Вячеслав Коротин Вторая попытка Колчака Глава 1 Солёная купель – Перископ по курсу! – рулевой Тимоха Соловьёв одновременно с криком крутанул штурвал влево, и «Пограничник» повалило в циркуляции. Ну вот надо же было какой-то подлодке высовывать на свет божий свою оптику именно здесь и сейчас. Но вроде бы обошлось – бурун от перископа уходил из-под таранного удара миноносца, и можно было больше не опасаться столкновения. – Человек за бортом! – резануло криком с кормы. – Малый ход! – немедленно отреагировал командир. – Боцман! Кто кувыркнулся? – Ща узнаю, вашвысокобродь, – немедленно отозвался Сизов и побежал к юту. В этот же момент прямо с обреза минных рельсов в достаточно ещё прохладные волны Балтийского моря сиганул какой-то матрос. – Кто за бортом? – боцман не успел даже запыхаться. – Так «флажок», наш бывший, – немедленно отозвался минёр Свиридов, швыряя в волны спасательный круг. – Как только накренились, так и унесло Александра Васильевича. Вон Колян сейчас его достанет. Если успеет, конечно… А успевать требовалось. Как можно скорее требовалось. Ибо голова капитана первого ранга Колчака уже скрылась под водой, а до плывущего к нему матроса оставалось ещё метров двадцать. Николай Фомин и сам не понимал, что заставило его прыгнуть в холодные волны, как только с борта эсминца туда упал офицер. Офицер из штаба командующего Балтийским флотом. Никакого особого пиетета матрос к данному конкретному каперангу не испытывал, на «Пограничник» переведён был недавно, прежнего командира не знал, да и занудничал тот изрядно при осмотре минных аппаратов… Вероятно, просто сработал рефлекс – моряк тонет, и я ближе всех… Кто, если не я? А плыть в одежде было крайне тяжко, да и вода отнюдь не тёплая. А ведь офицера явно обо что-то приложило головой перед тем, как он за борт улетел, – больно быстро тонет. Николай замахал руками уже в совершенно чемпионском темпе, чтобы поскорее добраться до уходящего в пучину флаг-офицера. Уже почти… Волны сомкнулись над головой Колчака, и Фомин, сделав ещё несколько мощных гребков, нырнул. Видимость под водой та ещё – Николай различал только некое тёмное пятно. Но было совершенно понятно, что оно и является целью. Ещё несколько гребков… Хват за что-то там из куртки, и наверх! Лёгкие уже совершенно жестоко обжигало изнутри нехваткой кислорода. Наверх! А вот подниматься оказалось совсем нелегко – мало того, что собственная одежда намокла, так и спасаемый офицер весил немало и тянул ко дну. Ушло секунд двадцать, прежде чем удалось глотнуть воздуха. Каперанг, разумеется без сознания, поэтому Фомину пришлось прикладывать дополнительные усилия, чтобы удерживать на поверхности не только себя, но и штабного. На эсминце решили не тратить время на спуск вельбота, и «Пограничник» самым малым приближался к спасаемым. С борта полетел конец со спасательным кругом, в который Николай вцепился намертво. Матроса с офицером сноровисто подтянули к борту и быстренько втащили обоих на палубу. Колчака немедленно унесли в каюту, а потом обратили внимание и на матроса: – Спасибо тебе, Фомин! – потрепал по плечу Николая командир эсминца капитан второго ранга Руднев. – Потеряй мы штабного офицера, командующий всех нас с кашей съел бы. В лазарет его! Переодеть в сухое, чаю горячего. И бутылку рома! Геройский минёр и сам вполне мог свободно передвигаться, но его бережно повели под руки боцман и ещё один матрос. По пути следования данной троицы оставались лужа за лужей… – Ох и «повезло» же вам, Владимир Иванович, – подошёл к командиру старший офицер миноносца Дудкин. – В первом же плавании на «Пограничнике» чуть не потеряли штабного офицера. Да ещё какого – Эссен ведь в нём души не чает, не случайно к себе взял. – Да не в этом дело, – отмахнулся Руднев. – Я ведь Александру Васильевичу в любом случае обязан – он мне передал, наверное, лучший эсминец на флоте. За что, кстати, и вам очередной раз хочу сказать спасибо, Василий Федотович, – я очень доволен командой. – Благодарю за лестный отзыв, – обозначил полупоклон лейтенант. – Вернётесь на мостик или проведаете пострадавшего? – Я к Александру Васильевичу. Попрошу пока вас покомандовать. О! Лодка всё-таки всплывает, мать её! «Окунь», что ли? – Вроде она. Владимир Иванович, вы уж задержитесь и сами выскажите Меркушеву всё, что мы оба думаем по поводу его маневрирования. – Пожалуй, да… Идёмте на мостик. Над волнами появилась уже не только рубка субмарины, но и корпус. Точно – «Окунь». – Василий Александрович! – заскрежетал жестяным голосом через рупор Руднев. – Ты что, жить не хочешь? Если бы не мой рулевой – протаранили бы вас. И нам чиниться потом, и вам рыб кормить. – Флажками отвечают, – хмыкнул стоящий рядом сигнальщик. – Прощения просют: «Извините! Надеемся, что у вас всё в порядке». – Отмаши в ответ: «Почти. Счастливого пути!» – Есть! – и матрос проворно засемафорил флагами. – Ваше высокоблагородие, – взлетел на мостик вестовой Дулин, – там фершал вас просит… – Что с Колчаком? Умер? Не может быть! – почти ошалел Руднев. – Никак нет! – поспешил успокоить командира матрос. – Очнулся. Но странный какой-то… Глава 2 Ледяная купель Лязгнул отпираемый засов, скрипнула дверь, и в камеру хлынул свет. Не то чтобы очень яркий – тюремные коридоры освещались достаточно скромно, но, по сравнению с полной темнотой, которая царила здесь до этого, разница была ощутимая. В дверном проёме обозначился силуэт. – Гражданин Колчак, – адмирал знал голос Чудновского, – на выход! «Ну вот и всё, – подумал свергнутый диктатор. – Явно не на утренний кофе приглашают…» – Через минуту буду готов. – Да хоть через две, – хмыкнул руководитель Чрезвычайной следственной комиссии. – Не по боевой тревоге мы вас разбудили. – Умыться можно? – Уже умоетесь скоро. Одевайтесь! Самуил Чудновский уже во время допросов вёл себя крайне хамски по отношению к подследственному. Если эсеро-меныпевики, которым передали Колчака чехословаки, были во время следствия достаточно корректны, то сменивший их большевистский представитель постоянно ущемлял и унижал бывшего сибирского правителя. – Я готов! – Выходите и следуйте за мной. В коридоре ждали ещё трое дружинников с винтовками, даже с метрового расстояния явственно ощущался запах перегара – или им перед расстрелом по бутылке выделили, или это просто их стандартное состояние… Чудновский двинулся первым, за ним один из конвоиров, затем Колчак, замыкающими пошли ещё двое. Во дворе тюрьмы уже стояли бывший премьер колчаковского правительства Пепеляев, военный комендант Иркутска Бурсак и ещё трое дружинников. Пепеляев был бледен, но держался относительно спокойно. Адмирал встал рядом. – Мужайтесь, Виктор Николаевич. – Ни о чём не жалею, Александр Васильевич, – слегка подрагивающим голосом ответил Пепеляев. – Доведись всё повторить, я поступил бы так же, как поступил. – А я жалею. Ошибок случилось немало, доведись всё повторить, я бы их не совершил… Господи, если бы я мог вернуться к «началу пути»! – адмирал перекрестился. – Гражданин Колчак, гражданин Пепеляев, – заговорил Чудновский. – За преступления против революции и русского народа Чрезвычайной комиссией города Иркутска вы оба приговорены к расстрелу. – Без суда? – Оставьте, адмирал, – усмехнулся Бурсак – Какой суд? Военное время. Вы воевали против революции с оружием в руках. Вина ваша очевидна и не требует доказательств. – А Виктор Николаевич? Он не воевал. – Прекратите словоблудие, – прервал Колчака Чудновский. – Приговор окончательный и будет приведён в исполнение. Не надейтесь… – Не надеялся. К какой стенке нам встать? – Не торопитесь к стенке. Прогуляемся ещё. Следуйте с конвоем. Распахнулись тюремные ворота, и приговорённых повели за стены. Для сибирского февраля погода стояла относительно мягкая – градусов десять-двенадцать ниже нуля, под ногами поскрипывал снег, над головой щедро распахнуло своё роскошное величие звёздное небо. Минут через пятнадцать подошли к берегу реки Ушаковки возле Знаменского женского монастыря. Недалеко виднелась обширная прорубь. – Нас что, даже не похоронят? – обернулся понявший всё Колчак к руководителю Чрезвычайной комиссии. – Неужели вы думаете, что я заставлю своих солдат ковырять мёрзлую землю ради ваших предрассудков? – пожал плечами Бурсак. – А вам будет уже всё равно… Ну, понятно. Не унижаться же перед этими недочеловеками… – Ясно. Где нам встать? – Стойте, где стоите. Можете помолиться, если хотите. – Шинель пусть сымет – больно справная, – донеслось от дружинников, – а этот – шубу. Колчак демонстративно застегнул шинель на все оставшиеся пуговицы и вызывающе посмотрел на палачей. Чудновский ответил ненавидящим взглядом, но решил воздержаться от совершенно не вяжущегося с актом казни инцидента с насильственным сдиранием одежды. – Сам потом отстираешь и заштопаешь. Становись! Шестеро дружинников построились в шеренгу в пятнадцати шагах от приговорённых. К правому флангу подошёл Бурсак. Адмирал снял фуражку, перекрестился и снова надел её. – Тоовсь! Пли! Шесть вспышек перед глазами, два удара в грудь… Темнота… Мёртвого Пепеляева и полумёртвого Колчака раздели до нижнего белья, за руки за ноги раскачали над прорубью и швырнули в тёмные воды Ушаковки. Сознание ещё не до конца покинуло адмирала, и он почувствовал, как ледяная вода сначала обожгла тело, а потом стала заполнять и лёгкие, судорожно пытавшиеся втянуть в себя воздух, которого вокруг не было… * * * – Это что ещё за явление! – меньше всего Колчак ожидал увидеть сейчас данную обеспокоенную усатую физиономию. – Ты кто? – Так что, ваше высокоблагородие, фельдшер миноносца «Пограничник» Фёдор Зиновьев. Сознание и память медленно возвращались, но легче от этого не становилось. Было очевидно, что находится он в каюте, причём в офицерской каюте именно «Пограничника»: свой бывший эсминец Колчак знал как свои же пять пальцев – это та самая каюта, в которой жил Эссен, когда выходил с ними в море. Часто выходил – «Пограничник» был его любимым, практически флагманским кораблём… В памяти всплыло… Да нет, не всплыло – вспыхнуло событиями: мировая война, две революции, гражданская, расстрел… Таких снов не бывает, снов, где помнишь события многих лет и чуть ли не каждый день из них… Или вот такой он – «Рай для моряков» – вернуться на любимый корабль и… Бред! Тем более, что боль в груди ощущалась вполне конкретно. Боль от пулевых ранений, полученных на льду Ушаковки. – Александр Васильевич, как себя чувствуете? – в каюту вошёл ещё один моряк в форме капитана второго ранга. Руднев, узнал Колчак. Именно ему он сдавал эсминец, переходя в штаб командующего флотом. – Здравствуйте, Владимир Иванович. – Здравствуйте, Александр Васильевич. Вы хорошо себя чувствуете? – Сносно. Я надеюсь, что вы меня не отвезёте в бедлам, если я спрошу, какое нынче число? – Шестнадцатое июня, – слегка обалдел Руднев. – А год? – Четырнадцатый, – ещё больше удивился кавторанг, надеясь, что называть тысячелетие и век будет излишним. – Изрядно каперанга головой приложило, – буркнул фельдшер. – Знаете, ваше высокоблагородие, пользуясь своей властью, попрошу вас уйти. Моему пациенту нужен покой. – Но что с Александром Васильевичем? – Головой ударились, воды нахлебались, чуть Господу душу не отдали… Бывает. Временное помутнение рассудка. – Понимаю… Желаю скорейшего выздоровления, Александр Васильевич! – кавторанг козырнул и вышел. – Мы где, братец? – Дык… – непроизвольно вытер ладонью усы фельдшер. – У Сворбе вроде как. – А что со мной случилось? – Дык, за борт сгуляли на коордонате. К тому же, видать, головой обо что-то ударились. Ничего, бывает, – фельдшер попался словоохотливый. – У меня как-то… – Поди-ка пока, я отдохнуть хочу, – прервал своего эскулапа Колчак – Спасибо тебе. – Как будет угодно вашему высокоблагородию! – вытянулся фельдшер. – Но через два часа ужин. Какие-то пожелания имеются? – Нет. Спасибо! Ступай! Чувствовал Александр Васильевич себя уже вполне хорошо, поэтому по уходу «эскулапа» проворно спрыгнул с койки и направился к умывальнику. Привести себя в порядок и посмотреть в зеркало. В первую очередь в зеркало… Стянул через голову рубаху и увидел, что никаких шрамов на груди нет. А болит ведь именно в тех местах, куда ударили пули… Лицо значительно моложе, чем тогда… Неужели всё-таки сон? Или… «Если бы я мог пройти этот путь сначала, Господи!» – сказанное во дворе иркутской тюрьмы… Тоже бред, Колчак хоть и был верующим, но не до такой же степени. Хотя… Россия никогда и не подвергалась таким ужасным испытаниям, которые словно зазубренный гвоздь засели в его памяти. На палубу немедленно! – Вестовой! – Что угодно вашему высокоблагородию? – немедленно заскочил в каюту матрос. – Что с моим мундиром? – Не могу знать, ваше высокоблагородие. Отнесли в машинное сушить, думаю, что через полчаса будет готов и отглажен. – Дьявольщина! – чертыхнулся каперанг. – Тогда принеси, братец, коньяку. Стакан. И лимончика. И икры. Чёрной. – Так прощения просим, ваше высокоблагородие, – только лимон могу подать. Нет икры на борту. А через час ужин будет. Извиняйте на том! – вестовой постарался не выслушивать комментарии своей речи и поспешил смыться за дверь. * * * Стук в дверь. – Войдите! – Так что, ваше высокоблагородие, – нарисовался всё тот же фельдшер, но уже с подносом, – всё как вы приказывали: коньячок, чай, лимон. На здоровье! – Спасибо, братец! Как тебя? – Фельдшер Фёдор Зиновьев. – Спасибо тебе, Фёдор. Оставь меня пока. – Есть! Не успело как следует прогреть пищевод и прочие внутренние органы полустаканом коньяка, как уже принесли форму. Сухую, отглаженную и даже с орденами. Колчак немедленно скользнул ногами в брюки, натянул тужурку и вышел на палубу. Всё знакомо, всё как и было: тепло от труб, матросы, вытягивающиеся во фрунт, минные аппараты, на правой раковине эсминец с двумя белыми марками в верхней части труб – «Охотник». Тот самый «Охотник», что погиб на немецкой мине осенью семнадцатого года… Дальше идут явно «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко» – Особый полудивизион. – Добрый день, Александр Васильевич! – поприветствовал каперанга командир эсминца, когда тот достаточно бодро поднялся на мостик – Как чувствуете себя? – Здравствуйте! – пожал руку Руднева Колчак. – Физически вполне сносно. Но, вероятно, головой ударился прилично – некоторая амнезия присутствует. Слышал о подобном, но не представлял, что такое может произойти со мной. Где находимся? Куда следуем? – Идём в Ревель. Только что прошли траверз Одесхольма. Скоро будем в порту. – Как думаете, Владимир Иванович, война скоро? – А почему война? – удивился командир эсминца. – Вроде ничего не предвещает. Да и не готовы мы пока… – Ну, знаете… А к какой войне Россия была готовой? Кто нас спрашивать будет? – Знаете, Александр Васильевич, я военный, а не политик, но кому сейчас нужна война? Экономика у всех серьёзных стран Европы на подъёме… – Поживём – увидим, – пожал плечами каперанг. – Простите, но я вас оставлю – всё-таки я поторопился утверждать, что чувствую себя хорошо… – О чём речь, Александр Васильевич, – засуетился Руднев. – Конечно, возвращайтесь в каюту. Какие-то пожелания будут? – Благодарю, ничего особенного не нужно. Просто отдохну… * * * На самом деле просто требовалось спокойно собраться с мыслями. Итак: приходится признать, что вокруг реальность. Реальность и май четырнадцатого… Но попал сюда Колчак тоже из реальности. Как попал? Неизвестно, и пытаться это понять бесполезно, нужно просто принять…Что можно сделать, чтобы как минимум не быть расстрелянным в Иркутске, а как максимум вообще не допустить той революции и Гражданской войны? Причём на Балтике, на третьестепенном театре военных действий. Где наш флот вообще придан командованию сухопутной армии, приморский фланг которой прикрывает. Какими силами располагаем? Под флагом Эссена четыре броненосца, десяток крейсеров, из которых шесть броненосных, около полусотни миноносцев различной степени дряхлости и с пяток устаревших подводных лодок. Плюс «Новик». Флот минных заградителей, но это не те кораблики, которыми можно вести активные действия. Против всего Флота открытого моря, который можно перекинуть через Кильский канал за сутки… Ох и ах! Ну, то есть, конец Балтийскому флоту сразу и окончательно… Вот и они здесь так думали. Думали, что у Тирпица и мыслей других нет, как только прихлопнуть всеми своими силами пару ржавых русских броненосцев. А Гранд Флита вообще не существует. И вообще не думали, что колбасники сами до жути боятся появления в Кильской бухте зловещих силуэтов «Айрой Дюка» и «Лайона». Со всем соответствующим сопровождением. Поэтому можно смело рассчитывать, что дебют разыграется, как и раньше: у принца Генриха на Балтике поначалу будет пара современных лёгких крейсеров, несколько типа «Газелле», древние «Герты» и сколько-то броненосцев береговой обороны. Совсем дряхлых. Сколько-то миноносцев. Не новых. Реального противника у Балтийского флота фактически нет. Всю эту шелупонь «Слава» с «Цесаревичем» и броненосными крейсерами расшвыряют только так. Главное – обозначить активность. Атаковать всё, что здесь движется, не неся на себе Андреевский флаг. Далее: далее – мины. Это – ДА. Это наше ВСЁ. Минировать Балтфлот умел как никто другой. Теперь, можно сказать, главное: все воюющие страны реально верят, что война продлится несколько месяцев. Ну, понятно, что на самом деле – годы позиционной войны. Исходя из этого – шведская железная руда для Германии необходима жизненно. Каждый пропущенный в немецкие порты транспорт – это, в перспективе, сотни пушек, которые станут растирать в пыль и лунный пейзаж наши позиции. Так что ПРЕКРАТИТЬ И НЕ ДОПУСКАТЬ! А для этого миноносцев не хватит. Пока не проснулись немаки, нужно показать всему миру, чего стоит торпедный удар из-под воды. Донести до Эссена, что субмарины – не средство обороны, а охотники. Пусть пока самая современная из подлодок Российского флота «Акула», но она, вместе с прочими «миногами» и «аллигаторами», может врезать по чванливым тевтонским мордам так, что они и заходить в балтийскую акваторию будут, с ужасом разглядывая волны… Лодки, конечно, старые, но главное ведь не железо, а люди, которые находятся в отсеках. А ведь скоро и «барсы» подтянутся – тоже не шедевр кораблестроения, но и не самый плохой из проектов… Главное – в экипажи уверенность вселить: вы на море ВСЁ, вы УЖАС, которого боится всё, что над водой. Сейте страх у врага, топите всё, что плывёт в Германию! И не бойтесь врагов – они пока не умеют с вами бороться – толща воды – ваша главная защита. Может быть, кто-то и погибнет, но даже своей геройской гибелью вы спасёте тысячи жизней солдат-окопников… Ладно, это всё лирика, а что конкретного можно сделать для России, исходя из имеющихся послезнаний? Предположим пока, что послушают и проникнутся… Заморозить постройку «Измаилов» – всё равно во время войны ввести их в строй не удастся: тьма незаменимых деталей заказана за границей, а у нас такое производить не умеют. Так что не нужно тратить время, силы и средства на то, что не принесёт реальной пользы. Лучше бросить те самые силы и средства на форсирование достройки лёгких крейсеров типа «Светлана» – реально ценные кораблики, пожалуй, сильнейшие в своём классе. Как и «новики» в своём. Да и Балтика для «Измаилов» – как ванна для слона… Хотя, конечно, для принятия таких решений не то что авторитета Эссена не хватит, даже морской министр Григорович вряд ли что сделать сможет. А тут какой-то штаб-офицер свои фантазии излагает… И всё равно, главное – «сухопутье». Это вам не русско-японская, здесь для России всё решается на суше. Что можно предложить генералам? Танки? Бред! Не освоит русская промышленность в ближайшее время. А снарядный голод для русской армии в эту войну был, пожалуй, главной проблемой. А также патронный, винтовочный и прочие. В том числе и просто голод – неважненько солдаты питались. Мины! А вот тут могут, кстати, и послушать одного из лучших минёров Балтийского флота. Минные поля не только на море, но и на суше. Конструкцию недорогой противопехотной мины сочинить совсем несложно. Не помнилось, что там на этот предмет Гаагская конвенция говорит, но раз уж будут боевые отравляющие вещества, то минировать атакоопасные направления – мелкая мелочь. Ручные гранаты – тоже дёшево и сердито. «Карманная артиллерия» очень даже пригодиться может. Особенно в обороне. Только много нужно, ой как много… Но всё равно брошенная из окопа бомбочка своими чугунными сегментами повыкосит вражеских солдат не меньше, чем трёхдюймовая шрапнель. А стоит в разы дешевле… Таак! Ещё граммов семьдесят, лимончик… Хорошо! Да! Перед самой войной ведь в Финском заливе с официальным визитом будут два французских дредноута с Пуанкаре на борту и британские линейные крейсера… А не задержать ли каким-нибудь образом союзничков? Нет! Битти пусть со своими «кошками» уходит, ему и в Северном море работы выше крыши – немцам пусть там нервы портит. А вот двое «французов» здесь очень бы пригодились. Всё равно толку от них на Средиземном было никакого. Жалкую «Зенту» и без них утопят… Мину им, что ли, по курсу подсунуть? Или подлодку какую потренировать… И вообще, лёжа думается лучше. Сколько там осталось? Граммов тридцать?.. Да! Нашим «севастополям» поддержка будет неплохая, когда те в строй войдут. Тем более что у русских недодредноутов только одно достоинство – артиллерия. А бронёй они лишь слегка помазаны – от попадания тяжёлым снарядом не защищены почти абсолютно… И ещё: не делать ничего кардинального, пока «Магдебург» на камни Одесхольма не напоролся. Это поважнее, чем пару-тройку германских крейсеров торпедами с подлодок грохнуть… Глава 3 Рисковать! Важные решения, вплоть до научных открытий, действительно часто приходят во сне. Или на прогулке, или в кино. Почти никогда за рабочим столом. Но приходят они не сами по себе. Нужно очень долго думать над проблемой… – Есть! – Колчака просто подбросило в койке. – Есть главное!! Ну конечно же, «Гебен»!!! Эта германская бронированная жестянка и предопределила всё. Судьбу всей войны и поражение в ней России. Ладно, оденемся, выдохнем, вдохнём и пойдём. Хватит уже квёлого из себя изображать. «Пограничник» изрядно покачивало, но привычное к качке тело уверенно двигалось по неспокойной палубе, неся Колчака к мостику. – Владимир Иванович, позвольте просмотреть вахтенный журнал? Что тут у вас происходило, пока я в каюте валялся… – Разумеется, прошу! – слегка удивился Руднев. – Но ничего особенного, смею вас уверить. – И тем не менее… Семнадцатое июня… То есть до выстрела в Сараево около десяти дней… В общем, ни черта не успеть… – Благодарю, всё в порядке и, действительно, ничего серьёзного, – Александр протянул вахтенный журнал командиру. – Завтракать будете в кают-компании или прикажете подать вам в каюту? – Если это не обидит господ офицеров, то в каюту. Благодарю за приглашение, но мне нужно попытаться собраться с мыслями. Передайте мои извинения, пожалуйста. – Извинения совершенно излишни, Александр Васильевич. Спускайтесь к себе, и через четверть часа завтрак доставят. – Ещё раз благодарю. Пожалуй, действительно пойду в каюту – голова так и гудит… Только… – Что-то не так, Александр Васильевич? – обернулся Руднев. – Спаситель мой где? Как он? – А, Фомин, – усмехнулся командир миноносца. – Не беспокойтесь – жив-здоров, пожалованную за ваше спасение бутылку рома выхлебал. Дрыхнет, небось, сейчас без задних ног. Беспокоить, чтобы выразить свою благодарность, пока не рекомендую. К награде, разумеется, представлю. – Спасибо, Владимир Иванович, а то я совсем с этими событиями, – слегка (внешне слегка, а в душе достаточно сильно) смутился Колчак – Но я не сойду с борта, не поблагодарив его. – Разумеется. Этого права вас никто лишить не может. – Да, разумеется… А что «разумеется»? Каперанг категорически не мог придумать, как продолжить этот неудобный разговор, который сам же и начал. – Я всё-таки вас оставлю – там, когда я подходил к каюте, вестовой как раз завтрак нёс… Прошу простить, но зверски проголодался со вчерашнего дня. – О чём речь, Александр Васильевич, – пожал плечами Руднев и улыбнулся. – Само собой, идите, подкрепитесь: голодный гость – позор для хозяина. На завтрак подали банальный дешёвый и очень полезный «поридж». Ну и кофе или чай на выбор с простыми бутербродами с маслом и сыром. И вполне себе достаточно… Теперь пора подумать о будущем. Колчак положил перед собой лист бумаги, взял перо и приступил: Многоуважаемый Николай Оттович, надеюсь, что этот конверт Вы вскрыли именно первого июля, иначе можете оказать влияние на ход событий, и они пойдут не так, как шли в моей действительности. Сообщаю: в самом конце июня эрцгерцог Франц-Фердинанд будет застрелен из пистолета в Сараево сербским студентом Гаврилой Принципом. Австрия объявит Сербии войну, Россия вступится за Сербию, Германия за Австрию… В результате в начале августа начнётся самая страшная из войн, которые знало человечество. МИРОВАЯ ВОЙНА. Продлится она четыре с лишним года. Про её итоги пока умолчу, единственное, что сообщу: для России последствия станут самыми катастрофическими. Подробности сообщу лично, если данное письмо убедит Вас в том, что я именно тот, кем себя назвал. Если Вы не поверите мне сразу, то ещё несколько фактов о ходе грядущей войны. Наше наступление в Восточной Пруссии начнётся успешно – будет одержана победа под Гумбиненом, но закончится оно катастрофой – вся Вторая армия генерала Самсонова будет окружена и уничтожена. Англичане в Средиземном море упустят «Гебен» и «Бреслау», те придут в Константинополь, затем атакуют Севастополь, Одессу и другие порты Чёрного моря. В результате Турция вступит в войну на стороне Германии и Австрии. В порту Пенанг наш крейсер «Жемчуг» будет атакован и уничтожен немецким «Эмденом». У мыса Коронель эскадра адмирала Шпее уничтожит эскадру адмирала Крэддока… Всего этого, Николай Оттович, может и не произойти, если Вы поверите мне. Не особо надеясь на понимание (ситуация действительно совершенно фантастическая), всё-таки позволю себе напомнить Вам, что многие из фантастических пророчеств французского писателя Жюля Верна сбылись. А почти два десятка лет назад англичанин Герберт Уэллс опубликовал роман «Машина времени». Попробуйте поверить, что и это невероятное всё-таки возможно… Капитан первого ранга Александр Васильевич Колчак, расстрелянный большевиками 9 января 1920 года в Иркутске. – Ваше высокоблагородие, – стук в дверь каюты совпал с голосом фельдшера. – Подходим к Ревелю. – Спасибо, Фёдор, иду! Когда флаг-капитан командующего флотом поднялся на палубу, «Пограничник» уже подходил к борту флагмана. «Рюрик»… Мощнейший из когда-либо построенных русских крейсеров. Один из сильнейших в мире (не считая линейных крейсеров, конечно). И очень красивый корабль. А красиво именно совершенное. Сейчас предстоит подняться на его борт и пообщаться с командующим… Но сначала нужно закончить все дела здесь, на эсминце… – Василий Федотович, – окликнул старшего офицера миноносца Колчак. – Слушаю, Александр Васильевич, – немедленно остановился пробегающий по каким-то своим бесчисленным старшеофицерским делам Дудкин. – Прежде чем вас покинуть, очень бы хотелось лично поблагодарить моего спасителя. Не возражаете? – Разумеется, – улыбнулся «старшой». – Боцман! Минёра Фомина сюда немедленно! – Минёр Фомин по вашему приказанию прибыл, ваше высокоблагородие! – курносый и веснушчатый матрос нарисовался перед офицерами меньше чем через минуту. – Зовут тебя как? – доброжелательно улыбнулся Колчак. – Николаем крестили. – Спасибо тебе, братец! Спасибо, Николай! Если бы не ты – меня бы уже рыбы доедали. От государя награду за спасение офицера получишь, само собой, а пока от меня лично… Держи четвертной! Извини, больше с собой нет. – Премного благодарен, вашвысокобродь! – ошалел матрос – месячное денежное жалование нижних чинов было меньше двух рублей, а тут сразу двадцать пять… – Жизнь, она подороже стоит. А не хочешь, Николай, дальше со мной служить? – А вот извините, Александр Васильевич, – встрял Дудкин, – не отдам! Ступай, Фомин! – Да я и не особо претендую, Василий Федотович, – ухмыльнулся Колчак. – Но предложить чувствовал себя обязанным… – Простите… – на лице старшего офицера отчётливо читалось недоумение. – Предложить место службы непосредственно матросу? Минуя его начальство? – Простите великодушно. Разумеется, я рассчитывал получить этого матроса только после согласования данного вопроса с вами и Владимиром Ивановичем, но раз уж вы так им дорожите – тема снимается. Вы не в обиде? – Какие обиды, – улыбнулся Дудкин. – Но своего лучшего минёра не отдам, даже вам. – Прекрасно вас понимаю. А откуда он, кстати? При мне его не было. – С «Громобоя» перевели. Неделю назад. Но парень – хват. – Хорошо, хорошо, пусть служит у вас. Но в случае чего прошу учесть моё к нему благоволение. – В смысле? – напрягся старший офицер. – В смысле: если дисциплину нарушит или ещё что-то в этом плане – взгревать вдвойне, ну а если ещё какой подвиг совершит… Тоже вдвойне. – Не беспокойтесь, Александр Васильевич, – губы Дудкина снова растянулись в улыбке. – Обеспечу ему «вдвойне» во всех смыслах. Однако, мы подходим уже. Извините! «Пограничник» аккуратненько подходил к борту флагманского крейсера. * * * – Здравствуйте, Александр Михайлович! – поприветствовал Колчак командира «Рюрика», поднявшись на борт. – Рад приветствовать, Александр Васильевич, – не остался в долгу Пышнов. – Как самочувствие? – В каком смысле? – Да уже сообщили о вашем приключении, – во взгляде каперанга чувствовалась явная ирония. – Ах, вы об этом, – как бы нехотя отмахнулся Колчак. – Всё в порядке. Где командующий флотом? – У себя в салоне. Вас проводить? – Вообще-то я дорогу туда не забыл, – улыбнулся флаг-капитан. – Не смею отвлекать… Командующий Балтийским флотом выглядел… Ну, в общем, выглядел так же, как и раньше, как шесть лет назад, если судить исходя из того самого года, который оставил Колчак в будущем: невысок, мягко говоря, лысоват, но вот глаза… Нечасто встретишь человека, у которого из глаз так и «прёт умом». Описать это невозможно – можно почувствовать, только встретившись взглядом с таким человеком. – Здравствуйте, Александр Васильевич, мне уже доложили о вашем приключении, – Эссен доброжелательно улыбаясь протянул руку. – Как самочувствие? – Благодарю, Николай Оттович, – пожал протянутую руку Александр, – прилично в плане самочувствия. – Ну так и замечательно. Я, признаться, слегка забеспокоился, когда сообщили – старый и опытный миноносник «сгулял за борт» при резком повороте… А Меркушову я самолично ижицу пропишу, можете не беспокоиться… – Не надо «ижицу» Меркушову, – беседа начиналась категорически не так, как планировал Колчак. – Подводники только учатся воевать. И пусть учатся. Учёбы без ошибок не бывает. – Согласен, – Эссен выжидающе посмотрел на собеседника. – Но, судя по тону, вы не только это хотели мне сообщить. Не так ли? – Не только, – собравшись с силами, выдохнул каперанг. – Ваше превосходительство, очень вас прошу не удивляться, но запечатать данный конверт собственной печатью, поместить в личный сейф и не вскрывать до первого июля. И прошу вас дать слово, что вы его не вскроете до назначенного срока. Конверт шлёпнулся на стол, и Эссен, ошалевший от тирады, несколько раз посмотрел как на сам конверт, так и на того, кто его доставил. – Александр Васильевич, вы хорошо себя чувствуете? Ну что же, вполне ожидаемая реакция. – Вполне прилично. Спасибо! Ваше превосходительство, я прекрасно понимаю недоумение, которое вы испытываете от этой просьбы, но умоляю её выполнить. Ведь это никак и никому не может принести вреда, правда? – Пожалуй, – задумчиво буркнул вице-адмирал. – А для меня это очень важно. Прошу вас! – Хорошо, но после этого вы дадите мне объяснения. – Разумеется. – Итак… – выжидательно посмотрел на Александра Эссен, после того как лязгнула дверца сейфа. – Я жду, Александр Васильевич. Вдох, выдох, поехали!.. – Я вернулся из тысяча девятьсот двадцатого года. Меня расстреляли в Иркутске на берегу реки Ушаковка. – Вот как? – удивлённо приподнял бровь командующий Балтфлотом. – Тогда один из нас сумасшедший… Знаете, в своём душевном здоровье я уверен. Так что докторам придётся показать вас. – Выслушайте, ваше превосходительство! Пожалуйста! Дайте мне хотя бы несколько минут для объяснений! – Две! – взгляд Эссена не предвещал ничего хорошего. – И если ваши объяснения меня не удовлетворят, господин капитан первого ранга, то в дальнейшем вам придётся их давать докторам. Слушаю! – Ваше превосходительство… – Теряем время! – достаточно зло оборвал адмирал. – Давайте в дальнейшем без титулования. – Хорошо… Я ничего не могу объяснить, ибо сам ничего не понимаю. Не понимаю, как меня могло отбросить в прошлое, не понимаю, почему жив, но то, что я помню из последних шести лет своей жизни, – реальные события… – Имеет ли мне смысл слушать вас ещё минуту? – скривился Эссен. – Доказательства заперты в вашем сейфе. И вы дали слово не вскрывать конверт до первого июля, Николай Оттович. Дали слово! – Продолжайте! – Спасибо! Надеюсь, что вы не думаете, что я проиграл в какие-нибудь фанты на последнем балу и теперь должен так нахально и глупо мистифицировать самого командующего флотом? – Нет, Колчак бы скорее застрелился. Дальше! – Николай Оттович, вы читали «Машину времени» Уэллса? – Приходилось. Хорошая книга… Хотите сказать, что это на самом деле возможно? – Я не могу вам ничего доказать, пока вы не вскроете конверт. Да и тогда аргументы могут выглядеть неубедительными, но аргументы будут. У вас появится шанс мне поверить. А пока прошу подвергнуть меня аресту до первого июля по новому стилю. Потом – судите сами. Я уложился в отведённые минуты? – Сядьте! – адмирал указал на кресло и, подойдя к иллюминатору, на несколько минут замолчал. Колчак терпеливо ждал решения. – Предположим, что я допускаю возможность вам поверить, – наконец заговорил Эссен. – Чего вы хотите? – Николай Оттович, грядёт война. Долгая война, страшная война. Она закончилась для России катастрофой. С вашей помощью я надеюсь изменить её ход, спасти страну и народ от тех ужасов, которые их ожидают. Повторяю: прошу подвергнуть меня аресту и дождаться начала июля. – Да? – неожиданно весело посмотрел на своего собеседника командующий. – Вы хорошо устроились, Александр Васильевич! Вы свалили мне на голову некоторую совершенно невероятную фантасмагорию, связали меня словом и хотите отсидеться под арестом, пока я с этим буду почти две недели жить? Чтобы я оказался в бедламе раньше вас? Нет уж, голубчик, теперь рассказывайте. Не менее часа рассказывайте – если вы сказали правду, то для вас это не составит труда, а если всё-таки лжёте, то даже самой изощрённой фантазии не хватит, чтобы не попасться на противоречиях в самые же первые минуты. Я слушаю! Вот это да! То бишь, есть шанс? Выслушает?? – Знаете, Николай Оттович, – после десятисекундного раздумья решил Колчак, – я, пожалуй, освобожу вас от слова, которое вы дали. Вскрывайте конверт и читайте. – Да? – удивился Эссен. – Благодарю! Не премину воспользоваться вашей любезностью. Несмотря на то, что в голосе адмирала сквозила открытая ирония, он подошёл к сейфу, открыл его, извлёк конверт… Было видно, что любопытство так и бушует в старом морском волке – конверт он распечатал даже до того, как снова запер дверцу сейфа. – Ладно, подождите… – командующий углубился в чтение. Для того, чтобы пробежать текст глазами, достаточно было и минуты, но вот осмысление требовало времени… А осмысление явно происходило – не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела. – Ну, предположим… – командующий смотрел на Колчака отнюдь не по-доброму. – Кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте. – Это можно изменить, поэтому отвечу… – Ещё одна оговорка, – забеспокоился адмирал. – Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще – приказываю молчать! – Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. Вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому очень вас прошу: что бы ни произошло со мной – берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти. – Стоп! – Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас… – Александр Васильевич, я принял решение. – Подчиняюсь ему без возражений, – наклонил голову Александр. – Вы отправляетесь под арест… – Слушаюсь! – Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче? – Так точно, ваше превосходительство. – Я знаю – там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь – вам сообщат. Глава 4 Тепло родного очага «Лейтенант Бураков» доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу. – Спасибо, братцы! – поблагодарил гребцов Колчак. – Спасибо, Николай Евгеньевич! – это уже мичману. – Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич! – крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота. – Рад приветствовать ваше высокоблагородие, – поклонился встречающий на пирсе матрос. – Разрешите вещички принять? Вещей у Александра было всего ничего – пара портфелей. – Этот возьми! – Есть, ваше высокоблагородие! – привычно вытянулся матрос. – Пошли, что ли? – повелительно-вопросительно обратился Колчак к матросу. – Так только вашего приказа и ждал, – пожал плечами парень и потопал по доскам пирса… – Саня! – из-за подстриженных в лучших традициях Лувра кустов навстречу вышла жена. – Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго? Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была «сногсшибательной и ослепительной», тем более что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами – она не ослепляла, она завораживала… Колчак со стыдом вспомнил, насколько пренебрежительно он относился в «будущем» к своей жене, сколько страданий принёс этой чудесной женщине, которая его очень любила и постоянно прощала. Больше такому не бывать! Никакой Анны Тимирёвой в его жизни теперь не будет. – Са-аш, очнись! – жена подбежала и обняла своего мужа. Офицер не мог не ответить тем же. Господи, каким нежным и хрупким чувствовалось её тело при этом недолгом объятии! – Здравствуй, Сонечка! Извини, что без предупреждения, но всё случилось так неожиданно… – Что-то случилось? – отпрянула супруга. – Что? – Ничего особенного, – попытался придать своей физиономии нейтральное выражение муж. – Где Славка? – Спят после прогулки. И Слава, и Маргарита. Ты проголодался? – Нет, спасибо. Пару часов вполне себе обойдусь. – Так что случилось? – на лице жены читалось нешуточное беспокойство. – И не надо меня обманывать, я не первый год за тобой замужем. Если бы «ничего особенного», то Эссен тебя бы к нам не отпустил. – Да… Стыдно сказать – свалился за борт при коордонате. И головой ещё при этом приложился. Вот на обледенелой палубе в Северных морях или в Артуре ни разу не поскальзывался, а тут… Извини, Сонечка, иногда амнезия теперь случается, так что не удивляйся, если чего-то не вспомню… – Господи! – всполошилась жена. – Сейчас как себя чувствуешь? Пойдём в дом! – Да пойдём, конечно, – Колчак поднял с земли портфель, стоявший поодаль матрос поспешил поднести ему второй. Его немедленно подхватила Софья. – Дорогая, я себя уже очень хорошо чувствую, – возмутился Александр. – Уж два портфеля-то я донести до дома способен. Спасибо, братец! Можешь возвращаться на эсминец. Дача совсем не напоминала то, что обычно представляют в качестве места отдыха «кровопийц народных тех времён» – капитан первого ранга арендовал для своей семьи на лето одноэтажное строение в четыре комнаты: спальня, детская, столовая и комната прислуги, вернее, комнатёнка. Плюс кухня и санузел. – Кофе будешь? – Спасибо, родная, выпью, пожалуй. Ты со мной? – Что «с тобой»? – не поняла жена. – Кофе выпьешь, – улыбнулся Колчак. – Составишь компанию? – Конечно. Потерпи десять минут. Можешь покурить пока на террасе. – Я не курю… Уже пять дней, – поспешил поправиться Александр, увидев удивлённое лицо жены. – Надеюсь бросить совсем. – Саня, – супруга была просто ошарашена, – ты серьёзно? Выдержишь? – Постараюсь, солнышко, – не так это и трудно, оказывается. Я жду свой кофе и свою жену! Пока Софья кулинарствовала, Колчак попытался попридумывать ещё хоть что-нибудь, чем сможет помочь Флоту и России в грядущей войне. И кое-что надумал: глубинные бомбы – идея-то проста как блин. Бочка с взрывчаткой и взрыватель, срабатывающий при определённом нажиме. Технически, конечно, повозиться придётся, но, главное, принцип – и уже в первые годы войны эсминцы будут не просто палить по вражеским субмаринам совершенно неэффективными и дорогими ныряющими снарядами, а, проходя над местом предполагаемого нахождения подлодки, сбрасывать на неё десятки, а то и сотни килограммов взрывчатого вещества, которое превратится в стремительно расширяющиеся газы на заданной глубине. И они шибанут гидравлическим молотом по пока ещё очень слабым корпусам немецких лодок. Хотя это сложновато при нынешних технических возможностях… Значительно проще приделать к бомбе поплавок на шнуре: когда она утонет на заданную глубину, сопротивление поплавка активизирует взрыватель, и всё… – С кардамоном, как ты любишь, – вышла на террасу супруга с подносом. – Коньяк к кофе не предлагаю – рановато пока, но булочки Тереза Генриховна испекла сегодня чудесные. Ещё тёплые, попробуй! Аромат от кофейника распространялся действительно очень приятный и не совсем привычный. Ну что же – попробуем с кардамоном. Оказалось на редкость вкусно. А булочки, хоть Колчак уже давно весьма прохладно относился к всевозможным мучным изделиям за исключением просто хлеба, были чудесны. – Саня, в самом деле всё в порядке? – обеспокоено посмотрела на мужа Софья Фёдоровна. – Всё хорошо. – Не скажешь по тебе – мрачный, задумчивый. Всё-таки в семью вернулся. Две недели не виделись. Мог бы хоть изобразить радость. – Сонечка, милая, я действительно очень рад тебя видеть. И детей обнять не терпится, но не будить же их? И мы будем все вместе ещё целую неделю как минимум… – Вот это-то меня как раз и удивляет в первую очередь, – жена пристально посмотрела на Колчака. – Я не первый год за тобой замужем. И если Николай Оттович отпустил тебя летом на целую неделю к семье, то, значит, произошло что-то очень серьёзное. Что? – Папа! – спас положение звонкий мальчишеский голос. В дверном проёме стоял мальчишка лет четырёх-пяти и спросонья щурился на летний день. – Славик! – вскочил ему навстречу Колчак. – Иди ко мне! Пацанёнок взвизгнул от восторга и затопал босыми ногами по дощатому полу. Несколько секунд, и он повис на шее у отца. – Ну, здравствуй, сынок! – Здравствуй, папочка, а когда мы поедем кататься на лодочке, ты обещал, что, когда приедешь, то покатаешь меня! – никаких пауз в этой фразе не было, ребёнок выдохнул её за раз. Колчак вспомнил, что действительно дал своему сыну слово по поводу морской прогулки при прощании, и тот ждал исполнения маленькой, но такой заветной мечты всё это время. – Конечно, покатаю! – благо, что Александр Васильевич прекрасно помнил, что рядом с пирсом, к которому приставала шлюпка с «Буракова», имелся прокат лодок. – Только после обеда, Слава, – вмешалась мать. – Покушаешь, и поедем. Рита проснулась? – Мама-а-а! – из дома в качестве ответа донёсся ещё один детский голосок. – Ну вот и наша спящая красавица очи свои открыла, – улыбнулась Софья. – Пойдём к ней? Маргарите Колчак уже минуло полтора года, то есть как бы говорить она уже начала, но несведущий человек в её языке разбирался с трудом. – Ись – папа писёй! – радостно прощебетала кроха, вскочила в кроватке и, лучезарно улыбаясь, протянула руки к отцу. Что означало «ись», Александр не понял, но немедленно подхватил на руки кучерявого ангелочка, который просто светился от счастья. – Здравствуй, доченька, как поспала? Просто удивительно, до чего приятно пахнут маленькие дети. Даже когда они едят не только молоко и прочие до невозможности диетические продукты. Колчак просто зажмурился от удовольствия, вдыхая запах детской кожи, когда прижал к себе девочку. – Хассе пая, – мурлыкнула дочь, крепко обхватывая нежными ручками папину шею. – Пи-пи! – Ну, тогда иди к маме, – протянула руки Софья. – Давай, давай! Папа никуда не денется, пойдём со мной «пи-пи». – Папа! – просто удивительно, как быстро меняются детские эмоции и выражение милых мордашек вместе с этим. Крошка, кажется, уже была готова расплакаться. – Мне с тобой нельзя, доченька, – улыбнулся Александр. – Но я тебя жду здесь, обещаю! И тут же вспомнилось, что этой крохе осталось жить всего ничего – меньше чем через год простудится и умрёт. Так что этого тоже допустить нельзя… – Добрый день, Александр Васильевич! Не ждали вас, – в дверях появилась достаточно миловидная женщина лет пятидесяти. Та самая Тереза, которая испекла те самые булочки к кофе. Говорила дама с лёгким акцентом, но настолько лёгким, что совершенно невозможно было понять, какой язык для неё родной – немецкий, польский и ещё какой-то. Явно не французский. Рядом с нею на полу стояли две небольших корзинки, из которых торчало столько всевозможной зелени, что казалось, будто укроп, петрушка, лук, кинза и всякая прочая флора собирались устроить фейерверк из своих листьев и побегов. Явно на какой-нибудь местный рынок ходила за припасами… – Здравствуйте, Тереза Генриховна! – Какими судьбами к нам? – Неисповедимы пути морского офицера. Буду вашим гостем ещё как минимум неделю. – Очень рада. Обед через полчаса. Ничего особенного не обещаю, но на ваших кораблях этим вряд ли угощали. – Интригуете? А чем? – Интригую, – улыбнулась в ответ экономка. – Поэтому не скажу. А где Софья Фёдоровна? – Вышла с Марго по женским делам, – улыбнулся каперанг. – Понимаю. Тогда вам, Ростислав, придётся помочь женщине принести продукты на кухню. Александр, мазнув взглядом по корзинам, интенсивно захотел возразить, что пятилетнему ребёнку, пусть он даже и представитель мужского пола, ни одну из них не уволочь. Но сын, до этого времени молча державшийся за папину штанину, бодро затопал к Терезе, внимательно рассмотрел содержимое ближайшей корзины, цапнул оттуда пучок редиски и гордо понёс его на кухню. – Разрешите, остальное отнесу я? – Премного обяжете, Александр Васильевич, – слегка удивилась «домоправительница». А обед, действительно, не разочаровал: окрошка была восхитительной, и даже сквозь вкус зелени чувствовалось, что квас превосходный, а осетрину, припущенную в белом вине, которую подали на второе, Колчак всегда обожал. Ну и клубника со взбитыми сливками на десерт. Да, на флоте вряд ли так покормят, даже в салоне командующего. Тем более такого командующего как Эссен – этот вообще из командного котла «Рюрика» питался, что сказывалось и на качестве завтраков-обедов-ужинов всех матросов флагманского крейсера… – Папа, на лодочке!.. – Ростислав смотрел на отца умоляющими глазами, он уже был готов к осуществлению своей маленькой детской мечты – переодет в матросский костюмчик, с синим трёхполосым гюйсом[1]. – Разумеется, юнга! – встал из-за стола Колчак. – Сударыня, вы с нами? – Разумеется, мой капитан, – улыбнулась Софья. – Только сначала Маргариту уложу. – Не беспокойтесь, Софья Фёдоровна, – вмешалась Тереза. – Ростислав Александрович мне сегодня помог, и ему очень хочется в море. Надеюсь, вы доверите дочь мне? – Конечно. Спасибо, Тереза Генриховна. * * * Сынуля подготовился солидно – даже бескозырку с ленточкой приготовил, ну просто настоящий моряк вышагивал рядом с капитаном первого ранга. Двигались неторопливо, то есть Александр вёл жену спокойно, под руку, слегка трепеща внутри, чувствуя прикосновение её груди к своей руке, а вот Колчак-младший нарезал круг за кругом вокруг родителей. Владелец проката лодок явно служил раньше на флоте, ибо, увидев подходящего капитана первого ранга, машинально вытянулся во фрунт и чуть ли не дёрнул руку к отсутствующей бескозырке: – Здравия желаю вашему высокоблагородию! – Добрый день! – Колчак на всякий случай даже козырнул. – Хочу попросить у вас ял, семью покатать. Сколько стоить будет? – Так двугривенный, ваше высокоблагородие. Немало, кстати. Матрос получал на Балтике меньше двух рублей в месяц. Но, учитывая капвложения данного владельца лодочной станции, сезонность его заработка и случайность оного, – не так уж и много. – Держи! Где служил? – На «Жемчуге», ваше высокоблагородие. В Цусиме на нём побывал. Матрос первой статьи гальванёр Прохор Усатов. – Держи ещё полтинник, гальванёр. Только… – каперанг зашептал что-то на ухо бывшему матросу. – Сделаем, ваше высокоблагородие! – хозяин лодочной станции просто расцвёл в улыбке. – Как не сделать? Да с нашим удовольствием! Минут с пяток только подождите… Через пять минут к пирсу подгребла шлюпка со слегка трепетавшим на корме Андреевским флагом. Небольшим. Но флагом. Андреевским. Вернее, его подобием – белый бумажный прямоугольник с косым синим крестом. Поднять на прогулочной лодке реальный военно-морской флаг было чревато каторгой для владельца. Ну да кто увидит? – Лодочка! – лицо Ростислава излучало непередаваемый восторг. Мальчишка просто рвался на борт. – Стоять, юнга! – делано-сурово бросил «старший по званию». – Первым на корабль заходит его командир. Колчак спокойно спустился в ялик, не забыв церемонно отдать честь флагу. Прохор, вручив вёсла каперангу, выбрался на пирс. И флагу козырнуть тоже не забыл, разумеется. До маленького Ростислава это дошло – сообразительным пацан оказался: прежде чем шагнуть в «лодочку», мальчишка церемонно вытянулся и чётко поднёс ладошку к бескозырке. – Все на борт! Сначала женщины. Колчак помог спуститься в ял жене, потом принял сына, уселся за вёсла. Поехали! В смысле: «Пошли». – Счастливого плаванья! – помахал с пирса картузом бывший матрос. Невероятно приятно катать кого-нибудь на лодке. Особенно женщину, которую любишь. Однако, черпая лопастями вёсел воду Финского залива, Александр в мыслях своих был не здесь – снова и снова приходилось мучиться на предмет того, что делать дальше. Допустим, Эссен всё-таки поверит (а если этого не допустить – просто вешаться впору). В общем, берём как аксиому: командующий Балтфлотом поверил и готов содействовать. Что дальше? Судьба войны решается на суше и только на суше, даже если произойдёт чудо, и удастся грохнуть заглянувший на Балтику германский дредноут, – это прибавит славы, но почти не прибавит пользы. Чёрт с ней, с Флотилией Северного океана – нечего там броненосцам делать, «Аскольда», «Жемчуга» (не забыть спасти) и миноносцев за глаза хватит. И нечего японцам за возвращение трофеев платить: пусть «Полтава», «Пересвет» и даже «Варяг» останутся им. Соответствующие миллионы, пожалуйста, винтовками, пулемётами и патронами. И снарядами. Армии Самсонова не помочь – никто из генералов всерьёз не воспримет советы ни капитана первого ранга, ни самого Эссена. Предложить передать в армию с пару десятков радиостанций с шифровальщиками? Абсурд. «Гебен»! А вот это серьёзно. Если англичане поймают в Средиземном море адмирала Сушона, то Турция почти наверняка не вступит в войну. Ну, если не просто поймают, а ещё и потопят… Без «Гебена» и «Бреслау» Чёрное море превращается во внутреннее озеро Российской империи. А серьёзных железных дорог у турок на Анатолийском полуострове нет, и их Кавказская армия окажется гарантированно отрезанной от снабжения. А русский Черноморский флот пренадёжнейше заблокирует снабжение по морю. Турки не дураки и прекрасно это понимают… А вот это уже серьёзно: если Турция не вступит в войну, то и проливы открыты, и корпуса Кавказской армии долбанут по колбасникам. Болгария, Греция, Италия и Румыния вполне могут вступить в войну раньше, причём именно на стороне Антанты… «Гебен» – это действительно главное. Это всего Ютландского сражения стоит… Открытые для транспортных судов Босфор и Дарданеллы – это почти гарантия выигранной войны – поставки боеприпасов от союзников и их поддержка российским сырьём и провиантом дорогого стоят. И срочно вбухивать миллионы для строительства Романова-на-Мурмане и железной дороги между ним и Питером не будет необходимости… – Капитан! – прервал мысли Колчака голос супруги. – Поаккуратнее! Действительно, задумавшись, каперанг зацепил лопастью весла только гребень волны и щедро окатил брызгами своих жену и ребёнка. Надо сказать, что Ростислав был только счастлив: он получил сегодня не только солёный ветер, но и солёные брызги, начинал чувствовать себя настоящим морским волком – будет чем похвастаться перед друзьями! – Прошу прощения, дорогая, – неизбежные на море случайности, мы именно в море, а не на питерском пруду. И не обещаю, что подобное не повторится. А как ты, юнга? – Всё в порядке, господин капитан! – бодро отозвался Ростислав. – Готов выполнить любое ваше приказание… – Приказ один: сидеть на банке и охранять женщину на нашем корабле! – Есть, капитан! Когда причалили к пирсу, Прохор помог выбраться на доски как Софье Фёдоровне, так и Ростиславу (всё-таки не слишком простым оказалось для мальчика первое испытание морем). Далее ужин, на который Тереза Генриховна приготовила тушёного кролика и пирог с ревенем, а потом… Александр давно уже соскучился по женскому телу, которое прижималось бы к нему. Анна Тимирёва… Всё! Забыть! Вычеркнуть из памяти навсегда!! А в том, что Софья в Смольном институте изучала не только правила этикета, танцы и прочее, но и общалась с подругами-смольнянками, Колчак убедился в первую же неделю после свадьбы.[2] Здесь сошлось: и мужчина, и женщина понимали, что супружеское ложе предназначено не только для продолжения рода… – Саня, ты никогда не был таким страстным и нежным, – усталым голосом прошептала Софья. – Спасибо тебе. Я в раю! – Люблю тебя, родная. А «спасибо» здесь излишне – я ведь тоже… – Ты зануда, любимый! Спим!.. * * * Оставшиеся дни Колчак проводил в своём кабинете, ему очень хотелось предстать перед Эссеном не с пустыми руками, а с конкретной «бумагой». А дальше – пусть как хочет: доверять, не доверять… И марались чернилами листы, про «Гебен» с «Бреслау», про «Жемчуг», про противогазы, о минных постановках во вражеских акваториях, о необходимости донести до подводников, что они не средство обороны, а сторона нападающая… И прочее, и прочее, и прочее… Так прошли две недели, пока, наконец, не произошло… Произошло то, что позволило Ярославу Гашеку начать свой бессмертный роман словами: «Убили Фердинанда-то нашего!..» Да, эрцгерцога Франца-Фердинанда (отличавшегося, кстати, конкретной русофилией) застрелил в БОСНИЙСКОМ (принадлежавшем Австро-Венгрии) Сараево сербский студент Таврило Принцип. Он, надо сказать, был не первым среди покушавшихся – сначала метнул в наследника престола свою гранату Неделько Чабринович, но промахнулся. Эрцгерцог продолжил свой путь, словно упорно нарывался на пулю. Её и получил. И жена его такую же получила. Австрия немедленно выставила ультиматум Сербии. Он как будто был заготовлен заранее.[3] * * * – Саш, представляешь: убили австрийского эрцгерцога! – Софья держала в руках свежую газету. – Это невообразимо! Зачем? – Это война, Сонечка, – мрачно озвучил Колчак. – Ну, ты уж слишком… – Поверь мне – война. Софья Фёдоровна пристально посмотрела на мужа. – Уверен? – Более чем. К сожалению… На следующее же утро на дачу прибыл Альтфатер – кавторанг, который был весьма и весьма дружен не только с самим Колчаком, но и с его семьёй. – Всё хорошеете, Софья Фёдоровна! – Вашими молитвами, Василий Михайлович, – поднялась навстречу гостю хозяйка дома. – Судя по неприкрытой лести, вы прибыли, чтобы увезти моего мужа. – Увы, это так. – Здравствуй, Василий! – зашёл в комнату Колчак. – Каким ветром к нам? – Исключительно попутным, Александр Васильевич, – улыбнулся кавторанг. – Здравствуйте! – Рад видеть! Чем обязаны визитом? Мужчины пожали друг другу руки. – Желанию Эссена. Представь, говорит, пред мои светлые очи капитана первого ранга Колчака в кратчайшие сроки. – Вот прямо так и сказал? – Ну, не буквально… Я прибыл на «Прытком» – самом скоростном из миноносцев флота. Не считая «Новика», конечно. Это о чём-то говорит? – Говорит… – И я говорю, – вмешалась Софья: никуда я вас без обеда не отпущу, Василий Михайлович, подождёт ваш Эссен лишний час. Альтфатеру осталось только сдаться. А уха, фрикасе из курицы и пирожки с земляникой, которые мастерски приготовила Тереза Генриховна, действительно оказались выше всяких похвал. – Успокойте меня, Василий Михайлович, – обратилась Софья к Альтфатеру за кофе. – Саша уверяет, что из-за этого убийства эрцгерцога в Боснии будет война. Это правда? – Ты серьёзно? – удивлённо посмотрел тот на Колчака. – Какая война? Из-за чего? Австрийский подданный застрелил австрийского наследника престола. Кому австрияки могут выставить претензии? – Убийца – серб. – И что? – рассмеялся кавторанг. – Мало ли национальностей проживает в «лоскутной империи» Франца-Иосифа. Если бы это оказался мадьяр, Вена объявила бы войну Будапешту? Не беспокойтесь, дорогая Софья Фёдоровна, войны не будет – она сейчас никому не нужна. – Поживём – увидим, – мрачно буркнул Колчак. – Нам пора. – Разумеется! – поднялся со стула посланник командующего. – Благодарю за радушный приём, Софья Фёдоровна, обед был превосходен, ради него не обидно будет и выволочку от Эссена получить. До свидания. Честь имею! – До скорого свидания, Василий Михайлович! Вы всегда желанный гость в нашем доме. Мужа я отпущу через несколько минут. Альтфатер и сам прекрасно понимал, что его присутствие при прощании супругов совершенно не обязательно. – Жду у калитки, Александр Васильевич. Вошла Тереза Генриховна с Маргаритой на руках, Ростислав шёл рядом. – Ну что, Славка, – подмигнул сыну Колчак, – теперь ты единственный мужчина в доме. Помогай женщинам, защищай их, если что – очень на тебя надеюсь. Иди ко мне! Мальчик немедленно повис на шее у отца. – Пап, ты на войну? – Нет пока никакой войны, надеюсь, что и не будет, – солгал офицер. – Не беспокойся. Ну ладно, ступай! – Досиданя папоська, – прижалась к Колчаку дочка. Маленькие дети совершенно не контролируют своих эмоций, и то, что девочке было грустно, можно было понять не только по слёзкам на глазах, но и по резко выгнутым вниз уголкам губ – взрослые при всём старании не способны выразить на своём лице такую отчётливую грусть… – До свидания, моя хорошая, – нежно обнял Маргариту Колчак. – Я буду приезжать. Слушайся маму и Терезу Генриховну. – Хассё!.. – Ну что, дорогая, – посмотрел жене в глаза Александр, – возможно, скоро загляну… Возможно, очень не скоро – война решит. – Надеюсь всё-таки, что её не будет. – Время покажет. И вот что: не вздумай ездить за мной по портам, тем более с детьми, сейчас живи здесь, а как похолодает – на нашей квартире. Я сам, по возможности, буду приезжать, – Колчак снова вспомнил как во время переезда из Либавы простудилась и умерла его дочь. – Ну, до встречи, любимая! Супруги обнялись и около полуминуты не могли оторваться друг от друга… – Всё! Пора! Глава 5 Кануны Командующий Балтийским флотом нервничал. Первое время он считал пророчества Колчака вывертами человеческой психики после стрессовой ситуации – ничего, отдохнёт – придёт в себя, однако червячок сомнения всё-таки поселился в мозгу Эссена: «А вдруг?». Когда же произошло сараевское убийство, да ещё в точно предсказанную дату… Тут поневоле задумаешься. Необходим был ещё один разговор, и уж теперь отпускать своего флаг-капитана к семье адмирал не собирался. Уже несколько раз он гонял своих флаг-офицеров в радиорубку «Рюрика» справиться о том, где находится в данный момент «Прыткий». К вечеру эсминец подошёл к борту флагмана. – Ваше превосходительство, капитан первого ранга Колчак по вашему приказанию прибыл! – Здравствуйте, Александр Васильевич! – встал и протянул руку Эссен. – Прекрасно выглядите. Догадываетесь, почему я вас вызвал? – Так точно. Сараево? – Разумеется. Присаживайтесь, – указал на кресло адмирал. – Благодарю, – Колчак сел и выжидательно посмотрел на командующего. – Ну что же, ваши предсказания начинают сбываться, вы, конечно, уже в курсе боснийских событий, так? – Конечно. – Я слышал, что «вернувшиеся с того света» зачастую приобретают сверхъестественные способности, например дар предвидения… – Не тот случай, Николай Оттович, – посмел прервать Эссена его флаг-капитан. – Нет у меня никаких озарений, я просто прекрасно помню все события грядущих пяти лет, я их прожил. – Но как это возможно? Нет, я не могу не верить фактам, но не могу поверить и в вашу историю. – Прекрасно вас понимаю – сам бы не поверил. Объяснить ничего не могу, разве что сообщить ход ближайших событий. – Ну, извольте, – скептически посмотрел адмирал на собеседника. – С датами, если возможно. – Двенадцатого июля Австро-Венгрия направит Сербии унизительный ультиматум, сербы примут его за исключением одного незначительного пункта. Но этого окажется достаточно для того, чтобы пятнадцатого на улицах Белграда начали рваться австрийские снаряды. – Смелый прогноз… Ну ладно, Александр Васильевич, возвращайтесь к своим обязанностям в моём штабе. – Разрешите занять ещё немного вашего времени, Николай Оттович. – Слушаю. – Я не уверен… – Колчак слегка замялся. – Говорите, говорите! – Простите за, может быть, глупую фразу, но я не уверен, что меня «отпустили» навсегда… – Здесь, – каперанг открыл портфель и достал бумаги, над которыми работал в Сестрорецке ежедневно, – кое-какие соображения и рекомендации по ведению грядущей войны. Ознакомьтесь, пожалуйста. – Хорошо, оставьте, – кивнул адмирал. – Оставьте и ступайте к себе в каюту. Продолжим разговор завтра. * * * Всё покатилось по наезженным ещё в прошлом (для Колчака) рельсам: наследник сербского престола Александр телеграфировал российскому императору, Николай заверил, что Россия не останется безучастной, но, тем не менее, после того как Белград отверг единственный, незначительный пункт о подчинении сербских судебных властей австрийским, венский посланник в Белграде потребовал паспорта и отбыл со всей своей миссией на родину. И пятнадцатого июля заговорили австрийские пушки… Сербия, разумеется, не могла противостоять одиннадцати австро-венгерским корпусам, которые направились к её границам. От Германии зависело остановить разгорающуюся войну или дать ей разгореться в МИРОВУЮ. Но Берлин вполне устраивал данный дебют, и выбор кайзером уже был сделан. Но в своих телеграммах глава Германской империи по-прежнему называл Николая братом, уверяя, что постарается сделать все возможное, чтобы утихомирить своего австрийского союзника. В то же самое время Большой генеральный штаб Германии требовал от австро-венгров всеобщей мобилизации против России. А вот в России Главный штаб метался между решениями объявить частичную мобилизацию (против Австро-Венгрии) или полную (против Австро-Венгрии и Германии). Причём объявление частичной напрочь срывало полную. Генерал Янушкевич, начальник Главного штаба, принёс на подпись императору два варианта: «частичная», «полная». Надежда на миролюбие Вильгельма была у русского царя настолько велика, что он подписал указ о мобилизации частичной. Но Германии необходим был предлог для объявления войны, каковым частичная мобилизация считаться не могла, ибо затрагивала только Австро-Венгрию. А последняя совсем не собиралась объявлять войну России. Тогда в Берлине был предпринят мастерский ход: семнадцатого июля экстренное издание официальной «Локаль Анцейгер» сообщило о мобилизации германской армии. Русское посольство немедленно сообщило об этом в Петербург. Данное известие коренным образом меняло обстановку, и вечером того же дня последовал Высочайший указ о всеобщей мобилизации сухопутных и морских вооружённых сил. Германское правительство достигло своей цели: немедленно было дано опровержение по поводу мобилизации германских войск, телеграмма русского посла по поводу этого распоряжения была задержана, и в русской столице о нём своевременно не узнали – указ о всеобщей мобилизации был разослан по штабам округов. На следующий день Германия потребовала от России отмены мобилизации в двадцатичетырёхчасовой срок, а сама уже действительно объявила мобилизацию у себя. В случае непринятия ультиматума угрожала войной. Николай предложил Вильгельму передать конфликт на рассмотрение третейского суда в Гааге. Ответом было объявление Германией войны России. Но мы сильно забежали вперёд, война ещё не объявлена… Глава 6 Дан приказ ему на запад… – Пожалуй, соглашусь с вами, Александр Васильевич, соглашусь… – Эссен, теперь уже всецело доверявший Колчаку, поскрёб пальцами лысину. – Знаете, а действительно, прогуляйтесь с англичанами на Средиземное море – вдруг действительно поймаете вместе с ними Сушона. Вестовой! – Слушаю, ваше превосходительство! – немедленно нарисовался в салоне матрос. – Прикажи передать на «Лайон», – адмирал склонился над столом и быстро начеркал: «Прошу, возможно скорее, принять меня по неотложному делу». – Держи! – Есть, ваше превосходительство! – вытянулся по струнке вестовой. Цапнул бумагу, отдал честь, и только удаляющийся топот остался от него буквально через пару секунд. А ещё через пять минут тот же матрос доложил: «Лайон» высылает катер. – Вежливые у нас гости, – усмехнулся командующий Балтфлотом. – Ну что, идёмте, Александр Васильевич, – нас ожидают. Командующий вместе со своим штаб-офицером спустился в английский катер, поприветствовал встречавшего лейтенанта и направился к ожидавшему их Битти. Английские линейные крейсера просто завораживали своей красотой. Вернее, сочетанием красоты и мощи. Таких совершенных кораблей Россия не имела, и в обозримом будущем Андреевский флаг не будет поднят ни на чём подобном. Линейные крейсера типа «Измаил» обещали стать сильнейшими кораблями в мире, но в данной реальности им не суждено было родиться вообще…. А теперь – посмотрим. С борта «Лайона» спустили парадный трап, поднявшихся на борт Эссена и Колчака встретил лично Битти. Под звуки оркестра встретил, выказал уважение командующему Балтийским флотом. – Рад приветствовать вас, господин адмирал, – лёгкий поклон в сторону Эссена, – и вас, господин капитан первого ранга, на борту своего флагмана. Как я понимаю, у вас имеется информация особой срочности, если вы решили посетить «Лайон». – Вы не ошиблись, господин адмирал, – кивнул Эссен, – срочность особая. – Тогда прошу ко мне в салон! – приглашающе протянул руку англичанин. Выглядел Дэвид Битти ну натуральным англичанином – ни дать ни взять. Вот закажи скульптору слепить бюст английского аристократа – получится Битти. Как это описать конкретно? Никак То есть максимально стандартно: крупный нос с некоторой горбинкой, скулы не выражены, губы тонкие, глаза обычные, причёска – чётко выраженный пробор вправо… Что ещё? Ну да: кончик носа «клювиком»… – Прошу садиться, господа, – английский адмирал обозначил приглашающий жест, когда Эссен с Колчаком вошли в его салон. – Как я понимаю, это не просто визит вежливости, а вас привело ко мне на борт какое-то срочное дело? – Разумеется, – кивнул Эссен, усаживаясь в кресло. – Мы не посмели бы вас беспокоить, да ещё в таком срочном порядке, если бы не получили информацию чрезвычайной важности. – Весь к вашим услугам, – Битти тоже расположился за столом. – Слушаю вас! – Если без предисловий – грядёт война. Она начнётся непременно, что бы там сейчас ни делали дипломаты… – Простите, – нахмурился англичанин, – а откуда такая уверенность? – От одного нашего агента, которому можно доверять всецело. Надеюсь, вы понимаете, что более подробной информации о нём я вам сообщить не имею возможности. К тому же и сам её не знаю. Могу только дать слово, что все, что он сообщал нам до сих пор, подтверждалось грядущими событиями с абсолютной точностью. Заставить командующего флотом произнести эту фразу стоило Колчаку немалых трудов, но, в конце концов, удалось: ведь если принять, что сам Александр Васильевич и является тем самым «агентом», то никакой лжи в словах Эссена не присутствовало. – Хорошо, – Битти слегка задумался. – Я верю вашим словам. У вас ведь есть и некие более конкретные предложения? – Конечно, иначе мы бы не посмели вас беспокоить. Без единого слова английский адмирал обозначил на лице готовность воспринимать информацию. – Австрия нападёт на Сербию, потом объявит войну России, Германия – России и Франции, потом вступит Великобритания… – Простите! А почему? Я не вижу для этого юридических оснований. – Разрешите, ваше превосходительство? – посмел встрять в беседу адмиралов Колчак. – Конечно, Александр Васильевич. – Так вот: немцы для обхода французских войск вторгнутся в Бельгию. А её нейтралитет гарантирован королём Эдуардом, не так ли? – Позвольте! – вскочил Битти. – Это вам тоже сообщил ваш агент? Он знает планы ведения будущей войны в таких подробностях? И о последствиях каждого шага тоже? Позвольте мне усомниться, господа! – Разумеется, – улыбнулся Эссен. – Мы и не просим безоглядно нам доверять. Наша просьба значительно более скромная: прошу сделать офицера моего штаба, капитана первого ранга Колчака представителем Российского Императорского флота на флоте его величества короля Эдуарда. Я понимаю, что даже моего ходатайства для этого недостаточно, но все юридические тонкости сам урегулирую с господином Морским министром и Главным морским штабом. Мне важно лично ваше принципиальное согласие. – Моё согласие? – удивился англичанин. – Доставить в Лондон вашего офицера? Для этого достаточно вашей личной просьбы, господин адмирал. Или вы чего-то недоговариваете? – Не «недоговариваю», господин адмирал, а просто не успел рассказать вам всё. С Германией и Австрией, возможно, будет справиться за год-другой, но немцы хотят втянуть в войну и Турцию, что резко осложняет ситуацию. – Эти сведения тоже от вашего агента? Что-то слишком он информирован… – Убедитесь позже. Так вот: для вовлечения турок в войну Германия отправит в Константинополь линейный крейсер «Гебен» под флагом адмирала Сушона и лёгкий «Бреслау». Если ваши средиземноморские эскадры перехватят немецкие корабли по пути к Дарданеллам, то, с большой степенью вероятности, Османская Империя останется нейтральной, не потребуется миллионов солдат наших стран на войну с нею, останутся открытыми проливы для взаимного снабжения… Ну разве необходимо объяснять вам, военному моряку, насколько важно то, чтобы такая серьёзная в военном и геополитическом аспекте страна не стала нашим дополнительным противником в грядущей войне? – Согласен. Что ещё? – Вот мы и планируем, что капитана первого ранга Колчака будет разумно направить на вашу средиземноморскую эскадру. Он поможет вашим линейным крейсерам перехватить «Гебена» по пути к Дарданеллам. И… Прошу меня извинить за то, что смею вмешиваться в дела Гранд Флита, но очень бы хотелось, чтобы командовал английской эскадрой в Средиземном море на тот момент смелый и решительный адмирал. – На флоте его величества любой адмирал смел и решителен, – вскинулся Битти. Он и сам прекрасно осознавал, что это не так, но не иностранцу критиковать британских моряков. – Ещё раз прошу прощения, – лучезарно улыбнулся Эссен возмутившемуся англичанину. – Если я перефразирую: «Наиболее смелый и решительный», – вас удовлетворит? – Несомненно, – ответил улыбкой на улыбку британец. – Но я не понимаю, почему вы говорите это мне – я не назначаю командующих эскадрами. – Конечно. Но ведь ваше слово тоже имеет кое-какой вес в Адмиралтействе. Это, во-первых, а во-вторых, ваша реакция тоже показательна. И будем надеяться, что ваш Первый лорд, господин Черчилль, так же воспримет предложение России как конструктивное и полезное для обеих наших стран. – Согласен с вами. Сделаю что смогу. И с удовольствием предоставлю каюту на «Лайоне» капитану Колчаку, как только вопрос будет урегулирован между нашими адмиралтействами. – Тогда позвольте поблагодарить вас за гостеприимство и откланяться – и у вас, и у нас ещё очень много дел, – поднялся с кресла Эссен. – Не смею задерживать, – тоже встал английский адмирал и обменялся рукопожатиями со своими гостями. – Уверен, господин капитан первого ранга, что наша встреча не последняя, как только будут улажены все необходимые формальности, вы желанный гость на борту моего флагмана. – Благодарю! – кивнул Колчак. – Очень надеюсь на скорую встречу. * * * И события понеслись со скоростью экспресса: визит к Морскому министру – всё благополучно, благо, что Григорович прекрасно помнил Колчака ещё по Порт-Артуру, да и как гидрографа и полярника тоже уважал, адмирал Русин, руководитель Морского генерального штаба, покочевряжился, правда, посомневался в необходимости столь срочной командировки, но тоже, в конце концов, дал добро. И полетели по телеграфным кабелям телеграммы из Петербурга в Лондон, из Адмиралтейства в Адмиралтейство. Туда и обратно полетели. Черчилль не возражал. Успели, короче. Вот чего Александр не успевал, так это попрощаться с семьёй – эскадра адмирала Битти уже готовилась выбирать якоря и следовать на родину. Письмо жене, прощальный банкет балтийцев и англичан… Поехали! В Лондоне Колчака встретили очень любезно, и он тотчас был принят первым лордом. Черчиллю было всего сорок, он совсем не напоминал ту расплывшуюся тушу, которая знакома по военным фильмам большинству зрителей конца двадцатого – начала двадцать первого века: подтянут, атлетичен – настоящий ЛОРД. – Весьма рад знакомству, господин Колчак, – британец первым протянул руку, едва только Александр зашёл в кабинет. – И приятно удивлён инициативой Российского флота по поводу обмена офицерами связи. Если вдруг всё-таки начнётся война, это будет весьма и весьма полезно. – Благодарю за радушный приём, сэр, – пожал Колчак протянутую руку. – Как лично вас благодарю, так и вообще флот его величества – о пребывании на эскадре адмирала Битти у меня остались самые приятные впечатления. – В телеграмме вашего министра говорилось, что главное вы сообщите на словах. Я весь внимание, – прервал Черчилль обмен любезностями. – Именно так, – обозначил поклон Колчак. – У меня действительно имеется информация чрезвычайной важности, причём сообщить о её источнике я не имею возможности, ибо сам не знаю человека, который её сообщил… – Я всё понял, капитан, – лорд потянулся к коробке с сигарами. – Давайте к делу. Можете курить. – Благодарю вас, не курю. Скоро начнётся война… – Вполне это допускаю, – перебил собеседника Черчилль, прикуривая. – И что? Армия и флот его величества вполне к ней готовы. – Война может продлиться годы. То, что Германия и Австро-Венгрия выступят против России, Великобритании и Франции достаточно очевидно… – Продолжайте, – в первый раз пыхнул дымом лорд. – Важно максимально отсрочить, а может даже, и вообще не допустить вступление в эту войну Турции на стороне Центральных держав. Она будет колебаться первое время, но у кайзера есть план, как прекратить эти колебания: два немецких крейсера, линейный «Гебен» и лёгкий «Бреслау» следуют в Константинополь. – Вы уверены, капитан? – снова прервал Колчака Первый лорд Адмиралтейства. – У нас тоже имеются некоторые сведения – адмирал Сушон идёт в Катаро. Усилить австрийский флот. – У австрийцев достаточно своих кораблей, а вот в Чёрном море новейший линейный крейсер сможет кардинально изменить соотношение сил. И если допустить, что война всё-таки продлится несколько лет… – Сколько? – аж привстал с кресла Черчилль. – Капитан, вы серьёзно? – Совершенно. Рассчитывать нужно на худшее, – спокойно продолжил Колчак. – Так вот, если война продлится несколько лет, то очень принципиально, в чьих руках будут Босфор и Дарданеллы – в руках врага или нейтральной страны. Останутся турецкие солдаты в казармах или развернут свои штыки на Кавказе, в Месопотамии и на границах Румелии. Какую позицию займут Болгария, Греция и Румыния… – Хорошо, – нетерпеливо прервал собеседника Первый лорд. – Допустим, что вы правы. Допустим! У вас есть конкретные предложения? – Так точно! Прошу отправить меня на Средиземноморскую эскадру линейных крейсеров. И ещё: не смею вам советовать, но очень рекомендую назначить командовать ею максимально смелого, решительного и умного адмирала. Такого, который был бы способен в самые первые дни грядущей войны прославить Великобританию громкой победой. – А знаете, капитан, вы мне определённо начинаете нравиться, – вдруг улыбнулся Черчилль. – Громкая победа – это хорошо. А то Хохзеефлотте, чувствую, в открытое море вытащить будет весьма непросто. К тому же стоит ещё в самом дебюте проверить, чего стоят их корабли, а чего наши. – Вы прекрасно поняли мою мысль, сэр, – ещё раз обозначил полупоклон Колчак, – просто я считал бестактным прямо высказываться в этом ключе… – Оставьте! Знаете, а я, пожалуй, действительно откомандирую вас на Мальту. Вместе с новым командующим эскадрой линейных крейсеров. Которым станет мой секретарь, Хорас Худ. Контр-адмирал Худ оказался весьма приятным в общении мужчиной. Совсем не чопорным, как многие из английских аристократов. С Колчаком они являлись практически ровесниками, оба были опытными моряками, а посему общий язык нашли достаточно быстро, тем более что Худ, узнав о цели своего назначения, воспринял его с большим воодушевлением. Собственно, в