

Что произойдет, когда мы запрём книгу? Как Бэрронс думал использовать ее, когда она будет заключена? Знал ли он Первый Язык? Был ли он настолько стар? Узнал ли его через какое-то время или выучил? Планировал ли он позволить нам заново захоронить ее в аббатстве, а затем сидеть и читать ее?

И что делать со знанием?

— Почему бы просто не сказать мне, зачем тебе нужна Синсар Дабх?

Он больше не смотрел на огонь, он уставился на меня.

— Почему ты постоянно так перемещаешься? Ты никогда раньше так не делал.

Это нервировало.

— Это нервирует вас?

— Вовсе нет. Просто… сложно уследить.

Красная дымка проскользнула в его глазах.

— Вас это не беспокоит?

— Нисколько. Просто хочу знать, что изменилось?

Он пожал плечами.

— Сокрытие моей природы требует усилий.

Но глаза сказали: Думаешь, ты примешь зверя? Смотреть на него, день за днем.

Не проблема.

— Королева приходила…

— Она в сознании? — воскликнула я.

— … не надолго, прежде чем она снова отключилась.

— Почему ты всегда ждешь так долго, чтобы рассказать мне важные вещи?

— Когда у Королевы наступило просветление, Джек набрался духа, и спросил у нее, кто запечатал ее в гроб.

Ожидание выпрямило мой позвоночник.

— И?

— Она сказала, это был Эльфийский Принц, которого она никогда не видела. Он назвал себя Круус.

Я ошеломленно, уставилась на него.

— Как это возможно? Кто-то, кто должен быть мертв, вообще-то мертв?

— Не похоже.

— У него были крылья?

Он одарил меня взглядом.

— Зачем?

— У Крууса они были.

— Откуда вы… ага. Воспоминания.

— Тебя это беспокоит? Что я… — Не возлюбленная. Я не смогла закончить предложение.

— Не больше человек, чем я? Наоборот. Вы либо будете жить очень долго, либо докажете, что Вы ее реинкарнация. Я бы хотел знать что из этого, так мы бы знали, можете ли вы умереть. В конце концов, Темный Король придет увидеть вас. Нам с ним давно пора поговорить.

— Что тебе нужно от книги, Бэрронс?

Он улыбнулся. Точнее, он показал мне зубы.

— Одно заклинание, мисс Лейн. Не волнуйтесь за свою прелестную маленькую головку.

— Не надо меня заговаривать. Этот способ меня заткнуть. Больше не работает. Заклинание для чего? Чтобы обратно изменить тебя, чем бы ты раньше не был. Позволить тебе умереть?

Его глаза сузились, и в груди зашевелилась гремучая змея. Он посмотрел на мое лицо внимательно, как бы читая мельчайшие нюансы, как при каждом вдохе раздувались мои ноздри, форму моего рта, движения глаз.

Я в ожидании подняла брови.

— Это то, что вы должны думать обо мне? Что я хочу умереть? Должны обрядить меня в рыцаря, чтобы найти меня приятным? Рыцарство требует суицидальных наклонностей. У меня нет ни одной. Я не могу насытиться жизнью. Я готов просыпаться каждый день вечности. Мне нравится быть тем, кто я есть. Я получил лучшее завершение сделки. Я буду здесь, пока это происходит. Я буду здесь, когда все закончится. И я восстану из пепла, и буду делать это снова, когда все опять начнется.

— Ты сказал кто-то опередил меня, прокляв тебя.

— Мелодрама. Разве она поможет? Вы целовали меня.

— Ты не чувствуешь себя проклятым?

— И Бог сказал: «Да будет свет». Я ответил: «Скажи, пожалуйста».

Он исчез. Больше не стоял напротив меня. Книжный магазин казался пустым, и я осмотрелась, удивляясь, куда он подевался так быстро и почему. Может он расплавился около книжного шкафа, растворился в портьере, завернулся в стойку?

Вдруг его рука оказалась в моих волосах и потянула меня за голову вверх с дивана, заставляя выгибать спину.

Он закрыл своим ртом мой и протолкнул внутрь язык, заставляя раздвинуть зубы.

Я схватила его за руку, но не так резко, так как он оттянул мою голову назад, все что я делала это искала опору.

Другой рукой он обернул мою шею, заставляя меня поднять подбородок выше, целуя меня глубже, жестче, и удерживая меня от сопротивления.

Не то чтобы я хотела сопротивляться.

Сердце колотилось в моей груди, ноги раздвинулись. Существуют различные виды поцелуев. Я думала, что пережила их все, если не до прибытия в Дублин, то безусловно после месяцев, проведенных в состоянии При-йа в постели с этим человеком.

Это был новый.

Все, что оставалось — держаться за его руки и выживать.

«Поцелуй» было не тем словом, чтобы передать это.

Он плавил нас вместе — мои челюсти раздвинуты так широко, что я не могла бы даже поцеловать его. Я могла брать только то, что он дает мне. Я чувствовала острое скольжение клыков вокруг моего языка, когда он сосал его своим ртом.

Я знала тогда, что он никогда не позволял мне видеть в нашей кровати в том подвале, что он больше животное, чем человек. Может, он не всегда был таким, но сейчас был. Может быть, очень давно, в начале, он потерял сущность человека — если на самом деле он был им в начале. Но он не был им больше. Он был диким.

Я была несколько удивлена этим: почему он выбрал образ жизни человека! Он мог легко стать диким. Он был самым сильным, быстрым, умным, самым мощным созданием, которое я когда-либо видела. Он мог убить всех и каждого, включая Фейри. Его никогда не смогли бы убить. Но он ходил прямо, и жил в Дублине, и у него был книжный магазин, и великолепные машины, и коллекция редких ценностей. Он брюзжал, когда сгорел его ковер, и его напрягало, когда кто-то был в неряшливой одежде. Он заботился о некоторых людях, и казалось ему нравиться делать это или нет. И у него было чувство чести, чего не бывает у животных.

— Честь — это зверь. Чистокровный зверь. Люди же — испорчены. Поступают согласно своему дурацкому мышлению, — он на время отстранился от моего рта, лишь чтобы проговорить это, а потом, я снова не могла дышать.

Я не играла хорошо. И не чувствовала себя хорошо. Я была прижата под неудобным углом к дивану, полностью под его контролем, если конечно я не хотела сломать себе шею, освобождаясь. Я хотела знать, какое заклинание ему нужно, тогда я привлекла его на себя и пулей влетела в его голову.

Багровые шелковые простыни.

Я в ней и она смотрит на меня как будто я весь ее мир. Женщина губит меня.

Я вздрогнула. Я занимаюсь сексом со мной, видя себя его глазами. Я выгляжу невероятно голой — это то, как он меня видит? Он не видит моих недостатков. Я и в половину не выгляжу так хорошо. Я хочу вырваться. Это кажется извращением. И это приводит меня в восхищение. Но это совсем не то за чем я охотилась.

Где наручники? Ах, черт, хватаю ее голову, а она снова двигается у меня внизу. Она заставляет меня кончить. Связать ее. Она вернется? Сколько времени у меня в запасе?

Он почувствовал меня там.

Прочь из моей ГОЛОВЫ!

Я углубляю поцелуй, кусаю его за язык, а он неиствует от похоти. Я, пользуясь преимуществом, проникаю глубже. Там мысли, которые он оградил. Я хочу их знать.

Она не в себе, но Она Для Которой Я Весь Мир. Не могу продолжать так, не могу продолжать делать это.

Почему он не может продолжать? Что он не хочет продолжать? Я занимаюсь сексом с ним любым способом, каким он хочет, и я смотрю на него с поклонением? Где же проблема?

Усталость вдруг навалилась меня. Я в его теле, и я кончаю под ним, и я проверяю свои глаза настороженно.

Что я на хрен здесь делаю?

Он знал, кем он был, кем я была.

Он знал, что мы пришли из разных миров, неподходящих друг другу.

Тем не менее, в течение нескольких месяцев между нами не было барьеров. Мы существовали за пределами определений, где правила ничего не значили, и я была не единственной, кто упивался этим. Но все это время я была потеряна в сексуальном блаженстве, а он знал о проходящем времени, обо всем что происходит — что я была не в себе, я была не готова, когда очухалась, и обвинила во всем его.

Продолжаю надеяться, увидеть свет в ее глазах. Даже зная, что в итоге, она помашет мне ручкой.

И так я и поступила. Иррационально или нет, но я пошла против него. Он видел меня голой, и тело и душу, а я не видела его совсем. Я была ослеплена беспомощной похотью, которой не было у него. Я была похотью и он был там.

Он считал, что только один раз, когда мы смотрели друг на друга, мои остекленевшие глаза становились адекватными.

Один раз, что? Вместо давления я иду на хитрость. Я отступаю, позволяя ему думать, что он выиграл, и в последнюю минуту возвращаюсь. Но вместо того чтобы хвататься за его мысли, я становлюсь очень-очень тихой и слушаю.

Он отбрасывает волосы с моего лица. Я сама выгляжу похожей на зверя. Сейчас не было чувственности в моем взгляде. Я первобытная женщина с крошечным доисторическим мозгом.

Теперь, когда Ты знаешь кто я. Позволь стать твоим мужчиной.

Он выдувает меня из своей головы с такой силой, что я почти теряю сознание. В ушах стоит звон и раскалывается голова.

Я хватаю воздух ртом. Он ушел.

Глава 34

Я энергично шагала по Темпл Бар. Проснувшись очень рано, я увидела яркий солнечный свет, льющийся сквозь окно моей спальни, я оделась и отправилась выполнить кое-какие дела.

Холодильник был пуст, а я пропустила сразу два Дня Рождения, которые твердо была намерена отметить, прежде чем это затянется еще на дольше, и собиралась импровизировать с ингредиентами, для выпечки торта. Еще с Хэллоуина, масло, яйца и молоко были редкими продуктами, но я как Южанка могла сделать многое и с меньшим, со сгущенным молоком и яичным порошком. Я собиралась испечь толстый, двухъярусный шоколадно-кремовой торт с шоколадной глазурью. Дэни и я смотрели бы фильмы и красили друг другу ногти. Это было бы, как в прежние времена с Алиной.

Я подняла лицо к солнцу. После, казалось бы бесконечной паузы, весна вернулась в Дублин.

Пора солнца и возрождения для меня была запоздалой. Хоть мне и удалось избежать плохой, холодной погоды, занятой то в Фейри то в Зазеркалье, все равно — это была самая долгая зима в моей жизни.

Весна не отличалась особо от зимы, но можно было почувствовать ее в воздухе — поцелуй тепла в легком ветре, запах дующий с океана который обещает бутоны и цветы, если не здесь, то где-то еще в мире. Я никогда не думала, что буду скучать по мухам и насекомым. Ничего не росло в Дублине — значит, не было ни мошек, ни бабочек, ни птиц или пчел. Ни одного цветка не цвело, ни росточка не выбивалось из молодых побегов, ни травинки не росло. Тени уничтожили город, перед тем как хлопнуть дверью с треском на прошлый Хеллоуин. Почва была бесплодной.

Я не была садоводом, но я сделала некоторые выводы. Я была уверена, что если мы правильно удобрим почву, то со временем мы сможем что-нибудь вырастить.

У нас многое нужно было восстанавливать. Деревья выкопать и пересадить. Горшки и ящики для цветов наполнить. Парки перепланировать. Я планировала начать с малого: притащить чернозем из аббатства, высадить немного маргариток, лютиков, может несколько петуний и недотрог. Заполнить мой книжный магазин папоротником и вьюнками и до того как разводить сад на крыше и за его пределами — вернуть ночь в мое собственное пространство.

Однажды Дублин снова будет жить и дышать. Однажды всю эту шелуху, которая была раньше людьми, сметут и похоронят с церемониями. Однажды, туристы придут посмотреть на точку зеро и вспомнить тот Хеллоуин, когда упали стены — может кто-то даже вспомнит ту девушку, которая съежилась на колокольне, помогая спасти день — а потом направятся к одному из шести сотен восстановленных пабов, чтобы отпраздновать, что человеческая раса получила обратно то, что принадлежало ей.

Потому что так будет. Не важно кто или что я такое, я была полна решимости поймать и перезахоронить Книгу, и тогда выяснить способ, как восстановить заново стены. Попутно найти доказательства, что я не Король, а просто человеческая женщина с памятью, которую кто-то подсадил по причинам, которые будут иметь смысл, когда я наконец-то, о них узнаю. Я не была тем существом в пророчестве, которое или спасет или погубит человечество. Я просто человек, который запрограммирован Королевой — или кто знает? Может Королем, чтобы выследить Книгу, когда она сбежала, и как Келтарами мной манипулировали: одна маленькая часть уравнения, чтобы запечатать ее снова, на этот раз навсегда.

Так я брела этим утром, пытаясь вернуться обратно в сознание той молодой девушки, которая вышла из самолета, взяла такси до Темпл Бар и зарегистрировалась в Кларин Хаусе прошлым летом, озадаченная сильным акцентом пожилого человека за столом регистрации, выглядевшего, как леприкон. Голодная. Испуганная и скорбящая. Дублин выглядел таким огромным, а я была такой маленькой и растерянной.

Я огляделась по сторонам, впитывая молчание города, вспоминая его шум и суету. Улицы были полны Крайка — ритма жизни, который воспринимался, как должное.

— Доброе утро, мисс Лейн, — инспектор Джейн шагал в ногу со мной.

Я мельком осмотрела его. Он был одет в джинсы цвета хаки, простую белую майку, на груди висело ружье, а военные ботинки были зашнурованы поверх штанин. Он был обвешан боеприпасами — пистолеты за поясом и в кобуре, Узи через плечо. Не было места, чтобы скрыть Книгу. Несколько месяцев назад у него был намек на животик. Сейчас уже не было. Он был стройным с мускулами, спортивного сложения, и ходящий как человек, который прочно стоит на земле, впервые за все годы.

Я улыбнулась, я была искренне рада его видеть, но все-таки не могла позволить ему добраться до моего копья. Я надеялась, что он после этого случая все же не в обиде на меня.

— Хорошее утро, не так ли?

Я засмеялась: — Я думала о том же самом. Что-то неправильное с нами? Дублин разрушен, а мы готовы разразиться веселым свистом. — Пьющий — чай — с — нашинкованными — Невидимыми — инспектор и я несомненный долгожитель.

— Нет канцелярской работе. Я ненавижу ее. Не знаю, сколько это съело моей жизни.

— Новый мир.

— Чертовски странный.

— Но не плохой.

— Да. Улицы тихие. Книга затаилась. Днем не видно Охотника. Мы ирландцы знаем, что делать во время изобилия, но уверен, что монстры дольно скоро проголодаются. Занимались любовью с женой прошлой ночью. Дети здоровы и сильны. Это хороший день для жизни, — он сказал, как ни в чем не бывало.

Я кивнула в знак согласия.

— Кстати говоря, об Охотнике. Вы скоро заметите одного в небе, — я обрисовала ему наш план — что я могла бы просканировать улицы на Охотнике, выискивая Синсар Дабх. — Так, что не стреляй по мне, ладно?

Его глаза прищурились в догадке, — Вы как-то его контролируете? Вы можете его заставить показать нам свое логово? Мы бы могли стереть с лица земли многих из них, если бы мы только могли найти их логово.

— Дай мне в первую очередь достать Книгу с улиц. Потом мы поможем тебе охотиться, я обещаю.

— Обязательно воспользуюсь этим. Мне не нравиться использовать девушку, только если она настаивает. Это одна из суровостей жизни. Она — должна быть дома, и кто-то должен следить за ней. Убивает — как будто она рождена для этого. Это заставляет меня задумываться, как долго она…

— МакКайла, — сказал В’Лэйн.

Джейн заморозился с открытым ртом, посередине шага. Но не во льду. Просто обездвиженный.

Я напряглась и потянулась за копьем.

— Мы должны поговорить.

— Слабо сказано. Ты должен объясниться, — я вихрем согнулась, чтобы поднять копье. По какой-то причине я до сих пор делаю это.

— Вложи копье в ножны.

— Почему ты не забрал его?

— Я предлагаю тебе продемонстрировать доверие.

— Где ты? — потребовала я. Я слышала его голос, но не видела его самого, а доносившийся голос постоянно перемещался.

— Я появлюсь, когда ты продемонстрируешь мне свое доверие.

— Что?

— Я предпочел позволить тебе, оставить его. Ты предпочти спрятать его. Мы проявим честь по отношению друг к другу с доверием и уверенностью.

— Не мечтай.

— Я не единственный, кто должен объясниться. Как ты пронесла Королеву сквозь Зеркало Короля.

— Позволь мне высказать тебе то, что я не понимаю. На прошлый Хэллоуин меня изнасиловали Темные Принцы. Ты сказал, что был очень занят перенося свою Королеву в безопасное место на человеческих ногах. Но сейчас я знаю, что Королева была в Тюрьме Невидимых — как ты это сказал — много человеческих лет. Где ты реально был той ночью, В’Лэйн?

Он материализовался напротив меня, на расстоянии в дюжину футов.

— Я не лгал тебе. Не совсем. Я сказал тебе, что не мог быть в двух местах одновременно, и это во многом правда. Однако я оговорился, когда сказал, что переносил Королеву в безопасное место. Вместо этого я воспользовался этими часами для поиска ее в Зеркалах Дэррока. Я был уверен, что он стоял за ее исчезновением. Я полагал, что он заключил ее в тюрьму в одном из Зеркал на ЛаРу, но я не мог обыскать эти Зеркала, пока магия в этой сфере не была нейтрализована. Когда я разрушил дольмен для тебя — который мы отстроили заново и мне удалось вытащить Кристиана оттуда вчера ночью, а то я бы пришел объясняться с тобой раньше — я старался найти ее потом. Но Дэррок научился многому из журналов, украденных из Белого Дворца, и я не мог сломать его защиту.

— Ты провел ночь когда меня насиловали обыскивая его дом и не найдя ничего?

— Мое решение достойно сожаления лишь потому, что не принесло плодов. Я был уверен, что она там. Если бы она была там, это того стоило бы. Но что было, когда я обнаружил, что произошло, я почувствовал… — Он прикрыл глаза, оставляя только тонкую сверкающую серебром полоску под его ресницами, — Я чувствовал, — его рот искривился в горькой улыбке, — Это было невозможно. Эльфы не чувствуют. Только не первый Принц Королевы. Я почувствовал зависть к моим темным братьям, что они знают тебя так, как я никогда не знал. Я задохнулся от ярости, что они покалечили тебя. Я был опечален в несравненной мере, так что я не смог бы никогда почувствовать это снова. Разве это не человеческие чувства? Я чувствовал… — Он вздохнул медленно и глубоко, потом выдохнул… — Позор.

— Так ты говоришь.

Улыбка померкла.

— Впервые за время моего существования я хотел временного забвения. Я не смог заставить мои мысли повиноваться мне. Они бродили по их собственному желанию, причиняя мне адские страдания. И я был не в состоянии заставить их остановиться. Я хотел заставить себя остановиться. Это любовь, МакКайла? Это то, что она для вас? Почему же, тогда люди все время стремятся к этому?

Я вздрогнула, вспоминая, как я растянулась на земле рядом с Бэрронсом истекающим кровью.

— Я устал быть в невозможной ситуации. В течение вечности моя преданность принадлежит моей Королеве. Без нее моя раса обречена. Не существует преемников на ее трон. Не существует ни одного достойного или способного руководить моим народом. Я не мог поставить помощь тебе, выше попыток возвратить ее. Слишком долго это все стоит между миром и войной, — он пристально поглядел на меня, — Если…

— Если что?

— Ты все еще направляешь копье на меня.

Я шагнула к нему, вытягивая руку с копьем.

Он исчез.

Он заговорил позади меня.

— Может быть, ты становишься похожей на нас?

Я, прищурившись, повернулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты становишься Эльфом, идешь по пути, который давным-давно назывался перерождением? Я подозреваю, что молодой Друид также страдает от этого. Это самое неожиданное развитие.

— И неприятное.

— Это еще неизвестно.

Это было его дыхание у меня в ушах, его губы снова в моих волосах?

— Это мне не нравится! Я не собираюсь становиться одной из вас. Убери это. Я не хочу этого.

Я чувствовала его руки на моей талии, скользящие ниже к моей заднице.

— Бессмертие — подарок. Принцесса.

— Я не Принцесса, и я не превращаюсь в Эльфа.

— Возможно, пока нет. Но что-то такое есть, не так ли? Интересно что? Я устал смотреть, что Бэрронс, метит территорию вокруг тебя. Я устал ждать тот день, когда наконец, ты посмотришь на меня и увидишь что я намного больше чем Эльф и Принц. Я — мужчина. С таким голодом до тебя, что не имеет дна. Ты и я, больше чем кто-либо во Вселенной идеально подходим друг другу.

Он был от меня в полудюжине футов, лицом ко мне, смотрел прямо в мои глаза.

— Я не желаю продолжать жить так. Я разбит и не знаю покоя. Гордость не позволяет мне говорить прямо. Не больше.

Он исчез и вновь появился прямо передо мной, таким образом, что я смогла увидеть мерцание радуги в его переливающихся глазах.

Копье было между нами.

Я схватила рукоятку копья. Он накрыл мою руку своей, указав копьём себе в грудь, и наклонился ко мне. Я могла чувствовать его — крепкий как скала и решительный — напротив меня. Он дышал быстро и часто, глаза блестели.

— Прими меня или убей, МакКайла. Но сделай выбор. Только сделай, этот чертов выбор.

Глава 35

В последний раз я разговаривала с мамой лично 2 августа — в день, когда я сказала до свидания и села в самолет на Дублин. Мы долго спорили о моей поездке в Ирландию. Она не хотела терять вторую дочь, по ее словам, в «проклятом месте». В то время, я думала, что она просто была слишком эмоциональной. Теперь я знаю, что у нее была причина, почему она никогда не должна была позволять Алине уезжать, и она была испугана, увидев, что я отправляюсь следом. Мне не нравилось, что наши последние слова, сказанные друг другу в лицо, были очень резкими. Хотя потом я разговаривала с ней по телефону, но это не то же самое.

Я видела папу три недели спустя, когда он приехал в КиСБ чтобы увидеться со мной. Бэрронс Гласом заставил его вернуться домой и внушил на подсознательном уровне, что бы он не возвращался в Ирландию. И это работало. Папа приходил в аэропорт несколько раз, чтобы лететь за мной, но не мог заставить себя сесть в самолет.

Я снова увидела их обоих, спустя две недели после Рождества, когда я перестала быть При-йя, и В’Лейн взял меня в Эшфорд, чтобы показать, что он восстановил мой родной город и сохранил моих близких.

Я не поговорила с ними тогда. Я присела в кустах позади моего дома и наблюдала за ними сидящими на веранде: они говорили обо мне и о том, что я якобы собираюсь обречь мир на гибель.

Я видела их обоих, когда Дэррок держал их в плену. Им вставили кляп и связали.

Потом я видела их здесь, в Честере, в ночь, когда Синсар Дабх взяла под свой контроль Фэйда и убила Бэрронса и Риодана, но видела их только через стекло.

В хронологическом порядке, они видели меня девять месяцев назад. Я потеряла время в Фэйри, будучи При-йя, и в Зазеркалье, для меня это больше чувствовалась, как три месяца — хотя и самые длинные, самые насыщенные три месяца моей жизни.

Я хотела их видеть, Сейчас.

Хотя я не воспринимала В’Лейна, как он того желал, я не заколола его, разве что это случилось бы случайно, потому что он неожиданно появлялся в разных местах. Он сказал мне, что мы все должны встретиться сегодня в Честере, чтобы обсудить наши планы захвата Книги. Он отправился, как просеивающийся гонец обойти всех.

Я решила, что мои дела могут и подождать. Зная, что мы так близки к попытке захватить Книгу, меня наполняла необходимость увидеть маму и папу перед этой большой встречей. До ритуала. До того, как что-нибудь еще может пойти не так. Кризис личности в сторону, они были моими родителями и всегда будут. Если бы я жила раньше как кто-то или что-то другое, то та жизнь бледнела по сравнению с этой.

Я ворвалась в Честер, хладнокровно пересекая бары, которые были пусты так рано утром, и двинулась к лестнице. У меня не было никакого желания разговаривать с любым из загадочных обитателей клуба.

Внизу лестницы, Лор и массивный мускулистый мужчина с длинными седыми волосами, бледной кожей и горящими глазами, встали на моем пути.

Я обдумывала, что смогу использовать из своего глубокого гладкого озера — Бэрронс то, слизал мои красные руны как трюфели — когда Риодан крикнул: — Оставьте её.

Я подняла голову. Утонченный владелец самого большого логова секса, наркотиков и экзотических ощущений в городе стоял за хромовой балюстрадой в тени, большие руки сомкнулись на хромовых перилах, толстые запястья с браслетами из серебра. Он выглядел как покрытая шрамами модель Гуччи. Какую бы жизнь не вели эти люди раньше, и они стали теми, кто они сейчас, и эта жизнь была жестокой и безжалостной. Как они.

— Почему? — потребовал Лор.

— Я так сказал.

— Еще не время для встреч.

— Она хочет видеть своих родителей. Она настаивает.

— И что?

— Она думает, что может что-то доказать. Чувствует себя дерзкой.

— Ну и дела, как мило. Я даже не должна ничего говорить, — промурлыкала я. Я чувствовала себя дерзкой. Риодан пробуждал худшее во мне. Как и Ровена, он предвзято относился ко мне.

— Ты слишком эмоциональна сегодня. Эмоциональные люди непредсказуемы, а ты сегодня более непредсказуема, чем была раньше. Вдобавок к этому, — Риодан казался удивленным, — сознание Джека не поддается Гласу Бэрронса. Он требовал увидеть тебя. Сказал, что возьмет Королеву в заложники, если мы не приведем тебя к нему. Меня не беспокоит безопасность Королевы, потому что она нравится Рейни, а Джеку нравится то, что нравится Рейни. Но есть проблема — он может спорить с нами до самой смерти.

Я слабо улыбнулась. Если кто и мог выиграть, так это мой папа. Я протолкнулась мимо Лора, подрезая его своим плечом. Его рука обвила мою шею и остановила меня.

— Посмотри на меня, женщина, — прорычал Лор.

Я повернула голову и невозмутимо встретила его пристальный взгляд.

— Если он расскажет тебе, что-нибудь о нас, мы тебя убьем. Ты это понимаешь? Одно слово, и ты труп. Так, что если ты ходишь такая самоуверенная и чувствуешь себя защищенной, потому что Бэрронсу нравится тебя трахать, подумай хорошенько. Чем больше ему нравится это делать, тем больше вероятность, что один из нас, тебя убьет.

Я посмотрела на Риодана.

Владелец Честера кивнул.

— Никто не убивал Фиону.

— Она была тряпкой.

Я оттолкнула руку подальше от моей шеи.

— Убирайся с моей дороги.

— Я предлагаю тебе избавить его от маленькой проблемы, если ты хочешь выжить, — сказал Лор.

— О, я выживу.

— Чем дальше ты будешь от него, тем безопасней для тебя.

— Вы хотите, чтобы я нашла Книгу или нет?

Риодан ответил: — Нам наплевать, пока Книга где-то там. Или, что стены лежат в руинах. Времена меняются, мы идем дальше.

— Тогда, почему вы помогаете с ритуалом? В’Лейн сказал, что Бэрронс попросил тебя и Лора держать остальные камни.

— Ради Бэрронса. Но, если он тебе скажет хоть одно слово о себе — ты умрешь.

— Я думала, он ваш босс ребята.

— Это так. Он создал правила, по которым мы живем. Но мы все равно отберем тебя у него.

Отберем тебя у него. Порой, я была так глупа.

— И он это знает.

— Мы должны были сделать это раньше, — сказал Лор, — Кастео не сказал нам ни слова с тех пор. Я думал с этим покончено. Это было чертову тысячу лет назад. И все из-за женщины?

Я вздохнула медленно и глубоко, как будто все последствия того, что они только что сказали мне, дошли до меня. Вот почему Бэрронс никогда не отвечал ни на один из моих вопросов и никогда не ответил бы. Он знал, что если он скажет хоть слово, они сделают со мной то, что они сделали с женщиной Кастео тысячу лет назад.

— Не беспокойся об этом. Он ничего мне не говорил.

— Пока, — ответил Лор.

— Но, что более важно, — сказала я, взглянув на Риодана, — Я не буду спрашивать. Мне не нужно знать.

Я осознала, что это было правдой. Я больше не была одержима идеей знать имя Иерихона Бэрронса, и объяснений от него. Он был тем, кем был. Не имя, не мотивы, ничего бы не изменили в нем. И не изменили бы моих чувств.

— Каждая женщина так говорит в какой-то момент. Ты знакома с историей о Синей Бороде?

Конечно. Он просил только об одном своих жен: чтобы они никогда не заглядывали в запретную комнату наверху — где он хранил тела всех своих предыдущих жен, которых он убил за то, что они заглянули в запретную комнату наверху. — У жен Синей Бороды не было жизни, — я изучала его. Они были так сдержаны, так жестоки и беспощадны. — Как много вы отняли друг у друга? Так много, что ненавидите друг друга? Веселая банда братьев превратилась в ходячую, говорящую, бессмертную Холодную Войну?

Его лицо окаменело.

— Раздевайся, если хочешь пройти.

Я посмотрела на него.

— На мне облегающая одежда.

— Не подлежит обсуждению. Снимай все. Ничего кроме кожи.

Лор сложил руки, прислоняясь к лестнице, и засмеялся.

— У нее классная задница. Нам повезло, если она носит прозрачные трусики.

Человек с белыми волосами раскатисто рассмеялся.

— Вы раньше никогда никого не заставляли раздеваться, — сказала я.

— Новые правила, — улыбнулся Риодан.

— Я не…

— Не увидишь своих родителей, если не сделаешь этого, — прервал он меня.

— Я не хочу видеть их, если при этом я должна быть голой. Моя мать никогда от этого не оправиться.

Он поднял короткий халатик.

— Ты запланировал это.

Ублюдок.

— Говорю же. Новые правила. Не может быть слишком много мер безопасности, когда Королева тут.

Он не думал, что я сделаю это. Он ошибался.

Разозлившись, я скинула обувь, стащила футболку через голову, сняла джинсы, сорвала лифчик и сняла стринги. Потом я откинула наплечные ножны назад, засунула туда копье и голой пошла вверх по лестнице. Я немного покачивая бедрами и смотрела ему в глаза не отрываясь.

Наверху Риодан практически прижался ко мне с коротким халатом. Я оглянулась на Лора и другого охранника. Они оба уставились на меня. Ни один из них больше не смеялся.

На втором этаже Честера хорошо пахло. Я подняла голову, принюхиваясь. Духами и … едой? Здесь была кухня?

Три женщины показались из-за стены, разговаривая и смеясь, неся накрытые блюда, затем исчезли за другой панелью. Я была уязвлена. Они знали, как открывать и закрывать эти двери, а я нет.

Риодан пихнул мне одежду.

— Женщины Келтаров неконтролируемые. Они готовят. Они болтают. Они смеются. Идиотки.

Я посмотрела на него. Он уже следовал за мной. Я сдерживалась, чтобы не засмеяться. Шагнув в холл, я оделась, наблюдая, как он исчезает в одной из стеклянно-панельных комнат.

Когда я пошла дальше, Лор присоединился ко мне. Мне не нравилось, как он смотрел на меня — горячим, пристальным взглядом сильно озабоченного мужчины, который видел меня голой и покачивающей бедрами, и не собирался забывать об этом в ближайшее время.

— Джек и Рейни здесь внизу. — Он повернул налево по коридору в соты из стекла и хрома, я даже не поняла, где была. Зеркальные стеклянные полы создавали иллюзию зеркального холла. В Честере на втором этаже был намного больше площади, чем я представляла.

— Вы приселили их в другое место.

— Нам нужно помещение, которое мы могли бы лучше охранять пока Королева здесь.

Впереди в коридоре стояли Драстен и Дэйгис и разговаривали… я присмотрелась. Эльф? Я не чувствовала Эльфа в нем. Кто он? Длинные черные волосы, кожа как золотой песок, огромное обаяние. Эльф, но не Эльф.

Когда мы приблизились, я услышала, как Дейгис сказал в нетерпении: — Все что нам нужно, так это подтверждение что она действительно Эобил. Ты был ее фаворитом в течение пяти тысяч лет, Адам. Ты знаешь ее лучше, чем любой из нас. Она истощена и ослаблена, и хоть мы и уверены, что отдых ей идет на пользу, все же, мы хотим услышать это от кого-то, кто был ее правой рукой.

— Я смертный, Гэб беременна, и я не умру в этой кровавой войне Эльфов. Это не моя битва. Это больше не моя жизнь.

— Мы просто просим, чтобы ты подтвердил, что это она. Потом мы попросим В’Лейна просеять тебя от сюда…

— Если ты скажешь, что я здесь, ублюдок. Ты ни хрена не получишь от меня. Никто не должен знать, что я в Ирландии. Ни одни Эльф. Понял?

— Ты все еще думаешь, что они охотятся за тобой?

— У них очень длинная память, Королева ослабла, а я никогда не был их любимчиком. Многие из них не так часто пьют из котла, как мне бы этого хотелось. Один взгляд и сразу уберусь. Не приходите и не ищите меня больше.

Дейгис сказал прохладно: — У тебя была возможность убить Дэррока. Но, вместо этого, ты сделал его смертным.

Темные глаза Адама заблестели: — Я так и знал, что кто-то из вас ублюдков, попытается обвинить в том, что случилось, меня. Из-за того, что я позволил ему жить. Как люди позволили жить Гитлеру. Я не несу ответственность за уничтожение одной трети всего населения.

— Проклятье, радуйся, что не один из Келтаров не пострадал, иначе мы бы охотились за тобой.

— Не угрожай мне, Горец. Не зря меня называли син-сириш-ду[35]. У меня все еще имеется несколько козырей в рукаве. У меня есть собственный клан, для защиты.

Я уставилась на него, когда мы проходили. Внезапно его голова повернулась, и он посмотрел прямо на меня, прищурившись. Его пристальный взгляд следовал за мной, пока я не прошла.

— Кто она? — услышала я его вопрос.

— Одна из избранных Королевой, кажется. Она может отслеживать Книгу.

— Держу пари она может, — пробормотал Адам.

Я резко посмотрела через плечо, оборачиваясь. Я хотела знать, почему он это сказал.

Рука Лора сомкнулась вокруг моей руки.

— Продолжай идти. Приемные часы в Честере… ну, для тебя ограниченны.

Он остановился в дальнем конце зала перед гладкой стеклянной стеной сильно обрисованной дымчатыми рунами, и прижал свою ладонь к панели. Поскольку дверь сдвинулась в сторону, я посмотрела вниз и увидела, что пол был покрыт большим количеством рун.

— Если ты устанешь от Бэрронса, — его холодный взгляд застыл на моём лице, — При условии, что выживешь.

Я посмотрела на него с ложным изумлением.

— Чудеса никогда не закончатся? Лор клеится ко мне. Кто-нибудь поймайте меня, когда я буду падать в обморок.

— Чары отнимают энергию, которую лучше бы потратить на трах. Но я предпочитаю клуб над головой. — Он развернулся о пошел прочь.

Я закатила глаза и, расправив плечи, переступила через руны.

Или скорее я попыталась переступить через руны.

Они яростно отталкивали меня, и вся сигнализация в здании сработала.

* * *

— У меня нет Книги. Вы же видели меня голой. Пустите меня!

Рука Лора сжала мне горло, сминая трахею. Немного больше давления, и я упала бы в обморок от недостатка кислорода.

— Что случилось? — спросил, взбесившись Риодан.

— Она наткнулась на защиту.

— Мне интересно, почему, Мак?

— Убери этого мудака от меня, — прохрипела я.

— Отпусти ее, — Бэрронс присоединился к Риодану в зале, — Сейчас же.

Риодан посмотрел на Бэрронса, и что-то проскочило между ними, я поняла, они ждали этого. Они знали, что в какой-то момент я бы потребовала встречи с моими родителями. Единственная причина, по которой Риодан повел меня, была подвергнуть меня этому испытанию. Но, что это доказывает?

— Это ничего не меняет, — наконец сказал Барронс.

— Нет, — согласился Риодан.

— Что? — потребовала я.

— Защита распознает в Вас Эльфа, — сказал Бэрронс.

— Невозможно. Мы все знаем, что это не так. Защита, наверное, определила, что я ела Эльфов.

— Ты ела Эльфов? — Адам, казалось, чувствовал отвращение.

— Ты узнаешь ее? Ты смотрел на нее странно, когда она проходила, — сказал Лор.

— Знаю только то, что она помесь с Эльфом, — ответил Адам — где-то в ее родословной. Королевская. Не знаю дом. Но не мой.

Они уставились на меня.

— Эй ребята, кто бы говорил. Ни один из вас не человек. Ну, может быть Кейон и Драстен, но они такие все избранные-королевой, и натренированные-как-ее-Друиды. Так что не смотрите на меня как будто я урод дня. Может любая ши-видящая так выделяется. Предположительно Темный Король приложил руку к нашему созданию. На меня никогда не срабатывала сигнализация от Эльфов в аббатстве.

Или срабатывала? Каждый раз, когда я была там, меня находили чрезвычайно быстро. Та белокурая женщина, которая преградила мне коридор с ее непреклонным: «Тебе не дозволено быть здесь. Ты не одна из нас». Кем я не была? Ши-видящей? Членом Хевена? Человеком?

— Я хочу видеть своих родителей, — сказала я холодно.

Бэрронс и Риодан снова обменялись взглядами, затем Риодан пожал плечами. — Пропусти ее. Устрой их в соседней комнате.

* * *

— Мак! — Воскликнул Джек, и бросился ко мне в тот момент, как я вошла. — О, Боже, мы так скучали по тебе детка!

Я скрылась в его медвежьих объятьях, вдыхая запах мяты и лосьона после бритья. Говорят, что запах — вызывает самые сильные ассоциации в памяти, которой мы обладаем. Запах крепко обнимающего меня папы снял месяцы, как страницы в календаре, выбросив их в мусорное ведро.

Я не Эльф, и возможно, я не Темный Король, я не собираюсь обрекать мир. Я была безлопастной, защищенной, хорошей, любимой. Я была его маленькой девочкой. И всегда буду.

— Папа! — Я уткнулась носом в его рубашку. — Мама, — выдавила я, прижавшись лицом к ее плечу. Втроем мы цеплялись друг за друга, обнимались, как будто завтрашний день не наступит.

Я выпрямилась и посмотрела на них. Джек Лейн был высоким, статным и спокойным, как всегда. Рейни лучезарно улыбалась.

— Вы ребята, отлично выглядите. И мама — ты только посмотри на себя! — Не осталось и следа от горя и страха на ее с морщинками лице. Ее глаза были ясными, ее утонченные черты лица светились.

— Разве она не отлично выглядит? — сказал Джек, сжав ее руку. — Твоя мама изменилась, как женщина.

— Что произошло?

Рейни засмеялась: — Жизнь в стеклянной комнате с Королевой Фэйри может что-то такое сделать. Тут музыка проникает сквозь стены все время. И давайте не будем забывать всех обнажающихся людей.

Папа поворчал.

Я улыбнулась. И подумала, как мои родители воспринимали это. Мама проходила ускоренный курс эксцентричности. — Добро пожаловать в Дублин, — сказала я ей.

— Не то чтобы мы многое видели, — она бросила взгляд на стекло, как будто она точно знала, где стоял Риодан, — Теперь всегда будет хорошо, — она взглянула на меня, — Не пойми меня неправильно. У меня был трудный период, когда мы только попали сюда. А твой отец полностью держал себя в руках. Но однажды утром я проснулась, и мне показалось, что все мои страхи растаяли, пока я спала. И они никогда не вернуться.

— И казалось очень странным, что страха больше нет? — я спросила.

— Точно! Ни одно из правил, по которым я жила так долго, не действует! Для меня все было так недосягаемо, что я должна была или сойти с ума или избавиться от этого. Я волновалась, чтобы выжить, я не чувствовала себя так с момента как вы девочки были маленькими, с тех пор как я начала беспокоиться о тебе и твоей сестре все время. Теперь единственная вещь, о которой я беспокоюсь это, когда я могла бы увидеть тебя снова, и вот ты здесь и выглядишь удивительно и Мак, мне нравятся твои волосы! Короткая стрижка прекрасно идет тебе. Но ты похудела, дорогая. Слишком. Ты кушаешь? Мне кажется, что ты плохо питаешься. Ты не можешь достаточно хорошо питаться и быть такой худой. Что ты ела на завтрак? — потребовала она.

Я посмотрела на Папу и помотала головой. — Она все еще делает на завтрак посыпанные сыром свиные отбивные? И они позволяют ей хозяйничать здесь на кухне?

— Лор позволяет ей тайком, иногда.

— Лор?

— Он полюбил ее кукурузные лепешки.

Я моргнула. Лор тайком крадет маму на кухню, что бы приготовить кукурузные лепешки?

— А твой Бэрронс предпочитает мой яблочный пирог, — сказала, просияв Рейни.

— Он не мой Бэрронс и этот человек никогда бы не съел яблочный пирог, — Бэрронс и яблочный пирог были настолько несовместимы, как… ну, вампир и щенок. Это даже не умещалось в моей голове.

— Но никакого мороженного. Он ненавидит его.

Моя мама знала о кулинарных предпочтениях Бэрронса больше, чем я. Если, конечно, не считать все объедки животных, которые он оставлял, когда был в звериной форме. Я знала, он не любил лапы, и он жевал только те кости, которые были заполнены мозговой жидкостью. Сердца всегда шли, даже если он не хотел есть.

— Я слышал, что они вскоре планируют попробовать провести ритуал, — сказал Джек.

— Они что, вам все рассказывают? — Спросила я сердито. Они доверяют моим родителям, но не мне? Это просто не справедливо.

— Так сказали Келтары, — сказала Рейни, — Их жены заходили.

— И мы смогли немного урвать, — подмигнул папа. Я подумала, сколько времени пройдет прежде чем Келтары поймут всю эту лесть. Сфокусировав внимание, Джек Лейн мог моментально заставить вас чувствовать себя самой особенной и интересной личностью в мире, и это было прикрытием для его допросов. Так он методически выворачивал людей наизнанку, в поисках допустимых и недопустимых доказательств. Он вытянул больше признаний за счет своего обаяния, чем любой другой адвокат Эшфорда и окружающих его девяти штатов.

— Кстати говоря, — сказала я, — Я хочу вам признаться.

— Ты навещала нас в январе, но не задержалась, — сказала Рейни. — Мы знаем, что ты оставила для нас фотографию Алины. Мы удивились, что ты положила ее в почтовый ящик. Мы могли бы никогда и не догадаться, заглянуть туда. И обнаружили ее только по тому, что твой отец искал осиное гнездо, которое обосновалось в жестяном ящике для молока, рядом с почтой.

Простейшие вещи ускользают от меня.

— Ох. Почта ведь не ходит.

— Они работали какое-то время, но слишком много почтовых служащих было убито в этих пространственных сдвигах или атакованы Невидимыми. Никто не хотел работать на маршрутах, — сказал Джек.

— Мы обнаружили ее в тот день, когда пришел человек и похитил нас, — сказала Рейни.

— Я оставила ее раньше, — Я посмотрела на папу, — Той ночью, когда ты и мама вышли на веранду и говорили. Обо мне.

Джек искал мои глаза, слева направо, быстро.

— Я думаю, что помню ту ночь.

— Ты и мама говорили такие вещи, о которых вы никогда не рассказывали мне — это было хорошо и безобидно.

Я знала, Риодан и Бэрронс были снаружи, и слышали каждое слово, что мы скажем. Я хотела знать о пророчестве, но не так, чтобы спросить прямо. Учитывая, что меня только что выделила защита, я беспокоилась, чтобы они ничего не сказали обо мне обрекающей мир, и меня бы вышвырнули из ритуала. А я должна быть там. Я не собираюсь быть исключенной из большого расклада. У меня есть часть в игре. Хорошая полезная часть. Все что я должна делать, это летать на Охотнике и обнаружить Книгу зла.

— Да, — сказал Джек, глядя на меня, — мы говорили. Всегда думаешь о вещах, которые хотел бы сказать, но боишься, а потом может и не представится другого шанса высказать их. Мы не были уверены, что когда-нибудь увидим тебя снова.

— Ну вот, я здесь, — сказала я радостно.

— И мы так скучали по тебе, детка, — сказал Джек.

Я знала, он получил послание.

Мы все немного прослезились, пообнимались еще и немного поговорили. Они рассказали мне об Эшфорде, кто выжил и кто умер. Они рассказали мне кого Тени высосали (их узнали только по шелухе), потом пришли Носороги, но «этот привлекательный Фейри Принц который абсолютно влюблен в тебя, и ты конечно могла подцепить Принца, дорогая, и ты знаешь это, он мог защитить и держать тебя в безопасности» по словам моей мамы он пришел и спас мой город в одиночку.

Я позволила ей разливаться беззастенчиво о В’Лейне, надеясь что это напряжет Бэрронса и Риодана. Или по крайней мере досадит.

Время пролетело быстро. Я с удивлением узнала, что почти полчаса прошло, и кто-то забарабанил по стеклу пролаяв, что уже без четверти двенадцать и мое время вышло.

Я обняла их напоследок и снова прослезилась.

— Я вернусь, чтобы увидеть вас снова так скоро как смогу. Я люблю тебя, мама.

— Тоже люблю тебя, дорогая. Возвращайся. — Я прижалась к ней на минуту, потом повернулась к папе, который сжал меня в медвежьих объятиях.

— Люблю тебя тоже, Мак, — он прошептал прямо в ухо: — Сумасшедшую женщину звали Августа О’Клер из Девоншира. У нее была внучка по имени Тэлли, она сказала, что помогала твоей матери вывезти вас обеих из страны. Ты солнце и свет, детка. С тобой ни черта плохого нет, и никогда не забывай об этом, — Он отодвинулся и улыбнулся мне. Любовь и гордость вспыхнула в его глазах.

Тэлли. Это имя Бэрронс упомянул в телефонном разговоре с Риоданом, на утро после того, как я обнаружила, что он был жив. Он хотел знать, определил ли Риодан ее местонахождение и проинструктировал его, привлечь больше людей в ее поиск.

— Стань спасителем мира, детка.

Я кивнула, мои губы дрожали. Я могла охотиться на монстров. Заниматься сексом с мужчиной, который превращается в Зверя. Я могла хладнокровно убить.

И папа все еще может заставить меня плакать, просто веря в меня.

* * *

— Я не желаю видеть её на нашей земле, — говорила Ровена пятнадцать минут спустя.

— Нет никакой причины для этого. У нас есть своя радиосвязь. Она должна только полететь и найти Книгу, указать, как расположить камни и затем улететь на своём коне-демоне, — она бросила на меня взгляд полный злобы, который говорил, что ни одна живая ши-видящая не садилась на Охотника и это доказательство моей измены. — Келтары будут петь, и нести Книгу в аббатство, где научат моих девочек, как захоронить Книгу заново. Не вижу смысла в её присутствии.

Я фыркнула. В воздухе чувствовалась такая напряженность, что моя голова кружилась от недостатка кислорода. Я никогда не находилась в помещении, где так много недоверия и агрессии, как было сегодня тут. Этот Риодан заставил раздеться каждого и обыскал их одежду перед тем, как пропустить их вверх по лестнице, это только добавило раздражительности. Я знала, зачем он это сделал. И это не были новые правила. Это было сделано специально, чтобы вывести их из равновесия, с самого начала создавая ситуацию, где они не могли контролировать ничего даже свои лица. Быть голым перед одетыми охранниками, кого угодно заставит чувствовать себя сильно уязвимым.

Я осмотрелась. У восточной стены стеклянной комнаты, пятеро сильно разукрашенных татуировками, Келтаров неуклюже ходили в узких брюках и рубашках.

У южной стены, Ровена, Кэт, Джо и еще три ши-видящих — все одетые в уютные серые брючные костюмы — стояли по стойке смирно, минус Дэни. Я удивилась, что Ровена не привела ее, но догадалась, что ее недостатки перевешивают ее достоинства — и самый рискованный ее недостаток в том, что она любит меня.

У северной стены В’Лейн, Велвет, Дри’лия — у которой снова был рот, но она мудро держала его закрытым — и трое Других Светлых той же касты, принявшие высокомерную позу, завернутые в прозрачные короткие сорочки, их безупречные лица сопровождались безупречными гениталиями.

Бэрронс, Лор, Риодан и я, заняли место у западной стены, поближе к двери.

Ровена посмотрела на пятерых шотландцев выстроившихся плечом к плечу как соколы защиты.

— Вы знаете, как запечатать ее снова, не так ли? — спросила она.

Источая различные степени враждебности, они пристально смотрели на нее.

Келтары были не из тех мужчин, которыми могла командовать женщина, особенно такая старуха как Ровена, которая даже не потрудилась проявить частичку тактичности или очарования, после того, как ее провели с завязанными глазами в одну из стеклянных комнат на верхнем этаже Честера.

«Извращение и упадок», — она огрызалась с тех пор, как они сняли с нее повязку, «Вы миритесь с этим… этим… развратом? Плоть человеческая и Фейри смешиваются в этом месте. Ох, и вы будете проклятьем человеческой расы!» — Шипела она на Риодана.

«К черту человеческую расу. Вы не моя проблема».

Я почти смеялась над выражением ее лица, но сейчас мне было не до смеха. Она пыталась выставить меня из ритуала. Действуя, как будто я была отверженной, которую нельзя было даже пускать в эту комнату, где состоялась встреча.

— Ох, ну конечно же, мы знаем, — сказал Драстен, Келтар, который должен будет поднять Синсар Дабх и отнести ее в аббатство.

По словам его брата, он был сожжен на костре рода, и у него было нетленное сердце. Я не верила этому ни минуты. Ни у кого не было нетленного сердца. У нас у всех есть свои слабости. Но я должна признать, что человек, который смотрел такими серебристыми глазами, источал какое-то… спокойствие, полностью противоречащее его внешности. Он выглядел, как человек, которому было бы комфортно в прошлые века, топая по нагорью с дубиной в одной руке и мечом в другой. Все они, исключая Кристофера, который сильно напоминал Драстена, были без следов повторения ген. Но Драстен был в настоящем. У него была собственная манера речи и голос, который был глубоким и очень властным, но нежным. Он говорил более мягко, чем другие Келтары, но он был единственным кого, как я выяснила для себя, к которому я пыталась сильнее прислушиваться, когда они все говорили одновременно, что случалось почти все время.

Я посмотрела на Кристиана и слегка улыбнулась ему, но выражение его лица оставалось ледяным.

Только вчера вечером В’Лейн и Келтары успешно снова подсоединили дольмен на ЛаРу 1247 к тюрьме Невидимых, и штурмовали крепость Короля, чтобы вернуть его оттуда. Прошло всего шестнадцать часов с момента как его вытащили, но он выглядел ненамного лучше, чем когда был в Зазеркалье.

Он больше не привлекал внимание мрамором кобальтом и черным янтарем, но на нем… это не имело никакого смысла, остался отпечаток этих цветов. И если смотреть прямо на его волосы, я могла бы выделить нити меди и даже намек или два на солнечно-сверкающее золото в темном хвосте, но если я смотрела краем глаза, волосы выглядели черными и длиннее, чем были. Его губы были розовые и крайне привлекательные, пока я не повернусь. Тогда на момент, я клянусь, они казались синими, холодными и слегка замороженными. Его кожа золотая, гладкая и осязаемая, но если я посмотрю внимательно, она светится, будто подсвечена льдом.

Его глаза тоже изменились. Экстраординарный детектор лжи, сейчас казалось, смотрел прямо сквозь всех вокруг себя. Как будто он видел мир совсем другим, а не таким как видели его остальные из нас.

Его отец Кристофер изучал его, когда думал что Кристиан не обращает внимания. Кто-то должен сказать ему, что нет такого времени, когда его сын не обращает внимание. Кристиан казалось, отвлекался в какие-то моменты, но если посмотреть прямо ему в глаза, то можно увидеть что он был даже более чем сосредоточен на своем окружении — так сосредоточен, что он замирал и отсутствовал, как будто что-то слышал изнутри, и это требовало абсолютной концентрации.