Адмиралтействе Черчилль лишь представил офицеров друг другу, а более полное знакомство произошло уже на борту крейсера «Патфайндер», который Первый лорд не поскупился выделить из состава Гранд Флита для скорейшей доставки на Средиземное море нового командующего эскадрой. Крейсерок был так себе – типа «скаут»: небольшой, скоростной, слабо вооружённый. Основные задачи: быть ближним разведчиком при эскадре, лидировать миноносцы при атаке противника, отбивать атаки вражеских миноносцев… Ну, или как в этот раз – служить посыльным судном для доставки людей или информации из пункта «А» в пункт «Б»… Адмиральского салона на таком махоньком кораблике не предполагалось, поэтому Худ пригласил русского гостя для обсуждения дальнейших действий к себе в каюту. – Наши силы на Мальте: линейные крейсера «Инфлексибл», «Индомитебл» и «Индефатигебл». Любой из них сравним по силе с «Гебеном»… Колчак прекрасно знал о составе английской эскадры Средиземного моря, но зачем лишний раз конфузить собеседника? Тем более такого доброжелательного. Тем более утверждением, что НЕ СРАВНИМ. По весу бортового залпа – да, по скорости – тоже, а вот по защите… Только в Ютландском сражении англичане убедились, что их шикарные, мощнейшие, быстроходнейшие линейные крейсера взрываются и тонут от одного более-менее удачного попадания… А вот немецкие выдерживали и до двух-трёх десятков и не взрывались, лишь один был затоплен командой, получив повреждения, «несовместимые с жизнью». Может, даже лучше, если моряки гордого Альбиона убедятся в том, что не всё так хорошо с их хвалёными «кошками», заранее? И примут соответствующие меры… Хорошо-то хорошо, но ведь самому придётся находиться на флагмане, а именно для него риск получить нокаутирующий снаряд максимален… А куда деваться? Практика показала, что при соответствующих попаданиях выживало по несколько матросов. Как правило, наблюдатели на мачтах. – …Эскадра крейсеров адмирала Трубриджа: «Дифенс», «Блэк Принс», «Дюк оф Эдинбург» и «Уорриор». Догнать «Гебена» они вряд ли способны, но заступить ему путь и связать боем до подхода главных сил – вполне могут. В принципе, тут он прав. Двухсоттридцати-четырёх- и стодевяностомиллиметровые английские артсистемы, которые так любят англичане, действительно одни из самых лучших в мире для сравнимых калибров – утопить «Гебен», конечно, не смогут, но здорово изнахратить – запросто. Правда, почти наверняка, ценой потери одного из своих вымпелов. А то и двух – всё зависит от того, когда подоспеют линейные крейсера… – …И четыре лёгких типа «таун», – продолжал новый командующий Средиземноморской эскадрой. – «Даблин», «Глостер», «Чатам» и «Уэймут». Любой из них сильнее, чем «Бреслау», но это не главное. Это наша разведка, эти ребята засекут Сушона, просигналят нам, и мы его перехватим… Даже неудобно как-то: заведомо превосходящими силами наваливаться на слабейшего. – Вот это не должно вас беспокоить, сэр, – таки вставил слово Колчак. – В минувшей и столь неудачной для моей родины войне японцы никогда не стеснялись нападать эскадрой на одиночный корабль. На мой взгляд, наивысшая доблесть для военного – не погибнуть в бою против превосходящих сил противника, а сделать так, чтобы у тебя в данном месте и в данное время было максимальное превосходство в силах, уничтожить его и понести при этом минимальные потери. Но, конечно, если обстоятельства сложились против тебя, то погибнуть в бою. И даже тогда постараться нанести как можно больший ущерб неприятелю. А дальше – хоть давись, но сказать надо, что хвалёные английские линейные крейсера лишь слегка «помазаны» бронёй, что не выдержат они обстрела немецким главным калибром на даже средних дистанциях, что необходимо, но поздно переделывать перегрузочные отделения для снарядов и зарядов под башнями, что… Да много ещё что «неладно в королевстве Датском». Не Датском, конечно, но вот как это сказать ИНОСТРАНЦУ? – Господин адмирал, – Колчак вдохнул-выдохнул и начал. – Давайте будем максимально откровенными друг с другом. – Я был недостаточно откровенным в нашей беседе? – округлил глаза Худ. – Или когда-нибудь ранее? – Нет-нет, прошу меня простить, видимо, я недостаточно свободно изъясняюсь по-английски, – схитрил Колчак. – Прекрасно изъясняетесь. Так вы о чём? – Я о том, что и у вашего королевства, и у нашей империи имеются шпионы. Не будете отрицать? – Это было бы глупо. К тому же, ведь именно исходя из информации, полученной от одного из них, вы и действуете. К чему вопрос? – А к тому, что наши агенты имеются не только в Германии, но и на территории Великобритании, как, уверен, и ваши находятся в России. И ведь это нормально, правда? – Я моряк, мне нет до этого дела, – посуровел англичанин. – Я тоже моряк. Я тоже не имею к этому ни малейшего отношения. Я имею сведения, которые хотел бы до вас донести, которые ничего, кроме пользы, Гранд Флиту принести не могут. – Слушаю! Выражайтесь яснее, сэр, – Худ если и не психовал, то весьма однозначно занервничал. – Понятно, что и у вас имеются наши агенты, и у нас ваши. К чему этот разговор? – К тому, что, по нашим сведеньям, значительная часть английских снарядов снаряжена просто чёрным порохом. Я понимаю, что уже поздно что-нибудь исправлять, просто очень хочу рекомендовать вам не использовать эти снаряды в качестве основных боеприпасов, когда мы столкнёмся с «Гебеном». Только для первых залпов, в качестве пристрелочных… – Вот как? – неожиданно усмехнулся англичанин. – Можете выразить неудовольствие тем своим агентам, которые поставляют такую информацию. – То есть? – Пока все бронебойные снаряды на наших линейных крейсерах в Средиземном море снаряжены именно чёрным порохом. Лиддитные только фугасные. Не прикажете же атаковать броненосный корабль ими? – Нет, конечно, – слегка оторопел Колчак. – Действительно, наша разведка в данном случае оказалась не на высоте… – Увы, случается. Главное, чтобы информация о маршруте «Гебена» была верной. – Вот на этот счёт можете не сомневаться. Точного маршрута, как понимаете, быть не может, но его генеральная задача и узловые пункты мне известны. – Очень на это надеюсь. А старый добрый чёрный порох не так уж плох, к тому же значительно более безопасен при хранении – сами ведь знаете, сколько кораблей потеряли от взрывов боезапаса японцы из-за своей мощной, но весьма капризной шимозы. «Ну да, – напряг память Колчак: «Микаса», «Мацусима»… – Ещё кто-то? Да и у вас, ребята, кстати, в «грядущую войну» взорвутся «Натал» и «Вэнгард». И это только из того, что навскидку вспомнилось. Вряд ли это были (будут) диверсии – скорее, всё тот же дурацкий лиддит… Здесь стоит сделать «авторское отступление»: основой лиддита у англичан, мелинита у французов и русских, шимозы у японцев, пертита у итальянцев (ну и так далее…) являлся тринитрофенол, он же пикриновая кислота. Само по себе вещество стойкое, его даже в качестве красителя использовали. Да, при детонации разлагается очень «весело», но так для этого хотя бы микровзрывчик в основной массе нужен… А вот соли пикриновой кислоты, пикраты, вещества до невозможности капризные – чихнёшь в соседней комнате, и они тут же «возмутятся». Взрывообразно. Кислоты же реагируют с металлами, образуя как раз соли. А железо – металл. То самое железо, из которого сделан корпус снаряда… Нет, конечно, производители покрывали полости масляной краской, упаковывали собственно взрывчатку в шёлковые мешочки, но при производстве сотен тысяч единиц боеприпасов где-то как-то да случится брачок. И при транспортировке, хранении что-нибудь произойдёт. Отслоится чешуйка красочного покрытия, разойдётся чуточку шовчик на мешочке… И доберутся друг до друга два вещества, и вступят в реакцию… Медленно, пикрата железа получится очень немного, а много и не нужно – это не взрывчатка – это детонатор. И всё – зачастую просто шевельни такой снаряд – ВСЁ! Рванёт весь погреб боезапаса, ну и боевой корабль уже «не жилец». А волны «шевелят» даже на якорной стоянке… Поэтому-то и старались снаряжать лиддитом-мелинитом и прочим упомянутым снаряды именно в военное время, чтобы «сделал – выстрелил», чтобы не хранить долго. Вообще странно: даже достаточно отсталая в плане своей техники Россия давно уже снаряжала снаряды весьма мощным и вполне надёжным при хранении тротилом, а вот передовая почти во всём Великобритания до этого не додумалась… – Придётся с вами согласиться, сэр, – вернулся мыслями к основной теме беседы Александр. – Воевать нужно тем, что имеется под рукой, если приходится воевать. В конце концов, у нас серьёзное преимущество в вымпелах. И не только в них. – Именно, – кивнул Худ. – Так вы уже можете более конкретно посвятить меня в материалы, которые получены от вашего агента касаемо пути следования отряда Сушона? Про «узловые пункты» хотя бы. – Более того – про планы немецкого адмирала: он прекрасно знает, что его «чудовища» будут до жути бояться французы, которые вот-вот начнут перевозку своих колониальных войск из Алжира на материк. И наши союзники попытаются затребовать ваши эскадры для прикрытия данных перевозок. – И что? Вполне законная просьба, – удивился адмирал. – Вполне законная, – согласился Колчак. – Была бы. У них у самих пятнадцать броненосцев. И дредноутов парочка имеется. Причём каждый из шести «дантонов» не уступает по мощности огня «Гебену», остальные чуть слабее, но именно «чуть». Повторяю: французы сами в состоянии обеспечить свои воинские перевозки и защитить их. Не следует отвлекать подчинённые вам силы на запад от Мальты. – Предположим, что я согласился с вами. Дальше! – Сейчас «немец» в Поле чистит дно и ремонтирует механизмы, так? – Так. Тут данные наших разведок совпадают. – Потом он отправится бункероваться в Мессину, но итальянцы не дадут ему угля, придётся принимать его с немецкого же парохода. Так? – Если это так, то передайте мои комплименты вашему агенту – у меня таких сведений нет. А почему итальянцы не дадут угля? – Не знаю. Я ведь, как и вы, только моряк, передаю сведения, которыми меня снабдили, не более. В общем, ловить его надо по пути из Адриатики в Дарданеллы. – Для этого нужно знать, когда Сушон соизволит выйти, ну и маршрут следования… – Маршрут будет, почти уверен, прямым как стрела. До самого мыса Матапан. А сроки выхода… У вас разве нет агентуры в Мессине? – Есть, вероятно, – ухмыльнулся адмирал. – Но подробнее я об этом узнаю на Мальте. Да и вообще – война ведь ещё не объявлена… То, что война объявлена, узнали на бункеровке в Гибралтаре. То есть об объявлении войны Германией России, а по прибытии на Мальту пришло известие и об открытии военный действий между Германией и Великобританией. Понеслось! Глава 7 Первый блин. Не комом То есть, конечно, не встали экипажи по боевому расписанию и не замерли в таком положении. На мальтийских футбольных полях порта Ла Валетты по-прежнему пинали ногами мячи команды крейсеров. Чуть дальше, на поле для гольфа, размахивали клюшками офицеры, продолжался «внутриэскадренный чемпионат» по боксу. Англичане придумали самый лучший способ отвлекать личный состав от «тягостей и лишений» службы, и от её нудности – спорт. Причём именно СПОРТ – в кают-компаниях была запрещена игра в карты как проводирующая на азарт. А вот всё остальное – запросто. Колчаку довелось даже понаблюдать поединок в стиле кендо: два довольно-таки пожилых офицера, капитаны первого ранга, надели японские доспехи и принялись мутузить друг друга бамбуковыми «мечами», причём на полном серьёзе. К тому же хозяевами англичане оказались более чем радушными – Колчаку предоставили соседние с адмиралом апартаменты на «Инфлексибле», апартаменты более роскошные, чем были у Эссена на «Рюрике». Впрочем, когда Колчак обошёл и командные помещения, он убедился, что и английские матросы живут на своём корабле значительно более комфортно, чем их русские коллеги. Причём офицерские помещения, вопреки многовековой традиции практически всех флотов, на английских линейных крейсерах располагались в носовой части корабля, а матросы жили в корме. По всей вероятности, это было сделано для того, чтобы командование кораблём как можно быстрее заняло свои боевые посты в случае тревоги. И эта самая «тревога» не заставила себя долго ждать: судя по всему, Худ получил информацию, что «Гебен» готовится поднять якоря. Сначала в море ушла эскадра Трубриджа, потом к Мессинскому проливу проследовали «Глостер», «Даблин» и «Чатам». Экипажи линейных крейсеров стопроцентно вернулись на борт, и главные ударные силы Британии на Средиземном море находились в часовой готовности к выходу. Выходу на бой. Первым прислал телеграмму об обнаружении противника Говард Келли, командир «Глостера»: «Наблюдаю дымы двух больших кораблей курсом на ост…» Далее координаты. Из труб линейных крейсеров густо повалил дым, и эскадра Худа срочно покинула рейд Да Валетты. * * * – Адмирал Трубридж передаёт… – подскочил к Худу офицер связи. – Благодарю, – кивнул молоденькому лейтенанту командующий Средиземноморской эскадрой. – Если будут ещё сообщения – немедленно сюда… – Есть, сэр! – откозырял юноша и поскакал вниз по трапу. – А вы оказались правы, сэр, – повернулся к Колчаку Худ. – Русские агенты не ошиблись – «Гебен» идёт строго на восток. И явно не в Каир. – Возвращаю комплимент, – Колчак с трудом удержался от добавить шекспировское «друг Горацио». – Снимаю фуражку перед вашими агентами в Пола. – Не понял, – нахмурился Худ. – Извините – выразился по-русски. Выражаю своё уважение английским агентам в Поле. Так что передаёт адмирал Трубридж? Если не секрет, конечно. – Не секрет. Обнаружил противника, готовится к вступлению в бой. – Небезопасно. – Война вообще предприятие, связанное с риском, – слегка удивлённо глянул на собеседника адмирал. – А по весу бортового залпа наши четыре броненосных крейсера не уступают «Гебену». А там и мы подойдём. Сушону уже не уйти. – Не сомневаюсь, сэр, – поспешил согласиться Александр. – Но защищены корабли Трубиджа недостаточно надёжно против такого противника, немец может повыбивать их по очереди, и ваша победа окажется пирровой. Зачем Британии терять сотни жизней своих моряков, если можно обойтись без этого? Мы, как я понимаю, перехватим «Гебена» часа через два-три? – Где-то так, – мрачно буркнул Худ. – Так будет вполне достаточно времени, чтобы разделаться с ним. И тут помощь броненосных крейсеров будет очень и очень кстати… – Сэр! – прервал беседу всё тот же молодой лейтенантик – От адмирала Трубриджа… – Давайте! Англичанин читал молча, но по лицу его читалось откровенное недовольство только что полученными новостями. Колчак не рискнул лишний раз демонстрировать своё любопытство, хоть таковое являлось отнюдь не праздным, но сэр Хорас не стал интриговать: – Не могут угнаться. «Гебен» даёт не меньше двадцати двух узлов. Простите, я должен поговорить со своим штурманом. – Ваши извинения совершенно излишни, сэр. Когда Худ удалился по своим адмиральским делам, оставалось только разглядывать окружающее пространство, которое не радовало разнообразием. «Инфлексибл» продолжал двадцатиузлово пожирать пространство, ведя за собой систершипов: «Индомитебл» и «Индефатигебл», на траверзе флагмана держался «Уэймут», которого командующий Средиземноморской эскадрой прихватил с собой в качестве разведчика. И не зря прихватил – минут через десять после ухода адмирала с мостика Колчак увидел, что из труб лёгкого крейсера дым повалил поинтенсивнее, и тот, слегка склонившись к норду, стал удаляться от своих линейных собратьев. Ну да – оперативная разведка, она же ближняя разведка, тоже штука немаловажная. И результаты не замедлили сказаться – минут через сорок разведчик донёс об обнаружении дымов, а потом морзянка его телеграмм принималась антеннами «Инфлексибла» практически без остановки: «Вижу два корабля, курс… скорость…», «Опознан неприятель, курс… скорость…», «Следую параллельным курсом на ост, скорость двадцать два узла…». Ну, то есть всё – сражение состоится. * * * Вильгельм Антон Сушон не сразу понял, что здорово вляпался. Когда он увидел британские броненосные крейсера, нахально лёгшие на курс преследования, то никакого особого беспокойства не испытал – с ними «Гебен» легко справится. Ну ладно, не легко… Но достаточно легко уйдёт – благо, что механизмы после ремонта в Пола были в порядке. Не в идеальном, конечно, но двадцать четыре узла ненадолго германский линейный крейсер выдать способен. – Уходим и помашем англичанам платочком с кормы? – поинтересовался у адмирала командир корабля Аккерман. – Или развернёмся и удовлетворим их желание подраться? – Не будем дёргать тигра за усы, Рихард. Курс прежний. Наша первоочередная задача – дойти до Константинополя, вернее, Стамбула[4], ибо мы с тобой уже практически на службе у султана… Но их лёгкий крейсер скоро может зацепить «Бреслау», тогда придётся задерживаться, чтобы его прикрыть. Передай Кеттнеру, чтобы обгоняли и шли впереди, – под наши пушки этот наглый британец сунуться не посмеет. А вот появление на носовых румбах «Уэймута» сильно подпортило настроение контр-адмиралу – не грибы собирать он сюда заявился… Ну да – ещё полчаса, и по курсу обозначились три дыма, причём сомневаться, кому они принадлежат, не приходилось – пожаловали именно те корабли, которых можно было опасаться в средиземноморских водах. И только их – от всех остальных «Гебен» или уходил играючи, или крушил противника своим главным калибром. Но не эту тройку… И не оторваться – не дадут. А намерения у сынов Альбиона явно более чем решительные – совершенно конкретно идут на перехват и постараются навязать бой. – Аллярм? – в вопросе капитана цур-зее Аккермана вопросительные нотки лишь угадывались – он и так был уверен в ответе своего адмирала. – Что ты спрашиваешь? Разумеется. И передать на «Бреслау»: «Самый полный вперёд!» Пусть нас не ждёт и идёт в Константинополь! Фрегаттен-капитан Кеттнер прекрасно понял замысел своего адмирала, и лёгкий крейсер стал потихоньку отрываться от своего «старшего брата». Однако спокойно удрать «Бреслау» не дали, сначала за ним увязался «Уэймут», а потом к погоне присоединился и «Даблин». Перспективы для беглеца вырисовывались достаточно печальные – спасти его могло только невероятное везение. Но это было вторичным – главные события должны произойти здесь, в бою между линейными крейсерами… – А они пока не стреляют, – напряжённо процедил Аккерман, не отрывая бинокля от глаз. – Может, обойдётся? – Ну да, – скептически хмыкнул адмирал, – это они нам свежих сосисок привезли. Просто нет смысла открывать пристрелку на контркурсах. Сейчас сделают два поворота вдруг, лягут на параллельный и начнут. Идём в боевую рубку. Сушон оказался совершенно прав – через четверть часа британские линейные крейсера, ведомые «Индефатигеблом», двигались с «Гебеном» в одном направлении, и на среднем блеснула первая вспышка пристрелочного выстрела. Снаряд был прекрасно различим в полёте, и немцы напряженно следили за его траекторией. Почти четыре центнера вздыбили море в полутора кабельтовых от борта. Недолёт. Достаточно серьёзный недолёт. Но это только начало: преимущество англичан в главном калибре было более чем двукратным – теоретически в бортовом залпе могли участвовать двадцать четыре ствола калибром в двенадцать дюймов. Реально – до двадцати. «Гебен» имел возможность отвечать из восьми или десяти одиннадцатидюймовок в зависимости от взаимного положения противников. Но выбирать не приходилось. – Прикажи отвечать, – мрачно бросил Сушон капитану цур-зее. Старший артиллерийский офицер линейного крейсера корветтен-капитан Книпсель немедленно по получении приказа отозвался на него выстрелом из носовой башни в головного британца. Затем загрохотали и остальные артустановки. Англичане не остались в долгу, вокруг германского флагмана один за другим вставали фонтаны от падения вражеских снарядов. Попаданий пока не было, но просто по закону больших чисел они должны были вот-вот последовать. Да и сама неопадающая стена воды неподалёку от борта не только нервировала немецких комендоров, но и здорово мешала им целиться во врага. Избежать неизбежного не удалось, сначала один двенадцатидюймовый снаряд пробил броню противоминной батареи, и его взрыв вычеркнул из списка живущих два десятка немецких моряков. К тому же начавшийся пожар скользнул в погреба, но детонации снарядов и зарядов не последовало. Затем ещё один ударил в первую трубу. Его кинетической энергии хватило для того, чтобы пронизать её с одной стороны, но оказалось недостаточно для пробития противоположной стенки. Пришлось свалиться вниз, туда, где сходились дымопроводы из нескольких кочегарок, и там догоревший взрыватель заставил сдетонировать заряд. Тяга в топках почти мгновенно упала, дым повалил по палубам, а «Гебен» стал стремительно терять скорость. На «Гебене» наблюдались ещё несколько попаданий: взрыв в районе кормовой рубки, на баке, на второй трубе… – О Боже! Господа!! «Индефатигебл»!!! – вдруг крикнул командир флагмана капитан первого ранга Филлимор. – Смотрите! Из головного линейного крейсера выбросило чёрным и жёлтым дымом. Здорово выбросило, где-то на стометровую высоту. Огромный корабль разломило пополам, и следующему вторым «Индомитеблу» пришлось принять вправо, чтобы не налететь на не успевшие затонуть останки ещё пару минут назад могучего исполина. – Да уж! – мрачно, но спокойно бросил адмирал. – Победы вчистую не получится. Но теперь мы просто обязаны затоптать эту германскую жестянку в волны. Иначе пострадает честь Британии. Но буквально через пару минут «справедливость восторжествовала». Хоть и очень частично – снаряд с «Инфлексибла» пробил барбет кормовой башни «Гебена», разорвался во время пробития брони и увлёк за собой в рабочее отделение докрасна раскалённые осколки и куски всё той же самой брони. Загорелись несколько главных и дополнительных зарядов в поданной трубе, это вызвало воспламенение зарядов в боевом отделении башни, в перегрузочном и в нижних подъёмниках. Огонь охватил шесть тонн пороха, который, тем не менее, не взорвался, а просто сгорел. Из двух кормовых башен поднялся столб яркого пламени высотой в дом. Море огня поглотило почти сто семьдесят человеческих жизней, но, благодаря мужеству трюмных матросов и старшин, которые голыми руками умудрились отдраить раскалённые штурвалы клапанов затопления погребов, взрыва удалось избежать. «Гебен» принял ещё шестьсот тонн забортной воды, но остался на плаву. Правда, скорость его упала до уже совершенно несерьёзных семнадцати узлов. – А вот теперь мы поотстанем, – мстительно процедил сквозь зубы Худ. – Передайте на «Индомитебл»: «Меньше ход, держаться на правой раковине вражеского корабля». – Чёрт! – на самом деле Колчак выразился менее цензурно, но, конечно, не вслух – англичанин собрался минимизировать риск утопления ещё одного британского линейного крейсера, оставить реально опасными для себя только две башни «Гебена» из трёх уцелевших, но он ведь в этом случае и сам теряет возможность обстреливать врага из двенадцатидюймовок правого борта. Да и из кормовой «Инфлексибла», пожалуй. Но десять стволов против четырёх – преимущество более чем солидное, и немцу попадало все сильнее и сильнее, к тому же подтянулись броненосные крейсера Трубриджа, а это ещё более трёх тонн металла и взрывчатки в бортовом залпе. По три залпа в минуту. Тем более, что попадания распределялись не равномерно по корпусу немецкого линейного крейсера – все они приходились на его кормовую часть. Впрочем, Трубридж скоро осмелел и стал со своими крейсерами выходить вперёд – благо, что замолчала башня «Гебена», ранее им отвечавшая. Худ тоже почувствовал уверенность в успехе и прибавил скорость, чтобы ввести в действие уже все имеющиеся пушки главного калибра. Три тонны снарядов, летящих с одного борта, шесть тонн с другого… Даже при двух процентах реальных попаданий это много. Сначала, одна за другой, замолчали бортовые башни немецкого линейного крейсера, потом заткнулась и баковая, что, впрочем, было уже не важно – «Гебен» тонул. Тонул, погружаясь кормой и задирая таран над волнами. От «Даблина» и «Уэймута» тоже пришли хорошие новости – «Бреслау» настигнут и потоплен. Вернее – выбросился на берег и горит, но, главное, уничтожен как боевая единица. Английские крейсера подгребли поближе к месту гибели «Гебена» и стали спускать шлюпки, катера и вообще всё маломерное, что могло помочь спасти из пучины хоть сколько-то жизней своих недавних врагов, тех, кто ещё несколько минут назад старался их убить. Изо всех сил старался. Но веками военные моряки спасали из волн своих поверженных противников, и да не оскотинятся они никогда до такого состояния, чтобы не протянуть руку помощи тонущему врагу. ОН – ВОИН. Он до конца выполнил долг перед своей Родиной. Удалось вытащить из достаточно тёплых вод августовского Средиземного моря около четырёх сотен германских матросов и офицеров, это только с «Гебена» – «Бреслау», как уже было сказано, выбросился на греческий берег. – Разрешите поздравить флот Великобритании с победой! – попытался сделать комплимент адмиралу Колчак. – Благодарю, сэр, – не очень-то радостно буркнул в ответ англичанин. – Только что-то я не испытываю особенного ликования: имея подавляющее преимущество, мы ценой серьёзных потерь еле-еле смогли утопить вражеские корабли. – Вы одержали стратегическую победу, – не согласился каперанг. – Победу, которая весьма серьёзно должна сказаться на судьбе начавшейся войны. И этого не переоценить. А неожиданно быстрая гибель «Индефатиге-бла» – это тоже весьма важная и ценная для вас информация, не так ли? – Пожалуй, вы правы. Что-то не так с нашими чёртовыми крейсерами, если они взрываются от пары-тройки попаданий. – Ну почему же – суда очень даже неплохие, просто, как выяснилось, не стоит их использовать в бою с линейными кораблями немцев. А вот как средство уничтожения лёгких сил противника вплоть до броненосных крейсеров – почти идеальны. На самом деле Колчаку сейчас меньше всего хотелось общаться на предмет военно-морских тактики и стратегии. Требовалась разрядка после боя. Хотя бы в виде бутылки виски или коньяка. И нейтральный разговор. О бабах, например. Ведь уже достаточно чётко проявилось в сознании, что живы они с Худом практически благодаря ошибке штурмана, – выйди линейные крейсера не на встречный курс «Гебена», а на траверз или вдогон – головным в кильватере был бы «Инфлексибл», как и положено флагманскому кораблю. И именно он получил бы те самые роковые снаряды, именно он бы взорвался… С околонулевыми шансами выжить для тех, кто находился на его борту. – Сээр! – английский адмирал разве что не щёлкал пальцами перед лицом Колчака. – С вами всё в порядке? – Да, благодарю. Задумался… – вернулся в реальный мир Александр Васильевич. – Тогда приглашаю вас на кофе. С коньяком, если не возражаете. – Почему бы и не выпить с приятным собеседником, – улыбнулся русский моряк. – Тем более после боя. К тому же перед скорым расставанием. – Собираетесь обратно в Россию? – удивлённо приподнял бровь Худ. – Жаль. Мы ведь с вами сработались неплохо. Лично мне очень бы хотелось, чтобы именно вы оставались офицером связи между нашими флотами. – Благодарю за лестную оценку моей деятельности здесь, у вас, – обозначил поклон Колчак, – но всё-таки считаю, что принесу больше пользы своей стране на Балтике, на мостиках русских кораблей, идущих в бой с врагом. – Понимаю, что ничего плохого в адрес Британии вы сказать не хотели, – улыбнулся адмирал, – но осмелюсь напомнить, что ещё полчаса назад вы тоже были в бою. В очень рискованном бою. Рядом с английскими моряками. – Я ни в коем случае не имел в виду что-то обидное… – Да я понимаю. Идёмте уже выпьем, сэр! – весело посмотрел на собеседника Худ. – В самом деле, уже пора снять нервное напряжение сегодняшнего дня парой глотков старого доброго коньяка. * * * Дожидаться подходящей оказии не пришлось – Британское адмиралтейство отзывало линейные крейсера со Средиземного моря в метрополию. Да и броненосные тоже. Так что через две недели снова Лондон. Награждение крестом «За выдающиеся заслуги» и добрые вести с Балтики от морского атташе: история проявила свою инерцию, и произошедшее пока не очень серьёзно поменяло её путь: «Магдебург» всё-таки выскочил на камни острова Одесхольм – выскочил, голубчик. Так что с этим всё в порядке – немецкие коды будут известны флотам Антанты. Ближайшая тема – «Жемчуг». Надо надеяться, что Эссен после последних событий прочувствует ситуацию, напряжёт на эту тему Григоровича, а тот наваляет таких телеграмм командиру крейсера барону Черкасову, что тот и ночевать станет только на мостике, а не сбегать на берег в каждом порту. И «Эмден» получит в Пенанге или где-то там ещё полновесный бортовой залп ещё до попытки атаковать, а его торпеды запутаются в сетях… Поэтому скорее домой! Добрался за несколько дней: сначала пароходом из Лондона в Гуль, потом из Гуля в Берген. Дальше решил, что лучше по сухопутью. Через Хапаранду и Торнео. В Торнео пришлось ждать несколько часов, поэтому имелось время осмотреть грузы, которые прибыли из Соединённых Штатов и готовились к отправке в Россию. Здесь были машины и машинные части, заказанные ещё до войны для строившихся на Балтике кораблей, взрывчатые вещества и многое другое. Ещё пара дней, и снова борт «Рюрика», снова пред грозные очи командующего Балтфлотом… Впрочем, не такие уж и грозные теперь. Всё предсказанное подтвердилось, и Эссен стал относиться с ещё большим доверием к своему «флажку». К тому же настоятельная рекомендация использовать свои подлодки не как средство обороны, а в качестве «охотников» тоже дала блестящие результаты – «Акула» старшего лейтенанта Гудима взорвала торпедой немецкий броненосный крейсер «Принц Генрих». У немецких же берегов взорвала. Об этом славном деле Колчак узнал уже на борту флагмана, благо, что прибыл аккурат к началу совещания штаба командующего флотом. Кроме собственно Эссена, в адмиральском салоне находился начальник штаба контр-адмирал Кербер, который, надо сказать, слегка недолюбливал Александра за его привычку обращаться к Николаю Оттовичу непосредственно, минуя его ближайшего помощника и заместителя. Дымил сигарой в кресле начальник службы связи контр-адмирал Непенин. Из штаб и обер-офицеров присутствовали каперанг Тимирёв, с женой которого в прошло-будущей жизни у Колчака и случился тот самый роман, флагарт кавторанг Свиньин, минёр барон Мирбах, лейтенанты Довконт и Комелов. – С благополучным прибытием в Россию, Александр Васильевич! – поднялся навстречу зашедшему Колчаку командующий флотом. – От души поздравляю вас с успешным выполнением своей миссии и заслуженной наградой. – Благодарю, ваше превосходительство. Каждый из нас выполняет свой долг перед Родиной, как может. К тому же и вы примите мои поздравления: война идёт меньше месяца, а немцы уже потеряли на Балтике два крейсера. На мой взгляд – блестящий результат. – Ну, информацию Гудима ещё должна подтвердить разведка, – хмыкнул Эссен. – Не мне вам объяснять, как часто на войне желаемое выдают за действительное. Причем, искренне веря в то, что говорят. – Проверим, – буркнул из кресла Непенин (служба связи на самом деле была в том числе и разведкой-контрразведкой флота). – Уже проверяем. Меня, кстати, удивляет, как с «Акулы» в перископ отличили «Принц Генрих», это или какая-нибудь «Виктория Луиза»… В дверь постучали. – Разрешите, ваше превосходительство? – зашёл флагманский штурман, старший лейтенант Сполатбог. – Только вас и ждали, Александр Николаевич, присаживайтесь… Итак, господа, нам нужно обсудить выставление новых минных заграждений у вражеских берегов… Да! Александр Васильевич, прошу вас ознакомиться: две из шести вами рекомендованных минных банок уже наличествуют, – Эссен передвинул карту своему флаг-капитану. – Благодарю!.. Обсуждение новой операции по выставлению мин в Данцигской бухте, об операциях крейсеров, выборе места действия субмарин у вражеских берегов и тому подобное… Совещание в штабе длилось около трёх часов, после чего командующий отпустил всех присутствующих, кроме Колчака. Это, впрочем, не вызвало никакого удивления у остальных – понятно, что у Эссена имелось немало вопросов к своему только что прибывшему с Гранд Флита флаг-капитану. – Да уж, – задумчиво промолвил адмирал, когда они с Колчаком остались одни, – признаться, Александр Васильевич, у меня никак не получалось верить вам до конца, но последние события… Колчак терпеливо ждал, не перебивая командующего. – Чувствую себя доктором Фаустом… – Совершенно напрасно, Николай Оттович, – осмелился улыбнуться каперанг. – Ничего взамен той информации, которую смогу предоставить, у вас не попрошу. Желаю только победы России в этой войне. А вы достаточно мудрый человек, чтобы понять, что уж чего-чего, а вреда она империи не принесёт. – Да понимаю я, – махнул рукой Эссен. – Присядьте! – Вот бумаги, которые я вам должен передать из Англии: письмо Первого лорда Адмиралтейства Морскому министру, его же письмо вам, мой отчёт о поездке… – Спасибо, я потом посмотрю. Но в первую очередь хотелось бы ваших впечатлений о бое с «Гебеном». Об англичанах, о немцах, о кораблях, о людях… Ну, вы понимаете. – Понимаю, конечно. Ну что сказать: в целом, прекрасные моряки и те, и другие. Стреляют германцы получше наших английских друзей, защищены их суда значительно лучше, но британцы почти всегда смогут выставить в сражении свои «два киля против одного», а то и более. И тут считать пушки, дюймы калибра и брони – совершенно неблагодарное занятие, это вряд ли поможет предсказать результат столкновения между отрядами. Одно могу сказать точно: линейные крейсера у колбасников лучше, чем у британцев, – ну слишком тонкая броневая «шкурка» у английских «кошек». – Это да… – Да и у наших пока ещё даже не вошедших в строй дредноутов типа «Севастополь» – тоже. Это идеальные корабли для боя с эскадрой Того десять лет назад. Но сейчас они так же поражаемы в бою с немецкими современными линкорами, как несчастный «Индефатигебл». – Это давно известно – на «Чесму» врезали кусок от этих новых линкоров и обстреливали… Результат – не новость. И что теперь? Ничего ведь не изменить – не пришлёпать дополнительную броню на борта кораблей, которые ещё даже не вошли в строй. Просто стараться не подставлять их под огонь полноценных германских линкоров на соответствующих дистанциях. Пушки на них великолепные, скорость чуть не дотягивает до линейных крейсеров. Вот от этого и плясать. В качестве «убийц додредноутов» они превосходны. Впрочем, это дела дней грядущих, а что вы планируете в ближайшее время, кроме тех операций, которые мы обсудили сегодня? – А я как советчик практически кончился, Николай Оттович, увы, – состроил скорбную физиономию Александр. – Моё вмешательство настолько серьёзно изменило ход истории, что ничего предсказать более не берусь. Во всяком случае, тактически… – Нет уж! – прервал своего флаг-капитана Эссен. – Взялись уже за гуж… Вы мне нужны. И России нужны. Убедили, чёрт побери! Более чем… – А что с армией Самсонова? – посмел поинтересоваться Александр. – Окружена и разгромлена, – потупился комфлота. – А что я мог сделать? Кто будет слушать моряка в таких вопросах?.. – Николай Оттович, не нервничайте, пожалуйста! – поспешил успокоить, вернее, попытаться успокоить своего непосредственного начальника Колчак. – В том, что произошло, нет вашей вины ни на йоту. Сухопутные нас не любят, в грош не ставят. Это с прошлой войны ещё. Мы попытались помочь – помощь не была принята. Чего себя казнить? А дополнительный корпус с Кавказа мы армии подарили, правда? – Да ладно… Что нам делать предлагаете? – А именно то, что и наметили, – активные минные заграждения, крейсерские операции и, опять же, действия наших подводных лодок у вражеских берегов. Агрессивные действия. – Всё бы хорошо, Александр Васильевич, – усмехнулся Эссен, – но действительно активно и агрессивно у немецкого берега может действовать только одна лодка – всё та же «Акула». Остальные – подлодки береговой обороны. Они не могут уходить в длительное плавание, тем более, что в непосредственной близости от вражеских портов нужно будет почти постоянно находиться в подводном положении. – Ещё четыре типа «Кайман»… Базируясь на Либаву… – Вы знаете, какое время требуется нашим «аллигаторам» на погружение? – вскинулся адмирал. – Пять минут! – Знаю. Опасно. Но за пять минут с горизонта не добежать самому быстрому миноносцу. Разрешите выйти с одной из этих лодок? – Не разрешаю! Но вот отправиться в Либаву и проинструктировать самым тщательным образом командира субмарины, которая уйдёт к немецким берегам, приказываю. А там – посмотрим. – Есть! – С семьёй пока увидеться не придётся, извините. Напишите им – доставим. Передавайте поклон и мои извинения Софье Фёдоровне. – Благодарю, Николай Оттович, непременно. Когда отходит мой поезд? – Вы с ума сошли? – чуть ли не рассмеялся Эссен. – Думаете, я помню расписание? Отправляйтесь на ближайшем. Ну, в смысле, после того, как будете готовы. Вы готовы? – Собираться нет необходимости, инструкции командиру лодки обдумаю в пути, так что готов отправиться немедленно. – Вот и славно. В добрый путь! Поезд на Либаву отходил через шесть часов, так что имелось предостаточно времени, чтобы и «отдышаться», и со вкусом пообедать в Ревельском привокзальном ресторане – в первые дни войны кормили там ещё вполне прилично. * * * Нельзя сказать, что Либава встретила ароматом цветущих лип – не сезон, отцвели уже эти деревья, являющиеся символом города. В «Порт Александра Третьего» Колчак отправился, разумеется, на извозчике. На плавбазу местных подлодок. Подводная лодка того времени была самым наипоганейшим из боевых кораблей в плане условий обитаемости экипажа – ни поспать тебе нормально, ни пожрать, всё внутреннее пространство отдано выполнению главной цели. Подкрасться под водой и атаковать врага. А автономность данных судёнышек просто не позволяла надолго отрываться от своих баз. Ну а сутки-трое вполне можно пережить на консервах. О горячей пище, за исключением чая, для приготовления которого имеется электроплита… Нет – электроплитка… Терпи, подводник! Поэтому в своём порту моряки подплава обитали на борту «матки». Какого-нибудь уже не очень нужного, но достаточно комфортного в плане проживания корабля. Колчак устроился на плавбазе «Хабаровск», недавно пришедшей из Балтийского порта[5]вместе со вторым дивизионом подлодок И немедленно попросил вызвать к себе командира «Каймана». Ждать пришлось недолго, уже через полчаса в дверь каюты постучали. – Войдите! – Здравия желаю, господин капитан первого ранга! – зашёл ещё достаточно молодой, лет тридцати, офицер. – Старший лейтенант Станюкович прибыл по вашему приказу! – Здравствуйте! – Колчак встал и протянул старлею руку. – Меня зовут Александр Васильевич. – Кирилл Константинович. Станюкович? Константинович? Немедленно вспомнились «Максимка», «Вокруг света на «Коршуне»» и прочее. – Простите, а вы случаем не… – Нет, нет, – разулыбался подводник, не в первый раз уже его фамилия и отчество в сочетании вызывали подобные вопросы при знакомстве. – Моего отца зовут Константином Ивановичем, а знаменитый Константин Михайлович наш дальний родственник. – Понятно, присаживайтесь, пожалуйста! – флаг-капитан развернул на столе карту. – Вам, с вашим «Кайманом», предстоит завтра поход к германскому побережью. – Есть! – Подождите! Сначала посмотрите на зону ваших действий: здесь и здесь, – палец Колчака чуть ли не ковырнул бумагу, – два наиболее вероятных направления, где корабли противника могут встретиться. Видите приближающийся дым – немедленно под воду, разглядели после этого через перископ немецкий флаг – торпеду в борт, если это, конечно, не пассажирское судно. Хотя вряд ли колбасники после начала войны перевозят по морю что-нибудь, кроме грузов и войск. После десяти минут, занятых разбором вариантов действия лодки в различных ситуациях, старший лейтенант оторвался от карт и блокнота: – Понял вас, Александр Васильевич. Когда прикажете выйти в указанный квадрат? – Завтра. Но «квадрат», как понимаете, понятие в данном случае отнюдь не геометрическое. Вот карта наших минных заграждений – не наткнитесь. Удачи вам, Кирилл Константинович! – Благодарю! Разрешите идти? – Ступайте. И да поможет вам Бог! * * * Когда подлодка идёт в надводном положении и от горизонта до горизонта ни дымка, на палубе максимум экипажа – ну уж очень тяжко находиться в недрах корабля всё время боевого патрулирования. Тем более, что гальюна на субмаринах данного типа не предусмотрено. А организм своего требует… Мичман Кнорринг и сигнальщик Скороходов обозревали горизонт в бинокли, ну и на небо поглядывали – не появится ли какой-нибудь «цеппелин», который способен разглядеть в такую погоду лодку даже под водой. Пока всё чисто… – Дым на правом крамболе! – вдруг выкрикнул сигнальщик и даже вытянул руку в указанном направлении. На горизонте действительно обозначился дымок. – Командира наверх! – немедленно отреагировал мичман. – Всем вниз! Боевая тревога! К моменту, когда командир поднялся на мостик, в бинокль можно было различить уже три приближающихся дыма. – Ну вот, Андрей Арнольдович, кажется, не зря мы тут болтались, – сосредоточенно проговорил Станюкович, опуская свой «Цейс». – Немцы. Спускайтесь, а я пока задержусь здесь. Погрузиться до позиционного. Теперь над волнами возвышалась только рубка «Каймана», и старший лейтенант оставался наверху в одиночестве. Шли минуты, и уже можно было различить, что приближаются два крейсера и два миноносца. Пора уже прятаться под воду и разглядывать противника через перископ. – Ныряем! – спустился в душное нутро субмарины командир. – Один трёхтрубный крейсер типа «Аугсбург», один двухтрубный типа «Газелле» и два эсминца. – Каким курсом идут? – не преминул поинтересоваться Кнорринг. – Да практически на нас. Скоро разберёмся, куда отойти, чтобы занять позицию. Приготовить носовые! Ход – пять узлов. – Есть! Через несколько минут рубка подлодки скрылась под волнами, и по поверхности моря скользил только шлейф от трубы перископа. Благо, что погода была достаточно свежей, и волнение до некоторой степени маскировало режущую воду оптику. – Вправо на двадцать градусов по компасу! – не отрывая лица от каучука визира, сосредоточенно командовал Станюкович. – Дьявол! Какая же у них скорость? Ни черта не понять. Десять узлов? Двенадцать? Пятнадцать? Силуэты германских крейсеров приближались всё стремительнее и стремительнее, было понятно, что головной трёхтрубный под торпедный выстрел уже не попадает. Ну что же – придётся удовлетвориться вторым… – Первый аппарат, тоовьсь! Пли! – Вытттля! «Каймана» ощутимо встряхнуло. – Второй, тоовьсь! Пли! – Вышла вторая! – Опустить перископ! Поворот восемь румбов влево! Восемь узлов! Теперь – удирать! Сейчас вражеские корабли, которые наверняка заметили пузырчатые следы торпед, начнут обкладывать ныряющими снарядами весь предполагаемый район нахождения лодки. Теперь – ждать! Ждать и надеяться, что две тысячи рублей, вложенных в производство этих самых торпед, не просто пробуравят толщу воды, а сделают то, ради чего были созданы, – попадут в борт вражеского корабля и отправят его на дно. Хотя бы на длительный ремонт… – Две минуты, Кирилл Константинович… – невесело посмотрел на своего командира Кнорринг. – Значит, промазали… «Каймана» встряхнуло, а потом на его борту услышали и грохот далёкого взрыва, который через пару секунд повторился ГРОХОТОМ и мощнейшей встряской подводной лодки. * * * Командир минного заградителя «Альбатрос», который своим силуэтом действительно очень походил на крейсера типа «Газелле», был здорово ошарашен, когда сигнальщики закричали о приближающейся торпеде, но решение принял верное, и корабль достаточно грамотно лёг на курс, который позволял уклониться от атаки. Но вот когда нарисовалась и вторая, деваться стало просто некуда. Одна из двух тысяч рублей, собранных Российской империей со своих налогоплательщиков, не пропала зря: сто килограммов взрывчатки были доставлены к борту вражеского корабля. Рвануло. А «Альбатрос» нес в своих трюмах сто пятьдесят мин для их установки перед Либавой. Ещё полтора десятка тонн тротила мгновенно превратились в стремительно расширяющиеся газы. Минзаг разорвало почти на атомы. Не спасся никто… Один из двух немецких минных заградителей специальной постройки приказал долго жить – весьма серьёзная потеря. И принц Генрих, командующий силами германского флота на Балтийском море, и гросс-адмирал Тирпиц лучше предпочли бы потерять крейсер, чем этот невзрачный кораблик. Да и вообще потери на Балтике становились пугающими: «Магдебург», «Принц Генрих», «Альбатрос»… А ведь война только началась… Причём и на этом неприятности для Флота открытого моря не закончились: не прошло и недели, как броненосный крейсер «Принц Адальберт» проехал пузом по мине из заграждения, поставленного в Данцигской бухте русскими миноносцами. Сначала немецкие моряки даже не поняли, что произошло, – корабль лишь слегка вздрогнул, некоторые на борту даже подумали, что он таранил подводную лодку, но донесения о том, что вода затапливает различные отсеки, восприняли уже как информацию об атаке подводной лодки. Капитан цур-зее Михельсон приказал повернуть и уходить полным ходом на запад… Ни к чему хорошему подобные пляски на минах привести не могли, и скоро последовал ещё один взрыв. «Принц Адальберт» накренился на правый борт и здорово сел кормой. Вода затапливала один отсек за другим, и вскоре крейсер перевернулся и затонул. Правда, эсминцам и шлюпкам с лёгкого крейсера «Любек» удалось спасти большую часть команды. Кроме того, в начале сентября и англичане устроили «крейсерскую резню» в Гельголандской бухте. В результате Хохзеефлотте лишился ещё четырёх вымпелов: «Ариадне», «Фрауэнлоб», «Кёльн» и «Штутгарт», а британская подлодка «Е-9» у берегов Дании пустила на дно «Хелу» – крейсерок маленький и слабенький, но, тем не менее, ещё «минус один». Командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль распорядился перевести на Балтийское море Четвёртую и Пятую эскадры линкоров – звучит грозно, но на самом деле это были пожилые и достаточно слабые броненосцы типов «Виттельсбах», «Бранденбург» и «Кайзер», при встрече с английскими дредноутами они были бы просто обречены, а так вполне могли оказать помощь своей армии, поддерживая её приморский фланг огнём тяжёлых орудий. Впрочем, это неожиданностью не являлось, а вот известие о том, что в полное распоряжение принца Генриха перешли не только «Роон» с «Йорком», но и «Блюхер» (а в достоверности сведений, добытых агентами Непенина, сомневаться не приходилось), здорово осложняло ситуацию для русского Балтийского флота. Этот «недолинейный» крейсер создавал на море ситуацию постоянной угрозы – ни один отряд, вышедший в открытое море без прикрытия линейных сил, не мог чувствовать себя в безопасности. Разве что «Новик» мог уйти. Впрочем, «Новик» мог уйти вообще от любого корабля в мире… А так – «Блюхер» становился полновластным хозяином морского театра военных действий. Но Эссена это не испугало – командующий флотом вывел на очередную операцию по минированию Курляндского побережья не только собственно минзаги «Амур», «Енисей» и «Ладога», не только Первую бригаду крейсеров плюс «Рюрик» и миноносцы, но и броненосцы «Андрей Первозванный» и «Император Павел Первый». И на «Блюхер» с лёгкими крейсерами всё-таки наткнулись. Сначала германский тяжёлый крейсер обнаружил «Баяна» и «Палладу», и фрегатен-капитан Эртман решил, что ему выпал шанс уничтожить один, а может быть, и два русских броненосных крейсера, поэтому он азартно устремился в погоню за противником, который почему-то отходил к югу. «Блюхер» превосходил своих противников в бортовом залпе вдвое, на курсе преследования – минимум вчетверо. Превосходство в скорости – три-четыре узла… Однако скоро на горизонте нарисовался дым идущего на выручку своим братьям «Рюрика» – а это уже серьёзно… А потом вообще появились ажурные мачты русских броненосцев. С такими серьёзными «дядьками» немцу было весьма опасно для «здоровья», поэтому «Блюхер» вместе со своим сопровождением поспешил отвернуть и воспользоваться ещё одним своим козырем – превосходством в скорости. Но поймать десятидюймовый с «Рюрика» он всё-таки успел. Прямо в кормовую рубку. Ещё семнадцать немецких моряков не обнимут своих жён, матерей, детей… А тут ещё пришли известия с Дальнего Востока: «Жемчуг» ждал «визита» на якорной стоянке в Пенанге, капитан второго ранга барон Черкасов, перманентно «вздрюченный» из-под Адмиралтейского шпица, организовал на своём крейсере постоянное дежурство и превнимательнейшее наблюдение за рейдом. Четвёртая труба, которую присобачил себе «Эмден», нисколько не обманула русских моряков, и те, подождав, когда враг выйдет на совершенно убойную дистанцию, открыли огонь из своих стодвадцаток. «Жемчуг» почти вдвое превосходил своего противника по весу бортового залпа, на «Эмдене» сбило трубу, он получил пять пробоин по ватерлинии… Короче, о дальнейшем пиратстве в Индийском океане немецкому «белому лебедю» можно было забыть. Причём в кратчайшие сроки забыть… Но и это не удалось – когда фрегатен-капитан Мюллер попытался вывести свой горящий корабль с рейда Пенанга, он подвергся атаке французского миноносца «Муске». Крен не позволял организовать заградительный огонь, и взрыв торпеды поставил окончательную точку в судьбе немецкого рейдера. * * * – Дьявольщина! – на самом деле Эссен выразился куда покрепче. – Вот, полюбуйтесь, господа, приказ от командующего Шестой армией генерала Фан-дер-Флита, которому подчинён наш флот: «Балтийский флот необходим для защиты столицы со стороны Финского залива. Категорически запрещаю выводить линейные силы в открытое море для каких-либо операций». – А что, были сомнения? – Непенин традиционно попыхивал сигарой из кресла. – Сухопутные как всегда не умеют с нами взаимодействовать – вспомните Порт-Артур, Николай Оттович. – Да помню я, помню, – нервно отреагировал командующий флотом. – И с этим ничего не сделать. Впрочем, есть и приятная новость – англичане отправляют нам несколько своих подводных лодок типа «Е». – Новость действительно приятная, – встрял Колчак. – И лодки неплохие, и команды тоже. Осмелюсь предложить будущим командирам наших новых субмарин пройти практику на английских подлодках. – Считаете, что без помощи «просвещённых мореплавателей» не справимся? – иронически поинтересовался Эссен. – Пока вроде самые большие успехи именно у наших подводников. Ну вот и что возражать? Как в присутствии остальных офицеров штаба донести, что в реальности русские подводники выглядели в эту войну на Балтике более чем бледно – вся дивизия подплава за несколько лет уничтожила или захватила только четыре или пять транспортов. В то время как несколько британских пачками топили вражеские крейсера, миноносцы и всё прочее. Немцы даже прозвали Балтику «морем Хортона[6]». – Просто с их помощью справимся ещё лучше, Николай Оттович, – вывернулся Колчак. – У наших подводников просто нет никакого опыта в плавании на больших субмаринах. И набраться его негде. А ведь скоро должны войти в строй первые типа «Барс»… – Должны, но скоро не войдут, – флегматично отозвался Непенин. – Двигатели для них в своё время у колбасников заказали, так что теперь жди, пока или наши соответствующее производство организуют, а в это я верю очень слабо, или какие-нибудь американцы их изготовят и нам через Швецию поставят. Но мнение Александра Васильевича всецело поддерживаю – пусть наши старлеи поплавают с союзниками, вреда от этого точно не будет. – Кстати, по поводу «барсов», может, не стоит на них устанавливать аппараты Джевецкого? Вообще. Ведь бесполезные и очень проблемные аппараты. Лишние тонны груза, в зимнее время вообще вредны из-за обледенения и, опять-таки, полной бесполезности. Не так? Сэкономим империи кучу денег. Денег, которые можно будет направить армии, – ей нужнее. – Александр Васильевич, – насмешливо посмотрел на каперанга Кербер. – Вас не подменили? С каких пор вы стали так заботиться о сухопутных? – С тех пор, Людвиг Бернгардович, как понял, что судьба этой войны будет решаться на суше, – Колчак старался говорить максимально спокойно. – Разумеется, мы должны помочь нашим братьям здесь, на Балтике. Но армия отступает, за ней, к сожалению, отступает и флот. – Александр Васильевич, – в голосе Тимирёва слышалось откровенное недоумение. – Разве армия отступает? – Пока – нет, Сергей Николаевич, – ответил за Колчака Эссен. – Но после нашего разгрома в Восточной Пруссии совершенно очевидно, что отступление сухопутных войск вдоль побережья – это вопрос времени. И мы должны постараться этот момент оттянуть насколько возможно. – Как именно? – поспешил поинтересоваться флагарт. – Вашими стараниями, уважаемый Владимир Александрович, – тут же отреагировал комфлота. – Огневой поддержкой приморского фланга нашей армии. А для этого у нас должен иметься мощный крейсерский отряд. Отряд, которому сам «Блюхер» не помеха. Поэтому штаб переведём на какой-нибудь смешной пароходик. На не представляющий боевой ценности корабль. А «Рюрик» пусть воюет! Возражения имеются? Возражений не было. Слегка забегая вперёд, можно сказать, что для штаба командующего подготовили посыльное судно «Кречет». Соблюдая экономию в личном составе, его командиром назначили флагманского минёра Мирбаха. Пароход лишь слегка переделали, соединив несколько пассажирских кают, чтобы создать помещения для командующего, его начальника штаба и флагманского механика; в остальных же каютах лишь поставили письменные столы, шкафы и убрали лишние койки. Каюты оказались весьма небольшими, тесными и душноватыми, но на войне как на войне… Даже для офицеров штаба. Зато теперь весь штаб, в том числе и его типография и архивы, был сосредоточен на одном корабле. Кроме того, на «Кречете» установили мощную радиостанцию и прямой провод, который, конечно, мог функционировать только в портах при подключении к проводу на соответствующей «бочке». Тем временем на Балтику прорвались через датские проливы первые две английские подлодки: «Е-9» и «Е-1» под командованием капитан-лейтенантов Хортона и Лоренса. Последний даже попытался по дороге в Либаву атаковать немецкий крейсер «Виктория Луиза», но британские торпеды прошли мимо. Тем не менее, германцам в очередной раз напомнили, что их корабли в этом море находятся под постоянной угрозой атак из-под воды. А потом ещё, что не только из-под воды. И не только торпедных… * * * Минный заградитель способен доставить к месту постановки много мин, очень много, но он беззащитен при этом. Вражеские крейсера или даже миноносцы растерзают его немедленно после обнаружения. Так что, если собрались забрасывать «фрикадельками» акваторию противника, необходимо обеспечить прикрытие. Прикрытие из крейсеров, эсминцев, а может даже, и с использованием линейных кораблей. Давно напрашивалась идея ставить мины не только с заградителей, а и с крейсеров непосредственно – те могут и вражеские воды загадить, и защитить себя: уйти, избегая боя, или дать отпор наглецу. Так и поступили: в ноябре «Рюрик» повёл на операцию именно крейсера Первой бригады: «Адмирал Макаров», «Баян» и «Палладу». Вместе с ними пошли «Новик» и Особый полудивизион Минной дивизии. На этот раз было решено накидать мин не только в Данцигской бухте, а и возле Штеттина. То есть не возле соответствующего города, конечно, – в устье Одера, на подходах к Штеттинскому заливу. – Пора начинать, Михаил Коронатович, – обратился Колчак к начальнику бригады контр-адмиралу Бахиреву. – Конкретно постановкой руководите вы, Александр Васильевич, вам и карты в руки. Командуйте! Четыре крейсера построились пеленгом, и началось… – Иметь пятнадцать узлов! – флажный сигнал. Выполнено. – Интервал сброса десять секунд. Поехали! Каждые десять секунд с кормы каждого крейсера летело по мине. От собственно мины мгновенно отделялся якорь и, пока она ещё плавала на волнах, устремлялся ко дну. На якоре свободно разматывался минреп, но ниже него уже тонула свинцовая чушка на лине определённой заранее длины, когда она коснётся дна, то катушка с минрепом мгновенно застопорится, и якорь утащит мину на заданную глубину. Потом море начнёт растворять кусочек сахара, который вставлен в предохранитель, удерживающий чугунные колпаки на свинцовых рогах мины. Несколько минут – и они свалятся – всё! Теперь только задень за эти тонкие и мягкие свинцовые оболочки – мгновенно лопнут стеклянные ампулы с кислотой, которая замкнёт гальваническую пару, и сработает взрыватель. Тротил, заключённый в мине, превратится в мгновенно расширяющиеся горячие газы, и вражеский корабль получит удар в самую подвздошину… Эсминцы занимались тем же, но ещё ближе к устью. Наконец все четыре сотни мин были поставлены, и «рогатая смерть» осталась ждать свои потенциальные жертвы. «Мавр сделал своё дело, мавр может уйти» – эта цитата из Шиллера вполне характеризовала дальнейшие действия бригады русских крейсеров – домой! Как можно скорее, чтобы не демаскировать последнюю постановку. Но неисповедимы пути Нептуна! Следующим утром заметили дымы на западе. Памятуя приказ командующего «Искать боя с врагом везде, где бы его ни встретили!», Бахирев повернул на вероятного противника. И не ошибся: через час стали отчётливо различимы «Роон» и ещё два лёгких крейсера при нём. Контр-адмирал Беринг, командующий грядущей операцией по обстрелу Либавы, даже обнаружив русские крейсера по своему курсу, не сильно обеспокоился: просто приказал передать присоединиться «Фридриху Карлу» со своими «меньшими» братьями поскорее. И на «Блюхер», находившийся в дальнем прикрытии, – аналогично. А последние неудачи германского флота на Балтике просто требовали хоть какой-нибудь компенсации. Три русских крейсера типа «Баян», которые нахально шли навстречу, «Роон» в паре с «Фридрих Карлом» имели полную возможность если и не уничтожить, то уж точно серьёзно потрепать. Однако за третьим дымом на горизонте нарисовался и четвёртый… Беринг уже не отрывал бинокль от глаз… Большой трёхтрубный крейсер… Не стоит считать Эссена идиотом – это не «Аврора» и не «Диана», это «Рюрик». Ну да – одна мачта. А этот оппонент уже совершенно менял расклад в назревающем бою – его бортовой залп превосходил таковой у всей немецкой эскадры, вместе взятой. Во всяком случае, до присоединения «Блюхера». А того раньше чем через пару часов ожидать не приходилось. «Роон» стал отворачивать на обратный курс, увеличивая ход до полного. Как ни обидно было Берингу драпать от презренных славян, но слишком велико превосходство противника… – Разворачиваются, уходят! Испугались, морды тевтонские! – весело крикнул Колчак, наблюдая за маневром вражеского отряда. – Как бы они не заманили нас на превосходящие силы или на позицию своих подводных лодок, – осторожно высказался командир «Рюрика» Пышнов. – Оставьте, Александр Михайлович, – досадливо махнул рукой Бахирев, – с таким настроением воевать нельзя. Они нас что, именно здесь встретить ожидали? Поднять «Отряду – погоня!». Попробуем всё-таки зацепить колбасников, благо что от мин мы уже избавились, а снарядов полный боезапас. Если мы сейчас не атакуем, то Эссен отставит меня от командования. И правильно сделает, кстати. – И грош нам цена, если мы не сумеем оттяпать их концевого, – Колчак не отрывал бинокля от глаз и видел, что два малых крейсера немцев послушно поворачивают последовательно за своим флагманом, а это серьёзная потеря времени. К тому же, если второй – «Мюнхен» – обладал запасом скорости достаточным, чтобы уйти из зоны поражения стремительно надвигающихся русских пушек, то последний, «Тетис», никак не являлся «скороходом», он даже уступал в скорости бега по волнам русским крейсерам. Именно по нему и открыл пристрелку «Адмирал Макаров». И уже первый снаряд лёг перелётом. То есть – вполне досягаем. Немедленно загрохали своими пушками «Баян» и «Паллада», всплески от падений их снарядов вставали всё ближе и ближе к борту «Тетиса». Заговорила и баковая башня «Рюрика». Первой попала «Паллада»: восьмидюймовый фугасный разорвался аккурат между кормовыми стопятками немецкого крейсера. Вымело всю орудийную прислугу этих несерьёзных на данных момент пушчонок, которые и палили-то исключительно демонстративно – ну не было у них шанса добросить снаряд до преследователей, а если бы и удалось, то никакого серьёзного ущерба бронированным русским они нанести не могли. Первая кровь в этом бою пролилась. Но это только начало… Ещё три снаряда прилетели в «Тетис», запылало на верхней палубе и в кают— компании, смяло раструбы двух вентиляторов, но всё это было терпимо – крейсер всё ещё держал двадцать узлов. Держал, пока не ударило под кормой, – взрыв десятидюймового просто сорвал правый винт с оси и сделал здоровенную подводную пробоину. А вот это уже фатально – ход немедленно упал до совершенно несерьёзных двенадцати. Теперь оставалось только ждать (совсем недолго ждать), когда преследователи нагонят и своими бортовыми залпами совершенно раскурочат маленький крейсер. Так и произошло: «Рюрику» даже не пришлось расходовать снаряды – «Адмирал Макаров», «Баян» и «Паллада» отметились по «Тетису» так качественно, что не было смысла стрелять по уже опрокидывающемуся кораблю. Имелась цель более серьёзная – «Роон». И не только – собственно «Роон» повернул вправо, чтобы принять в кильватер подоспевшего «Фридрих Карла», а заодно отстреляться всем бортом по ближайшему из русских крейсеров, по «Адмиралу Макарову». Но командир последнего не оставил свой корабль на прежнем курсе – его вполне устраивал бой на параллельных. «Баян» и «Паллада» послушно покатились в кильватере головного, аналогично которому стали изрыгать огонь уже всем бортом. Учитывая поворачивающий последовательно «Рюрик», перспективы для немцев рисовались самые нерадужные, хреновые, короче говоря, перспективы – русские более чем вдвое перекрывали своих противников по весу бортового залпа. – А похоже, они реально обнаглели, Михаил Коронатович, – усмехнулся, не отрывая бинокля от глаз, Колчак. – Надо наказать, не находите? Сказанное относилось к «Аугсбургу» и «Бремену», которые пришли вместе с «Фридрих Карлом». Вступить в линию они, конечно, не посмели, но, пристроившись на левой раковине «Рюрика», стали пофыркивать в его сторону из своих абсолютно несолидных для такого гиганта пушечек. К своим собратьям спешил присоединиться и сбежавший ранее «Мюнхен». – Пожалуй, соглашусь, – Бахирев был отнюдь не в восторге от того, что каперанг смеет давать ему советы по управлению боем, но приходилось признать, что в данном случае совет Колчака вполне уместен, а с личными амбициями можно и потерпеть. – Александр Михайлович, прикажите своему артиллеристу работать по «Аугсбургу». – Есть! – немедленно отозвался Пышнов и озвучил в телефонную трубку приказ адмирала. Не прошло и полминуты, как орудия крейсера стали разворачиваться в сторону лёгких крейсеров противника. Грохнула пристрелочным восьмидюймовка – недолёт. Ещё выстрел – перелёт. Значит, взяли в вилку, «Рюрик» перешёл на беглый огонь всем бортом, море вокруг «Аугсбурга» кипело от падающих снарядов. А орудия «Рюрика» отличались мощностью и передовой конструкцией. Как артиллерийские системы, они основывались на прежнем принципе русского флота «облегчённый снаряд/повышенная начальная скорость»: и десяти- восьмидюймовые снаряды покидали канал ствола со скоростью девятьсот метров в секунду – значительно большей, чем у какого-либо современника «Рюрика» из последних броненосных крейсеров. Попади такой в бронированный борт – пробьёт и взорвётся там, где этот взрыв нанесёт максимальный ущерб. В небронированный – может прошить корабль насквозь и взорваться над морем. Если, конечно, ничего серьёзного в потрохах корабля не встретится… Командир «Аугсбурга», фрегаттен-капитан Фишер никак не ожидал, что русский тяжёлый крейсер обратит на него такое серьёзное внимание, он рассчитывал пообстреливать флагмана противника издалека, пока тот будет биться с немецкими броненосными крейсерами… А вот нате вам! Совсем рядом с бортом стали шлёпаться в воду такие снаряды, которые могли вывести германский лёгкий крейсер из строя одним попаданием. Пока Бог миловал, но необходимо срочно выбираться из этой ситуации… «Аугсбург» начал поворот влево. Не успел. Закон больших чисел обязан был сработать. Несколько снарядов из сотен не могут не попасть. Четверть тонны металла и взрывчатки вломились, взломав скос бронепалубы прямо в машинное отделение… – А ведь попали, господа! – радостно крикнул Бахирев увидев как из германского крейсера выбросило огнём и дымом, а потом тот окутался белым паром. – Попробовали бы они у меня не попасть, – буркнул под нос Пышнов. – Смотрите! Ещё! Действительно, на уже серьёзно повреждённом крейсере серьёзно рвануло и на юте, где почти сразу разгорелся нешуточный пожар. – Михаил Коронатович, – повернулся к контр-адмиралу Колчак, – может быть, стоит покинуть строй и доломать эту германскую жестянку? Он ведь теперь явно уйти от нас не в состоянии. Вяхирев недовольно зыркнул на «умника», но приходилось согласиться – не до личных амбиций. Тем более, что протеже Эссена при первой же возможности может рассказать командующему о нерешительности начальника бригады. – С языка сняли, Александр Васильевич, – изобразил доброжелательную улыбку адмирал. – Михаил Александрович, атаковать и добить вражеский крейсер! «Рюрик» повалило влево, и гигант, рыча изо всех орудий, которые позволяли вести огонь по носовым румбам, стал приближаться к обречённому «Аугсбургу». «Бремен» и «Мюнхен» благоразумно отбежали от своего товарища, ибо шансов защитить его не имелось даже теоретических, можно было только подарить русским возможность увеличить количество потопленных вымпелов в этом сражении. Через четверть часа «Аугсбург» прекратил огонь и представлял собой плавучий костёр. Пока ещё плавучий. Но всё ещё плавучий. Адмирал приказал «Новику» и остальным эсминцам добить обречённого, ибо мало ли какие чудеса случаются на войне – и не такие повреждения имели корабли, но всё-таки догребали до родного порта. Быть уверенным в уничтожении врага можно только тогда, когда увидишь, что он действительно погиб. В случае войны на море – когда убедишься, как он перевернулся днищем вверх или просто ушёл под воду. Кавторанг Палецкий очень грамотно вывел в атаку свой лучший в мире эсминец и дал залп из двух двухтрубных аппаратов. Торпеды послушно скользнули в воду и стали исправно буравить толщу моря своими корпусами. Промахнуться с такой дистанции было невозможно – хотя бы одна из четырёх обязана дойти до цели… Дошли две. Рвануло раз. Рвануло два. Все! Менее чем за минуту с поверхности Балтийского моря исчез ещё один крейсер Хохзеефлотте. «Рюрик» на всех своих возможных узлах догонял «кордебаталию». Пока там всё складывалось более-менее благополучно для русских: «Адмирал Макаров» получил три снаряда главного калибра с «Рона», но, вместе с «Баяном», ответил четырьмя аналогичными попаданиями. Не считая шестидюймовых. А если считая, то счет был восемь – три в данном калибре. Короче: горели и «Роон», и «Макаров», «Баян» вообще не царапнут… Но ход все корабли держали, значит, ничего серьёзного. «Паллада» пока ещё держалась молодцом против почти вдвое превосходившего её по мощности огня «Фридрих Карла», но приходилось ей несладко. Однако когда «Рюрик» подал свой десятидюймовый голос, нагоняя место основного боя, ситуация стала выравниваться. И не просто выравниваться. С каждым кабельтовым, уменьшавшим разрыв между бывшим флагманом командующего Балтийским флотом и концевым германским крейсером, ситуация становилась всё более и более угрожающей. Для немцев угрожающей. Немецкие корабли времён Первой мировой считаются наиболее защищёнными. В ущерб вооружению, скорости, но уж броня у них – о-го-го! И противоминная защита тоже. Всё правильно, но только когда речь идёт о кораблях новых – дредноутах, линейных и даже лёгких крейсерах кайзера, которые были построены относительно недавно. «Роон» и «Фридрих Карл» уступали в плане защиты даже таким слегка бронированным крейсерам, как тип «Баян», с которыми сейчас вели перестрелку. И не просто уступали, а в полтора раза. По толщине главного броневого пояса. Причём, вопреки расхожему мнению, крупповская броня отнюдь не являлась лучшей в мире, той же виккерсовской она уступала по прочности процентов десять-пятнадцать. Так что капитан цур-зее Шлихт был всерьёз обеспокоен приближением такого грозного противника, как «Рюрик», у которого только носовой залп более чем вдвое превосходил бортовой любого из двух германских броненосных крейсеров. И хотя нагонял русский флагман достаточно медленно, но всплески от падений его снарядов вставали уже совсем рядом с бортом «Фридрих Карла», да и «Паллада» расслабляться на давала. В конце концов произошло неизбежное: «Рюрик» всадил-таки первый восьмидюймовый полубронебой в кормовую рубку немца. Затем последовало попадание в среднюю трубу, которую разворотило до половины, и вследствие этого крейсер Шлихта потерял полтора-два узла скорости. Грозный преследователь стал приближаться значительно быстрее. А с приближением возрастала и эффективность его огня. Попадания стали следовать одно за другим. «Рюрик» принял вправо, чтобы вступить в самом ближайшем будущем в кильватер своему отряду, при этом стало невозможно стрелять из правой носовой восьмидюймовой башни, но зато к бою присоединился кормовой плутонг левого борта. «Фридрих Карла» расковыривало всё сильнее и сильнее, и пока обходилось смятыми вентиляторами, пожарами, потерями в личном составе, двумя замолчавшими шестидюймовками правого борта… Фатальных попаданий пока не случилось, но это явно был только вопрос времени. – Это просто дьявольщина какая-то! – адмирал Беринг был уже фактически готов перейти на нецензурную лексику при подчиненных. Он никак не ожидал от русских таких упорства, храбрости и настойчивости, которые они проявили сегодня. И такой эффективности огня. Ведь ещё относительно недавно эти русские наполучали оплеух в войне с какой-то там Японией – должны бы вести себя поскромнее при встрече с эскадрами Хохзеефлотте, так ведь нет – мало того, что атаковали германские крейсера, так ведь и не удовлетворились потоплением двух лёгких. Намертво вцепились в «Роона» и «Фридрих Карла»… Как клещ в собаку вцепились… На помощь вызван «Блюхер», но теперь связи с ним нет – сорвало радиоантенны на обоих немецких броненосных крейсерах. Остаётся надеяться, что работают своими радиостанциями на «Мюнхене» и «Бремене». Но, в любом случае, раньше чем через два часа он не успеет… А ещё рисовалась дилемма: уходить, спасая хотя бы «Роон», отдавая на почти гарантированное уничтожение своего подбитого собрата, или сбросить ход и продолжать отбиваться вдвоём? К чести немецкого контр-адмирала, он принял второе решение. Хотя два часа ожидания «Блюхера» – это очень много: ожидать-то приходится под интенсивным огнём противника. Единственное, что утешало, – когда фрегаттен-капитан Эрдман приведёт к месту боя свой тяжёлый крейсер, у русских практически не останется снарядов, если они будут продолжать в том же духе… Чудеса случаются. И на войне они случаются чаще, чем где-либо: два двухсотдесятимиллиметровых снаряда из кормовой башни «Роона» аккурат угодили во вторую и третью трубы «Адмирала Макарова». Тяга в кочегарках сразу упала, и головной крейсер немедленно стал отворачивать с генерального курса, уступая своё место «Баяну», который до данного момента практически не был царапнут вражескими снарядами. Командир «Паллады», капитан первого ранга Магнус, видя выход из строя своего головного, приказал перенести огонь на «Роон», тем более, что он до этого здорово мешал старшему артиллеристу «Рюрика» фонтанами от падения своих снарядов. При прочих равных и при отсутствии конкретного презрения со стороны госпожи Фортуны, везение с одной стороны должно отразиться и невезением этой же стороны… Десятидюймовый бронебой с «Рюрика» проломил лобовую броню кормовой башни «Фридрих Карла» и лопнул внутри её. Огонь не проник в погреба, но внутри этой самой башни не осталось ничего живого и ничего способного продолжать бой. Огонь немецкого отряда сразу ослабел практически на четверть. И обратная связь артиллерийского боя тут же вступила в свои права: чем меньше ты стреляешь по противнику, тем больше он стреляет по тебе. И эффективнее, кстати. А уж в случае дуэли «Рюрик» – «Фридрих Карл» преимущество стало поистине «раздавляющим»: два ствола в двести десять миллиметров и три в сто пятьдесят против четырёх десятидюймовых, четырёх восьмидюймовых и шести стодвадцатимиллиметровых (четыре стодвадцатки кормового плутонга левого борта отстреливались от «Бремена» и «Мюнхена», насевших с кормовых румбов.) И, кстати, преуспели в этом – врезали «Мюнхену» прямо в боевую рубку. Противоминная артиллерия «Рюрика» показала нахалам, что вполне способна их наказать за наглость, а главный и средний калибры продолжали разносить вдребезги и пополам «Фридрих Карла». А тот уже горел и кренился. Понятно было, что никуда он дальше морского дна отсюда не уйдёт. Снаряды русского флагмана пронзали его потроха и взрывались в самых что ни на есть серьёзных местах. Надо сказать, что «Новик» с Особым полудивизионом после успешной торпедной атаки «Аугсбурга» отнюдь не вывалились из сражения. Построившись в пеленг, они стали достаточно быстро нагонять сражающихся и вцепились своими пушками в германские лёгкие крейсера. Не такая уж и авантюра, даже если не учитывать помощь кормового плутонга «Рюрика». По мощи огня, кстати, пять русских эсминцев даже перекрывали суммарный бортовой залп двух немецких бронепалубников. Бёкер, командир «Мюнхена», понял, что нужно уйти хотя бы из-под огня русского флагмана, который уже успел своими стодвадцатками здорово подрасковырять надстройки и борт его крейсера – от эсминцев ещё можно было отмахаться. А может, и сами отстанут… Не отстали. – Поднять: «Преследовать противника! Поворот влево четыре румба», – азартно выкрикнул Палецкий, и «Новик» послушно повалило в повороте. Манёвр повторили идущие следом «Пограничник», «Охотник», «Сибирский стрелок» и «Генерал Кондратенко». – Есть, Пётр Петрович, врезали! – удовлетворённо потёр руки артиллерийский офицер «Новика» Федотов, весело посмотрев на командира. – Беглый огонь! – это уже в микрофон. Все четыре стодвухмиллиметровки эсминца дружно зарявкали в сторону «Мюнхена» с максимально возможным темпом. Вообще-то данная артсистема была одной из самых скорострельных в мире среди установок своего класса – до пятнадцати выстрелов в минуту. Но это, конечно, не в бою на качающейся палубе корабля, а на полигоне. Неприцельно. Но и в имеющейся ситуации каждые десять секунд распахивалось жерло зарядной каморы, из неё со звоном вылетала латунная гильза, заряжающий загонял в ствол новый унитарный патрон, замок с чавканьем закрывался, наводчик, не отрываясь от прицела, слегка доворачивал колесико… – Огонь! Огонь! Огонь! – регулярно звучало у каждой пушки. И снаряды летели к цели. Минимум два из каждого ствола находились в полёте в любой момент времени. Эсминец в артиллерийском бою крыл крейсер. Пусть это и был самый лучший в мире эсминец, а крейсерок – так себе. Но действительно – на «Мюнхене» наблюдалось уже два пожара, отвечали на обстрел только три пушки из пяти стрелявших на борт, а «Новику» досталось пока только одно попадание. Особый полудивизион тем временем исправно курочил своим огнём «Бремен». А там огневое преимущество русских было вообще почти двукратным – восемь стволов против пяти. Но первым в нокдаун отправился всё-таки «Сибирский стрелок» – на протяжении двух минут он схлопотал целых три попадания. И если два из них оказались не более чем неприятными, то третий снаряд с немецкого крейсера взломал борт ниже ватерлинии. Вода стала распространяться по машинному отделению, скорость стремительно упала, и русский миноносец вывалился из общего строя. Но немцам прилетало всё-таки больше. Оба лёгких крейсера Кайзермарине горели и достаточно вяло отвечали своим преследователям. Однако имели они значительно большую боевую устойчивость. Тем более, что на зюйд-весте нарисовался дымок. Дымок, быстро вырастающий в ДЫМ. – Дым прямо по курсу! – рванул своим криком сигнальщик на «Новике». – Понятно, – немедленно отреагировал на вновь поступившую информацию Палецкий. – Отсигналить остальным: «Прекратить преследование. Присоединиться к крейсерам. Следовать за мной!» По поводу дыма на горизонте, стремительно превращающегося в БОЛЬШОЙ ДЫМ, на русских крейсерах тоже особых иллюзий не испытывали: – Как минимум «Блюхер» торопится на помощь своим меньшим братьям, – Вяхирев опустил бинокль. – А может даже и «Фон-дер-Танн» или «Мольтке». – Да уж, – не преминул встрять Колчак, – явно не пароход какой-нибудь решил полюбопытствовать… – Это понятно, – кивнул адмирал. – Запросить о потерях, повреждениях и расходе боезапаса! – Есть! – немедленно отозвался Пышнов. Обратный доклад последовал минут через пять: убитых и раненых около двухсот человек