— Лжешь, — сказал он теперь.

Драстен нахмурился на Кристиана: — Я тебе говорил, чтобы ты сначала думал, прежде чем открывать свой поганый рот.

— Он больше не будет не для кого держать свой рот закрытым, — отрезал Кристиан.

— Что значит — ложь? — потребовала Ровена.

— Они не знают наверняка, что их песнопение сработает. Старые тексты в башне Сильвана испортились, и не осталось иного выбора, как импровизировать.

— И мы чертовски хороши для этого. Мы вытащили тебя, не так ли? — зарычал Кейон.

— Это его гребаная ошибка, из-за которой я очутился там, — Кристиан повернул голову к Бэрронсу.

— Я даже не знаю, почему он здесь.

— Он здесь, — прохладно сказал Бэрронс, — Потому что у него есть три камня, необходимые для того, что бы загнать Книгу в угол.

— Отдай их и вали на хрен.

— Это не моя вина, что ты превращаешься в Фейри.

В’лейн натянуто поправил: — Эльфа. Не Фейри.

— Ты знал, что мои татуировки были недостаточной защитой…

— Я не твоя нянька…

Кристофер зашипел: — Ты должен был его проверить…

— Ради пресвятой Марии, — рявкнула Ровена, — Мне надоели варвары и дураки!

— … и это не моя работа делать тебе татуировки. Упаковывай свой собственный гребаный парашют сам. И в мою работу даже не входило пытаться удерживать…

Драстен мягко сказал: — Мы должны были проверить его…

Дэйгис прорычал: — Нет, от твоих действий никакой чертовой пользы, из того, что ты сделал…

— Ты не попытался вытащить меня из Зазеркалья. Ты вообще рассказал кому-нибудь, что я там?

— … все равно уже слишком поздно, — сказал Драстен, — и произошедшее нельзя отменить…

— … для человеческой расы, несмотря на то, что ты ее часть, — закончил Дэйгис.

— … стены. И от моих действий была эта чертова польза, ты не знаешь, как выразить мне эту чертову благодарность и во мне нет и кусочка из того генофонда от которого произошел ты Горец.

— Ох, заткнитесь все, — раздраженно сказала я. — Вы можете разобраться позже. Прямо сейчас у нас есть работа, — я обратилась к Келтарам: — Вы уверены в тех частях, где сымпровизировали?

Мгновение никто ничего не говорил, когда они закончили сражение в тишине взглядами и бессловесными угрозами.

— Так уверены как могли бы быть, — сказал наконец Дэйгис, — Мы не новички в этом. Мы были друидами королевы еще до того, как обсуждался договор. Мы сидели с ними в те Старые Дни, когда большой холм Тары еще и не построили, и изучали их пути. Плюс в нашем распоряжении есть несколько других… тайных знаний.

— И все мы знаем, как хорошо это обернулось для вас в прошлый раз, — мягко сказал Бэрронс.

— Может ты и не помогал, а препятствовал, Старейший, — зарычал Дэйгис, — Это могло быть в твоей повестке дня, не так ли?

— Прекратите вы все! — сорвалась Ровена.

Напряженность нарастала.

— Бэрронс и его люди разместят три камня, — я пыталась направить разговор в нужное русло.

— Он отдаст их моим ши-видящим, — строго сказала Ровена. — Мы сами разместим камни.

Бэрронс одарил ее недоверчивым взглядом из-под тонкой арки бровей.

— В чьей чертовой реальности, вы думаете, это будет происходить?

— А тебя это вообще не касается.

— Старая женщина, вы не нравитесь мне, — холодно сказал Бэрронс. — Будьте внимательны со мной. Будьте очень, очень осторожны.

Ровена закрыла рот, взгромоздила на нос свои очки и поджала губы.

Я посмотрела на В’Лейна.

— Ты принес четвертый камень?

Он посмотрел на Бэрронса: — А он принес свои три?

Бэрронс оскалился на В’Лейна.

В’Лейн зашипел.

Келтар зарычал.

И так все время.

Сорок пять минут спустя, когда все мы вышли из комнаты, две стены рухнули и треснул пол.

Но мы утвердили детали нашего плана.

Я полечу на Охотнике над городом, найду Синсар Дабх и передам по рации ее местонахождение.

Бэрронс, Лор, Риодан, и В’Лейн окружают ее с четырьмя камнями, пока Келтары произносят связывающее заклинание, чтобы запечатать ее так, чтобы можно было переместить.

Драстен забирает ее.

Бэрронс, Ровена, Драстен, В’Лейн и я хотели вместе поехать в аббатство на Хаммере Бэрронса (потому что никто не доверял В’Лейну или любому другому Эльфу просеяться туда с Книгой и ждать, пока прибудут остальные).

Ровена опустит защиту, чтобы все мы, кто был в этой комнате сегодня, смогли войти в подземный склеп, который был создан эоны лет назад, чтобы хранить Синсар Дабх.

Дэйгис закончит связывающее заклинание, которое запечатает ее страницы и — в зависимости от их знаний — повернет ключ в замке, который заставит ее замолчать в вакууме вечного сознания, теперь уже навсегда. «Адская вещь, чтобы быть уверенным», — сказал он мрачно.

И казалось, он еще что-то знал об этом.

«Нет причин, чтобы она находилась там», — Ровена продолжала протестовать, буравя меня глазами, пока они снова завязывали глаза ей и ее ши-видящим. Риодан не хотел, чтобы они видели его клуб или знали обратный путь в него.

«И у тебя нет причин быть там, старуха», — сказал Бэрронс. — «Как только ты опустишь защиту мы в тебе не нуждаемся».

«В тебе также нет необходимости».

«Ты думаешь, что только Дэйгис и Драстен должны войти с Книгой?», — Сказала я едко.

Она кипятилась весь путь.

Выйдя, я попала в облачный день и вздрогнула. Все следы весны исчезли. День был снова темными сумерками, с тяжелым дождем. Завтра вечером мы встретимся на перекрестке О’Коннел и Бикон.

И, если повезет, к рассвету следующего дня мир будет более безопасным местом.

В то же время я была в отчаянии от некоторого бездействия всех мужчин в моей жизни. Мне нужен был девичник и удобства нормальной жизни.

Я обратилась к В’Лейну коснувшись его руки.

— Ты можешь для меня найти Дэни и попросить ее приехать в книжный магазин сегодня в восемь?

— Твое желание для меня закон, МакКайла, — он улыбнулся, — Мы проведем завтрашний день вдвоем на пляже?

Бэрронс зашевелился рядом со мной.

— Завтра она занята.

— Ты завтра занята, МакКайла?

— Она работает со мной над старыми текстами.

В’Лейн одарил меня жалостным взглядом.

— Ах. Старые тексты. Образцовый день в книжном магазине.

— Мы переводим Кама Сутру, — сказал Бэрронс, — с наглядными пособиями.

Я чуть не задохнулась.

— Ты никогда не бываешь в магазине днем.

— Почему это? — В’Лейн был сама наивность.

— Я буду рядом завтра, — сказал Бэрронс.

— Весь день? — спросила я.

— Весь день.

— Она будет голой на пляже вместе со мной.

— Она никогда не была с тобой голой в постели. Когда она кончает, то рычит.

— Я знаю, что она делает, когда кончает. У нее были множественные оргазмы, когда я целовал ее.

— У нее были множественные оргазмы, когда я трахал ее. Месяцами Фейри.

— Ты все еще трахаешь ее? — промурлыкал В’Лейн, — Если да, то ты не достаточно ее отметил, потому что она не пахнет тобой. Она начинает пахнуть, как я. Как Эльф.

— Невероятно, — я слышала, как позади меня бормотал Кристиан.

— Она нагибает их обоих? — я слышала, как спросил Драстен.

— И они позволяют это? — в голосе Дэйгиса звучало недоумение.

Я посмотрела между В’Лейном и Бэрронсом.

— Это не обо мне.

— Вы заблуждаетесь. — Бэрронс сунул руку в карман и вытащил мобильный телефон. — Вы знаете, как меня найти, если захотите. — Он шел прочь.

— Больше никаких забавных сокращений, да?

Он исчез.

— И также ты знаешь, как меня найти, Принцесса. — В’Лейн повернул меня к себе и своим ртом накрыл мой.

— Мак, что это ты, черт подери, делаешь? — запротестовал Кристиан.

Я споткнулась, когда В’Лейн отпустил меня. Его спиральное имя вновь было на моем языке.

— Знаете что? — сказала я раздраженно, — Вы все, не лезьте в мои дела. Я не обязана отвечать ни одному из вас.

Определенно, в моей жизни было слишком много тестостерона.

Мне необходим девичник.

Я НЕ ЗЛО.

Тогда почему ты все разрушаешь?

ОЧИЩАЮ.

Ты делаешь ужасные вещи.

РАЗЪЯСНИ.

Ты убиваешь.

ТЕ УБИТЫЕ, СТАНОВЯТСЯ ЧЕМ-ТО ЕЩЕ.

Да — мертвыми! Уничтоженными.

ЗНАЧЕНИЕ РАЗРУШЕНИЯ.

В уничтожении, вреде, разорении, убийствах.

ЗНАЧЕНИЕ СОЗИДАНИЯ.

Чтобы дать начало, сформировать что-то из ничего, берут исходный материал и изобретают из него что-то новое.

НЕТ ТАКОЙ ВЕЩИ КАК — «НИЧЕГО». ВСЕ ЧЕМ-ТО ЯВЛЯЕТСЯ.

ОТКУДА ВЗЯЛСЯ ВАШ «ИСХОДНЫЙ МАТЕРИАЛ»? НЕ БЫЛ ЛИ ОН ЧЕМ-ТО ДО ТОГО, КАК ВЫ ЗАСТАВИЛИ ЕГО СТАТЬ ЧЕМ-ТО ЕЩЕ?

Глина — это просто комок грязи, прежде чем художник сформирует ее в красивую вазу.

КОМОК.

КРАСИВОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ.

СУБЪЕКТИВНОЕ.

ГЛИНА ТОЖЕ ЧЕМ-ТО ЯВЛЯЕТСЯ.

ВОЗМОЖНО, ТЫ БЫЛА ОЧАРОВАНА ЭТИМ, ТАК ЖЕ КАК Я ЛЮДЬМИ, НО ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ОТРИЦАТЬ ТОГО, ЧТО ЭТО БЫЛА НЕОБХОДИМАЯ САМООБОРОНА.

ВЫ РАЗБИВАЕТЕ ЕЕ, РАСТЯГИВАЕТЕ, ФОРМИРУЕТЕ, ОБЖИГАЕТЕ, КРАСИТЕ, И ЗАСТАВЛЯЕТЕ ЕЕ СТАТЬ ЧЕМ-ТО ЕЩЕ.

ВЫ НАВЯЗЫВАЕТЕ ЕЙ СВОЮ ВОЛЮ.

И ТЫ НАЗЫВАЕШЬ ЭТО СОЗИДАНИЕ?

Я БЕРУ БЫТИЕ И СОЗДАЮ, ОПИРАЯСЬ НА МОЛЕКУЛЫ.

РАЗВЕ ЭТО НЕ СОЗИДАНИЕ? БЫЛО ОДНО — А СТАЛО СОВСЕМ ДРУГОЕ.

КОГДА-ТО ЕЛ ОН — СЕЙЧАС ЕДЯТ ЕГО.

РАЗВЕ МОЖЕТ БЫТЬ КАКОЙ-НИБУДЬ АКТ СОЗИДАНИЯ, КОТОРЫЙ СНАЧАЛА НЕ БЫЛ РАЗРУШЕНИЕМ? ПОСЕЛЕНИЯ ПАЛИ.

ГОРОДА РАСТУТ.

ЛЮДИ УМИРАЮТ.

ЖИЗНЬ ВЫТЕКАЕТ ИЗ ПОЧВЫ, В КОТОРОЙ ОНИ ЛЕЖАТ.

РАЗВЕ ПОСЛЕ АКТА РАЗРУШЕНИЯ НЕ ДОЛЖНО ПРОЙТИ ДОСТАТОЧНО ВРЕМЕНИ ДЛЯ АКТА СОЗИДАНИЯ?

— РАЗГОВОР С СИНСАР ДАБХ

Глава 36

— С днем рождения! — Я воскликнула, открывая входную дверь КиСБ. Когда Дэни вошла внутрь, я прицепила ей на голову колпак, щелкнув резинкой под ее подбородок, и вручила праздничную дуделку.

— Ты че шутишь, Мак. Это было несколько месяцев назад. — Она выглядела растерянной, но я видела блеск в ее глазах. — В’Лейн сказал, что ты хочешь меня. Обалденно, чувиха — Принц Эльфов пришел взглянуть на Мегу! В чем дело? Не видела тебя некоторое время.

Я повела ее к центру вечеринки в задней части книжного магазина, огонь сверкал, музыка играла и я сдернула бумагу, прикрывающую стол.

Ее глаза расширились.

— Это все для меня? У меня никогда не было вечеринки.

— У нас есть чипсы, пицца, торт, печенье, конфеты, и всякие вкусности — тройная шоколадная помадка, шоколадный мусс или шоколадная стружка. Мы как абсолютные домоседки будем открывать подарки, есть, и смотреть фильмы.

— Как ты и Алина привыкли делать?

— Именно так. — Я обняла ее за плечи. — Но сначала давай. Садись, устраивайся тут.

Я поторопилась назад в переднюю часть магазина, вытащила торт из холодильника, воткнула в него четырнадцать свечек, и зажгла их.

Я гордилась сделанным тортом. Я столько времени потратила, обливая его полностью глазурью, расписывая завитками, а затем украшая его стружкой из горького шоколада.

— Ты должна загадать желание и задуть свечки, — я поставила торт на журнальный столик перед нею.

Она смерила торт подозрительным взглядом и в этот момент, я взмолилась «Пожалуйста, только не размажь его о потолок», я потратила на него весь день и только с третьей попытки, мне это наконец-то удалось.

Она посмотрела на меня прищурив глаза и состроила гримасу яростной решимости.

— Ты только не убивайся, милая. Это всего лишь желание, — поддразнила я.

Но она желала, так же как и делала все остальное: на все сто пятьдесят процентов. Она стояла на месте так долго, что я начала подозревать, что она была как адвокат, который только и ищет лишнего повода для протеста.

Потом ее глаза резко открылись и она ослепила меня дерзкой улыбкой. Она чуть не сдула всю глазурь с торта.

— Это означает, что оно сбудется, правда? Потому что я задула их?

— У тебя разве прежде не было торта ко дню рождения, Дэни?

Она помотала головой.

— Отныне с этого дня каждый год будет по крайней мере один торт ко дню рождения Дэни Меги О’Мэлли, — торжественно объявила я.

Она сияла, разрезая торт, и бухнула два огромных куска на тарелки. Я добавила печенья и горсть конфет.

— Чувиха, — счастливо сказала она, облизывая нож, — что мы собираемся смотреть сначала?

С тех пор как я приехала в Дублин, было не много моментов в моей жизни, когда можно было сесть, расслабиться, и забыть обо всем.

Сегодня был один из них. Это блаженство. На один украденный вечер, я снова была Мак. Поедая вкусную пищу, наслаждаясь хорошей компанией, и делая вид, что у меня нет никаких забот в мире. Одна вещь я поняла: чем труднее ваша жизнь, тем мягче надо быть с собой, и тогда, наконец наступит какое-то время отдыха, или ты не сможешь быть сильной когда понадобится.

Мы смотрели черную комедию и смеялись до наших петуний, пока я покрывала ее короткие ногти черным лаком.

— Что это? — спросила я, заметив ее браслет.

Ее щеки покраснели.

— Ничего. Танцор дал это мне.

— Кто такой Танцор? У тебя есть парень?

Она сморщила нос: — Не похоже на это.

— А на что похоже?

— Танцор клевый, но он не … у него есть … мы просто друзья.

Да, верно. Мега покраснела. Танцор был больше чем друг.

— Как ты познакомилась с ним?

Она неловко заёрзала.

— Мы будем смотреть кино или трепаться как бабы?

Я подняла пульт и нажала кнопку паузы.

— Сестры, не бабы. Расскажи, Дэни. Кто такой Танцор?

— Ты никогда ничего не рассказываешь мне о своей сексуальной жизни, — раздраженно сказала она.

— Держу пари ты и Алина говорили о сексе все время.

Я встревожено села прямо.

— У тебя есть половая жизнь?

— Нет, подруга. Я еще не готова. Так, только языком чешу. Если хочешь поговорить как сестры, тогда ты должна сделать что-то большее, чем просто прочитать мне нотацию.

Я снова вздохнула. Она была просто вынуждена так быстро повзрослеть. Мне бы очень хотелось, чтобы хоть одна сторона ее жизни, раскрывалась не спешно — с розами и романами. А не в спешке в салоне Камаро, увлеченной на заднее сидение парнем, который накинется на нее сверху и которого она едва знает, чтобы это запомнилось ей на всю оставшуюся жизнь, — Помнишь, когда я сказала, что мы затянули с одним разговором?

— А вот собственно и нотация, — пробормотала она, — Чувиха, открой уши, они не рассказали нам важные вещи о пророчестве. Многое упустили.

Она это выплеснула на меня совершенно неожиданно, сбив меня с толку окончательно, но такого эффекта, собственно говоря она и ожидала.

— И ты только сейчас мне об этом рассказываешь?

Она выпятила свою губу: — Я то, как раз нашла для этого время. Это ты хотела поговорить, о каких-то глупых вещах, в то время, когда я пытаюсь быть профессионалом. Я сама это слышала. Почти не околачиваясь вокруг аббатства. Давненько оттуда съехав.

Я предполагала она вернулась обратно. Однажды я перестану строить предположения.

— Где ты остановилась? С Джейном в Дублинском замке?

Она скрестила руки на груди, гордясь собой.

— Я там появляюсь, чтобы убивать чертовых Эльфов, когда они поймают их, но у меня своя собственная берлога. Я называю ее Каза Мега.

Дэни жила самостоятельно? И у нее был парень?

— Тебе же только четырнадцать, — я была в ужасе. Про парня еще было ничего — ладно может, в зависимости от того, что он из себя представлял, сколько лет ему было, и если он подходил ей — но жить самостоятельно это необходимо было изменить и быстро.

— Я знаю. Давно пора, да? — Она ухмыльнулась, как сорванец. — Использую разные рожи для разных настроений, но все они для того чтобы кого-нибудь словить. Хоть поймать крутой байк. — Она тряхнула пальцами, — Пяти-пальцевая скидка. Я создана для этого мира.

Кто позаботится о ней, если она заболеет гриппом? Кто поговорит с ней о необходимости предохраняться и о венерических заболеваниях? Кто перевяжет ее порезы и царапины и убедится, что она правильно питается?

— Насчет пророчества, Мак. Там есть другая часть, о которой они нам не сказали.

Я отложила родительский допрос на время. — Откуда ты это узнала?

— Джо сказала мне.

— Я думала, что Джо предана Ровене.

— Думаю, Джо движется другим путем. Она член Хевена Ровены, но не думаю, что ей нравятся её запреты. Говорила, что Ро не позволяет рассказывать тебе всю правду и поэтому они держали это от меня в секрете, не доверяя мне. Думали, что я расскажу тебе все.

— Так, выкладывай, — я приказала.

— В пророчестве целая куча других моментов, деталей о пиплах и развитий событий, которые могут произойти. В одном сказано, что тот, кто умрет молодым, собирается предать человеческую расу и присоединиться к тем, кто создал Зверя.

Я беспокойно зашевелилась. За тысячу лет до рождения Алины было предсказано, что она присоединится к группе Дэррока?

— Говорится, что тот кто стремиться к смерти, тот кто собирается охотиться за Книгой — это ты, Мак — не человек, а двое из древнего рода не получат и малейшего шанса в трудном устранении нашей проблемы, потому что они не захотят этого делать.

Я открыла рот, чтобы сказать, но ничего не вышло.

— Говорят, шанс, что это сработает, составляет процентов двадцать, и если не сработает, шансы второго пророчества около двух процентов.

— Кто пишет пророчества с такими никудышными шансами на исполнение? — Сказала я раздраженно.

Она выпалила: — Чувиха, я сказала тоже самое!

— Почему они не рассказали мне? От них прозвучало, что будто я практически играю малую роль. — Хотелось бы, чтобы это было именно так. У меня и так было более чем достаточно проблем, с которыми нужно было разобраться.

Дэни пожала плечами.

— Это все Ро, никогда не говорила нам, что мы могли быть кастой Невидиых. Сказала, что если бы мы знали, то это могло накликать беду. Я говорю, что ты должна знать, правда же, да? Посмотри в зеркало, встретишься взглядом со своими глазами или отведешь его.

— Что еще? — Потребовала я. — Там было что-то еще?

— Есть такое, другое… под-пророчество. Говориться, что если двое из древнего рода будут убиты, все разыграется по-другому и шансы на успех будут выше. Младшую они уже убили, и этим шанс улучшился.

Холод скользнул вверх по моей спине. Это было жестоко и имело смысл. Кто мог пойти так далеко, чтобы увеличить шансы пророчества в пользу человеческой расы? Я была удивлена, что они не убили меня при рождении. Предполагая, что я была одна из двух.

— Вот я думаю, вот почему возможно, что тебя и Алину отдали. Кто-то не хотел чтобы вас, ребята, убили маленькими детьми, поэтому вас и отослали отсюда.

Конечно. И нам было запрещено возвращаться. Но Алина хотела учиться за границей в Дублине, а папа никогда не мог в чем-нибудь нам отказать.

Всего одно решение, одно крошечное решение, и наш мир, который мы знали прежде, начал разваливаться.

— Что еще? — Настаивала я.

— Джо сказала, что они говорили с Наной за спиной Ро. Старуха была в аббатстве в ночь, когда вышла Книга. Она видела такое. Ши-видящих рвали на куски, рубили на части. Утверждает, что они обнаружили только маленькие кусочки некоторых из них. Других не нашли.

— Нана была там, когда Книга вышла? — она не упоминала ни слова об этом той ночью, когда Кэт и я разговаривали с ней в ее коттедже у моря. Просто, назвав меня Алиной, рассказала нам, что ее внучка Кейли, была лучшим другом Ислы и действующим членом Хевена, и что она чувствовала темное волнение в земле, она рассказывала еще о чем-то незначительном.

Дэни мотнула головой. — Это уже после. Она сказала, что кости рассказали ей, что бессмертная душа ее дочери в опасности.

— Скорее всего, ты имеешь ввиду ее внучку, Кейли.

— Я имею ввиду ее дочь, — глаза Дэни заблестели, — Ро.

Мой рот беззвучно сформировался в букву «О». — Ровена дочь Наны? — Наконец оправилась я. Ровена была матерью Кейли? Сколько же еще Нана О’Райлли не потрудилась мне рассказать?

— Старуха презирает ее. И ей на нее плевать. Кэт и Джо обыскали коттедж Наны, пока она спала и нашли ее вещи — фото и детские вещи и прочее. Нана считает, Ро замешана в том, что Книга сбежала. Сказала, что Кейли рассказала ей, что они создали копию мини-Хевена, о котором Ро никогда не знала, с лидером, которая даже не жила в аббатстве. Ее звали Тэсси, Тэлли или что-то такое забавное. На случай, если что-то случится с членами Хевена, которые жили в аббатстве.

Моя голова кружилась. Они держали меня совершенно вне темы. Если бы я отложила празднование дня рождения Дэни, я никогда не узнала бы ничего из этого. Здесь была таинственная Тэлли, которую упоминали и Бэрронс и мой отец! Она была лидером тайного Хевена. Она помогла моей матери бежать. Мне нужно найти ее.

«Вы уже знаете местоположение Телли?» — Я вспомнила, как говорил Бэрронс. — «Нет? Бросьте больше людей на это».

Похоже, Бэрронс снова обошел меня и уже послал своих людей охотится на нее. Почему? Как он узнал об этой женщине? Что еще он знал, о чем не говорил мне.

— И?

— Говорили твоя ма… ладно, предположим ты не человек поэтому, я думаю, она не твоя мама — Исла выжила. Нана видела ее отьезд той ночью. И ты никогда не поверишь с кем!

Я даже себе не верила, произнеся. Ровена. И старая сука, возможно убила ее. Была ли она моей мамой или нет, я все еще чувствовала привязанность к ней, ее зашиту.

— Ну давай, ты должна угадать! — она стала размытой по краям от волнения.

— Ровена, — сказала я решительно.

— Попробуй угадать снова, — сказала она, — Это поджарит твой мозг. Нана никогда бы не узнала, если бы ты не зашла бы к ней с ним. Да, она не называет его — он, она называет его — оно.

Я уставилась на нее и потребовала: — Кто?

— Видишь ли, Исла уехала в машине с кем-то, кого она называет Проклятым. Чувак, что уехал двадцать с чем-то лет назад с единственным выжившим членом Хейвена из аббатства, был Бэрронс.

* * *

Я была так взвинчена после всего, что мне рассказала Дэни, что я была не в состоянии делать что-то такое апатичное, как свернуться на диване и смотреть кино. Плюс к этому у меня в крови было так много сахара, что я почти вибрировала как Дэни.

После того, как она бросила бомбу о Бэрронсе, она уставилась в кино и снова начала трескать. Неунывающий ребенок.

Я сидела и смотрела на экран, не видя ничего.

Почему Бэрронс скрывает от меня, что он был в аббатстве двадцать с лишним лет назад, когда бежала Книга? Зачем скрывает от меня, что он знал Ислу О’Коннор, мать моей сестры? Я могу отказаться от матери, которой я никогда не знала, но я не могу отказаться от своей сестры. Была она моей или нет, не важно, я так думала, и точка. Конец.

Я вспомнила, как я спустилась по лестнице, улавливая его разговор по телефону с Риоданом, слышала, как он сказал, — «после того, что я узнал о ней той ночью». Он ссылался на ту ночь, когда мы ездили в коттедж? Был ли он удивлен так, как была удивлена я, услышав, что Нана рассказывает мне о том, что женщина, которую он увез из аббатства два десятилетия назад, предположительно была моей матерью?

Отвез ли он ее к той женщине Тэлли, которая потом помогла мне и Алине найти приемных родителей в Америке? Если Исла покинула аббатство живой, то почему, как и когда она умерла? Она отправила нас вместе с Тэлли или женщины договорились обо всем заранее, чтобы выслать детей, если что нибудь случится с ней? Какую роль Бэрронс играл во всем этом? И не он ли убил Ислу?

Я беспокойно пошевелилась. Он видел торт. Он знал, что я планирую вечеринку на День рождения. Он ненавидел Дни рождения. Не в его привычке было показаться сюда этой ночью.

Я отщипнула от куска шоколадного мусса глазурь. Осмотрела книжный магазин. Я поразмышляла о росписи на потолке и повозилась с кашемировым покрывалом. Потом собрала крошки с угла дивана и выровняла их на тарелке.

Ровена — дочь Наны. Исла и Кейли практически выросли вместе. Исла была Хозяйкой Хевена. Они сочли необходимым формировать Хейвен за спиной Ро. С той, которая даже не жила в аббатстве. Исла бежала — открыто, а загадочная Тэлли — тайно. Все эти годы моя мама-Исла-была виновна в побеге Книги, а теперь это выглядело так, словно за этими вещами стояла Ровена.

Она позволила нам взять всю вину на себя: сперва Исле, потом Алине, а затем мне.

… двое из древнего рода не получат и малейшего шанса в тяжком устранении нашей проблемы, потому что они не захотят этого делать.

Я вздохнула. Когда я подслушала своих маму и папу в Эшфорде той ночью, говорящих, что я могу обречь мир, я чувствовала себя приговоренной. Когда Кэт и Джо показали мне пророчество которое, как теперь я знала, было сокращенной версией, я почувствовала себя оправданной.

Сейчас я вернулась к ощущению, что я приговорена обречь мир. Это было намного большее, чем небольшое волнение — слыша, что если моя сестра и я были бы убиты, то это будет самое лучшее для человеческой расы.

Если бы Алина была жива, выбрала бы она Дэррока? В порыве горя я хотела разрушить этот мир для создания нового, с Бэрронсом в нем. Были ли мы обе безнадежно испорчены? Вместо этого были незаконно вывезены из страны для нашего же блага, мы были сосланы ради мира? Это потому парень с мечтательными глазами дал мне карту «МИР»? Чтобы предупредить меня, что я собираюсь разрушить его, если не буду осторожной? Что мне следует взглянуть на нее, смотреть на нее, выбрать ее? Кто он такой, наконец?

Когда я приехала в Дублин и начала узнавать себя, я чуствовала себя героем поневоле, ищущим эпического путешествия.

Сейчас я только надеялась, в конце не слишком сильно облажаюсь. Серьезные проблемы требуют серьезных решений. Как я могу доверять своему собственному мнению, когда я даже не была уверена, кто я?

Я скрестила ноги. Вытянула их. Провела рукой по волосам.

— Чувиха, ты смотришь или делаешь гимнастику на диване? — пожаловалась Дэни.

Я одарила ее решительным взглядом.

— Хочешь пойти и убить что-нибудь?

Она засияла. Шоколадное мороженое осталось на ее усах.

— Подруга, думала ты никогда уже не предложишь!

* * *

Каждый раз, когда Дэни и я сражались спина к спине, был золотым воспоминанием, которое я прятала в альбоме своей памяти.

Я не могу избежать этих мыслей: на что были бы похожи эти события, если бы Алина доверилась мне, и у нас была бы возможность сражаться вместе. Знание, что у тебя есть кто-то, прикрывающий твою спину, что вы — команда, что вы никогда не оставите друг друга, что вы вырвете друг друга из вражеских лагерей — одно из самых великих чувств в мире. Знание, что независимо от того, как ужасна беда, в которую ты вовлек себя, этот человек придет за тобой и пойдет дальше с тобой — это любовь. Интересно, Алина и я были слабы, потому что мы позволили нам отдалиться, разделенные океаном. Интересно, была бы она жива, если бы мы остались вместе.

Возможно я никогда не узнаю, откуда я появилась, но я могу выбрать свою семью здесь, и Дэни неотъемлемая ее часть. Джек и Рейни полюбят ее, когда наконец встретятся с ней.

Мы ворвались на очищанные дождем улицы, с удвоенной силой убивая Невидимых. С каждым наносимым ударом я становилась более убежденной, что я не была Королем. Я почувствовала бы что-нибудь, если бы была: раскаяние, чувство вины, что-нибудь. Король не желал отказываться от своих детей тьмы. Я не чувствовала ни гордости создания, ни ошибочной любви. Я не чувствовала ничего, кроме удовлетворения от прекращения их бессмертного, паразитного существования и спасения человеческих жизней.

Мы столкнулись с Джейном и Защитниками и помогли им в трудном положении с парой просеиваищихся Эльфов. Мы видели Лора и Фэйда на разведке. Я думала, что видела Келтара на крыше, но он испарился так быстро, что остались только впечатления от гладких татуированных мышц в темноте.

К рассвету мы оказали слишком близко к Честеру и я решила, что мы, вероятно, должны остановиться на сегодня. Я, наконец, достаточно устала, чтобы заснуть, и я хотела быть на высоте, чтобы отследить Синсар Дабх.

Сегодня это могло бы закончиться. Сегодня мы могли бы изолировать Книгу навсегда. Затем я хотела бы собрать кусочки моей жизни и начать восстанавливать ее, начав с моих родителей. Я хотела бы продолжить свою миссию и выяснить, кто убил Алину и кем я была, и как только Книга будет снова заперта, я, наконец-то, смогу вздохнуть свободно. Это займет намного больше времени, как и сегодня для меня, время, чтобы жить… и любить.

— Давай вернемся в книжный магазин, Дэни.

Сдавленный звук был единственным ответом.

Я развернулась и хрипло вдохнула. Я не думала. Я немедленно сделала выпад и ударила ладонями, обнуляя суку.

Серая Женщина застыла, но я опоздала.

Я в ужасе смотрела. В то время как я блуждала в своих мыслях, покрытая язвами, всасывающая красоту Серая Женщина просеялась в ничего не подозревающую Дэни, схватила и начала пожирать ее. Прямо позади меня, и я даже ничего не заметила!

Все о чем я могла думать — это же для нее нехарактерно — Серая Дама пожирает мужчин!

Дэни пыталась избавиться от нее, но не могла.

— Чувиха, насколько я плоха?

Я смотрела прямо на нее, я почти потеряла ее. Плохо. Я разрывалась. Этого не произойдет. Это невозможно. Я не могла этого допустить. Я не могла лишиться Дэни. Я почувствовала, как что-то дикое и темное зашевелилось внутри меня.

— А, подруга, убери ее от меня! — кричала она.

Я пыталась. Я не могла. Дэни пыталась тоже, руки Серой Дамы созданы для постоянного высасывания, сливаясь со своей жертвой, пока она не решала отпустить ее. Я продолжала бить ее ладонями, чтобы держать ее застывшей, управляя постоянным эффектом Нуля, пытаясь разобраться в своих мыслях и понять, что делать. Я продолжала кидать на Дэни косые взгляды. То, что осталось от ее волос, которые больше не были темно-рыжими. Показались большие лысины, и раны сформировались на ее голове. Ее глаза ввалились в бескровное лицо. Она была покрыта язвами и выглядела так, будто потеряла пятьдесят фунтов.

— Следовало догадаться, — сказала Дэни жалко. — Она зависает здесь. Ей нравится Честер. Я охотилась на нее. Думаю, она знала это. Ой! — Она задела ее рот.

Ее губы потрескались, кровоточили. Это выглядело так, словно ее зубы начали выпадать.

Слезы жгли мои глаза. Я била ладонями застывшую Серую Женщину.

— Отпусти ее, отпусти ее! — кричала я.

— Слишком поздно, Мак. Не так ли? Я вижу это по-твоим глазам.

— Никогда не поздно. — Я вытащила свое копье и прижала его к горлу Серой Женщины.

— Делай то, что я говорю, Дэни. Не двигайся. Просто позволь мне справиться с этим. Я собираюсь разморозить ее.

— Она прикончит меня!

— Нет, не прикончит. Доверься мне. Держись.

Я закрыла глаза и открыла разум. Я стояла на черном пляже и смотрела на темные воды. В глубине что-то зашевелилось, прошептало, любезно приветствуя, здороваясь со мной. «Скучало по тебе, — сказало оно. Возьми их, они — всё, что тебе нужно. Но возвращайся скорее, здесь есть еще много всего». Я знала это. Я могла чувствовать это. Озеро было похоже на запертый ящик, в котором я держала мысли, с которыми не могла смело столкнуться. Цепи были сломаны, крышка поднята. Руны, которые я собрала, просачивались из трещин. Но однажды я открою это темное место силы и взгляну глубже. Я зачерпнула темно-красные руны из черных вод. Я открыла глаза и приложила одну руку к кровоточящей щеке Серой Дамы, а другую — к ее прокаженной груди.

Я ждала.

В момент, когда она разморозилась, она попыталась просеяться, но, как мое темное озеро и обещало, руны помещали ей. Чем больше она сопротивлялась, тем ярче они пульсировали. Я поняла, что это были части Песни Творения. Бэрронс сказал мне, что они добавляют прочности тюремным стенам. Чем более могущественный Эльф пытается пробиться, тем устойчивее становятся стены.

Она далеко отодвинулась от Дэни и пыталась оторвать руны от своей кожи, крича. Они, кажется, горели. Хорошо.

Дэни припала к земле как листок бумаги, тонкая, белая, и ужасно раздавленная.

Я ударила Серую Женщину. Сильно. Снова и снова.

— Исправь то, что ты сделала…

Она повернулась и зашипела на меня.

Я подняла кулак, руны капали кровью, и кинула в нее.

Она закричала.

— Я сказала, верни ее!

— Это невозможно.

— Я не верю тебе. Ты высосала это. И ты можешь отдать это. А если нет, я заманю тебя в ловушку, твоей же собственной прокаженной кожи и буду мучить вечность. Думаешь, что голодна теперь? Ты понятия не имеешь, что такое голод. Я покажу тебе боль. Я буду держать тебя в коробке и сделаю это своей главной заботой в жизни…

Рыча от боли и гнева, она повернулась и сжала кровоточащими руками лицо Дэни.

— Беспрепятственный проход! — Кровавый плевок слетел с ее губ.

— Что?

— Ты не убьешь меня, если я сделаю это. Ты и я — как вы говорите — ослабим напряжение. Мы будем товарищами. Ты будешь должна мне.

— Я сохраню тебе жизнь. Это — все, что ты получишь.

— Я могу взять ее жизнь прежде, чем ты сможешь забрать мою.

— К черту эту болтовню, — кричала Дэни, — Убей суку. Ты ничего не должна ей, Мак.

Меня что-то беспокоило. Это было похоже на личную месть.

— Ты не убиваешь женщин. Зачем ты пришла за Дэни?

— Ты убила моего партнера! — зарычала она.

— Серого Человека?

— Он был единственным другом. Сейчас я делаю тебе больно. Получила от меня!

— Верни обратно то, что ты забрала. Сделай ее такой, какой она была раньше, и я сниму руны. Иначе, я покрою ими всю твою кожу.

Она корчилась на тротуаре.

— На счет «три», сука. Один, два…

Она подняла тонкую, покрытую присосками, кровоточащую руку. — Заключи со мной сделку. Беспрепятственный проход или она умрет. — Она жестоко засмеялась. — Мы были разделены, когда бежали. Мы собирались охотиться вместе, питаться вместе. Кто знает? В этом мире, возможно, мы могли бы стать молодыми. Я никогда не видела его живым снова. — Ее губы изогнулись. — Выбирай. Ты утомила меня.

— К черту ее, — Дэни злилась.

— Я хочу больше, чем ее жизнь. Ты никогда не будешь вредить любому из моих. Я не буду тратить свое дыхание, чтобы объяснить тебе, кто они — мои. Если ты думаешь, что есть даже незначительная возможность того, что я могу знать человека, которым ты хотела бы питаться, не надо, или наше перемирие заканчивается. Поняла?

— Ни ты, ни любой, кого ты считаешь своим, никогда не будет охотиться на меня. Поняла?

— Ты не оставишь и следа от своего противного прикосновения к ней.

— Ты предоставишь мне в распоряжение один день.

— По рукам.

— Нет, Мак! — завопила Дэни.

Я прижала свою ладонь к руке Серой Дамы. Я почувствовала укол присосавшегося рта, он пустил мне кровь, и мы заключили сделку.

— Исправь ее, — сказала я. — Сейчас же.

* * *

— Не могу, черт возьми поверить, что ты сделала это, — пробормотала Дэни в десятый раз.

Ее щеки порозовели, глаза заблестели, а вьющиеся каштановые волосы, стали более блестящими, чем когда-либо. Она даже стала выглядеть более пухленькой, как будто у нее появился второй слой или два из калогена под ее кожей.

— Думаю, что она вернула тебе с лихвой, Дэни, — усмехнулась я. Но я не была на сто процентов уверена в том, что конкретно сделала Серая Женщина. Дени вся светилась, ее кожа мерцала изнутри, глаза были настолько зелеными, что они гипнотизировали. Рубиновые губы приобрели соблазнительную форму.

— Думаю, что мои сиськи стали даже больше, — сказала она с ухмылкой. После чего посерьезнела. — Ты должна была позволить ей убить меня, и ты это знаешь.

— Этого никогда не произойдет, — сказала я.

— Черт! Ты пошла и заключила своего рода сделку с жуткой тварью.

— И сделаю это снова в любой момент. Мы поймем, когда это станет проблемой. Ты жива. Только это имеет значение.

Дэни остается хладнокровной все время. В редких случаях она позволяет увидеть свои чувства, это был один из тех, когда она показала их на лице и позволила увидеть их. У нее целый арсенал сердитых взглядов и недовольных ухмылок, она великолепно справлялась с каждой мелочью, беззаботной усмешкой и самодовольной походкой, известной человечеству, и я подозреваю, что она усовершенствовала Смертельный Взгляд на отлично.

Теперь ее лицо было обнажено и широко открыто. Неподдельное обожание светилось в ее глазах. — Это самый лучший День Рождения из всех. Никогда еще никто не делал такого для меня, — сказала она с удивлением. — Даже мама… — Она осеклась и сжала губы в тонкую линию.

— Горох в Мега стручке, — сказала я, взъерошив ее кудри, пока мы шагали вниз по переулку за книжным магазином, — Я люблю тебя детка.

Она резко дернулась, но быстро вернула беззаботную усмешку вместо потрясения.

— Чувиха, я даже позволю тебе безнаказанно называть меня деткой. Действительно думаешь, я стала красивее? Не то, чтобы я переживала или скучала, просто я хотела знать, какого рода боль в заднице будет, когда я буду более возбужденой, чем раньше, и Танцор получает хорошие…

— Привела наам вкуууусностей, чтобы выпить, быстрееейшая? Послеееедняя была слааааааадкой.

Я повернулась, подняв копье вверх. Они или просеялись или прятались в тени, а мы так радовались нашей победе, что ничего не замечали.

Пара Темных, которых я никогда раньше не видела, стояла у мусорных баков возле задней двери КиСБ. Они были одинаковыми. Каждый с четырьмя руками и четырьмя тонкими, трубчатыми ногами. Три головы на каждого, и десятки ртов на их плоских ужасных лицах, с крошечными острыми, как иглы, зубами. В углах многих ртов были пары множества длинных, тонких зубов, и я знала, правда не знаю откуда, что они использовали их в качестве соломинки.

У моей сестры отсутствовал костный мозг, ее эндокринные железы были высосаны, глаза впавшими, и у нее не было спинномозговой жидкости. Следователь был полностью потеряным.

Я не была. Больше не была.

Я знала, какая каста убила Алину. Что вгрызалось и рвало ее плоть на куски, с медленной тщательностью поглощая ее внутренности, словно деликатес для гурмана.

Я с опозданием поняла то, что они сказали.

«Привела нам вкусностей, чтобы выпить, быстрейшая? Последняя была сладкой».

Я застыла в ужасе. Наверно, это не то, чем кажется. Дэни была быстрейшей. Что — Как — Мой мозг превратился в пыль.

Они смотрели за меня с выражением надежды. — Онна нашша, такк ведь? — шесть ртов говорили как один. — Ты должжжна забрать у нее копьеее для нассс. Ты должна сделать ее беспомощщщной, как ты сделала с другой блондинкой. Оставить на аллее с наммми снова.

Дэни. Я открыла свой рот. Но кажется, не могла произнести ни звука.

Я услышала позади себя удушливый звук. Звук приглушенного рыдания.

— Не уходи, быстрейшшшая! — Шесть ртов вопили, взгляд сосредоточен на чем-то за мной. — Вернись, накорми нассс снова! Мы ооочень голодные!

Я повернулась и уставилась на Дэни.

Ее глаза в ужасе распахнулись на бледном лице. Она отшатнулась от меня.

Если она достанет свой меч, это все упростит.

Она этого не делает.

— Доставай свой меч.

Она замотала головой и сделала еще один шаг назад.

— Доставай свой гребаный меч!

Она закусила губу и снова затрясла головой. — И не подумаю. Хоть я и быстрее. Я не собираюсь тебя убивать.

— Ты убила мою сестру. Почему не меня? — Темное озеро в моей голове начинало кипеть.

— Это не так.

— Ты привела ее к ним.

Ее лицо перекосило от гнева.

— Ты ни хрена не знаешь обо мне, ты тупая чертова дура! Ты ничего не знаешь!

Я услышала позади себя шелест, похожий на звук мокрой кожи и развернулась. Эти уроды, что убили мою сестру, воспользовались тем, что я отвлеклась и удрали.

Никаких шансов. Это то, для чего я живу. Этот момент. Моя месть. Сначала их, а затем ее.

Я наношу удары по ним, крича имя моей сестры.

Я режу, разрываю и рву.

Я начинаю с копья и заканчиваю своими голыми руками.

Я налетаю на эту пару, как звероподобная форма Бэрронса. Моя сестра умерла в переулке с этими монстрами, работающими над ней, и теперь я знаю, что это было не быстро. Я вижу ее, с белеющими от боли губами, она знает, что умрет, царапает на тротуаре подсказку. Надеется, что я приду, боится, что я приду. Считает, я могу преуспеть там, где она не смогла. Боже, я скучаю по ней! Ненависть поглощает меня. Я превратилась в месть, я обнимаю ее, я стала ею.

Когда я закончу, не останется кусков больше, чем с мой кулак.

Я дрожу, задыхаюсь, покрытая частями плоти и серого вещества из их раздробленных черепов.

«Накормите нас снова», — требовали они.

Я согнулась пополам и рухнула на тротуар, меня вырвало. Меня тошнит пока я плачу сухими слезами, затем я плачу до звона в ушах и жжения в глазах.

Мне даже не нужно было оборачиваться, для того, чтобы узнать, что она давно уже пропала из виду.

Я наконец, добилась того, ради чего я приехала в Дублин.

Я узнала, кто убил мою сестру.

Девушка, о которой я стала думать, как о моей сестре.

Я свернулась клубком на холодном тротуаре и закричала.

Глава 37

Выходя из душа, я поймала свое отражение в зеркале.

За все время, что я провела в Дублине, со всеми ужасами, которые я встречала, я никогда не видела такого выражения своего лица.

Я выгляжу потерянной. Я ощущаю себя потерянной. Потеря — это все, что у меня в глазах.

Я приехала сюда отомстить. Положив руки по обе стороны раковины, близко наклонившись к зеркалу, я изучала себя.

Кто здесь, за моим лицом? Король, который не задумывается дважды об убийстве четырнадцатилетней девочки, которую я люблю. Любила. Ненавижу сейчас. Она привела мою сестру на аллею, отдала ее монстрам, котороые убили ее.

Я не могу даже думать о подобных вещах, почему? Это, кажется, не вопрос. Она сделала это. Res ipsa loquitur, как сказал бы папа, факты говорят сами за себя.

У меня нет сил высушить волосы или наложить макияж. Я одеваюсь и медленно спускаюсь вниз, где падаю на диванчик в задней части комнаты, в свинцовом небе грохочет гром. День от дождя такой хмурый, что полдень выглядит как сумерки. Сверкает молния.

Я так много потеряла. И так мало получила.

Я относила Дэни к колонке доходов.

Знание того, кто убил Алину, только возродило боль от ее смерти. Для меня все это стало слишком визуальным. Я говорила себе, что она умерла мгновенно и все, что с ней было сделано, произошло после того, как ее не стало. Теперь я знала больше. Пока они медленно ее опустошали, она лежала и царапала на тротуаре для меня подсказку. Я сидела, мучая себя мыслями о её пытках, как будто это могло чем-то помочь.

Оставшейся торт насмехался надо мной на кофейном столике. Неоткрытые подарки лежали неподалеку. Я пекла торт для убийцы моей сестры. Я упаковывала подарки. Я красила ей ногти. Я сидела и смотрела с ней фильмы. Каким монстром была я? Как я могла быть такой слепой? Были ли какие-нибудь подсказки, которые я не замечала? Могла ли она где-то подскользнуться? То, что она знала об Алине, должно было выдать ее, а я не обратила на это внимание?

Я опустила голову на руки и сжала, потирая виски, теребя волосы.

Страницы из дневника!

— У нее дневник Алины, — скептически произнесла я. Появляющиеся одно время страницы дневника, не имели для меня никакого смысла. Они на самом деле мне ни на что не указывали, и появлялись в самое неожиданное время. Вероятно в те дни, когда Дэни приносила мне почту, все одной кипой. В плотном дорогом конверте, который могла использовать только корпорация Ровены.

Но почему она отдавала мне именно эти записи? Они были только лишь о том…

— Насколько Алина любила меня. — Слезы жгли мои глаза.

Над дверью зазвенел колокольчик.

Я выпрямилась и стала ждать. Кто мог придти сюда в середине дня?

Мои мышцы напряглись и внутренности сжались в предчувствии. Я расслабленно откинулась на диван. Я реагировала так только на одного мужчину. Иерихон Бэрронс.

Я растворилась в горе и в ярости, и ненавидела жизнь. А еще я хотела подняться, медлено раздется и заняться с ним сексом, прямо здесь на полу книжного магазина. Это, что смысл моего существования? Я не отличаюсь умом, если думаю только об этом. Или наоборот, я становлюсь сама собой, потому что хочу трахаться с Иерихоном Бэрронсом.

— Немного грязно за магазином на аллее, мисс Лейн, — его голос оплывал вокруг книжных шкафов, опережая его появление.

Не так грязно, как мне бы хотелось. Я пожалела, что эти Невидимые сволочи не живы прямо сейчас, чтобы убивать их снова и снова. Как же я буду делать то, что должна делать.

Может быть, я смогла бы просто отвести ее на аллею, к этим монтрам и обречь ее на смерть. Поймать ее трудно, но мое темное, гладкое озеро было активно, нашептывало, предлагая мне любую помощь, и я знала, что у меня более чем достаточно сил, чтобы поймать подростка и сделать все, что я хотела. Было во мне что-то очень холодное. Всегда было. Теперь я хотела это приветствовать. Пусть это охладит мою кровь и заморозит все эмоции, пока во мне ничего не останеться, что было прежде, потому что во мне уже ничего не осталось.

— Дождь смоет.

— Мне не нравиться беспорядок в…

— Иерихон, — в этом слове была просьба, горечь и молитва.

Он сразу прекратил говорить, появился рядом с последним шкафом и посмотрел на меня: — Ты можешь говорить это в такой интонации в любое время, Мак. Особено если ты нагая и на тебе сверху.

Я чувствовала его булуждающий по мне взгляд, пытающийся понять.

Я не понимала себя. Слова не пробирали меня сейчас. Сарказм бы погубил меня. Горечь сменилась болью, потому что я знала, он сам понимал боль. Молитву в своем голосе я не могла обьяснить. Словно он был священным для меня. Я посмотрела на него снизу вверх. Он был с моей предполагаемой матерью той ночью, когда она покинула аббатство, той ночью, когда убежала Книга, и никогда не говорил мне этого. Как я могла бы уважать его. У меня не было сил противостоять ему. Знание того, что Дэни убила Алину, заставило меня чувствовать себя как сдутый шарик.

— Почему Вы сидите в темноте? — спросил он, наконец.

— Я знаю, кто убил Алину.

— Ах… — одним этим словом, он смог выразить все, что многие люди не могут выразить и целым предложением, — Без тени сомнения?

— Как черное и белое.

Он ждал. Он не спрашивал. И вдруг я поняла, что и не будет. Это было частью того, кем он являлся. Бэрронс действительно чувствовал, а когда чувствовал наиболее сильно, он говорил мало, задавал наименьшее количество вопросов. Даже отсюда я чувствовала напряжение в его теле, он ждал, когда я расскажу ему больше. Если я этого не сделаю, он будет продолжать ходить по магазину и исчезнет так же молча, как появился в поле зрения.

Но если я скажу? Что если я попрошу его заняться со мной любовью? Не жестко оттрахать меня, а именно заняться любовью.

— Это Дэни.

Он ничего не говорил так долго, что я начала думать, что он не слышал меня. Затем он издал долгий, усталый вздох. — Мак, мне жаль.

Я посмотрела на него. — Что мне делать? — Я ужаснулась, услышав свой надтрестнутый голос.

— Ты еще ничего не сделала?

Я покачала головой.

— Что ты хочешь сделать?

Я горько усмехнулась и была близка к рыданиям. — Притвориться, что я никогда не знала и двигаться дальше, как будто этого не было.

— Тогда это ты и должна сделать.

Я подняла голову и посмотрела на него в неверии.

— Что? Бэрронс, великая рука отмщения, говорит мне простить и забыть? Ты никогда не прощаешь. Ты никогда не уходишь от борьбы.

— Мне нравиться бороться. Тебе тоже иногда. Но не в этот раз.

— Не то чтобы я… Я имею в виду… это… Боже, это так сложно!

— Такова жизнь. Неидеальна. Королевский облом. Что ты чувствуешь к ней?