на четырёх крейсерах, израсходовано почти шестьдесят процентов снарядов. Это приблизительно. Ибо во время боя вести точные подсчёты совсем не с руки. Благо, что старания не пропали даром: «Фридрих Карл» уже прилегал на правый борт, и было понятно, что дальше морского дна ему отсюда уже не уйти. «Роон» прекратил перестрелку и устремился под защиту подходящего «большого брата». «Бремен» и «Мюнхен» поступили аналогично. – И мы отходим, – мрачно промолвил Бахирев, наблюдая за ретирадой противника и разглядев в бинокль «Блюхера». – Боезапаса недостаточно, чтобы навязывать бой такому противнику. – Это если нас ещё отпустят, Михаил Коронатович, – пессимистично заметил Пышнов. – Не отпустят – у нас ещё есть чем огрызнуться. Но вряд ли они посмеют преследовать. – Полностью согласен, – поддержал адмирала Колчак. – Им ещё своих из воды вылавливать. Да и силы у нас с немцами вполне сравнимые. – Да уж, Александр Васильевич, – кивнул командующий эскадрой. – Совершенно точно подмечено. Не та сейчас ситуация для колбасников, чтобы нам бой навязывать. Фрегаттен-капитан Эрдман был того же мнения: преследовать в одиночку четыре броненосных крейсера противника – верх самонадеянности. Пусть они и потрёпаны в предыдущем бою, пусть у них и неполный боезапас, но всё равно эти корабли представляют из себя грозную силу. К тому же с ними эсминцы во главе с этим чёртовым «Новиком» – можно нахвататься попаданий, а потом не суметь отбить торпедную атаку. Благо что удалось спасти «Роон» и лёгкие крейсера от уничтожения, а отряд контр-адмирала Беринга – от полного разгрома… «Блюхер» не стал даже для очистки совести плеваться огнём вслед уходящим победителям: нужно было отобрать у пучины как можно больше жизней немецких моряков – некогда. – А ведь подобной виктории не было со времён Синопа, а, господа? – весело посмотрел на окружающих его офицеров Бахирев. – Потопить артиллерией несколько крупных кораблей противника. – Возможно, ничего ещё не кончилось, господа, но вряд ли состоится продолжение: если бы кто-нибудь шёл на перехват, то чёрта с два «Блюхер» остался бы на месте сражения – наверняка вцепился бы в след и наводил свои главные силы на нас. А вот немецкие подводные лодки впереди ожидать могут. – Вряд ли, Александр Васильевич, – вяло отозвался адмирал. – Да, эти нырялки весьма удачно дебютировали в войне, не ожидал от них такой эффективности, признаю. Но, во-первых, считаю это просто везением, а во-вторых, скоро стемнеет, и обнаружить нас будет крайне затруднительно. – До заката ещё час, – напряжённо буркнул Пышнов. – Плюс сумерки… – Да перестаньте, Александр Михайлович! Вечно вы всё видите в чёрном цвете, – усмехнулся Вяхирев. – Прикажите лучше доставить нам на мостик коньячку с лимоном. Шампанское откроем за обедом, а пока всем нам стоит сбросить напряжение… Прихлёбывая душистый шустовский, Колчак вполуха слушал, как адмиралу докладывают о потерях и повреждениях, – в общем, ничего серьёзного: два из четырёх крейсеров простоят недельку-другую в ремонте, «Адмиралу Макарову» требуется более серьёзное «лечение», около месяца, а «Паллада» почти не царапнута. Убитыми и ранеными около двух сотен человек. Так что действительно победа – немцы потеряли три корабля и, наверняка, более тысячи своих моряков, к тому же минные банки поставлены и, дай Бог, поставлены не даром, ещё кораблик-другой у кайзеровского флота отберём… Достаточно быстро темнело, и всё менее вероятной становилась атака из-под воды, напряжение постепенно спадало. Действительно обошлось, и следующим утром отряд Бахирева бросил якоря на Ревельском рейде. На следующий же день передовицы российских газет запестрели сообщениями о громкой победе Балтийского флота. И это пришлось весьма кстати: во-первых, русские моряки уже давненько не добивались решительных викторий над противником, и над ними дамокловым мечом нависал позор Цусимы, а во-вторых, обществу как никогда требовались позитивные сведенья с полей сражений. После разгрома армии Самсонова хоть и произошли уже две Галицийские битвы, хоть и имелись в них некоторые успехи, но были они достаточно невнятны. Но даже за них генерал Рузский получил аж два Георгиевских креста сразу – третьей и второй степени… А здесь была конкретная и решительная победа. Император не стал жадничать по такому случаю, и на офицеров, участвовавших в сражении, пролился золотой дождь: Бахирев получил Георгия третьей степени на шею, командиры крейсеров и многие из офицеров – то же самое, но четвёртую степень на грудь. Без орденов не остался никто. С мечами и бантом, как правило. На груди Александра тоже закачался белый эмалевый крестик, самая скромная с виду и, в то же время, самая почётная награда для любого российского офицера. К этому ордену никогда не добавлялись мечи, ибо сам он мог быть получен только за подвиг в бою, никогда он не украшался бриллиантами, да и вообще не украшался никак – сама учредительница «Ордена Святого великомученика Георгия» Екатерина Великая запретила это – белый крест на чёрно-оранжевой ленте не нуждался ни в каких дополнениях. В Морских собраниях всех сколько-нибудь серьёзных баз Балтийского флота загремели балы. А вот на южном побережье Балтики настроения были совершенно противоположные… Глава 8 Адмиральштаб Гросс-адмирал Тирпиц, получив нагоняй от самого кайзера, немедленно собрал совещание в Адмиралыптабе. И не без повода: прошло всего несколько месяцев войны, а обстановка на море складывалась всё более и более угрожающая для Хохзеефлотте. Тем более, что недавно, в довесок к поражению на Балтике, пришли сведения из Южной Атлантики: адмирал граф Шпее со своей эскадрой благополучно пересёк Тихий океан, несмотря на все старания флота микадо перехватить значительно более мощными силами германские крейсера, навёл шороху вдоль американского побережья, после чего, миновав мыс Горн, его отряд появился в океане Атлантическом. Это было более перспективно в плане нарушения вражеских торговых коммуникаций, но и более опасно – здесь имелось значительно больше шансов наткнуться на английские боевые и торговые корабли. Но в британском Адмиралтействе тоже сделали выводы после боя с «Гебеном» – вступать в бой даже с равными, даже со слегка уступающими силами немцев весьма чревато. Из метрополии в южную Атлантику были отправлены броненосные крейсера «Шеннон» и «Блэк Принс». Адмиралу Креддоку[7] рекомендовалось до их присоединения боя с противником не искать и отойти со своими кораблями на Фолклендские острова, под защиту линкора (старого броненосца) «Канопус». Английский адмирал выполнил приказ и отошёл со своими крейсерами «Гуд Хоуп», «Монмут» и «Глазго» в Стенли Харбор.[8] Через неделю по прибытии крейсера из Великобритании сообщили по радио, что они на подходе, Креддок вышел навстречу. И надо же такому случиться, что именно в этот момент эскадра фон Шпее подходила к Фолклендам. Шпее погнался за дымами, справедливо полагая, что острова никуда не денутся, а что это за корабли – неважно, если боевые – навязать бой, если транспорты – на дно! Что и произошло: эскадра адмирала Креддока, усиленная броненосным крейсером «Шеннон», который более чем вдвое увеличил её огневую мощь, встретилась с немцами несколько севернее Фолклендских островов. А чуть позже подошёл и «Блэк Принс». В результате произошедшего сражения потерь в кораблях не было, обе стороны нахватались попаданий, но если у англичан в этих водах имелись базы, на которых можно было «подштопать» дырки в корпусах и подремонтировать механизмы, то у немцев в этом плане дело было швах… Наиболее пострадавшие «Шарнхорст» и «Гнейзенау» догребли до Монтевидео, где по требованию властей, не желавших портить отношения с Владычицей Морей, пришлось спустить флаги и интернироваться. Фон Шпее сдал командование пленёнными кораблями командиру «Гнейзенау» Маеркеру перешёл на наименее повреждённый «Нюрнберг» и вместе с более-менее боеспособными «Лейпцигом» и «Дрезденом» поспешил уйти в океан. Тирпиц прекрасно понимал, что данные крейсера хоть и способны устроить временную почесуху торговле Великобритании, но уже являются «срезанным цветком, обречённым на смерть». Так же, как и блокированный англичанами в устье реки Руфиджи «Кёнигсберг» – гончие спущены, а у Гранд Флита в этих водах вполне достаточно крейсеров второй линии, которые способны обнаружить, догнать и уничтожить… Заявился адъютант и доложил, что прибыли все приглашённые на совещание. – Просите. Присутствовали командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль с начальником своего штаба адмиралом Полем, командующий силами Балтийского моря гросс-адмирал принц Генрих Прусский (младший брат кайзера), флагман Второй эскадры линкоров вице-адмирал Шеер и контр-адмирал Хиппер, руководивший разведывательными силами Хохзеефлотте. Ни кофе, ни тем более коньяку Тирпиц своим гостям не предложил, на столе стояли только графины с водой, стаканы и пепельницы. И то последние гросс-адмирал распорядился подать исключительно ради принца, бывшего заядлым курильщиком. Кстати, именно эта пагубная страсть и свела его, в конце концов, в могилу – Гогенцоллерн-младший умер от рака гортани (в прошлой реальности)… – Присаживайтесь, господа, – начал министр. – Думаю, вы понимаете, что причина данного совещания отнюдь не связана с ликованием по поводу наших последних побед на море – их нет. А вот поражений предостаточно. И потери почти катастрофические: разбита эскадра фон Шпее, и теперь только вопрос времени для англичан – окончательно уничтожить её осколки, Сушон загубил «Гебена» и «Бреслау», адмирал Маас потерял в Гельголандской бухте четыре крейсера, и, наконец, Балтика – в этом «озере» мы потеряли уже восемь крейсеров… – Шесть, – немедленно встрял принц. – «Альбатрос» не крейсер, а минный заградитель, а «Амазоне» всего лишь повреждён, не потерян… – Ваше высочество, «Альбатрос» ценнее любого крейсера – у нас было только два быстроходных минных транспорта специальной постройки, теперь остался один «Наутилус», а восстанавливать «Амазоне» после тех повреждений, которые он получил на русских минах, не имеет смысла. По многим причинам, о которых я скажу позже. Принц скрипнул зубами, но промолчал. Было что сказать, но на данный момент он являлся не столько членом королевской фамилии, сколько подчинённым, находящимся на совещании у непосредственного начальника. А уж что такое субординация, любой немец прекрасно понимал с детства. – Так вот, господа, – продолжил Морской министр. – Эта война не будет скоротечной, как казалось многим до её начала или в первые недели. Никакого блицкрига можно уже не ожидать. А значит, это будет битва экономик и промышленностей. Какая из воюющих коалиций произведёт больше пушек, снарядов, винтовок и патронов, та и победит. Постройка новых современных кораблей, в конце концов, тоже требует железа. А значит, и руды. Заводы Круппа пока справляются, но они выпускают больше металла, чем производится сырья. В самое ближайшее время домны могут встать. Уже заключены договоры с Швецией по поводу поставки нам железной руды, но мало того, что нейтралы нам её продадут, важно, чтобы суда с этим грузом добрались до наших портов. Поэтому Балтика, владение обстановкой на ней, является одним из наших приоритетов… – Прошу слова! – вскинулся принц. – Именно сейчас? – изобразил удивление Тирпиц. На самом деле он просто провоцировал брата кайзера, чтобы перевести обсуждение нынешних и грядущих событий в нужное русло. – Если позволите. – Разумеется, ваше высочество! – Благодарю! Так вот… – Гогенцоллерн-младший набрал в лёгкие воздуха, чтобы дать если и не гневную отповедь, то, во всяком случае, прекратить унижать морские силы Балтийского моря, ему подчинённые. – Я прекрасно понимаю стратегическую роль Балтики. Я не возражал, когда в моё подчинение выделили силы совершенно неспособные парализовать действия русских на этом море. Я не возражал, я был уверен в успехе. Я, как и большинство из вас, господа, считал, что придётся иметь дело с теми самыми русскими, которые не смели в предыдущую войну сунуться дальше нескольких десятков миль из Порт-Артура. Они теперь совсем другие. Они дерзки, решительны, умелы, умны, в конце концов. Мы рассчитывали, что русские не выйдут дальше своей минно-артиллерийской позиции в устье Финского залива. А они ставят минные поля возле наших берегов, там же их подводные лодки атакуют наши суда, их крейсера свободно расхаживают по морю и тоже атакуют… В результате у нас потери и от мин, и от торпед, и от артиллерийского огня. Да, ещё и от навигационных аварий. И мне нечего противопоставить такой активности противника. Как я смогу защитить маршруты перевозок руды из Швеции, если не имею ни одного современного корабля? Что у меня под началом? Самые старые, самые слабые из броненосцев, самые старые и самые тихоходные большие крейсера, старые и полу-старые крейсера лёгкие, старые миноносцы… – У вас есть «Блюхер», – попытался возразить Ингеноль. – Есть, – немедленно парировал принц. – Прекрасный крейсер для Балтики. Но он, чёрт побери, не может быть одновременно везде. Последнее сражение – тому подтверждение: пока «Блюхер» подоспел на помощь адмиралу Берингу, русские успели расстрелять и потопить три наших крейсера. А если бы он не успел, добили бы и «Роона». Который, кстати, теперь минимум на месяц встал на ремонт. Чем прикажете воевать, повторяю? – Поменьше эмоций, ваше высочество, – поспешил снять нарастающее напряжение Тирпиц. – Мы для того и собрались сегодня, чтобы обсудить перспективы ведения войны в будущем. На Балтийском море в первую очередь. – Может, с этого и следовало начать? – Так вот, – не обратил внимания на реплику Гогенцоллерна Тирпиц, – с Северного моря переводятся на Балтику Вторая эскадра линкоров вице-адмирала Шеера и броненосный крейсер «Йорк»… – Благодарю, но этого недостаточно… – Я не закончил! Броненосцы Четвёртой, Пятой и Шестой эскадр будут в ближайшее время выводиться в резерв. Как и большие крейсера типа «Виктория Луиза». «Фюрст Бисмарк» тоже. Корабли эти в современной войне совершенно бесполезны, а в состав флота вступают новые дредноуты, лёгкие крейсера, большие миноносцы, подводные лодки и тральщики – им необходимы экипажи. Экипажи из опытных моряков, а не из новобранцев и резервистов. А упомянутые старые калоши могут оказаться полезными только в случае высадки русского десанта на наше побережье. Надеюсь, ваше высочество, вы понимаете, что данной проблемы в ближайшее время не возникнет. – Понимаю… – принц задумался. – Понимаю, что броненосцы адмирала Шеера… Сколько их? – Восемь. – Да, можно отбиться от всего русского Балтийского флота. Но меня больше интересуют лёгкие силы – именно на них ложится основная нагрузка. – «Штральзунд», «Аркона», «Медуза» и флотилия новых больших миноносцев передаётся под ваше командование. Плюс шесть подводных лодок. Достаточно? – Почти. Хотелось бы ещё парочку современных лёгких крейсеров, – принц попытался выцыганить как можно больше. – Ваше высочество! – не выдержал Хиппер. – В разведывательных силах Хохзеефлотте таковых всего пять. Вернее, во всём флоте, а у меня – четыре. И новые, которые скоро построят, тоже не войдут состав разведки – они предназначены стать лидерами миноносных флотилий… – Поменьше эмоций! – слегка остепенил расходившегося контр-адмирала морской министр. – Действительно, поменьше эмоций, – поднялся со своего места принц. Прочие адмиралы тут же немедленно вскочили. – Нет-нет, господа, прошу сесть. Я сейчас ваш коллега, а не представитель династии. И как коллега хочу спросить: господа, мы ведь здесь собрались для того, чтобы обсудить перспективы войны на Балтийском море? Так вот: плохие перспективы. Спасибо, конечно, за Вторую эскадру, за крейсера, но, кроме «Блюхера», у меня не имеется кораблей, которые имели бы реальную возможность угрожать действиям русских, – они либо легко уходят из-под удара, либо, наоборот, атакуют сами. Превосходящими силами атакуют. Линкоры Четвёртой, Пятой и Шестой эскадр действительно мне не нужны – забирайте их в резерв! Понимаю, что реальной боевой ценности эти устаревшие броненосцы не представляют, но ещё могут служить плавбазами, кораблями-целями, брандвахтами, да ещё много чем. Их орудия и расчёты пригодятся для береговых батарей, экипажи тоже необходимы новым кораблям… Но речь сейчас не об этом: имеющимися силами я могу патрулировать германское побережье, с броненосцами адмирала Шеера я способен даже постучаться в Ирбенский пролив, и, если мне выделят достаточное количество тральщиков, – захватить Рижский залив. Но зачем? – Вопрос об овладении Рижским заливом пока не актуален, мой принц, – поспешил ответить Тирпиц. – Пока ваша задача обеспечить безопасность нашего побережья, препятствовать постановке там новых минных банок и обеспечивать проход транспортов из Швеции. Кроме того, по возможности беспокоить бомбардировками передовые базы русских силами броненосцев, крейсеров и эсминцев. А в Ирбены мы ещё постучимся своим бронированным кулаком, адмирал Поль уже работает над данной операцией, не так ли? – Так точно, – встал начальник штаба Хохзеефлотте. – По предварительным расчетам – весна будущего года. Сухопутное командование планирует к этому времени выбить русских из Курляндии. И, если англичане не преподнесут каких-нибудь сюрпризов в Северном море, можно будет на время операции перевести на Балтику Первую эскадру линкоров и силы адмирала Хиппера. Плюс две флотилии больших миноносцев. И тральщики, конечно, в том числе специальной постройки, а не переделанные из старых миноносцев. – «Сухопутное командование планирует…» – недовольно буркнул принц. – Мы на войне, господа. А если планы сухопутного командования не осуществятся? – Операция будет проведена в любом случае, ваше высочество, – не замедлил с ответом морской министр. – Вопрос лишь о сроках. Даже если мы не захватим Мемель и Либаву, даже если Рижский залив нам будет без надобности – флот должен сражаться, а экипажи набирать боевой опыт. Так что готовьтесь к штурму через несколько месяцев. И ещё: в ближайшее время к вам будут направлены шесть подводных лодок. Недавней постройки. Так что можете попытаться использовать их даже в устье Финского залива, чтобы русские не чувствовали себя в безопасности даже там. – Вот за это отдельное спасибо, гросс-адмирал! – расцвёл в улыбке Генрих. – Обещаю постараться запереть флот адмирала Эссена в Маркизовой луже. – Ну, это вряд ли, – Тирпиц почувствовал, что напряжение в отношениях с членом королевской фамилии практически растаяло. – Слишком нахально не стоит себя там вести – «фрикаделек» накидано предостаточно. Но вести охоту неподалёку от их Або-Аландской позиции вполне может стать перспективным. – Именно это я и собираюсь сделать. – Господа! – обратился хозяин Адмиральштаба к присутствующим. – Прошу по чашке кофе с бутербродом и рюмке коньяку!.. Тирпиц не был таким же скопидомом, как кайзер, который зачастую предлагал своим гостям на выбор либо кружку пива, либо сигару, но, во-первых, представительские расходы Адмиралынтаба соответствовали режиму экономии на всём, а во-вторых, гросс-адмирал не мог себе позволить показаться более щедрым, чем его монарх… Глава 9 С бала на корабль – Спасибо тебе, Санечка, замечательный праздник! – Софья смотрела на мужа с выражением особой благодарности. – Ведь так хочется хоть изредка чего-то подобного, когда идёт эта ужасная война и все газетные статьи и просто разговоры – почти исключительно об этом многомесячном кошмаре. – Не стоит благодарности, дорогая. Это я тебе обязан за то, что сегодня на балу не один, а в присутствии моей очаровательной супруги. – Саша, – слегка потупилась женщина, – мне под сорок – какая я уже очаровательная? – Самая очаровательная, – весело посмотрел на жену Колчак. – Любого, кто посмеет утверждать обратное, немедленно вызову на дуэль… – С Новым годом, Александр Васильевич! С Новым годом, уважаемая Софья Фёдоровна! – раздалось сзади. Супруги Колчак обернулись и увидели Тимирёва с молодой женщиной под руку. – Разрешите представить: моя супруга Анна Васильевна. – Рад знакомству, Анна Васильевна, – приложился к ручке жены сослуживца Колчак. И тут же стал, глядя на молодую женщину, выискивать у неё недостатки: ну вот – носик подгулял… здорово подгулял… моргает очень часто… Молода, но не более того… Нет уж – теперь только Софья! – И я очень рада. Серж рассказывал о вас так много лестного. – Явно преувеличивал, – усмехнулся Александр Васильевич. – Моя жена Софья Фёдоровна! Женщины раскланялись. – Надеюсь, мы тоже станем добрыми подругами. – Я в этом не сомневаюсь. Как поживает ваш маленький? – Володенька? Всё замечательно, – расцвела Тимирёва. – Уже третий месяц, и, слава Богу, ни разу не заболел. – А ведь нам с вами не служить уже вместе, Александр Васильевич, – встрял Тимирёв, прервав щебетание дам на столь важную и интересную тему. – Простите? – не понял Колчак. – Не успел Николай Оттович определить меня на постоянную должность при своём штабе, как назначил командовать «Баяном» – Вейс никак не выздоравливает после ранений… – С Новым годом, господа, с Новым годом! – к беседующим подошёл Подгурский с бокалом шампанского в руке. Герой Порт-Артура и нынешний командир крейсера «Россия» был подшофе не столько изрядно, сколько чувствительно. – Моё почтение, дорогие дамы! Всё хорошеете, Софья Фёдоровна! – А вы всё такой же неисправимый льстец, Николай Люцианович, – улыбнулась Колчак. – Анна Васильевна, – ещё раз представил свою жену Тимирёв. – Очарован! Серж, как ты мог прятать от нас три года такое совершенство? – Ты лучше объясни, – пришёл товарищу на выручку Колчак, – как здесь оказался? Ведь, если мне не изменяет память, «Россия» вместе со своей бригадой сейчас должна находиться в Або. – Не рад меня видеть? – Ну что ты, очень рад, но, тем не менее… – Следую в Балтийский порт. Сам принимаю бригаду. Бригаду подплава. Займусь, наконец, тем, к чему так долго готовился… – Господа! – обиженно надула губки Тимирёва. – Мы скучаем. Не так ли, Софья Фёдоровна? – Полностью согласна. И вообще, после танцев хочется пить, а мой дорогой супруг почему-то не обеспокоился на эту тему. Чёрт! А ведь действительно – у Александра тоже слегка подсушивало рот, но просто события по окончании вальса понеслись так стремительно, что было не до этого… – Прошу прощения, дорогая. Сельтерской? Шампанского? Я сейчас распоряжусь. – Да брось ты, Александр Васильевич, – снова вмешался Подгурский. – Пойдёмте в соседний зал, господа, – там буфет[9], знатный, надо сказать, буфет… А стол и впрямь был роскошным: в мельхиоровых ракушках пыжились горки как с чёрной, так и с красной икрой, слегка подёрнулись капельками жирка в блюдах ломтики сёмги и балыка из осетрины, копчёный угорь, миноги, нежнейшая астраханская селёдка, пахучие ревельские кильки… И это только «дары Нептуна»! Всевозможные соления, расстегаи, нарезанный ростбиф с кровью и без, яйца-кокот, консервированные персики и сливы. Из свежих фруктов, правда, присутствовали только яблоки, груши и лимоны – не сезон. Ну и широкий выбор напитков: от шампанского до рома. Через херес, портвейн, коньяк и водку. Александру подумалось, что если бы всю эту роскошь увидели бы окопники, сидящие сейчас в мокрых и холодных траншеях на берегах, например Бзуры, или ещё где-то держащие фронт и нерегулярно получающие даже свои сухари и чечевичную похлёбку, то у них наверняка появилось бы желание поднять на штыки господ офицеров значительно раньше семнадцатого года… – Софья Фёдоровна, Анна Васильевна, шампанское! – подлетел с бокалами Подгурский. – А ты чего так посмурнел, Александр Васильевич? – Да так, – буркнул Колчак. – Что-то настроение не праздничное. – Перестань! Господа! Выпьем за Новый год! За год, который принесёт нам победу! Новоиспеченный комбриг подплава отнюдь не ограничивал себя по поводу децибелов, поэтому в сторону каперанга развернулись с бокалами многие из присутствующих. – За победу! Колчак, естественно, не стал саботировать данный тост, хоть и ни разу не верил в окончание войны в грядущем году. Но налил он себе не шампанского, а хлебного вина от Смирнова, водки, короче. Водка мягко обожгла рот и пищевод… А вот селёдочка и в самом деле оказалась великолепной – нежнейшая, жирная, малосольная. И такая только из Астрахани. В смысле – с Каспийского моря. Вот чёрт их там разберёт с этим Каспием: любая рыба оттуда в разы вкуснее аналога из других. – Александр Васильевич, ты чего? – подхватил под локоть друга Подгурский. – Таракана съел? Почему физиономия такая кислая? Дорогие дамы! – это уже Тимирёвой и Софье. – На пару секунд мы вас оставим. – Ты правда веришь в победу в новом году? – Колчак уставился в собеседника глаза в глаза. – Веришь? – Почему нет? – удивлённо посмотрел на Александра Подгурский. – Разве мы не врезали колбасникам в этом году? – Врезали. Здесь, на Балтике. Но судьба войны решается на суше. Армиями, а не эскадрами, – это тебе не японская… – Я понимаю. Но долг мы свой перед Россией и государем выполняем? – Да выполняем, Коля, выполняем… – Колчак с Подгурским достаточно отдалились, беседуя, от других гостей, чтобы общаться запросто, по-товарищески. – Но мало этого… – Мужчины! – раздался голос Софьи. – Мы начинаем скучать! – Ещё минуту, дорогая! – немедленно отозвался Александр. – Ждём! – Так вот: война от моря до моря, черноморцы наши войска поддержать не могут, разве что на Дунае, и то только после вступления в войну Румынии или Болгарии. Сам представляешь, какие силы там они могут задействовать. Ничтожные силы. – Не понял, ты о чём? – О том, что рассчитывать можно только на Балтийский флот. И его главнейшая задача – максимально затруднить доставку в Германию шведских грузов, в первую очередь – руды. Немцы, с их промышленным потенциалом, очень быстро превратят её в пушки и снаряды, которые будут перемешивать наши армии с землёй. – А оборона нашего побережья, поддержка приморского фланга… – оторопел Подгурский. – Защита столицы, в конце концов… – Само собой. Но это, может, будет, может, нет, это во-первых, а во-вторых, не твоих лодок это дело. Вы, в первую очередь, охотники. Ваше место у чужих берегов. Какие подлодки, кстати, у тебя в подчинении будут? – «Акула», «Кайманы», «Минога», ну и несколько совсем старых. Короче – все, кроме чисто учебных. А что? – Значит, новые, типа «Барс», не ты получишь? – Кто знает? – усмехнулся собеседник. – Глядишь, к тому времени я и командовать всем подплавом буду… – Александр Васильевич! – снова жена. – Уже идём! И Софья (в меньшей степени), и Тимирёва (в большей) имели демонстративно обиженный вид. – Простите, дорогие дамы, – нам с Николаем Люциановичем необходимо было обсудить один крайне важный вопрос. – На балу? Неужели другого времени не нашлось? – удивлённо подняла брови Тимирёва. – Война, Анна Васильевна. К тому же с вами оставался Сергей Николаевич. Неужели вам было скучно в его обществе? Объяснения в самом зародыше погасил всё тот же Подгурский, флегматично бросив: – Ого! А Феденька-то какой нервный! Явно настроен испортить нам праздник. В зал действительно зашёл один из флаг-офицеров адмирала Эссена капитан второго ранга Довконт и стал сосредоточенно оглядываться по сторонам. В руках офицер держал средних размеров пакет. Наконец, разглядев старшего из присутствующих контр-адмирала Непенина, обмениваясь вежливыми поклонами с попадавшимися навстречу офицерами, направился к нему. Непенин принял конверт, вскрыл, пробежал глазами по присланному листку… – Прошу внимания, господа! – голос адмирала был спокойным, но чувствовалось, что праздник прерывается не случайно. – Господам офицерам возможно скорее прибыть по месту службы. Прошу прощения у наших дорогих дам – война. – Что случилось? – испугано посмотрела на мужа Софья. – Знаю не больше твоего, – буркнул Колчак. – Извини, я тебя оставлю на несколько минут. Колчак немедленно направился к адмиралу. – В чём дело, Адриан Иванович? Что-то серьёзное? – Хорошо, что подошли, Александр Васильевич, я вас заберу с собой на «Кречет» – командующий немедленно собирает штаб. – Да что случилось-то? – Колчак понял, что такая суматоха происходит не на пустом месте, но фантазии представить, что может быть её причиной, не хватало. – Практически весь флот вморожен в лёд… – Так это наш… – нервно буркнул Непенин. – У немцев с этим получше. Через Стокгольм получены сведения, что в Пиллау собираются значительные силы: броненосцы, крейсера, эсминцы, тральщики. Догадываетесь, куда они нацелились? – Либава? – Почти наверняка. Единственный наш незамерзающий порт. – А что у нас там? – Второй дивизион эсминцев, «Минога», «Макрель» и «Окунь», несколько тральщиков. Так себе силёнки. Не отмахаться. – Ну да, даже если нафантазировать выход всех четырёх наших линкоров, сиречь, броненосцев, – всё равно мало. – Именно. Тем более, что из Финского и Рижского залива не пойдёт вообще никто. И колбасники медленно и неторопливо смогут размолотить Либаву в пыль, – мрачно буркнул Непенин. – Там минные поля, – несмело напомнил Александр, но уже к концу фразы сам понимал, что это несерьёзно. – При наличии хорошей партии траления, да под прикрытием главного калибра своих «шлезвигов», пройдут как сквозь масло – никакие береговые батареи не помогут, – тут же отрезал контр-адмирал. – Фёдор Юльевич! Сколько ещё человек отсюда мы можем прихватить на «Кречет» сейчас? – Ни одного, ваше превосходительство, – немедленно отозвался Довконт. – Ну, то есть одного ещё можно, но вам на заднем сидении авто тесновато будет. – Это вам там тесновато будет, – хмыкнул Непенин, – я на переднем поеду, рядом с водителем, а вы пригласите, пожалуйста, Мирбаха. – Адриан Иванович, – обратился Колчак к адмиралу, пока флаг-офицер исполнял приказание последнего, – а зачем с праздничного бала отзывать тех, чьи корабли стоят во льдах? Они ведь всё равно не смогут поучаствовать в боевых действиях. Во всяком случае, в ближайшее время. – А чтобы не обидно было тем, кто поучаствует. – Понимаю. У меня есть несколько минут, чтобы отправить домой жену? – Разумеется. Мой нижайший поклон очаровательной Софье Фёдоровне и извинения за прерванный праздник. Колчак поспешил к супруге, которая стояла рядом с Тимирёвыми и тревожно поглядывала по сторонам. – Дорогая, я в штаб. Прости за не состоявшийся по полной программе бал. Пойдём, отправлю тебя на извозчике… – Да где вы их сейчас найдёте, Александр Васильевич, – вмешался Тимирёв. – Мне торопиться некуда, мы с супругой вполне можем довести Софью Фёдоровну до дома. – Буду премного благодарен, – обозначил поклон Колчак. – Ты согласна? – Разумеется. А что всё-таки случилось? Что-то серьёзное? – Серьёзное. Могу утешить только тем, что никакой опасности для побережья Рижского и Финского заливов нет. И всё на этом. Извини, подробнее не могу рассказать. Я поехал. Целуй от меня Славку и Марго. Люблю тебя. Поцеловав супругу, Александр развернулся, выдохнул и зашагал к выходу из зала. Не оглядываясь. Глава 10 От обороны – Приказано быть в двадцати милях на траверзе Мемеля, – сообщил старший лейтенант Меркушев, прибыв на борт «Окуня». – Приказано – будем, – пожал плечами мичман Лисе. – Лодка к выходу готова, Василий Александрович. – Прекрасно. Через полчаса в море. Все на борту? – Я же доложил: лодка к выходу готова, – почти обиделся мичман. – Разумеется, все. – Простите, Зигфрид Александрович, – зверски не выспался. – Как температура? – Плюс четыре, на пределе для наших торпедных аппаратов, а в море, на ветру, могут и обледенеть. – Погано. Ну да ладно, приказ получен – будем выполнять. Через двадцать минут «Окунь», забухтев двигателем, пошёл к выходу из порта Александра Третьего, из Либавы. На траверзе Мемеля всё было спокойно – ни дымка на горизонте. И погода – лучше не придумаешь для данной ситуации: плюс три, пасмурно. Оно и понятно, если в январе небо ясное, то не без мороза. А мороз для «Окуня» – почти полная потеря боеспособности, покроются льдом торпедные аппараты Джевецкого, которыми он вооружён, и всё: видишь противника, а выстрелить не можешь… Да и при небольшом плюсе из-за ветра могут обледенеть… – Золотов! Что с аппаратами? – Пока в порядке, ваше благородие! – отозвался минный квартирмейстер. – Льда нет, хоть сейчас стреляй. – Спасибо, Степаныч. Давай внутрь и попроси, чтобы мне чайку сварганили. – Не извольте беспокоиться, ваше благородие. Сей момент исполним. Кондуктор поднялся на крышу рубки и нырнул по трапу в тёплое нутро подлодки. Горизонт был чист со всех сторон, только серые волны зимнего моря по курсу, слева, справа и за кормой. – Поворот восемь румбов вправо! – скомандовал Меркушев. – И полный ход. – В смысле? – удивился Лисе. – Отойдём миль на десять западнее. Может, там кого встретим. – Приказано в двадцати милях от Мемеля… – Зигфрид Александрович, на то мы с вами и офицеры, чтобы принимать решения, а не просто буквально исполнять приказы. Не прятаться за спиной начальства, мол, ему виднее, действовать исходя из духа приказа, а не из его буквы. – Но если… – несмело попытался возразить Лисе. – А вот если из-за этого мы упустим врага, придётся отвечать. Мне. И только мне, ибо вы обязаны выполнять все мои приказы, кроме одного – поднять белый флаг и сдаться, – Меркушев сделал небольшую паузу, прежде чем перешёл к объяснениям. – Ну не пойдут немцы так близко от берега – могут заметить и рассекретить, да и минных банок опасаться будут. «Окунь» уверенно рассекал волны заданным курсом ещё на протяжении сорока минут, а потом сигнальщик заметил лёгкий дымок на зюйд-весте. Немедленно пошли напересечку – нечего здесь делать нейтралам и, тем более, своим – наверняка неприятель. Подводная лодка продолжала находиться в походном положении, совершенно не было необходимости погружаться. Пока. За первым дымом показался второй, а потом уже без труда опознавались два двухтрубных крейсера. По всей вероятности, типа «Газелле». Меркушев не торопился погружаться. Хоть на переход в подводное положение требовалось около пяти минут, но расстояние пока позволяло оставаться маленькой субмарине незамеченной. Первый крейсер стал описывать круги, резко меняя курсы. Русские подводники шли в том же направлении, справедливо полагая, что немцы не рискнут остаться на ночь на таком небольшом удалении от берега, и, на пути в открытое море, их можно будет атаковать. – Уходят немцы, не успели… – огорчённо буркнул Лисе, видя, что германские лёгкие крейсера однозначно обозначили своё возвращение к югу. – Ещё дымы с зюйда, – оборвал пессимистические мысли мичмана сигнальщик. – Четыре румба влево! – немедленно отреагировал Меркушев. – Вот они, те, кого мы ждали, Зигфрид Александрович. – Уверены? – Нет, конечно, но очень надеюсь, что не ошибся. Все вниз! Приготовиться к погружению до боевого! При боевом положении над волнами возвышается только рубка подводной лодки, что делает её ещё менее заметной, и, к тому же, это позволяет скорее уйти под воду. Немецкие корабли, наплывающие с юга, постепенно стали приобретать очертания. Благодаря освещению они казались выкрашенными белой краской… – Первый – четырёхтрубный типа «Роон», – азартно выкрикнул командир «Окуня» из-под боевого колпака подлодки. – В боевое! Через пару минут субмарина резала волны исключительно своей рубкой – корпус скрылся под водой. Однако попытка выйти в атаку не удалась – когда до вражеских кораблей оставалось около четырёх миль, они повернули на вест и достаточно быстро скрылись из виду. – Не получилось, – буркнул себе под нос Меркушев. – Всплыть до походного! – это уже был громкий приказ в низы. – Иметь два узла! Один сигнальщик после всплытия – на мостик! Ветер затих, и только ленивая зыбь чуть колыхала лодку, когда она снова подвсплыла над волнами. На крышу рубки вскарабкался юнга-сигнальщик Солодов, семнадцатилетний пацан, добровольцем пошедший в подплав. – Тебе зюйдовые румбы, Василий, а я за вестом наблюдать буду, лады? – Так точно, ваше благородие! – захлопал белёсыми ресницами на командира юнга. – Как прикажете. – Вот так и прикажу: бинокль к глазам и смотри на горизонт… Три часа светлого времени у нас есть. Прошло сорок минут: – Большой дым с зюйда, – восторженно проорал Солодов. Ну да – именно он в самое первое своё дежурство обнаружил неприятеля первым – есть от чего прийти в восторг мальчишке. – Молодец, Василий, дуй вниз, дальше без тебя тут разберусь, – хищно осклабился Меркушев. – Передай там: иметь восемь узлов, курс прежний, быть готовыми к погружению и атаке. Через десять-пятнадцать минут стали различимы мачты и трубы кораблей. Больших кораблей, но тип распознать было пока невозможно. Однако совершенно понятно – германская эскадра. – Ныряем под перископ на пятнадцать футов! Меркушев прильнул к визиру, удерживал неприятеля в поле зрения. Ещё с десяток минут, и обстановка прояснилась: – Восемь трёхтрубных линейных кораблей и миноносцы. Линейные типа «Дойчланд» и «Брауншвейг», судя по всему. Зигфрид Александрович, посмотрите и вы, очень трудно разобраться в количестве – перекрывают друг друга. И пару матросов тоже позовите. Лисе и двое матросов, которые были счастливы посмотреть на противника, полностью подтвердили то, что увидел старший лейтенант. Разойдясь по своим местам, нижние чины, конечно, рассказали о виденном всей команде, что способствовало укреплению того бодрого и боевого настроения, которое царило среди экипажа «Окуня». Идти втёмную, доверяясь только опыту и знаниям командира, или же своими глазами видеть обстановку предстоящего боя – совсем не одно и то же. Компас в боевой рубке под действием тока аккумуляторов застаивался и действовал архиненадёжно, поэтому Меркушев решил атаковать, не опуская перископа. – Переходим на левую сторону курса эскадры, дабы иметь заходящее солнце у себя за спиной, тогда вражеским наблюдателям придётся смотреть против солнца. Выйдя на створ мачт головного броненосца, увидели, что эсминцы не идут впереди, а двигаются по сторонам эскадры, неся охрану от подводных лодок. Расстояние уже сократилось до пяти миль, Меркушев твёрдо помнил, что резать корму вражеским миноносцам весьма чревато, ибо те могут буксировать за собой подрывные патроны для уничтожения субмарин. – Атакуем в лоб, между кильватерами линкоров и эсминцев! Ход два узла, приготовиться к пуску торпед. Проще было идти контр-курсом и выпустить мины по траверзу, но аппараты Джевецкого были заранее установлены на стрельбу веером в пять градусов прямо по курсу: носовые на ноль, кормовые на два с половиной градуса вправо и влево. Так что следовало обязательно разворачиваться на цель. Чтобы развернуться для атаки, пришлось