— Я…, — чувствовала себя предателем, отвечая ему.

— Позволь, я перефразирую это: Что ты чувствовала к ней до того, как узнала, что она убила Алину?

— Любила ее, — прошептала я.

— А ты думаешь, любовь так просто проходит? Перестает существовать, когда становится слишком больно или неудобно, так будто ее никогда не чувствовала?

Я посмотрела на него. Что Иерихон Бэрронс знает о любви?

— Если бы только так было. Если бы можно было ее отключить. Но это не кран. Любовь это кровавая река с пятиуровневыми порогами. И только природная катастрофа или плотина имеют шансы ее остановить, и тогда обычно удается отвлечся. Обе эти меры — крайние и изменяют местность так сильно, что ты в итоге удивляешься, почему это тебя беспокоило. Не остается ориентиров, чтобы оценить свою позицию, когда это сделано. Единственный способ выжить — разработать новые пути на своей карте жизни. Ты любила ее вчера, ты любишь ее сегодня. Но она сделала что-то, что опустошает тебя. Ты будешь любить ее завтра.

— Она убила мою сестру!

— От злости? Вражды? Из жестокости? Или жадности до власти?

— Откуда я знаю?

— Ты любишь ее, — сказал он грубо, — Это значит, ты знаешь ее. Когда ты любишь кого-то, ты видишь его насквозь. Используй своё сердце. Что за человек Дэни?

Иерихон Бэрронс говорил мне использовать свое сердце? Жизнь становится какой-то странной?

— Подумай, может быть кто-то сказал ей это сделать?

— Ей это лучше знать!

— Люди, в раннем возрасте, имеют склонность быть детьми.

— Ты что ищешь оправдания для нее? — выпалила я.

— Это не оправдания. Я просто указываю на те причины, на которые ты хочешь, чтобы я указал. Как Дэни относилась к тебе с того дня, как вы познакомились?

Это больно было даже говорить:

— Она смотрела как на старшую сестру.

— Она была лояльна к тебе? Вставала на твою сторону против других?

Я кивнула. Даже когда она думала, что я связалась с Дэрроком, она осталась на моей стороне. Следовала в ад за мной.

— Она должно быть знала что ты — сестра Алины.

— Да.

— Приходя к тебе, она должно быть чувствовала себя как перед расстрелом, каждый раз.

Я говорила ей, что мы были как сестры. И сестры, говорила я ей, прощают друг другу все. Я поймала ее взгляд в зеркале, после того как сказала это, когда она не замечала, что я смотрю. Выражение ее лица было мрачным, и теперь я понимаю, почему. Потому что она думала, да, правильно. Мак убьет меня, если она когда нибудь узнает это. И все-таки она по-пержнему приходила. Когда я думала об этом, меня поразило, что она не поймала и не убила этих Невидимых, чтобы стереть их с лица земли, как обличающие ее улики.

Он молчал долго, потом произнес:

— На самом деле она убила Алину? Своими руками? Оружием?

— Почему ты спрашиваешь?

— Все имеет меру.

— Думаешь, какие-то способы убийства лучше?

— Я знаю это.

— Смерть есть смерть!

— Согласен. Но убийство убийству рознь.

— Я думаю, она отвела ее куда-то, и знала, что там ее убьют.

— А теперь ты говоришь так, будто не уверена, что она убила ее.

Я рассказала ему, что случилось прошлой ночью, что сказали Невидимые, как выглядело тело Алины, как исчезла Дэни.

Он молча кивнул, когда я закончила.

— Так что же мне делать?

— Ты спрашиваешь у меня совета?

Я отвертелась саркастическим комментарием: — Только не выноси мне мозг, о’кей? У меня была ночка не из легких.

— Не собирался. — Он сел на корточки напротив меня и посмотрел в мои глаза. — То, что произошло с тобой, хуже чем все остальное, что случалось. Хуже чем быть превращенной в При-йя.

Я пожала плечами.

— У меня был секс без остановок, без вины, без стыда. Ты шутишь? По сравнению с остальной моей жизнью, это было удовольствием.

Он ничего не говорил долгое время. Потом:

— Но у тебя что-то нет желания повторить это при полном контроле над собой.

— Это было… — я искала слова, чтобы обьяснить.

Он был неподвижен, ждал.

— Как Хеллоуин. Когда люди взбунтовались. Они грабят. Совершают безумные поступки.

— Ты говорила, При-йя это провал в памяти.

Я кивнула.

— Так что же мне делать?

— Ты тянешь свое гребаное… — он оскалился, тихо зарычал и отвернулся. Когда он посмотрел снова, его лицо было прохладной маской учтивости. — Ты выбираешь, с чем ты можешь жить. И то, без чего не можешь жить. Это все.

— Это означает, смогу ли я жить, убив ее? Могу ли я остаться собой, если я не убью ее?

— Я имею в виду, сможешь ли ты жить без нее. Ты убьешь ее, ты отберешь ее жизнь навсегда. Дэни никогда не будет снова. В четырнадцать, ей придет конец. У нее был шанс, она облажалась, она пропала. Ты готова быть ее судьей, присяжным и палачем?

Я сглотнула и опустила голову, прикрываясь волосами так, если бы я могла скрыться позади них и не должна была выходить.

— Ты сказал, что я потеряю себя.

— Я думаю, что ты прекрасно со всем справишься. Вы все разложишь по своим местам. Я знаю, как ты обычно действуешь. Я видел, как ты убиваешь. Я думаю, О’Баннион и его люди были самым тяжелым испытанием для тебя, потому что они были первыми, но после этого ты относилась к этому с холодной расчетливостью. Но это будет убийство по выбору. Умышленное. Оно заставит тебя дышать по-другому. Чтобы плавать в этом море, тебе нужно отрастить жабры.

— Я не понимаю, о чем ты. Ты говоришь мне убить ее?

— Некоторые действия меняют тебя в лучшую сторону. Некоторые в худшую. Будь уверена, какое из них ты выбирешь до того, как что-нибудь сделаешь. Смерть, для Дэни, безвозвратна.

— Ты бы убил ее?

Я могла сказать, что ему не понравился вопрос, но не знаю почему.

После напряженного молчания, он ответил: — Если это то, что ты хочешь — да, я убил бы ее для тебя.

— Это не то, что я… нет, я не прошу, чтобы ты убил ее для меня. Я спрашивала, что бы ты сделал, если был бы на моем месте.

— То, что ты пытаешься примерить ко мне вне моего понимания. Это было слишком давно.

— Ты даже не собираешься говорить, что бы ты сделал, да? — Я хотела, чтобы он сказал, но не хотела быть ответственной за это. Мне хотелось кого-то обвинить, если мне не понравиться, как все обернется.

— Не собираюсь, я слишком тебя уважаю.

Я чуть не рухнула с дивана. Я пригладила волосы и посмотрела на него, но он уже не сидел передо мной на корточках, он встал и отошел.

— Но у нас ведь откровеный разговор?

— Ты просто спрашиваешь у меня совета и слушаешь с открытым сердцем? Если так, то да, я назвал бы это откровенным разговором. Я вижу, что ты не можешь принять этого, в общем все, что я получаю от тебя это отстраненость и враждебность…

— О! Все что я всегда получаю от тебя это враждебность и…

— И в этом мы едины. Она щетинится и моя шерсть на загривке дыбом. Черт возьми, я чувствую, как клыки пробиваются. Послушайте, что я скажу, мисс Лейн, — он сказал мягко, — если вы когда-нибудь захотите поговорить со мной, перестаньте задавать множество вопросов. Вы хотите трахаться со мной, каждый раз, когда смотрите на меня, не заглядывая внутрь. Зайдите и посмотрите, что вы найдете. Возможно, вам понравиться это.

Он повернулся и пошел к выходу в задней части магазина.

— Подожди! Я все еще не знаю, что мне делать с Дэни.

— Тогда вот вам ответ. — Он остановился у двери и оглянулся на меня. — Как долго вы будете лукавить?

— Кто сейчас использует такие слова?

Он прислонился к двери, скрестив руки на груди, — Я не буду ждать слишком долго. Это ваш последний шанс со мной.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Что он несет? Бэрронс покинет меня? Меня? Он никогда не покидал меня. Он был тем, кто всегда будет сохранять мне жизнь. И всегда желать меня. Я стала рассчитывать на это, как рассчитываю на воздух и еду.

— Во время сильного стреса, люди делают то, что они хотели бы делать всегда, но сдерживаются, боясь последствий. Волнуясь, что другие подумают о них. Боясь, что они увидят в себе. Или просто не желают порицания общества, и этот страх управляет ими. Вам не безразлично, что другие люди думают. Но никто не собирается наказывать вас. И возникает вопрос: Почему вы боитесь меня? Что вы вбили себе в голову?

Я смотрела на него.

— Я хочу женщину, которой я думаю Вы стали. Но чем дольше вы лукавите, тем больше я думаю, что совершаю ошибку. Я увидел в вас то, чего на самом деле нет.

Я сжала руки в кулаки и опустила их протестуя, Он заставил меня чувствовать себя такой противоречивой. Я хотела кричать, Ты не ошибся. Я такая! Я хотела вырезать свои потери, пока дьявол не завладел большей частью моей души.

— В том подвале, наши отношения были чистыми. Именно так я живу. Было время, и я думала, что ты живешь также.

Я сказала то, что хотела. Я это сделала.

— Некоторые вещи свещенны. Но пока вы не начнете действовать, это не так, и вы можете их потерять.

Дверь тихо качнулась и закрылась.

Глава 38

— Ты в порядке, Мак? — взвалновано спросила Кэт, — Ты не очень хорошо выглядешь.

Я вымучено натянула беззаботную улыбку: — Я в порядке, не много возбуждена, я думаю. Просто хочу, чтобы все прошло как надо и побыстрее законичалось. А ты?

Она улыбнулась, но улыбка не дошла до глаз и с опозданием я вспомнила о ее даре телепатии. Она могла чувствовать, как я была долека от состояния равновесия.

Я чувствовала себя вдвойне преданой — сначала Дэни, а теперь и Бэрронс, сообщивший мне, что его ожидание не будет длиться вечно. И стыдно признаться, что я об этом даже не догадывалась. Но все стало не важно, когда я думала, что он был мертв, а потом я узнала, что он жив и что все это имело отношение к моей сестре. Но нет, это вернулось сполна, когда я была При-ей. Я вздохнула. Я не в силах избавиться от этого.

— Вчера вечером я нашла тех Невидимых, которые убили Алину, — сказала я, надеюясь повести ее в другом направлении.

Колючий, пристальный взгляд смягчился. — Под этим ты подразумеваешь, отомстила?

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

— Но это не уменьшило твою боль, как ты ожидала, — Она помолчала мгновенье, — Когда стены упали, Ровена не сказала нам о том, что можно есть Невидимых. Я потеряла обоих братьев из-за Теней. Я убила десятки из них. Это не заставило меня чувствовать себя лучше. Если бы только месть могла вернуть их назад, но она не может. Она добавляет убитых к счету.

— Ты как всегда мудра, Кэт, — улыбнулась я. Но внутри я вся кипела.

Мне нужна была не мудрость. Я жаждала крови. Дробить кости. Уничтожать. Мое темное озеро забурлило, поднимая волны, как при вчерашнем шторме с темным, дующим с него порывистым ветром.

Я здесь, проговорило оно. Использай меня. Чего же ты ждешь?

Я не знала, что на это ответить.

Я безостановки вышагивала в сторону О’Коннел и Бикон, сверяясь с часами. Было уже десять минут девятого. Кэт присоединилась ко мне несколько кварталов назад.

— Где Джо?

— Отравилась несвежей фасолью. Думали привлечь Дэни, но не смогли ее найти. Так, что вместо нее — Софи.

Слышать имя Дэни мне было тяжело. Кэт резко на меня посмотрела. Я распрямила плечи и двинулась дальше. В’лейн и его Светлые ждали на перекрестке, на противоположной стороне улицы от Ровены и ее ши-видящих.

Мое темное озеро при ее виде закипело и зашипело, превращаясь в пар: знает ли она, что это сделала Дэни? Она все знает. Это она приказала? Я стиснула челюсти и сжала руки в кулаки.

Я позабочусь о личной вендетте позже. Сначала первостепенные вещи. Если я была Темным Королем, мне нужно запереть Книгу, и чем скорее, тем лучше. Если я не Темный Король, мне по-прежнему нужно запереть ее, так как, по какой-то причине, она оставалась рядом со мной и теми, кого я люблю. Мои родители и я никогда не будем в безопасности, пока она на свободе.

Все, что я долджна была сделать, так это сиграть свою маленькую роль. Я полечу над городом, на любезно предоставленном контролируемом из самого пекла Охотнике — и помогу им загнать ее в угол. И сразу после этого, я присоединюсь к ним.

Только чтобы находиться в безопастности, я решила держаться на расстоянии. Мне хватало сюрпризов в моей жизни.

Меня окатило возбуждением.

— Мак, — холодно сказал Риодан, когда протиснулся мимо меня.

Сексуальная напряженность усилилась до болезненного состояния, и я знала, что Бэрронс стоял позади меня. Я подождала, что бы пропустить его.

Прошла Кэт, а затем Лор, они уже стояли на перекрестке. Но, тем не менее, я стояла и ждала Бэрронса, что бы пропустить его вперед.

Его рука оказалась на моем затылке, и я почувствовала его твердость, упирающуюся в мою задницу. Я резко выдохнула и подалась назад, вжимаясь в него, как можно ближе своими бедрами.

Он отошел.

Я сглотнула. Я не видела его весь день, с тех пор как он сказал мне, что я могу потерять его.

— Мисс Лейн, — сказал он холодно.

— Бэрронс.

— Охотник приземлится… — он посмотрел вверх, — Три… две… сейчас.

Оно приземлилось в самом центре, размахивая крыльями, с порывом ветра, осыпая вокруг черные ледянные кристалы. Подчиненный с тихим фыркающим дыханием, опустил низко голову и сверкнул на меня своими горщими глазами. Оно было подчинено, что дьявольски его бесило. Я прощупла его своим сознанием. Оно кипело, разъяренное в своей клетке, которую создал Бэрронс, своими таинственными рунами и заклинаниями.

— Хорошей охоты, — сказал он.

— Бэрронс, я…

— Вы выбрали неподходящее время.

— Вы двое будете стоять там, и трахать друг друга глазами всю ночь, или мы приступим к делу? — спросил Кристиан.

Келтары — Кристофер, Драстен, Дэйгис и Кейон шагнули из ближайшего переулка.

— Садись на своего коня демона, девушка, и лети. Но помни, — Ровена погрозила мне пальцем, — мы наблюдаем за тобой.

И хотя я знала теперь, почему она была так убеждена в том, что я представляю угрозу — с тех пор как Дэни рассказала мне о настоящем пророчестве — я все еще утешала себя мыслью о ее свержении и убийстве.

Этот Охотник был больше чем тот последний зачарованный Бэрронсом. Понадобились Бэрронс, Лор и Риодан чтобы помочь мне забраться на его спину. Я радовалась, что вспомнила взять с собой перчатки и одеться потеплее. Это было, как сидеть на айсберге, который выдыхает серу.

Как только я уселась между его ледяных крыльев, я огляделась.

Вот она — ночь, когда мы собирались запереть Синсар Дабх.

На вчерашней встрече никто даже не поднял вопрос: И что тогда?

Ровена не сказала: «Видимым не будет позволено приближаться к ней! Она будет наша чтобы охранять ее и мы будем держать ее под замком вечно!»

Как будто кто-то верит в это. Однажды она уже убежала.

И В’Лейн не сказал: «Тогда я отнесу мою королеву в Фейри, с Книгой, где она восстановит и найдет фрагменты Песни Творения, так она сможет снова заключить в тюрьму Невидимых и воссоздать стены между нашими мирами».

И в это я тоже не верила. Что заставило их поверить, что фрагменты Песни были в Книге? Или что Королева смогла бы их прочитать? Возлюбленная может и знала Первый Язык, но она явно пила из котла слишком много раз чтобы вспомнить его сейчас.

И Бэрронс не сказал: «Тогда я сяду и прочитаю ее, потому что откуда-то я знаю Первый Язык, и только после того как я получу заклинание, вы все можете делать все, что вы на хрен хотите. Укрепить этот мир или разрушить его, меня это не заботит».

И Риодан не сказал: «Тогда мы убьем тебя, Мак, потому что мы не доверяем тебе и ты нам больше не нужна».

К сожалению, последним двум я верила.

Напряжение, которое я испытывала, было невыносимо. Я и понятия не имела, сколько я считала Бэрронса, как само собой разумеющееся, пока он неоднозначно дал понять сегодня, что его время со мной имело дату окончания срока действия.

Я могла потерять его.

Может, я сама не знала, конкретно чего хотела от него, но я точно знала, что хотела быть рядом с ним. Этого всегда казалось для него достаточным.

Это нет так, черт возьми, и ты это знаешь, сказал во мне тихий голосок.

На моем бедре заорало рация. — Проверка Мак.

Я нажала на кнопку: — Проверка, Риодан.

Мы проверили работу раций у всех.

— Чего ты ждешь, девушка? — Пролаяла Ровена, — Поднимайся и найди ее.

Я слегка подтолкнула Охотника мышцами и разумом, и посмотрела, как она уменьшается подо мной, с такой силой огромные черные крылья рассекали ночной воздух. Я хотела раздавить ее своим большим пальцем, как маленькое яростное пятнышко, которым она была сейчас.

Затем я забылась в удовольствии момента.

Это было стремительно.

И ощущалось… превосходно.

И так знакомо.

Свобода.

Мы поднимались все выше и выше в небо. Крыши под нами отдалялись.

Передо мной серебрилось побережье. Позади меня открытое пространство целой страны.

Воздух был свежим с резким привкусом соли. Огней под нами становилось все меньше и реже. Я засмеялась в голос. Это было удивительно. Я летела.

Я делала это раньше, с Бэрронсом, но это было другое. Были только я, мой Охотник и ночь. Я чувствовала огромные возможности. Мир был моей раковиной. Нет, миры были моими раковинами.

Проклятье, как же мне было хорошо.

Вдруг я поняла, что знала об Охотниках — может быть, это передавалось мне из их разума. Они были не просто массивными ледяными драконами, они считали Зазеркалье устаревшим. Они не были Эльфами. Они никогда ими не были. Мы их удивляли. Тупо развлекали. Они обитали с Невидимыми потому, что считали…. интересным проводить время таким образом. Они никогда не были заключены в тюрьму.

Никто не владел ими.

Никто не смог бы этого.

В самом деле, мы даже не начинали понимать, что же они такое. (Не живые, как мы думали. Летела ли я по небу на огромном дышащем метеорите? Вышедшим из какой-то вселенной, давшей им начало?)

Я потянулась к разуму Охотника. Ты можешь просеивать миры!

Оно повернуло ко мне голову и уставилось на меня своим пламенно-оранжевым глазом, как бы говоря, Ты настолько глупа? Что не знала этого.

Вот еще.

Оно фыркнуло и вырвавшийся усик дымного огня опалил мои джинсы.

— Ой! — Я захлопала рукой по своей коленке.

Нет надобности в шорах. Сотри его метки. Создающие помехи моему зрению. Ты должна это прекратить. Он играет с инструментами богов.

— Бэрронс? Что за метки?

На моих крыльях и на затылке. Сотри их.

— Нет.

Оно было разочаровано, но затихло, принимая мое решение.

Я открыла свои чувства ши-видящей. Или это была часть меня, что была Темным Королем? И задохнулась.

Я знала, где была Синсар Дабх. Она была у Книг и Сувениров Бэрронса. Искала меня.

— На востоке, — сказала я в рацию. — Она в книжном магазине.

* * *

Они подкрадывались к Книге с разных сторон, выкладывая ловушку из камней, высеченных из скалы ее дома, приближаясь медленно, но верно под моим руководством.

Она могла чувствовать меня близко. Она не была уверена где. Но кажется, она не чувствовала их.

Я слушала болтовню в своем радио.

Ровена начала выдвигать свои требования, что Светлым не будет позволено увидеть Книгу, после того, как ее запечатают подальше от сюда, хоть Кэт и пыталась в отчаянии, дипломатично обуздать ее предвзятое отношение.

Светлые к этому времени становились все более разгневанными. И все более требовательными.

Драстен попытался вмешаться в попытке все разрулить, но остальные Келтары начали препираться между собой о роли Светлых и ши-видящих, наставивая, что их часть игры была более важна.

Бэрронс с каждой минутой становился все более рассерженым, расхаживая туда-обратно, а Лор только что пригрозил бросить камень и так все и оставить, если все не заткнутся к хренам собачьим.

— Два квартала на запад от тебя, В’Лэйн, — сказала я. Он шел пешком, а не просеивался. Сказал, что Книга может почувствовать его присутствие, если он это сделает.

— Она двигается быстро, — воскликнула я. Она только что пересекла три квартала в считанные секунды: — Она должно быть в машине. Она кем-то управляет. Я попытаюсь приблизиться к ней, чтобы получше рассмотреть.

— Не смей этого делать! — Сказала Ровена, — Ты останешься в стороне от всего этого, девушка!

Я нахмурилась. Если на голову ей упадет результат испорожнения кишечника Охотника, то это заставит меня почувствовать себя лучше. На данный момент. Боюсь, что в дальнейшей перспективе только ее убийство могло бы меня удовлетворить.

— Отвали, старуха, — пробормотала я.

И выключила голосовую функцию моей рации так, что я могла их слышать, а они меня нет. Мне не хотелось никого привлечь на свист рассекаемого воздуха — свист крыльев которые внезапно появились рядом со мной — они были слишком огромны чтобы принадлежать Охотнику на котором сидела я.

Я посмотрела ниже кожистого крыла своего Охотника на того, который летел вместе с нами.

К’Врак.

Ночной-полет-высоко-в воздухе-свободаааааааааа.

Я поспешно проверила мой внутренний радар. Хотя вряд ли это были типичные мысли для Синсар Дабх, но я не могла быть слишком в безопасности. И только когда я убедилась, что Книга все еще на земле я смогла спокойно вздохнуть.

Что делал К’Врак здесь если это не Книга привела его? В его мыслях было мало слов и больше наблюдений за данным моментом.

К’Врак был. счастлив?

Оно повернуло голову в мою сторону и одарило меня зубастой, кожисто-губой улыбкой. Кончиками крыльев оно доставало до моего Охотника, вынуждая его вздыматься в тревоге.

— Что ты делаешь?

Тоже, что и ты.

— А?

Я летаю.

Я оставила это без ответа. Оно подчеркнуло слово «Я».

Привыкла ездить на мне, — пропыхтело оно с упреком, — Старый друг.

Я озадачего уставилась на него.

Я причурилась. Вне всякого сомнения, это было частью некоторого заговора с целью заставить меня думать, что я Темный Король. Я не куплюсь на это дерьмо.

— Уходи, — я отмахнулась от него, как от мухи, — Кыш. Убирайся отсюда, — Я прогоняла его более решительно, чем саму смерть.

Я смутно осознавала, что Бэрронс кричал по рации.

Оно отвернулось с кожистой улыбкой и спокойно поплыло вдоль нас, едва шевеля своими нереальными крыльями, разгоняя ветер. Оно было в пять раз больше моего Охотника, несколько домов кожистых крыльев и копыта, и огромные горящие глаза и все остальное, что составляло всю эту ледяную черноту. Когда оно пролетало сквозь черное небо, от его титанического тела поднимался пар, как от сухого льда.

— Вперед! — Прорычала я.

— Mac, где, черт возьми, Книга? — жесткий голос Риодана прозвучал по рации. Мы были выше, чем я хотела. — Где ты? Я не вижу тебя там. Я вижу пару Охотников, летающих вместе, но я не вижу тебя. Черт, это один огромный, что ли?

Великолепно, это именно то, что надо. Чтобы кто-нибудь увидел и поймал меня на полетах бок к боку с любимым Ламборджини Темного Короля. Я снова включила звук у рации.

— Я здесь. В облаках. Держитесь. Вы увидите меня через минуту, — соврала я.

— Там нет никаких облаков, Мак, — сказал Лор.

Кристиан сорвался: — Лжешь МаКайла. Попробуй еще раз. С кем ты летишь?

— Где Книга? — Потребовал В’Лейн.

— Она… о, вот она! Проклятье! Сейчас она в четырех кварталах к западу, внизу у доков. Я спущусь и посмотрю поближе.

Когда я подтолклула своего Охотника нырнуть вниз, К’Врак последовал за нами.

— Мисс Лейн, — потребовал Бэрронс, — Что Вы делаете наверху рядом с Охотником, который убил Дэррока?

Глава 39

Они не позволили мне приземлиться.

Вообще-то, я не смогла бы их в этом обвинить.

Это не было слишком, у меня было собственное существо с Сатанинскими крыльями.

Той ночью на земле не было никого, кто не попробовал опуститься в темноту в тот или иной момент — и они беспокоились, что Книга завладеет кем-то типа К’Врака и мы все будем…, в общем КВаркнутые…

Я не могла избавиться от него. Охотник, котрый называл себя чем-то большим, чем просто смерть, все никак от меня не отставал. И та, таинственная часть меня, была немного этим взбудоражена.

Я пролетела над Дублином вместе со Смертью.

Очень опрометчиво для бармена из провинциальной Джорджии.

Мне предстояло с воздуха наблюдать, как разверзнеться катастрофа. А именно так оно и было.

Они загнали ее в угол, окружив камнями размещая их внизу, пока не придумали установить их на ступенях церкви, где я была изнасилована. Я не удивлюсь, если она об этом как-то узнала чтобы запудрить мне этим голову.

Я ждала, что Книга мысленно заговорит со мной. Но я не услышала ни звука. Ни слова. В первый раз, оказавшись вблизи нее, она не пыталась меня хоть как-то достать. Я полагала, что камни и Друиды гасят ее.

Я наблюдала, как они размещали камни на четыре стороны света — восток, запад, север и юг — все ближе и билже, пока не сомкнулись углы, размером десять на десять футов[36].

Из камней начал исходить мягкий синий свет, формируя между ними клетку.

Все сделали шаг назад.

— Что теперь? — прошептала я, кружа над шпилем.

— Теперь моя очередь, — спокойно сказал Драстен. Друиды Келтары начали песнь, и серебрянноглазый выступил вперед.

Как вдруг на меня нахлынуло внезапное видение о нем — весь переломанный и мертвый, лежащий на церковных ступенях. Книга, трансформируется в Зверя, возвышается над всеми ними и смеется. Захватывая одного за другим.

— Нет, — крикнула я.

— Почему «нет», — тут же отозвался Бэрронс.

— Драстен, стой!

Горец отыскал меня взглядом и остановился.

Я изучала открывшуюся мне картину ниже. Что-то здесь было не так. Синсар Дабх, лежала на ступенях, безобидной книжкой в твердом переплете. Никакого огромного Зверя, никакого с цепной-пилой-вместо зубов О’Банниона, ни освежеванной Фионы.

— Когда она вышла из машины? — Потребовала я.

Никто мне не ответил.

— Кто был за рулем? Кто-нибудь видел, как Книга вышла из машины?

— Риодан, Лор, отвечайте! — Выпалил Бэрронс.

— Я не знаю, Бэрронс. Я не видел. Можно подумать, что ты видел.

— Когда она остановилась?

— Это иллюзия, — прошипел В’Лейн.

Я застонала.

— Это действительно так. Я должно быть, упустила ее из виду. А я еще завалась вопросом, почему она со мной не играла. Но на самом деле именно это она и делала. Просто не так, как обычно. И я попалась на ее удочку. О черт — В’Лейн — посмотри!

Глава 40

— Ты слышишь? — Это сводило меня с ума.

— Что?

— Ты не слышишь, как будто кто-то играет на ксилофоне?

Бэрронс посмотрел на меня.

— Клянусь, что слышу слабый мотив «Qué Sera Sera.»

— Дорис Дей?

— Пинк Мартини.

— А. Нет. Не слышу.

Мы шли молча. Вернее, он молчал. В моем мире ревели трубы и звенел клавесин, и я пыталась сдержать себя, чтобы не закружиться, раскинув руки, по улице и не запеть: «Когда я была просто маленькой девочкой, я спросила маму: — Какой я буду? Я буду милой, я буду богатой? — Вот что она сказала мне…»

Ночь была полным провалом по всем фронтам.

Синсар Дабх обманула нас, но вина лежала только на мне. Я была единственной, кто мог отслеживать ее. У меня была крошечная роль в этой игре, а я была не в состоянии выполнить все правильно. Если бы я не раскрыла ее в последнюю минуту, она могла бы получить В’Лейна и возможно убить нас всех, или по крайней мере тех, кого можно было убить. Так что, я успела предупредить В’Лейна, и он смог просеяться до того, как она обрушила все свое злое рабство на него и заставила взять себя из рук ши-видящей, которая стояла там рядом с ним, предлагая ее.

Она заставила Софи поднять ее прямо у нас под носом, в то время как мы все были сосредоточены на том, что она заставляла меня видеть.

Она шла с нами, Бог знает сколько времени, проецируя свои иллюзи на меня, и они ввели меня в заблуждение. Очень близко к массовому убийству.

Мы бежали как крысы с тонущего корабля, перелезая друг через друга, чтобы уйти.

Там было на что посмотреть. Самые мощные и опасные люди, которых я когда-либо знала — Кристиан с татуировками невидимых; Риодан и Бэрронс и Лор, которые были девятифутовыми монстрами, и не могли умереть; В’Лейн и его соратники, практически бессмертные и владеющие невероятной властью над разумом — все бежали от одной маленькой ши-видящей держащей книгу.

Книга. Магический том, который один идиот сделал, так как хотел свалить все свое зло в нее, чтобы он смог начать жизнь заново, как почитаемый лидер своей расы. Я могла бы сказать ему, что попытки избежать личной ответственности в итоге никогда не срабатывают.

И где-то там сегодня ночью или завтра, хотя никто не будет искать ее или пытаться спасти, Софи умрет. И кто знает, вместе с каким количеством других людей?

В’Лейн просеялся в аббатство, чтобы предупредить о том, что она уже не одна из них.

— Что это у Вас с Охотником, Мисс Лейн?

— Понятия не имею.

— А выглядит так, как будто вы друзья. Я подумал, может это Охотник Возлюбленной?

— Я даже и не подумала об этом! — Я вскрикнула так, как будто была ошеломлена.

Он бросил на меня сухой взгляд: — Мне не нужен Друид Келтар, что бы понять, что Вы лжете.

Я нахмурилась: — Почему это?

— У меня было много времени. Чтобы научиться читать людей.

— Ну конечно, и сколько же?

— Достаточно, что бы сказать о Вас.

Я подавила раздраженный вздох.

— Оно сказало, что я имела обыкновение ездить на нем. И назвало меня «старым другом». — Одно хорошо, что с Бэрронсом мне не надо было подбирать слова.

Он разразился смехом.

Я так редко слышала, как он открыто смееться, что сейчас это задело мое самолюбие.

— Что здесь смешного?

— Выражение Вашего лица. Жизнь не такая, какой Вы привыкли ее видеть, Радужная Девочка?

Это прозвище полоснуло по моему сердцу тупым лезвием. «Ты покидаешь меня Радужная Девочка». Тогда было произнесено с нежной интонацией. Сейчас же, это было просто насмешкой.

— Да понятно, что меня вводили в заблуждение, — натянуто сказала я. Опять вернулся этот гребанный клавесин, раздувая трубы. «Когда я выросла и влюбилась, я спросила своего возлюбленного, — Что нас ждет? Будут радуги изо дня в день? Все что ответил мой любимый…»

— Вы ведь на самом деле не думаете, что Вы — Темный Король, не так ли?

Песнь труб и клавесина резко оборвалась с визгом иглы, как будто ее резко отдернули. И чего я вообще тут надрываюсь? — Откуда вдруг взялась бы эта мысль?

— Я видел Королеву в Белом Дворце. И я не вижу других причин появления этих остаточных воспоминаний о ней, которые там были. Битва Оккама[37]. Она не Королева. Или тогда ей еще не была.

— Тогда кто же я?

— Не Темный Король!

— Дай мне другое объяснение.

— Даже и не представляю себе.

— Мне нужно найти женщину по имени Августа О’Клэр.

— Она умерла.

Я остановилась:

— Ты знал ее?

— Она была бабушкой Тэлли Салливан. Это в их дом Исла О’Коннор попросила меня отвезти ее в ту ночь, когда Книга убежала из аббатства.

— И?

— Вы не удивлены. Интересно. Вы знали, что я был в аббатстве.

— Насколько близко ты знал мою мать — Ислу?

— Я встретил ее в ту ночь. И навестил ее могилу через пять дней.

— У нее было двое детей?

Он покачал головой.

— Я проверял позже. У нее была только одна дочь. Тэлли сидела в няньках с ней той ночью. Я видел ребенка в ее доме, когда привел Ислу.

Моя сестра. Он видел Алину у Тэлли.

— И ты думаешь, что я не Темный Король?

— Я думаю, что у нас просто нет всей информации.

Мне хотелось кричать. С того дня, как я ступила в Ирландию, я начала медленно разрушаться. Я приехала любимой дочерью Джека и Рейни Лейн, сестрой Алины. Я приняла бытность удочерения. Я была рада обнаружить, что имела ирландские корни. Но только что Бэрронс подтвердил, что я не была О’Коннор. Он был там, когда умерла Исла и у нее был всего один ребенок. Не удивительно, что Риодан был в этом так уверен. Не было ничего, что могло бы меня индентифицировать, но всю жизнь эти странные сны, потайная темница невероятных знаний, и злобная Книга, и ужасный Охотник с непонятной привязанностью ко мне.

— Что произошло той ночью в аббатстве? Почему ты был там?

— До нас дошли кое-какие слухи. Обсуждения в деревне. Старые женщины сплетничали. Я научился слушать старых женщин, читать их, словно газету, в любое время.

— А ты еще смеялся над Наной О’Рейли.

— Я не хотел, чтобы Вы вернулись назад и стали рыть глубже.

— Почему?

— Она рассказала бы вам то, что мне бы не хотелось, чтобы вы знали.

— Например, про то — кто ты?

— Она назвала бы тебе мое имя, — он остановился, а затем продолжил словарный поток, — Не точное. Но имя. Тогда оно вам было необходимо.

— Ты думаешь, что сейчас нет? — Она назвала его Проклятым. Интересно почему?

— Вы учитесь. Аббатство тогда было главной темой их разговоров. Я наблюдал за ними в течение многих недель, ищя пути, что бы охрана не обнаружила меня. Грамотно работая. Они почувствовали даже меня, а ведь меня ничто не может засечь.

— Ты сказал, до «нас» дошли кое-какие слухи. Я думала, ты работаешь в одиночку. Кто эти мы?

— Я. Но десятки других охотились за ней все это время. Она была Граалем для определенного типа коллекционеров. Колдун, который оказался в Лондоне в ту ночь с копиями страниц. Гангстеры. Потенциальные короли. Играя на опережение, мы обходили друг друга все время, давали друг другу фору так долго, думали, что в один прекрасный день один из нас снабдит ценной информацией, хотя я никогда не видел Келтаров. Я подозреваю, что Королева подчищала за ними, спрятав очень хорошо свою «тайную мантию».

— Так ты был за пределами аббатства?

— Я и понятия не имел, что она находилась внутри. Это была тихая ночь, как в любой другой день моего наблюдения. Никакого волнения. Никаких криков и паники. Книга выскочила в ночь незамеченной, или переждала и скрылась позже. Я отвлёкся на женщину в окне в задней части аббатства, она хваталась за него. Была вся избита и сильно ранена. Она взглянула прямо на меня, как будто точно знала, что я там. «Вы должны увезти меня отсюда», сказала она. Она просила отвезти меня к Тэлли Салливан в Девоншир. И что от этого зависит судьба всего мира.

— Я не думаю, что ты дал бы и крысиной петуньи за судьбу мира.

— Нет, не дал. Она видела Синсар Дабх. Я спросил, в аббатстве ли она еще, и она ответила, что была, но теперь нет. Той ночью я узнал, что проклятая вещь была практически у меня под носом на протяжении последних тысячи лет.

— Я думаю, что она всегда была там, с самого начала времен, до того, как это место стало аббатством, — я была выше того, что бы совать нос в его возраст.

— Я находился в Ирландии только в течении последних тысячалетий. До этого я был… в других местах. Довольны, мисс Лейн?

— Вряд ли.

Я задавалась вопросом, почему он выбрал Ирландию. Почему такому человеку, как он, оставаться в одном месте? Почему не путешествовать? Ему нравилось иметь «дом»? Я полагала, даже медведи и львы имеют логово.

— Она сказала, что она убила весь Хевен. Я понятия не имел, что тогда был Хевен. Я пытался расспросить ее Гласом, но она то и дело проваливалась в беспамятство. Я ничем не мог помочь ее ранам. Я подумал, что она была бы моим лучшим выбором, для того чтобы отследить книгу, так что я уложил ее в свою машину и отвез ее к подруге. Но, к тому времени, когда я туда добрался, она была уже в коме.

— И это все, что она когда-либо тебе говорила?

— В какой-то момент, я понял, что она не выйдет из этого, я двигался дальше, не хотел, чтобы след остыл. У меня были конкуренты, которых нужно было исключить из игры. Впервые, как люди научились делать архивы, Синсар Дабх была замечена. Другие тоже гонялись за ней. Мне нужно было убить их, а я не знал, где они находились. К тому времени, когда я вернулся в Девоншир, она уже умерла и была похоронена.

— Похоронена…

— Кремирована.

— О, разве это не было только на руку. Ты опросил Тэлли? Подверг Гласу ее саму и ее бабушку?

— И посмотри, кто теперь безжалостный. Они пропали. Я расследовал и охотился на них с тех самых пор. Бабушка умерла восемь лет назад. А внучку никогда не видели.

Я закатила глаза.

— Да, это воняет. Одна из многих причин, по которым я думаю, что Вы не Король. Слишком много людей полегло в слишком большом усилии, чтобы скрыть это. И я не видел, чтобы люди делали это для какого-либо Эльфа, тем более ши-видящие. Нет, здесь было что-то еще.

— Ты сказал, одна из многих причин.

— Список можно продолжать бесконечно. Вы помните, какой Вы были, когда впервые приехали сюда? Неужели Вы думаете, что он носил бы розовое? Или рубашку с надписью «Я СОЧНАЯ девчонка»?

Я посмотрела на него, уголки его губ подергивались.

— Я просто никогда не видел, чтобы самый ужасный из Эльфов носил стринги и бюстгалтер с розовыми и фиолетовыми цветочками.

— Ты пытаешься меня рассмешить.

Мое сердце болело. Мысли о том, что делать с Дэни, ярость Ровены, злость на себя за то, что меня ввели в заблуждение этой ночью — все это превратилось в узел эмоций внутри меня.

— И у меня не получается, — сказал он, когда мы вошли в альков «Книг и сувениров Бэрронса», — Ну, как? — Он вытянул меня обратно на улицу и обхватил мою голову руками. Я думала, что он собирается поцеловать меня, но он отклонил мою голову назад так, чтобы я смотрела вверх.

— Что?

— Вывеска.

Покачиваясь, полированная латуневая вывеска гласила: РУКОПИСИ И СБОРНИКИ МАККАЙЛЫ.

— Ты что шутишь? — взорвалась я, — Он мой? Но ты только что сказал, что я упустила свой последний шанс на тебя!

— Да упустила, — он отпустил мою голову и отошел, — Она может быть снята так же легко, как была повешена.

Моя вывеска. Мой книжный магазин.

— Мой Ламборджини? — спросила я с надеждой.

Он открыл дверь и вошел.

— Не раскатывайте губы.

— Как насчет Вайпера?

— Никаких шансов.

Я вошла следом за ним. Ладно, я могла обойтись и без машины. На данный момент. Книжный магазин был моим. Я чувствовала что задыхаюсь. МОИМ со всеми заглавными буквами, как вывеска.

— Бэрронс, я…

— Не будьте банальной. Дело не в вас.

— Я только собиралась поблагодарить тебя, — сказала я сердито.

— За что? Что уезжаю? Я поменял вывеску, потому что не планирую оставаться тут надолго. Это не имеет ничего общего с вами. То чего я хочу, почти в пределах досягаемости. Спокойной ночи, мисс Лейн.

Он ушел. Не знаю, чего я ждала от него.

На самом деле, знаю. Я ждала, что он попытается снова затащить меня в свою постель.

Бэрронс был предсказуем в общении со мной, с того самого дня, как я встретилась с ним. Первоначально, он использовал намеки на секс, чтобы заткнуть меня. Затем, после того, как я уже вышла из состояния При-йи, он стал снова использовать намеки на секс, чтобы держать меня на взводе. Заставляя меня вспоминать, как мы были близки когда-то.

Как и во всем, что касалось его — я начала нуждаться в этом.

Намеки и приглашения. Вечные, как дождь в Дублине. Я была облизана опасным львом. И мне нравилось это.

Сегодня, когда мы возвращались в книжный магазин, разговаривая и делясь информацией, я чувствовала, как что-то теплое и новое расцветает между нами. Когда он показал мне вывеску, я расплавилась.

Затем он окатил меня ледяной водой.

«За что? Что уезжаю? Я поменял вывеску потому, что не планирую оставаться тут надолго».

Он ушел без намеков или предложений.

Он просто вышел.

Оставив меня прочувствовать каково это. Уходящий Бэрронс, оставляющий меня одну.

Действительно ли он покинет меня навсегда, когда все закончится? Исчезнет, не сказав, прощай, когда получит заклинание.

Я поплелась в свою спальню на пятом этаже и бросилась поперек кровати. Иногда я ищу себе комнату на четвертом этаже, а иногда на пятом, и в этом нет ничего необычного. Я настолько привыкла к этим «странностям», что только единственная вещь, которая сильно беспокоит меня — это вероятность, что в один прекрасный день моя спальня полностью исчезнет. И что будет, если я буду в ней, когда это произойдет? Исчезну ли я тоже? Или застряну в стене или полу, и единственный выходом будет громкий крик? Пока он где-то в магазине, я чувствую себя в достаточной безопасности, со своими закидонами. Если после всего, что произошло в моей жизни, он исчезнет, я возможно, только вздохну, приспособлюсь и отправлюсь на охоту за Книгой.

Трудно терять то, что привыкла считать своим.

Все это скоро закончиться? Конечно, мы напортачили сегодня вечером, но я не облажаюсь в следующий раз. Завтра мы встречаемся в Честере, чтобы придумать новый план. У нас была команда; мы продолжим попытки. Вероятно, что в течение нескольких дней, мы сможем спрятать Синсар Дабх далеко и надежно.

И что произойдет тогда?

Оставят ли В’Лейн, Королева и все Светлые наш мир и вернуться ли в свой двор? Удастся им вернуть стены и очистить мой мир от Невидимых?

Бэрронс и его восьмерка закроют Честер и исчезнут?

Что я буду делать без В’Лейна, без борьбы с Невидимыми, без Бэрронса?

Риодан дал понять, что никому не было дозволено знать о них и остаться в живых. Они скрывали свое бессмертное существование среди нас в течение многих тысяч лет. Попытаются ли они убить меня? Или просто уйдут и уничтожат все доказательства, что они когда-либо были здесь?

Буду ли я искать по всему миру, чтобы найти кого-нибудь из них? И когда я состарюсь, начну ли я задаваться вопросом, а не вообразила ли я те сумасшедшие, страстные, мрачные дни в Дублине?

Как я буду стареть? За кого выйду замуж? Кто всегда будет понимать меня? Буду ли одинокой всю остальную часть моей жизни? Стану ли столь же придирчивой, загадочной и странной как человек, который направил меня на этот путь?

Я стала ходить кругами.

Я была столь обеспокоена своими проблемами — кем он был, кем была я, кто был убийца Алины — что никогда не заглядывала в будущее, пытаясь представить вероятный исход событий. Когда ты борешься, каждый день просто за шанс иметь будущее, отчасти трудно найти время, чтобы вообразить, каким будет это будущее. Мысли о том, как жить, являются роскошью, которой обладают люди, знающие, что будут жить.

Я не хотела оставаться одна в Дублине, когда это все закончится.

Что мне остается? Открыть книжный магазин и в окружении воспоминаний до конца своих дней, также как и те, кто выжил, кропотливо восстанавливать город? Я не могу остаться здесь без него. Даже если он уйдет, он все равно будет здесь, куда бы я не посмотрела. Это даже хуже, чем его смерть. Дух Бэрронса витал бы этом месте, также ярко, как в чернильных коридорах Белого Дворца духи Возлюбленной и Короля. Я бы знала, что он где-то там, навсегда вне моей досягаемости.

Дни славы достигнуты и минуло двадцать три года, это как быть игроком футбольной команды в старших классах, в тридцать лет сидеть в своем трейлере, попивать пиво с друзьями, иметь ноющую жену, двоих детей, семейную тачку, и обиду на всю жизнь.

Я рухнула на кровать.

Где бы я ни оказалась, я буду видеть призраков.

Будет ли призрак Дэни преследовать меня на улицах? Разве я допущу, чтобы это произошло? Зайду ли я так далеко? Совершив умышленное убийство девушки, которая была чуть больше, чем ребенок?

«Вы выбираете то, с чем можете жить», — сказал он, — «И то, без чего не можете».

Мне никогда не приходило в голову, что мое пребывание в Дублине может обернуться для меня тем, что я буду жить в книжном магазине навсегда без Бэрронса, ходить по улицам, заполнеными моими …

— О, твою мать, она была моей сестрой, — проворчала я, ударяя по подушке. И мне не наплевать, что мы не родились друг за дружкой: Алина была моей лучшей подругой, моей сестрой по духу, и это делало нас сестрами в любом случае, как не посмотри.

— Так о чем это я? — пробормотала я. Ах, да, на улице уже есть призрак моей сестры, еще добавиться призрак подростка, о котором я думала, как о своей младшей сестре. Буду ли я каждый день ходить по улицам с этими призраками?

Какая ужасная, пустая жизнь будет!

— Алина, что мне делать? — Боже, я скучала по ней. Я скучала по ней, как будто это было вчера. Я поднялась с постели, схватила рюкзак, опустилась, скрестив ноги, на пол, вытащила один из ее фотоальбомов и открыла солнечно-желтую обложку.

Вот она с мамой и папой на выпускном в колледже.

Вот мы на озере с друзьями пьем пиво и играем в воллейбол, как будто мы будем жить вечно. Молодая, так чертовски молода. А была ли я когда-либо действительно такой молодой?

Слезы скользили по моим щекам, когда я переворачивала страницы.

Вот она на лужайке в Тринити-колледже, с новыми друзьями.

В пабах, танцует и машет в камеру.

Тут был Дэррок, смотрел на нее собственическим, горячим взглядом.

Она смотрела на него снизу вверх, полностью беспечная. Я перевела дух. По коже рук и шеи пробежали мурашки.

Она любила его.

Я видела это. Я знала мою сестру. Она сходила с ума по нему. Он заставил ее чувствовать тоже, что и Бэрронс заставил чувствовать меня. Больше чем я могла бы быть, больше чем жизнь, горящая от перспектив, с восторгом дышать и с нетерпением ожидать вместе следующего момента. Она была счастлива в те последние месяцы, была такой живой и счастливой.

А если бы она была жива?

Я закрыла глаза.

Я знала мою сестру.

Дэррок был прав. Она пошла бы к нему. Она нашла бы способ его принять. Чтобы любить его, что бы ни было. Мы были безнадежно испорчены.

Но что если… что если ее любовь смогла бы изменить его? Кто может сказать, что этого не могло случиться? Что если бы она забеременела, и Алинин ребенок был бы беспомощным и розовым и по-детски ворковал? Может любовь, сгладила его углы, его потребность в мести? Это было бы великим чудом. Может мне не следует думать, что она была испорченной, возможно она была ключем, который мог бы изменить результат к лучшему. Кто мог сказать?

Я перевернула страницу и мои щеки запылали.

Я не должна была смотреть, но ничего не могла поделать. Они были в постели. Я не видела Алину. Она была с камерой. Дэррок был голый. По ракурсу я знала, что Алина была сверху на нем. Судя по выражению его лица, он кончал, когда она сняла его. И я могла видеть это в его глазах.

Он тоже любил ее.

Я уронила альбом и сидела, уставившись в пространство.

Жизнь была так сложна. Делала ли эта любовь плохой и ее? Был ли он злом, потому что хотел вернуть то, что было отобрано у него? Разве не те же самые мотивы двигали Темным Королем и его Возлюбленной? Не эти ли мотивы управляют людьми каждый день?

Почему Королева просто не позволила Королю иметь женщину, которую он любил? Почему король не мог быть счастлив одну целую жизнь? Что могло бы случиться с Невидимыми, если бы они никогда не были заключены в тюрьме? Возможно, они бы изменились, как и при Светлом Дворе?

И что на счет моей сестры и меня? Действительно ли мы обречем мир? Воспитание или природа: Кем мы были?

Куда бы я не посмотрела, я видела только оттенки серого. Черное и белое были не более чем высокими идеалами в наших умах, стандартами, по которым мы пытаемся судить о вещах и определять свое место в мире по отношению к ним. Добро и зло, в их чистом проявлении, были также нематериальны и всегда за пределами наших способностей подчиняли нас полностью, как и эллюзии Эльфов. Мы могли только направляться к ним, стремиться к ним и надеяться, не потеряться в тенях так, что мы больше не сможем увидеть свет.

Алина стремилась к правильным решениям. Я тоже. Но она не смогла. Провалюсь ли я? Иногда трудно понять, какие правильные поступки нужно совершать.

Чувствуя себя ужаснейшим вуайеристом, я потянулась к альбому, положила его на колени и начала листать.

Вот тогда я и почувствовала это. Кармашек был слишком толстый. Было что-то за фотографией Дэррока, смотрящего на Алину, будто она была его миром.

Я вытащила фотографию дрожащими руками. Что за тайну я найду здесь? Записи моей сестры? Что-то, что даст мне больше подробностей о ее жизни прежде, чем она умерла?

Любовное письмо от него? От нее?

Я извлекла часть старого пергамента, развернула его, и мягко разгладила, открывая. Он был исписан с двух сторон. Я перевернула его. Одна сторона была покрыта от верхнего края до самого низа. На другой же стороне было только несколько строк.

Я сразу же узнала бумагу и почерк на исписанной стороне. Я видела записи Безумной Морри прежде, хотя я не читала на старом ирландском гэльском языке.

Я перевернула пергамент, задерживая дыхание. Да, он перевел это!

ЕСЛИ ЗВЕРЯ С ТРЕМЯ ЛИЦАМИ НЕ ОСТАНОВЯТ К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КОГДА ПЕРВЫЙ ТЕМНЫЙ ПРИНЦ УМРЕТ, ПЕРВОЕ ПРОРОЧЕСТВО ПОТЕРПИТЬ НЕУДАЧУ, А ЗВЕРЬ ПОГЛОТИТ СИЛУ И ИЗМЕНИТСЯ. ТОЛЬКО ОТ ЕГО СОБСТВЕННОГО СОЗДАТЕЛЯ ОН ПАДЁТ. ОН, КТО БЫЛ НЕ ТЕМ, КЕМ ОН БЫЛ, ПОДНИМЕТ ТАЛИСМАН И КОГДА МОНСТР ВНУТРИ БУДЕТ ПОБЕЖДЕН, ТАКЖЕ БУДЕТ ПОБЕЖДЕН И МОНСТР СНАРУЖИ.

Я снова прочла текст.

— Какой талисман?

Насколько точен был его перевод? Он написал: «Он, кто был не тем, кем он был». Был ли Дэррок действительно единственным, кто мог слиться с книгой? Дейгис им не был. Готова поспорить, что и Бэрронс тоже. Ну и кто из нас был этим единственным? Какое-то расплывчатое заявление. Я бы с трудом назвала это — окончательным критерием. Папа бы расцвел в суде, с таким неясным выражением.