пройти совсем рядом с эсминцами, в оптику можно было разглядеть даже людей и торпедные аппараты на их палубах. Зыбь то открывала, то покрывала слегка возвышавшийся над водой перископ, да и темнело уже… С миноносцев лодку не заметили. – Поворот влево на шестнадцать градусов, погрузиться до пятидесяти, убрать перископ! – голос командира «Окуня» слегка подрагивал – приближался МОМЕНТ ИСТИНЫ: впервые русская субмарина выходила в атаку на линейные корабли противника. Очень хотелось выжить после этого, но даже если бы старший лейтенант знал, что непременно погибнет вместе со своим экипажем и кораблём, он не сомневался бы ни секунды, принимая это решение. Три минуты, четыре… – Прямо руль! Всплывай на двадцать пять, поднять перископ! Аппараты – тоовсь! Как только перископ показался над водой, нарисовалась совсем унылая картина: таран головного броненосца, идущего в атаку. Расстояние было настолько мало, что можно было увидеть только часть окрашенного в серую краску борта; ни орудий, ни якорных шлюзов, ни иллюминаторов, ничего другого видеть не пришлось. Сейчас эта почти двадцатитысячетонная махина проедет своим корпусом по хрупкой конструкции подводной лодки – и всё! – Пли! Право на борт… Полный вперёд… Погружайся… Наполнять добавочную! Успели. Днище «Дойчланда» прошло всего в нескольких футах над рубкой «Окуня», а если бы её сбило или хоть сдвинуло на пару сантиметров, лодку бы залило водой, и это значило бы стопроцентную гибель всего экипажа – не спасся бы никто. Перед погружением Меркушев успел увидеть в перископ фонтаны сжатого воздуха, выброшенного из аппаратов, и все в подлодке услышали работу винтов четырёх выпущенных торпед. Раздался страшный грохот. И ещё раз. Снаружи что-то лопалось, рвалось, скрипело и ломалось. Вся подводная лодка дрожала. Разбивались стёкла подпалубных фонарей, летели посуда и всякая мелочевка. «Окунь» накренился градусов на тридцать, так что нельзя было стоять, и каждый держался за что попало. Минные машинисты как дали залп, так и повисли на ручках боевых клапанов торпедных аппаратов. Две торпеды из четырёх угодили в шедший вторым «Шлезвиг-Гольштейн». И очень правильно угодили: если первая просто взломала днище в середине броненосца, то вторая ударила аккурат под погреб боезапаса кормовой башни главного калибра. А это чревато самыми пагубными последствиями… От взрыва у линейного корабля просто вырвало дно в корме, и он за считанные минуты затонул. Корабль погиб настолько стремительно, что спасти из воды удалось только четырнадцать человек, из них пятеро позже умерли от переохлаждения – зимняя Балтика отнюдь не «нежная купель»… «Окунь» продолжал проваливаться в пучину – горизонтальные рули поставлены на погружение, и в систему продолжала приниматься вода, лишь бы поскорее уйти от винтов таранившего броненосца, ведь они могли разрезать хрупкий корпус субмарины, как нож бумагу. Но и увлекаться тоже не следовало – на глубине свыше сорока метров боевую рубку лодки могло просто раздавить. – Глубина? – Восемьдесят футов, вашбродь, – немедленно отозвался матрос на глубиномере. – Пока «запас прочности» имеется, Василий Александрович, – прокомментировал Лисе. – К чёрту! Не будем зря рисковать – кто его знает, где какой халтурщик заклёпку не доклепал. Руль на всплытие! Продуть добавочную! Поднимемся до шестидесяти футов. – Разумно, – пожал плечами мичман, – и килями не достанут, и нам спокойнее. – Вот и я так думаю. Скрипко! Хорошо ли править? – Всё хорошо, ваше благородие, – спокойно ответил рулевой на горизонтальных рулях. – Добро! Как внизу? Вода нигде не льётся? – Порядок внизу, течи нет, – достаточно быстро отозвались из «потрохов» лодки. – Осмотритесь как следует! Осмотрелись. Обратный доклад был всё тем же – никаких повреждений корпуса не наблюдается. «Окунь» уходил в открытое море. «Чух-чух-чух» винтов броненосцев и «уп-тя-тя» эсминцев постепенно утихали. Меркушев рискнул подвсплыть под перископ – благо, что уже стемнело, и можно было не опасаться, что лодку заметят. Не получилось – сальник перископа оказался раздавленным – ни вверх, ни вниз. Даже когда поднялись до боевого положения (рубка над волнами), разглядеть в оптику ничего не удавалось. – Всплыть до походного! Продули цистерны, и корпус субмарины поднялся над водой Балтийского моря… – Солодов, ты самый глазастый! Давай в боевой колпак рубки, осмотрись там… Виден ли противник? – Никого не видать, вашбродь! – через пятнадцать секунд отозвался юнга. – Слева, милях в пяти прожектора. Но не на нас направлены. – Понятно… – Меркушев понял, что опасность миновала. Пора бы и с личным составом пообщаться… – Братцы! – командир спустился на нижнюю палубу подлодки. – Поздравляю вас и благодарю! Матросы и кондукторы дружно повернулись к старшему лейтенанту. – Мы попали! Понимаете? Попали!! В линейный корабль. Может даже, двумя минами. Если это так, то каждый из вас уничтожил двадцать немцев. ДВАДЦАТЬ! КАЖДЫЙ ИЗ ВАС! – Уррааа!!! – дружно отозвался экипаж. И каждый из матросов, которые сейчас надрывали свою глотку в этом победном крике, был счастлив как никогда, он понимал, что прожил свою жизнь не зря, что перекладывая руль, управляя машинами, дёргая за ручку торпедного аппарата, наблюдая за горизонтом и так далее, он служил своей Родине. И не зря служил. – А сейчас идём домой. В Либаву. Нечем нам больше воевать, ребята. – Василий Александрович! – прервал командира спустившийся Лисе. – Вам нужно на мостик. – Что случилось? – Уже ничего опасного, но вам это нужно видеть, – лицо мичмана выражало одновременно и озабоченность, и лукавство. Заинтригованный Меркушев поспешил последовать за своим офицером. – Сначала и не разглядел через колпак в темноте, вашбродь, – слегка заикаясь, оправдывался Солодов, – а как на мостик вышли, так и показалось, что минбалка поперёк рубки валяется… А оказалось вон оно как… При лунном свете отчетливо было видно, что перископ «Окуня» загнут под прямым углом. – Таки достал нас немец, вот почему лодку тряхнуло… – старший лейтенант ошалело смотрел на согнутую трубу оптики и потихоньку начал понимать произошедшее. – Не успей мы погрузиться… Несколько секунд… Рубку бы снесло, и всё… Мы успели на секунды раньше! Бог точно с нами! Смерть всегда страшна, но экипаж корабля, потопленного на поверхности, имеет хоть какие-то шансы на спасение, экипаж подводной лодки – никаких. Либо твоя субмарина ляжет на дно, и ты будешь часами добирать последние глотки воздуха из пространств, пока ещё не заполненных водой, либо, если глубина побольше, море просто раздавит корпус погружающейся в бездну подлодки, внутрь вонзятся струи, способные перерезать пополам попавшегося на их пути человека… В любом случае конец будет жутким. – Ладно, Зигфрид Александрович. В рубашке мы родились, – ухмыльнулся Меркушев. – В остальном как? По перископу, я имею в виду. – Потёк сальник, замотали ветошью. В надводном положении не течёт больше. – Ну и пёс с ним, нам, надеюсь, больше нырять не придётся. Прикажите выдать команде по дополнительной чарке на сон грядущий. Да и нам с вами можно по рюмке коньяку хлестануть. Как считаете? – С полным удовольствием. А то действительно – ну никак не проходит напряжение этой атаки. И перископ этот ещё… Утро встретили на подходах к Либаве. Небо расчистилось ещё ночью, совершенно утих ветер, и теперь поверхность моря была гладкой как зеркало. Но ясное небо в январе всегда связано с морозом, температура упала до минус пяти, и сегодня бы ни о какой торпедной атаке речь бы не шла – обледенели аппараты Джевецкого. Очень вовремя отстрелялись. Лодку встретили дозорные «Донской казак» и «Забайкалец». С «Окуня» отмахали флажками о результатах операции, информация немедленно была передана в порт, а оттуда в штаб флота. Глава 11 Охота за рудой Бомбардировка Либавского порта не имела никакого стратегического, да и даже тактического смысла – это была, во-первых, акция устрашения, а во-вторых – желание Германской империи показать обнаглевшим русским, что Кригсмарине совсем не собирается уступать Российскому флоту господство на Балтийском море. «Окунь» своим торпедным залпом намертво перечеркнул планы Адмиралыптаба: потеряв один из шести находящихся в его распоряжении броненосцев, вице-адмирал Шеер поспешил прекратить планируемую операцию. Уже понесённый ущерб не мог компенсировать результатов. А ведь могли встретиться другие русские или английские субмарины, на подходах к Либаве минные поля… Иногда разумнее признать свою неудачу в дебюте, чем тупо ломиться вперёд, не считаясь с потерями. Причём, если бы хоть было ради чего… И принц Генрих, и адмирал Ингеноль согласились с решением командующего Второй эскадрой, даже разнос Шееру брат кайзера устроил «без души», чисто для проформы – командующий силами Балтийского моря был неплохим моряком и прекрасно понимал, что торпеда с подводной лодки – на данный момент неприятность непредсказуемая. Лотерея, так сказать… Факт гибели «Шлезвиг-Гольштейна» попытались засекретить, но российская агентура в Германии тоже не лаптем щи хлебала, и уже через три дня в штабе Эссена знали уже не только то, что немецкий броненосец погиб, но и имя этого броненосца. Газеты Российской империи опять запестрели статьями о новом подвиге моряков— балтийцев, не упоминая, естественно, ни названия подлодки, ни фамилии командира. Однако, всё было совершенно очевидно: экипаж «Окуня», весь, до последнего матроса, наградили георгиевскими крестами, такой чести удостаивались только моряки крейсера «Варяг» после боя в Чемульпо. * * * Зима прошла для балтийцев относительно спокойно, больше никаких столкновений с кораблями противника не произошло. В середине января из Либавы отозвали Второй дивизион эсминцев, и его сменил там Особый полудивизион. Замена восьми эсминцев на четыре была вполне оправданной: в отличие от своих предшественников, «Пограничник», «Охотник», «Генерал Кондратенко» и «Сибирский стрелок» могли принимать на борт и ставить до сорока мин, а эсминцы типа «Туркменец Ставропольский» вообще для минных постановок оборудованы не были. А Балтийский флот потихоньку усиливался: ещё осенью вошли в строй первые русские дредноуты типа «Севастополь». Четыре штуки. Правда, достоинств у данных кораблей, по сравнению с их иностранными аналогами, было ровно два: скорость до двадцати трех узлов и дюжина пушек калибром в двенадцать дюймов в бортовом залпе. Лучших в мире пушек данного калибра. Обуховского завода. С защитой дела обстояли пожиже. Сильно пожиже. Испытания на Чёрном море, где в борт броненосца «Чесма» врезали кусок борта от строившегося на Балтике дредноута, показали, что броня совершенно не держит тяжёлые снаряды на дистанциях реального боя. Связываться с германскими линейными кораблями «севастополям» было категорически противопоказано. И Ставка вполне обоснованно запретила Эссену использовать новые линкоры без её специального разрешения. Кроме того, в начале лета планировался ввод в строй двух первых из собратьев «Новика» – эсминцев «Победитель» и «Забияка», а также новых больших подводных лодок «Барс», «Гепард» и «Вепрь». Прибыли с Сибирской флотилии и старые субмарины, ровесницы «Окуня» с «Макрелью», но при остром дефиците кораблей этого класса на Балтике и они явились серьёзным подспорьем в планирующихся боевых действиях. Ну и прорвались через датские проливы ещё четыре английских типа «Е». Кое-что Эссену удалось выцыганить и у Черноморского флота. Вернее, «кое-кого» – перевозить по железной дороге даже самые небольшие корабли оттуда было бессмысленно, а вот классные специалисты очень даже требовались. Как ни упирался адмирал Эбергард, но три сотни моряков с невоюющего флота пришлось отпустить на воюющий. * * * После очередного заседания штаба на «Кречете» Колчак занимался тем, чем и надлежит любому русскому интеллигенту: самокопанием. В результате «возвращения» имеющего опыт «бывшего» Колчака на Балтике не произошло совершенно ничего, что могло бы в корне поменять течение этой войны. Несколько дополнительно утопленных по сравнению с реалом крейсеров и броненосец. И что? Это как-то повлияет на ход ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ? Её судьба решается на суше, в Ставке, а там не только слово каперанга, слово самого командующего Балтфлотом ничего не стоит. Нет, уничтоженные «Гебен» и «Бреслау» – это, конечно, архиважно: Турция не вступила в войну. Энвер-паша прекрасно понимал, что снабжение его Кавказской армии будет заблокировано Черноморским флотом. С этого фронта Россия смогла снять и перенаправить целый пехотный корпус. На австрияков перенаправить. Во главе с Юденичем, что немаловажно, – таких генералов в империи раз-два и обчёлся. И «лёгкие» российской экономики в этой реальности не сдавило удавкой – через проливы шли транспорты с зерном из России и с военными грузами из Англии и Франции. Союзники уже перестроили свою промышленность на военную колею, и в Одессу, Николаев, Херсон и прочие порты Чёрного моря достаточно регулярно приходили английские и французские пароходы, гружёные снарядами, винтовками, взрывчаткой и вообще всем. Вплоть до ананасового компота и презервативов. Вопрос о поставках через северные порты не стоял, во всяком случае, в ближайшее время. Надо сказать, что Россия поставляла союзникам не только сырьё и провизию, но и технологии. Военные технологии. Колчак в первые же дни после начала войны поделился с Эссеном простыми и не очень идеями об усовершенствовании имеющегося и создании нового. Во-первых, это были тралы новой конструкции, которые по предоставленным черновым чертежам сделали, испытали и, убедившись в их высокой эффективности, немедленно запустили в серию. Во-вторых, глубинные бомбы. Ну и противогазы до кучи… До применения отравляющих веществ на фронтах. Превентивно. Эссен идею понял, напряг химиков Петербургской академии наук, получил результат – и, естественно, опять к Григоровичу. Морской министр стал уже шарахаться от назойливого комфлотом с его новшествами. Однако человеком Иван Константинович был мудрым и снова возражать не стал. Даже принял и ещё одно предложение от Эссена: демонтировать и передать армии значительную часть пулемётов с кораблей невоюющих Черноморского флота и Сибирской флотилии. Вместе с расчётами. В фронтовых окопах то здесь, то там стали появляться пулемётные команды из матросов, на бескозырках которых горело: «Твёрдый», «Свирепый», «Иоанн Златоуст» и так далее. Моряки напрочь отказались менять своё обмундирование на сухопутное. Что, впрочем, было правильным решением – окопники лишний раз убедились: «Флот с нами, флот не оставит!» – моряки не только на своих «пароходах» в портах стоят и с местными маруськами шуры-муры крутят – воюют плечом к плечу. А кроме того, на невоюющих флотах и флотилиях объявили запись добровольцев в десант, и таковых нашлось немало. Несколько батальонов морской пехоты пополнили воюющие на сухопутье войска. Всего несколько батальонов… К тому же, честно говоря, уступали моряки стрелкам в умении воевать на суше, что и понятно. Зато храбрости и бесшабашности хватало с избытком. И генералы достаточно быстро сообразили, когда и куда назначать «чёрные роты». Даже армейцы помнили, как в Порт-Артуре полурота «баянцев» сорвала атаку «белых помочей». Моряки очень часто становились «наконечником копья» в атаке. Что ещё?.. Колчак припоминал дальше: десятки врачей и сотни медсестёр с плавучих госпиталей Черноморского флота отправились на фронты – ещё тысячи спасённых жизней русских солдат. Да и союзникам помогли не только непосредственно, но и опосредованно – колониальные корпуса из Индии, Индокитая, Австралии и Новой Зеландии направились не в Месопотамию или в Дарданеллы, а прямо в Европу… Всё-таки имеет смысл подождать результатов. То есть не просто подождать, конечно, здесь, на Балтике, тоже сидеть сложа руки нельзя. Первый дивизион в составе восьми эсминцев был послан на перехват конвоя, который, по сведениям английской разведки, вёз в Германию более шестидесяти тысяч тонн железной руды. Если пересчитать на чистый металл, то это около сорока тысяч тонн железа. Почти два дредноута. Двести подводных лодок. Восемь тысяч шестидюймовых (ШЕСТИДЮЙМОВЫХ) полевых орудий. ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ! Александр не поленился сплавать и выступить с соответствующей речью на каждом из эсминцев. И на крейсера прикрытия тоже. И на подводные лодки, командирам которых, кстати, и объяснил ещё раз тактику их охоты. Дул небольшой свежак, волнение было вполне терпимым, особенно для миноносцев столь приличного водоизмещения. Балтика, конечно, способна весной на любые сюрпризы, но пока погода радовала… – Дым на левом крамболе! – прервал идиллию голос сигнальщика. Колчак и командир эсминца немедленно развернули бинокли в указанном направлении. Действительно дым, а если приглядеться через оптику – дымы. – Кажется, именно те, кого мы ждём, – улыбнулся кавтораг Домбровский командующему операцией. – Отсигналить «Поворот восемь румбов» на дивизион? Идём навстречу? – Вот уж нет, Алексей Владимирович, – после секундной паузы решил каперанг. – Оставаться на курсе. Зайдём от берега. Если это те, за кем мы пришли, не стоит давать им возможность спрятаться в нейтральных водах и потом устраивать проблемы нашим дипломатам. Мы должны быть святее папы римского. – Да чтобы дьявол побрал всех этих дипломатов и их дипломатию тоже! – в сердцах Домбровский высказался значительно более эмоционально и менее цензурно. – Полностью с вами согласен, – ухмыльнулся Колчак, – но вот этот конвой мы с вами должны уничтожить, не создавая дополнительных проблем для России. Как думаете, получится? – Зависит от того, кто у них в охранении, – пожал плечами командир эсминца. – Но попытаемся в любом случае. – Скоро всё выясним. Дивизион уже пересёк курс конвоя и поворачивал на встречный. В том, что встретили именно того, кого искали, сомневаться не приходилось – такое количество транспортов в военное время случайно вместе не собираются. Около десятка крупных пароходов двумя колоннами двигались к германским берегам. – Головным малый трёхтрубный крейсер! – крикнул сигнальщик, не отрывая от глаз бинокля. – Мористее два или три малых дыма. – Вот зараза! – зло выдохнул Колчак. – Если у колбасников ещё один крейсер здесь имеется, то можем все зубы обломать, к купцам продираясь. – Надо наши крейсера вызывать, – предложил Домбровский. – Само собой. Но до них двадцать миль, часа полтора будут догонять, если не больше. А немаки тоже могут в это время подкрепления вызвать… В общем, так радио на крейсера, Первый полудивизион связывает боем охранение, Второй атакует транспорты. С ходу атакует. Без сантиментов. Артиллерией и торпедами. Когда командующий конвоем и крейсером «Гамбург» фрегаттен-капитан фон Гаудекер узнал, что навстречу идут восемь больших русских эсминцев, стало понятно, что довести до Германии все транспорты будет очень проблематично. Если не невозможно – у него имелось ещё только три больших миноносца и три вооружённых траулера. По мощности артиллерийского огня атакующие более чем вдвое превосходили силы эскорта. А у них ведь ещё и торпеды. Трижды восемь заряженных в аппараты торпед… Однако никаких сомнений по поводу дальнейших действий у немца не было: «Гамбург» лёг на пересечку курса русских эсминцев и открыл огонь носовым плутонгом. Первый полудивизион храбро пошёл ему навстречу а Второй склонился правее и стал заходить на колонну которая шла мористее. Защищать транспорты вылетели «S-168», «У-184» и «G-192», бой с которыми завязали «Всадник» и «Гайдамак». А «Амурец» с «Уссурийцем» приняли вправо и, обогнув завязавшуюся баталию, спокойно обрушились на колонну транспортов с железной рудой. Похожая ситуация разыгралась и левее: «Москвитянин», «Эмир Бухарский» и «Доброволец» затеяли жаркую перестрелку с «Гамбургом». А «Финн» проскочил мимо и оказался третьей «лисой в курятнике». Уже трижды шибануло минными взрывами, и трём из пароходов можно было присваивать статус «не жилец», а пока русские эсминцы заходили на курс новой атаки, их комендоры тоже не скучали и, подвывая от восторга, засаживали снаряд за снарядом в район ватерлинии вражеских судов – промахнуться на таком расстоянии было сложно. Ещё два рудовоза горели и кренились. «Гамбург» не собирался позволить тройке русских эскадренных миноносцев разойтись с ним на контркурсах и после непродолжительной перестрелки с крейсером обрушиться на практически беззащитные рудовозы. Фон Гаудекер приказал разворачивать корабль на шестнадцать румбов и постараться прикрыть избиваемые транспорты как огнём, так и корпусом. Огня при этом не прекращал. Здорово влетело «Добровольцу» – эсминец получил пробоину по ватерлинии в правой скуле, сбило первую трубу и вышел из строя один из торпедных аппаратов, благо, что уже подготовленная торпеда при этом не взорвалась. Русские стодвухмиллиметровые пушки на миноносцах ничуть не уступали стопяткам крейсера. Их снаряды были даже потяжелее более крупнокалиберных немецких. К тому же на трёх эсминцах Второго дивизиона их было на одну больше, чем германец мог использовать на борт. Поэтому и «Гамбургу» доставалось. Лихо доставалось. Повышибало прислугу второго и третьего орудий левого борта, зажгло кормовую рубку, восемь пробоин в борту со всеми вытекающими и, главное, втекающими последствиями… А по другую сторону от курса каравана «Всадник» с «Гайдамаком» вовсю чихвостили своих визави. Немецкие эскадренные миноносцы были хоть и послабее, но более скоростными – уйти от своих русских противников для них не составило бы труда. Но необходимо защитить транспорты… А чем защищать? Германские тридцатикалиберные «восемь-восемь», которых к тому же у немцев имелось три штуки на три эсминца, ну никак не «плясали» против русских длинноствольных орудий. Очень быстро «Всадник» с «Гайдамаком» разделали своих противников под орех и пошли добирать транспорты из каравана. «У-184» тонул, «G-192» едва держался на воде. «S-168» пылая уходил в сторону. На него пока не стали отвлекаться. Ещё один взрыв – «Уссуриец» снова попал торпедой. «Амурец» не попал. Вернее, его выпущенная из аппарата мина повела себя как своенравная красотка – прошла полпути к цели, а потом вдруг завиляла хвостом, развернулась и пошла перпендикулярно курсу своих миноносцев. Увернулись. Увернулись, активно продолжая работать изо всех стволов. Один из транспортов попытался прорваться к шведским водам, развернув свой форштевень на борт «Финна». Номер не прошёл – юркий миноносец легко уклонился от угрозы и мстительно всадил торпеду в борт дерзкого купца. Русские эсминцы азартно заканчивали начатое. Было совершенно понятно, что ни один транспорт с рудой никуда отсюда не уйдёт. Разве что на дно. И ни один вооружённый траулер прикрытия. И ни один немецкий миноносец. И «Гамбург». Крейсер пока ещё «держал удар», но его взяли в накрытия ещё и «Гайдамак» с «Амурцем». А там и «Финн» собирался освободиться, и остальные… А главное, подходила русская бригада крейсеров. «Россия» с «Громобоем» посчитали ниже своего восьмидюймового достоинства идти добивать потерявший уже две трубы германский крейсер – этим поручили заняться «огине утренней зари». Приблизившись, «Аврора» беглым огнём своих шестидюймовок за двадцать минут прекратила существование «Гамбурга» по эту сторону морской поверхности. * * * Колчака садануло осколком в плечо в самом начале. В мясо. И это было очень больно. Потом осколок, пронзив мышцы руки, ударил в грудную клетку. На счастье, силы его были уже на излёте, и данный кусок металла только потревожил рёбра. Колчака унесли в лазарет, где местный фельдшер (а врача на эсминце не положено) сделал каперангу перевязку и вколол шприц морфия. Командующему операцией ещё повезло, потому что через пару минут после того как его унесли ещё один снаряд с «Гамбурга» вломился в боевую рубку «Москвитянина» и вообще не оставил там ничего живого… Эсминец повалило влево, но, к счастью, на «Эмире Бухарском» и «Добровольце» прекрасно поняли, что ведущий не начал какой-то новый манёвр, а не может пока управляться. Оба остались на прежнем курсе и продолжили бой. – Какие повреждения? – зашёл в рубку Колчак. Александра Васильевича слегка мутило от боли, которую пока ещё не до конца купировал морфий, но, в принципе, чувствовал он себя вполне терпимо. – Особых повреждений нет, господин капитан первого ранга, – немедленно повернулся минный офицер, которого вызвали в рубку командовать эсминцем после выхода из строя всех тех, кто до этого здесь находился. – Связь? – Только с машинным, голосовая. Телефон разбит. – Понятно. Ступайте к своим аппаратам – авось ещё сегодня постреляете. Я принимаю командование «Москвитяниным». – Но вы ведь ранены… – попытался возразить минёр. – На войне как на войне, лейтенант, – пресек разговор на эту тему Колчак. – Ступайте и не беспокойтесь за меня. И ещё, попрошу вас передать Одинцову, чтобы открывал огонь по своему усмотрению, без команды. Всё. – Есть, – козырнул офицер и отправился выполнять приказание. – Тебя как звать, братец? – повернулся Александр к новому рулевому. – Матрос Илья Бескудников, ваше высокобродь! – не оборачиваясь отозвался тот. – Вот что, Илья Бескудников, будем догонять своих. Четыре румба вправо! – Есть четыре румба вправо! – эсминец повалило в повороте. – Машинное рубке! – склонился над амбушюром Колчак. – Здесь машинное! – донеслось в ответ. – Говорит капитан первого ранга Колчак. Домбровский убит. Вступил в командование кораблём. Два узла добавить можете? – Хоть четыре. У нас всё в порядке. – Четыре пока не требуется. Два узла больше! Бескудников! – Здесь, вашвысокобродь! – Отставить титулование во время боя! Наша задача – догнать «Эмира» с «Добровольцем» и пристроиться в кильватер последнему. Справишься? – Не извольте беспокоиться. Сделаем. «Москвитянин» уже лёг на параллельный с полудивизионом курс и постепенно стал сближаться со своими товарищами, которые пока вполне себе достойно держались в бою с крейсером. Да и «Гамбургу» влетело на тот момент неплохо – на борт действовали уже только три пушки из пяти, пожар на юте, одна из труб разворочена… – Шарах! – подало свой голос баковое орудие «Москвитянина». Третий русский эсминец присоединялся к перестрелке с флагманом германского конвоя. И загрохало с интервалом в пятнадцать секунд выстрел. Вскоре начала стрелять и кормовая. Александр видел, что немцу приходится лихо, но… Но, хоть и частично, свою задачу он выполнил – головной транспорт, прикрытый бортом крейсера, проскакивал зону атаки, а может быть, его мателот тоже. Упускать было нельзя… – Право руль! Обрезаем корму немцу! За нашими не идём, – начал сыпать приказаниями Колчак. – Передать на аппараты: «Приготовиться к стрельбе с левого борта по транспортам»! Комендоры «Москвитянина» сориентировались в ситуации и, в соответствии с манёвром, стали разворачивать свои пушки на левый борт. Ют «Гамбурга» был охвачен пожаром, и ответного огня его кормового плутонга можно было не опасаться. Поэтому русский эсминец совершенно безнаказанно анфиладно обстрелял вражеский крейсер, обрезая ему корму. А дальше пошёл громить два почти прорвавшихся рудовоза. Не всё обошлось гладко – первая торпеда, исправно скользнув из аппарата, уверенно прочертила свой пузырчатый след к борту транспорта, но взорваться не соизволила. Больше тысячи рублей из-за какого-то бракодела оказались выброшенными на ветер. Вернее, в воду. Пришлось стрелять ещё раз. Последний. Ибо торпедных аппарата на эсминце два (третий заменили на ещё одну пушку), а перезарядить каждый из них требует немалого времени, и уж совсем не в боевой обстановке. Вторая тоже попала. И уж она рванула как следует. Пароход немедленно стал крениться, и стало ясно, что везомая им руда не попадёт в домны Круппа… Второй рудовоз попытался пройти под шумок, но это была отчаянная попытка, «Москвитянин» хоть и расстрелял уже свои мины, но орудия у него остались. А с такой дистанции каждый семнадцатисполовинойкилограммовый снаряд находил свою цель – почти прямая наводка. За пять минут в борт транспорта вонзилось более полутора десятков таких. – На транспорте подняли: «Просим прекратить огонь. Команда покидает судно». – Понятно. Передать на плутонги «дробь», – немедленно отреагировал Александр. – Приготовиться к спасательным работам. Сколько шлюпок у нас целы? – Нет у нас шлюпок, вашвысокобродь, – удивлённо ответил подошедший боцман. – Один складной вельбот был, и тот разнахратили, ироды… – Александр Васильевич, ваше высокоблагородие, – подскочил артиллерийский офицер. – Разрешите принять у вас командование кораблём – вы же ранены… Господи Боже! Да вы бледны как простыня! А морфий действительно собирался всецело командовать организмом каперанга – в глазах уже мутилось, конечности отказывались слушаться… Сознание поняло, что критическая ситуация завершилась, в полной мобилизации всего организма уже нет необходимости, и нужно немедленно спасать этот измученный организм. В глазах Александра сначала запрыгали искорки, потом их вообще заволокло серой пеленой. Колени стали подгибаться… Колчак привалился к стенке рубки и начал медленно сползать по ней. Одинцов немедленно подхватил падающего флаг-капитана. – Боцман! Двух матросов сюда! – это было последним, что услышал Александр. Пришёл в себя он через пару часов в каюте. Рядом сидел матрос, временно прикреплённый к флаг-капитану в качестве вестового. В голове гудело, во рту, в самой глотке, собрались шмотья слизи наиотвратительнейшего вкуса, пробитое плечо и бок ныли, самочувствие было паскудным… И в первую очередь организм требовал избавиться от той противной слизи, которая раздражала почище боли. Благо, что на тумбочке рядом стоял стакан с салфетками. – Что с конвоем? – Александр отхаркался в салфетку, не стесняясь матроса, и в первую очередь стал интересоваться результатами операции. – Под орех раскатали, ваше высокоблагородие, – счастливо разулыбался молодой матрос во всю свою конопатую физиономию. – Никого не оставили, всех перетопили. – Вот это хорошо, – как будто камень свалился с души командующего операцией. – Ты, братец, принеси-ка мне чайку. Да покрепче. И кого-нибудь из офицеров попроси. – Не извольте беспокоиться! – чуть не подпрыгнул вестовой. – Сей минут сделаем! – И кого-нибудь из офицеров позови! – вдогонку напомнил каперанг. «Сей минут», конечно, не получилось: приготовить чай на относительно небольшом эсминце – дело не минутное. Особенно когда он шпарит полным ходом по не совсем спокойному морю. – Как себя чувствуете, Александр Васильевич? – Одинцов успел появиться раньше чая. – Благодарю, сносно. Что у нас происходит? – Идём в Або. Вместе с крейсерами. Конвой уничтожен полностью, потерь в кораблях нет, хотя «Добровольца» и «Эмира» потрепали здорово – только убитых там двадцать человек. – А немецкий крейсер? – «Аврора» добила. И все три немецких миноносца потопили, – счастливо улыбнулся лейтенант. – Я же говорю: конвой уничтожен полностью. – Знатно! – усмехнулся Александр. – Молодцы! Как говорил мой полный тёзка[10]: вот это восторг! Тонущих спасали? – Не получилось – начали, но с зюйда обозначился большой дым. «Гайдамак» сбегал навстречу и опознал «Блюхера». Вероятно, с миноносцами – пришлось срочно уносить ноги. Даже не успели взять вельбот с «Уссурийца», который как раз немцев из воды вынимал – далеко отошли.[11] – Почему же немцы не преследовали? – удивился Колчак. – Ведь ход у наших крейсеров по сравнению с «Блюхером» совершенно несерьёзный. Минимум пять узлов разница. – Так темнеет уже, Александр Васильевич – пойди найди, – широко улыбнулся Одинцов. – Да и тонущих из воды им спасать надо… Наконец появился вестовой с чаем. Рядом с койкой командующего операцией был поставлен поднос с чайником, кружкой, бутербродами, нарезанным лимоном и розеткой с мёдом. – Спасибо, братец, ступай! – кивнул матросу Александр. – Чайку, Евгений Сергеевич? – Благодарю, уже поужинал. Полегчало от первых же глотков душистого напитка, во всяком случае, смыло отвратительный вкус во рту. – Какие потери на «Москвитянине»? – Убиты командир и восемь матросов, двенадцать матросов и вы ранены. Серьёзных повреждений нет, телефонная связь по кораблю восстановлена, – чётко отрапортовал Одинцов. – Понятно. Когда будем в Або? – Рассчитываем подойти с рассветом, но… На всё воля божья – загадывать нельзя, – пожал плечами лейтенант. – Это само собой, – согласился каперанг. – Нужно распорядиться отправить в сторону от курса пару наименее повреждённых эсминцев – пусть помелькают там, милях в пятнадцати, своими прожекторами, вдруг за нами всё-таки немцы увязались… – Уже сделано, – кивнул офицер. – С крейсеров час назад распорядились. «Амурец» и «Гайдамак» пошли выполнять. – Разумно! – Александр Васильевич, – Одинцов начал слегка нервничать, – если я вам больше не нужен, разрешите вернуться на мостик? – Конечно, конечно, Евгений Сергеевич, всё понимаю. Спасибо, что нашли время меня посетить. – К вам прислать вестового или фельдшера? – поинтересовался лейтенант, поднимаясь. – Никого не надо, сейчас допью чай и… Что-то снова меня в сон клонит. Спасибо! Идите! К утру без приключений прибыли в Або. Рану на руке стало дёргать болью, что являлось грозным признаком начинающегося нагноения. Пришлось обратиться к крейсерским эскулапам, которые уже как следует почистили, продезинфицировали и зашили повреждённую руку. Но москвитянинскому фельдшеру Александр золотую пятирублёвку в благодарность всё-таки подарил – парень старался, как мог, исходя из того, что умел. * * * В Гельсингфорс отправился на наиболее боеспособном «Уссурийце». Добрались без особых проблем – ни противник, ни погода не побеспокоили. На «Кречете» Колчака встречали как героя. – Душевно рад вас видеть, Александр Васильевич, – обнял своего флаг-капитана Эссен после официального приветствия при встрече. – Спасибо! Неужели никто не ушёл? – Никто, Николай Оттович. Ни транспорты, ни конвой. Корабли дивизиона действовали выше всяких похвал, слаженно и храбро. Да и крейсера наши вовремя подоспели. Я намерен представить рапорт о награждении отличившихся, причём таковых в списке будет немало. – Разумеется, – кивнул адмирал. – Столь блестяще проведённая операция без наград не останется. Как ваша рана? – Сносно. Побаливает пока, но кость не задета, и крейсерские эскулапы обещали мне скорое и полное выздоровление. – Вот и хорошо. А отправляйтесь-ка вы на недельку подлечиться и отдохнуть. К семье. Заслужили. – Благодарю! Но, возможно, я был бы вам полезен при штабе… – В первую очередь вы мне полезны здоровый, бодрый и энергичный, – усмехнулся Эссен. – И отпускаю я вас не немедленно, а с завтрашнего дня. Нам есть еще что обсудить по поводу будущих атак шведских конвоев. Хотя бы вчерне. Присаживайтесь! – командующий указал на кресло. – Итак: правильно ли я понимаю, что данную операцию вам позволило так эффектно провести знание истории данной войны? – Совершенно неправильно понимаете, Николай Оттович, – не задумываясь, ответил Александр. – Я давно уже не могу предвидеть, как будут развиваться события. История изменилась, всё происходит совсем не так, как происходило раньше. В плане ведения войны я могу дать только стратегические рекомендации, но они не будут восприняты Верховным ни от меня, ни даже от вас, не так ли? – Ну, это посмотрим, – мрачно буркнул адмирал. – Продолжайте. – Делаю, что могу, и сделаю всё, что смогу. – Нимало не сомневаюсь, Александр Васильевич. Так вот: как считаете, что предпримет противник? Ведь руда немцам нужна как воздух, а мы обозначили угрозу регулярным её поставкам. – Есть несколько вариантов, – задумался Колчак. – Во-первых, можно отрядить в сопровождение конвоев свои старые и непригодные для современной войны корабли. Вплоть до крейсеров типа «Виктория Луиза» и даже старых броненосцев… – Ой ли! – весело подмигнул командующий. – Германцы строят и строят новые корабли, им нужны экипажи. И их старые лоханки недоукомплектованы. – Да? А вспомните, Николай Оттович, сколько процентов экипажа находилось на «Севастополе», когда вы собирались прорываться на нём из Порт-Артура. – Ну да, – нехотя согласился адмирал. – Я собирался на прорыв практически с третью штатного экипажа. Достаточного, чтобы вести огонь одним бортом, без минёров, да много без кого… – Вот именно. И им на своих крейсерах или броненосцах половинного комплекта команды за глаза хватит. Не так? – Пожалуй, вы правы, – почесал бороду Эссен. – Что предлагаете? У вас явно имеется идея на эту тему. – Имеется. Следующий налёт осуществить стаей подводных лодок Новых: наши «барсы» и «Акула» и пять английских типа «Е». Как раз после того, когда транспорты минуют шведские территориальные воды. На подходе к германским берегам. – А, простите великодушно, как мы узнаем о времени подхода конвоя к германским берегам? – лукаво посмотрел на собеседника адмирал. – Так же, как и в этот раз, – пожал плечами Колчак, – от разведки. Нашей или союзников. Ну, то есть мы узнаем только приблизительную дату выхода судов противника из определённого порта. А дальше уж нам думать, когда и куда посылать наши подлодки… Даже если промахнёмся – один-другой одиночный транспорт они поймать вполне могут. – Звучит убедительно. Надо будет побеседовать на эту тему с Подгурским и Хортоном. – Разрешите мне… – Не разрешаю, – оборвал Колчака командующий. – Где ваша семья? – Здесь, Гельсингфорсе. – Вот завтра к ним и отправитесь. Переночуете на «Кречете», а с утра – к супруге и детям. И чтобы минимум неделю я вас при штабе не видел. Лечитесь, отдыхайте – это приказ. А отдыхать ступайте прямо сейчас, ужин вам принесут в каюту – с вашим ранением не очень-то удобно будет за общим табльдотом. Более не задерживаю вас, Александр Васильевич. Не оставалось ничего, кроме как подчиниться. «Герта», малый «Медуза» и флотилия больших миноносцев. И кто его знает, что там, в дальнем прикрытии… Русские и английские подводные лодки затарахтели машинами и отправились доказывать немцам, что Балтийское море их флотом больше не контролируется. Первой обнаружила конвой «Е-19» капитан-лейтенанта Кроми. Трескотня в эфире немедленно встревожила и немцев, миноносцы охранения сразу рыскнули в стороны, чтобы обнаружить источник несанкционированного радирования. С «У-2» удалось даже разглядеть погружающийся перископ, но «Е-19» ушла спокойно и своё дело сделала – ещё восемь подлодок узнали о наличии каравана, его координатах, скорости и курсе. Кроми своё дело сделал и уходил – догонять в надводном положении было бы особо извращённой формой самоубийства, а в подводном не догнать. Первым встретил конвой Хортон на своей «девятке». Он решил для начала ударить по эскорту. Торпеда из носового пошла к «Виктории Луизе», а из траверзного по миноносцу. По миноносцу промахнулись, а вот под бортом немецкого бронепалубного крейсера рвануло знатно… И команды на нём – треть от штатной. Так что ни о какой борьбе за выживание корабля речи быть не могло: «Спасайся, кто может!» Погибло всего одиннадцать немецких моряков, остальных из команды крейсера приняли на борт миноносцы и транспорты. Но за время данной весьма значительной паузы по времени следования конвоя «Е-1» успела сблизиться и выйти на рубеж атаки – как только рудовозы пошли намеченным курсом, две торпеды от её командира Лоуренса отправили на дно ещё и два транспорта. «Е-18» капитан-лейтенанта Халлахана через три мили приняла эстафету и торпедировала ещё один рудовоз. Дальше на пути конвоя заняли позицию русские субмарины. «Акула» и «Гепард» действовали парой, они разошлись в стороны – первая прижалась поближе к побережью, а второй мористее. Когда конвой вошёл в зону действия, то с двух сторон немецкие и шведские моряки увидели пузырчатые следы торпед, пущенных веером. Уж чего-чего, а минных аппаратов на новых российских подлодках было до дури – восемь на «Акуле» и двенадцать на «Гепарде». Так что четыре торпеды бурлили своими винтами с запада и шесть с востока. Попали, конечно, не все, но три попали. Взрыв! Взрыв!! Взрыв!!! Два транспорта начали крениться и гореть, а миноносец «G-7» просто разломало пополам. На некоторых шведских судах потихоньку начинала роптать команда – невозможно спокойно наблюдать, как час за часом взрываются и идут ко дну корабли, следующие рядом, и ожидать, что твой станет следующим. – Хере капитан, – на мостик «Никодемии» поднялась делегация из пяти матросов во главе с боцманом. – Просим вас лечь на обратный курс! – Бунт? – удивлённо вскинул брови капитан Свантессон. На самом деле он не был удивлён совершенно и сам был бы не прочь навострить лыжи из этого ада, но, во-первых, немцы… А во-вторых, это всё-таки бунт. Подчиняться решению струсившей команды не стоит. – Нас всех перетопят эти проклятые русские! – почти истерически заголосил один из матросов. – Заткнись! – спокойно, вернее, почти спокойно бросил капитан. – Все получили деньги за риск… – Да подавитесь этими деньгами, хере! – Нам ими с рыбами расплачиваться? – Именно с рыбами. Если попытаемся вернуться, – Свантессон сам не верил в то, что говорил, но продолжал. – Нас потопят немцы, если повернём назад. Гарантированно потопят. А есть ещё и подводные лодки за кормой – их командиры наверняка захотят получить дополнительный орден и, не раздумывая, всадят в нас торпеду. Не так? А впереди, возможно, уже нет никого представляющего опасности… Матросы молчали, переваривая логику капитана. Возразить было нечего. Возразил «Барс». Его командир, капитан второго ранга Дудкин, прекрасно понимал, что сейчас немцы следят за морем во все глаза. Поэтому изначально встречал конвой в подводном положении. А приблизившись на соответствующую дистанцию, даже убрал перископ. Приблизительно с милю лодка шла по счислению. Только когда пришло расчётное время атаки, перископ был снова поднят. Небольшая корректировка… Аппараты: тоовсь! Аппараты: пли! Рубя винтами воду, пошли шесть торпед одна за другой. Поставленные на серьёзное заглубление, они прошли под килями миноносцев, но две из них попали в «Никодемию» и одна в крейсер «Винета». Два оставшихся рудовоза не сговариваясь развернулись к шведским берегам. Германские миноносцы не препятствовали – во-первых нужно было спасать тонущих, а во-вторых, угрожать своему поставщику во время войны весьма чревато… Ещё пятьдесят тысяч тонн руды в немецкие домны не попало. А кроме того, на дно Балтийского моря легли ещё два германских крейсера и два миноносца. Глава 12 В Северном море – Ваше высочество! – кайзер с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос на своего брата. – Что происходит на Балтийском море? Почему русские чувствуют там себя полными хозяевами? Мы лишились более чем полутораста тысяч тонн руды меньше чем за месяц. И это не считая потерь боевых кораблей, прикрывавших конвои. Кстати, сколько их потоплено? – Три крейсера и пять миноносцев, ваше величество, – потупился принц Генрих, – и три вооружённых траулера. Но крейсера устаревшие, для активных боевых действий не годные. – Так, может, такие просто сразу отправить в конверторы? Не дожидаясь, пока русские и англичане отправят их на дно. Получим десятки тысяч тонн стали. Стали, столь необходимой на фронтах. В виде пушек необходимой, в виде снарядов, в виде винтовок, штыков и сабель. – Ваше величество, я не верю, что вы говорите искренне. Старые корабли необходимы не только для того, чтобы нести службу по охране наших берегов, но и, в первую очередь, для того, чтобы готовить моряков для вновь строящихся кораблей… – Я всё понимаю, дорогой брат, но что прикажете делать? Германии необходим металл, необходима руда. Почему вы позволяете русским перекрыть её поставки? – Мы недооценили русских, – гросс-адмирал решил, что в данной ситуации можно опустить титулование. – Они совсем не такие, как были в войне с японцами. Они действуют отважно и умело. Хохзеефлотте совершенно напрасно «повернулся спиной» к такому противнику. Имеющиеся у меня силы совершенно недостаточны для эффективной борьбы с флотом адмирала Эссена. И этот флот пополняется новыми, современными кораблями. А под моим началом таковых практически нет. То есть вымпелов предостаточно, но в основном это старьё, пригодное только для береговой обороны. – Вы можете предложить что-либо конкретное? – кайзер исподлобья смотрел на принца. – Исходя только из тех сил, которыми располагаете. – Могу. Нужно отменить систему конвоев, – принц нервничал, внося такое предложение, но не собирался отступать. – Балтика слишком маленькая акватория, чтобы пытаться провести по ней незаметно большие группы судов. И само формирование этих групп требует немалого времени, а значит, вражеская агентура успеет сообщить о готовящемся выходе, как она и сделала дважды. К тому же русские не повторяются – в первый раз они атаковали миноносцами, во второй – подводными лодками, а в следующий могут вообще вывести в море свои новые дредноуты, и, даже если я отправлю конвоировать транспорты Вторую эскадру линкоров, всё может закончиться ещё более печально. Предлагаю перевозить руду в Германию одиночными транспортами. А если мне выделят достаточное количество миноносцев, пусть и не новых – почти каждый рудовоз будет иметь защиту от подводных лодок. Это во-первых… – Есть и «во-вторых»? – удивился Вильгельм. – Есть, – угрюмо посмотрел на брата принц. – Я прошу поддержать мою просьбу о проведении операции устрашения главными силами Флота открытого моря на Балтике. Необходимо постучаться бронированным кулаком в ворота русской столицы, чтобы их Балтийский флот был и впредь озабочен только её обороной. – А вот это мысль неплохая, – улыбнулся кайзер. – Но это необходимо обсудить с руководством не только флота, но и армии. А пока, совершенно начерно, давайте обсудим это за кружечкой пива. * * * Само понятие «акция устрашения» Гогенцоллерну-старшему нравилось неимоверно, и вице-адмирал Хиппер уже провёл три подобные операции против мирных прибрежных городов Великобритании. Линейные крейсера Хиппера уже успели обстрелять главным и средним калибром Ярмут, Скарборо, Хартлпул и Уитби. Гибель мирных жителей этих портовых городов вызвала у англичан отнюдь не страх – ненависть. Только в Хартпуле было убито под сотню мирных жителей, из них полтора десятка детей. Английские газеты не могли не обнародовать данный факт. Хиппера теперь иначе как «детоубийцей» в Великобритании не называли. Адмирал Битти, каждый раз получая информацию о действиях немцев, немедленно выходил в море на перехват со своими линейными крейсерами, но даже маленькое море – маленькое на карте, в реальности же это совершенно невозможные для обнаружения даже эскадры противника просторы – германцы регулярно уходили безнаказанными. Однако везение не может быть вечным. Хиппер решил, что англичане подумают, что «в одну воронку два раза снаряд не попадает», и снова вывел свою группу в составе «Дерфлингер», «Зейдлиц» и «Мольтке» на повторный обстрел Скарборо. Первую разведывательную группу сопровождали лёгкие крейсера «Кольберг» и «Страсбург» с миноносцами. Везение не может быть вечным. «Саутгемптон» коммодора Гуденафа заметил дымы и пошел на них со своим отрядом… «Страсбург» открыл огонь первым. Англичане поняли, что здесь враг. Эфир немедленно взорвался трескотнёй точек и тире, и главные силы адмирала Битти развернули форштевни в указанном направлении. И силы немалые: «Лайон» под флагом вице-адмирала, «Принцесс Ройал», «Куин Мери», «Тайгер». Каждый из этих четырёх линейных крейсеров был сильнее любого германского. Плюс их поддерживала эскадра контр-адмирала Мура: «Нью Зиленд» и «Индомитебл». Это не считая лёгких крейсеров и эсминцев. Получив информацию о том, что на хвосте у него такие силы, Хиппер благоразумно решил удирать. Что было самым верным решением. Но не факт, что выполнимым… Что бы там ни говорили справочники по паспортным узлам английских и немецких линейных крейсеров, но англичане реально догоняли. Сначала Битти приказал держать ход в двадцать шесть узлов, потом в двадцать семь. Как ни странно, но даже «Индомитебл», который не выдавал такой скорости даже на испытаниях, уверенно держался в строю. Но Битти пошёл ва-банк, и с «Лайона» передали: «Иметь двадцать девять узлов!» Это было выше паспортной скорости даже для новейшего «Тайгера», но, тем не менее, все четыре «великолепные кошки» данный приказ выполнили, а вот эскадра Мура стала отставать. Вскоре флагман английского адмирала грохнул первым выстрелом по концевому «Мольтке» – снаряды легли со значительным недолётом. Но расстояние между противниками неумолимо сокращалось, и через десять минут очередной залп с «Лайона» дал всплески уже под самой кормой немецкого линейного крейсера. И немцы, и англичане по ходу погони перестраивались в строй пеленга, чтобы не только головной из догоняющих и концевой из удиравших участвовали в бою, но, по понятным причинам, дуэль началась именно между ними. Но с течением времени «Тайгер» взял под обстрел «Дерфлингера», а «Куин Мэри» – «Зейдлица». «Принцесс Роял» пока огня не открывал – дистанция была слишком велика. И уже через пятнадцать минут повторилась история с «Гебеном» – английский трёхсотсо-ракатрёхмиллиметровый снаряд пробил палубу «Мольтке» и ударил в бронирование шахты подачи снарядов и зарядов в башню правого борта. Тоже пробил… Англичане сделали выводы после сражения в Средиземном море, после гибели «Индефатиге-бла», после рокового пожара в башнях «Гебена». Теперь на королевском флоте заряды подавались в башни в огнестойких кокорах. И на каждом «этаже» передачи имелись стальные «пришлёпки», ограничивающие распространение огня, – как было и на всех английских броненосцах вплоть до типа «Формитебл». А вот немцев об этой проблеме осведомить не удосужились, поэтому Кайзермарине по-прежнему использовал шёлковую упаковку для дополнительных полузарядов… …Подаваемые полузаряды вспыхнули, столбы огня ударили и собственно в башню, и в погреба под ней. Счастье для немцев, что их порох не имел тенденции сгорать со взрывом, иначе тонны зарядов в подбашенном отделении «Мольтке» разломали бы линейный крейсер пополам. Обошлось. Порох просто сгорел. Сгорел вместе матросами и офицерами погреба и башни. И преследующие англичане, и убегающие немцы видели это пламя, поднявшееся выше мачт. Благодаря активным и умелым действиям старшего офицера, вовремя приказавшего затопить погреб под башней «Дора», «Мольтке» «остался в живых» и даже продолжал вести огонь из двух своих кормовых башен. Но ход у крейсера, разумеется, упал. Так что и «Принцесс Ройал» смог приблизиться на дистанцию ведения действительного огня. И, естественно, взял под обстрел ближайшую цель. «Лайону», правда, тоже прилетело – один снаряд ударил в ватерлинию и прогнул стык двух броневых плит, а второй временно вывел из строя башню «А». Но флагман Битти продолжал удерживать скорость в двадцать семь узлов и уверенно бил из второй башни. Да и первая через двадцать минут вернулась в бой. «Мольтке» не то чтобы засыпало снарядами, но попадания следовали достаточно регулярно: то в кают-компанию, то под винты, то в трубу, то в кормовую рубку… Линейный крейсер горел и неумолимо терял скорость. Хиппер скрежетал зубами, но не мог ни повернуть на выручку, ни уменьшить ход для прикрытия гибнущего собрата – это было чревато потерей всех трёх линейных крейсеров, находившихся под его командованием. «Лайон» уже здорово нахватался немецких снарядов и отворачивал с курса догона. Но преследователей хватало. К тому же, эскадра Мура приблизилась и вполне была в состоянии разобраться с отстающим и здорово побитым «Мольтке». Тем более при поддержке вывалившегося из погони флагмана Битти. «Тайгер», «Куин Мэри» и «Принцесс Ройал» продолжили преследование Хиппера. Тот давно уже вызвал немецкие дредноуты на помощь, но до Яде было около ста пятидесяти миль. Дредноуты Хохзеефлотте, даже если взять только самые быстроходные типа «Кайзер», могли поспеть не раньше, чем через несколько часов. И это если бы они стояли под полными парами, готовыми к выходу. Так что перспективы для Первой разведывательной группы рисовались самые что ни на есть тусклые. А «Мольтке» был уже окончательно обречён: на него сначала насели с кормовых румбов догоняющие своих «Нью-Зиленд» и «Индомитебл», затем англичане Первой эскадры, не прекращая обстрел преследуемых кораблей Хиппера, задействовали по нему свои ранее молчавшие кормовые башни – ещё пять ударов тяжёлыми снарядами. В результате линейный крейсер капитана цур-зее Левентцова нахватался уже около двадцати попаданий калибром от трёхсот пяти до трёхсот сорока трёх миллиметров. Ход упал до семнадцати узлов, действовали только две башни из пяти, а «Лайон» с линейными крейсерами Мура закружили свою смертельную карусель, спокойно удерживая гибнущий корабль в прицелах и засыпая его градом стали и взрывчатки. «Мольтке» горел, но не тонул, горел, но огрызался из всех оставшихся нескольких стволов, горел, но флаг не спускал… В конце концов Битти это надоело, и он бросил в атаку на агонизирующий линейный крейсер Десятую флотилию эсминцев (Первая и Третья флотилии ушли в погоню за Хиппером). Три раза рвануло торпедными взрывами, и немецкий корабль стал быстро заваливаться на правый борт. Но и за время атаки английские эсминцы успели получить два попадания с обречённого крейсера: по стопятидесятимиллиметровому снаряду попало в «Миранду» и «Минос», обоих пришлось потом тащить в Англию на буксире. Из волн Северного моря удалось спасти только девяносто трёх немецких моряков – слишком быстро опрокинулся корабль, большинство из оставшихся на нём в живых просто не успели подняться на палубу или хоть к какой-нибудь отдушине, через которую можно было бы выскочить наружу. Корпус «Мольтке» стал братской могилой для своего экипажа. Впрочем – обычное дело для морского боя… А Хиппера «кошки» так и не догнали, имела место долгая перестрелка на дальней дистанции, противники получили по несколько попаданий, но ни одного критичного. И, поскольку уже начинало темнеть, командир «Тайгера», капитан первого ранга Пелли, которому Битти делегировал свои полномочия на время дальнейшего преследования противника, приказал прекратить погоню и возвращаться, чтобы не нарваться в сгущающихся сумерках или ночью на встречную атаку немецких эсминцев. Англичане повернули обратно, благо, что можно было считать данную операцию успешной: родной брат «Гебена» разделил его судьбу. У немцев оставалось только три линейных крейсера, считая стоявший на ремонте «Фон дер Танн», и Хиппер вряд ли посмеет теперь тревожить порты Великобритании своими набегами. И хоть сражение не стало решительной победой, но агрессор был настигнут, агрессор был наказан. Германия получила ещё одну смачную оплеуху от Антанты. Кайзер отставил фон Ингеноля от командования Флотом открытого моря, и его место занял более спокойный и не склонный к авантюрам адмирал Поль. Немецкие дредноуты с этого дня мирно коптили небо в Вильгельмсхафене, а основные действия в Северном море проводились подводными лодками и «чёрным братством».[12] Лишь изредка их подстраховывали лёгкие крейсера. Гранд Флит праздновал победу. За что и поплатился: немецкие подводные лодки за неделю пустили на дно три больших крейсера англичан. И ещё два едва догребли до ближайшего британского порта с торпедными пробоинами. Кроме этого, в море пошли вспомогательные крейсера немцев. Нового, так сказать, типа. Суда, везущие грузы в Великобританию, Францию и Россию, давно уже опасались возникающих на горизонте силуэтов боевых крейсеров или даже пассажирских лайнеров – и те могли оказаться вооружёнными германскими рейдерами с приличной скоростью. Но сейчас в океан под шведскими, норвежскими или датскими флагами прорывались через английские дозоры совсем неказистые и достаточно тихоходные германские транспорты. Транспорты с военными командами на бортах, со спрятанными в трюмах пушками и, зачастую, даже гидросамолётами. Мало того – на океанские просторы вышел даже парусный барк «Зееадлер». И немцы рассчитали всё совершенно правильно: уж парусника никто не будет опасаться. И не опасались. Первое время. А зря… Автономности данным рейдерам было не занимать – гружены углем, «Зееадлер» вообще ходил в основном под парусами, так что пошли эти корабли чуть ли не в кругосветку, успешно задерживая и уничтожая все грузы, что направлялись в порты стран Антанты. Да и идея неограниченной подводной войны родилась раньше, чем в реальной истории: загнанная в угол Германия почти на три десятка лет опередила американцев с их призывом «Топи их всех!» Любое судно, идущее в Великобританию или из неё, подлежало уничтожению. И немецкие подводники стали буквально исполнять приказ своего начальства: были потоплены пассажирские лайнеры, госпитальные суда, пароходы нейтральных стран без всякого досмотра… Гаага возмутилась… И что? Кто слушает дипломатов, когда говорят пушки? Глава 13 Высокий визит – Прибыл по вашему приказу, ваше высокопревосходительство! – Здравствуйте, Александр Васильевич! Проходите, присаживайтесь, – Эссен, недавно получивший третьего орла на погоны[13], указал на кресло в своём салоне на «Кречете». – Как рука? – Благодарю, практически зажила. – Замечательно. Ну что же, имею честь поздравить вас с чином контр-адмирала, – лучезарно улыбнулся командующий флотом. – Теперь вы тоже «превосходительство». – Благодарю, – Колчак, не успев сесть в предложенное адмиралом кресло, снова вытянулся перед ним. Лёгкое состояние ошаления присутствовало. – Никак не ожидал… – Садитесь, садитесь. И – держите! – командующий протянул золотые погоны с орлами. – Пусть ваш вестовой пришьёт их к завтрашнему утру. На парадный мундир. – Ещё раз благодарю, Николай Оттович, непременно прикажу, – Александр принял знаки отличия. – Сейчас нам принесут коньячку, – улыбаясь, ответил Эссен на незаданный вопрос, – и мы спрыснем ваше производство в чин. Действительно, буквально через минуту в салон постучали, и на пороге появился матрос с подносом, на котором красовалась бутылочка шустовского коньяка, кофейник, чашки, блюдце с нарезанным лимоном, ну и там ещё закусок по мелочи… – Ну что, Александр Васильевич, – поднял фужер Эссен. – С адмиральством вас! – Большое спасибо! – голос у Александра слегка подрагивал. – Честное слово, не ожидал. Но готов сделать для России всё, что в моих силах, в новом чине. – И в новой должности, – добавил командующий, когда коньяк был выпит. – Принимайте Минную дивизию. Адмирал Трухачёв серьёзно заболел, а других кандидатов на его место я не вижу. – Но… – И никаких «но», – посуровел командующий. – Я, естественно, всё помню, а вы воюете умно, умело и отважно. Этого достаточно. Считаете себя неспособным для новой должности? – Нет!.. То есть да… То есть… – запутался в словах Колчак. – Я готов принять Минную дивизию. Просто не ожидал такого стремительного взлёта в карьере. – Ну, вот и ладно, – улыбнулся Эссен. – А вы налейте по второму, Александр Васильевич. Давайте-давайте – у меня для вас ещё одна новость: завтра к полудню нас с вами ожидает государь. – А, простите, с какой целью? – задал совершенно дурацкий вопрос свежеиспечённый контр-адмирал. – Да уж не на кол сажать, – рассмеялся командующий. – Балтийский флот воюет неплохо – третьего дня его императорское величество приглашал к себе английских подводников. Все ушли с наградами. Так что вряд ли стоит беспокоиться. – Да я понимаю, Николай Оттович, просто всё так неожиданно… И производство в адмиралы, и аудиенция эта… – Не беспокойтесь. Вы ужинали? – Нет. И аппетита что-то нет. С вашего позволения, я пойду к себе, если, конечно вы не планировали обсудить какие-то злободневные вопросы. – Не планировал. Отдыхайте, Александр Васильевич. Позавтракаем на «Пограничнике». Он вызван к шести утра. Будьте готовы. * * * «Пограничник» уже давно неофициально считался «адмиральской яхтой». Ну любил Эссен этот эсминец и все свои перемещения по акватории Балтийского моря старался делать именно на нём. И пусть корабль уже находился под командованием бывшего старшего офицера Дудкина, ничего не изменилось – команда по-прежнему ела глазами Николая Оттовича, смотрела на своего любимого адмирала с восторгом и громоподобно орала «Ура!», когда Эссен проходил перед строем. Приняв рапорт командира, комфлотом тепло поприветствовал кавторанга, поздоровался с командой, с удовольствием выслушал ответное «Здрав желам, вашвысокопревосходитство!» и распорядился следовать в Петербург. – Не изволите ли позавтракать, ваше высокопревосходительство? – поинтересовался Дудкин. – С удовольствием. Кстати, разрешите представить вашего нового начальника: контр-адмирал Колчак назначен командовать Минной дивизией. Надеюсь, не разочарованы? – Почту за честь служить под началом такого адмирала! Поздравляю с назначением, Александр Васильевич! – Спасибо на добром слове! – протянул руку Колчак. – Надеюсь, что не разочарую вас. И… Позвольте поинтересоваться: мой спаситель, матрос Николай Фомин, на эсминце? Я что-то не смог разглядеть его в строю. – Увы. К моему глубокому сожалению, переведён на «Забияку». Прекрасный минёр, жаль было отпускать, но я понимаю, что на новейшем «Новике» он принесёт больше пользы Родине… Так что? Прошу в кают-кампанию! – Непременно, Василий Федотович, – улыбнулся Эссен. – Ведите! Чертовски хочется кофе с какими-нибудь булочками или блинчиками. – Сегодня на завтрак как раз блинчики с творогом, – поспешил сообщить Дудкин. – Отменно, отменно, – улыбнулся адмирал. – Помните ещё мои пристрастия. Позавтракали минут за двадцать и поднялись на мостик. – Флаг планируете на «Новике» поднять? – поинтересовался Эссен. – Нет, Николай Оттович, – пусть лучший корабль флота воюет не обременённым присутствием начальника дивизии. Тем более, что вот-вот войдут в строй его систершипы – «Победитель» и «Забияка». Вместе с «Новиком» эта тройка способна натворить в нашем море немало. Вот при совместных операциях я, конечно, буду на нём. – Почему именно на нём, а не на улучшенных вариантах? – Да ухудшенные они на самом деле: скорость ниже, надстроек больше… Вы вспомните: сколько раз у нас ни пытались построить улучшенный вариант удачного корабля – получалось хуже. Судите сами: «Цесаревича» «улучшили» типом «Бородино», «Богатыря» – «Олегом» с «Очаковым», да и по образу вашего великолепного «Новика» сделали «Жемчуг» с «Изумрудом». Разве не так? – Соглашусь, пожалуй, – кивнул Эссен. – Но минных труб у новых эсминцев больше. – И что? – Александр стал слегка заводиться. – Была ситуация, когда в этой войне не хватало торпедных аппаратов? Не было такой. – Не было. Но она вполне возможна… – Так и на «Новик» установить три-четыре трёхтрубных – невелика проблема, – перебил адмирала Колчак, – а вот узлы – это узлы. И лишние надстройки… – Ладно, ладно, Александр Васильевич, – рассмеялся Эссен. – Что-то вы больно разволновались. Подозреваю, что нервы нам сегодня ещё понадобятся. Финский залив, как и сама природа, сегодня был на удивление ласковым – несмотря на лёгкий свежак, «Пограничник» мчал к Петербургу почти на паспортных узлах. Через несколько часов вошли в устье Невы, а ещё через некоторое время эсминец ошвартовался возле Английской набережной. Почти там, где в своё время встал на якорь напротив Зимнего дворца крейсер «Аврора». К полудню уже здорово потеплело, поэтому адмиралы оставили на эсминце свои плащи с застёжками из оскаленных львиных голов и направились в Зимний дворец только в парадных мундирах. Да и в них было жарковато. Вошли, встретил адмиралов дежурный флигель-адъютант. – Разрешите представиться: подполковник Смирнов. Прошу следовать за мной, ваше высокопревосходительство. И вас, ваше превосходительство. Звучало, конечно, препаскудно, но офицер соблюдал субординацию – никуда не денешься. Эссен и Колчак последовали за подполковником. Миновали два пролёта по лестнице, и сопровождающий повёл их по коридору в кабинет императора. По дороге встретился костистый мужик в рясе со здоровенным золотым наперсным крестом на пузе. Распутин, увидев адмиралов, сейчас же прервал беседу с каким-то гражданским чином и пошёл им навстречу. – Благослови вас Господь, флотские! – мужик в рясе явно собрался пообщаться с командующим Балтийским флотом. – С дороги! – мрачно процедил сквозь зубы Эссен. – Пшёл! Александр демонстративно подтянул перчатку на правой руке, глядя прямо в глаза отцу Григорию. Тот моментально понял, что зря встал на пути моряков, – вообще, «возжигатель царских лампад» уже привык, что военные приветствуют его весьма однообразно – кулаком в зубы – и последствий не боятся, поэтому поспешил отойти с пути их следования, но с христианским смирением ещё раз перекрестил вослед: храни вас Бог! Адмиралы шли дальше, не оглядываясь, сопровождающий их Смирнов слегка напрягся, но высказываться по поводу произошедшего инцидента не стал. Перед каждой дверью стояла пара конногвардейцев, несущих сегодня караул в Зимнем дворце, которые вскидывали свои палаши в приветствии проходящих через двери: если ведёт дежурный флигель-адъютант – салютуй и не сомневайся. Тем более, что у сопровождаемых орлы на погонах. – Ай, здравствуйте, уважаемый Николай Оттович! – в приёмной адмиралов встретил адмирал Нилов, узнал Колчак. – Рад познакомиться, Александр Васильевич, – «адмирал-адъютант» протянул руку и Колчаку. – Государь пока задерживается, но скоро вас примет. Может, пока по бокалу шустовского? – Воздержимся, Константин Николаевич, – ответил за обоих Эссен. – Подождём так, на-сухую. – Ну, тогда и я спешить не буду. А что у вас там Гришкой произошло? – подмигнул коллегам Нилов. – Ну да, – хмыкнул командующий Балтфлотом. – Я слышал, что молва летит на крыльях, но не подозревал, что с такой скоростью… – Да не волнуйтесь вы, – рассмеялся дворцовый адмирал. – Распутин сейчас не в особом фаворе у императора, государыня, да, этого святошу чуть ли не боготворит. Но сегодня вы вполне свободно могли бы ему и по зубам съездить. – С трудом удержался, – встрял Александр. – И правильно сделали, Александр Васильевич, – подержал своего подчинённого Эссен. – Мы не для того прибыли сюда, чтобы из-за какого-то сукина сына в императорском дворце всевозможные скандалы устраивать, – нам воевать надо. – И какие, кстати, планы действий флота в ближайшее время? – не преминул полюбопытствовать Нилов. – Пока всё по-старому: ставить свои мины, тралить немецкие, атаки торговых коммуникаций… – Вероятно, – вставил Колчак, – скоро придётся поддерживать приморский фланг армии. – Вероятно – колбасники уже под Мемелем. И, скорее всего, наши его сдадут. А там и до Либавы недалеко… И до Риги… – Ну, до такого, Константин Николаевич, надеюсь, не дойдёт, – возразил командующий флотом. – Ни мы, ни Двенадцатая армия не допустим… Фраза была прервана появлением конногвардейского ротмистра: – Его императорское величество приглашает адмиралов Эссена и Колчака! Прошу ваши превосходительства следовать за мной! * * * – Здравствуйте, господа! – самодержец всероссийский просто лучился доброжелательностью. Либо ему ещё не успели сообщить об инциденте с Распутиным, либо царю было действительно плевать на Гришку – Весьма рад вас видеть! Весьма рад! Присаживайтесь! Царь выглядел на удивление хорошо: понятно, что ухожен и безупречно одет, но и лицо выглядело очень свежим. Так что слухи о том, что он регулярно «бухает» с Ниловым, наверняка не более чем слухи. – Всегда к услугам вашего императорского величества! – ответил на приветствие за обоих Эссен. – Знаю, знаю, – продолжал лучезарно улыбаться Николай, – поэтому и пригласил вас обоих сегодня. В том числе и для того, чтобы познакомиться с вами лично, Александр Васильевич. Наслышан, наслышан… Меньше чем за полминуты царь трижды продемонстрировал своё пристрастие повторять слова подряд в одном предложении… – Весьма польщён вниманием вашего величества к моей скромной персоне, – поклонился ещё раз Александр, – но мы просто выполняем свой долг. – И очень хорошо выполняете. Блестяще выполняете! Прошу вас, Николай Оттович, передать мою монаршую благодарность каждому моряку Балтийского флота!.. Текст я вам передам чуть позже, а пока… Николай повернулся к столу и взял с него шкатулку. – Контр-адмирал Колчак, жалую вас орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия Третьей степени! – Благодарю, ваше императорское величество! – поклонился Александр, принимая награду. – Приложу все силы, чтобы быть достойным столь высокого ордена. – Нимало не сомневаюсь, Александр Васильевич, нимало не сомневаюсь, – улыбнулся царь. – И более чем уверен, что вы заслужите ещё более высокие награды. Вообще-то Колчак был здорово удивлён, что Николай, достаточно хорошо известный как скопидом, расщедрился и вручил собственно орден, а не бумагу, позволявшую сей орден заказать у ювелиров и потом носить, – обычно делалось именно так награду кавалер изготавливал за свой счёт… – Теперь вы, Николай Оттович, – продолжил царь и взял со стола вторую шкатулку – За блестящее руководство Балтийским флотом в эту войну, которое принесло немало пользы и чести России, жалую вас орденом Святого Александра Невского с мечами. – Премного благодарен за столь высокую оценку моей службы, – Эссен так же склонился в поклоне, принимая награду. – Постараюсь её оправдать. – Несомненно, оправдаете, – царь позвонил в колокольчик. – А сейчас мы отметим ваши кресты. Отворилась дверь, и камердинер, внёс и поставил на стол поднос с бутылкой коньяка, фужерами и тарелками с закуской. – Прошу, господа! – поднял бокал император. Адмиралы последовали его примеру. – Пью за новых кавалеров, за героический Балтийский флот, за победу! – За победу! – дружно поддержали Эссен и Колчак. Выпили. Захрустели «николяшками»[14]. – Странно, – подумалось Александру, – ввёл в России «сухой закон» с началом войны, а сам его не особенно-то и соблюдает… – А что, Николай Оттович, – поинтересовался монарх. – Какие планы у вашего флота? – Пока всё по-старому, ваше величество, – почти немедленно отозвался Эссен, проглотив недожёванный лимон. – Атаковать транспортные коммуникации, ставить мины, ну и ждать инициативы германцев – быть готовыми отразить их попытки прорваться в Рижский залив. – В Рижский? Их попытки атаковать нашу столицу с моря вы не допускаете? – Это крайне маловероятно. Центральную минно-артиллерийскую позицию немцы пройти не смогут. Ну, или если пройдут, то ценой огромных потерь. Потерь, которые себе никак не могут позволить. Тем более, что и на подходах к Финскому заливу, и внутри его акватории их встретят наши и английские подводные лодки. Не говоря уже о наших главных силах. Командование Хохзеефлотте не может этого не понимать. Кроме того, наши форты на подходах к Кронштадту тоже существуют. Как и сам Кронштадт. И немцы про это прекрасно знают. А как говорил ещё Нельсон, «пушка на берегу стоит корабля в море». Да и сам Балтийский флот игнорировать не стоит. Не посмеют они. – Ну да, – кивнул, улыбнувшись, царь, – теперь у нас тоже есть дредноуты… – Вот как раз о них я бы и хотел поговорить с вашим величеством, – почти нахально прервал самодержца командующий Балтфлотом. Но получилось не нахально, получилось вполне естественно в деловой беседе. – Что вы имеете в виду? – удивлённо выгнул бровь император. – Дело в том, ваше величество, что мне категорически запрещено выводить в море эти корабли без разрешения Ставки. – Да, я знаю. А разве это не разумно? Ведь выводить эти корабли за пределы Финского залива крайне рискованно. Не так? Вы помните, сколько стоит каждый из этих линейных кораблей? – Прошу меня простить, ваше величество, но не согласен, – мрачно выдохнул Эссен. – Я прекрасно знаю цену нашим дредноутам, именно поэтому считаю, что будет неправильно держать их на якорной стоянке вместо того, чтобы с их помощью наносить ущерб врагу. – Но ведь они являются последним резервом в случае попытки германского флота прорваться к Петрограду, – попытался аргументировать свою, и не только свою, точку зрения император. – Ваше величество, – терпеливо объяснял комфлота, – дредноуты типа «Севастополь» для Балтики фактически линейные крейсера – у противника нет сравнимых по артиллерийской мощи судов, которые были бы способны их догнать, если вдруг во время какой-нибудь операции они наткнутся на превосходящие силы немцев. Мы значительно в большей степени рискуем, когда отправляем в море крейсера, эсминцы или подводные лодки. – А если как раз подводная лодка? – Противоминная защита наших линкоров превосходна, – слегка слукавил Эссен, – одной или двумя торпедами или минами их не потопить. К тому же эскадра будет выходить в море под надёжным прикрытием… – Позвольте заметить, ваше величество? – неожиданно встрял Колчак. Государь неласково посмотрел на контр-адмирала и кивнул: – Говорите, Александр Васильевич. – Кроме всего прочего, прошу обратить внимание на то, что безделье во время боевых действий растлевает экипажи. Если матрос не воюет, он становится лёгкой добычей агитаторов-революционеров. Вспомните, ваше величество, – продолжал дожимать Александр, – десять лет назад устраивали бунты на флоте отнюдь не те, кто воевал в полную силу, не те, кто рисковал жизнью за Родину, не те, кто пережил ад Порт-Артура и Цусимы, а те, кто спокойно жрал во время войны казённый паёк на Чёрном море и на Балтике. Взгляд Эссена просто-таки «аплодировал» своему помощнику – это Колчак здорово ввернул, к месту. А вот лицо царя как раз выражало откровенный скепсис. – Думаю, что вы ошибаетесь, Александр Васильевич. Думаю, что как раз те, кто во время этой ужасной войны получает от государства гарантированное полноценное питание, не сидит в мокрых окопах, не рискует ежедневно своей жизнью, будут самой надёжной опорой престолу, – государь даже улыбнулся, – в случае каких-нибудь беспорядков. Вот хоть плачь, хоть матерись! Ну не рассказывать же «царскосельскому суслику», что в реальной истории именно матросы-линейщики десятками поднимали на штыки офицеров, озверевши от безделья, а как раз экипажи Минной дивизии грудью вставали на защиту своих, с которыми воевали плечом к плечу всю войну. – Ваше величество, – встрял Эссен, – то, что сказал контр-адмирал Колчак, тоже следует обдумать, но в первую очередь я прошу вас рассмотреть возможность активных действий наших дредноутов. Повторяю: риск минимальный. А вот их выход в море, в открытое море, может очень серьёзно сказаться на всей войне на балтийском театре. – Судьба войны решается не на море, – отрезал император. – Несомненно, ваше величество, – поспешил согласиться адмирал. – Но флот должен внести свою, хоть и не столь значительную лепту в общую победу А я могу вам гарантировать, что немцы никогда не появятся в устье Невы. Столица защищена надёжно. – Хорошо, я поговорю с великим князем Николаем Николаевичем и с адмиралом Григоровичем, – хмуро промолвил царь. – Но ничего не обещаю. – Вы обещаете больше, чем я рассчитывал, ваше величество, – поклонился Эссен. – А мы, от лица Русского флота, обещаем приложить все силы, чтобы и в дальнейшем радовать вас и народ русский победами над врагом. – Нимало в этом не сомневаюсь, – кивнул император. – А сейчас прошу меня извинить – дела. Адмиралы поспешили откланяться. Нельзя сказать, что без чувства облегчения. Даже этот глоток коньяку не помог. Предпочитаю встречу с противником в море. – Я тоже. – Кстати, о коньяке: раз уж сам император может нарушать введенный им же «сухой закон» – нам сам Бог велел, не так ли? – Полностью с вами согласен, Николай Оттович. Думаю, что на «Пограничнике» будет чем спрыснуть наши с вами награды. Причём угощаю я, не возражаете? – Это почему? – Ну, вы-то денег лишились, а я приобрёл, – засмеялся Колчак.