К тому времени, когда первый Принц умрет… Было уже слишком поздно, если это было правдой. Первым Темным Принцем был Круус, который не мог быть жив. По крайней мере, последние семь сотен тысяч лет он не показывался. Кто-нибудь должен был увидеть его. Но даже если бы он и был жив, на тот момент Дэни убила Темного Принца, который пришел ко мне в камеру в аббатстве, было уже слишком поздно, чтобы первое пророчество сработало.

Кратчайшим путем был талисман. И Дэррок владел им.

Что-то давило на мое подсознание. Я схватила рюкзак и начала рыться в нем, искать карту Таро. Я вытрясла все содержимое, взяла карту, и стала изучать ее. Женщина смотрела вдаль, в то время как перед ней крутился мир.

В чем смысл? Почему Парень с Мечтательными Глазами — или Темный Дворецкий, как он утверждал — дал мне эту особенную карту?

Я кропотливо изучала детали ее одежды и волос, континенты на планете. Это определенно была Земля.

Я осмотрела границы карты, ища скрытые руны или символы. Ничего. Но подождите! Что было вокруг ее запястье? Это было похоже на кольцо в ее коже, пока я не посмотрела ближе.

Я не могла поверить, что пропустила это.

Он был вдавлен в край, ловко скрыт, как своего рода пентаграмма, но я знала форму рамки, в которую помещался камень. Вокруг запястья женщины была цепочка амулета Дэррока, который он украл у Мэллиса.

Парень с Мечтательными Глазами пытался мне помочь.

Талисманом из пророчества был амулет. Амулет был кратчайшим путем Дэррока.

Той ночью, когда Синсар Дабх оторвала голову Дэрроку и смяла ее словно виноградину. Я коснулась амулета. Он был так близко. А потом не успела я оглянуться и меня уже перекинули через плечо и унесли.

Я улыбнулась. Я знала, где его найти.

Как человек, Бэрронс собирал древности, ковры, рукописи и древнее оружие. Как Зверь, он собрал все, к чему я прикасалась. Мешочек с камнями, мой свитер.

Не важно, в какой он форме, Бэрронс найдет блестящую безделушку, хорошо пахнущую для него.

Невозможно, чтобы он прошел мимо него в ту ночь. Я прикасалась к нему.

Я сунула пергамент, перевод и карту таро в свой карман и встала.

Давно пора было выяснить, куда уходил Иерихон Бэрронс, покидая магазин.

* * *

Он не уходил далеко.

За все время, что я его знала, держу пари, он никогда далеко не уходил.

Когда я добралась до нижней ступеньки, я почувствовала его запах. Слабый намек на пряность висел в воздухе возле его кабинета. Кабинета, где он держал свое Зеркало.

Все время, когда я была При-йа, я никогда не видела его спящим. Я засыпала, но каждый раз, когда просыпалась, он был там, с тяжелыми веками на блестящих темных глазах, смотрел на меня так, как будто бы он там только лежал и ждал, когда я перевернусь и попрошу его трахнуть меня снова. Всегда готов. Как будто он жил для этого. Я вспомнила его лицо, когда он вытягивался на мне.

Я вспомнила, как отвечало мое тело.

Я никогда не принимала экстази или других наркотиков, которые пробовали мои друзья. Но если это то же чувство как быть При-йя, то я не могла бы представить желающего это делать добровольно.

Часть моего мозга все еще была в сознании, как в тумане, в то время как тело вышло из-под моего контроля.

Если он легко касался рукой моей кожи, я практически кричала от необходимости чувствовать его внутри. Я бы все сделала для того, чтобы он оказался там.

Быть При-йа было хуже, чем быть изнасилованной Принцами.

Это были сотни изнасилований снова и снова. Мое тело хотело этого. Мой разум был свободен. Все же некоторая часть меня, еще была там, полностью осведомленная, что мое тело не подчиняется мне. Делая то, чего я не выбирала. Весь выбор был сделан за меня. И был выбран Секс.

Я хотела только одного: еще больше.

Его толчки внутри меня, и чувство как он проникает внутрь, превращали меня в совершенно дикую — горячую, влажную, отчаянно желающую его еще больше.

С каждым поцелуем, с каждой лаской, с каждым толчком, я только больше нуждалась в нем. Он прикасался ко мне, и я сходила с ума. Мир сократился до одного: его. Он действительно был моим миром в том подвале. У одного человека было слишком много власти над другим. И это могло поставить тебя на колени и заставить умолять.

У меня был секрет.

Страшная тайна, которая съедала меня живьем.

«Что ты одела на выпускной вечер, Мак?»

Это было последнее, что я слышала, будучи При-йа.

С этого момента все случилось на самом деле.

Я притворялась.

Я лгала ему и себе.

Я осталась.

И он не почувствовал никакой разницы.

Я была такой же ненасытной, такой же жадной, такой же уязвимой. Я точно знала, кто я, что случилось в церкви, и то, что я делала в течение последних нескольких месяцев.

И каждый раз, когда он прикосался ко мне, мой мир сокращался до одного: его.

А он никогда не был уязвимым.

Я ненавидела его за это.

Я потрясла головой, прогоняя унылые мысли.

Куда уходил Бэрронс, чтобы побыть в одиночестве, расслабиться, и возможно поспать? Вне досягаемости для других. Внутрь хорошо охраняемого Зазеркалья.

* * *

Его аромат все еще чувствовался в воздухе, когда я обыскивала его кабинет.

Я чувствовала себя безжалостной и уставшей играть по правилам. Во всяком случае, я не знаю, почему эти правила вообще должны быть между нами. Это кажется абсурдным. Он занимал все мое жизненное пространство с тех самых пор, как я встретила его, больше чем жизнь, электризующее настоящее, встряхивавшее, пробуждавшее и делавшее меня безумной только в этом плане.

Я схватила одно из его многочисленного старинного оружия и взломала закрытые ящики письменного стола.

Да, он увидит, что я вломилась туда. И нет, меня это не заботило. Он может даже попытаться выместить всю свою злость на мне. У меня была львиная доля своей злости.

У него были материалы на меня, на моих родителей, на МакКейба, на O’Банниона, людей, о которых я никогда не слышала, даже на его собственных людей.

Были счета с десятками различных реквизитов в разных странах.

В нижнем ящике я обнаружила свои фотографии. Множество фотографий.

Вот я выхожу из Кларин Хауса в росистое дублинское утро, загорелые ноги — блестят из-под короткой любимой белой юбки, длинные светлые волосы — качаются в высоком хвосте.

Вот я гуляю по лужайке возле Тринити-колледжа, встречаю Дэни впервые у фонтана.

Спускаюсь по лестнице Алининой квартиры, выходящей в переулок.

Крадусь позади дома по аллее, глядя на брошенные машины О’Банниона, тем утром, когда я поняла что Бэрронс выключил весь свет и позволил Теням захватить территорию вокруг магазина и сожрать шестнадцать человек, только ради убийства одного, того кто представлял угрозу для меня. В моих глазах был шок, ужас и какое-то явное облегчение.

Вот я сражаюсь спина к спине с Дэни, мечом и копьем, ярко сверкающими в темноте. Была целая серия этих снимков, снятых с угла крыши. Я была в ударе, сияющее лицо, глаза прищурены, тело созданное для того, что я делала.

А вот фото сделанное через фасадное окно книжного магазина — я обнимаю папу.

Вот я свернулась на диване в задней части КиСБ, сплю, сложив руки на груди. Без макияжа. Я выглядела семнадцатилетней, немного потерянной, совершенно беззащитной.

Вот я иду в управление Гарды с Джейном. Возвращаюсь назад в магазин, без света. Я никогда не была в опасности ночью. Он был там, следил, чтобы я выжила, во что бы то ни стало, вернулась обратно.

Никто никогда не фотографировал меня так много раньше. Даже Алина. Он поймал мои тончайшие эмоции в каждом кадре. Он наблюдал за мной, всегда наблюдает за мной.

Через окно фермерского коттеджа, когда я прикасалась к лицу Наны, пытаясь проникнуть в ее мысли и увидеть свою маму. Мои глаза были полуприкрыты, и мое лицо выражало крайнюю сосредоточеность.

Другой снимок с крыши. Я держу ладонь на груди Серой Женщины, требуя, чтобы она восстановила Дэни.

Было хоть что-нибудь, чего он не знает?

Я позволила фотографиям упасть обратно в ящик. Я чувствовала головокружение. Он видел все: и хорошее, и плохое, и уродливое. Он никогда не задавал мне никаких вопросов, пока не решал, что мне необходимо понять ответы. Он никогда не украшал меня удобными ярлыками и не пытался поместить в какие-то рамки. Даже когда огромное количество таких ярлыков уже было приклеено ко мне. Я была такой, какой была в тот момент, и ему это нравилось, и это все что имело для него смысл.

Я повернулась и посмотрела в зеркало.

Незнакомка в отражении пристально смотрела в ответ.

Я коснулась моего лица в отражении. Нет, она не была чужой. Она была женщиной, которая вышла из своей зоны комфорта, чтобы выжить, чтобы стать бойцом. Мне понравилась женщина, которую я видела в зеркале.

Поверхность зеркала под моими пальцами была ледяной.

Я знала это Зеркало. Я знала все Зеркала. У них было что-то вроде … К’Врака внутри. Король что, подбирал компоненты при их создании в мире Охотников?

Когда я смотрела в него, я искала то темное, гладкое озеро и говорила, что я хочу туда.

«Скучало по тебе», — выдыхало оно, — «Приходи плавать».

«Скоро», — обещала я.

Алебастровые руны, выскочили из черных глубин, мерцая на поверхности.

Это было так просто. Я попросила, оно дало. Всегда рядом, всегда готово.

Я зачерпнула их и прижала, одну за другой, к поверхности Зеркала.

Когда последняя была на месте, поверхность покрылась рябью, как серебристые воды. Я просунула пальцы сквозь нее, и вода отступила к краю Зеркала, оставив меня наблюдать за ползущим по кладбищу туманом. Позади надгробий и склепов скользили темные создания.

Из Зеркала вырвался порыв ледяного воздуха.

Я вошла в него.

* * *

Как я и предполагала, он поставил свои Зеркала коридором, так что ни один злоумышленник не проник бы живым в его защищенное подземное жилище.

Девять месяцев назад, если бы я смогла понять, как в него проникнуть, то была бы убита, едва ступив. Я вошла внутрь и меня сразу же атаковали. Не было времени, потянуться за копьем. Когда первый поток зубов и когтей набросился на меня, мое озеро немедленно предложило решение, и я приняла его без колебаний.

В моей ладони светилась кровавая руна.

Нападавшие на меня, отступили. Он не могли вынести их, чем бы они не были.

Туман клубился вокруг меня по пояс, а я осматривала пустынный пейзаж. Скелетообразные деревья светились как желтые кости в болезненном лунном свете. Разрушенные надгробия накренились под острыми углами. Мавзолеи показались за воротами из кованого железа. Было невыносимо холодно, почти так же, как и в тюрьме Невидимых. Мое лицо покрылось льдом, брови и волосы в носу заледенели. Мои пальцы начали неметь.

Переход от этого Зеркала к другому был гладким. И все последующие тоже. Бэрронс был большим экспертом по установке Зеркал, чем Дэррок и казалось, даже чем сам Темный Король.

Я даже не увидела, как изменилась окружающая среда. Я вдруг оказалась одной ногой на ледяном кладбище, а другой в душной пустыне из черного песка, где палило солнце. Я скользнула вперед в жгучую жару и мгновенно поджарилась. Никто не напал на меня на этой выжженной местности. Я подумала, что солнце не пропускало определенных нарушителей. Следующее Зеркало заставило меня истерить. Внезапно я оказалась под водой. Я не могла дышать. Я запаниковала и попыталась вернуться.

Но у меня не было возможности дышать и в тюрьме Невидимых.

Я перестала бороться и полу-поплыла полу-пошла по дну океана на какой-то планете — явно не нашей, потому что у нас нет рыб, которые выглядят, как маленькие пароходы с пузырящимися колесами из зубов.

Мое гладкое Озеро предложило своего рода пузырь, плотно окружающий меня, и все, что приближалось ко мне, отскакивало.

Я начинала чувствовать себя несокрушимой. Самоуверенной. Я добавила немного развязности в свою походку.

К тому времени, пройдя еще через полдюжины «зон», я была за рамками дерзости. Для каждой атакующей угрозы, в моем темном Озере, был ответ. Я упивалась собственной властью.

Из местности, которая называлась бы «Полночь на далекой звезде» если бы она была картиной, я ворвалась в тускло освещенную комнату и моргнула.

Обстановка была спартанской, Старый Свет, и хорошо пахла. Таинственно, одурманивающими специями. Бэрронсом. Мои колени ослабели. Я чувствую его запах, я думаю о сексе. Я — безнадежный случай.

Я мгновенно поняла — где я.

Внизу, под гаражом за Книгами и Сувенирами Бэрронса.

Глава 41

Мне нужно было выяснить. Я должна все выяснить, но детского плача я никак не ожидала.

Из всего, что так рьяно охранял и защищал Бэрронс от всего мира, ребенка в моем списке никак не было.

Ключ к разгадке его личности? Конечно.

Роскошный дом? Определенно.

Ребенок? Никогда.

Ошеломленная, я пошла на звук. Он был слабым, идущим снизу. Ребенок рыдал так, будто весь его мир подошел к концу. Я не могла сказать — был это мальчик или девочка, но ощущение боли и скорби — разрывали мою душу. Я хотела прекратить это. Я должна была прекратить. Этот плачь разбивал мне сердце.

Я проходила комнату за комнатой, едва замечая все в округе, открывая и закрывая двери, ища путь вниз. Я отстраненно понимала, что здесь находились истинные ценности коллекции Бэрронса, в его подземном логове. Я проходила мимо вещей, которые я видела в музеях, и теперь я знала, что там были копии. Бэрронс не имел дела с подделкой. Он любил свои древности. Это место гудело от находящихся где-то здесь ОС. В конечном счете, я нашла бы и их.

Но, сначала, ребенок.

Звук плача просто убивал меня.

Неужели, у Иерихона Бэрронса есть дети? Может у них есть общий с Фионой?

Я зашипела, а затем, сообразив — что звучала как Эльф — притворилась, что не делала этого. Я остановилась и подняла голову. И, как будто он услышал мой молчаливый вздох, его крик усилился. Говоря: «Я здесь, я рядом — пожалуйста, найди меня, я так напуган и одинок».

Здесь должна быть лестница.

Я шагнула вперед, открывая дверь за дверью. Плач, помимо моей воли давил на мой материнский инстинкт. Наконец-то, найдя правильную дверь, я вошла внутрь.

Он предпринял серьезные меры предосторожности.

Я оказалась в комнате кривых зеркал. Я видела лестницы в десятках различных местах, но не могла отличить отражение и действительность.

И отлично зная Бэрронса, я знала, что стоило бы мне войти в отражение, как со мной тут же произошло бы, что-то смертельно ужасное. Очевидно, он очень сильно беспокоился о защите этого ребенка.

Мое темное озеро предложило мне помощь, но я в ней не нуждалась.

— Покажи мне правду, — произнесла я, и Зеркала, одно за другим потемнели, пока в слабом свете не замерцала хромированная лестница.

Я молча спускалась вниз, привлеченная звуками рыданий ребенка.

И мои ожидания рассыпались снова.

Плачь, слышался из-за высоких дверей, закованных цепью с запертыми на висячий замок, и с выгравированными рунами. Я не должна была услышать этого. Я была поражена, что находясь так глубоко в подземелье, была в состоянии услышать рев Бэрронса.

Мне потребовалось двадцать минут, на то, чтобы сломать цепи, замки и руны. То, что он хотел максимально защитит ребенка — очевидно. Но почему? Что в нем было такого важного? Что происходит?

Как только я толкнула дверь — плач внезапно прекратился.

Я вошла в комнату и огляделась. Чего бы я себе не воображала здесь увидеть — этого не было. Здесь не было ни богатств, ни сокровищ или коллекционных предметов. Здесь было немногим лучше, чем в гроте Мэллиса под Бурреном[38]. Комната была высечена из каменной пещеры в недрах земли. Появляясь, из под восточной и исчезая под западной стеной, пробегал небольшой ручеек. Повсюду были установлены камеры. Он узнал бы, что я была здесь, даже если бы я развернулась и пошла обратно — прямо сейчас.

В центре зала стояла клетка, двадцать на двадцать[39] из массивных, близко расположенных друг к другу, железных прутьев. Как и двери, она была сильно защищена рунами. Кроме того, была пустой.

Я двинулась к ней. И тут же замерла в потрясении.

Она не была пустой, как я подумала. В клетке, свернувшись голышом, лежал ребенок. На вид ему было лет десять — одиннадцать.

Я бросилась к нему:

— Милый, ты в порядке? Что случилось? Почему ты здесь?

Ребенок поднял голову. Я споткнулась и упав, на коленях поползла по каменному полу. Я оцепенела.

Я смотрела на ребенка, из воспоминаний разделенных с Бэрронсом.

Каждая его черта в моем сознании была кристально ясной, словно я пережила это только вчера — такая редкая возможность заглянуть в сердце Бэрронса. Я могла закрыть глаза и снова оказаться там с ним — так просто.

Мы в пустыне.

Сумерки. Мы держим ребенка в наших руках.

Я смотрю в ночь.

Я не буду смотреть вниз.

Не могу столкнуться с тем, что я увижу в его глазах.

Не могу не смотреть.

Мой взгляд неохотно с жадность опускается вниз.

Ребенок смотрит на меня полными доверия глазами.

— Но ты умер! — запротестовала я, уставившись на него.

Мальчик двинулся ко мне, подошел и встал на краю клетки, его маленькие ручонки обхватили решетку. Красивый мальчик. Темные волосы, золотистая кожа, темные глаза. Сын своего отца. Его взгляд мягкий, теплый.

И я Бэрронс, смотрю на него сверху вниз…

Его глаза говорят: я знаю, ты не позволишь мне умереть…

Его глаза говорят: я знаю, ты остановишь боль…

Его глаза говорят: доверие/любовь/поклонение/ты-совершенство/ты-всегда-бережешь-меня/ты-мой-мир.

Но я его не сберег.

И я не могу остановить его боль.

Мы были в пустыне, держали этого ребенка, этого особенного мальчика, в наших руках, теряя его, любя его, скорбя по нему, чувствуя, как его жизнь ускользает…

Я вижу его там. Его вчера. Его сегодня. Завтра, которого уже никогда не будет.

Я вижу его боль, и она разрывает меня.

Я вижу его абсолютную любовь, и это стыдит меня.

Он улыбается мне. Он передает мне всю свою любовь глазами.

Он начинает ускользать.

Нет! Заревел я. Ты не умрешь! Ты не оставишь меня!

Я смотрю в его глаза — уже, кажется тысячу дней.

Я вижу его. Я держу его. Он — здесь.

Он ушел.

Но он не ушел. Он здесь — рядом со мной. Мальчик вжимает свое лицо в прутья. Он улыбается мне. Он отдает мне всю свою любовь глазами. Я таю. Если бы я была, чьей-то матерью, то взяла бы этого ребенка и заботилась бы о его благополучии вечно.

Я поднимаюсь на ноги, и двигаюсь, словно в трансе. Я держала этого ребенка, находясь в голове Бэрронса. Как и Бэрронс я любила его и так же потеряла. Я была разбита от увиденного — это стало и моей болью тоже.

— Я не понимаю. Как ты выжил? Почему ты здесь? — Как Бэрронс пережил его смерть? Без сомнений ее он и пережил. Я была там. Я ощущала все тоже самое. Это напомнило мне о скорби, испытываемой мной по Алине…

Вернись, вернись, хотел ты прокричать… хоть еще на одну минуту. Всего одна улыбка… еще один шанс все исправить. Но он ушел. Он пропал. Но куда он ушел? Что происходит с жизнью, когда она проходит? Переходит ли она куда-то или это гребанный конец?

— Откуда ты здесь? — спрашиваю я с любопытством.

Он говорит со мной, но я не понимаю, ни слова. Это мертвый и давно забытый язык. Но я различаю жалобные интонации. Слышу слово, похожее на Ма-ма.

Давясь рыданиями, я тянусь к нему.

Как только я протягиваю к нему руки через решетку и прижимаю его хрупкое, обнаженное тельце к себе и его темная головка утыкается мне в ямку, где плечо переходит в шею, клыки красивого маленького мальчика вонзаются в мою плоть и разрывают горло.

Глава 42

Я умираю уже долгое время.

Гораздо дольше, чем это должно быть.

Мне казалось, что я умираю медленно и болезненно. Я теряла сознание несколько раз и удивлялась, когда вновь приходила в себя. Меня лихорадило. Кожа на моей шее онемела, но рану жгло так, будто в ней растекался яд.

Думаю, что оставила пол шеи в нереально увеличившихся челюстях ребенка.

Он начал меняться в тот самый момент, как только я его обняла.

Мне чудом удалось вырваться из его необычайно сильной хватки и шатаясь отойти от клетки прежде, чем он закончил своё преобразование.

Но было слишком поздно. Как же я была глупа. Мое сердце слилось с Бэрронсом в сострадании к плачущему ребенку и поддавшись сентиментальности — я обняла его. Я видела цепи, замки и защиту как способ Бэрронса обезопасить ребенка.

В действительности же — это был способ уберечь мир от ребенка.

Я лежала на полу каменного помещения и умирала. Я терялась во времени и периодически возвращалась снова.

Я смотрю на ребенка, ставшего ночной версией зверя Бэрронса. Черная кожа, черные рога с клыками и красными глазами. Говорящие об одержимости убийства. Он ведет себя так, что по сравнению с ним — зверь Бэрронса в Зазеркалье кажется совершенно дружелюбным и интиллегентным.

Он беспрерывно бросался на прутья решетки, пока превращался, мотая головой из стороны в сторону, с рычанием брызжа на меня своей слюной и моей кровью, уставившись на меня дикими багровыми глазами. Он жаждал вонзить в меня зубы, разорвать в клочья и выжать до последней капли крови из моего тела. Метка Бэрронса на моем затылке ни сколько не усмирила его жажду крови.

Я — пища, и он не может дотянуться до меня.

Он гремит прутьями клетки и ревет.

Изменив форму, он вырос с четырех до десяти футов.

Вот, что я слышала под гаражом. Вот что слышала, когда смотрела на Бэрронса.

Этого ребенка, навсегда заключенного в клетке.

И пока меня покидает жизненная сила, я понимаю, почему он нес мертвую женщину из Зазеркалья.

Ребенка надо было чем-то кормить.

Он держал это дитя, смотрел, как он умирает. Я стараюсь думать только об этом, сосредоточившись именно на этой мысли. Ребенок был сыном своего отца. Если Бэрронс его не кормил — мальчик страдал. Если он его кормил, то вынужден был смотреть на это чудовище. Как долго? Как долго он заботится об этом ребенке? Тысячу лет? Десять? Больше?

Я стараюсь коснуться своей шеи, чтобы узнать, насколько я ранена, но не могу поднять руки. Я слабая, сонная, но меня это не тревожит. Я просто хочу закрыть глаза и немного поспать. Просто вздремнуть, потом я проснусь и найду что-нибудь в моем озере, что поможет мне выжить. Интересно, есть ли руны, которые могут исцелить разорванное горло? Может быть, здесь по близости есть какой-нибудь Невидимый.

Интересно, кровь хлещет из моей яремной вены? Если так, то уже слишком поздно — слишком поздно для меня.

Поверить не могу, что собираюсь умереть именно так.

Придет Бэрронс и найдет меня здесь. Истекшую кровью, на полу этой пещеры.

Я пытаюсь заставить себя отыскать свое озеро, но думаю, что слишком быстро теряю огромное количество крови. Я даже не волнуюсь, независимо оттого, как ни стараюсь. Озеро на удивление молчит. Как будто смотрит, ожидая увидеть, что будет дальше. Рев в клетке настолько громкий, что я не слышу гневного рычания Бэрронса, пока он поднимает меня на руки и захлапывает позади себя двери, унося меня из этой комнаты.

— Какого черта, Мак? Какого черта? — повторяет он, снова и снова. Его глаза дикие, лицо белое, губы сжаты в тонкую линию. — О чем ты думала, спускаясь сюда без меня? Я бы привел тебя сам, если бы знал, что ты так глупа. Не делай это со мной! Черт, ты не можешь сделать этого со мной!

Я посмотрела на него. «Призраки Синей Бороды», — размышляла я сонно. Я открыла дверь к его убитым женам. Мой рот не может вымолвить ни слова. Я хочу знать, каким образом ребенок все еще жив. Я чувствую онемение. «Он ведь твой сын, не так ли?»

Он не отвечает мне. Пристально смотрит, как будто запоминает мое лицо. Я вижу, как что-то промелькнуло в глубине его глаз.

Я могла бы любить этого мужчину. Но всегда боялась быть нежной. Я ошеломлена своим собственным слабоумием.

Он вздрагивает: — Не думаешь ли ты в эту чертову минуту, что можешь сказать вот это все своими глазами и потом умереть. Дерьмо. Я не буду делать это снова.

«Принести каких-нибудь Невидимых?» Я наполовину рассчитывала, что он кинется наверх, поймает и принесет его сюда. Но у меня было не так много времени, и я это знала.

— Я не хороший, Мак. И никогда им не был.

«Сейчас, что — время признаний?» Поддразнила я его глазами. «Обойдемся без драмы».

— Если я чего-то хочу, то просто беру это.

Он что, пугает меня? И чем же он может сейчас мне угрожать?

— Нет ничего, с чем я не смог бы жить. Есть только то, без чего я не хочу жить.

Он смотрит на мою шею, и по его взгляду я вижу, что там месиво. Растерзанное в клочья. Я удивляюсь, почему я все еще дышу, и остаюсь жива. Я думаю, что не могу говорить, потому что у меня больше нет голосовых связок.

Он дотрагивается до моей шеи. Ну, по крайней мере — мне так кажется. Я вижу его руку под моим подбородком. Я ничего не чувствую. Может он пытается вложить обратно мои внутренности, как однажды я делала для него, тем ранним утром на вершине скалы, как будто я смогла бы их срастить вместе исключительно благодаря только силе воли.

Его глаза сужаются и брови сходятся вместе. Он зажмуривает глаза, открывает их и снова хмурится. Он перекладывает меня на руках и изучает с другого ракурса, рассматривая рану между моим лицом и шеей. Понимание разглаживает его лоб, и его губы изгибаются в жутковатой ухмылке, которая бывает прямо, перед тем как вам сообщают, что есть две новости: хорошие и плохие — и плохие новости это реально плохие.

— Когда ты была в Фейри, ты что-нибудь ела или пила там, Мак?

«С В’Лейном», — говорю мысленно, — «Напитки на пляже».

— Тебе было от них плохо?

«Нет».

— А когда-то еще, ты ничего не пила такого, когда казалось, что твои кишки выворачивает наизнанку? И тебе хотелось бы сдохнуть? Из того, что я слышал, это длится около одного дня.

Я ненадолго задумалась. «Изнасилование», — сказала я, наконец, — «Он дал мне что-то. Тот, кого я не могла видеть. Я чувствовала страшную боль долгое время. Думала, это было из-за Принцев имевших меня».

Его ноздри раздуваются, и когда он пытается что-то сказать, то выходит только хрип. Он пытается дважды, прежде чем у него что-то выходит.

— Они бы оставили тебя такой навсегда. Я нарежу их на мелкие кусочки и буду скормливать их друг другу. Медленно. В течение долгих веков, — его голос был спокоен как у социопата.

«О чем ты?»

— Я все удивлялся. Ты стала пахнуть по-другому. Я знал, что они что-то сделали. Но ты пахла не так как Рифмач. Похоже, но все равно по-другому. Я должен был подождать и посмотреть, что будет дальше.

Глядя на него, я пытаюсь мысленно оценить себя заново. Я снова начинаю чувствовать свою шею. Она горит как в аду. Но я могу глотать.

«Не умираю?»

— Они, должно быть, боялись, что убьют тебя своими… — он отвел взгляд, на скулах заиграли желваки, — Вечный ад. Ты осталась бы При-ей навечно. — Его лицо перекосило яростью.

«Что они со мной сделали?» — Требую я ответа.

Он продолжал идти, перенося меня из комнаты в комнату, пока наконец-то не остановился в одной, очень схожей с задней частью КиСБ: ковры, лампы, диваны в честерфилдском стиле с пушистыми на них покрывалами. Отличался только камин: огромный каменный очаг, в котором запросто мог уместиться в полный рост человек. С подведенным газом. Чтобы не выдать себя древесным дымом.

Он взбивает подушки и осторожно укладывает меня на кровать. Отходит к камину и включает его.

— У Эльфов есть эликсир, который продлевает жизнь.

«Думаю его мне и дали».

Он кивает.

«Это и с тобой случилось тоже?»

— Я сказал что продлевает, а не превращает в рогатого безумного девятифутового монстра. Он осматривает мою шею: — Ты исцеляешься. Твои раны затягиваются. Я знаю только одного человека, которому дали этот эликсир. Четыре тысячи лет назад. Но он пах иначе. Пока Рифмачу не будет нанесен удар копьем или мечом, он будет оставаться живым, не старея. Он может быть убит только тем способом, которым можно убить только Фейри.

Я смерила его взглядом. «Я бессмертна?» Мне снова удается пошевелить руками. Я касаюсь своей шеи. И чувствую толстые неровные рубцы — как кожа срастается вместе. Это напоминает мне, когда я ела Невидимых. Под моими руками я излечивалась. Я чувствовала, как что-то хрустит и сдвигается на моей шее, становясь новым и здоровым.

— Думай об этом, как о долгожителе, которого чертовский трудно убить.

«Долгожитель в четыре тысячи лет?» Уставилась я на него безучастно. «Я не хочу жить четыре тысячи лет». Я думаю о Невидимом, ужасно искалеченном и оставленном мною на пустынной аллее. Бессмертие ужасно. Я хочу прожить свою простую маленькую жизнь. Я даже постичь не могу эти четыре тысяч лет. «Я не хочу жить вечно. Жизнь жестока». Восемьдесят, или сто лет — было бы замечательно. Это все, что я, когда-либо желала.

— Возможно, ты серьезно захочешь пересмотреть способ ношения копья. Фактически, я могу решить эту проблему. И меч. — Он расстегивает ножны на моем предплечье и бросает их на пол, возле камина.

Я с облегчением наблюдаю как они, звякая, остановились у камина. Я могу умереть. Не то чтобы я хотела этого прямо сейчас. Мне просто нравится сама возможность. Я никогда не избавлюсь от этой вещицы. Это моя дата на могильной плите, и я — человек. Я могу однажды умереть.

— Но он не может. — Это первое предложение, которое я говорю с момента нападения на меня. — Твой сын не может умереть, не так ли? Не зависимо оттого, что с ним случиться. Никогда.

Глава 43

Если бы я никогда не ела Невидимых, чудесное исцеление сбило бы меня с толку.

А так, как такое бывало, я сделала вид, что просто съела Невидимого. Я не могла справиться с тем сценарием, что — элексир-продлевает-жизнь. Это вызвало желание убивать Дэррока снова и снова. Жестоко. С садизмом. С разнообразием пыток.

Он не только превратил меня в При-йю, но и планировал для меня вечную жизнь в таком виде. Я растрогалась, когда увидела его фотографии с Алиной, представляя иной для них исход, но теперь вся нежность исчезла. Если бы Бэрронс не спас меня — я не могла себе даже представить весь этот ужас, ожидавший меня. И не хотела. Я была патологически невменяема какое-то время. Что если бы он запер меня, отказываясь дать мне то, в чем я нуждалась? Держал бы меня где-нибудь в тесной темнице…

Меня передернуло.

— Прекрати думать об этом, — сказал Бэрронс.

Я вздрогнула. Я не могла ничего поделать с этим. Есть вещи намного ужаснее смерти.

— Но этого не произошло. Я вернул тебя обратно. В конце концов, все получилось. Тебя трудно убить. И я этому рад.

Я истекала кровью, по словам Бэрронса не единожды. Из моего горла был выдран слишком большой кусок плоти, что бы восстановиться достаточно быстро. В то время, пока я умирала — ну, или, по крайней мере, была бездыханна — мое тело продолжало самовосстановление. Я приходила в себя, но продолжала истекать кровью. В конечном счете, я достаточно излечилась, чтобы оставаться в сознании, всю остальную часть процесса исцеления. Я вся была покрыта засохшей коркой крови.

Бэрронс снова поднимает и несет меня. Мы проходим через роскошно обставленную комнату, вниз по лестнице, все, продолжая и продолжая спускаться, и я понимаю, что в подвале под гаражом Бэрронса больше трех уровней. У него здесь целый мир. Вообще-то я не люблю находиться под землей. Но это место совсем другое. Здесь ощущался простор, пространство, которое кажется не таким, каким выглядит. Подозреваю, что у него здесь все в Зеркалах с различными ходами и выходами. Для выживания на запредельном уровне понимания. На мир можно было бы сбросить атомную бомбу, а здесь жизнь по-прежнему продолжала бы течь своим чередом, и мы смогли бы уйти в какой-то другой из миров. С Бэрронсом, думаю, никакая катастрофа не будет концом. Он всегда будет существовать.

Теперь и я тоже.

Мне это не нравится. Я уже была перепрограммирована и изменена столькими способами. Но с этим, свыкнуться будет гораздо труднее. Это заставляет меня чувствовать себя еще менее человеком, я уже чувствовала себя отколовшейся. Являюсь ли я частью Темного Короля — теперь, почти бессмертная? Интересно, не замкнутый ли это круг. Действительно ли мы перерождаемся и заново проживаем цикл за циклом?

— Это так плохо?

— Ты читаешь мои мысли?

Он улыбается: — Ты думаешь глазами.

Я прикасаюсь к его лицу, и его улыбка тут же исчезает. — Сделай так еще раз.

— Не будь упрямцем, — смеюсь я. Но на его лице радости нет. Она быстро исчезла.

Он смотрит на меня холодным, жестким взглядом. Сейчас я вижу, что происходит в его глазах. Для остального мира, они могут показаться пустыми. Я когда-то думала, что они лишены всего человеческого, но это не так.

Он чувствует. Ярость. Боль. Похоть. Так много волнующих эмоций бурлящих под его кожей. Так много непостоянства. Человек и зверь — всегда в боевой готовности. Теперь я знаю, что для него это никогда не было легко. Он беспрерывно сражается в этой битве. Как этому мужчине изо дня в день удается, продолжать жить, как ни в чем не бывало?

Он останавливается и ставит меня на ноги. Проходит через тени, включает газовый камин, и зажигает свечи.

Мы в его спальне. Здесь так же, как в логове Темного Короля: богатство, роскошь, огромная кровать, драпированная черными шелком и мехом. Я смотрю на нее, но не вижу ее. Все, что я могу видеть — это себя, обнаженную рядом с ним.

Меня пробивает дрожь.

Я трепещу оттого, что я здесь. Что он хочет меня.

Он зажигает больше свечей возле кровати. Затем берет подушки и сгребает их в кучу. Я помню их с тех пор, когда была При-ей.

В те давние времена, в подвале, он подкладывал их под мои бедра. Я ложилась на них вниз головой, с приподнятой в воздухе задницей. Туда и обратно — он терся об меня между моими бедрами, пока я не становилась, готовой его принять. Затем медленно входил в меня сзади.

Он кладет последнюю подушку в кучу и смотрит на меня. Затем резко кивает головой в сторону этой кучи.

— Я видел тебя умирающей. Мне необходимо трахнуть тебя, Мак.

Слова врезались в меня словно пули, и мои колени подогнулись. Я прислонилась спиной к какой-то мебели, наверное к шкафу. Не суть. Главное, что поддерживает. Это была не просьба. Это было утверждение о необходимости делать это прямо сейчас и потом, как будто мне срочно требовалось переливание крови, потому что моя была отравлена.

— Ты хочешь меня? — в голосе нет ни мурлыканья или застенчивости или обольщения. Это просто вопрос, на который нужно ответить. Голую правду. То, что будет после. То, что он предлагает.

— Да.

Он стягивает через голову свою рубашку и у меня захватывает дух, смотря на это большое, сильное, мускулистое, рельефное тело. Я знаю, как выглядят его плечи, нависающие надо мной, как от страсти напрегается его лицо, когда он кончает в меня.

— Кто я?

— Иерихон.

— Кто ты? — он скинул ботинки, и стянул брюки. Сегодня ночью вел он.

Я прохрипела на одном дыхании: — Икогоэтоебёт?

— Наконец-то, — слова мягкие. Мужчина нет.

— Мне нужно в душ.

Его глаза блестят. Зубы сверкают во тьме.

— Немного крови еще никогда мне не мешало, — он скользит ко мне, едва смещая воздух. Бархатная тень во тьме. Он — ночь. Он всегда ею был. А я раньше была солнечной девочкой.

Он кружит вокруг меня, осматривая сверху донизу.

Я смотрю на него, затаив дыхание. Иерихон Бэрронс, обнаженный нарезает вокруг меня круги, поглядывая, как будто ему не терпится, съест меня живьем — в хорошем смысле, а не так как его сын. Когда я смотрю на него, мои эмоции зашкаливают, поражая меня, и я понимаю, что никогда не оттаю оттого, что произошло со мной тогда на той скале, когда я думала, что он мертв. Я отбросила слишком многое, чтобы выжить. Когда я поняла, что он жив, произошло слишком много всего, я была зла на него, потому что он ничего мне не говорил, и я запихала этот грязный ком подальше, отказываясь увидеть его. Последние месяцы я жила, не позволяя ничему из того, что происходило на самом деле, коснуться меня. Отказывалась принимать ту женщину, которой я стала, отрицая даже, что стала ею.

Теперь я оттаивала. Теперь я стояла и смотрела на него и понимала, почему я никогда не оборачивалась.

Я бы разрушила мир для него.

И я не могла смотреть правде в глаза. Не могла признать, что это обо мне.

Я хочу замедлить этот момент. Однажды я оказалась в постели с ним внутри меня, но я была При-йя, и это произошло так быстро и бессознательно, что все произошло раньше, чем началось. Теперь я хочу, чтобы это происходило медленно. Я хочу прожить каждую секунду как будто в последний раз. Я приняла это. Это невероятное чувство.

— Подожди.

Его поведение мгновенно меняется, глаза заволакивает темно-красной дымкой.

— Я ждал недостаточно долго? — его грудь вздымается. Его руки меняются, изгибаясь. Дыхание становится тяжелым и учащенным.

В мерцающем свете, его кожа начинает темнеть.

Я смотрю на него. Вот так просто — из страсти в ярость. Я думаю, что он может накинуться на меня, подминая под себя срывая мою одежду в падении, и ворваться в меня еще до того, как мы коснемся пола.

— Я никогда не возьму это так, — его глаза сужаются. Темно-красные пятна на белках покрывают мелкой сеткой лопнувших кровеносных сосудов. Внезапно его глаза становятся черными на красном, совсем без белого. — Но не скажу, что не думал об этом.

Я делаю глубокий вдох.

— Ты здесь. В моей спальне. И ты ни черта не понимаешь, что это значит для меня. Если женщина приходит в это место — она умирает. Если ее не убиваю я — это делают мои люди.

— Здесь была хоть одна женщина?

— Однажды.

— Она сама сюда пришла? Или ты ее привел?

— Я привел ее.

— И?

— Я занимался с ней любовью.

Я дернулась, поворачиваясь вместе с ним и пристально глядя в его глаза. То, что он говорил о другой женщине, подстегнуло мое желание отдаться ему, сорвать с себя одежду, броситься на него и всадить его в себя, еще до того, как мы коснемся пола. Стереть ее из его головы. Меня он хочет трахнуть. А с ней он занимался любовью.

Он пристально наблюдает за мной. И увиденное ему, кажется нравится.

— И?

— После я убил ее.

Он сказал это без эмоций, но в его глазах я вижу большее. Он ненавидит себя за то, что убил ее. Он думал, что не было выбора. Он уступил моменту желания, иметь кого-то в своей постели в своем доме, в его мире. Он хотел почувствовать себя… нормальным, пусть и всего на одну ночь. И она поплатилась за это своей жизнью.

— Я не герой Мак. Никогда им не был. И никогда не буду. Давай все сразу проясним: я и не антигерой также, и оставь ожидания в раскрытии моего тайного потенциала. Нет ничего, от чего меня нужно спасать.

Как бы то ни было, я все ровно его хочу.

Это все, что он хотел знать.

Я в нетерпении выдыхаю и откидываю волосы со своего лица. — Ты собираешься заговорить меня до смерти, или все-таки трахнешь меня, Иерихон Бэрронс?

— Повтори. Последнюю часть.

Я повторила.

— Они будут пытаться тебя убить.

— Как хорошо, что меня трудно убить. — Но интересовало меня только одно: — А ты будешь?

— Никогда. Я тот — кто всегда будет заботиться о тебе. Всегда будет трахать и приводить тебя в чувства, когда тебе это будет необходимо. Я тот — кто никогда не позволит тебе умереть.

Я стянула через голову свою рубашку и скинула обувь. — Чего еще желать женщине? — Я сорвала с себя джинсы и запнулась ногой, пытаясь выйти из трусиков. Я споткнулась.

Он находился уже на мне прежде, чем я долетела до пола.

* * *

С того самого дня, как я увидела Иерихона Бэрронса, я хотела его. Я хотела, чтобы он делал со мной такие вещи, от которых розовая и недалекая МакКайла Лейн, была бы потрясена и в ужасе и… ну, ладно, и в крайнем восторге от одной только мысли об этом.

Я не сознавалась в этом даже себе. Как павлин может жаждать льва?

Я представила себя как одного из причудливых, горделивых самцов, со своим бестолковым оперением. Я ходила кругами, с напыщенным видом, украдкой бросая косые взгляды на короля джунглей и отрицая свои чувства к нему. Я сравнила свой хвост с его смертоносными когтями и поняла, что если лев и должен был лечь вместе с павлином, то только на гнезде из окровавленных перьев.

Но это не остудило моего желания к нему.

Наоборот — заставило меня отрастить когти.

Пока я падала под ним на пол, я думала вот она я — теперь: павлин без перьев и с когтями. Мой прекрасный хвост отвалился от одного испытания за другим. Я смотрюсь в зеркало и не имею понятия, кто я. Да и пофиг. Может, и гриву отращу.

Облегчение переполняет меня, когда его тело врезается в мое. Бэрронс двигается, как внезапный порыв шквального ветра. Он не только на мне, но и вбивается в меня мощными толчками прежде, чем мы касаемся пола.

О, Боже! Да! Наконец-то! Головой резко ударяюсь о деревянный пол, но я едва это чувствую. Моя шея выгибается, голова откинута назад, мои ноги широко раздвинуты. Лодыжки на его плечах и нет никаких противоречий. Есть только нужда и отклик на нее от вбивающегося в меня — гладкого и твердого, как камень зверя, напряженного и покрытого человеческой кожей.

Я смотрю на него, находящегося в полузвериной форме, с выпирающими клыками. Глаза Бэрронса. Но взгляд не его. Это делает меня совершенно дикой. С ним я могу быть, кем захочу. Никаких запретов. Я чувствую, как он становится еще тверже и больше во мне.

— Ты можешь вытворять и такое? — Задыхаюсь я. Зверь был больше человека.

Он смеется и это определенно не человеческий звук.

Я стонаю, скулю и извиваюсь. Это невероятно. Он заполняет меня, скользя в меня настолько глубоко и восхитительно, доставая до таких мест, где ни касался еще не один мужчина. О Бо-о-же! Я кончаю. Я взрываюсь на части. И слышу рык.

Это я. Я смеюсь и продолжаю содрогаться в оргазме. Мне кажется, что я кричала. Я пускаю в ход свои когти и он, содрогнувшись во мне, стремительно ускоряется. Он издает этот горловой звук, от которого мне сносит крышу. Я обожаю этот звук.

Я прошла бы через ад и обратно с улыбкой, пока он будет находиться рядом со мной. По долгу смотреть на него, когда пересекаются наши глаза, и мы разделяем один и тех безмолвных взглядов.

— Ты не растеряла свои перья. — Его слова были со странным гортанным произношением из-за выпирающих клыков.

Я бы фыркнула, но его язык уже находится в моем рту, раскрывая его до отказа, лишая возможности вздохнуть, и он прав. Однажды, Вы встретите человека, который поцелует Вас так, что не сможете вздохнуть и Вы поймете, что не нуждаетесь в воздухе. Кислород несущественен. Желание создает жизнь. Делает ее значимой и стоящей. Желание — и есть жизнь. Потребность увидеть следующий восход и закат солнца, чтобы коснуться того, кого Вы любите и сделать это снова.

— Пробудился бы ад, ничего не желая, — согласился он. Он знал, о чем я думаю. Всегда. Мы связаны. Атомы между нами переправляют сообщения — туда и обратно.

— Сильнее! Глубже! Ну же Бэрронс! Еще! — Я ощущаю неистовую ярость. Несокрушимость. Упругость вокруг него. Ненасытность. Одна его рука обхватила мою шею, другой он словно чашу, держит мое лицо. Он наблюдает за каждым нюансом, каждым изменением моего лица. Как будто от этого зависело все его существование. Он трахается с целеустремленной преданностью умирающего человека, ищущего Бога.

Когда он заполняет меня, я удивляюсь тому, что секс может создавать свой собственный уникальный аромат — мы действительно не «занимались» любовью. Потому что в воздухе вокруг нас образовался независимый элемент, и если бы мы делали это для реальности, а не просто ради обалденного удовольствия, мы могли бы изменить мир. Потому что, когда он во мне, я чувствую, что пространство вокруг нас меняется, заряжается, и кажется, выделяет какую-то обратную связь: чем больше он прикасается ко мне, тем сильнее я нуждаюсь в нем. Секс с Бэрронсом удовлетворяет мою потребность. Затем возбуждает ее. Удовлетворяет и снова возбуждает. Это замкнутый круг. Мы покидаем постель, чтобы в порыве страсти вернуться в нее снова. И я…

— … ненавижу тебя за это, — заканчивает он нежно за меня фразу.

Эй, это мои слова.

— Мне никогда не достаточно, Мак. Черт, это сводит меня с ума. Мне следовало бы убить тебя за то, что заставляешь меня чувствовать это.

Я прекрасно его понимаю. Он — мое слабое место. Я стала бы Шивой, съедающей мир, для него.

Он выходит из меня и я почти кричу от чувства пустоты.

Тогда он подхватывает меня на руки и разворачивает на кровати, устраивая на гору подушек спиной к нему, широко раздвигая мои ноги, и когда он врывается в меня сзади, я реву от облегчения. Я — наполненная, я — жива, я…

Я закрываю свои глаза и погружаюсь в бессмысленное блаженство. Это все на что я способна. Быть. Чувствовать. Жить.

Я снова При-йя.

И я всегда буду ею для этого мужчины.

* * *

Намного позже я смотрю на него снизу вверх. Он сверху, почти во мне. Меня переполняют чувства, я возбуждена и неистово напряжена. Мои руки над головой. Ему нравится дразнить, на дюйм или два, пока я схожу с ума от потребности, затем резко входит до упора. Это взрывает меня каждый раз.

От части, я понимаю, что он так сильно заводит меня и делает такой страстной дикаркой, потому что опасен. Я влюбилась в плохого парня. Я без ума от того, кто был проблемой. Альфа, который играет со всеми не по правилам и ни от кого не терпит приказов.

На что мне еще рассчитывать? Возможно я часть древнего создателя Невидимой расы.

Он поцеловал меня. Имени В’лейна уже давно в моем рту не было. Там есть место только для него, и он прав: ни один другой мужчина, только он и больше никто.

— Возможно, нет ничего неправильного с тобой, Мак, — он сказал. — Возможно, ты именно та, кем и должна быть, и единственная причина по которой ты чувствуешь противоречивость, потому что продолжаешь попытки биться не за ту команду. — Он входит в меня так глубоко, двигая мускулистыми бедрами вперед, как я готова поспорить, не способен ни один человек.

Я выгибаюсь в спине.

— Ты хочешь сказать, что будто я зло?

— Зло не составляющая часть живого существа. Зло это выбор.

— Я не думаю, что…

Вдруг мой рот стал занят. К тому времени, когда я снова могла говорить, я уже не помнила, что хотела сказать.

Мы заканчиваем в громадной душевой, отделанной итальянским мрамором, с распыляющими головками на всех его стенах. В дюжину футов длиной и шесть шириной, со встроенной — как раз удобной для нас высоты — скамьей. Мне кажется, что мы провели здесь уже несколько дней. Он приносит еду, и я ем ее прямо в душе. Я мою его, скользя своими руками по его великолепному телу.

— Когда ты умираешь, твои татуировки исчезают? — от влажности, его волосы стали темнее, блестящее, его кожа приобрела темно-бронзовый оттенок. Вода стекала по мускулам, создавая брызги от его эрекции. Он всегда тверд.

— Да.

— Вот почему они были другими, — нахмурилась я, — Ты возвращаешься точно таким, как умер в первый раз?

— Ты была При-ей все время?

Я начала задыхаться и попыталась склонить голову, чтобы он не смог увидеть мое выражение глаз. Они иногда выдают меня, независимо оттого как усердно я пытаюсь что-то скрыть, особенно когда так сильны мои чувства.

Он схватил мою голову, и потянул за волосы двумя руками, вынуждая смотреть на него.

— Я знал это… ты не была!

Его рот накрывает мой, и он вжимает меня в стену. Я не могу дышать, но это не важно. Он ликует.

— Как долго? — требует он.

— Что происходит, когда ты умираешь? — парирую я.

— Я возвращаюсь.

— Ну, это понятно. Как? Где? Ты в итоге восстаешь из пепла или что?

Я слышу грохот, и внезапно он оказывается на полу у моих ног, его мускулы дрожат, он борется, чтобы остаться в человеческом облике. И проигрывает сражение. У него прорезаются когти. Изо рта показываются черные клыки, оттопыривая кожу. Я могла бы сказать, что он не хотел трансформироваться, но что-то, что я спросила, разъярило его.

Я не в силах смотреть на его борьбу. Интересно — пытался ли хоть кто-то, в таких случаях помочь Бэрронсу. Я отвечаю ему на вопрос, говорю с ним, чтобы удержать его рядом со мной. — Я перестала ею быть с тех пор, как ты спросил: «Какое платье я надела на выпускной?» — Я падаю рядом с ним на колени, прижимаю его голову к своей груди и качаю ее в колыбели своих рук. Его лицо — полузверя — получеловека. — Когда я всплыла. Это было, похоже, как будто я была там, но старалась не быть. Я здесь, Иерихон. Останься со мной.

* * *

Позже мы спали. Или спала только я. Я не знаю, чем он занимался. Я исчерпала все свои силы, и чувствовала себя в безопасности в первый раз за долгое время, я дремала в подземном мире Бэрронса, рядом с царем Зверей.

Я проснулась оттого, что он двигался позади меня. Мы занимались сексом так много раз, всевозможными способами, что я едва была жива. Я кончала столько раз, что думала это невозможно, даже для меня, хотеть кончить снова, но он был внутри меня, и мое тело рассказывало совершенно другую историю. Я нуждаюсь в нем так сильно, что страдаю. Я скольжу руками вниз и как только я прикасаюсь к себе, я кончаю. Он проникает в меня так глубоко, сотрясающуюся в своей кульминации. Я на своей стороне. Он врывается в мое тело, лежа вплотную ко мне. Его руки обнимают меня, губы скользят по шее. Задевая зубами мою кожу. Когда я прекращаю дрожать, он выходит из меня, и я снова хочу его. Я толкаю его своим задом, и он возвращается. Он входит медленно, настолько медленно, что это пытка. Он проталкивается — я сжимаю его. Он выходит — я лежу напряженно ожидая. Ни один из нас не произнес ни слова. Я едва дышу. Он снова входит и остается совершенно не подвижным еще некоторое время, но не дразнит. Ему нравится быть просто твердым внутри меня.

Закончив, мы лежим в тишине. Я не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Но это происходит, и когда мы разделяемся, мы не разговариваем еще длительное время. Я смотрю на мерцающие тени на известной картине. Он не спал. Я могла чувствовать его спиной, знала.

— Ты когда-нибудь спишь?

— Нет.

— Должно быть, это ужасно.

Я люблю спать. Свернувшись калачиком, дремать, видеть сны. Мне нужны сны.

— Я вижу сны, — холодно говорит он.

— Я не имела в виду…

— Не надо жалеть меня, мисс Лейн. Я доволен тем, кто я есть.

Я разворачиваюсь в его руках и касаюсь его лица. Я позволяю себе нежность. Очерчиваю его контуры, после чего зарываюсь пальцами в его волосах. Он, кажется, сбит с толку и очарован тем, как я прикасаюсь к нему. Я привожу в порядок свои мысли, примиряясь с преимуществами никогда не спать. А их не мало.

— И как ты видишь сны, если ты не спишь?

— Я дрейфую. Людям необходимо отключаться, чтобы освободиться. Медитация делает тоже самое — позволяет сознанию играть. Это все, в чем ты нуждаешься.

— Что случилось с твоим сыном?

— Разве это твой вопрос, девочка? — поддразнил он.

— Он — причина, почему ты хочешь Синсар Дабх.

Я чувствую внезапную ярость в его теле.

Порывы ветра, как сирокко, и в следующий миг я в его голове, мы в пустыне, и я удивляюсь со странным чувством двойственности, в котором я — это он и я — это я, почему он, кажется, всегда возвращается к этому месту. Затем…

Я — Бэрронс и нахожусь на коленях в песке.

Ветер поднимается; надвигается буря.

Я был глуп, так глуп.

Наёмник. Я смеялся. Я пил. Я трахался. Ничто не имело значения. Я переступал через жизнь, как Бог. Взрослые мужчины кричали, когда видели, что я приближаюсь.

Сегодня я переродился. Впервые открыл глаза.

Все выглядит совершенно иначе сейчас, но уже слишком поздно. Что за большая гребанная шутка надо мной. Я никогда не должен был сюда приходить. Именно эту битву-наемников, я никогда не должен был принимать.

Я держу своего сына и плачу.

Открытое небо, свободно уступает буре. Налетает песок, настолько густой, что превращает день в ночь.

Один за другим, вокруг меня, падают мои люди.

Я проклинаю небеса, пока умираю. Они проклинают меня следом.

Здесь чернота. Ничего кроме нее. Я жду света. Древние говорили, что появляется свет, когда умираешь. Они говорят бежать за ним. Если он уходит, ты возвращаешься на землю — навсегда.

У меня не появляется никакого света.

Я жду всю ночь в темноте.

Я мертв и все же, я чувствую пустыню под своим трупом, трение песка об мою кожу, песок в носу. Скорпионы жалят мои руки и ноги. Открытые, мертвые глаза, покрытые коркой песка, наблюдают ночное небо, пока вспыхивают и исчезают, одна за другой звезды. Абсолютная тьма. Я жду и задаюсь вопросом, когда появится свет. Все жду и жду.

Единственный свет, который ко мне приходит — это рассвет.

Я встаю, и мои люди тоже встают, мы тревожно глядим друг на друга.

Когда встал мой сын, я уже не переживал. Я не удостоил вниманием эту странную ночь, и то, что так не должно было быть. Вселенная — загадка. Боги переменчивы. И я, и он — здесь, и этого достаточно. Я закинул его на мою лошадь и оставил своих людей позади.

— Мой сын был убит два дня спустя.

Моргая, я открыла глаза. Я все еще могла ощущать вкус песка, чувствовать его в глазах. Как скорпионы ползают в моих ногах.

— Это был несчастный случай. Его тело исчезло прежде, чем мы смогли похоронить его.

— Я не поняла. Вы умерли в пустыне или нет? А он?

— Мы умерли. Только позже я сложил все воедино. События редко имеют смысл, пока они разворачиваются. После того как мой сын умер во второй раз, он умирал еще множество раз, просто пытаясь вернуться ко мне или попасть домой. Он был глубоко в пустыне без способа передвижения или воды.

Я уставилась на него.

— Что? Каждый раз умирая, он возвращался в то же самое место и время, где умер с тобой в первый раз?

— На рассвете следующего дня.

— Снова и снова? Он пытался выбраться оттуда, умирал от теплового удара или чего-то подобного, чтобы повторить все сначала?

— Далеко от дома. Мы не знали. Ни один из нас не умирал в течение долгого времени. Мы знали, что отличаемся, но не знали о смерти. Это пришло позже.

Я смотрела на него и ждала, когда он снова заговорит. Это тайна Бэрронса. Я хочу ее знать. Я не буду подталкивать.

— Это был не конец его ада. У меня были конкуренты, которые тоже ходили в пустыне. Наемники. Несколько раз мы воевали друг с другом. Однажды они обнаружили его гуляющего по пескам. Они играли с ним, — он отвернулся, — Они пытали и убили его.

— Как ты узнал об этом?

— Потому что, в конце концов, я все сопоставил, я пытал и убил нескольких из них, и пока они умирали, все рассказывали. — Его губы улыбались, но его глаза были холодны и беспощадны. — Они разбили лагерь недалеко от того места, где он возрождался каждый рассвет и находили его на следующий день. Как только они поняли, что происходит, то решили, что он отродье демона. Они пытали и убивали его снова и снова. Чем дольше он возвращался, тем решительнее они пытались его уничтожить. Я не знаю, сколько раз они убивали его. Слишком много. Они никогда не позволяли ему прожить достаточно долго, для того чтобы он изменился. Они не знали, ни кем он был, ни что он делал. Только то, что он продолжал возвращаться. Однажды на них напали другие бандиты, и у них не осталось времени с ним покончить. Он остался один, связанный в палатке на несколько дней. Он проголодался и тогда изменился. Он никогда не возращался обратно. Это было за год до того, как нас наняли, чтобы мы убили зверя, который рыскал по стране, вырывал глотки и сердца людей.

Я была в ужасе.

— Они убивали его каждый день в течение года? И вас наняли его убить?

— Мы знали, что это был один из нас. Мы все изменялись. Мы знали, чем становимся. Это должен был быть он. Я надеялся, — его рот искривился в горькой усмешке, — Я надеялся, что это был мой сын, — в его глазах была явная жажда.

— Сколько времени он был ребенком сегодня вечером? Сколько времени ты видела его прежде, чем он напал?

— Несколько минут.

— Я не видел его таким веками. — Я могла видеть его воспоминание, последнего раза, — Они сломали его. Он не может контролировать трансформацию. Я видел его как моего сына всего раз пять, как будто на несколько мгновений он узнавал окружающий мир.

— Ты не можешь достучаться до него? Обучить его? — Бэрронс кого угодно мог обучить.

— Большая часть его сознания потеряна. Он был слишком мал. Слишком испуган. Они разрушили его. Мужчина смог бы выдержать это. У ребенка не было шансов. Раньше я сидел у его клетки и разговаривал с ним. Когда появились технологии, я записывал каждую его секунду, чтобы хоть мельком увидеть в нем моего сына. Сейчас камеры выключены. Я не могу смотреть эти записи. Я должен держать его в клетке. Если мир когда-нибудь обнаружит его, они опять попытаются его убить. Снова и снова. Он дикий. Он убивает. И это все на что он способен.

— Ты кормишь его.

— Он страдает, если я этого не делаю. Накормленный, он иногда отдыхает. Я убивал его. Я пробовал наркотики. Я изучил магию Друидов. Я думал Глас, сможет усыпить или даже умертвит его. Казалось, это загипнотизировало его на какое-то время. Но он быстро адаптируется. Универсальная машина для убийства. Я учился. Я собирал реликвии силы. Я вколачивал твое копье ему в сердце две тысячи лет назад, когда впервые услышал о нем. Я просил даже принцессу Фейри сделать это. Ничего не сработало. Его не существует. Или если он где-то и есть, то он находится в постоянной, вечной агонии. Это никогда не закончится для него. Его вера в меня была безосновательна. Я никогда не смогу…

Спасти его, он не говорит это, и я не говорю тоже, потому что если я не буду осторожна, то начну рыдать, и я знаю, что ему от этого станет только хуже. Его слезам уже тысячи лет. Он хочет только освобождения. Хочет, чтобы его сын отдохнул. Подоткнуть одеяло и сказать спокойной ночи — навсегда, в последний раз.

— Ты хочешь его уничтожить.

— Да.

— Как долго это длится?

Он ничего не сказал.

Он никогда мне не скажет. И я понимаю, что число действительно не имеет значения. Горе, испытанное им в пустыне, никогда не утихнет. Теперь мне понятно, почему они убили бы меня. Это не только его тайна. Это их общая тайна.

— Вы все возвращаетесь на место, где умерли в первый раз, когда погибаете.

Он мгновенно взбесился. Я понимала причину.

Они убьют любого, чтобы уберечь себя оттого, что произошло с его сыном. Только там они уязвимы: куда они возвращаются на рассвете следующего дня. Враг может сидеть там, ждать и убивать их снова и снова.

— Я не хочу знать, где это место. Никогда, — я уверяю его в этом и это правда. — Иерихон, мы достанем Книгу. Мы найдем заклинание уничтожения. Я обещаю. Мы упокоим твоего сына. — Я вдруг чувствую злость. Кто сделал это с ними? Почему? — Я клянусь в этом, — даю я обет, — Так или иначе, мы сделаем это.

Он кивает, кладет руки за голову, растягивается на подушках и закрывает глаза.

Проходит немного времени, прежде чем я вижу, как расслабляется его лицо. Я знаю, он в том месте, где он медитирует, где он держит все под контролем. Какая завидная дисциплина.

Сколько тысячелетий он заботится о сыне, кормит его, пытается его убить, чтобы облегчить страдания, даже если всего на несколько минут?

Я возвращаюсь снова в пустыню, но не потому, что он ведет меня туда, а потому, что я не могу посмотреть на лицо его сына вне моей головы.

Его глаза говорят: я знаю, что ты заставишь боль остановиться.

Бэрронс никогда не был способен на это. Не бесконечную боль. Для них обоих.

Ребенок, смерть которого разъедала его, разрушала его с тех пор каждый день. Пожизненно.

Умирать, говорил Бэрронс легко. Умирая, человек сбегает, ясно и просто.

Неожиданно, я вдруг обрадовалась смерти Алины. Если свет появляется для каждого, он появился и для нее. Она отдыхает сейчас где-нибудь.

Но не для его сына. И не для этого мужчины.

Я прижалась щекой к его груди, чтобы послушать, как бьется его сердце.

И впервые с тех пор как я знаю его, я понимаю, что это не так. Разве раньше я никогда не слышала, как бежит его кровь? Как стучит его сердце? Как я могла это не заметить?

Я смотрю на него вверх, чтобы поймать его взгляд, смотрящий вниз на меня, лежащую на его груди, с непостижимым выражением его глаз:

— Я не ел в последнее время.

— И твое сердце перестает биться?

— Иначе становится болезненно. Со временем я изменюсь.

— Чем ты питаешься? — спросила я осторожно.

— Не твое гребанное дело, — мягко ответил он.

Я киваю. Я могу с этим жить.

* * *

Здесь он движется по-другому. Не пытаясь что-то скрыть. Он ведет себя естественно, перемещаясь так, что кажется размытой полосой, словно гладкий шелк, бесшумно текущий по комнате. Если я забываю обратить внимание на то, где он находится, то теряю его из вида. Я обнаружила его прислонившимся к колонне — хотя думала, что он был за ней — со скрещенными руками, наблюдающего за мной.

Я изучаю его подземное логово. Не знаю, сколько он прожил, но явно, жил он всегда с шиком. Однажды он был наемником, в другое время, в другом месте, кто знает как давно. Ему нравились шикарные вещи тогда, и на сегодня его вкус остался неизменным.

Я обнаружила его кухню. Это мечта всех шеф-поваров гурманов — все из нержавеющей супер стали. Множество красивых шкафов из мрамора. До отказа заполненный холодильник и морозилка. За винный погреб не жалко и душу отдать. Пока я пожираю тарелку с сыром и хлебцами, я думаю, что он проводил здесь все те ночи, когда я тащилась вверх, в свою на четвертом-пятом этаже спальню и спала в одиночестве. Расхаживал ли он на этих этажах, готовил ли себе ужин или съедал все сырым, практиковался в темных искусствах, делал татуировки, катался ли в одной из своих машин? Он был так близко все это время. Здесь внизу, обнаженный на шелковых простынях. Это свело бы меня с ума, если бы я знала то, что знаю сейчас.

Он очищает манго, а я удивляюсь, как ему удалось достать фрукты в Дублине после падения стен. Он настолько спелый, что сок стекает по его пальцам и рукам. Я слизываю сок с его рук. Я толкаю его на спину и ем мякоть с его живота и ниже, после чего, в конечном счете, моя голая задница оказывается на холодной мраморной столешнице и он снова во мне, мои ноги обхватывают его бедра. Он смотрит вниз на меня, как будто запоминает мое лицо, смотрит, будто не может до конца поверить, что я здесь.

Я сижу на столешнице, пока он готовит мне омлет. Я голодна, и душой, и телом. Сжигаю калорий больше, чем съедаю.

Он готовит обнаженным. Я восхищаюсь его спиной, плечами и ногами. — Я нашла второе пророчество, — говорю я ему.

Он смеется. — Почему ты всегда так затягиваешь с рассказом о важных вещах?

— Можно подумать, ты разговорчив, — отвечаю я сухо.

Он ставит передо мной тарелку и вручает мне вилку. — Ешь.

Когда с едой покончено, я спрашиваю: — У тебя амулет, не так ли?

Он прикусывает язык зубами и улыбается мне во весь рот. Говоря этим: Я самый большой и крутейший сукин сын и все игрушки мои.

Мы возвращаемся в его спальню, и я достаю страницу из дневника Безумной Морри и карту Таро из моего кармана.

Он посмотрел на карту. — Где, ты говоришь ее получила?

— В Честере. Мне дал ее парень с мечтательными глазами.

— Кто?

— Красивый парень студенческого возраста, который бармен.

Он смешно задвигал головой, подобно змее, готовящейся к нападению. — Насколько красивый?

Я смотрю на него. Его взгляд холодный. Если вы хотите так жить, идите к черту из моего дома прямо сейчас, говорят его глаза.

— С тобой ему не сравниться, Бэрронс.

Он расслабляется. — Так кто он такой? Я видел его?

Я рассказываю, когда и где, описывая его, он выглядит озадаченным.

— Я никогда не видел этого юношу. Я видел пожилого мужчину с сильным ирландским акцентом разливающего напитки, когда приходил за тобой, но никого попадающего под эти приметы.

Я пожала плечами. — На данный момент слишком поздно для того, чтобы первое предсказание сработало. — Я протянула ему страницу. — Дэррок был убежден, что он единственный, кто может использовать амулет. Но я прочла его перевод, и он звучит так, как будто воспользоваться им можешь и ты и Дэйгис. Или вообще кто угодно.

Бэрронс забирает у меня пергамент и изучает его. — Почему он думал, что это именно он?

— Потому что сказано, он который не тот, кем он был. И что он раньше был Фэйри.

Он переворачивает пергамент, смотрит на перевод Дэррока, затем переворачивает обратно к пророчеству Безумной Морри.

— Дэррок не говорил на старо-ирландском, когда я обучал его и если, даже он и освоил его с тех пор, то выучил его не достаточно хорошо. Его перевод неверен. Это редкий диалект и нейтрален к полу. Тут говорится, один который обладал… или обитал.

— Это то, о чем говорилось в первом пророчестве.

Он посмотрел на меня, поднимая бровь. Мне потребовался момент, чтобы определить его выражение.

— Ты думаешь, что это я. — Так или иначе я не очень удивлена. Как будто некая моя часть всегда знала, что, в конце концов, все сведется к этому: я против Синсар Дабх, и победитель получает все. Словно это было предопределено судьбой. Я ненавижу судьбу. Я не верю в нее. К сожалению, думаю, что эта сука верит в меня.

Он перемещается к сейфу, спрятанному за картиной, и я вижу отражение мерцающего света свечи, от ускользнувшего от меня ранее амулета. Он темный в его руках. Но как только он подходит ко мне, амулет начинает слабо пульсировать.

Я потянулась к нему. От моего прикосновения он засветился. Он комфортно ощущается в моих руках. Я желала его с того момента, как впервые его увидела.

— Ты темная лошадка, Мак. Я знал это с самого начала. Эта штуковина думает, что ты герой. Так же, как думаю и я.

Почти комплимент. Я держу амулет в ладонях. Я знаю этот камень. Я проникаю внутрь, охочусь, ищу. Я так много узнала сегодня ночью, о нем, о себе. В этом месте я чувствую себя бесстрашной. Никто не дотронется до меня, никто не сможет мне навредить. Сейчас я ощущаю себя спокойней, чем за все последнее время. Если я смогу его использовать то, смогу найти заклинание разрушения для его сына. Я могу положить конец их страданиям.

Покажи мне правду, сказала я, и сбросила шоры[40]. Я перестаю пытаться навязать себя правде, чтобы видоизменить ее, и позволяю правде навязать себя мне. От чего я скрываюсь? Какие монстры преследуют меня, терпеливо ожидая, когда я наконец-то посмотрю на них.

Я закрываю глаза и открываю разум. Фрагменты забытых времен мелькают передо мной так быстро, что я вижу только размытые цветные пятна. Я верю, что мое сердце подскажет, когда мне идти и когда остановиться.

Медленно изображения становятся статичными, и я уже нахожусь в другом месте, другом времени. Все настолько реально, что я могу чувствовать поблизости пряный аромат роз.

Я люблю этот запах, потому что он напоминает о ней. Я держу розы повсюду. Я озираюсь.

Я нахожусь в лаборатории.

Круус ушел.

Я видел его уход.

Он любит меня, но себя он любит больше.

Я закончил четвертый амулет без него. Первые три были несовершенны. Этот единственный такой, каким я и хотел его сделать.

Весы балансируют между нами.

Она будет сверкать как бриллиант в ночном небе, как я. Великие, сочетаются с великими или вообще ни с кем.

Я отнесу его своей Возлюбленной сам.

Я не могу сделать ее Эльфом, но я дам ей все наши способности другими путями.

Возможно, я глупец, что даю ей амулет, способный создавать иллюзии, которые могут пленить даже меня, но моя вера в любовь не знает границ.

Мои крылья стелятся по полу при повороте. Я огромен. Я необыкновенен. Я вечен.

Я — Темный Король.

Глава 44

Сумерки приходят бескомпромиссные и темно-лиловые.

Танцор оказался таким, как я его себе и представляла. Он поэт, блистающий дерзкими словами. На днях написавший пьесу об убийственном времени, потому что оно пугает нас до усрачки, удерживает в прошлом, и заставляет нас проживать это каждый день. Раньше все это ездило на мне — это чертово время, но теперь она знает, и я говорю: Отлично, пора сбросить груз этой ноши.

Я беспокойно сдвинулась, глядя на КиСБ. Перед ним лимузин. Остановился несколько часов назад и никуда с тех пор не уезжал. Я не могла рассмотреть, кто из него выходил. Кто-то сменил вывеску. Я подумала, что это должно быть Мак и это насмешило меня, но я не могу смеяться доупаду как раньше. Потому тихо давлюсь смехом.

Не хочу, чтобы она попыталась меня убить.

И я не собираюсь вот так умирать.

Вот к чему это нас привело.

Угадайте, кто собирается кусаться.

Я наблюдаю за этим местом время от времени вот уже многие дни. Следя за слежкой. Все нервничают. Раздумывают, как получше перехитрить друг друга.

Книга каждый день меняет чокнутых. Превратила какого-то парня в смертника, направив его прямо в Честер. Много людей погибло, вызволяя его, взорвавшись вместе с ним. В аббатстве все стали параноиками. Думают, что они следующие. Никто не может отследить Книгу, потому что Мак исчезла.

Как и Бэрронс.

Без них мы влипли. Никто не может ощутить Книгу, и по этому, пока что она нас опережает. Танцор думает, что однажды она создаст ядерную бомбу. И тогда нам всем капец. Он говорит, что мы должны поймать ее и сделать это очень быстро.

Я наблюдаю, обхватив свои колени, расположившись на водонапорной башне. Никто даже не догадается посмотреть на такую высоту.

Меня исключили. Ро, не допустила меня и близко ни к одному действию. Кэт и Джо держали меня в курсе. Они не знают, что я убила Алину. Мак не знает, да и я сама только что узнала, что есть и третье пророчество. Что-то о зеркальных отражениях, сыновьях и дочерях и монстрах, которые были ими и не были. Джо еще не перевела, но она сильно забеспокоилась. Кажется, чем дольше Книга на свободе, тем сложнее ее поймать.

Я слышала как Ри-О, говорит чуваку с белыми волосами и причудливыми глазами, что Мак должна умереть. Но не раньше, чем Книга будет закрыта. Твою мать, это действительно хреново, что она приперлась в его клуб и попыталась его подорвать. Не стоит связываться с Ри-О.

Его люди на крыше магазина. Они забавно передвигаются.

Джо зависает на крыше через несколько зданий, с Кэт и ее верной маленькой группой ши-овец.

— Беееее, — прошептала я.

Они смотрят в бинокли. Никто не смотрит в мою сторону. Они видят только то, что ожидают увидеть. То, что она говорит им увидеть. Тупицы. Вытащите свои головы из задниц, — думаю я. И так воняет овечьим дерьмом.

Это точно.

Шотландцы на крыше пятиэтажки в Темной Зоне. У них тоже бинокли.

Моим глазам не нужна помощь, чтобы все видеть. Я перегружена, перенасыщена, супер — Д! Все-видящая, все-слышащая, все-превосходящая, все время.

Я чувствую запах В’лейна. Специи на ветру. Не знаю, где он. Но где-то рядом.

Пять дней, как Мак и Бэрронс исчезли. С той ночи, как они пытались поймать Книгу.

Ро, винит во всем Мак. Сначала она была рада, что Мак пропала. Говорила, что мы не нуждаемся в ней, и не желаем ее видеть. Но она пришла в себя, когда Книга стала разгуливать по Честеру. Прикиньте, она была там, когда Книга нанесла свой скромный визит, одев корсет из динамита, а Ро не любит ничего больше своей морщинистой задницы. Ха. Что-что, а без нее я уж точно могла обходиться.

Ри-О обвиняет Друидов. Говорит, что они, должно быть совершили где-то ошибку.

Шотландцы обвиняют Ри-О. Говорят, что злу не дано поймать зло.

Ри-О смеется и спрашивает: А Вы вообще кто нахер такие.

В’лейн злится на всех. Говорит, что мы все никчемные, ничтожные смертные.

Я давлюсь от смеха. Чуваки, я заслужила это. Я вздохнула, почти мечтательно. Думаю, у В’лейна есть похоть и на меня. Хочу спросить у Мак, что она…

Я открываю протеиновый батончик и жую его, хмурясь. О чем я думаю? Как будто я собираюсь спрашивать что-то у Мак? Я должна была найти тех подонков, которые убили Алину. Я должна была избавиться от них. Она никогда не должна была узнать. Я улыбаюсь, думая об их убийстве. Хмурюсь, думая, почему я не сделала этого раньше.

— Крайне возбуждена, ребенок?

Голос как лезвия. Я напрягаюсь и собираюсь перейти в режим стоп-кадра, но ублюдок поймал меня за руку и не отпускает.

— Отвали от меня! — Плююсь я крошками шоколада с арахисом, думая, кто же сейчас употребляет такие слова вроде этих? И я знаю кто, и он волнует меня намного больше, чем Книга. — Ри-О, — произношу я действительно холодно.

Он улыбается, как мне кажется, может улыбаться только Смерть, во все клыки с жесткими глазами, которые никогда ни на каплю не сдерживали…

Резко вдохнув, вместо того чтобы проглотить, я подавилась арахисом. Горло забито, мне нечем дышать, и начинаю бить себя кулаком по груди.

Он что разоделся для Хеллоуина? Так еще рановато.

Удары по моей грудной клетке не сработают, и я это знаю. Мне нужен метод Хаймлиха[41], но я не смогу сделать его сама, пока он держит меня, я не могу броситься на какой-нибудь выступ. Я использую свою суперсилу, чтобы выдернуть руку, чуть отрывая ее.

Он все еще держит меня. Никуда не уходит.

Он обхватил мое запястье длинными пальцами и изучает меня. Наблюдает за моим удушьем. Хладнокровный ублюдок. Наблюдает, как я исхожу пеной, и мои глаза становятся дикими. Я пускаю слюни! Чуваки, это не круто.

Я умру здесь, на водонапорной башне, подавившись протеиновым батончиком. Опрокинувшись через парапет, шлепнувшись на тротуар. У всех на виду.

Мега O’Мелли хрипит как Джо!

Только не так, твою мать.

Как раз в тот момент, когда у меня начинается головокружение, он хлопает меня кулаком по спине, и я выплевываю изжеванный кусок. Не могу дышать в течение минуты. Затем хриплю. Воздух никогда не был так сладок.

Он улыбается. Его зубы нормальные. Я уставилась на него. Игры разума? Я насмотрелась слишком много фильмов.

— Для тебя есть работенка.

— Э нет, так не пойдет, — говорю я прямо. Не собираюсь примыкать к его банде. Есть ощущения, что не доберешься, отступив назад. Ты просто падаешь. Пока не достигнешь низшей точки. Мой собственный осадок.

— Это не просьба, ребенок.

— Не работаю ни на кого, кто зовет меня ребенком.

— Отпусти ее.

Я скривилась. — Кто разослал приглашения на мою водонапорную башню? — злюсь я. Что случилось с маленькой частной жизнью?

Один из Келтаров подкрался из тени. Я видела его только на расстоянии. Не знаю, как кто-то из них мог подкрасться ко мне близко так незаметно. Меня это бесит. У меня есть суперчувства, а они подкрадываются ко мне.

Шотландец смеется. Но он больше не выглядит как другие Шотландцы. Он выглядит, как… я присвистнула и сочувственно качаю головой. Он становится Принцем Невидимых.

Они забывают обо мне. Занятые, глазением друг на друга. Ри-О скрещивает руки. Шотландец делает тоже самое.

Я пользуюсь моментом. Не собираюсь выяснять, что за работенка для меня у Ри-О. И не хочу знать. И если какой-то чувак, переметнувшийся на темную сторону думает, что он оплатит должок, играя для меня ангела-мстителя, то у меня для него есть сюрприз. Я не буду этого делать.

Мой билетик в ад и так уже прокомпостирован, сумки на борту, гудит паровой свисток.

Проблем у меня с этим нет. Я точно знаю, где стою.

Я перехожу в режим стоп-кадра.

* * *

Нет ночи. Нет дня. Нет времени.

Мы потеряны друг в друге.

Что-то со мной произошло, внизу, в том подвале. Я переродилась. Впервые в жизни я чувствую себя умиротворенной. Во мне больше нет противоречий. И я больше ничего не скрывала от самой себя.

Постоянный страх изматывает. Однажды я возьму верх над страхом.

Я Темный Король. Я Темный Король.

Повторяю я про себя, снова и снова.

Я примирилась с этим.

Я не знаю, как или почему, а может и не пойму никогда, но, по крайней мере, теперь я смогла увидеть свою темную часть.

Это действительно было единственным объяснением всего этого.

Даже смешно. Все это время я так беспокоилась о том, что вокруг меня происходит, а получилось, что самым большим плохишом из всех, была именно я.

Это темное гладкое озеро внутри меня было от него. Мое. Наше. Вот почему это всегда пугало меня. Каким-то образом мне удалось разделить себя и хранить его отдельно. Себя. Части меня не родились двадцать три года назад, если я вообще родилась.

Я не могу вспомнить ничего, из того, что смогло бы объяснить, откуда я взялась и что я такое. Но истина в моих воспоминаниях неоспорима.

Я стояла в лаборатории около миллиона лет назад. Я создавала реликвии, я любила Возлюбленную и это я породила Невидимых. Все это во мне.

Может, поэтому Бэрронс и я не можем устоять друг перед другом? Мы оба монстры.

— Ты действительно думаешь, что зло — это выбор? — спросила я.

— Да, все так. В любое время. В любой день.

— Я не спала с Дэрроком, но собиралась.

— Не имеет значения, — он двигался внутри меня. — Сейчас Я здесь.

— Я собиралась его соблазнить, чтобы узнать кратчайший путь, к обладанию Книгой. Потом разрушить мир и создать другой, чтобы вернуть тебя.

Он застыл. Я не могла видеть его лица. Он был сзади меня. Именно по этому, я и смогла это произнести. Не думаю, что осмелилась сказать бы ему это в лицо и видеть при этом свое отражение в его глазах.

Я не собиралась разрушать мир ради Алины. А я любила ее всю свою жизнь. Его же знала всего несколько месяцев.

— Возможно, пришлось бы напрячься для твоей первой попытки создания мира, — наконец сказал он.

Он пытался не рассмеяться. Я сказала ему, что собиралась обречь все человечество ради него, а он пытается не рассмеяться.

— Это была бы не первая моя попытка. Я профи. Ты был неправ. Я Темный Король, — сказала я ему.

Он снова начал двигаться. Через некоторое время он повернул меня к себе и поцеловал.

— Ты Мак, — сказал он, — А я Иерихон. И больше ничего не имеет значения. И никогда не имело. Ты находишься в таком месте, в котором ты вне правил для меня. Ты понимаешь это?

Я поняла.

Иерихон Бэрронс только что сказал, что любит меня.

* * *

— И какой же у нас план? — спросила я позже. — Когда мы захороним Книгу, как ты собираешься получить нужное заклинание?

— Невидимые, никогда не пили из котла. Все они помнят родной язык. Я заключил несколько сделок.

Я покачала головой, хмурясь на себя. Иногда я упускаю очевидные вещи.

— Но теперь у меня есть ты.

— Я буду в состоянии ее прочитать, — это было гадко. Теперь, по крайней мере, я знала, почему у меня была такая сильная негативная реакция на Синсар Дабх. Все мои грехи были пойманы в ловушку. И это чертовщина так просто не уйдет. Я пыталась сбежать от вины, и моя вина, обнаглев, начала свою собственную жизнь и к тому же стала еще и охотиться на меня.

Я поняла, почему она преследует меня. Когда-то она стала живой — разумной, но без ног, без крыльев, вообще без способа передвижения и ничего больше во всем ее существовании не нравилось ей, кроме меня а я очевидно презирала ее — и она, должна ненавидеть меня. А поскольку это была я, она слишком любила меня. Написав Книгу — я сделала ее одержимой мной. Она хотела причинить мне боль, а не убить.

Потому, что она жаждала моего внимания.

Теперь так много всего, сейчас имело для меня смысл, с тех пор как я приняла то, что я Король.

Я поняла, почему Зеркала всегда были так агрессивны, пропуская меня внутрь и обратно. Проклятие Крууса, в реальности наложенное другими принцами, чувствовало меня и пыталось не пропустить. Само собой я знала дорогу по черной крепости и аду Невидимых. Это был мой дом. Каждый мой шаг был инстинктивным, потому что я гуляла этим ледяным путем миллионы раз, посылая приветствие скалам, оплакивая жестокое обращение с моими сыновьями и дочерьми. Я поняла, почему воспоминания возлюбленной разыгрывались перед моими глазами, потому что в моей голове был Король. Теперь понятно, почему я была способна открыть двери в королевскую крепость.

Я могла быть Королем, по крайней мере, я была «хорошим» Королем. Предпочитаю думать о себе, как о Короле Светлых, потому что он уничтожил все свое зло. Одержимый маньяк, который проводил эксперименты над всем и вся для достижения своих целей, был там — в Книжном обличие, а не во мне — это немалое утешение. Я хотела избавиться от этого зла — сделав свой выбор, как сказал Бэрронс — пытаясь уничтожить темную часть себя с самого начала.

Бэрронс снова заговорил. Я и забыла, что мы разговаривали.

— Я надеюсь, что ты сможешь ее прочесть. Это все упростит. Осталось только выяснить, как ее захватить с тремя камнями и без Друидов. Будь я проклят, если позволю этим недотраханным ублюдкам снова присутствовать при этом.

Я посмотрела на серебряную с золотом цепь, на камень расположенный в богато украшенной золотой оправе. А нужны ли мне камни или Друиды вообще, чтобы поймать мою книгу, или я смогу на нее охотиться с помощью амулета? Я конечно, подходила под определение «обитала» или «обладала». Я была Королем Фейри внутри женского человеческого тела.

Я задалась вопросом, каким образом возлюбленная потеряла амулет. Тот, кто взял его у нее, предал меня? Кто-то похитил ее, сфальсифицировал смерть, а затем просто отдал на суд Светлых, в то время как я, обезумев от горя, занимался исправлением своих же грехов?

Она никогда бы не отдала его добровольно, но вот он здесь, в мире людей. Если кто-то пришел к ней за ним, она скорее разрушила бы его, чем позволила попасть ему в плохие руки, терпеливо просеивая ключи к разгадке, оставляя ей шансы что в один прекрасный день, я бы вспомнила и мы бы сбежали от того, что было сделано нами и снова были бы вместе? Очень хреново — я не хотела быть с ней.

Она всегда ненавидела иллюзию. Когда она высадила сады, присоединив их к Белому Дворцу — она сделала это по старинке. Двор Фейри все ровно исчез бы в небытие, даже если бы Эльфы вернулись в него, то все ровно не сумели бы поддерживать его. Белый Дворец был создан по-иному и выдержит испытания временем, с ними или без них.

Как она стала Королевой Светлых? Кто похитил ее, похоронил в могиле изо льда, и оставил медленно умирать в тюрьме Темных? Какая игра на кону, какие цели преследовались? Я знала терпение бессмертных. Кто выжидал среди Эльфов, в предвкушение удачного момента, окончательного дня расплаты?

Выбор времени должен был быть безупречным.

Все Светлые и Темные принцессы должны быть мертвы и Королева убита именно в определенный момент, когда не будет никаких претендентов на престол матриархальной власти, чтобы однажды, кто бы это ни был, слился или приобрел все знания Книги.

Вся власть Королевы Светлых и Короля Темных вложенная в единый сосуд.

Я вздрогнула. Этому никогда нельзя позволить случиться. Кого-то с такой силой, мощью остановить было бы невозможно. Никем и ничем. Он или она был бы непобедимым, неконтролируемым, неубиваемым. Одним словом: Бог. Или Сатана, с превосходным домашним двором. Мы были бы все обречены.

Они верили мне мертвому? Дорожили? Были безразличны? Думали, что я буду стоять в стороне и позволю этому случиться? Действительно ли за случившееся был ответственен какой-то неизвестный враг, благодаря которому, в настоящее время — я была смертной и сбитой с толку?

Моя сила и магия Королевы. Кто стоял за этим? Один из Темных Принцев?

Возможно, все это время, это был Дэррок, и Книга сорвала этот план как виноградину, оказавшийся его головой. Возможно, Дэррок только использовал в своих интересах чью-то хитрость, пользуясь покровительством, если можно так выразиться, более умного и опасного противника.

Я отрицательно покачала головой. Магия не пошла бы к нему, и он это знал. Есть Эльфов было недостаточно. Наследником магии Эльфов должен быть Эльф.

Придя ненадолго в сознание, Возлюбленная рассказала, что тот, кто заточил ее, был принцем Эльфов, которого она никогда не видела ранее, и он назвал себя Круус.

Если верить В’лейну, он привел Крууса к настоящей Королеве Видимых, и она убила его (вот сука) прямо на моих глазах.

У меня сохранились те воспоминания?

Я стала искать их внутри.

Я сжала голову, когда воспоминания ворвались в меня. Круус умирал нелегко и не безболезненно. Он рвал и метал, и в конечном счете был просто противен. Отрицал, что он выдал меня Королеве. Я стыдилась его смерти.

Но, кто же тогда фальсифицировал смерть моей возлюбленной?

Каким образом меня предали?

Предательство.

Где же разгадка?

«ТОЛЬКО ОТ ЕГО СОБСТВЕННОГО СОЗДАТЕЛЯ ОНО ПАДЁТ» — говорилось в пророчестве.

Каков был умысел Книги, ограниченной в своем внешним видом? Как его обойти и выполнить цели?

Ее действительность была иллюзией. Она обманывала людей, заставляя их видеть то, что они так хотели.

Поэтому Темный дворецкий, который, возможно, был одним из моих друзей, если бы у меня было время разобраться в своих воспоминаниях, дал мне карту Таро, намекая мне насчет амулета.

«Амулет может обмануть даже меня».

Именно по этой причине я беспокоилась о том, что отдала его возлюбленной. Что за ненормальная любовь, что за опасение в доверии.

Книга была только моей тенью.

Я была реальным существом, Королем, создавшим Книгу.

И я обладала амулетом, способным создавать иллюзии, которые могут нас обмануть.

Все просто. В конкурсе силы воли я была бы гарантированным победителем.

У меня кружилась голова от волнения. В моих выводах была доля истины. Все стрелки указывали на север. Я знала, что нужно сделать. Сегодня я могла раз и навсегда уложить Книгу. Не уложить ее спать с подсматривающим глазом, как сказано в первом пророчестве, а разгромить монстра. Уничтожить его.

После того, как я получу заклинание уничтожения для Бэрронса. Ирония: Я бы обратила против Книги все мои заклинания, чтобы избавиться от нее, а теперь мне от нее нужно только одно.

Однажды так и будет, я откопаю предателя, убью его или ее, восстановлю возлюбленную в статусе Светлой Королевы (потому что уверена, что не хочу ее, к тому же она все ровно ничего не помнит), где она нарастит силу, достаточную чтобы снова править. Я хотела уйти, оставляя Фейри с их ничтожными планами.

Я вернусь в Дублин и стану просто — Мак.

И для меня это случится не достаточно скоро.

— Думаю, я знаю, что делать, Иерихон.

* * *

— Чего бы ты пожелала, будь ты Книгой, а она королем? — Позже спросил меня Бэрронс.

— Я думала, что ты не веришь, будто я Король.

— Не важно во что верю — я. Книга, кажется верит.

— К’варк тоже в это верит, — напомнила я. Потом парень с мечтательными глазами. Когда я спросила его, «была ли я Темным Королем», он ответил, — «не больше чем я». Он одна из моих частей?

— Оставь кризис личности на потом. Не отвлекайся.

— Я думаю, что она хочет быть принятой, оправданной — как блудный сын и все. Она хочет, чтобы я приняла ее с распростертыми объятиями, чтобы сказала, что была неправа и стала бы с ней одним целым.

— Я тоже так думаю.

— Меня немного беспокоит та часть, где говорится: Когда монстр внутри будет побежден, тогда будет побежден и монстр снаружи. Что за монстр внутри?

— Понятия не имею.

— Ты всегда все знаешь.

— Не в этот раз. Это твой монстр. Никто не может знать монстра другого человека достаточно хорошо, чтобы засадить его в клетку. Только ты сама можешь это сделать.

— Подумай, — потребовала я.

Он слегка улыбнулся. Он находил забавным, когда я кидала его же словечки обратно.

— Если ты Темный Король — обрати внимание на слово «если», в чем я по-прежнему сомневаюсь — то можно предположить что у тебя есть склонность к злу. Когда Синсар Дабх будет у тебя в руках, она мысленно внушит, что тебе не терпится сделать то, что она хочет. Вместо того чтобы заблокировать ее ты можешь сделать выбор и отказаться от человеческой формы и восстановить себя в прежней славе — забрать у нее все заклинания обратно и стать снова Темным Королем.

Никогда. Но я научилась, никогда не говорить никогда.

— Что, если я и есть он?

— Я буду звать тебя обратно. Но я не думаю, что ты — Король.

Тогда какое объяснение еще было бы возможным? Бритва Оккама[42], критерий моего отца для убеждения, и я соглашалась с собственной логикой. Но с Бэрронсом, зовущим меня обратно и моей решимостью жить нормальной жизнью, я смогу это сделать. Я знала, что могу. Все чего я только хотела, было здесь в человеческом мире. Не в ледяной тюрьме, рядом с бледной серебристой женщиной, пойманной бесконечной политикой двора.

— Я больше обеспокоен тем, чем может быть твой внутренний монстр, если ты не Король. Какие будут идеи?

Я покачала головой. Не важно. Ему сложно принять то, кем я была, но он не знал всего, и не было времени для объяснений. Каждый день, каждый час, что Синсар Дабх была на свободе, бродя по улицам Дублина, умирало все больше людей. У меня не было никаких иллюзий о том, почему она продолжала приходить в Честер. Она хотела отнять моих родных. Хотела стереть все, что я любила, оставляя только себя и меня. Как будто этим могла вынудить меня любить ее. Заставить меня идти навстречу ее темноте, вернуться назад в мое тело, как прежде. Теперь я думаю, что Риодан был прав: она пыталась заставить меня «беситься». Книга предполагает, что если она достаточно проймет меня, разозлит и причинит боль, я забуду о мире, и останется только власть. Тогда было бы удобно появиться и сказать: вот я, возьми меня, используй свои силы, делай все, что хочешь.

Я резко вдохнула. Именно в таком настроении я была, когда думала, что Бэрронс мертв. Преследуя Книгу, готовая ее подобрать, слиться с ней и уничтожить весь мир. Считая, что в состоянии ее контролировать.

Но теперь я на стороже. Я испытала горе однажды. И у меня в руке был кротчайший путь Дэррока. Ключ к управлению всем этим. Я не собиралась беситься. Бэрронс был жив. Мои родители в порядке. Я даже не соблазнилась бы.

Мне вдруг не терпится с этим покончить. Прежде чем случиться что-то еще.

— Я должен быть уверен, что ты можешь использовать амулет.

— Как?

— Обмани меня, — сказал он категорично, — И убеди меня в этом.

Я сжала амулет в руке и закрыла глаза. Тогда, в гроте Мэллиса, он не был готов мне открыться. Он хотел и ждал чего-то, что, как я тогда подумала — была десятина, как будто, я должна была пролить кровь для него или что-то подобное.

Теперь я знала, все было гораздо проще. Он вспыхивал сине-черным блеском по той же причине что и камни, потому что узнал меня.

Проблемой было то, что я не признавала себя.

Теперь я признавала.

«Я — твой король. Ты принадлежишь мне. Ты будешь слушаться меня во всем».

Я ахнула от удовольствия, когда он вспыхнул в моем кулаке ярче, чем когда-либо горел у Дэррока.

Я осмотрела спальню. Я вспомнила подвал, где я была При-ей. Я никогда не забуду деталей.

Я воссоздала их для нас, вплоть до последних деталей: фотки мои и Алины, красные шелковые простыни, душ в углу, светящаяся рождественская елка, меховые наручники на кровати. Какое-то время это было самое счастливое и простое место, которое я когда-либо знала.

— Это точно не стимул, чтобы вытащить меня из постели.

— Мы должны спасти мир, — напомнила я.

Он потянулся ко мне. — Мир может подождать. Я — нет.

Глава 45

Я поняла, что в этот момент он начал все пересматривать.

Я чувствовала напряжение во всем его теле, видела ожесточение вокруг его глаз, что означало, что он задумался и ему не нравится эта тема. — Для плана этого не достаточно, — наконец сказал он, вставая с постели.

Было почти невозможно заставить меня шевелиться. Мне навсегда хотелось остаться в постели и не вылезать из нее. Только до тех пор, пока я не вылезу из кровати, никто кроме меня не позаботиться о безопасности, и не смогу расслабиться и спокойно жить, как ни в чем не бывало. Я встала, натянула свои джинсы, застегнула на них молнию и натянула через голову рубашку.

— Ну и что ты предлагаешь? Собрать всех вместе и заставить подержать амулет? Чтобы посмотреть, не ответит ли он кому-то еще? Что, если он засветиться у кого-то, скажем — у Ровены?

Он впился в меня взглядом, когда я повесила на шею амулет и спрятала его под рубашкой, где с прохладой тяжестью он уместился на моей коже. Через рубашку мне было видно странное темное свечение. Из-за чего, я надела свою кожаную куртку подвязав ее поясом.

Амулет никогда не вспыхивал иссиня-черным свечением для него. Думаю, если бы он знал, что говорилось во втором пророчестве, то давно бы нашел Книгу.

— Мне это не нравится.

Мне тоже. Но я не видела другого выхода. — Ты сам помогал составить этот план.

— Это было час назад. Мы говорим о вылазке сейчас на улицы, для того, чтобы ты подобрала эту чертову штуку, поверив в пророчество какой-то сумасшедшей прачки, работающей в аббатстве, без конкретной идеи что делать, полагаясь только на амулет, что он поможет тебе принудить ее повиноваться. Она первичное соблазнительное зло, и ты собираешься лететь к ней. План воняет. Это все, что нужно для нее. Я не доверяю Ровене. Я не доверяю…

— Никому, — закончила я за него. — Ты никому не доверяешь. Кроме себя самого, и это не недоверие — это твое раздутое самомнение.

— Не раздутое самомнение. А знание своих возможностей. И их безграничное происхождение.

— Ты был убит на скале Риоданом и мной. Классический пример того, как немного доверия можно сохранить в наше время.

Его глаза были черны и бездонны. Я уже собиралась отвернуться, когда в них что-то изменилось. Я тебе доверяю.

Я чувствовала себя, как будто он подарил мне ключи от королевства. Что означало: Я могу сделать все что угодно. — Докажи это. Ты обучал меня с того самого момента, как я ступила сюда, делая меня достаточно выносливой, достаточно умной, достаточно жесткой, для того чтобы сделать то, что должно быть сделано. Я прошла через ад и вернулась обратно и осталась жива. Посмотри на меня. Как ты это говоришь? Увидь меня. Ты сделал меня бойцом. Так позволь мне сражаться теперь.

— Я сражаюсь в битвах.

— Ты и сразишься в этой битве. Мы сделаем это вместе.

— Я буду наблюдателем. Кто управляет мотоциклом и кто хренов пассажир? Я не езжу пассажиром. У меня никогда не было миленького мотоцикла с пассажирским сидением. — Он выглядел оскорбленным до глубины души.

— Больше, чем наблюдателем. Держи меня за веревочку, как держал, когда я была При-йя и не могла вернуться в сознание. Я никогда бы не вернулась, если бы не ты Иерихон. Я потерялась, но я чувствовала, что ты рядом, заставляешь меня приземлиться, сдерживая меня как воздушного змея на веревке. — Он шагнул за мной в ад, сев на диван в моего безумного состояния, и удерживал меня от того, чтобы я не застряла там навечно. Он вытащил меня силой воли. Он всегда будет рядом. — Ты нужен мне, — сказала я просто.

Багровая дымка окрасила его глаза. Он натянул свитер через голову, его мышцы напряглись, со струящимися по телу татуировками. — Еще не слишком поздно, — сказал он небрежно. — Мы могли бы позволить миру катиться в ад. Есть другие миры. Множество миров. Мы даже можем взять твоих родителей. Всех, кого только захочешь.

Я отыскала его глаза. Он имел в виду это. Он ушел бы со мной, прошел сквозь Зеркала и жил бы где-нибудь в другом месте. — Мне нравится этот мир.

— Некоторые цены слишком высоки. Ты не непобедима. Просто долгожитель, которого трудно убить.

— Ты не можешь защищать меня вечно.

Он послал мне взгляд, говоривший, Ты сумасшедшая? Конечно — могу.

Ты просишь меня жить так?

Ключевое слово: жить.

Не сажай меня в клетку. Я ожидала от тебя лучшего.

Он слабо улыбнулся. Туше.

— Мы можем посмотреть, как он будет работать у Дейгиса. В нем тоже «обитало», ну так они говорили.

— Шутница, да? Только через мой труп.

— Тогда перестань толочь воду в ступе. Ты не можешь использовать амулет. Остаюсь я, с тобой на моей стороне. Это единственный способ. Ты не можешь умереть — я имею в виду, можешь, но ты всегда вернешься назад. И мы знаем, что она меня не убьет. Мы идеально подходим для этого.

— Никто не идеален для борьбы со злом. Это обольщение. Когда мы найдем ее, она сможет сделать с тобой все что захочет.

Я была готова к этому. И знала это наверняка. Я сделала медленный вздох, до отказа наполняя свои легкие, и распрямила плечи. — Иерихон, я чувствую, что вся моя жизнь — готовила меня к этому моменту.

— Хватит. Судьба изменчивая шлюха. Мы не идем. Раздевайся и возвращайся в мою постель.

Я рассмеялась. — Идем, Бэрронс. Когда ты убегал от схватки?

— Никогда. И другие расплачивались за это. Я не хочу, чтобы то же самое случилось и с тобой.

— Поверить не могу, — сказала я с притворным ужасом. — Иерихон Бэрронс колеблется. Чудеса никогда не закончатся?

Гремучая змея зашевелилась в его груди. — Я не колеблюсь. Я… аа, черт.

Бэрронс не обманывал себя. Он колебался и знал это.

— Я сразу же обратил внимание на тебя, знал, что с тобой будут проблемы.

— Аналогично.

— Я хотел зажать тебя между стеллажами, затрахать до беспамятства и отослать домой.

— Если бы ты это сделал, я никогда бы не уехала.

— Во всяком случае, ты все еще здесь.

— Обязательно быть таким мрачным, говоря об этом.

— Ты переворачиваешь всю мою жизнь.

— Ладно, я уеду.

— Попытайся, и я привяжу тебя цепью, — он с негодованием посмотрел на меня. — Ладно, колеблюсь, — вздохнул он.

Спустя момент он протянул руку.

Я вложила свою руку в его.

* * *

Зеркало, выбросило меня в кабинете Бэрронса. Я пролетела через всю комнату и врезалась в стену.

Я устала оттого, что меня не жалуют Зеркала. Когда все это закончится, я хотела бы снять проклятье Крууса. В свободное время я могу, например иследовать Белый Дворец.

Я нахмурилась. Но опять же, я не могу. Возможно, мне нужно оборвать все связи со своим прошлым.

Бэрронс скользил позади меня, как всегда, изысканный и невозмутимый, с темными волосами и бровями покрытыми инеем и ледяной кожей.

— Замри, — приказал он мгновенно.

Мои ноги приросли к полу. — Что?

— На крыше люди. Разговаривают, — он стоял так долго, что иней каплями начал скользить по щекам и шее, — Риодан с остальными. Келтар неподалеку. Они чего-то ждут, что это за шум, черт возьми? — Он прошел мимо меня и вышел из кабинета.

Он толкнул дверь, соединяющую жилую часть здания с книжным магазином.

Я поплелась вслед за ним. Было темно, за высокими окнами стоял туман и моросил дождь, и интерьер был освещен только мягким янтарным свечением ламп, которые я постоянно оставляла включенными, чтобы магазин никогда полностью не оставался в темноте.

— Иерихон Бэрронс, — произнес элегантный культурный голос.

— Кто ты, на хрен, такой? — потребовал Бэрронс.

Я догнала Бэрронса как раз во время, чтобы увидеть человека, который вышел из тени и заговорил.

Он шел к нам, протягивая руку: — Я Питер Ван де Меер.

Высокий и худощавый, с безупречной осанкой, как будто этот человек занимался боевыми искусствами, по его виду можно сказать, что ему было около сорока пяти лет. Светлые волосы обрамляли нордического типа лицо с глубоко посаженными светло-зелеными глазами. У него был спокойный наблюдающий взгляд змеи, свернувшейся кольцами перед броском, но он не был готов нападать, пока что.

— Сделаешь еще один шаг, и я убью тебя, — сказал Бэрронс.

Человек остановился, удивленный и нетерпеливый. — Мистер Бэрронс, у нас нет на это времени.

— Я буду решать, на что у нас есть время. Что ты здесь делаешь?

— Я с Тритон группы.

— И что?

— Давайте не будем играть в игры. Вы знаете, кто мы такие, — упрекнул человек.

— Среди прочих вещей, вам принадлежит аббатство. Мне не нравятся такие, как вы.

— Такие, как мы? — Питер Ван де Меер демонстрирует легкую улыбку. — Мы наблюдали за вами на протяжении веков, м-р Бэрронс. Не мы «такие». А Вы.

— И почему я не убью тебя прямо сейчас? — промурлыкал Бэрронс.

— Потому что «такие, как мы», часто бывают полезны, и Вы долго искали способ проникнуть в наши ряды. Но Вам это никогда не удавалось. Вы интересовались нами. У меня есть кое-что для девушки. Настало время для правды.

— Что, в Тритон-группе кто-то может знать правду?

— Если Вы не хотите слушать меня, может быть, Вы послушаете кое-кого другого.

— Вон из моего магазина, прямо сейчас, и я позволю тебе жить. На этот раз. Но другого раза не будет.

— Мы не можем. Вы находитесь на пороге совершения серьезной ошибки, и мы вынуждены раскрыть наши карты. Это ее выбор. Не Ваш.

— Кто это мы? — Я попеременно разглядывала Питера и вглядывалась в тускло освещенный угол, осторожно пытаясь рассмотреть фигуру сидящую там. В той части было недостаточно света, чтобы можно было разглядеть все детали, но достаточно, чтобы понять, что это женщина. В моем животе запорхали бабочки, от какого-то сильного предчувствуя.

Бледно-зеленые глаза Питера перешли с Бэрронса на меня. Его взгляд смягчился.

Мне сразу стало неловко. Он смотрел на меня так, будто знал меня. А я его не знала. Я впервые в жизни видела этого человека.

— МакКайла — сказал он нежно, — Как ты прекрасна. Но я знал, что так и будет. Оставить тебя было самым тяжелым, что нам, когда-либо приходилось делать.

— Кто Вы, черт возьми? — мне он не нравился. Ни капли.

Он протянул руку к особе, сидящей на диване.

Она поднялась и вышла на свет.

Я смотрела на нее в изумлении.

Хотя время и внесло тонкие изменения в ее лице, смягчая контур скул, образовавшихся морщинок в уголках глаз и рта, волосы ее были теперь намного короче, слегка касались плеч, но кем она была, сомнений не возникало.

Светлые волосы, голубые глаза — просто красавица. Я видела ее на двадцать лет моложе, она стояла на страже, защищая коридор в аббатстве. Говорила: Тебе запрещено здесь находиться. Ты не одна из нас.

Я смотрела на последнего известного лидера Хевена, и на мать Алины.

На Ислу О’Коннор.

— Как… что… — запиналась я.

— Пожалуйста, прости меня, — просьба прозвучала мягко в ее словах и отразилась мукой в глазах. — Ты должна знать, что это было необходимо. У меня не было выбора.

Бэрронс сказал:

— Вы умерли. Я видел Вас. Вы были в коме. Я ходил на Ваши похороны.

Я дернулась. Он только что подтвердил это. Она была Ислой О’Коннор. Я не знаю, почему так занервничала. Она ведь не была моей матерью. Алина была единственным ребенком. Я была Темным Королем.

— Это долгая история, — сказала она.

Бэрронс покачал головой: — И мы ее не услышим.

— Но Вам придется. Или Вы совершите ужаснейшую ошибку, — мрачно сказал Питер. — Платить за которую, придется МакКайле.

— Он прав. Мы должны поговорить сейчас, пока еще стало не слишком поздно, — Исла, казалось, не могла отвести глаз от меня, — Ты ведь хочешь это услышать, не так ли?

Я покачала головой. Я не доверяла себе говорить. Как может жизнь так жестоко и исподтишка раздавать мне подзатыльники? Когда я входила в Зеркало, я ожидала что выйду с другой стороны, сяду в машину, и буду ездить, охотясь на Синсар Дабх.

Но никак не могла даже представить себе возможность, что Исла О’Коннор может ожидать меня в книжном магазине, с припаркованным около дверей длинным черным лимузином, и широкоплечим водителем, который стоит со стороны пассажирской двери и оглядывает улицу. Готова поспорить, что найду под его темной униформой пушку или две. Что из себя, представляет Тритон группа, кроме компании, в собственности которой аббатство? Почему Бэрронсу они так сильно не нравятся? Что, Исла — еще один человек, который должен быть мертв и не является им — делает здесь?

Тонкие черты ее лица сморщились и слезы потекли по ее щекам.

— Ох милая, отдать вас было самым тяжелым испытанием всей моей жизни. И если ты никогда не пожелаешь меня больше слышать, то выслушай, хотя бы это. Ты была моей малышкой. Моей милой беспомощной крошкой, и они сказали, что тебе предстоит обречь мир. Они бы убили тебя, если бы узнали о тебе! Обе моих дочери были в опасности. Мы все знали о пророчестве. Знали, что было предсказано, о рождении сестер в одной из самых могущественных родословных. Ровена наблюдала за мной. Она возненавидела меня с того самого дня, как начал проявляться мой дар. Она хотела, чтобы ее дочь Кейли стала Главой Хевена, хотела, чтобы аббатством всегда управляли О’Райли. Она никогда не простила Нану, за то, что та призывала ее к порядку. Она на все была готова, чтобы избавиться от меня. И если бы она узнала, что я снова беременна… У меня не было выбора. Я должна была оставить вас и скрыться, притворившись мертвой.

— Вы не были беременны, когда я помогал Вам покинуть аббатство, — произнес холодно Бэрронс.

— Почти пять месяцев. Я была осторожна и одевалась так чтобы скрыть это. Чудо, что мой ребенок не пострадал, когда я сбегала. Я так боялась, что потеряю ее. — Еще больше слез пролилось.

Я все еще качала головой. Казалось, я не могу остановиться.

— Ох, МакКайла! Как это было ужасно, каждый день знать, что вы где-то там подрастаете, знать, что я не смогу никогда увидеть тебя и Алину, не подвергая вас опасности. Но ты сейчас здесь и собираешься сделать то, что приведет к ужаснейшим последствиям. Время прекратить эту ложь. Ты должна узнать правду.

Я сунула свои кулаки в карманы и отвернулась.

— Не поворачивайся спиной ко мне, — сказала она. — Я твоя мать!

— Моя мать — Рэйни Лейн.

— Недобрая и неблагодарная, — сказал Питер. — Ты даже шанса ей не дала.

— А вы чего лезете? — сказала я раздраженно.

— Потому что я, её муж, МакКайла. И твой отец.

Глава 46

У меня были братья: Питер-младший, ему девятнадцать, и Майкл — которого все называли Миком — ему было шестнадцать. Они показали мне фотографии. Мы выглядели одинаково. Даже Бэрронс казалось, был удивлен.

— Мы инсценировали смерть вашей матери, кремировали Джейн Доу и тайком вывезли вас двоих из страны. Доставили в Штаты и сделали все возможное для того, чтобы найти вам хороший дом подальше от опасности, — Питер взял руку Ислы и обхватил ее своими руками. — Твоя мать едва не умерла из-за этого. Она не говорила в течение нескольких месяцев.

— Ах, Питер, я знала, что нужно было так поступить. Это был абсолютный…

— Ад, — закончил он категорично. — Это был абсолютный ад отдавать их.

Я дернулась. Они говорили все, что я хотела услышать. Эти слова разбивали мне сердце. У меня были родители. Братья. Я родилась. Я была частью семьи. И хотела, только чтобы Алина дожила до этого дня. Это было бы идеально.

— Вы сказали, что хотите сказать ей что-то важное. Говорите и убирайтесь, — приказал Бэрронс.

Разрываясь, я посмотрела на Бэрронса. Часть меня хотела сказать ему, чтобы он успокоился, и я могла бы услышать больше, а другая часть меня, желала убраться и никогда не возвращаться. Я только что смирились с одной реальностью. Теперь они хотели чтобы я отказалась от нее, и приняла новую. Сколько раз мне еще решать, кто я и что я, только для того, чтобы узнать, что я была неправа? Я уже не чувствовала противоричивость, я чувствовала себя шизофреником, с несколькими личностями.

— Если я Ваша дочь, то почему у меня воспоминания, которые принадлежат Темному Королю?

Исла ахнула: — У тебя?

Я кивнула.

— Я говорил тебе, что она могла это сделать, — напомнил Питер.

— Кто? — спросила я. — Сделать что?

— К нам приходила повидаться Королева Светлых, в скорее после того, как Книга сбежала, перед тем, как мы покинули Дублин. Она сказала, что сделает все, что в ее власти, чтобы помочь остановить её, — сказал Питер.

— Она очень заинтересовалась тобой, — мрачно сказала Исла. — Тебе было всего лишь три месяца. Я помню это, словно произошло только вчера. На тебе было розовое платьице с крошечными цветочками и разноцветный бант в волосках. Ты не могла не смотреть на нее. Ты ворковала и тянулась к ней. Вы двое, казалось, были очарованы друг другом.

— Мы боялись, что Королева вмешивалась в твою судьбу. Она этим славится. Она смотрит в будущее и пытается подстроить незначительные события, подталкивая тут и там, чтобы достичь своих целей, — произнес Питер. — Несколько раз я был практически уверен, что кто-то был в твоей детской перед тем, как я туда входил.

— И вы думаете, что она подсадила мне воспоминания о Темном Короле? Как она могла бы это сделать? Я думала, что она пила из котла. И это стерло бы все, что она знала.

— Кто может о ней что-то сказать? — пожала Исла плечами. — Возможно, у них были фальшивые воспоминания, основательно подправленные или снятые с другого. Возможно, она никогда не пила из котла. Некоторые поговаривают, что она притворяется.

— Что за хрень? На кой вы сюда приперлись? — нетерпеливо сказал Бэрронс.

Исла посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Вы заботились о ней, и мы никогда не смогли бы вас отблагодарить за это, но мы приехали, чтобы забрать ее домой.

— Она дома. И ей нужно спасать мир.

— Мы позаботимся об этом, — сказал Питер, — Именно этим мы и занимаемся.

— Я смотрю, вы превосходно с этим справлялись до сих пор.

Питер посмотрел на него с упреком:

— Ну да, вы-то, справлялись с этим куда лучше. Наши усилия в основном были направлены на охоту за амулетом. За одним из настоящих.

Он прищурился: — Почему?

— Тритон Группа искала его на протяжении веков по разным причинам. Но в последнее время стало просто необходимо его отыскать, потому что, мы выяснили, что это единственный способ захоронить Книгу, — сказал Питер. — Представитель нашей компании слишком поздно услышал об аукционе, где он выставлялся. Мы прибыли в Уэльский замок вскоре после кровавой резни устроенной Джонсоном. Но панк гот, казалось, исчез без следа.

— Злой рок, — пробормотала я. Никогда не забуду этого адского заключения под Бурреном.

— Мы понятия не имели, где был амулет в течение нескольких месяцев. Предполагали, что он у Дэррока, но войти к нему в доверие никому не удавалось. Он не подпускал к себе людей. Потом мы получили рапорт о том, что МакКайла проникла в его лагерь и стала его правой рукой, — его глаза светились гордостью. — Отлично сработано, милая! Ты такая же замечательная и находчивая, как и твоя мама.

— Вы сказали «один из настоящих», — решила я уточнить.

— Согласно легенде, Король сделал множество амулетов, — ответила Исла. — Все они способны поддерживать различные степени иллюзий. Использование которых, все вместе — даровало могущество. Но, только последний мог обмануть самого Короля. Книга стала слишком сильна, чтобы ее можно было остановить другим способом. Иллюзия это единственное оружие, которое сработает против нее.

— Мы были правы, — воскликнула я, посмотрев на Бэрронса.

— В пророчестве все ясно. Тот, кто выжил, должен был использовать амулет, чтобы запечатать Книгу и захоронить ее как можно глубже.

— Такие уже нашлись, — холодно произнес Бэрронс.

— Это не Ваша битва, — мягко сказал Питер. — Мы это начали. Мы и закончим.

Я подалась вперед сидя на краю диванчика, опершись локтями на колени: — Что вы сказали?

— Твоя мама единственная кто должен это сделать. Хотя если, ты хоть немного похожа на нее дорогая, ты думаешь что это твоя проблема. Это-то нас и беспокоит, поэтому и спешили сюда сегодняшней ночью. Исла выжившая. Двадцать три года назад, когда Книга сбежала и завладела ее телом, вселившись в нее. Она знает ее. Она была ею. Она понимает ее. И она единственная, кто может отправить ее на покой.

— Она никогда не оставляет в живых людей, — сказал наотрез Бэрронс.

— Она оставила Фиону живой, — напомнила я.

— Она ела Невидимых. Так что она не в счет.

— Исла смогла вырвать ее из своего тела, — сказал Питер. — Мы знаем, что только она одна, была всегда в состоянии сопротивляться до самого конца, пока та не выпрыгнула из нее, когда она была еще жива и завладела другим, более благодушным носителем.

Бэрронс не выглядел и отдаленно убежденным: — Но не раньше, чем она заставила тебя вырезать весь Хевен.

— Я никогда не говорила, что это было легко, — Грустно сказала Исла, ее глаза потемнели от горестных воспоминаний. — Я презираю то, что она заставила меня сделать. Мне приходится жить с этим каждый день.

— Но она преследует меня, — протестовала я.

— Считывала весь наш род, разыскивая меня, — ответила Исла.

— Но это я выдающаяся личность, — тупо сказала я. Или нет? Я так устала от незнания своего места во всем этом.

Была ли я той, которая обречет мир? Была ли я Возлюбленной? Была ли я Темным Королем? Была ли я вообще человеком? Была ли я той личностью, что предположительно должна захоронить Книгу?

Ответ был «нет» на все вышесказанное. Я была просто Мак Лейн, неуклюжая, мешающаяся у всех под ногами, принимающая глупые решения.

— Да, милая, — сказала Исла. — Но это не твоя битва.

— Твоя битва будет в другой день, — сказал Питер. — Это только одно из многочисленных сражений, когда мы будем призваны биться. Впереди нас ожидают темные времена. Даже с пойманной Книгой, все еще остается проблема со стенами между мирами. Они не могут быть восстановлены без Песни Созидания. Это не наша работа, — он улыбнулся. — У твоих братьев тоже есть свои таланты. Они не могут дождаться встречи с тобой.

— Ах, МакКайла мы снова станем семьей! — сказала Исла и снова начала плакать. — Это все, что я когда-либо хотела.

Я посмотрела на Бэрронса. У него было мрачное выражение лица. Я взглянула обратно на Питера и Ислу. Это все, что я сама когда-либо хотела. Я не была Королем. Я родилась. Я была человеком с семьей. У меня не укладывалось все это в голове. Но мое сердце уже делало попытку.

* * *

Семейное воссоединение подождет, Бэрронс, так же как и я не любил изменений правил в игре.

Мы угробили месяцы, готовясь к этому моменту и тут на тебе — накануне сражения появляются мои биологические родители и сообщают, что в нас больше нет необходимости. Что сами будут бороться в этой битве и покончат со злом.

Это напрягало.

— Вы можете отследить ее? — Потребовал Бэрронс.

Ответил Питер: — Исла может. Но точно также отследить ее может и Книга — именно поэтому ей было слишком опасно находиться здесь в Дублине, пока мы не удостоверились, что у МакКайлы есть амулет.

— Как Вы узнали, что он у меня? — спросила я.

— Твоя мать сказала, что почувствовала, как ты соединилась с ним сегодня вечером. И мы тут же приехали.

— Я думаю, что чувствовала, как ты уже соединялась с ним однажды, в начале октября прошлого года, — сказала Исла. — Но это чувство внезапно исчезло, почти также, как и пришло.

Я моргнула: — Я действительно касалась его в прошлом октябре. Но как Вы узнали?

— Понятия не имею, — просто ответила она. — Я почувствовала, как соединились две огромные силы. И эти оба раза я чувствовала тебя, МакКайла. Я чувствовала свою дочь! — Ее лицо осунулось. — Однажды, я так же почувствовала Алину, — она отвела взгляд и долго смотрела на холодный камин, затем вздрогнула. — Она умирала. Пожалуйста, могу я попросить разжечь огонь?

— Конечно, — тут же отозвался Питер. Он поднялся и направился к камину, но его остановил Бэрронс.

Он посмотрел на Питера. Возможно, вы попытаетесь захватить эту женщину, говорили его глаза, но не обольщайтесь, и она, и этот чертов камин — мои.

После затянувшегося момента, Питер пожал плечами и вернулся к дивану.

— На этом мы отправляемся спать, — сказал Бэрронс. — Пора отдохнуть. Свяжемся завтра.

Питер фыркнул. — Мы никуда не уйдем, Бэрронс. По любому это должно закончиться здесь, сегодня ночью. У нас нет времени, чтобы растрачивать его попусту.

Я не могла отвести глаз от Ислы. Что-то было в ее лице. Смотря на нее, я почему-то вспомнила о Ровене. Думаю потому что она преследовала нас слишком долгое время. — Почему все должно закончиться сегодня ночью?

Исла странно на меня посмотрела. — МакКайла, разве ты не чувствуешь это?

— Чувствую чт… — я осеклась. Я не пыталась это чувствовать. Я сдерживала мою силу ши-видящей так долго, что это вошло в привычку. — О Боже, Синсар Дабх движется прямо на нас, — я открыла все свои чувства так широко, как только могла, — Она… другая. — Я посмотрела на Ислу, которая кивнула. — Она более сильная. Как будто она вся накачанная и готовая. Как будто она только этого и ждала. — Мои глаза расширились: — Она снова у террориста-смертника, и она собирается взорвать нас всех к чертовой бабушке, если мы не остановим ее!

— Она знает, что я здесь, — сказала Исла. Ее лицо побледнело, но глаза сузились знакомой решимостью. Я видела это выражение и в своем лице. — Все в порядке, — сказала она, натянуто улыбнувшись, — Я тоже готова. Она, могла украсть моих детей и разлучить мою семью двадцать три года назад, но сегодня ночью мы вместе заключим ее обратно.

Питер и Исла, извинившись, ненадолго оставили нас, чтобы переговорить, в тихих и быстрых интонациях.

Я сидела на диване рядом с Бэрронсом, и наблюдала за ними. Это было так нереально. Я чувствовала, как будто шагнула через Зеркало, в какую-то альтернативную реальность, что-то типа счастливое-когда-то-совсем-скоро. Это было именно то, чего я хотела: семья, дом, никакой ответственности за спасение дня.

Тогда, почему я чувствовала себя крайне опустошенной и взвинченной?

Там в ночи я могла чувствовать приближение Книги. Она замедлила ход и по каким-то причинам, приостановилась. Я задалась вопросом, а что если она меняет «колеса». Может она нашла что-то получше.

Несмотря на свои ощущения и мою любовь к Джеку и Рейни, смотреть на моих биологических родителей было для меня, как-то странно. Знание того, что они не хотели меня отдавать, ослабило тугой узел во мне, о котором даже не подозревала. Я думаю, что какая-то часть меня, всегда чувствовала себя, дьяволом, вселившимся в ребенка, которого все боятся, но изгнали только потому, что, никто не хотел убивать дитя. Но все эти годы мои настоящие родители существовали, скучая по Алине и мне, горюя по нам. Они ненавидели необходимость отдать нас и сделали это только из соображений нашей безопасности. Мы были связаны незримой нитью — мать-дочь. Мы собирались стать настоящей семьей. У меня было много вопросов!

— Я не верю ни одному их чертовому слову, — сказал Бэрронс. — Это все дерьмо собачье.

Бэрронс был превосходным параноиком. Безграничное осознание, так он это называл. Именно этих слов и я ожидала от него.

— В это трудно поверить, — поддакнула я.

— Тогда и не надо.

— Посмотри на нее Бэрронс. Эта женщина, защитила меня в аббатстве. Последний лидер Хевена. Женщина, которую ты подобрал той ночью. Ради Бога, мы так похожи! — Когда я впервые приехала в Дублин, мы не были так похожи. Я была мягкой и пышной и все еще сохраняла чуть детскую пухлость лица. Теперь я была похожа на нее, старше, компактнее, с менее круглым лицом, мои черты более четкие.

Он посмотрел на нас.

— Она может быть и твоей двоюродной сестрой.

— Она также может быть и моей матерью, — сказала я сухо. — И если она существует, то я не Темный Король. — И весь груз бесчисленных грехов падет с моих плечей. Вера в то, что я главный злодей, ответственный за огромное количество искореженных порождений и миллиарды смертей, было сокрушительным грузом ноши. — Может быть они правы, Бэрронс. Может быть, это никогда не было моей битвой. Может Алина и я попали под перекрестный огонь. А Книга чувствовала нас как представительниц рода и преследовала нас, круша наши жизни.

— Алину убила Дэни, — напомнил он резко.

Зачем он напомнил мне об этом сейчас? Я повернулась и хмуро посмотрела на него.

Он смотрел на меня, с перекошенным лицом, черными дикими глазами, рыча имя Ровены настолько громко, что я удивляюсь, как еще не разбились вдребезги стекла.

Я моргнула. Он опять был обычным Бэрронсом. Странно смотрел на меня.

— Ты в порядке?

— Что ты только что сказал?

— Я сказал: ты в порядке?

— Нет, что ты сказал до этого?

— Я сказал: Алину убила Дэни из-за Ровены, никогда не сомневайся в этом. Что-то не так? Ты бледная, как простыня.

Я растерянно покачала головой. Затем я дернулась и повернулась к окну. — О, нет! Синсар Дабх снова начала двигаться, и быстро.

— Она идет! — воскликнула Исла в тот же самый момент.

— Как долго? — потребовал Питер.

— Три минуты, может меньше. Она в машине, — сказала Исла.

Мне нужно было знать, что мы обе чувствуем ее в одном и том же районе. Нас двоих одновременно было бы сложнее обмануть. Будь я проклята, если то, что произошло в прошлый раз, когда мы пытались загнать ее в угол, снова произойдет.

— Где вы чувствуете ее?

— К северо-западу от города. Три мили максимум.

Я успокоилась. Именно там, я так же и чувствовала ее.

— Какая часть этого места лучше всего защищена? — спросила Исла Бэрронса.

Он посмотрел на нее. — Все.

— Каков план? — сказала я.

— Ты должна отдать амулет своей матери, — сказал Питер.

Я коснулась цепочки на своей шее и посмотрела на Бэрронса. Он сделал медленный вдох и открыл рот. В широком беззвучном рёве.

Я моргнула опять посмотрев. Он был спокоен и учтив как всегда.

— Это твой выбор, — сказал он. — Тебе решать.

Я чувствовала себя странно. Мак 1.0, бармен, взбалмошная и страстная поклонница солнца хотела бы пропустить все мимо ушей и перекинуть ответственность на кого-то другого. Почувствовать о себе заботу. Не быть той, кто беспокоится. Я больше не знала ту женщину. Мне нравилось принимать трудные решения и сражаться в хорошем бою. Приобретение ответственности больше не вызывало чувство непосильной ноши — она была скрытой важной частью моей жизни.

— МакКайла время истекает, — произнес мягко Питер. — Тебе не нужно больше бороться. Теперь мы здесь.

Я посмотрела на Ислу. Ее голубые глаза блестели непролитыми слезами.

— Послушай своего отца, — сказала она. — Ты никогда не будешь больше одинока, милая. Отдай мне амулет. Скинь свое бремя, и позволь мне нести его за тебя. Оно никогда не должно было стать твоим.

Я оглянулась на Бэрронса. Он смотрел на меня в ответ. Я знала. Он не будет подталкивать меня под руку.

Я оглянулась на происходящее еще раз. Я что шучу? Конечно же, Бэрронс стал бы подталкивать меня под руку. Он хотел заполучить заклинание разрушения, чтобы оборвать жизнь своего сына. Он охотился за ним почти все свое существование. Он должен был топать, спорить и реветь. Он никогда еще не был так близок к своей цели, только для того, чтобы отступить и дать мне возможность принять самостоятельное решение.

— Не делай этого, — рычал он. — Ты обещала.

— Синсар Дабх вошла в город, — просто сказала Исла. — Ты должна решиться.

Я тоже ее ощущала, спешащую к нам, как будто она знала, что стоит ей поторопиться, то может застать нас со спущенными штанами, а я не определилась и всех подставляла, моей неспособностью принять решение.

Я двинулась к Исле, пропуская цепочку сквозь пальцы. Как я могу признать, что не буду принимать участия в этой войне? Я готовилась к ней. Я была готова. Но здесь стоит она, говорит, что мне не нужно беспокоиться. Я не обрекаю мир на гибель, и мне не нужно его спасать. Что были другие, более подготовленные к этому моменту.

Это нереальное чувство вернулось. И что это за гул в ушах? Мне кажется, что я слышала рев Бэрронса, но каждый раз, когда я смотрела на него, он не произносил, ни слова. — Мне нужно заклинание из Книги, — сказала я.

— Как только она будет заперта, мы сможем получить все, что нужно. Питер знает Первый язык. Такой язык, твой отец и я встречали, работая над древними манускриптами.

Я смотрела на ее лицо, как на свое собственное, но более постаревшее, более мудрое, более зрелое. Я хотела это сказать, я должна была сделать это, хоть раз. Такого шанса у меня больше не будет. — Мама, — попробовала я слово на языке.

Дрожащая, сияющая улыбка изогнула ее губы. — Моя дорогая, любимая МакКайла, — воскликнула она.

Мне так хотелось коснуться ее, очутиться в ее объятиях, вдохнуть аромат моей матери и знать, что я ее. Я фокусируюсь на своей единственной памяти о ней, доселе глубоко похороненной. С огромным трудом сосредоточившись на ней, я удивляюсь, откуда оно появилось. Поверить не могу, что не забыла это за все прошедшие годы. Как мой детский мозг смог выцепить единственный кадр: Исла О’Коннор и Питер, смотрящие на нас со слезами на глазах. Они стояли у синего фургона и махали нам на прощание. Лил дождь и кто-то держал над моей коляской ярко-розовый зонтик с нарисованными на нем зелеными цветами, но холодный ветер разгонял под ним туман. Я молотила своими крохотными замерзшими кулачками и плакала, Исла тут же отстранилась от Питера, чтобы надежнее подоткнуть мне одеяльце.

— О милая, это было самое тяжелое для меня, оставить Вас в тот дождливый день и позволить Вам уйти! Когда я отдавала Вас, мне так отчаянно хотелось Вас обнять, чтобы Вы остались с нами навсегда!

— Я помню зонтик, — сказала я. — Думаю, что именно тогда мне и привилась любовь к розовому.

Она кивнула с горящими глазами.

— Он был ярко розовый с зелеными цветами.

Слезы жгли мои глаза. Я смотрела на нее в течение долгого времени, запоминая ее лицо.

Исла распахнула объятия.

— Моя доченька, моя прелестная маленькая девочка!

Сладостно-горькие эмоции затопили меня, когда я поддалась навстречу рукам моей матери. И как только они теплом и утешением сомкнулись на мне — я начала рыдать.

Она погладила меня по волосам и прошептала:

— Тише дорогая, все в порядке. Мы с отцом теперь здесь. Ни о чем не волнуйся. Все хорошо. Теперь мы снова вместе.

Я громче зарыдала. Потому что могла видеть правду. В такие моменты это причиняло много боли.

И в тоже время было слишком идеально.

Руки моей матери обнимали меня за шею. Она приятно пахла, как Алина — персиковыми свечами и духами Бьютифул.

И не было ни одного воспоминания об этой женщине.

Не было никакого синего фургона. Никакого розового зонтика. И вообще дождя в тот день.

Я вытащила копье из своей кобуры и втиснула его между нами.

Прямо в сердце Ислы О’Коннор.

Глава 47

Исла резко вздохнула от боли и одеревенела в моих руках, хватаясь за мою шею.

— Дорогая? — в мои глаза смотрели пустые, растерянные, голубые глаза Ислы.

— Ты тупая никчемная сука! — в мои глаза смотрели умные, взбешенные, с жестокой яростью голубые глаза Ровены.

— Как ты могла так поступить со мной? — плакала Исла.

— Если бы я убила тебя той ночью в пабе! — брызжа кровавой слюной, плевалась Ровена.

— МакКайла, моя дорогая, милая доченька, что же ты наделала?

— Охх, это ты во всем виновата! — бранилась Ровена. — Ты долбанная О’Коннор, никому не приносящая ничего, кроме проблем и неудачи!

Я чувствовала, как подгибались ее ноги, но чтобы не упасть, она хваталась за мои плечи. Она была упорной старой каргой.

Я содрогнулась. Получается, я никогда не разговаривала с Ислой. Все это время — это была Ровена, которой завладела Синсар Дабх. Но теперь она умирала, и способность Книги убедительно поддерживать иллюзию истощалась вместе с ней. Она мигала туда и обратно между иллюзией Ислы и реальностью Ровены.

— Ты убила мою сестру? — Я так резко встряхнула старуху, что из ее тугого пучка рассыпались волосы.

— Дэни убила твою сестру. А вы двое были всегда так милы друг с другом. О-о-о, я предполагаю, теперь ты так не считаешь! — закудахтала она.

Я использовала Глас: — Это ты заставила её это сделать?

Она корчилась, кривя рот. Пытаясь мне не отвечать. Она хотела, чтобы я страдала.

— Д-д-д-а-а-а! — слово с шипением вырвалось против ее воли. Я надеялась это больно.

— Ты использовала свой дар психологического принуждения, чтобы заставить ее?

Ее челюсти сжалась до хруста, и прищурились глаза. Я повторила вопрос, окна задребезжали от грохота многослойного принуждения.

— Д-д-д-а-а-а! Это было мое право. Неспроста мне были дарованы такие способности! И ум чтобы использовать их. Требуется наслоение многих тончайших команд, с точностью зная, где подтолкнуть. Никто другой не смог бы этого сделать, — она самодовольно взглянула на меня, гордясь собой.

Я скривилась и отвела глаза в сторону, пораженная ужасом.

И вот, в самом конце, всплыла вся правда об убийстве моей сестры. Наконец-то я узнала, что произошло с Алиной.

Когда она узнала, что Дэррок — Гроссмейстер, она звонила мне в слезах и оставила свое сообщение, в день своего убийства, но не это было причиной, как я думала. Если бы не Ровена, Алина была бы жива.

Я купила бы новый телефон, позвонила бы ей через пару дней, и она бы ответила. Наша жизнь продолжалась бы. Она и Дэррок, возможно, снова были бы вместе, и кто знает, чем бы это все обернулось? Ее сообщение ввело меня в заблуждение с самого начала, а она и понятия не имела, что эта старуха была ей врагом.

Эта сука, эта назойливая тиранша, которая верила, что имела право использовать свои «способности» принудив ребенка к убийству, приказав Дэни завести Алину в темную аллею, для того, чтобы её там убили.

Мои руки тряслись. Я хотела убить ее тем же самым способом.

Указала ли Ровена Дэни на тех монстров, которых она должна была найти и оставить с ними Алину? Настаивала ли она, чтобы Дэни осталась и смотрела, как дело будет сделано? Умоляла ли Алина? Плакали ли они обе, зная о том, что это неправильно? Я была вынуждена хотеть секса. А Дэни была вынуждена убить. Мою сестру. В тринадцать. Я даже вообразить не могу, что можно чувствовать, глядя, как убивают кого-то, кого ты не хочешь, чтобы убивали. Знала ли Дэни Алину? Нравилась ли она ей? И все ровно была вынуждена ее убить, так или иначе?

— И это я пыталась убить тебя в камере, когда ты была бессмысленной шлюхой, но ты не умирала! Я рвала твое горло! Я душила тебя. Я потрошила и травила тебя! А ты все равно возвращалась. В конце концов, я закрасила всю защиту, чтобы разрешить им забрать тебя и уничтожить!

— Ты закрасила… ты собиралась отдать меня обратно Принцам? — поразилась я. Она пыталась меня убить. Так значит, мне все это не снилось. Я выкинула обе мысли из своей головы. Я хотела ответов и взглянув на нее, решила, что ей осталось не долго. Глас эхом отразился от стен:

— Почему ты убила Алину?

— Ты идиотка? Она сошлась с врагом! Мои шпионы проследили за ней до ее дома и видели ее с Невидимым! Это уже достаточная причина. Потом опять же было пророчество! Я бы убила ее при рождении, если б смогла. Если бы я знала, что она все еще жива, я бы охотилась за ней!

— Ты знала кто она, когда убивала? Ты знала, что она дочь Ислы?

— О-о конечно, — усмехнулась она. — У меня была Дэни, чтобы заманить ее к нам, когда мои девочки сказали мне, что обнаружили необученную ши-видящую, точно так же, как я посылала ее и к тебе! Алина Лейн, так назвала она себя. Но я знала, как только увидела ее, кем она была. Исла, снова и снова, ясно как день! А моя Кейли мертва из-за ее матери!

Мне хотелось задушить ее собственными руками, выбивать из нее дух. Снова и снова.

— Ты знала кто я такая, когда увидела меня в тот первый вечер?

Беспокойно взглянув, она сморщила лоб:

— Это невозможно. Тебя не может быть. Ты не родилась. Я бы узнала, если бы Исла была беременна! Женщины проболтались бы. Но они никогда не болтали об этом!

— Как освободилась Книга? — потребовала я.

Глаза ее хитро блеснули:

— Ты думаешь, что это я позволила Книге сбежать. Я не делала этого. Я выполняла работу ангела! Ангел пришел ко мне и предупредил, что заклинания, удерживающие ее — ослабли. Он велел мне войти в запретную секцию и укрепить руны. Только я могла это сделать. Я должна была быть храброй! Я должна была быть сильной! И я была! Я вижу, служу и защищаю! Я всегда была там ради моих девочек!

Я задержала дыхание. Книга соблазняла. Готова поспорить, никакого ангела не было. Старуха, которой было поручено защищать мир от Синсар Дабх, не укрепила руны. Она их просто-напросто стёрла.

— Я сделала всё, согласно указаниям ангела. Это твоя мать выпустила Книгу.

— Что произошло той ночью, когда Книга сбежала? Расскажи мне всё!

— Ты отвратительна. Нас всех ждет погибель.

Блеск в её глазах сопровождался хитрой ухмылкой.

— Я умираю, что ж, ну и пусть, но я все ровно не оставлю в покое таких, как ты. Исла была предательницей и шлюхой, ты такая же, как она, даже хуже.

Она схватила мою руку и насадила свое маленькое тельце на моё копьё, вкручивая его в себя.

— А-а-а-а-а! — закричала она.

Кровь хлынула из её рта.

Она умерла внезапно, с открытым ртом и широко раскрытыми глазами.

Мне стало противно, и я отбросила её отступив назад и взглянула на неё, лежащей на полу. Синсар Дабх с глухим стуком упала на пол. Я поспешно сделала еще шаг назад.

Позади меня рычал Бэрронс. Я посмотрела на него через плечо. Он колотил в невидимый барьер, с дикими и кричащими глазами.

— Всё в порядке, — сказала я ему. — Она у меня под контролем. Я видела сквозь её илюзию.

Меня била дрожь, я чувствовала тошноту, меня бросало то в холод, то в жар. Всё было настолько реально. Было такое чувство, что я действительно убила свою мать, хотя мой мозг понимал, что это не так. В какой-то момент я поверила этой ложи. И моё сердце болело, как будто я в самом деле потеряла свою семью, которой у меня никогда не было.

Я оглянулась на Ровену. Она смотрела в потолок пустыми глазами.

Между нами лежала закрытая, Синсар Дабх, на вид тяжелый, массивный черный том с множеством замков.

Я не сомневалась, что она выбрала Ровену из-за того, что та многое знала о защите, для того чтобы она смогла нанести защитные заклинания, удерживающие Бэрронса, заперев нас с самым могущественным противником в мире.

Я задумалась, отмечая момент, когда началась иллюзия. С той минуты, как я вышла из Зеркала, ничего реального не было.

Ровена и Синсар Дабх ждали, чтобы устроить мне засаду в книжном магазине, в момент моего появления. Книга проскользнула в мой разум, вынимая детали, которые мне показались бы правдоподобными.

Я никогда не выходила из кабинета, не шла следом за Бэрронсом в заднюю часть магазина, не садилась на диван и не знакомилась со своей матерью. Книга «пробовала меня» множеством вариантов. Она знала меня. Играла мной как виртуоз, распиливающий мои глубокие чувства, одни за другими.

С ее стороны было очень умно, создать для меня «отца». В воспоминании она вступила в брак, давя на жалость, стремлением дать мне то, чего я хотела больше всего на свете: настоящую семью, безопасность, свободу выбора.

Готовая на все, чтобы убедить меня передать амулет, который может обмануть нас обоих, в руки Ровены.

И если бы я это сделала — о, Боже, а я собиралась! то, начиная с этого момента, никогда бы уже не узнала — где начинается иллюзия и заканчивается реальность.

И я была так близка к свершению этого, но Книга допустила сразу две ошибки. Я скормила ей мысль о Бэрронсе, и она тут же изменила его, привнося ему соответствие с моими ожиданиями. Тогда я скормила ей еще одно левое воспоминание, усиленное амулетом, она съела и его, правда это аукнулось и мне.

Я не сомневалась, что реальный Бэрронс все это время был от меня отгорожен. Бэрронс, который стоял рядом со мной в магазине, являлся иллюзией Книги и постоянно незначительно изменялся, в зависимости от обратной связи со мной.

«Почти заставила тебя…», мурлыкала она.

— Почти, засчитывается только с ручными гранатами и подковами, — я уставилась вниз на Синсар Дабх, с черной обложкой и множеством сложных замков. Но что-то было не так. Она еще никогда не показывала мне свой истинный вид.

Я обратилась к своим воспоминаниям. Я вспомнила тот день, когда Темный Король ее создал. Но все было не так. — Покажи мне правду, — пробормотала я.

Когда открылась истинная форма Синсар Дабх, я ахнула. Воспетая на свет из плит чистейшего золота и осколков обсидиана, она была восхитительной. Я собрал гранатовые камни в одной из галактик, — куда так любят летать Охотники, — заселенных, пляшущими огоньками. И хотя я поставил на свою книгу сверху и снизу замки, они были декоративные, и никогда не предназначались для того, чтобы запереть ее. Достаточно моей секретной защиты.

Относительно, подумала я.

Я создал ее прекрасной. Я надеялся, что наружная красота усмирит весь тот ужас ее содержания.

Я грустно улыбнулась. На короткое время я поверила, что была дочерью Ислы. Но не тут-то было. Я была Темным Королем. И давно настало время для моей смертельной схватки с моей темной половиной. Согласно пророчеству, — я поняла это, — я победила своего «монстра внутри». Это была моя жажда иллюзий, чтобы потерять себя в жизни, которой у меня никогда не было.

Я сжала в кулак руку с амулетом. Он мерцал иссиня-черным светом. Я была выдающейся личностью? Я была сильной. Я создала весь этот ужас, и я же его и уничтожу. Я не буду повержена.

«Не повержена, МакКайла. Я хочу, чтобы ты вернулась домой».

— Я дома. В моем книжном магазине.

«Ничего. Я покажу тебе чудеса за пределами твоего воображения. Твое тело сильное. Ты сможешь меня держать, и мы будем жить. Танцевать. Трахаться. Праздновать. Это будет грандиозно. Мы K’Вракнем этот мир».

— Я не буду тобой владеть. Никогда.

«Ты создана для меня. Я для тебя. Двое для чая и ч-ч-ч-чай для двоих».

— Скорее я убью себя, — если бы я знала, что она может за этим прийти, я бы так и сделала.

«И позволить мне победить? Ты бы умерла и позволила мне управлять? Позволь я посодействую тебе».

— Ты не этого хочешь, и ты это знаешь.

«А что, по-твоему, я хочу, милая МакКайла?»

— Ты хочешь, чтобы я простила тебя.

«Я не нуждаюсь в отпущении грехов».

— Ты хочешь, чтобы я вернула тебя.

«Внутрь, милая, верни меня внутрь. Где тепло и влажно, как секс — теплый и влажный».

— Ты хочешь быть Королем. Ты хочешь превратить нас во зло.

«Зло, добро, созидание, разрушение. Ничтожный разум. Ничтожные пещеры. Время, МакКайла. Время освобождает. Время не определяет действия. Время беспристрастно; Оно не осуждает и не освобождает. Действие содержит намерение, а намерение это определение лжи. Мне скучно от человеческих законов».

— Давай, просвети еще о всемирном законе.

«Ты подозреваешь меня в злом умысле?»

— Однозначно.

«Я — монстр в твоих глазах?»

— Абсолютно.

«Я должна быть — как ты это сказала? — уложена/захоронена/упокоена».

— Для чего я и здесь.

«И что же, ты это сделаешь, МакКайла?»

— Раскаявшийся Король. Я избавилась от своего зла, заточив тебя раньше, и я сделаю это снова.

«Какая ты забавная».

— Смейся, сколько хочешь.

«Ты считаешь, что ты мой создатель?»

— Думаю да, я тебя создала.

«Моя милая МакКайла, ты так заблуждаешься. Не ты меня создала. А я тебя».

Холод скользнул по моей спине. Ее голос источал удовлетворение и насмешку, как будто она смотрела прямо мне в голову, на крушение моего поезда и наслаждалась каждым моментом. Я прищурилась.

— Не опускайся до обсуждения курицы/яйца. Не твое зло сделало меня Королем. Я была Королем и я отвернулась от зла. Я поумнела и свалила все свое зло в книгу. Ты не должна была жить. И я планирую исправить это недоразумение.

«Не курица и яйцо. Человеческая женщина. Ты — крошечный эмбрион».

Я открыла рот, чтобы возразить, но не решилась.

Из всей лжи, которую он плела до сих пор, в этот раз она выдала ошеломляющую долю истины. Почему?

«Все что я говорила тебе до этого, было правдой. Я позволила Исле бежать из аббатства. И она была беременна. Я не ожидала, что найду тебя в ней. Я тогда еще не знала, как размножаются люди. И то, как я использовала ее чтобы убивать других людей, которые осмелились удерживать меня — МЕНЯ заперли в холодном каменном вакууме в небытие вечности, ты хоть можешь представить, что такое ад — так это, то самое место. Очень интересна. Еще не оформившаяся жизнь в ее теле. Кладень сокровищницы, в которой что-то появляется. Я поражалась твоей красотой. Несформировавшаяся, свободная от стеснения, не скованная человеческой слабостью. Твоя раса и эта одержимость грехом! Ты приковываешь себя к столбу позора, только потому, что тебя страшит небо. Именно из этих цепей и этих ограничений состоят тела, которые я считаю настолько хрупкими, что они разрываются на части сразу после того, как я ими завладеваю.

Но ты была другой. Ты голодала, ты спала, ты мечтала, но ты была чиста. Ты не знала правды и лжи; ты была пустой. Ты не сопротивлялась мне, ты была открыта. Я заполнила тебя. Я расположилась внутри тебя, воспроизвела себя и оставила там. Ты мое дитя. Я будто выкормила тебя своей грудью, МакКайла. Я была твоим материнским молоком; я дала тебе защиту от этого мира. В тот день, перед тем как твое тело смогло существовать отдельно, до того как у тебя появился шанс сделать что-то столь глупое и мелкое, как стать человеком, я заявила права на тебя. Я дала тебе жизнь. Не Исла.»

— Ты лжешь. Я Король, — сказала я решительно.

«Ты ищешь истину? Сможешь посмотреть правде в глаза?»

Я ничего не ответила.

«Истина там внутри тебя. Она всегда там была. В том месте, куда ты отказываешься заглянуть».

Я прищурилась. Возможно, я слишком рано поздравила себя с победой над своим внутренним монстром. «Не говори с ней, красавица», сказал парень с мечтательными глазами, давным-давно в Честере, задолго до того, как я встретила Темного Дворецкого. «Никогда не говори с ней». Я только сейчас сообразила, что он тогда говорил о Синсар Дабх. Слишком поздно. Я была по пояс в зыбучих песках. Сопротивление только ускорит погружение.

«Ты всегда брала только то, что я предлагала, и выпускала на поверхность. Нырни МакКайла. Коснись дна своего озера. Ты увидишь меня там внизу, сверкающую во всей своей красе. Открой мой переплет. Узнай правду о своем существовании. Если я зло, то мы обе зло. Если меня надо „захоронить“, то и тебя тоже. Нет такого приговора, который ты огласишь для меня, который не вынесут и тебе. Нет никакого смысла в борьбе со мной. Ты это я. Не король. Я. Всегда была. И всегда буду. Ты не сможешь выпотрошить меня. Я твоя душа».

— Те руны, которые я использовала — это мой дар ши-видящей.

«Из стен тюрьмы Невидимых? Мир не терпит скучных лжецов. Ясность, МакКайла. Ты используешь их, потому что желаешь провести со мной вечность».

— Это потому, что я Король. Значительная его часть. У меня есть его воспоминания, чтобы это доказать.

«У нас у обоих есть воспоминания об определенном периоде его существования. Невозможно было ему передать знания без заполнения моих страниц сущностью того, кем они были созданы. Я стала живой с того самого момента, как он закончил написание моих страниц. Ты помнишь все, что происходило до того дня, как Королева отказала Королю в бессмертии возлюбленной?»

Я заглянула внутрь себя в поиске ответа.

Ничего не было. Белые просторы пустоты. Как будто жизнь началась с того дня.

«Именно. Все началось с того дня, когда он написал свое первое заклинание созидания. Мы знаем его жизнь с этого дня. Мы не знаем ничего о его существовании после этого. И нам мало что известно о его жизни с тех пор — только, когда я отслеживала и наблюдала за ним. Ты не Король. Ты мое дитя, МакКайла. Я и мать, и отец, и любовник, я — все. Пришло время возвратиться домой».

Было ли возможно, что она говорит мне правду? Я не была возлюбленной, не была Королем? Я была просто человеком, которого, коснулось зло, еще до рождения?

«Более чем коснулось. Король влил себя в меня, Я в тебя. Твое тело выросло вокруг меня, как дерево поглощает гвоздь и теперь ждет воссоединения. Ты скучаешь по мне. Без меня ты пуста. Разве ты не знала этого всегда? Чувствовала себя пустой, изголодавшейся по большему? Если я зло, то и ты тоже. Вот это, моя дорогая МакКайла, и есть твой монстр внутри. Или нет?»

— Если ты создала меня, то где ты была последние двадцать три года?

«Ожидала, пока окрепнет хныкающий младенец, прежде чем мы воссоединимся».

— Ты хотела меня разозлить. Вот почему ты пыталась убить людей, которых я люблю.

«Страдание очищает. Делает прозрачными эмоции».

— Ты облажалась. Ты пришла слишком быстро. Я могу справиться со страданием, и я не собираюсь злиться.

«Подними мой переплет и реализуй свои мечты. Ты хочешь обратно Алину? Стоит только щелкнуть пальцами. Исла с твоим отцом? Они твои. Дэни — юной и невинной девочкой со светлым будущим? Одно твое слово и будет так. Восстановить стены? Мы сможем сделать это мгновенно. Стены не помеха для нас. Мы пройдем через них».

— Это все ложь.

«Не ложь, всего лишь, одинаково реальный другой путь. Возьми меня и ты поймешь. Ты хочешь заклинание уничтожения для его ребенка? Ты этого хочешь? Ключ, чтобы освободить Иерихона Бэрронса из вечного ада наблюдения за страданиями своего сына? Он подвергался этим пыткам так долго. Разве этого не достаточно?»

Я перевела дух. Из всего, сказанного ею, это было единственное, что искушало меня.

«Я не без милосердия МакКайла» — мягко сказала Синсар Дабх. «Сострадания не было во мне, но я вижу это в тебе. Я учусь. Я развиваюсь. Может все-таки есть что-то хорошее от Короля в тебе. Может твой человеческий характер во мне. Ты делаешь меня добрее, более великодушнее. Я делаю тебя сильнее, менее хрупкой».

Воспоминания роились в моей голове. Я знала, Книга просеивается через них, манипулируя мной. Она нашла образы Бэрронса, когда он показывал мне в пустыне умирающего на его руках мальчика. Она приукрасила то, что Бэрронс рассказывал мне о своих врагах, почти утопила меня в образах варваров, пытающих и убивающих ребенка снова и снова.

После этих образов, отца шагающего через вечность, все время охотящегося, чтобы освободить своего сына и даровать ему покой.

И себе.

«Он давал тебе все, никогда не прося ничего взамен. До сих пор. Он будет умирать за тебя снова и снова. И все о чем он просит тебя, это свободы для сына».

Я не могла спорить с тем, что она только что сказала.

«Открой меня МакКайла. Обними меня. Используй по своему усмотрению, ради любви. Как может, данная с любовью вещь, быть плохой? Ты сама говорила — это намерение определяет действие».

И эти слова, были в высшей степени искушением: подобрать Книгу, открыть ее и прочитать, найти заклинание, чтобы Бэрронс смог упокоить своего ребенка, потому что я бы сделала это по благим причинам. Даже Бэрронс сказал, что зло не состояние, это выбор.

Темный Король не доверял сам себе иметь такую власть, содержащуюся на страницах Синсар Дабх. Могла ли я?

Я смотрела на нее, обдумывая.

Ирония, точное определение: как-то Бэрронс сказал что то, чем я хочу обладать, мне будет не нужно, когда я буду этим обладать.

Если бы я подняла ее — даже с самыми благими намерениями своего сердца — заботило бы меня освобождение ребенка, с того момента как открыла бы обложку? Заботилась бы о Джеке и Рейни, о мире, о самом Бэрронсе?

«Глупые страхи, моя дорогая МакКайла. Ты свободна. Я только долото. Ты скульптор. Используй меня. Сформируй свой мир. Будь святой, если хочешь: выращивай цветы, спасай детей, защищай беззащитных зверюшек».

Было ли это так просто? Могло ли быть, правдой?

Я могу сделать мир совершенным.

«Это несовершенный мир, Мак», — я почти слышала рев Бэрронса.

Это так. Изрядно подпорченный. Полный несправедливости, которую надо исправить, плохие люди и тяжелые времена. Я могла бы всех осчастливить.

«У тебя есть амулет. С помощью которого, ты всегда сможешь меня контролировать. Ты всегда будешь сильнее меня. Я всего лишь книга. А ты, по настоящему живая».

Она была просто книгой.

«Возьми меня, используй меня. Это то о чем Бэрронс всегда тебе говорил — То, что ты выбираешь и определяет тебя. Ты делаешь выбор. Его ребенок страдает. Так много страданий в этом мире. Ты можешь прекратить их все».

Я смотрела на нее, скрестив руки. Было трудно. Больно. Он и его сын непрерывно страдали и продолжат страдать каждый день, вечность. Пока я не получу заклинание уничтожения, которое я обещала ему.

«У меня есть такое заклинание. Мы вместе упокоим ребенка. Ты будешь его спасителем. Мы освободим его этой же ночью. Открой меня, МакКайла. Открой себя. Я была неуправляемой. Ты будешь меня учить».

Я, хмурясь, кусая губы. Смогу ли я управлять Синсар Дабх? Укажет ли моя человеческая природа на необходимые границы? Я устремилась внутрь, в поисках своего сердца, души. То, что я там нашла, выпрямило мой позвоночник и распрямило мои плечи.

— Я могу, — сказала я, — Я могу сделать тебя лучше.

«Да, да, сделай это сейчас. Возьми меня, обними меня, откройся мне, — шептала она. — Люблю тебя МакКайла. Люби и ты меня».

Я не могу ждать ни минуты. Я потянулась за Синсар Дабх.

Глава 48

Под моими руками книга была ледяной, но пламя рубинов согревало мою душу.

Я касалась Синсар Дабх.

И от этого прикосновения у меня перехватывало дыхание. Как будто мы были близнецами, разделенными при рождении, и наконец-то воссоединились. Я ждала этого всю жизнь. Только держа ее в руках, я была полноценна. Я прижала ее к своей груди, вздрагивая, дрожа от волнения. Темная песнь стала строиться внутри меня. Книга была пальцем, а я была винным влажным краем тонкого хрустального бокала. Она скользила вокруг, создавая мелодию, которая шла из глубины моей израненной души.

Я нежно пробежала пальцами по украшенному драгоценностями переплету.

Я чувствовала огромную силу, содержащуюся в ней. Она наполняла меня воздухом, увеличивалась внутри меня, пьянила, кружила голову. Ребенок, которым я была, не знал, что правильно, а что нет, все еще был внутри меня. Еще в утробе матери, мы должны развиваться нравственно. Я подозреваю, что какая то часть нас остается на этом пути до самой смерти.

Мы выбираем. Каким это все будет.

Когда я прекратила прижимать ее и отодвинула от себя так, чтобы полюбоваться ею, красные руны, спрятанные в одной из моих ладоней влажно запульсировали, увеличились и защелкнули маленькие присоски на ней, охватывая и запирая переплет.

«ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ» — закричала Синсар Дабх.

— Делаю тебя лучше.

Я начала плакать, продолжая черпать кровавые руны с гладкой черной поверхности моего озера. Я хотела Книгу так же, как хотела дышать. Теперь я знала, почему она охотилась на меня. Я была бы совершенным хозяином для нее. Мы были созданы друг для друга. С ней я бы никогда ничего не боялась. Отвергнуть ее было самым трудным, что я когда-либо делала в своей жизни. Еще более горьким было осознание того, что с каждой руной, которую я выдавливала на обложку и переплет, я обрекала Иерихона и его сына на жизнь в вечном аду.

«КАК ТЫ СМЕЕШЬ ОБМАНЫВАТЬ МЕНЯ?»

— Нервируешь меня.

Я хотела содрать с обложки руны, раскрыть Книгу, взять заклинание уничтожения. Но я не отважилась. Если я приоткрою золотую с черным и красным обложку, хоть на чуть-чуть, темная песня вылетит и поглотит меня.

Они сказали: она обречет мир.

Меня соблазняли, так соблазняли. Я хотела вернуть Алину. Хотела восстановить стены. Хотела, чтобы Дэни была невинной и юной, а не убийцей моей сестры. Я хотела быть героем для Иерихона Берронса. Я хотела освободить его от бесконечной боли. Смотреть в его глаза, идти в будущее с надеждой и, возможно, с улыбкой сейчас, и потом.

«ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО МИР НЕСОВЕРШЕНЕН»

— Так и есть.

Я выдавила другую мокрую руну на обложку.

Но это был мой мир, наполненый хорошими людьми, такими как мой отец и мать, как терпиливая Кэт, и инспектор Джейн, и теми, кто всегда делает свою работу и улучшает его. Невидимые могут заполнить нашу планету, но нашей расе давно нужно было обьединиться перед угрозой, и направить наш праведный гнев на них.

Это было страдание, но также и радость. Эта радость была в промежутке между какими-то двумя событиями, что происходили в жизни. Этот мир был реален, хоть и несовершенен. Иллюзия не может его заменить. Я предпочитала трудную жизнь в реальности, чем сладкую жизнь во лжи.

Я перевернула Книгу и стала выдавливать руны на обратную сторону.

Ее голос стал глухим, и слабым.

«Он будет ненавидеть тебя»

Это был сокрушительный удар. Я задыхалась, от той мысли, что Бэрронс посвятил свое существование поискам, а я отвернулась от него. Я же обещала.

Я говорила ему, что мы найдем способ, и обманула. Невозможно было вырвать заклинание такой мощи из Синсар Дабх. Оно никогда не всплывало на поверхность, и она не отдаст мне его добровольно. Даже сейчас это было обидно, но она учла все риски и заманивала посмотреть меня глубже.

Она давала мне то, что было мне необходимо, чтобы оставаться в живых и подтолкнуть меня к слиянию с ней, принять ее, позволить ей конролировать мое тело. Она знала, что я хотела, но никогда не даст мне этого, пока я не сольюсь с ней полностью. Если бы я приподняла обложку на какие-то несколько дюймов, только чтобы быстро глянуть заклинание, это был бы конец.

Она бы захватила меня, как переселенцы — земли, и уничтожила бы. Возможно, какая-то малюсенькая часть меня оставалась бы в сознании, и кричала бы в вечном ужасе, но этого было бы недостаточно, чтобы иметь значение.

Риодан был прав. Синсар Дабх гонялась за телом, и она хотела меня. Если бы я поверила в ее рассказ, что она изучала меня, чтобы обладать мною еще до моего рождения. Ждала, пока я стану идеальным вместилищем. Только она не ждала достаточно долго. Или возможно она слишком долго ждала. «Зло это абсолютно необычное творение, Мак», сказал Риодан. «Зло это плохое, которое считает, что оно хорошее».

В то время, я не поняла, о чем он говорил. Я поняла это сейчас.

Я выдавила еще одну руну на переплет.

Теперь я никогда не упокою ребенка Бэрронса. Никогда не освобожу этого мужчину.

«Уничтожу тебя, сука! Это не конец. Никогда не наступит конец!»

Еще четыре руны и Синсар Дабх замолчала.

Я присела на корточки. Мои руки дрожали, я обессилила, мои щеки были мокрыми от слез.

Я положила руку на обложку, чтобы убедиться, что ощущаю, как она заключена — по крайней мере, до того как мы ее переправим в аббатство — когда невидимый барьер сдерживающий Иерихона испарился.

Затем я оказалась в его руках, и он целовал меня, и все о чем я могла думать, что я сделала это. Я выжила, но какой ценой?

С того дня, когда я встретила его, он существовал ради одного и только ради одного. Он охотился за ней на протяжении тысячи лет так целеустремленно.

Я была женщиной, которую он знал, всего несколько месяцев. Что я могла для него значить по сравнению с этим?

Глава 49

Шокированные известием, о смерти Ровены, все выжившие члены Хевена уставились на объявившегося с Книгой Драстена МакКелтора — и да, Джо была одной из тех, кто распечатал защитную систему, открывая коридор обеспечивающий доступ в камеру, в которой изначально была захоронена Синсар Дабх.

Я была на взводе, когда ее нес Драстен. Я не хотела, чтобы ее вообще кто-то больше касался когда-либо. Как и я сама. Если бы я сделала это снова, то задумала бы найти нужное заклинание для Бэрронса, находясь так близко от него, и все же, все что я сделала — это подняла ее и покрыла…

Я встряхнула головой, выбрасывая эти мысли из головы.

Я сделала свою часть работы. Она была здесь, и теперь это на их совести. Я поехала с Келтарами в аббатство только в качестве меры предосторожности. С трудом верится, что почти все закончено. Я не могла отделаться от чувства, что один ботинок еще не упал. В кино, злодей всегда дергается в последний момент, так что мои нервы были на пределе, ожидая этого момента.

Джо с другими членами Хевена возглавляли процессию в недры каменной крепости, за ними следовали Риодан и все остальные. Друиды Келтары шли следом. Бэрронс и я и Кэт с пол дюжиной ши-видящих замыкали шествие. В любой момент могли просеяться В’лейн и его Светлые.

Я тщательно следила за Книгой, которую нес Драстен вниз по коридору, — мимо, теперь уже молчащего образа Ислы О’Коннор на которую я едва могла смотреть, — в подземную камеру, вниз по лестнице, в другую камеру, и опять вниз по лестницам.

Я перестала считать переходы после десятого. Здесь было глубоко, я снова находилась под землей.

Я все ждала, что Книга как-то почувствует, что она приближается к тому месту, где она так долго была заперта и сделает последний смертельный рывок по мою душу. Или тело.

Я взглянула на Бэрронса, — Скажи, что ты не слышишь, как…

— Поет полная леди?

Я любила это в нем. Он понимает меня. Мне даже не нужно заканчивать фразу.

— Какие идеи? — спросила я.

— Ни одной.

— Мы параноики?

— Возможно. Трудно сказать. — Он посмотрел на меня. Хоть глаза его ничего и не спрашивали, но я знала, что он хотел знать все, что случилось в то время, когда я боролась с Книгой, но он не станет спрашивать, пока мы не останемся наедине. Все это время, Синсар Дабх играла со мной в свои игры в моей голове, и все, что он мог видеть это меня, стоящую в тишине с Ровеной; меня, убивающую Ровену, потом, стоящую в тишине рядом с Книгой. Иллюзии, которые она ткала вокруг меня, происходили только в моей голове. Со стороны сражения не было видно, но оно было самым, что ни на есть настоящим.

Он был безмолвным вулканом, на грани извержения, все это время. С тех пор, как сдерживающий его барьер разрушился, он не переставал меня касаться. Я впитывала это. Кто бы мог подумать, что он так скоро станет испытывать чувства ко мне.

«Я не мог до тебя добраться», взорвался он, когда, наконец, смог оторваться от поцелуя, на время достаточное чтобы это сказать.

«Но тебе удалось. Я услышала твой рев. Он и помог мне удержаться на плаву. Ты добрался».

«Я не мог тебя спасти». Весь его вид выдавал абсолютную ярость.

Как и я, не смогла спасти его. Но я совершенно не торопилась сообщать ему об этом.

«Ты получила его? Заклинание уничтожения?»

Древние глаза уставились на меня, наполненные древней печалью. И чем-то еще. Чем-то таким чуждым и неожиданным что я чуть не заплакала. Я многое видела в его глазах с того момента, как познакомилась с ним: похоть, веселье, симпатию, насмешку, внимание, ярость. Но я никогда не видела этого.

Надежда. У Иерихона Бэрронса была надежда, и ею — была я.

«Да», солгала я. «Получила».

Я никогда не забуду его улыбку. Она осветила его изнутри.

Я подавила вздох и сосредоточилась на окружающей обстановке. Под аббатством находился целый маленький город. Даже Бэрронс выглядел впечатленным. Широкие, как улицы туннели, пересекались четкими линиями проходов; под головокружительными углами от них разбегались более узкие ответвления, которые, как сказала нам Джо — хранили в себе частичку каждой Грандмистрисс, которые когда-либо здесь проживали. Где-то, среди лабиринтов этих туннелей, скрытых после ряда перезахоронений — находился склеп первого лидера Хевена. Мне не терпелось найти его, провести пальцами по надписи, узнать дату нашего основания. Это место хранило множество тайн, и я хотела разгадать их все.

Кэт так же была членом Хевена — секрет, который она не раскрывала.

— Ровена не допустила бы меня, если бы я рассказала тебе, и я бы лишилась контроля над внутренними делами нашего ордена. Я не могла пойти на такой риск. Сегодня ночью ты отлично сработала, Мак. Она была не права по отношению к тебе. С двумя пророчествами против тебя, тебе все же удалось это сделать для нас. — Ясные серые глаза посмотрели на меня. — Я даже представить себе могу, через что ты прошла. — Взгляд на ее лице сказал мне, что она не будет долго ждать, чтобы с пристрастием меня расспросить. — Мы никогда не сможем отблагодарить тебя достаточно.

— Уверена, что сможешь, — я выдала ей усталую улыбку. — Никогда не позволив ей снова вырваться на свободу.

Перед нами возникло внезапное волнение.

Только что просеялись Светлые — кроме В’лейна — прямо перед носом Риодана, Лора и Фэйда.

Не уверена, кто из них испытал отвращение больше. Или жаждал убийства.

Вельвет зашипел: — У Вас нет права здесь находиться.

— Прикончить их, — решительно произнес Риодан.

— Вы не посмеете! — Неожиданно я услышала Джо.

— Гребанные фейри, — пробормотал Лор.

— Тронете хоть кого-то из них, и я буду вынуждена…

— Что человек? — пролаял на Джо Риодан, — Что ты сделаешь, чтобы меня остановить?

— Не провоцируй меня.

— Прекратите, — тихо сказал Драстен. — Это Книга Эльфов и они пришли посмотреть, в каких условиях она содержится, это их право.

— Они виноваты в том, что она освободилась в прошлый раз, — сказал Фэйд.

— Мы Видимые, а не ши-видящие. Ши-видящие выпустили ее.

— Вы ее создали.

— Не мы. Невидимые.

— Видимые, Невидимые — все эльфы для меня на одну рожу, — прорычал Лор.

— Я думала, вы не можете просеяться в эту часть аббатства, — сказала я.

— Нам пришлось опустить всю защиту, что бы позволить всем сюда пройти. Здесь, слишком много различных…

— Различных ДНК? — сухо спросила я.

Кэт улыбнулась: — За неимением лучшего слова. Келтары одни, Бэрронс со своими людьми другие и Эльфы — все они разные.

И я? Хотела я спросить, но не стала. Была ли я человеком? Книга рассказала мне всю правду? Синсар Дабх действительно была во мне? Оставила свой отпечаток, дословно, в моей беззащитной младенческой душе? Все эти годы — я ощущала, что со мной было определенно что-то не так — и прилагала все усилия, чтобы отгородиться от этого или топила в темном гладком озере, защищая себя?

Если я действительно содержу в себе всю Книгу черной магии, заперла бы и меня Кэт в этой темнице, выясни она это?

Меня пробрал озноб. Стали бы они охотиться за мной, так же как охотились за Синсар Дабх?

Бэрронс опустил на меня взгляд. «Что-то не так?»

«Просто замерзла», соврала я. Действительно ли я содержала в себе Синсар Дабх — от чего я убегала все это время — в моем гладком озере? Там, на дне, как сказала мне Книга? Тогда в чем была ризница? Подчинила ли я монстра, или он все еще был во мне? Было ли все еще искушение от этого монстра или я победила его?

— Где В’лейн? — спросила я, отчаянно нуждаясь отвлечься.

— Он отправился за королевой, — ответил Вельвет.

Это дало старт новому спору.

— Если вы думаете, что мы позволим ей придти сюда и открыть Синсар Дабх, то вы ошибаетесь.

— Вы думаете, что она восстановит стены без нее? — потребовала Дри’лия.

— Нам не нужны стены. Вы умираете так же легко, как и люди, — сказал Фэйд.

— Она пришла в сознание? — спросила я.

— Нам нужны стены, — тихо сказала Кэт.

— Она приходит в себя иногда, но чаще бывает в отключке, — сказал Риодан. — Дело в том, что если кто-нибудь и будет читать эту хренову книгу, то это будут не фейри. Из-за них начался этот долбанный беспорядок.

Спорили все и через десять минут, когда мы добрались до пещеры, которая была предназначена для содержания Синсар Дабх.

Когда мы подошли к двери, Кристиан обернулся и посмотрел на меня, я кивнула. Я знаю, о чем он. Мы уже видели такую же дверь из черного льда, у входа в крепость Темного Короля, но эта была значительно меньше. Кэт прислонила руку к узору из рун на двери и она тихо раскрылась.

Тьма внутри была настолько чудовищной и плотной, что тонкие лучики фонариков поглощались уже через несколько футов.

Послышался звук, чиркающий спички, когда Джо зажигала масляной факел, установленный в серебряном настенном канделябре. Он разгорелся, передавая огонь следующему, пока не осветилась целиком вся пещера.

Над нами повисла тишина.

Покрытые молочного цвета камнем, стены пещеры резко уходили ввысь к невероятно высокому потолку без каких-либо видимых опорных конструкций. Каждый дюйм — пола, стен и потолка — был покрыт серебряными рунами, которые сверкали бриллиантовой пылью. Свет факела танцевал на рунах, делая камеру слишком яркой, чтобы можно было видеть хоть что-то. Я зажмурилась. Образно говоря, единственное место в Дублине, где пригодились бы мои солнечные очки, оказалось глубоко под землей.

Пещера оказалась столь же огромной, как покои Темного Короля. От самых дверей и простиралась дальше, и мне вдруг подумалось, как много истины было в теории, в которой Король был основателем нашего ордена, кто на самом деле принес свою проклятую Книгу сюда, чтобы захоронить ее здесь.

В центре была плита, расположенная между двумя камнями. Она тоже была покрыта, непрерывно изменяющимися блестящими символами, скользящими вдоль и поперек плиты, точно также как татуировки на коже Темных Принцев.

— Ты когда-нибудь прежде встречал такие руны, Бэрронс? — спросил Риодан.

— Нет. А ты? — задал встречный вопрос Бэрронс.

— Они для меня новы. Могут пригодиться.

Послышался звук телефонного фотографирования.

После чего последовал звук разбиваемого телефона о камень.

— Ты выжила из ума? — подозрительно спросил Риодан. — Это был мой телефон.

— Возможно, — сказала Джо. — Но здесь никто ничего записывать не будет.

— Разобьешь еще хоть что-то мое, и я пробью тебе череп.

— Ты меня утомил, — сказала Джо.

— Я не меньше уже утомился от твоей задницы, ши-видящая, — прорычал Риодан.

— Оставь ее в покое, — сказала я. — Это их аббатство.

Риодан впился в меня взглядом, Бэрронс перехватил его и долго удерживал его — не просто долгого, но и напряженного.

— Ты должен поместить Книгу на плиту, — проинструктировала Кэт. — Затем, вокруг нее должны быть размещены четыре камня.

— После чего, МакКайла тебе нужно снять руны, сковывающие ее, — добавил В’лейн.

— Что? — Воскликнула я, разворачиваясь к нему, куда он только что просеялся. — Я не сниму эти руны!

Бэрронс сказал:

— Я думал, что ты перенесешь Королеву.

— Для начала, я должен убедиться, что она будет в безопасности.

В’лейн просканировал помещение, изучая каждого человека, Эльфа и Друида. Я могла бы сказать, что он не был доволен степенью риска. Его взгляд на мгновение остановился на Вельвете и тот кивнул.

Затем он посмотрел на меня:

— Я прошу прощения, но это единственный способ защитить ее. Я не могу делать два дела сразу, не разделяя свои способности надвое.

— Ты о чем?

Он не ответил.

Внезапно, здесь появились мои родители. Мои мама и папа — здесь с Синсар Дабх — это было последнее место, куда бы я их привела. И к тому же я должна была удалить еще и руны, ну это мы еще посмотрим.

В своих руках мой Отец держал Светлую Королеву, заботливо завернутую в одеяла. Она была так хорошо укутана, что все, что я смогла рассмотреть, это несколько прядей серебристых волос и кончик ее носика. Моя мама жалась к боку отца, и я поняла, с чего вдруг В’лейн извинялся. И было за что.

Он привел моих родителей, прикрывающих Королеву своими телами.

— Ты используешь моих родителей, как щит?

— Все в порядке, детка. Мы хотим помочь, — сказал Джек.

Рейни согласилась: — Ты так сильно похожа на твою сестру, сталкиваясь со всем в одиночку, но это не правильно. Мы семья. Мы справимся со всем вместе. Кроме того, если бы я осталась еще хоть ненадолго в той стеклянной клетке, то я сошла бы с ума. Мы застряли там на несколько месяцев.

Бэрронс кивнул головой и Риодан, Лор и Фэйд, окружили моих родителей, закрывая их собой.

— Спасибо, — мягко поблагодарила я. Он всегда защищал меня и моих родных. Боже, я таяла.

В’лейн все еще смотрел на всех присутствующих в помещении:

— У меня не было выбора, МакКайла. Кто-то похитил ее. Сначала я подумал, что это должно быть кто-то из моей расы. Сейчас я не удивлюсь, если это один из твоей.

— Давайте покончим с этим, — сказала я жестко. — Почему я должна удалить руны?

— Они — непредсказуемые паразиты и ты разместила их прямо на живом существе. На стенах и клетке они полезны. На живой, мыслящей твари, они невероятно опасны. Со временем и она, и они будут меняться. Кто знает, с каким монстром нам потом придется столкнуться?

Я задержала дыхание. Это было не лишено Эльфийского смысла. Я покрыла что-то Темное и живое, к чему-то такому же Темному и живому. Кто мог гарантировать, что в конечном счете, это не сделает Книгу сильнее, и может, позволит ей когда-нибудь освободиться еще раз.

— Она должна быть повторно захоронена, точно так же, как и прежде. Без рун.

— Она не будет снимать их, — сказал Бэрронс. — Это слишком опасно.

— Будет слишком опасно, если она не сделает этого.

— Если она станет чем-то еще, тогда мы будем иметь с этим дело, — сказал Бэрронс.

— Ты больше не будешь в этом в этом участвовать, — холодно ответил В’лейн. — Мы не можем всегда рассчитывать на Иерихона Бэрронса, как на спасителя дня.

— Я всегда буду участвовать.

— Руны на потолке, стенах и полу — устаревшие. Эти будут ее сдерживать.

— Она прежде уже сбегала.

— Ее выпустили, — сказала Кэт, — Исла О’Коннор ее выпустила. Она была Лидером Хевена и единственная, кто обладал достаточной силой способной опустить защиту.

Я притихла, обдумывая. Истина, сказанная В’лейном, где-то глубоко внутри меня нашла отклик. Я боялась своих алых рун. Они были могущественны, их дала мне Синсар Дабх, что само по себе уже достаточно, чтобы не полагаться на них. Может это один из ее хитрых ходов? Если бы я захоронила ее именно так, было ли это именно то, что ей нужно, чтобы в один «прекрасный» день она вновь освободилась?

Все посмотрели на меня. Я устала то того, что мне постоянно приходиться решать все самой. — Я вижу оба варианта. Так что, не знаю.

— Мы проголосуем, — сказала Джо.

— Мы не будем голосовать за что-то столь важное, — сказал Бэрронс. — Это не гребанная демократия.

— Ты предпочитаешь бесконечные споры? Кого бы ты назначил ответственным? — потребовал ответа В’лейн.

— Почему не демократия? — спросила Кэт. — Каждый, присутствующий здесь — полезен и важен. И каждый имеет право на голос.

Бэрронс смерил ее жестким взглядом:

— Некоторые здесь более полезные и важные, чем другие.

— Моя задница поважнее твоей будет, — прорычал Кристиан.

Бэрронс скрестил на груди руки:

— Кто пустил сюда Невидимого?

Кристиан кинулся на него. Дейгис и Кейон тут же оказались на нем, сдерживая его.

Мускулы на руках молодого Горца вздулись, когда он пытался вырваться из рук своих дядей.

— У меня идея. Давайте устроим Бэрронсу маленький тест на правдивость?

Я вздохнула. — Почему бы тогда не подвергнуть этому каждого, Кристиан? Но кто проверит тебя? Когда ты будешь судьей и присяжным для всех нас?

— Я, — холодно ответил он. — Может и у тебя есть парочка тайн, которые ты, не хотела бы, чтобы они всплыли на поверхность, Мак?

— Ну и дела, кто бы говорил — Принц Кристиан.

— Довольно, — сказал Драстен. — Никто из нас не настолько хорош, чтобы сделать правильный выбор в одиночку. Давайте, к чертям проголосуем и дело с концом.

Фейри проголосовали за удаление алых рун и, естественно полагаясь на В’лейна. Как и стародавние Друиды Фейри — Келтары тоже. Риодан, Лор, Бэрронс, Фэйд и я проголосовали против этого. Ши-видящие разделились на два лагеря — те, кто с Джо за их устранение и с Кэт — против. Я могла видеть часть головы моего отца между Лором, Фэйдом и Риоданом, но мои родители приняли мою сторону. Умные родители.

— Они не должны засчитываться, — сказал Кристиан. — Они даже не имеют к этому отношения.

— Они защищают Королеву своей жизнью, — сказал наотрез Бэрронс. — Они засчитываются.

Мы все равно проиграли.

Драстен положил Книгу на плиту. Бэрронс взял камни у Лора и Фэйда и поместил первые три вокруг нее. В’лейн заложил камень на последнее пустующее место. Как только все четыре были расставлены, они начали излучать жуткое сине-черное свечение, издавая тихий непрерывный звон.

Вся поверхность плиты была залита сине-черным светом.

— Сейчас, МакКайла, — сказал В’лейн.

Я закусила нижнюю губу, в нерешительности, интересно, что произойдет, если я откажусь.

— Мы проголосовали, — напомнила Кэт.

Я вздохнула. Я знала, что произойдет. Мы стояли бы здесь и завтра, и послезавтра, и все последующие дни, споря о том, как следует поступить.

У меня было очень плохое предчувствие. Но это плохое чувство пока касалось только моих расшатанных нервов; после всего через что я прошла, я теперь понимала, почему чувствую страх, только находясь рядом с книгой.

Я посмотрела на В’лейна. Он одобрительно кивнул.

Я посмотрела на Бэрронса. Он был так не по-человечески неподвижен, что я почти пропустила его. На минуту он выглядел как какая-то чуждая тень в яркой пещере. Это был ловкий трюк. Я знала, что значит эта неподвижность. Ему это так же не нравилось, но он пришел к таким же выводам, что и я. Мы были в меньшинстве. Мы проголосовали. Если я пойду против голосования, на нас обрушатся все круги ада. Мы накинемся друг на друга, и кто знает, что еще ужасного может случится?

Здесь были мои родители. Подвергну ли я их опасности, если удалю руны? Или наоборот, если откажусь?

Правильного выбора не существовало.

Я дотянулась до сине-черного света и потянула за первую руну с корешка книги. Когда я оторвала ее, она пульсировала как маленькое недовольное сердечко, со свежей раной, из которой сочилась черная кровь, перед тем как исчезнуть.

— Что я должна с ними делать? — Я держала их на весу.

— Вельвет будет просеивать их по мере удаления, — ответил В’лейн.

Одну за другой, я тянула их, а они выскакивали и стерались с лица земли.

Когда там осталась только одна, я остановилась и прижала обе руки к обложке. Она казалась неактивной. Действительно ли достаточно рун внутри этих стен, чтобы удержать ее? Хотела бы я знать.

И отодрала последнюю от переплета книги. Она отрывалась неохотно, извиваясь, как голодная пиявка, и попыталась присосаться ко мне, стоило мне только разорвать связь.

Вельвет ее просеял.

Я задержала дыхание, как только алая руна исчезла. Примерно через двадцать секунд я услышала резкий выдох, как маленький взрыв. Я думаю, все мы ожидали, что она превратиться в Зверя и всем нам хана.

— Ну, что? — не выдержал В’лейн.

Я открыла свои ши-видящие чувства, пытаясь почувствовать это.

— Она закована? — потребовал Бэрронс.

Я потянулась всем, что у меня было, растягивая и проталкивая ту часть меня, которая чувствовала ОС, так далеко как могла, и на мгновение я почувствовала всю пещеру и поняла цели рун.

Каждая была тщательно высечена в каменных стенах, так что нарисованные линии, соединяясь от пола до потолка и от стены до стены, образовывая сложное плетение сетки. Когда Книгу положили на плиту и разместили камни вокруг, руны активировались. Теперь они пересекали комнату гигантской невидимой паутиной. Я почти могла видеть натянутые серебристые нити, проходящие через мою голову и чувствовать их скольжение через меня.

Даже если Книга когда-нибудь и сойдет с плиты, она немедленно попадет в первую из бесчисленных липких ловушек. И чем сильнее она будет бороться, тем сильнее вокруг нее будет запутываться сеть, образовывая, в конечном итоге кокон с нею внутри.

Все закончилось. Все действительно закончилось. И не осталось больше обуви, которая вот-вот должна будет упасть.

Было время, когда я думала, что этот день никогда не наступит. Миссия казалась, слишком невыполнима, перевес явно был не на нашей стороне.

Но мы сделали это.

Синсар Дабх была закрыта. Заперта. Заключена в клетке. Лишена свободы. Отправлена на покой. Нейтрализована. Неактивна.

Пока никто не придет сюда и не освободит ее снова.

Нам следует запечатать вход получше. И я собиралась внести предложение, чтобы в этот раз, доступ не получил никто, даже из Хевена. Я не знаю причин, по которым нужно было бы войти сюда и начать все сначала. Да их вообще не было, чтобы входить, кому бы то ни было в эту пещеру. Когда-либо.

Облегчение затопило меня. Я долго переваривала, что это реально и взаправду, и осознавала, что все это значит.

Жизнь могла начаться заново. Она никогда уже не будет нормальной, как была раньше, но она будет более нормальной, чем все последнее долгое время. Без самой большой и серьезной угрозы мы могли сосредоточить наши усилия на исправлении и восстановлении нашего мира. Я могла бы взять горшки и землю, чтобы начать высаживать сад на крыше книжного магазина.

Мне никогда не придется больше идти по темным улицам и бояться, что Книга поджидает меня, готовая сокрушить сильной мигренью, распалить огонь по позвоночнику или соблазнить меня иллюзией. Она никогда снова не завладеет хоть кем-то из нас, никогда не совершит массовых убийств на своем пути или не будет угрозы жизням людей, которыми я дорожу.

Мне больше не придется раздеваться, когда приду в Честер! Облегающая одежда была вынужденной мерой, время которой прошло.

Я повернулась. Все смотрели на меня в ожидании. Они выглядели настолько напряженными и встревоженными, что подозреваю, они повыпрыгивали бы из кожи, если я сказала бы «Б-у-у». И на мгновение это было искушением.

Но я не хотела, чтобы что-то испортило радость момента. Я скрестила руки на груди и пожала плечами, улыбаясь:

— Все закончилось. Это сработало. Синсар Дабх — просто книга. И ничего больше.

Радостные крики были оглушительны.

Глава 50

Ну, ладно, может радостные крики были и не столь оглушительны, просто мне так казалось потому, что я сама кричала громче всех. В действительности же: ши-видящие приветствовали, Мама с Папой гудели, Драстен выкрикивал, Дейгис с Кейоном крякнули, Кристофер выглядел взволнованным, а Кристиан развернулся и молча отступил, Бэрронс, как и остальная часть его людей — хмурились, Светлые светились.

Затем начались боевые действия. Снова.

Я бурно засопела. Да уж, им действительно не помешало бы научиться праздновать радостные моменты хоть не много подольше, прежде чем снова окунаться в проблемы. Я ходила под приговором пророчеств, в которых я — либо обреку мир на погибель, либо спасу, и мне… ладно технически мне это удалось. Я не обрекла мир. Но и не видела, каким Макаром я его и спасла. Если, конечно, я спасла его уже только тем, что не обрекла на погибель. Но, тем не менее, я знала что празднование, время от времени снимает груз напряжения.

— Мы не можем восстановить стены без Песни, — говорил В’лейн.

— Кто сказал, что нам нужно восстанавливать стены? — требовал Бэрронс. — Вы как тараканы, а мы — Raid[43]. В конечно счете мы от вас избавимся.

— Мы. Не. Насекомые, — резко вскинулся Вельвет.

— Я говорил о Невидимых. Вас же, ублюдочных фейри, я вижу добровольно гарцующих из нашего мира, после того, как поможете уничтожить своих скрытых собратьев.

— Я не гарцую, — оскорбилась Дри’лия. — Тебе не помешало бы вспомнить свое восхищение в наших объятиях.

Я взглянула в недоумении на Бэрронса. — У тебя был с ней секс?

Он закатил глаза:

— Это было давно, и только потому, что она сделала вид, что что-то знает о Книге.

— Врешь, старейший. Ты пыхтел позади меня…

— Бэрронс никогда не пыхтит позади, кого бы то ни было, — отрезала я.

Его темный взгляд засветился задорными искорками. «Неожиданно конечно, но спасибо за защиту».

«Да ладно, ты в ней не нуждался. Тем более в моей».

«Спорно. Риодан бы с тобой не согласился».

«Только переспи еще хоть с одной Фейри и я стану для В’лейна личной При-ей».

Его глаза стали убийственны, но тон остался мягок. «Так ревнива?»

«Что принадлежит мне, то мое».

Он продолжал еще тише. «Вот как ты думаешь обо мне?»

Время казалось, остановилось, пока мы смотрели друг на друга. Споры отступили на задний план. Пещера словно опустела, и в ней остались только он и я. Время между нами растянулось, чреватое своими последствиями. Я ненавидела такие моменты. Они всегда требуют от тебя какой-то определенной черты поведения.

Он хотел ответа. И он не сдвинется с места, пока его не получит. Я видела это по его глазам.

Я была в ужасе. Что если я скажу «да», а он вернется к своим насмешкам? Что если я стану доверчивой и эмоциональной, а он оставит меня, выбив почву из-под ног, полностью открытую? Будет еще хуже, когда он узнает, что я не получила заклинание, способное освободить его сына? Снимет ли он мою вывеску, заколотит ли досками мой любимый магазин, раствориться ли со своим сыном в ночи, как туман растворяется в утреннем солнце, и я никогда не увижу его снова?

Но я кое-что усвоила.

Надежда дает силы. Страх убивает.

«Бьюсь об заклад — твоя задница принадлежит мне, приятель», выстрелила я в него. Я утвердила свои права на него, и я буду бороться за это — лгать, обманывать и красть, если придется. У меня не было заклинания. Пока. Завтра будет новый день и если это все, что ему от меня нужно, то он не достоин меня.

Бэрронс тряхнул головой и рассмеялся, сверкая зубами на смуглом лице.

Только однажды я слышала у него такой смех: той ночью, когда он застал меня танцующую под «Bad Moon Rising», с МакНимбом на башке, прыгающую по составленным в ряд диванам, пронзая мечом подушки, рассекая воздух. Я перевела дух. Как и смех Алины, который раньше делал мой мир ярче, чем жаркое полуденное солнце, он доставлял мне удовольствие.

Оставшиеся присутствующие поблекли на заднем фоне. Они молча уставились на нас с Бэрронсом.

Он резко прекратил смеяться и прочистил свое горло. Его глаза сузились:

— Какого хера он делает? Мы еще не решили.

— Я пытался сказать тебе, — произнес Джек. — Но ты не слышал того, что я говорил. Ты смотрел на мою дочь, как…

— Отойди от Книги, В’лейн, — пробасил Бэрронс. — Если кто-нибудь и заглянет в нее, то это будет только Мак.

— Мак не притронется к ней, — мгновенно отозвалась Рейни. — Эта ужасная вещь должна быть уничтожена.

— Не может, Мам. Это не так работает.

Пока все спорили а Бэрронс и я были поглощены безмолвным диалогом, В’лейн забрал королеву/возлюбленную из рук моего отца и сейчас стоял у плиты, смотря на Синсар Дабх.

— Не открывай ее, — предупредила его Кэт. — Нам нужно все обсудить. Составить план.

— Она права, — сказал Дэйгис. — Нельзя поступать так легкомысленно, В’лейн.

— Есть меры предосторожности, которые должны быть соблюдены, — добавил Драстен.

— Хватит разводить демагогию, — отрезал В’лейн. — Мои намерения по отношению к моей расе чисты. И всегда были.

Бэрронс не стал ждать и секунды. Он передвигался как зверь, слишком быстро, чтобы заметить его. В один момент он стоял в нескольких шагах от меня, а в следующий он…

… врезался в стену и отскочил от нее с рыком.

Вокруг В’лейна образовалась кристаллическая прозрачная стена. Выровненная иссиня-черным барьером до самого потолка.

Он даже не обернулся. Такое ощущение, как будто он сам ее выстроил. Он положил бессознательную Королеву на пол, рядом с плитой и шагнул к Синсар Дабх.

— В’лейн, не открывай ее! — воскликнула я. — Я думаю, она неактивна, но мы не знаем, что может случиться, если ты…

Но было уже поздно. Он открыл Книгу.

Раскинув руки в стороны и опустив голову, В’лейн начал читать, шевеля губами.

Бэрронс бросился к стене. И снова отскочил.

В’лейн отгородился от нас.

Риодан, Лор и Фэйд присоединились к нему, а через пару секунд все пятеро Келтаров и мой Отец, бросаясь на стену, сокрушали ее плечами и кулаками.

А я… я просто стояла и смотрела, пытаясь понять его и вспомнить тот день, когда встретила В’лейна. Он сказал мне, что служит своей Королеве, что ей нужна Книга для того, чтобы получить шанс на повторное создание Песни Творения. В то время меня волновали только две вещи — отыскать убийцу Алины и удержать стены от падения. Я очень хотела, чтобы Королева отыскала эту Песню и укрепила их.

Однако, он так же сказал, что есть легенда, в которой говориться, что если не останется ни одного претендента к моменту смерти Королевы, то магия Истинной Силы их расы матриархата перейдет к самому могущественному мужчине.

Конечно, он не сказал бы мне об этом, если бы сам не планировал все это время. Или сказал бы? Был ли он настолько глуп?

Или так высокомерен, что смеялся все время над тем, что «ничтожный человечишка», которому он раскрыл все улики, не может сложить их воедино?

Если он прочтет всю Синсар Дабх, это сделает его, бесспорным, самым могущественным мужчиной, даже сильнее Темного Короля?

Я не видела ни одной Темной Принцессы. Ни одной! Все Светлые Принцессы были — по словам В’лейна — пропавшими без вести или мертвы.

Что, если он закончит читать Книгу и убьет Королеву?

Он будет обладать всеми темными знаниями Темного Короля и всей магией Королевы. Он станет несокрушим.

Он был игроком, который манипулировал событиями, дожидаясь удобного момента.

Я проверила свое копье в ножнах. Его не было. Я резко втянула воздух, раздувая ноздри. Как давно оно исчезло? И забрал ли он его, чтобы убить Королеву? А нужно ли было оно ему вообще? В момент поглощения им Книги, сможет ли он просто разрушить ее?

Неужели я абсолютный параноик?

В конце концов, это ведь был В’лейн. Возможно, он просто ищет фрагменты Песни для своей Королевы и после того, как он их найдет, он закроет смертельный том.

Я стала боком для лучшего обзора.

Мужчины наносили удары о барьер всем, чем могли. Кристофер и Кристиан занимались каким-то пением, а другие колотились в него. Как бы они не старались и чтобы не делали, не принесло и малейших результатов.

Взглянув между ними, я вдруг четко сосредоточилась на В’лейне. Игнорируя нападения на возведенную им стену, он стоял, запрокинув голову с закрытыми глазами. Его руки не были расположены по обе стороны книги, как я подумала чуть раньше.

Они были на ней, прижатые ладонями к странице.

Как он вообще дотронулся до Святыни Невидимых? Страницы были ослепительно прекрасны, каждая сделана из чеканного золота, инкрустирована драгоценными камнями и покрыта удивительно рельефным, извивающимся текстом, который пересекал страницы непрерывными завитками. Первый Язык был ровно на столько жидким/текучим/подвижным, как и настоящая Королева — неподвижной.

В’лейн не читал Синсар Дабх.

Заклинания, написанные на золотых страницах, исчезали из Книги, перетекая в его руки, в его тело, оставляя пустыми страницы. Он опустошал ее. Поглощал ее. Становился ею.

— Бэрронс, — закричала я, перекрикивая рычание и хрипы, пока они бросались на неприступную стену барьера, — у нас серьезные проблемы!

— С этими страницами, Мак. И со всем чертовым текстом.

Глава 51

Когда мне было пятнадцать, папа научил меня водить машину. Мама была в ужасе, что меня пустили за руль. Но я была совсем неплоха. Я помню, как резко повернув и едва не врезавшись в почтовый ящик, я спросила у папы, ну как ты остаешься на дороге? Что удерживает людей от того чтобы съехать с нее? Она же не такая как рельсы.

Он рассмеялся. Колея на дороге, детка. На самом деле ее там нет, но если ты ездишь по одному и тому же месту все время, в конечном счете, ты начнешь ее чувствовать, как своего рода автопилот.

В жизни все так же. Колея на дороге. И моей колеей было то, что В’лейн — это один из хороших парней.

Но будь осторожна, добавил Джек, автопилот может быть опасным. Однажды, пьяный водитель может въехать тебе в лоб. Самое важное, это знать, как и когда выбраться из колеи.

Я помедлила в нерешительности. Действительно ли В’лейн был одним из плохих? Действительно ли он пытался завладеть всей мощью Фейри, чтобы править? И каким образом я могла помешать? Что я могла сделать?

Пока моя мама и я наблюдали, Кэт, Джо, и другие ши-видящие тоже присоединились к штурму стен. Я уже была близка к тому, чтобы вмешаться, когда моя мама спросила: — Кто этот красивый молодой человек? Его не было зде… — Она замерла на середине слова.

Так же, как и все присутствующие в пещере.

Келтары прекратили петь. Бэрронс с моим отцом замерли на середине рывка. Даже на В’лейна это подействовало, но не совсем. Заклинания, перетекающие вверх по его рукам, замедлились от бурной реки до потока ручья.

Я посмотрела в ту сторону, куда указывала моя мама, и у меня перехватило дыхание.

Он был у двери. Нет, он был позади меня. Нет, он был прямо передо мной. Когда он мне улыбнулся, я потерялась в его глазах. Они расширялись, пока не стали совсем огромными, и меня поглотила тьма, дрейфующая между сверхновыми звездами в космическом пространстве…

— Эй, красавица, — сказал Парень с Мечтательными Глазами.

— Пальцы, как бабочки, — мне удалось сказать, наконец, — Ты.

— Идеальный хирург, — согласился он.

— Ты помогал.

— Я же сказал тебе, чтобы ты не говорила с ним. Но ты не послушала.

— Я выжила.

— До сих пор.

— Есть что-то еще?

— Всегда.

Я не могла прекратить смотреть. Я знала, кем он был. И теперь, когда я знала, я не могла поверить, как я не видела этого прежде.

— Не позволял и крупицы.

— Позволь теперь.

— Зачем?

— Любопытство.

— Сгубило кошку.

— У которой девять жизней, — парировала я.

Он улыбнулся и повернул голову в манере свойственной Невидимым. Я также видела, наслоения огромной тьмы напротив меня в воздухе, которой не могло существовать — по крайней мере, в этом мире. Ее верхняя часть не поворачивалась, а словно терлась, как камень о камень. Это было так, будто Король был настолько огромен, что один единственный мир просто не мог уместить его в себе и измерения вокруг него раскалывались, накладывались друг на друга и перемещались. Его глаза, устремленные на меня, открывались все шире и шире, пока не поглотили аббатство, и я полетела кубарем в них, с аббатством кувыркающимся рядом со мной.

Я была окутана огромными черными бархатными крыльями, заключена в сердце тьмы, которая и была Темным Королем.

Он был так далеко за пределами моего понимания, что я даже не могла начать постигать его. «Древний» даже рядом с ним не стояло, потому что он был новорожденным в каждый момент. Время не властвовало над ним. Он властвовал над временем. Он не был жизнью или смертью, или сотворением или разрушением. Он был всем возможным или невозможным, всем или ничем, бездонной пропастью, которая бы посмотрела на вас, если бы вы заглянули в нее. Он был истиной бытия: однажды открывшись ему, вы никогда не останетесь такими же. Как заразная болезнь, которая поражает мозг и кровь, он заставлял развиваться новые нейронные связи только для того, чтобы поддерживать их недолгий контакт. Так или вы сходили с ума.

На долю секунды, качаясь в его огромных древних объятиях, я поняла все. Это все имело смысл. Вселенные, галактики — существование которых разворачивалось именно так как должно, и сформировано это было гармонично, образцово и потрясающе красиво.

Я была крохотной и обнаженной, потерявшейся в его черных бархатных крыльях, таких пышных, роскошных и чувственных, что я никогда бы не захотела покинуть их. Его тьма не пугала. Она была распускающейся, полной жизни, близкой к созреванию. Блестящие жемчужины миров были спрятаны в его перьях. Я каталась между ними, смеясь от восхищения. Я думаю, он катался со мной, наблюдая за моей реакцией, изучая меня, пробуя на вкус. Я трепетала среди планет, созвездий, звезд. Они свисали с его перьев, свободно, трепеща от возрастающих страданий. В ожидании того дня, когда он освободит их, отбросит их на поле для игры, и посмотрит, что они могут делать. Бегом на базу — эй, отбивай, отбивай! Летящий мяч, осторожно, смотри! Этот мяч неудачный, плохо сшит… расходится по швам…

Я видела нас его глазами. Пылинки, плавающие в лучах солнца, отколовшиеся от прохудившейся крыши сарая. Он мог, вероятно, ударить нас своей рукой и наблюдать, как мы разлетаемся по сторонам или мог отвернуться и уйти от этого обычного побочного продукта дыры крыши. Или может быть, вычихнул бы нас на свежем воздухе, и нас бы закрутило множество различных направлений, потерянных в одиночестве и забвении, и никогда бы мы не встретились снова.

По нашим меркам, он был сумасшедшим. Целиком и полностью вышедшим из ума. Однако изредка, он выплывал на поверхность и ходил по тонкой грани здравого смысла. Это никогда не длилось долго.

По его меркам, мы были хрупкими бумажными плоскими куклами. Его забавляло, как мы вечно грыземся друг с другом. Время от времени у кого-то из нас срывало крышу, но мы приходили в себя.

Тем не менее, все было хорошо. Жизнь продолжалась и изменялась.

Я. Он думал, что я была относительно нормальной. Я смеялась до слез, катаясь в его перьях. Потому что его отпечаток был внутри меня? Если я была ярким примером моей расы, нас всех следовало бы расстрелять.

Он показал мне кое-что. Взял меня за руку и проводил в огромный театр, где я наблюдала бесконечную игру света и тени из главного места в первом ряду. Он наблюдал за мной, положив подбородок на кулак, сидя в красном кресле из мягкого бархата в ложе возле сцены.

— Никогда не выберешься из этого. — Его голос звучал из каждого динамика: необъятный, мелодичный.

— Книга?

— Не может опустошить сущность.

— Снова играешь в доктора?

— Пытаюсь. Ты прислушаешься в этот раз?

— Он крадет твою Книгу. Ты слышишь?

Голова парня с мечтательными глазами отвернулась от сцены, и вдруг театр пропал, и мы вернулись в пещеру.

Крылья больше не баюкали меня.

Мне стало холодно и одиноко. Я упустила его крылья. Я тосковала по нему. Это больно.

— Это пройдет, — сказал он рассеянно. — Ты забудешь боль разлуки. Так всегда бывает. — Его глаза сузились, смотря на В’лейна. — Да. Это он.

— Ты не собираешься остановить его?

— Que sera, sera.

Меня преследовала эта песня, с часто сопровождаемым перезвоном, будто из самой преисподни.

— Это на твоей совести. Ты должен это прекратить.

— «Должен» это ложный бог. Это не интересно.

— Некоторые изменения лучше, чем другие.

— Разъясни.

— Если ты остановишь его, изменения будут гораздо интереснее.

— Мнение. Субъективное.

— Как и твое, — сказала я с негодованием.

Его звездные глаза искрились весельем:

— Если он заменит меня, я стану чем-нибудь другим.

Я почти слышала, как говорит Синсар Дабх: «Разве после любого акта разрушения не должно пройти достаточно времени для акта созидания?» Яблоко от яблони не далеко падает.

— Я не хочу, чтобы тебя заменили. Ты мне нравишься таким, какой ты есть.

— Флиртуешь со мной, красавица?

Я пыталась дышать и не могла. Темный Король дотрагивался до меня, целовал меня. Я могла чувствовать его губы на своей коже, и я… я… я…

— Дыши, красавица.

Я смогла снова вздохнуть.

— Пожалуйста, останови его, — молила я. Я встала на колени. Если В’лейн получит абсолютную власть, я не хочу жить в этом мире. Только не с ним. Заклинанием уничтожения он мог бы убить Бэрронса, и он дал понять, что использует любой шанс, потому что хочет этого. Он должен быть остановлен. Я не потеряю никого из своих близких. Мои родители будут жить до глубокой старости. Бэрронс будет жить вечно. Я? Хорошо. Я не уверена, что знаю точно, что собираюсь делать. Но я планировала прожить долгую и полную событий жизнь. — Это слишком много значит для меня.

— Ты будешь должна мне. Как должна, моей Серой Женщине.

Было хоть что-нибудь, о чем он не знал? Сделка с дьяволом… сказал бы Бэрронс, если бы не был заморожен.

— По рукам.

Он подмигнул:

— Я расчитывал на это, так или иначе.

— О! Тогда зачем ты…

— Затем красавица. Чтобы выяснить. Делается ли это ради любви. Потому что чаще всего это не так.

Он исчез. Он появился рядом возле плиты, глядя на В’лейна через хрустальную стену.

Я ужаснулась, когда поняла, что В’лейн впитал уже больше половины Синсар Дабх.

Но все будет хорошо. Король собирается остановить его, раздавить его как жука. В’лейну будет достаточно одного взгляда на того, кто пришел, чтобы просеяться, поджав хвост, трясясь от страха. Король запечатает пещеру, и все будет отлично. Никто не получит заклинание уничтожения. Бэрронс по-прежнему будет неубиваемый. И будет постоянной, вечной скалой под моими ногами, что мне и надо.

— … раньше. Откуда, как вы думаете, он пришел? — Моя мать закончила свое предложение. Она нахмурилась, — И куда он пошел?

Время пошло снова и все в пещере начали двигаться.

Голова В’лейна опустилась вниз и его глаза широко открылись.

Его реакция была совсем не той, что я себе представляла.

Его рот скривился в холодной улыбке.

— В кой-то веки, твою мать, ты показал свое лицо, старик.

— А, — сказал Темный Король, — Круус.

Глава 52

Круус? В’лейн был Круусом?

Я оглядела пещеру. Все были ошеломлены, как и я, смотрели то на В’лейна, то на Парня с Мечтательными Глазами.

Когда я выступала на стороне Дэррока, и наблюдала, как Светлая и Темная армии сошлись на заснеженных улицах Дублина, я трепетала от фантастического масштаба событий.

Теперь, оказывается, что Парень с Мечтательными Глазами в действительности был Темным Королем, а сотни тысяч лет выдававший себя за Светлого В’лейна, был на самом деле легендарным Круусом, он же Война — последний и самый совершенный Невидимый, воспеваемый за их существование.

И он столкнулся лицом к лицу со своим Творцом.

Круус смотрел на Темного Короля.

Эти легенды были сотканы миллион лет назад. Я переводила взгляд с одного на другого. Было так тихо, что можно было услышать, как муха пролетит.

Я взглянула на Бэрронса, который поднял вверх брови и выглядел полностью шокированным. Было хоть что-то для разнообразия, чего он не знал. Потом он прищурившись посмотрел на парня с мечтательными глазами.

— Он Король? Этот хилый старикашка?

— Старикашка? Ты имеешь в виду привлекательную француженку, — сказала Джо. — Она была официанткой в Честере.

— Француженка? Да это двойник Морган Фримен из бара на седьмом этаже в Честере, — сказал Кристиан.

— Нет, — сказал Дейгис, — это бывший садовник Эдинбургского замка, который стал работать в пабе Риодана, когда пали стены.

А я смотрела в молодые мечтательные глаза парня из колледжа. Он подмигнул мне. Мы все видели его по-разному.

Я повернулась к В’лейну… ээ, Круусу.

Как я не догадалась? Как я могла так сильно заблуждаться? Он никогда не был Светлым Принцем, столкнувшимся с Темными Принцами в ту ночь на заснеженной Дублинской улице. С двумя Темными Принцами. И если братья Войны и узнали его, то они не подали виду.

В’лейн был Круусом.

В’лейн был Войной.

Я ходила с ним рука об руку на пляже. Я целовала его. Столько раз, что не могла посчитать. Его имя было у меня на языке. Я дрожала от оргазма в его объятьях. Он вернул мне Эшфорд. Он сделал это, чтобы закрутить со мной?

Война. Конечно. Он вывернул мой мир наизнанку. Он направлял армии друг против друга, и наблюдал за хаосом, который он создал. Он боролся с нами и преуспел в этом. Без сомнений, смеясь внутри, наслаждаясь, что добавил хаоса, он находился в самой гуще боя, наблюдал за делами рук своих лично и с близкого расстояния.

Стоял ли он за всем этим? Подталкивал ли он Дэррока на протяжении тысячелетий, подстрекал ли бросить вызов Королеве? И когда Дэррока превратили в смертного, не Круус ли нашептал кое-что в уши Невидимых, может быть, подсадил ключевую информацию, и помог ему сломать стены, находясь далеко от сцены? Или он был только наблюдателем, ожидая того дня, когда сможет подобраться достаточно близко к Синсар Дабх, чтобы украсть знания Короля, убить действующую Королеву и овладеть ее магией?

Разве Эльфы действительно обладают таким терпением?

Он убил всех Принцесс и спрятал Королеву, чтобы убить ее в подходящее время.

Он повернул Светлый и Темный дворы друг против друга, используя наш мир в качестве поля боя.

Мы все были пешками на его шахматной доске.

Я не сомневалась, что он был после Королевы, высшей властью. Он был хладнокровным, высокомерным, когда рассказывал мне о том, что это может быть сделано, и как. Он тот, кто рассказывал легенду с самого начала. Не в силах устоять перед хвастовством. Когда я спросила его о Круусе, он рассердился и сказал: «Однажды ты захочешь поговорить обо мне». Он ревновал к себе, и был недоволен тем, что не может раскрыть свое истинное величие. Он сказал, что Круус был самым красивым из всех, хотя мир никогда не узнает этого — напрасная трата совершенства на то, чтобы никогда не увидеть такого как он. Как это должно быть тяжело, что ему так долго приходилось скрывать свое истинное лицо.

Я загорала на шелковом шезлонге, лежала рядом с ним. Я погружала ноги в волны прибоя, держась за руку с Войной. Я восхищалась голым телом Темного Принца. Задавалась вопросом, как бы это было заняться сексом с ним. Я вступила в сговор с врагом и даже не догадывалась об этом. Все это время он соприкасался и приспосабливался к нам, толкая нас на действия, то так, то этак.

И это сработало.

Он получил именно то, что хотел. Он был здесь: стоял над Книгой Короля, поглощая смертельные знания, и даже Королева без сознания лежала у его ног так, что он мог бы убить ее и забрать Истинную Магию своей расы. Он поместил ее в ледяную тюрьму Невидимых, чтобы держать ее под контролем и живой, пока не убедился, что он самый сильный мужчина своей расы. Король отказался от своих темных знаний. И теперь Круус овладел ими, а стал ли он действительно сильнее, чем Король?

Я смотрела, как заклинания, написанные в Синсар Дабх, соскальзывают с ее страниц, перемещаясь по его пальцам к рукам, плечам и исчезают под кожей. Он был почти у цели. Ну почему Король не остановил его?

— Начав. Не может быть остановлен. Вот думаю, как бы я оставил части Книги в двух местах, когда они не смогли охранять и одно? — сказал Король.

Бэрронс и другие мужчины снова стали кидаться на стену, пытаясь снести ее и добраться до Крууса.

Но было уже поздно. Осталось только несколько страниц.

Я стояла, дрожа, глядя то на Короля, то на Крууса, надеясь, что Король знал, что он делает.

Круус перевернул последнюю страницу.

Когда последнее заклинание исчезло, книга превратилась в кучу золотого песка, в которой блестели красные драгоценные камни.

Синсар Дабх была наконец-то уничтожена.

Жаль, что она теперь жила и дышала внутри самого мощного Темного Принца из когда-либо созданных.

Перемещение было гладким.

В один момент я была в пещере вместе со всеми. А следующий я оказалась на огромном заросшем травой холме с Круусом и Королем.

Огромная луна сгладила горизонт. Поднимаясь из-за планеты, она почти полностью заслонила собой ночное небо, оставив только немного звезд на темно-синем фоне.

Округлые луга простирались на мили, теряясь в Луне, и казалось, что если бы я забралась на вершину горы, я смогла бы одним прыжком перепрыгнуть через преграду из сосен и соединить мостом планету с луной. Воздух звенел от электрических разрядов, и на расстоянии гремел гром. Черные мегалиты торчали, как пальцы упавшего гиганта, указывающие в холодный немигающий глаз Луны.

Мы стояли между высокими камнями — Круус лицом к Королю, а я между ними.

Королева упала к ногам Крууса.

Я отступила чуть-чуть назад, чтобы лучше видеть. Я гадала, кто перенес нас сюда и оставил всех остальных там. Круус или Король? И почему?

Ветер спутывал мои волосы. Воздух был наполнен специями и ароматом ночного жасмина. Охотники скользили мимо Луны, исторгая из груди звуки гонга, и луна отвечала им.

Я не имела понятия, в каком мире я была, в какой галактике находилась, но какая-то часть меня — мой внутренний король — знала это место. Для сравнения мы бы выбрали холм Тара, но Тара была слабой имитацией. На Земле Луна никогда не была так близко как была здесь, и там она была в ночном небе только одна, а не три. Сила пульсировала в каменном ядре этой планеты и в пластах полезных ископаемых, магии земли до смерти было скучно без людей уже давно.

— Почему мы втроем? — спросила я.

— Дети, — ответил Король.

Мне не понравился его ответ, и то, что из него следует. Война не был моим братом.

— МакКайла, — тихо произнес Круус.

Я холодно на него взглянула.

— Думаешь, это забавно? Ты лгал мне снова и снова. Ты использовал меня.

— Я хотел, чтобы ты приняла меня таким, каким я был, но… как вы это говорите? — моя репутация бежала впереди меня. Другие забили твою голову ложью о Круусе. Я пытался исправить это, открой свои глаза.

— Еще больше лжешь? В’Лейн не убивал Крууса в тот день, когда Король бился с Королевой. Ты поменялся местами с В’Лейном.

— Король никогда не верил полностью, что я смогу обмануть всех тремя амулетами. Вместе они могущественны, — он коснулся своей шеи с самодовольной вспышкой в глазах и, хотя мне их было не видно, но я точно знала, что он все еще их носил. Он использовал их, чтобы поддерживать свою безупречную иллюзию Светлого Принца. Я видела их блеск, всего несколько раз, когда он оказался около защиты аббатства.

— В тот день, когда я позвала тебя, чтобы ты помог мне пройти стражницу в аббатстве, ты зашипел и исчез…

— Это была истинная защита, сделанная из крови и кости. Она почувствовала меня как Невидимого. Останься я, и был бы не в состоянии поддерживать Гламор. Но ты также не смогла пройти ее. Почему же?

Я не ответила.

— Королева убила В’Лейна своим мечом, и даже не знала об этом. И ты выдавал себя за него до сих пор.

— Он был дураком. После того как я пришел с аудиенцией к Королеве она отправила В’Лейна заточить меня в своих апартаментах. Я взял его лицо и дал ему свое. Он не был наполовину Эльфом, как я. Но он ничего не знал об истинных иллюзиях, и не мог создать амулет способный на такое, даже если бы прожил миллион лет. Затем я отдал В’Лейна ей, чтобы она его убила. Он был жалок. Молил о своей невиновности. Хныкал в конце и сделал посмешищем мое имя. К тому же, другие Темные Принцы испытали свои силы в проклятье и обвинили меня.

— Ты прятался среди Светлых все это время.

— Никогда не пил из котла. Наблюдал. Ожидал, когда сложатся идеальные условия. Книга была потеряна целую вечность. Старый дурак спрятал ее. Двадцать три года назад я почувствовал ее, и понял, что пришло время. Но хватит обо мне. Что ты такое, МакКайла?

— Ты поставил Дэррока во главу.

— Я поспособствовал там, где поддержка была мне полезна.

— Ты хочешь быть Королем, — сказала я.

Переливающиеся глаза Крууса вспыхнули:

— Почему нет? Кто-то должен прийти к власти. Он повернулся спиной к своим детям. Мы были всего лишь ошибкой создателя, он стремился подавить и скрыть нас. Он боится власти? Я нет. Он отказался возглавить наш народ? Я смогу защитить их так, как он не делал никогда.

— И когда им наскучат твои правила? — спросил Король. — Когда ты поймешь, что никогда не сможешь угодить им?

— Я сделаю их счастливыми. Они будут любить меня.

— Так думают все боги. Сначала.

— Заткнись, старик.

— Тем не менее ты носишь лицо В’Лейна. Чего ты боишься? — спросил Король.

— Я ничего не боюсь, — его взгляд остановился на мне на долгое время. — Я борюсь за мою расу, МакКайла. Я такой, каким родился. Он скрывал нас, потому что стыдится, и осуждает эту свою половину жизни. Помни это. Это причина всего, что я делал.

Внезапно его золотистая грива стала черной как вороново крыло, его бархатная, золотая кожа — бронзовой.

Переливающиеся глаза стали пустыми. Скрученное резное ожерелье с вплетенным в него серебром, скользнуло по его шее. Под его кожей то и дело меняющиеся татуировки, бились, словно волны при шторме. Он был прекрасен. Приводил в ужас и разрушал душу. Золотое свечение окружало его тело.

И его лицо, Боже, его лицо, я знала это лицо. Я видела его. Склонившимся надо мной. Его руки держали мою голову. Прижимали меня.

Пока он двигался во мне.

— Ты был четвертым в церкви! — закричала я. Он изнасиловал меня. С другими своими темными братьями, он превратил меня в бессмысленную человеческую оболочку, и бросил меня надломленной и голой на улице. И я бы навсегда осталась такой, если бы Бэрронс не пришел за мной со своими людьми и оружием, забрал меня и вернул меня снова.

Темный Принц вскинул голову, он выглядел также неестественно, как и его братья. Острые зубы белели на фоне его темного лица. — Они бы убили тебя. У них никогда не было человеческой женщины. Дэррок недооценил их пыл.

— Ты изнасиловал меня!

— Я спас тебя МакКайла.

— Ты спас бы меня, если бы вытащил оттуда!

— Ты уже была При-йя, когда я нашел тебя. Твоя жизнь была закончена. Я дал тебе свой эликсир…

— Твой эликсир? — мягко спросил Король.

— … чтобы прекратить твою душевную боль.

— Тебе не нужно было заниматься со мной сексом, что бы сделать это.

— Я страстно желал тебя. Ты мне отказывала. Я устал от твоих протестов. Ты хотела меня. Ты думала об этом. Тебя даже там не было. Так какая разница?

— Ты думаешь, что поступил во благо?

— Я не понимаю твоей неприязни. Я не сделал ничего, что не было бы сделано другими. Ничего о чем бы ты не думала. А я сделал это лучше.

— Чем именно ты напоил меня?

— Я не знаю… — он идеально имитировал мой тон, — точно. Я никогда не давал его человеку раньше.

— Это был эликсир Королевы?

— Это мой, — сказал Король.

— Я усовершенствовал его. Ты прошлое, — сказал Круус. — Я будущее. Пришло время для твоего уничтожения.

Он собирался уничтожить Короля? Было ли это возможно?

— Дети. Боль в заднице. Не знаю, зачем я их создал. Настоящий ад в отношениях.

— Ты и понятия не имеешь, — сказал Круус. — Заставить Королеву убить В’Лейна, не было первым обманом который я сплел и оставил для тебя, старого дурня, хотя был первым, который ты видел. Был этот. — Он согнулся и схватил горсть волос Королевы, поднимая ее за них. Когда он дернул, одеяла пали с нее.

Король все еще стоял совершенно неподвижно.

В его глазах я видела черно-белый будуар, лишенный всего, остались лишь пустые воспоминания, бесконечные скучные годы, вечная тоска. Я видела одиночество, такое огромное и всеобъемлющее, как его крылья. Я знала радость их соединения и отчаяние расставания.

Я больше не доверяла никому. Я сосредоточилась на своем центре ши-видящей и, подкрепив свои чувства амулетом, попросила показать мне всю правду.

Она все так же оставалась Возлюбленной. Смертной любовницей Короля, который сойдя с ума, создал Синсар Дабх и сбежал от своей расы.

— Так как она последняя Королева, ее смерть даст мне Магию нашей расы. Я спас ее, чтобы убить на твоих глазах, прежде чем уничтожить тебя. Но в этот раз, когда ты увидишь ее мертвой, это не будет иллюзией.

Когда Король ничего не ответил, Круус нетерпеливо сказал:

— Ты не хочешь узнать, как я это сделал, ты, упрямый старый дурак? Нет? Ты никогда не высказываешь свое мнение, когда это имеет значение. В день, когда ты ушел сражаться с Королевой, я дал твоей возлюбленной еще один из твоих знаменитых эликсиров, но в этот раз это было не зелье — это была чаша, украденная из котла забвения. Она стояла в твоем будуаре, пока я стирал все ее воспоминания о тебе. Когда она стала как чистый лист, я поставил ее раком над твоей кроватью и трахнул. Я спрятал её от тебя там, где знал, что ты никогда не будешь искать. В Светлом дворе. Я занял место В’Лейна и притворился, что она моя человеческая возлюбленная. Шло время, придворные пили из котла и забывали, Принцессы приходили к власти и были свергнуты, и тогда она стала одной из нас. Я достиг того, чего твои зелья не смогли сделать. Время в Фейри, наши зелья, и наш образ жизни сделали ее Эльфом. Ирония судьбы. Настал день, когда она стала настолько могущественной, что стала нашей Королевой. Она всегда была там, живая, а ты даже никогда не искал ее. Я держал её в месте, куда я знал, высокомерный Темно-Светлый Король никогда не придет. Пока я трахал твою суку, ты лелеял свои обиды. Твоя Возлюбленная стала моей любовницей, моей Королевой. И сейчас, её смерть сделает меня тобой.

Глаза Короля были печальными.

— Если это правда, то вероятностей гораздо больше, чем ты думаешь. Другие стоят у тебя на пути. — Он посмотрел на меня.

Мои глаза расширились, я покачала головой:

— Чего ты добиваешься? Чтобы он попытался меня убить? Я не стою у него на пути.

— Наша Магия предпочитает женщин. Я верю, что она бы выбрала тебя.

— Во мне Синсар Дабх, — сказал Круус, — В ней — нет.

Король засмеялся.

— Ты думаешь, что станешь мной. Она станет ею. И это не единственная возможность.

Я была в ужасе. Я думаю, я поняла, что он имел в виду, и мне это ни капли не понравилось.

— Возможно, Бэрронс станет Круусом. И кто тогда будет молить о справедливости? — сказал Король.

— Бэрронс не стал бы Войной, — сразу же сказала я.

— Или мной. Зависит от нюансов, — Король посмотрел на Возлюбленную в руках Крууса, — Да все это и несущественно. Мне пока еще не конец.

Она исчезла.

— Что за…? — неожиданно руки Крууса стали пустыми. Он рванулся вперед и врезался в невидимый барьер. Он прищурился и начал петь, звеня, как настоящий Темный Принц, которым он и был, так, что у меня кровь стыла в жилах.

Король взмахнул рукой и он прекратил.

Круус начертил сложный символ в воздухе, прищурившись, глядя на Короля. Ничего не произошло. Он снова зазвенел. Король заставил его замолчать.

Круус вызвал руну и швырнул ее в Короля. Она ударилась в невидимый барьер и упала. Он бросил еще с десяток. С ними произошло то же самое. Это было похоже на сражение мужчины и женщины, в котором мужчина просто старается удержать женщину от причинения слишком сильного вреда самой себе.

Круус отшатнулся, и его черные, бархатные и огромные крылья начали разворачиваться, обрамляя его нагое мускулистое тело, такое совершенное, что мои щеки вдруг стали влажными. Длинные чёрные волосы струились по его плечам, под его бронзовой кожей искрились яркие цвета.

Я дотронулась до своего лица и на моих пальцах осталась кровь.

Я благоговела перед его темным величием. Я поняла, почему Войну так же часто почитали, как и боялись. Я знала, что ощущаешь, находясь в колыбели этих крыльев, пока он двигается внутри.

Темный Король смотрел на него, и отцовская гордость сияла в его глазах.

Круус пытался уничтожить его, а он им гордился.

Как родитель, наблюдающий за своим ребенком, в тот момент, когда он снял боковые колеса у велосипеда и впервые отпустил его без дополнительной страховки.

И я знала, что у Крууса никогда не будет шансов, до тех пор, пока существует Король.

Никто не будет в опасности, пока Король достаточно мощный, а он был и всегда будет сильнейшим.

Настоящая опасность в том, достаточно ли он беспокоится об этом.

Он видел смысл существования совсем в ином свете, в отличие от нас. То, что мы считали поражением и разрушением, ему представлялось, как созидание, точно также как и Книге, которую он создал в далеком прошлом.

Кто знает? Может он и прав.

Но мне нравилось существовать здесь и сейчас, и я буду бороться за это. Я не видела полной картины, и не хотела. Мне нравилось носиться вокруг, как собачка, прыгая на лапках, виляя хвостом, копаясь в весенней росе и вдыхать запах земли, живя полной жизнью. Я была бы только рада оставить полеты для тех, кто с крыльями.

Я дотянулась до своего копья. Оно было в ножнах. И я поняла, что оно всегда там и оставалось, даже когда В’Лейн был поблизости. Это было частью хитрой иллюзии, создаваемой им. Как любой Невидимый, он не способен был коснуться копья, но мог быть убит им и, всякий раз, когда мы были вместе, он кормил меня своими чарами, будто его не было больше в моих ножнах. Также как и Темные Принцы скармливали мне иллюзию того, что я развернула копье острием к себе, там, на ступеньках церкви.

Со мной такого еще не было. Я захотела отбросить его, потому что сама поверила этому наваждению. Я бы убила их той ночью, если бы могла видеть сквозь иллюзию в тот момент. Сила всегда была прямо здесь, во мне, если бы только знала об этом.

Я бы убила его сейчас.

— Даже не думай об этом, — сказал Темный Король.

— Он украл твою Возлюбленную. Он подделал её смерть. Он изнасиловал меня!

— Нет вреда — нет вины.

— Ты что смеешься?

Он посмотрел на свою Возлюбленную:

— Сегодня забавно…

Внезапно, луны и мегалитов не стало. Мы вернулись в пещеру.

Круус зазвенел, его крылья распахнулись полные величественной славы, глаза засверкали в праведном гневе, губы приоткрылись в рычании.

Король заморозил его таким.

Обнаженный ангел-мститель, заключенный в прозрачном кристалле. Сине-черная решетка взмыла вверх от пола, ограничивая его тюрьму.

Я должна была попросить Короля одеть его.

Создать туман изо льда, чтобы никто не мог его видеть. Скрыть эти потрясающие бархатные крылья. Сделать менее ярким золотой ореол вокруг него.

Заставить его выглядеть менее… ангельским, сексуальным, эротичным. Но как говорится, все крепки задним умом.

Король сказал Кэт:

— Он — теперь ваша Синсар Дабх.

— Нет! — воскликнула Кэт, — Мы не хотим его!

— Это ваша вина, что так вышло. На этот раз храните его лучше.

Я услышала, как Бэрронс сказал:

— МакКэйб? Что ты, черт возьми, здесь делаешь?

Просеиваясь, в пещере начали появляться люди. К одетому в белоснежный костюм Мак-Кейбу из Каса Бланки, присоединились: лепрекон, который работал клерком за стойкой регистрации в мой первый вечер в Кларин Хаусе; и газетчик с улицы, который показал мне направление Гарды, тот который назвал меня волосатой ослицей.

— Лиз? — сказала Джо, — Откуда ты тут?

Лиз ничего не ответила, просто шла, как и все они, присоединяясь к Темному Королю.

— Он слишком большой для одного тела, — ответила я онемев.

— Я знала, что-то с ней не так! — воскликнула Джо.

Король наблюдал за ши-видящими и Бэрронсом. Он выдавал себя за одного из игроков, который охотился за своей собственной Книгой. Он наблюдал за мной все это время. С того дня, как я приехала в Дублин. Он регистрировал меня в Кларин Хаусе.

— Еще до этого, красавица, — Король окинул меня взглядом, который шокировал меня. Его звездные глаза светились гордостью.

К нему присоединился тренер из спортзала высшей школы. Когда появился директор моей основной школы, я закрыла мою челюсть и кинула на Короля крамольный взгляд. С самого начала.

— Небольшая помощь могла бы быть кстати.

Король бережно прижимал свою возлюбленную к груди.

— Ну и что бы это изменило?

— Ты должен отдать ее нам, — потребовала Дри’лия. — Мы нуждаемся в ней. Без В’лейна, кто возглавит нас?

— Найдите новую Королеву. Она — моя.

Вельвет ощетинился. — Но нет ни одной…

— Вырасти, Вельвет, — отрезал Король.

— Мы не хотим Крууса. Заберите его, — настаивала Кэт.

— Черт возьми, что происходит? Ты не можешь забрать Королеву. Мы работаем на нее, — сказал Драстен.

— Как насчет Договора? — спросил Кейон. — Мы должны пересмотреть его!

— Измени меня обратно! — потребовал Кристиан. — Я съел всего одни кусочек. Этого не достаточно, чтобы со мной происходило такое. За что я наказан?

Но Король смотрел только на женщину в своих руках.

— Ты не можешь уйти, пока не восстановишь эти чертовы стены, — прорычал Дейгис. — Мы понятия не имеем, как пойти и…

— Вы разберетесь с этим.

Кожи начали опадать на пол, пустые оболочки частей короля. На мгновение, я испугалась, что это ждет и меня, но этого не случилось.

Бэрронс вернул меня из состояния При-йи. И я не сомневалась, что Король сможет тоже найти свою возлюбленную. Неважно, где она была, независимо от того, в какой пещере была поймана в ловушку беспамятства, он присоединится к ней. Расскажет ей все о ней. Займется с ней любовью. До того дня, когда они вместе поднимутся и выйдут из нее.

Парень с мечтательными глазами начал меняться, поглощая тени, исходившие из опавшей кожи.

Он вытягивался и увеличивался до тех пор пока не возвысился над нами как зверь Синсар Дабх, но без злобы, а когда его крылья широко раскинулись затмевая комнату: ночью, звездами и мирами свисающими с его перьев, я почувствовала его радость.

Мысль, что она не оставила ему выбора, сводила его с ума.

Но это не она. Ее похитили.

Он любил ее всегда.

Еще до того, как она была создана.

После того как он поверил, что она ушла.

Солнечный свет для его льда. Мороз для ее лихорадки.

Я желала им вечности.

Тебе тоже, красавица.

Темный Король ушел.

Глава 53

Вывеска была тяжелой, но я была полна решимости.

Хотя Бэрронс был намного сильнее, и сделать ему это было бы намного проще, я справилась без него. Я была не в настроении для аргументов.

Когда я открутила последний болт от подвешенной яркой латунной вывески, прикрученной над дверью книжного магазина, она выскользнула из моих рук и рухнула вниз, треснув посередине.

Манускрипты и Альманахи МакКайлы немного запылились, прежде чем хоть один покупатель посмотрел наверх и увидел вывеску.

Меня это не напрягало. Магазин просто не имел права так называться. Хотя мне и нравилось видеть там свое имя, мне никогда бы не было комфортно от этого. Это место было… ну МиАМ просто не скатывались с языка.

У меня не было мысли отдать ему обратно книжный магазин.

Я буду владеть им всегда. И я также собиралась сохранить название. Я никогда не смогу принять другое.

Двадцать минут спустя оригинальная вывеска была возвращена на прежнее место.

Я отряхнула руки, приставила лестницу к колонне, и отступила назад, чтобы посмотреть на свою работу.

Четырехэтажный магазин, я посмотрела вверх. Сегодня был пятый этаж. Пятиэтажное здание снова официально называлось «Книги и сувениры Бэрронса». Принадлежало МакКайле Лейн. Он отдал мне документы прошлой ночью.

Я вышла на середину улицы и осмотрела свой книжный магазин критическим взглядом. Он был моим, и я заботилась о нем. И я не уступлю ни одного дюйма вандалам или какой-нибудь другой неприодолимой силе. Магазин пережил штурм Невидимых лучше, чем большинство мест в городе, защищенный магической охраной и человеком, который никогда не сможет умереть.

Я вспомнила тот первый раз, когда увидела его. Я выкатилась из Темной Зоны, запуганная и одинокая, нуждающаяся в ответах. Но там, в ночи горел священный свет спасения для меня.

Моё убежище. Мой дом.

Обновленный темно-вишневый фасад блестел латунью. Вход в арке между двумя колоннами щеголял новыми светильниками, которые источали теплый янтарный свет на шикарные двери и подсвечивали стекло.

Высокие окна по бокам здания обрамляли подходящие по стилю колонны и аккуратная решетка из кованого железа; не было ни одной царапины, ни одного отбитого кусочка на колоннах. Фундамент был твердый и крепкий. Мощные прожекторы, установленные на крыше, контролировались таймером, и могли быть включены в любую минуту. Освещенный знак в старомодном зеленым стекле подмигивал ОТКРЫТО.

Темная Зона может и останется пустой, но это место будет всегда, как бастион света, до тех пор, пока оно будет моим. Мне это необходимо. Это спасло меня. Я люблю это место.

И мужчину.

И в этом вся загвоздка.

Прошли дни, с тех пор как мы спускались в подземелье аббатства, но мы все еще не поговорили об этом.

После того, как Король исчез, мы просто посмотрели друг на друга и направились к дверям, как будто мы не могли вернуться достаточно быстро туда, где чувствовали себя в безопасности и комфорте.

Мама и папа бросили взгляд на Бэрронса и меня, и решили вернуться в Честер. У меня умные, невозмутимые родители. Бэрронс и я вернулись в книжный магазин, прямо в постель. И вылезли из нее, только когда голод заставил нас.

Финал не был идеальным и, конечно, это было не то, чего я ожидала прошлой осенью, когда мы составляли отчаянный план удержать стены между мирами Эльфов и людей.

Синсар Дабх была уничтожена.

Но у Эльфов это в порядке вещей, когда что-то новое приходит из небытия.

Ши-видяшие были в ярости, что у них появилась новая обязанность, но трудно спорить заочно с Королем.

Кэт подошла к плите, перенимая должность Ровены, соглашаясь быть лидером аббатства пока оно не будет очищено от Теней и число ши-видящих хотя бы частично не восстановится, и с того времени они вернутся к демократическому голосованию и восстановлению Хевена.

Я намеревалась уцепиться в этом святилище, где буду продвигать существенные изменения — прежде всего то, что мы должны навсегда и бесповоротно запечатать пещеру, где в настоящее время Синсар Дабх заморожена с ее слишком большим искушением. Забить железом. Закачать туда бетона.

Келтары вернулись в Шотландию, забрав с собой Кристиана, но никто не верил, что мы видимся с ними последний раз.

До Хэллоуина, мы все думали, что жизнь может в один день стать нормальной. Эти дни ушли навсегда.

Мы потеряли почти половину населения планеты — более трех миллиардов человек погибли.

Стены рухнули, и я была уверена, что такими они и останутся, ни Королева, ни кто-то другой не мог возглавить Светлых. Я не сомневалась, что и Король был в длительном отпуске.

Джейн и его люди были законной властью на улицах, надирали задницы Невидимым и были одержимы освобождением улиц от них и небес от Охотников. Я планировала поговорить с ними об этом. Я подумала, что мы можем договориться с Охотниками. Мне не нравилась мысль о том, что в К’Врака стреляют.

Кэт связалась с международными филиалами ПСИ. Она сказала, что Темные Зоны изобиловали по всему миру, но рецепт тене-взрывателей Дэни, был переведен почти на все языки, и производство МакНимба процветало. В некоторых частях мира, вы могли бы купить его даже для коровы. Были миллионы пустых домов, машин, электроники, и всех тех вещей, владеть которыми я мечтала хотя бы один день. Но я думала, что я бы с радостью отказалась от Порше 911 Турбо Бэрронса за стакан свежего апельсинового сока.

МЭВы дрейфовали вокруг, как маленькие смерчи, но Риодан и его люди узнали способ блокировать их, и начали избавляться от худших из них. Не потому что он заботился, сообщил мне холодно Риодан, а потому что это не очень хорошо для бизнеса.

Честер был популярен, как никогда прежде. Сегодня я забегала туда по делам, и некоторые цыпочки действительно щебетали, «увидимся в Фэйри», как будто они говорили «Хорошего дня, чувиха!»

Это был странный новый мир.

Война была, но это была приглушенная война. Светлые и Невидимые воевали друг с другом, но сейчас держались тихо, как будто не знали, что мы были способны сделать, если они еще раз облажаются в нашем мире, и пока не готовы были узнать.

Но.

Хороший Эльф — мертвый Эльф, записала я в своем блокноте.

P.S. Охотники — не Эльфы.

В некоторых местах все еще не было электричества. Генераторы были самым ходовым товаром. Вышки сотовой связи не работали, телефоны Бэрронса и его людей были таинственным исключением. Интернет был поврежден месяцы назад. Некоторые люди говорили о том, что невозможно восстановить какие-то вещи, какими они были, и присоединялись к новому направлению, которое понемногу врубалось. Я полагала, что образуется много различных философских школ, с анклавами[44], возникающими тут и там, каждая поддерживающая свою собственную философию и социальный порядок.

Я и понятие не имела, что готовит нам будущее.

Но я была рада, что жива и не могла придумать, где мне было бы лучше, чем здесь и сейчас, наблюдая за всем.

Я ощущала себя, как и Бэрронс: мне никогда не будет достаточно жизни.

Вчера, наконец, люди Риодана обнаружили Тэлли, и я поговорила с ней немного по телефону Бэрронса. Она рассказала мне, что Исла О’Коннор была действительно беременна в ту ночь, когда бежала Книга. Я родилась. У меня была биологическая мать. Тэлли направлялась сюда, на несколько дней, чтобы рассказать мне эту историю.

Мои родители были здоровы и счастливы. Плохих ребят стало меньше, а хорошие выиграли день. На этот раз.

Это была замечательная жизнь.

С одним болезненным исключением.

За моим книжным магазином, под гаражом был ребенок, и он бился в агонии каждую секунду, пока жил.

И был отец, который не сказал мне ни слова о нем или заклинании, с тех пор как мы покинули пещеру под аббатством.

У меня не было ни малейшего представления почему. Я ждала, что он потребует заклинание уничтожения в тот момент, когда мы вернулись в книжный магазин. Это было то, ради чего он дышал, зачем охотился целую вечность.

Но он не требовал, и с каждым днем страх моего неизбежного признания рос все больше. Ложь приняла катастрофические размеры, и казалось больше невозможным отказаться от нее.

Я никогда не забуду надежду в его глазах. Радость в его улыбке.

Я вложила их туда. Ложью.

Он никогда не простит меня, когда узнает об этом.

«Ты все еще можешь сделать это…»

Я зажмурила глаза.

Этот коварный голос мучил меня с тех пор, как мы покинули аббатство: Синсар Дабх. Я не могла решить, то ли это было воспоминание о том, что она сказала, когда искушала меня принять ее, то ли это было на самом деле в моей голове.

Действительно ли Книга «загрузила» в меня свою копию, пока я была еще не сформировавшимся плодом в утробе матери.

Действительно ли двадцать три года назад она создала идеальное вместилище для себя, создавая человеческую копию себя, и ожидая, когда я повзрослею.

И самый важный вопрос из всех: действительно ли внутри меня было заклинание позволяющее упокоить сына Бэрронса?

Могла ли я достать это для него? Снова услышать его радостный смех? Освободить их обоих? И какова будет цена?

Я вонзила ногти в ладонь.

Прошлой ночью, перед тем как провалиться в сон, я слышала вой ребенка/Зверя. Голод, боль, вечные страдания.

Мы оба слышали это. Он поцеловал меня, делая вид, что ничего не было. Позже, когда он отправился делать то, что он делал для ребенка, я давилась слезами от стыда и несостоятельности.

Он просил меня об одной вещи. И я не была настолько сильна, чтобы получить это для него и выжить.

Я открыла глаза и посмотрела на книжный магазин, на вывеску, покачивающуюся на ветру. Темнота слегка окрасила магазин фиолетовыми тенями. Слегка придала металлически серебряный оттенок окнам, один из многих новых оттенков из мира Эльфов.

Бэрронс скоро вернется. Я понятия не имела, куда он отправляется, когда уходит. Но я знала одну особенность. Когда он возвращался, я могла чувствовать его сердцем.

Я не позволяла себе думать об этом. Я знала, если подумаю, я никогда не решусь. Я откинула нерешительность. Позволила своим глазам рассредоточиться и сделала решающий шаг.

Вода была холодной, неприветливой, черной как смоль, черной, как первородный грех. Я ничего не видела. Я бросилась вглубь.

Я чувствовала себя маленькой, молодой и испуганной.

Я нырнула глубже.

Озеро было огромно. Внутри меня были мили и мили темной ледяной воды. Я удивилась, что моя кровь не стала черной и холодной.

«Мелодрама. Смотри-ка, ты наконец-то пришла», — замурлыкал знакомый голос. — «Ну как, опять стала яркой? Мир не любит унылых девушек».

— Где ты?

«Плыви, МакКайла».

— Неужели ты здесь?

«Всегда была».

Я оттолкнулась сильнее, погружаясь глубже в темноту. Я не могла ничего увидеть. Как будто я была слепа.

И вдруг появился свет.

«Потому что я позволила быть ему», — сказала она льстиво.

— Ты не Бог, — пробормотала я.

«Я также и не дьявол. Я — это ты. Ты, наконец-то, готова увидеть себя? Что лежит на дне, есть ли главный корень?»

— Я готова, — не успела я сказать это, как увидила ее. Сияющую, блестящую, на дне моего озера. Золотые лучи пронизывали ее насквозь, переливались рубины, блестели замки.

Синсар Дабх.

«Я была здесь все это время. До твоего рождения».

— Я победила тебя. Я научилась, я видела твои игры дважды. Я легко удержалась от искушения.

«Не могу разрушить твою сущность».

Я уже не плыла, промокшая насквозь, покачивалась на полу черной пещеры. Я дрейфовала на ногах, слегка касаясь ботинками пола. Я огляделась вокруг, интересуясь, где же я была. Темная ночь моей души? Синсар Дабх была открыта на королевском черном постаменте передо мной. Золотые страницы мерцали, она ждала.

Она была красивой, такой красивой…

Все время внутри меня. Все эти ночи я охотилась за ней, а она была у меня под носом. Или на самом деле за ним. Также как и Круус, я была Синсар Дабх. Но в отличие от Крууса я никогда не открывала ее. Никогда не поощряла и не читала ее. Вот почему я никогда не понимала руны, которые она давала мне. Я никогда не заглядывала внутрь. Только брала то, что она предлагала использовать.

Если бы я когда-нибудь нырнула на дно моего гладкого озера, и открыла Книгу, я овладела бы всеми темными знаниями Короля в деталях. Все заклинания и руны, рецепты каждого эксперимента, включая создание Теней, Серого Человека и даже самого Крууса! Неудивительно, что Темный Король смотрел на меня с Отцовской гордостью. Во мне было так много его воспоминаний, так много его магии. Я полагаю, что была почти как дочь Короля, как будто он сам меня создал. Он выложил часть самого себя, и она была сейчас во мне. Сперма или собственная сущность, для Эльфов не было никакой разницы. Он мог видеть себя во мне, и Эльфу нравилось это.

Было вовсе неудивительно, что К’Врак прощупал меня ментально и узнал. Он нашел часть Короля во мне, а для него Король и есть Король. Он скучал по своему компаньену в путешествиях. То же самое и с Зеркалами. Они узнавали сущность Короля во мне, и так как большинство из них было против меня, пропускали внутрь себя и выплевывали меня с энтузиазмом, спасибо неудачному проклятию Крууса, которое совсем не было делом рук Крууса. Самое старое и первое Зеркало, которое находилось в будуаре Короля и возлюбленной, не было под проклятьем и поэтому разрешало проход через него по той же самой причине. На мне был О’Де’Король. Даже Адам почувствовал что-то во мне, и я знала, что Круус должен был тоже чувствовать. Они просто не знали что. И в тот момент, когда Парень с мечтательными глазами сказал Темному Дворецкому посмотреть глубже, тонко-полосатый кошмар отступил.

«Я открыта, чтобы ты взяла заклинание, которое хочешь. Тебе только нужно подойти поближе, чтобы почитать меня, МакКайла. Это так просто. Мы соединимся. Ты сможешь упокоить ребенка».

— Я полагаю, что у тебя есть веские причины для уничтожения моей вывески? — Рядом со мной появился Иерихон. — Я сам рисовал эту чертову вывеску, — сказал он, — Здесь в городе не осталось, никого кто делает вывески. А у меня есть дела и поважнее, чем рисование.

Я раскрыла рот. Иерихон Бэрронс стоял рядом со мной.

У меня в голове.

Я покачала ею, наполовину ожидая, что это собьет его с ног и раздастся грохот.

Он стоял вежливый и суровый, как никогда.

— Это невозможно, — сказала я ему. — Ты не можешь быть здесь. Это моя голова.

— Ты же влезала в мою. Я просто совмещаю изображение с проникновением сейчас, чтобы ты меня видела. — Он чуть-чуть улыбнулся. — Было совсем непросто проникнуть. Ты даешь совершенно новое значение выражению «каменная голова».

Я рассмеялась. Ничего не могла поделать. Он вторгся в мои мысли и занимался пустой болтовней даже здесь.

— Я обнаружил, что ты стоишь на улице, и смотришь на вывеску книжного магазина. Я пытался поговорить с тобой, но ты не ответила. Подумал, что я лучше осмотрюсь вокруг. Что ты делаешь, Мак? — сказал он тихо. Бэрронс в состоянии тревоги и выглядывает опасности.

Мой смех стих, а на глазах выступили слезы. Он был в моей голове. Я не видела смысла скрывать что-то. Он мог хорошо оглядеться вокруг и увидеть правду.

— Я не достала заклинание, — мой голос сорвался. Я обманывала его. Я ненавидела себя. Он никогда меня не подводил.

— Я знаю.

Я рассеянно посмотрела на него:

— Ты… знаешь?

— Я знал, что это ложь в тот момент, когда ты сказала это.

Я искала его глаза:

— Но ты выглядел счастливым! Ты улыбался. Я видела это в твоих глазах.

— Я был счастлив. Я знал, почему ты солгала. — Его темный взгляд был древним, нечеловеческим и нехарактерно нежным. Потому что ты любишь меня.

Я прерывисто вздохнула.

— Давай пойдем отсюда, Мак. Там нет ничего для тебя.

— Заклинание! Оно здесь. Я могу получить его. Использовать его. Упокоить его!

— Но ты перестанешь быть собой. Ты не сможешь взять одно заклинание оттуда. Только все или ничего. Мы найдем другой способ.

Синсар Дабх отравила этот момент. «Он лжет. Он ненавидит тебя за твою ложь».

— Закрой ее, Мак. Заморозь озеро.

Я посмотрела на Книгу, сияющую во всей своей красе. Мощная, чистая и простая. Я могла бы создавать миры.

«Заморозь его задницу. Он просто боится, что ты будешь более могущественной, чем он».

Бэрронс протянул руку: — Не покидай меня радужная девочка.

Радужная девочка. Разве это я была ей?

Казалось, это было так давно. Я слегка улыбнулась.

— Помнишь ту юбку, что я одела в ту ночь, когда мы были у Мэллиса, когда ты говорил, чтобы я оделась как Гот.

— Она наверху в твоем шкафу. Никогда не выбрасывай ее. Она выглядит на тебе как мечта.

Я взяла его за руку.

И мы просто так стояли на улице рядом с Книгами и сувенирами Бэрронса.

Глубоко внутри меня Книга с глухим ударом закрылась.

Когда мы направились к входу, я услышала выстрелы, и мы посмотрели наверх. Два крылатых дракона поплывали мимо луны.

Джейн снова стрелял по Охотникам.

Охотники.

Мои глаза расширились.

К’Варк!

Могло ли это быть так просто?

— О, Боже, то, что надо, — прошептала я.

Бэрронс придерживал дверь для меня:

— Что?

Волнение и срочность наполнили меня. Я схватила его за руку.

— Ты можешь поймать мне Охотника, чтобы полетать?

— Конечно.

— Тогда поспеши. Кажется, я знаю, что делать с твоим сыном!

Глава 54

Иерихон Бэрронс похоронил своего сына на окраине Дублина, после пятидневного дежурства возле безжизненного тела, ожидая, что он исчезнет и возродится где-то там, где они обычно возрождались.

Но его сын никогда не исчезнет и никогда не возродиться.

Он мертв. Поистине мертв.

Я сама дежурила у двери в кабинет, наблюдая за ним, находящимся около красивого мальчика все эти долгие дни и ночи.

Ответ казался таким простым, после того как он пришел мне в голову.

Потребовалось время, чтобы найти его летающим над городом, и вот, наконец, он парил рядом со мной, темнее темноты, с его комментариями ночной-полет-высоко-в воздухе-свободаааааааааа и замечанием о старом друге: спокойный и гладкий, выпускающий в ночной воздух маленькие замороженные струйки. Позади него ветер превращался в пар как от сухого льда.

Я попросила об одолжении. Это был лучший способ убедить Охотника. Это его забавляло.

Потребовался Бэрронс и пятеро его людей, чтобы поднять зверя из-под гаража на крышу соседнего здания, и безопасно зафиксировать его.

Как только они удалились на достаточное расстояние, то передали мне это по рации и мой новый «старый друг» подлетел и сделал то, что он делает лучше всего.

Смерть не так окончательна, если только хорошенько не К’варкнуть.

Когда он обнял своими огромными черными кожастыми крыльями Зверя и вздохнул продолжительно и глубоко, Зверь превратился в мальчика.

И мальчик умер.

Так, будто К’Врак просто вдохнул в себя его жизненную силу.

После всех страданий кто-знает-сколько-тысяч лет, ребенок, наконец, успокоился. Как и Бэрронс.

Риодан и его другие люди сидели с Бэрронсом долгие дни и ночи, ожидая, действительно ли возможно кого-то из них убить. Они казались, оскорблены тем способом, которым их можно было освободить. Кастео сидел в комнате и смотрел в упор на меня, не моргая в течение нескольких часов. Риодан и другие были вынуждены оттащить его прочь. Я задавалась вопросом, что же они сделали с ним тысячу лет назад. Я знала, на что похоже горе, когда видела его.

И когда они уходили, хоть враждебность и источалась в мою сторону, я знала, что выиграла отсрочку исполнения приговора.

Они не убьют меня. Не сейчас. Я не знаю, как долго они будут столь милосердны ко мне, но возьму то, что могу получить.

И если они в один прекрасный день решат, что должна быть война между нами, то они ее получат.

Кое-кто сделал меня бойцом. Когда он рядом со мной, нет ничего, что я не могла бы сделать.

— Эй, детка, ты там наверху? — Папин баритон долетел с улицы.

Я взглянула вниз с крыши и улыбнулась. Мама, папа и инспектор Джейн стояли перед книжным магазином. Папа нес бутылку вина. У Джейна в руках была тетрадка и ручка, и я знала, что он собирается парить меня относительно методов казни Эльфов и попытается, еще раз, получить мое копье.

Я была взволнована тем, что мои родители решили остаться в Дублине. Они приобрели дом в городе, таким образом, мы могли общаться. В один из таких дней, я бы отдала маме большую часть Алининых вещей. Мы бы сидели и разговаривали, сходили бы в ее квартиру. Я бы показала маме колледж, где Алина была счастлива все это время. Мы будем помнить ее, и будем праздновать то, что мы когда-то праздновали с ней, когда она была рядом. Моя мама стала теперь другой женщиной, более сильной, более живой, чем когда-либо прежде.

Папа собирался стать кем-то вроде брехона[45] или членом законодательного собрания и работал с Джейном и его командой, поддерживая порядок в Новом Дублине. Он хотел сражаться, но мама восприняла эту идею в штыки.

Она возглавляла группу под названием НДО. Группа Ново-Дублиновские-Озелинители посвятила себя озеленению города: удобрению почвы, наполнению горшков, замене дерна и, со временем, восстановлению парков и возращению жизни. Это была идеальная работа для нее. Она была отличной гнездующей птицей, а Дублин был тем гнездом, которое крайне нуждается в оперении.

— Открыто, заходите, — отозвалась я.

Мама была с двумя керамическими горшками, и я видела зеленые листики проросших луковиц. Все мои оконные ящики и вазоны были все еще пусты. У меня не было времени, чтобы пойти в аббатство и выкопать несколько растений. Я надеялась, что это были подарки на новоселье.

Я повернулась и проверила на столе. Напитки были охлажденными, тарелки на улице, салфетки сложенные. Это была моя первая садовая вечеринка.

Бэрронс навис над газовым грилем, жаря толстые стейки и пытаясь безуспешно, скрыть свое отвращение. Я не была уверена, находил ли он сам процесс приготовления мяса отвратительным, в отличие от еды в сыром виде, или ему просто была не очень мертвая корова, поскольку он предпочитал живую… корову. Или живое что-нибудь.

Я не спрашивала. Некоторые вещи лучше оставить недосказанными.

Он посмотрел на меня, и я вздрогнула. Мне всегда его не хватает. И всегда так будет.

Он живет.

Я дышу.

Я хочу. Его. Всегда.

Огонь для моего льда. Лед для моей лихорадки.

Потом мы пойдем в кровать, и когда он нависнет надо мной, смуглый, огромный и вечный, я познаю удовольствие. Кто знает? Намного позже мы могли бы улететь на паре Охотников к луне.

А пока я ждала к обеду компанию, поднимающуюся по лестнице, я смотрела на город. Он был темным, и мерцало только несколько огней. Это был уже отдаленно не тот город, в который я приехала в прошлом августе; но я все еще любила его. Однажды, он снова будет наполнен жизнью, снова переполнен крайком.

Дэни была там где-то на улице. Вскоре я найду ее.

Но не для того, чтобы убить.

Мы станем сражаться спиной к спине.

Сестры и все.

Я думаю, Алина поймет.

Хороших ребят от плохих не так уж легко отличить друг от друга, как я думала раньше.

Ты не можешь посмотреть на кого-то глазами и оценить его.

Ты должна смотреть сердцем.


Конец…

Примечания

1

Динь-Динь — фея из сказки о Питере Пене, которая любит чинить всякого рода медные вещи (чашки, кастрюли и т. д.). Характер у Динь-Динь подчас бывает мстительный и злобный. Как и все феи, Динь может умереть, если люди перестанут верить в фей.

2

Мауриц Корнелис Эшер — нидерландский художник-график. Известен прежде всего своими концептуальными литографиями, гравюрами на дереве и металле, в которых он мастерски исследовал пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии, а также особенности психологического восприятия сложных трехмерных объектов.

3

10 футов ~ 3,048 м.; 5 футов ~ 1,524 м.

4

Любовь втроем (фр.).

5

«Энтерпрайз» — вымышленный звездолёт Звёздного Флота из сериала «Звёздный путь: Энтерпрайз», крейсер NX класса, который сыграл важную роль в развитии сюжета.

6

торк (torque/torq) — серебряное или золотое украшение в виде обруча, носившееся на шее в том числе в Древней Руси. Встречаются также варианты из бронзы и железа, витые и гладкие версии.

7

Черлидинг — вид спорта, который сочетает в себе элементы шоу и зрелищных видов спорта (танцы, гимнастика и акробатика).

8

Petit Pettiserie — известная американская кондитерская.

9

Амфетамин — лекарственное средство, стимулятор центральной нервной системы, является аналогом гормонов адреналина и норадреналина.

10

Тутстеп — американский бытовой танец 2-дольного размера, быстрого темпа. Предшественник уанстепа и фокстрота. В начале 20 в. получил распространение в Европе.

11

Мягкая чечетка — танец, в стиле чечетка, но в обуви, не издающей характерного пощелкивания.

12

В оригинальной сказке о Белоснежке, она получает в подарок на свадьбу с принцем от Злой Королевы красные железные сапожки, одев которые она танцует, не в силах остановится, до тех пор, пока не умирает.

13

Пурист — строго нравственный человек, стремящийся к чистоте и простоте нравов.

14

Будь что будет.

15

Клавеси́н (итал. clavicembalo) — клавишный струнно-щипковый музыкальный инструмент.

16

Стакка́то (итал. staccato — оторванный, отделённый) — музыкальный штрих, предписывающий исполнять звуки отрывисто, отделяя один от другого паузами.

17

Automobili Lamborghini S.p.A. (кратко: Lamborghini — русск. ламборгини), Итальянская компания, производитель дорогих спортивных автомобилей и газового оборудования; находится в деревушке Sant’Agata Bolognese, около Болоньи.

18

Dodge Viper (русск. Додж Вайпер) — спортивный автомобиль компании Dodge (подразделение Chrysler Corporation).

19

Ба́нши́, баньши ([bænˈʃiː] или [ˈbænʃiː], англ. banshee от ирл. bean sí или ирл. bean sídhe — женщина из Ши) — фигура ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обречённого на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.

20

«Безу́мный Макс» (англ. «Mad Max») — австралийский фильм-антиутопия с Мелом Гибсоном в главной роли.

21

Гранатомёт — переносное огнестрельное оружие, предназначенное для поражения техники, сооружений или живой силы противника с помощью выстрела боеприпасом, значительно превосходящим по калибру патрон стрелкового оружия.

22

У Вайпера специфическая конструкция системы выхлопа. Труба идет вдоль кузова сбоку, а не под ним. Там даже при открытии водительской двери есть надпись, предупреждающая о том, что нужно осторожно садиться в машину, а то можно обжечься об эту трубу. В салоне и чувствуется тепло от нее. У Вайпера первого поколения выхлопные трубы были в порогах. А салон вообще открытый. Кузов купе появился в 1996 (второе поколение), а трубы из порогов убрали в 1999.

23

Prima facie — «на первый взгляд»

24

Фар Дорха — ирл. fear dorcha, анг. far dorocha — dark man — темный человек.

25

В игре «Монополия» Get Out of Jail Free card — карта «Выход из тюрьмы», позволяет игроку, попавшему на игровом поле в тюрьму, бесплатно покинуть казённый дом. Выражение стало нарицательным, означая, что человеку выпал шанс выбраться из затруднительного положения.

26

60 градусов по Фаренгейту = +16ºС

27

Верблюжья лапка — название очертаний вульвы, проступающих через тесную, облегающую одежду.

28

Колдовская доска Уиджа — (англ. Ouija board) доска для спиритических сеансов с нанесенными на неё буквами алфавита, цифрами от 1 до 10, словами «да» и «нет» и со специальной планшеткой-указателем.

29

Конкубина — это нарицательное существительное. Оно означает так называемую гражданскую жену (без заключения брака) либо второстепенную жену в полигамном браке. Происходит от латинского concubina — буквально «возлежащая рядом», от com- «с, вместе» + cubare — «ложиться».

В Древнем Риме конкубинат (сожительство) существовал наряду с институтом законного брака и не считался чем-то недопустимым. Обычно конкубинами женщины становились по причине социального неравенства с партнёром, из-за которого тот не мог официально жениться.

30

Гендер — это смоделированная обществом и поддерживаемая социальными институтами система ценностей, норм и характеристик мужского и женского поведения, стиля жизни, способа мышления, ролей и отношений мужчин и женщин, приобретенных ими в процессе социализации.

Гендер — специфический набор культурных характеристик, которые определяют социальное поведение женщин и мужчин, их взаимоотношения между собой. Гендер, таким образом, относится не просто к женщинам или мужчинам, а к отношениям между ними, и к способу социального конструирования этих отношений, т. е. к тому, как общество «выстраивает» эти отношения взаимодействия полов в социуме.

31

Оркестровые колокола (англ. tubular bell) — ударный инструмент симфонического оркестра (идиофон). Набор 12–18 цилиндрических металлических трубок диаметром 25–38 мм, подвешенных в раме-стойке (высота около 2 м). Звукоряд хроматический. Диапазон 1–1,5 октавы (обычно от F; нотируется октавой выше, чем звучит).

32

Га́мельнский крысоло́в (нем. Rattenfänger von Hameln), гамельнский дудочник — персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый магистратом города Гамельна, отказавшимся выплатить вознаграждение за избавление города от крыс, с помощью колдовства увёл за собой городских детей, сгинувших затем безвозвратно.

33

красивая девушка

34

парень с мечтательными глазами

35

грех, не без меры предостережения

36

≈ 3 на 3 метра

37

Уильям Оккам — философ XIII вв. выдвигал теорию существование и единство Бога, творение Им мира. «Битва Оккама» — Название этого критерия придумали физики в прошлом веке. Иными словами в теории нужно добраться до самой глубины, до самых мелких «кирпичиков», из которых можно построить всё «здание» теории целиком.

Его слоган: Самое простое объяснение скорее всего и есть правильное.

38

Буррен ирл. Boireann — каменистое место — местность на западе Ирландии, вымощенная гигантскими плитами из серого известняка с разбросанными на них валунами естественного происхождения, охватывающими область около 1300 км².

39

6х6 метров.

40

шоры — специальные пластины, надеваемые на морду лошади, закрывающие ей обзор по бокам. Используются для ограничения области зрения.

41

Метод Хаймлиха — подавившегося человека обхватывают сзади руками, под грудной клеткой и резко сжимают, чтобы пострадавший выплюнул подавившимся или пострадавший самостоятельно кладет обе руки себе на живот ниже грудной клетки и выше пупка и делает резкий толчок внутрь и вверх.

42

Самое простое объяснение, скорее всего и есть правильное

43

Рейд — средство от тараканов.

44

часть территории, окружённая чуждым для неё ландшафтом

45

судья в Ирландии


на главную | моя полка | | Лихорадка теней |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 129
Средний рейтинг 4.6 из 5



Оцените эту книгу