[15] Глава 14 На суше К середине лета ситуация в мире сложилась отнюдь не благоприятная для центральных держав. Германия и Австро-Венгрия остались фактически вдвоём против всего мира. Япония достаточно быстро решила свои проблемы на Дальнем Востоке, захватив германскую базу Циндао. Но выходить сразу после этого из мировой войны было «моветоном», поэтому страна Ямато осталась в коалиции и даже послала в Средиземное море с десяток эсминцев и крейсер «Идзумо» для обеспечения войсковых перевозок Антанты. В том числе, для гарантированной доставки в Европу нескольких колониальных английских корпусов из Индии, Австралии и Новой Зеландии. Кстати сказать, в этой же операции были задействованы и русские крейсера «Аскольд» и «Жемчуг». Англичане, правда, упорно просили послать в состав Гранд Флита пару линейных крейсеров типа «Конго» – для Японии, мол, сейчас абсолютно не актуальны такие мощные корабли, а вот англичанам очень бы пригодились. Японцы вежливо, но непреклонно отклонили просьбу союзников и продолжили своё участие в войне чисто номинально, потихоньку прибирая к рукам германские колонии на Тихом океане. Кроме того, страна Ямато исправно подвозила во Владивосток оружие и боеприпасы для русской армии, настолько исправно, что Транссибирская магистраль еле-еле справлялась с их перевозкой на запад. И за эту помощь Россия щедро платила. Так что, учитывая ещё и открытые черноморские проливы, через которые европейские союзники проводили множество транспортов со всем необходимым для ведения полноценной войны, русская армия была практически избавлена от главного проклятия, которое имело место в реальной истории – «снарядного голода». А уж стрелять из пушек русские артиллеристы умели, было бы чем. И у Австро-Венгрии дела складывались из рук вон плохо: мало того, что ей приходилось воевать одновременно с Россией, Сербией, Черногорией и Италией (Сан-Марино учитывать не будем), так в мировую бойню включилась ещё и Румыния, разумеется, на стороне Антанты. Но даже не это главное – румыны были так себе вояки. Но в Болгарии тоже поняли, с какой стороны масло на данном бутерброде. Да и эмиссары Антанты неплохо поработали: Софии было обещано возвращение многих территорий, потерянных после поражения в последней войне, Сербии, Греции и Румынии это компенсировалось за счёт Австро-Венгрии. Правящая верхушка Болгарского царства сместила царя Фердинанда, и его место занял наследник. А новый монарх Борис как раз отличался откровенной русофилией, так что это угрожало двуединой монархии появлением в самое ближайшее время на фронте более полумиллиона великолепных болгарских солдат, одних из лучших, если не самых лучших, в Европе бойцов. Бойцов, совсем недавно прошедших две Балканских войны. Болгария объявила войну Австрии и Германии. Что, кстати, явилось и ещё одним грозным предупреждением для Турции, нейтралитет которой был теперь гарантирован вдвойне. То есть перспективы для Австро-Венгрии рисовались самые унылые: иметь фронт по практически всем своим границам – это гарантированно проиграть войну в самое ближайшее время. Это понимали и в Германии, и там совершенно не хотели лишиться своего единственного союзника – без него и немцы долго бы не продержались. Необходимо было выводить из игры самого опасного из противников. Хотя бы временно…[16] Главнокомандующий России, Великий князь Николай Николаевич, дядя императора, стратегом отнюдь не являлся. Если честно, то война для него была игрой на карте: захват географических объектов – главная цель любой операции: захватили город – «Ура!», потеряли – «безобразие!»… Сначала отвлекающий удар обозначили в Курляндии: группа генерала фон Лаугенштейна стремительным броском захватила Либаву. Её поддержала и Неманская армия. Но герой Порт-Артура генерал Горбатовский сумел задержать со своим корпусом рвущиеся к Риге германские войска. Штаб Северо-Западного фронта во главе с Алексеевым разгадал в германском наступлении лишь демонстрацию и не позволил себе разбрасываться силами, отправив в Курляндию лишь необходимое. Положение на Северо-Западном фронте оставалось твёрдым. К сожалению, на Юго-Западном фронте всё обстояло иначе: недалёкий генерал Иванов и ещё более недалёкий Николай Николаевич чрезвычайно встревожились активностью австро-германцев в районе Карпат. Великий князь требовал наступления в Буковине и не хотел замечать собирающейся на Дунайце катастрофы. Разведка армии генерала Радко-Дмитриева день за днём сообщала о накоплении неслыханных сил перед фронтом, который защищали всего лишь два неполноценных корпуса. Ставка данную информацию игнорировала. Ставка думала о наступлении… Радко-Дмитриев просил разрешения отвести войска – пусть удар противника придётся в пустоту. Ответ был один: «Ни шагу назад!» Утром двадцать второго июля германские орудия затопили огневым морем неглубокие русские окопы. После этого пехота Маккензена и эргерцога Фердинанда рванула на штурм той «ниточки», которая ещё защищала Россию. Против каждого русского корпуса было по армии, против каждого полка – по дивизии. Но из разгромленных окопов поднялись кучки полузасыпанных землёй людей. Своей железной грудью и яростным огнём они спружинили удар германцев, они не дали немцам возможности превратить победу в разгром. * * * Трудно быть генералом… Трудно быть и настоящим генералом, и удобным для начальства одновременно. Мало настоящих встречается в истории российской армии. Единицы. Суворов, Вейсман, Скобелев… Генералов, которые принимали решения «вопреки». Тех, которые имели мужество наплевать на все указания сверху и поступать как должно… Николай Николаевич Юденич командовал Резервной армией, состоящей из Первого Кавказского и Первого Туркестанского корпусов. Узнав о критическом состоянии Третьей армии, он немедленно отдал приказ атаковать наступавших австрийцев во фланг. Не согласовывая своё решение со Ставкой, а лишь сообщив о свершившемся факте. Для начала над марширующими колоннами армии эрцгерцога зажужжали российские аэропланы. С неба посыпались бомбы и тучи «стрелок»[17], здорово под выкосив количество движущихся на армию Радко Дмитриева пехоты и кавалерии. А потом самолёты пошли на конкретную штурмовку из пулемётов. По густым рядам пехоты на марше и по кавалерии, находящейся в том же режиме, это было ну очень эффективно. Затем ударили конники: Ахалтекинский и Восьмой казачий полки при поддержке конной артиллерии повырубили последовательно восемь эскадронов завесы австрияков, вломились во вражеские обозы, сея смерть и разрушение. Ну и беря трофеи, естественно. Потом подтянулись и русские пехота с артиллерией. Резервам эрцгерцога стало совсем невесело, и они перешли к обороне, лишая «второго дыхания» армию, наступающую в генеральном направлении… – Ваше императорское высочество, – в кабинет Верховного заскочил один из офицеров связи, – срочная телеграмма от командующего Третьей армией! – И что там? – лениво поинтересовался Николай Николаевич. – «Противник атакует значительными силами. Огромные потери. Прошу разрешения отступить за реку Сан». – Этот болгарин совсем с ума сошёл? – немедленно взбеленился великий князь. – Какое к чёрту отступление? Передайте: ни шагу назад! Образно говоря, верховный главнокомандующий приказывал поплотнее прижаться к раскалённому железу, которым жгли грудь Третьей армии. – Ваше императорское высочество! – на этот раз в кабинет главнокомандующего ворвался сам его начальник штаба, генерал Янушкевич. – Телеграмма от командующего Резервной армией. – Читайте! – «В связи с особыми обстоятельствами атакую наступающие австрийские части во фланг». – Какие к чертям обстоятельства! – Главнокомандующий даже вскочил с кресла. – Почему без приказа?! Немедленно прекратить операцию! Резервная армия потребуется для наступления! Пусть Радко Дмитриев выкручивается сам! – При всём уважении, ваше императорское высочество, – посмел возразить Янушкевич, – прекратить операцию такого масштаба невозможно. Юденич поступил неправильно, но уже нельзя разорвать контакт его корпусов с австрияками… – Ваше императорское высочество! – в кабинет влетел ещё один адъютант. – Телеграмма от генерала Брусилова: «Весьма срочно: прошу разрешения отвести Восьмую армию с Карпат во избежание её окружения неприятелем». – О! – делано вздёрнул брови Николай Николаевич. – Хоть кто-то у меня спрашивает разрешения. Что скажете, Николай Николаевич? – Судя по информации с фронтов, ваше императорское высочество, – начал начальник штаба, – ситуация действительно критическая. О наступлении временно стоит забыть. Пока. Просьбу Брусилова, думаю, следует удовлетворить – объединившись с войсками Юденича, эти две армии могут серьёзно повлиять на германоавстрийский прорыв. Но решать, конечно, вам. – Капитан второго ранга Бубнов просит вас его принять, ваше императорское высочество! Николай Николаевич подумал, что над ним издеваются. Флотских он презирал (это ещё мягко говоря – правильнее сказать «ненавидел нежно и трепетно»), и большинство сухопутных офицеров и генералов разделяло его позицию. Александр Дмитриевич Бубнов, более знакомый читателям бессмертного романа Новикова-Прибоя «Цусима» под псевдонимом «мичман Воробейчик», был представителем флота в Ставке с начала войны, и натерпелся немало. В принципе, после каждого общения с Великим князем на протяжении этого года любой моряк-дворянин (а других моряков при Ставке и быть не могло) должен был бы застрелиться – дядя императора не стеснялся в выражениях. Но на этот счёт Бубнова проинструктировал сам Григорович (морской министр): «Терпеть, близко к сердцу не принимать, должность исполнять…» И сейчас кавторанг оказался как нельзя кстати – более удобного объекта для того, чтобы выплеснуть свой негатив, Николай Николаевич даже представить не мог. – Зовите! – Главковерх заранее злобно ощерился, но потом, слегка подумав, постарался придать своему лицу весьма благожелательное выражение. Для последующего контраста… – Здравия желаю вашему императорскому высочеству! – поприветствовал Великого князя флотский, заходя в кабинет. – Здравствуйте, Александр Дмитриевич! – елейно поздоровался с моряком дядя императора. – С чем пожаловали? А то мы здесь ерундой всякой занимаемся… Всецело к вашим услугам. – Я не понимаю… – слегка оторопел представитель флота. – У меня телеграмма адмирала Эссена… – Ну так читайте её! – «Оборона Либавы под угрозой, германские войска уверенно оккупируют Курляндию, «служба связи Балтийского флота» доносит, что в Пиллау и Мемеле концентрируются линейные силы противника. Предполагаю, что для нанесения артиллерийского удара по нашим позициям под Либавой и непосредственно по порту. Прошу разрешения вывести в море новые линкоры для контрудара по вражеским силам. Адмирал Эссен», – Бубнов вопросительно посмотрел на Верховного. – И что? Вы всерьёз со своим адмиралом считаете, что ваша Либава кого-то волнует? – Простите, ваше императорское высочество, – набрался смелости Бубнов, – но Либава – «ключ» от Ирбен, а Ирбены – ключ от Риги. А там и до Петрограда недалеко… Первой мыслью Великого князя было придумать как можно больше унизительных эпитетов по поводу флота вообще и отдельных его представителей в частности, но потом пришла идея более «стратегического» характера: армия терпела поражения, а флот постоянно «терпел победы», газеты просто ежедневно «облизывали» подвиги русских моряков. Не дать ли этому выскочке Эссену шанса? Шанса, как сказали бы теперь, «облажаться». Пусть он погубит в своей операции пару-тройку этих дорогущих плавучих железяк… Янушкевич просто ошалел, увидев, что Николай Николаевич расплылся в улыбке перед моряком, которого раньше постоянно гнобил. – Ну что же, уважаемый Александр Дмитриевич, раз ваш адмирал считает, что это необходимо для защиты столицы, – не смею препятствовать. Пусть Эссен выводит дредноуты в море. Посмотрим, на что были потрачены сотни миллионов рублей. – То есть вы разрешаете ввести дредноуты типа «Севастополь» в бой? – ошалел Бубнов. – Разрешаю. Всё на усмотрение командующего вашим флотом, – весело посмотрел на находящегося в полном «ахере» кавторанга Главнокомандующий. – Что вас удивляет? Ваш адмирал попросил – я разрешил. Но он ответит за каждый потопленный линкор. В смысле – наш потопленный. Генерал Янушкевич подготовит телеграмму вашему адмиралу. Текст вы получите через час. Ещё что-то? – Никак нет, ваше императорское высочество. Разрешите идти? – Ступайте! – Честь имею! – Бубнов развернулся и вышел. – Не понимаю, – обалдевший Янушкевич вопросительно смотрел на великого князя, – новые линкоры ведь резерв Ставки, предназначены исключительно для обороны Петрограда. Как можно?.. – Понимаете, дорогой Николай Николаевич, – усмехнулся Главковерх своему начальнику штаба. – Морякам хочется погеройствовать… Не будем им мешать! Эссен нас настоятельно просит, согласен взять всю ответственность на себя – на здоровье. Мы уступили. И, в случае успеха его операции, Ставка поступила дальновидно, а в случае провала (в котором я почти уверен) – флотские сами настаивали. Не могли же мы отказать героям-морякам, которые с начала войны не потерпели практически ни одного поражения. – А если флот победит в сражении, а Либаву всё-таки придётся сдать? – скептически поинтересовался Янушкевич. – Давайте подождём развития событий и не будем гадать. Подготовьте телеграмму Эссену, что он имеет право под свою ответственность, в случае особой необходимости, вывести дредноуты из Финского залива. И использовать по своему усмотрению… Глава 15 Начмин – Рад приветствовать ваше превосходительство на борту «Новика», – командир эсминца, кавторанг Беренс, отдавая честь, подошёл к Колчаку, поднявшемуся на борт корабля. – Будем рады служить под вашим командованием! – Здравствуйте, Михаил Андреевич! – протянул руку Александр. – Это я бесконечно рад, что буду исполнять свои обязанности на борту лучшего эсминца в мире. Экипаж замер построенный на шканцах. Новый начмин прошёл вдоль шеренги офицеров, лично поздоровавшись с каждым, после чего гаркнул вытянувшимся во фрунт матросам: – Здорово, братцы! Послужим России и государю! – Так точн, вашпревосходитьство! – дружно выдохнул строй. – Михаил Александрович, – повернулся к командиру корабля Колчак, – мне, как минимум, нужно сегодня побывать на остальных кораблях дивизиона. Я оставлю вам своего вестового – он всё обустроит. – Вы даже не посмотрите свою каюту? – А что там смотреть? Койка, стол, книжная полка и сейф имеются? – вопросительно посмотрел на Беренса Александр. – Разумеется… – командир эсминца смотрел на адмирала в состоянии лёгкого обалдения. – Вот и ладненько… – Ваше превосходительство, разрешите? – к беседующим подошёл старший офицер «Новика» фон Граф. – Слушаю вас, Гарольд Карлович. – Кают-компания «Новика» имеет честь пригласить вас на ужин. Кают-компанией на русском флоте заведовал исключительно старший офицер корабля. Ни командир, ни адмирал не смели появляться там без приглашения… – С удовольствием принимаю ваше приглашение и благодарю за него офицеров вашего славного корабля, – обозначил полупоклон Колчак. – Однако, мне пора… За три часа не получилось – получилось за четыре: на «Победителе» (капитан второго ранга Пилсудский), «Забияке» (барон Косинский), «Громе» (Тыртов) и «Орфее» (князь Голицын) нового начмина принимали со всей широтой русской души. Еле удавалось ограничиться одной стопкой… Первый дивизион оказался боеготовым в рекордные сроки: с Черноморского флота, который в данной реальности не воевал, вывезли как лучших специалистов-корабелов, так и необходимые комплектующие для постройки лучших в мире эсминцев. Так что в самое ближайшее время в состав Балтийского флота готовились войти ещё и «Десна», «Летун», «Самсон», «Капитан Изылметьев» и «Лейтенант Ильин». При отсутствии современных лёгких крейсеров, при дороговизне их постройки российский флот умудрился создать нечто среднее между малым крейсером и миноносцем. Получился эсминец типа «Новик». Лучший в мире. Он уверенно «кошмарил» два любых эсминца противника, а в компании себе подобных разносил вдребезги и пополам всё, что плывёт по морю и не охраняется крейсерами или линкорами. Хотя… Два «Новика» вполне себе были способны уделать и немецкий лёгкий крейсер: восемь стволов сравнимого калибра против пяти на борт… Конечно, за счёт своего водоизмещения крейсер являлся более устойчивой боевой единицей, но пушки есть пушки. И мишенью он был более крупной и менее скоростной, чем эсминцы. Да и «козырного валета» в виде торпедных аппаратов, которых на русских «Новиках» было «до чёртовой матери», никто не отменял. Только дай приблизиться на выстрел, и имеешь шанс получить залп из девяти труб с каждого… Собственно, Первому дивизиону и предстояло в грядущей операции выполнять задачи лёгких крейсеров, в частности вести разведку. Для охраны дредноутов выделялись Третий и Четвёртый. Плюс Особый полудивизион. Ну и классические крейсера в виде бригады контр-адмирала Бахирева («Адмирал Макаров», «Баян», «Паллада» и «Богатырь») прилагались («Олег» был недавно взорван германской подводной лодкой в устье Финского залива, что явилось первой серьёзной победой немецкого флота на Балтике). «Рюрика» в состав группы не включили, несмотря на его мощное вооружение, – эскадренный ход был нужен не менее чем в двадцать два узла. При необходимости, конечно. Однако в этот раз эскадра в море не вышла. Помешали подводники. Русские. Глава 16 Охота на принца Адриана Ивановича Непенина, руководителя Службы связи Балтийского флота (фактически руководящего его разведкой и контрразведкой), безмерно уважали все моряки. Хоть он и отличался вспыльчивым, а то и вообще грубым характером, это прощалось ему всеми и всецело ввиду его общепризнанного таланта флотоводца. Но речь его всегда изрядно пересыпалась нецензурными выражениями, от которых он, как истинный морской волк и холостяк, воздержаться не мог. На этот раз Непенин инструктировал командиров подводных лодок. Как английских, так и русских. И им опять предстояло осуществить совместную операцию… – На параллели Либавы сейчас держится завеса из лёгких крейсеров – не трогать. Вам надлежит прорвать эту завесу и незамеченными выйти к Данцигу. Я знаю, что вы спортсмен, Кроми, но весь свой спортивный азарт разрешаю выказать лишь на обратном пути – до выхода к Данцигу никого не трогать! Кроми и Хотртон выслушали перевод от командира «Волка» старшего лейтенанта Китицына, недавно прибывшего с Чёрного моря, и послушно кивнули. – В Данциге стоит и собирается скоро выйти в море «Кайзерина Августа», – продолжил контр-адмирал. – Крейсер сам по себе – откровенное говно… – Ваше превосходительство! – посмел перебить Непенина Китицын. – Как мне это переводить? – Творчески. Литературные изыски можно опустить, но суть до англичан донести! – Так вот, – продолжил адмирал, – Крейсер откровенное старое говно, но на нём, по агентурным данным, собирается проследовать в Киль сам Принц Генрих. Целый гросс-адмирал, брат кайзера и командующий немецким Балтийским флотом… Под шумок грядущих баталий под Либавой. Выход крейсера ожидается через четыре дня. Не попытаться атаковать, имея такую информацию, – себя не уважать. – Нет ли донных мин в Данцигском канале? – поспешил поинтересоваться Кроми. – Правильный подход, – улыбнулся Непенин. – Ответ: неизвестно. Считайте, что есть. Так что туда соваться не советую. Ждите «Августу» мористее. Ждите на своей позиции. Но не заходите за Восемнадцатый меридиан – там позиция «Волка». А «Волку» не пересекать Девятнадцатый – там «Е-9». У каждой из лодок своя позиция – не мешайте друг другу и, самое главное, не утопите друг друга! И учтите: заняв свой квадрат в указанное время, вы четыре дня не имеете права трогать ни рыбачью лайбу, ни дредноут! Вплоть до выхода этой самой чёртовой «Кайзерины». Потом – полный карт-бланш: топите всё, что попадётся, снимайте все пенки с этого дерьма… Теперь вы, Михаил Александрович, – обратился адмирал непосредственно к Китицыну. – Слушаю, ваше превосходительство! – Ваша задача – наблюдать путь из Данцига в Киль, если вдруг наш друг Кроми упустит эту «Кайзерину». В чём я, впрочем, сомневаюсь. Но учтите: подходы к каналу зас…ны минами миль на десять, если не на все пятнадцать. Есть входные вехи, вот их фотография, но разглядеть их, особенно в мглистую погоду, нелегко. Так что не суйтесь туда без необходимости. Караульте на приличном удалении от устья. Всё ясно? – Так точно, ваше превосходительство! – вытянулся перед адмиралом старлей. – Ну и с Богом! – перекрестился Непенин. – Пакеты с более конкретными указаниями вам доставят непосредственно на лодки. Помоги вам Господь! Командиры подлодок откозыряли и отправились готовить свои корабли к походу. * * * У немцев тоже имелась агентура. Она пронюхала, что Балтфлот готовит атаку на «Кайзерину Августу», поэтому, во-первых, принца Генриха уговаривали отправиться в Киль «посуху», на что последовал надменный отказ. Тогда решили выйти из Данцига на три дня раньше срока. Во-вторых, крейсер сопровождала целая полуфлотилия миноносцев, у которых имелась задача особо внимательно наблюдать за возможной подводной опасностью. В результате Кроми не успел, с его «Е-19» удалось разглядеть лишь удаляющиеся на запад дымы. Полной уверенности в том, что уходит именно «Кайзерина», у англичанина не было, поэтому, передав по радио информацию на «Волк», капитан-лейтенант ещё двое суток не реагировал на ходившие поблизости транспорты, эсминцы и даже прошлёпавший рядом броненосец береговой обороны «Захсен». А вот потом, когда стало «всё можно», немцы не баловали вышедшую на охоту подлодку обилием целей – через заданный для наблюдения квадрат за всё время прошёл только один отряд из четырёх транспортов под прикрытием миноносцев. Кроми не захотел возвращаться без побед, он торпедировал пароход «Один». Небольшое судёнышко, в полторы тысячи тонн всего лишь, но хоть не с пустыми руками обратно… Подводные лодки типа «Барс» были весьма противоречивыми боевыми единицами: с одной стороны, однокорпусные, безотсечные, легко повреждаемые и так же легко тонущие. С другой – ни одна подводная лодка в мире не обладала столь мощным торпедным вооружением. Двенадцать торпедных аппаратов. ДВЕНАДЦАТЬ! И пусть восемь из них бортовые-траверзные, но зато такая субмарина могла врезать залп четырьмя минами сразу. Далеко не каждый эсминец в мире был способен на такое. А «Окунь» уже доказал, что и аппаратами Джевецкого можно топить вражеские линкоры. К тому же эти торпеды выпускались без воздушного пузыря, демаскирующего подлодку… – Дымы с оста! – выкрикнул сигнальщик «Волка» Рябов. Лейтенант Шенгальц, старший офицер субмарины, немедленно развернул бинокль в указанную сторону. Действительно наплывали дымы. Учитывая не так давно принятую с «Е-19» радиограмму, это действительно могла быть «Августа» с эскортом. – Немедленно командира наверх! – крикнул в амбушюр старшой. – В чём дело, Игорь Александрович? – протирая глаза, спросил Китицын. Командир подлодки не спал больше суток и сейчас успел прикорнуть только на пару часов. – Кажется, НАША, Михаил Александрович, – азартно ощерился Шенгальц. – Она, «Августа». Не зря сюда пришли! – Точно она, ваше высокоблагородие! – поддержал старшего офицера сигнальщик. – Три трубы и эсминцы в охранении. – Кажется, действительно удачно вышли, – задумчиво пробормотал командир, не отрывая от глаз бинокля. – Михаил Александрович, я прошу вас спуститься вниз и подготовить «Волка» к атаке. Все аппараты на «Товьсь!», погрузиться под рубку. Я пока побуду здесь. – Все на «Товьсь!»? – не понял Шенгальц. – Именно все! В кои-то веки нам предоставляется возможность хлопнуть самого командующего немецким балтийским флотом, принца, брата кайзера. Не будем скупиться! Тем более неизвестно, каким бортом придётся атаковать. И бортом ли… Лейтенант спустился вниз, и Китицын немедленно развернул бинокль в сторону немцев. Белые ночи уже миновали, но продолжительность светового дня оставалась всё ещё весьма и весьма приличной. Однако не бесконечной. Солнце уже садилось и слепило глаза немецким сигнальщикам, наблюдающим за западными румбами, а именно оттуда и подкрадывался к врагам «Волк». Но когда расстояние сократилось до двадцати пяти кабельтовых, командир субмарины решил без необходимости судьбу не испытывать и тоже спустился вниз. – Погружение десять метров. Перископ поднять, иметь шесть узлов! – Есть! – Игорь Александрович, я правильно помню: первая, вторая, третья, четвёртая, седьмая и восьмая установлены на сорок три узла, а остальные на тридцать? – Так точно! Но кормовые тоже на сорок три. – Это понятно, но они, судя по ситуации, не понадобятся. Угол траверзных двадцать пять? – Именно так. – Добро! Идём на сближение. Приготовиться стрелять траверзными правого борта. Сначала третьей и седьмой, через десять секунд четвёртой и восьмой. Китицын лихорадочно просчитывал угол, под которым следовало выводить на курс атаки «Волка». Скорость цели – где-о двенадцать-четырнадцать узлов, курс… благо, что идёт прямо и не виляет, атаковать не дальше, чем с восьми кабельтовых, а уже около двенадцати… – Поворот вправо на пять градусов по компасу! – командир намертво прильнул к окуляру перископа. – Есть вправо пять градусов! – немедленно отозвался рулевой. – Так держать! Вроде пора! Старший лейтенант почувствовал, как вдоль позвоночника прокатилась струйка пота. Пора! – Залп! Торпеды завращали винтами, оторвались от подлодки и пошли сверлить воду Балтийского моря. Аппараты Джевецкого отличались невысокой точностью, но зато при выстреле из них на поверхность не выскакивал предательский пузырь воздуха… – Третья ушла! – Пятая ушла! – Седьмая ушла! – Девятая ушла! – зазвучали голоса торпедистов. «Волка» чуть накренило, ибо слегка сместился центр тяжести из-за потери более чем трёх тонн массы с одного борта, но при водоизмещении лодки почти в восемьсот тонн это никак не повлияло на её управляемость. – Ждём, – взволнованно выдохнул Шенгальц. – Ждём, – не отрываясь от перископа, согласился Китицын. – Через двадцать секунд будет ясно… Вся команда затихла в напряжённом ожидании, секунды казались часами… – Есть! – прошептал командир, увидев, как блеснуло огнём на борту немецкого крейсера, и там же вырос водяной фонтан. – Мы попали, ребята! Свет летит быстрее звука, поэтому грохот взрыва на борту «Волка» услышали чуть позже. И уж тогда никаких сомнений не осталось. «Урааа!» – дружно заорали все, от последнего матроса до «первого после Бога». – А потонет ли – корыто-то здоровое, – засомневался старший офицер, когда прошла первая эйфория от успеха. – Потонет, – решительно ответил Китицын. – Приготовиться к повороту на обратный курс! Траверзные левого борта к бою! – Рискуем, Михаил Александрович, – весело посмотрел на командира Шенгальц, – сейчас здесь немецкие эсминцы начнут нас искать… – Риск – наша профессия, – улыбнулся старший лейтенант. – А эскорт сейчас в первую очередь озабочен, чтобы их принц ноги не промочил. Так что доведём начатое до конца, я не уйду отсюда без уверенности, что мы угробили эту лоханку… * * * Крейсер «Кайзерина Августа» был уже очень пожилым – двадцать три года для боевого корабля возраст более чем почтенный. Однако с началом войны его вывели из резерва и отправили служить хотя бы в береговую охрану, и то, не особо напрягая боевыми выходами. Тем не менее, машины на нём работали вполне исправно, и свои девятнадцать узлов «Кайзерина» держать могла. Поэтому и выбрал её принц Генрих для своего визита в Киль: и комфортно, и быстро, и отвлекать от выполнения боевых задач никого не надо. Кроме эсминцев эскорта, конечно. Корветтен-капитан Ленг, командир крейсера, с самого выхода из Данцига был весь на нервах – шутка ли, сам гросс-адмирал, брат кайзера на борту, а разведка предупредила о возможности атак русских и английских подводных лодок. По его мнению, в данной ситуации принцу следовало отправляться на встречу с руководством Хохзеефлотте по железной дороге, но командующий силами Балтийского моря решил, что этим покажет своё малодушие, и настоял на морском маршруте. Разве что распорядился ускорить выход на трое суток. В результате Ленг не позволял себе отлучаться с мостика всё время пути за исключением двадцати минут на обед и пары визитов в гальюн (а куда от этого денешься?). Ночевать собирался в кресле, в ходовой рубке. И сейчас, наравне с сигнальщиками, наблюдал окрестную акваторию в бинокль – не появится ли где бурун от перископа, не вспухнет ли на волнах воздушный пузырь от торпедного выстрела… Клонящееся к закату солнце мало способствовало эффективности наблюдения на западных румбах, слепя своими лучами наблюдателей, но чего-чего, а возможности его «выключить» раньше времени или хотя бы «убавить свет» у германских моряков, понятное дело, не имелось. Принц на палубе и мостике появлялся изредка, основное время он проводил в своём салоне, обсуждая с офицерами штаба план предстоящей встречи. С флагманского эсминца эскорта в небо ударили две красные ракеты (одна означала обнаруженный перископ, а две – торпедную атаку). – След торпеды на правом крамболе! Идёт на нас, – почти одновременно с этим выкрикнул сигнальщик. – Вторая тем же курсом! – Тревога! Все по местам! – нервно начал сыпать приказами командир. – Лево руля! Гросс-адмирала на мостик! Приготовиться к открытию огня! Ныряющие снаряды к орудиям! «Кайзерину» повалило влево, и, кажется, ей удавалось разминуться с пузырчатыми следами, несущими смерть, – торпеды проходили перед носом корабля… – Ещё две! А вот от этих уйти уже не удавалось. Первая пара скоростных, соракатрёхузловых, отвлекла на себя всё внимание, а в это время подобрались и те, что шли на тридцати, и обе ударили в борт крейсера. На одной не сработал взрыватель, зато вторая шарахнула исправно. Произошёл сильный взрыв под мостиком, в воздух поднялось облако газов и угольной пыли. Водой заполнились первая кочегарка и один погреб с боезапасом. Все приборы управления огнём вышли из строя, главный трюмный пост затопило, что исключило возможность пользоваться трюмными магистралями. От взрыва заклинило рулевой привод, и пришлось перенести управление в румпельное отделение. – Подлодка? – принц Генрих вскарабкался по трапу на мостик легко и быстро, как юноша. Он не стал задавать бессмысленных вопросов типа «Что случилось?» – всё было очевидно. – Подлодка, ваше высочество, – хмуро кивнул Ленг. – Каковы повреждения? – Пока точно не знаю, жду докладов. Чувствительно садимся носом, дифферент продолжает нарастать, ну крен на правый борт, как можете наблюдать. Делается всё возможное. – И какие у нас перспективы? – Надеюсь довести крейсер до Кольберга. Но вам настоятельно рекомендую перейти на эсминцы. Я уже вызвал «В-98». – Да уж, придётся, – поморщился гросс-адмирал. Не пришлось… – Два следа с левой раковины! – истошно заорали с кормы. «Волк» всё-таки развернулся и саданул ещё одним залпом. На этот раз попала только одна торпеда, но сработала она исправно. Прямо под погребом боезапаса. Хоть погреба на «Августе» и были полупустыми, но их детонации хватило на то, чтобы крейсер стремительно пошёл ко дну. Эсминцам охранения удалось выловить из воды только пятнадцать матросов. Глава 17 Перед штормом… Узнав о гибели брата, Вильгельм пришёл в ярость. Жажда мести переполняла его. Сначала он потребовал от своих генералов и адмиралов скорейшей разработки операции по атаке устья Финского залива и последующего захвата русской столицы. Обалдевшее от такого приказа германское командование с трудом убедило кайзера в полной безнадёжности подобного мероприятия, да он и сам быстро понял абсурдность своих требований. Однако оставлять российский Балтийский флот безнаказанным было нельзя. Взятие Либавы планировалось и до этого, именно по этому вопросу покойный гросс-адмирал и направлялся в Киль на злосчастной «Кайзерине Августе». Так что, чтобы возмездие последовало непременно, «Порт Александра Третьего» следовало взять обязательно, и в кратчайшие сроки. Для усиления немецкой армии в Курляндии с Западного фронта перебросили пехотный корпус и осадную артиллерию, Флот открытого моря выделил в качестве основной ударной силы не только Вторую эскадру линкоров (броненосцы типа «Дойчланд» и «Брауншвейг» в количестве семи), но и Первую эскадру (дредноуты типа «Нассау» и «Гельголанд»). Правда, последнюю – в качестве сил прикрытия. Крейсера, эсминцы, тральщики прилагались. Операция была не только разработана в кратчайшие сроки, но и в таковые же проведена. Ценой неимоверных усилий немецких армии и флота, ценой огромных потерь Либава, засыпанная градом крупнокалиберных снарядов, как с суши, так и с моря, всё-таки была взята германскими войсками. Эссен просто не успел направить флот на помощь. Армия генерала Эверта отступила на берега реки Вента, где и закрепилась для дальнейшей обороны. Германия приобрела отличную базу, опираясь на которую уже было можно постучаться бронированным кулаком в Ирбены, в устье Рижского залива. Поэтому значительная часть немецкого флота осталась в захваченном порту, готовясь к следующей атаке. А зря… Колчак вполне допускал захват Либавы тевтонами, поэтому подкинул командующему простую как блин идею на этот случай – мины замедленного действия: минреп заранее отмерялся на заданную глубину, а мина крепилась к якорю цинковой проволокой. При попадании в морскую воду имел место контакт более активного цинка с менее активным железом в электролите (морской воде). Через неделю, две, три… Не рассчитаешь… Но цинк растворялся, проволока рвалась, и мина, ранее мирно лежавшая на дне, всплывала до боевого положения. А фарватеры до этого уже протралены и помечены вешками… «Мощный» и «Молодецкий», прежде чем покинуть порт, набросали на внешнем и внутреннем рейдах до двух десятков таких «сюрпризов». Оставалось ждать. Для начала сразу на двух таких минах подорвался броненосец «Лотринген», ему удалось добраться до мелкого места, где он и затонул, оставив над водой трубы и мачты. Поднимать и ремонтировать этот пожилой корабль не было никакого смысла. Фарватер тщательно протралили ещё раз и зацепили пару мин, ждущих свою жертву. Вроде бы теперь можно иметь уверенность в безопасности входа-выхода из порта – ан нет! Ещё через пять дней рвануло под бортом лёгкого крейсера «Ниоба», этот остался на плаву, но взрывом оторвало винты. Буксировать его в Германию не было возможности, а для ремонта на месте тоже не имелось ничего серьёзного, ибо русские при отступлении разрушили доки и мастерские. Снова тральщики пошли пахать рейд и снова зацепили русскую мину. Версий, кроме как о нахальной подлодке-заградителе, не возникало. Но такие наглость и мастерство просто поражали: раз за разом прорываться через минные и сетевые заграждения и успешно ставить мины – это на уровне фантастики. Вице-адмирал Венке, принявший под своё командование силы, предназначенные для операции, распорядился поставить ещё несколько минных банок на входе в порт. И, тем не менее, через двое суток взорвался транспорт «Лиссабон», привёзший боеприпасы для сухопутной армии. Эффектно взорвался, благо груз способствовал. Сопровождавший его тральщик «Т-68» тоже погиб. «Вишенкой на торте» стал подрыв дредноута «Остфрисланд», который вообще стоял на якоре, но освободившаяся от сдерживающей скобы мина, всплывая, саданула его в самое днище. Такому гиганту, конечно, не хватило взрыва ста килограммов тротила, чтобы затонуть, но пришлось организовать его эвакуацию в Германию на ремонт. Однако именно этот случай и подтолкнул Венке к мысли о том, как русские умудрились организовать такую «диверсию». Адмирал приказал каждому кораблю на рейде спустить водолазов и обследовать дно в районе стоянки. Не далее чем через два часа доложили, что в десяти метрах от места, где стоял на якоре дредноут «Рейнланд», обнаружили на грунте затаившуюся смерть. Мину аккуратно подняли, отвезли на берег и после поверхностного осмотра поняли, почему рвались немецкие корабли в захваченной гавани. Через несколько часов обнаружили подобные подарки недалеко от мест стоянки линкора «Шлезиен» и крейсера «Грауденц». Сколько такой дряни набросали русские на дно рейда, выяснить не представлялось возможным, поэтому любые передвижения крупных кораблей разрешались теперь только за тральщиками. У немецкого вице-адмирала имелся серьёзный повод задуматься над возможностью продолжения операции – с одной стороны, под его флагом находились силы вполне достаточные, чтобы разгромить весь Балтийский флот русских: семь дредноутов и шесть броненосцев, два тяжёлых крейсера и восемь лёгких, четыре флотилии миноносцев, тральщики… Взломать жалкую систему обороны Ирбен и войти в Рижский залив не представляло особого труда. Но какой ценой? Русские и английские подводные лодки с самого начала войны доказывают, что с ними необходимо считаться, и недавно в очередной раз это подтвердили. Минная опасность само собой – кто знает, каких ещё сюрпризов назаготавливал на будущее этот чёртов Колчак. Да и тралить под огнём самые обычные заграждения тоже чревато немалыми потерями. А виноватым, в случае чего, будет именно он, вице-адмирал Бенке… К чёрту! Пусть в Берлине решают! Бенке приказал отправить телеграмму в Адмиральштаб, где сообщал о потерях и запрашивал дальнейшие инструкции. Ответ пришёл через шесть часов: «Продолжать операцию». Продолжать так продолжать. * * * Германия устала от войны. План Шлиффена не сработал, блицкрига не получилось. Империя и в мирные-то годы не могла обеспечить себя в полной мере продовольствием, покупая сельхозпродукцию в обмен на свои высокотехнологичные изделия металлообработки и химпрома. А теперь – шиш: подвоз и вывоз по морю был практически заблокирован, Румыния, ранее чуть ли не основной поставщик зерна и мяса, ощетинилась штыками и продавала свою продукцию англичанам и французам, немецкие землепашцы мужского пола чуть ли не поголовно призваны в армию. Так что немцы уже забыли вкус мяса и яиц. Мука, крупа, картофель, капуста и маргарин стали основными продуктами питания. Именно «питания» – население Германской империи уже не ело, оно питалось, вводя в свой организм необходимое количество калорий. Только калорий, об аминокислотах и витаминах задумываться не приходилось. А ведь оставшиеся дома мужчины не просто остались – им было необходимо ежедневно работать возле доменных печей, конверторов, у станков и так далее. При том самом минимуме калорий, которые они могли получать за этот адов труд. А на фронтах всё застыло. Французы и русские вкопались по уши в землю, ощетинились пушками из-за бетона своих крепостей и только ждали атак. Италия, Румыния и Болгария оттянули на себя чувствительную часть дивизий Австро-Венгрии, и ждать помощи от основного союзника не приходилось. К тому же вот-вот на стороне Антанты может выступить и Греция. Время работало на противника, ведь, кроме всего прочего, в Европу прибывали один за другим полки из английских и французских колоний, из Индии, Индокитая, Австралии, Новой Зеландии, Африки… – Здравствуйте, дорогой Пауль! – сердечно поприветствовал кайзер вызванного Гинденбурга. – Здравствуйте, ваше величество! – поклонился фельдмаршал. – Чем обязан столь высокой честью? – Проходите, садитесь! – Вильгельм указал здоровой рукой на кресло.[18] – Я вас вызвал, чтобы обсудить ближайшие планы действий на Восточном фронте. – Я весь внимание, ваше величество! – Это я «весь внимание», дорогой мой Пауль! – поморщился монарх. – Русские убили моего брата. Я хочу их наказать. Но не это главное, главное, что Германии необходима победа. Сокрушительная победа. Причём именно над русскими. – Простите, мой император, – начал нервничать Гинденбург, – не могли бы вы обозначить задачу более конкретно? За захват Либавы армия заплатила уже очень большой кровью. На северо-восточном фронте сил для наступления недостаточно – на правобережье Венты у русских очень хорошо укреплённые позиции, её форсирование на данный момент практически невозможно, нужно ждать льда. – Ждать полгода? – вскинулся кайзер. – Да, – сурово посмотрел на своего монарха фельдмаршал. – Только в этом случае мы сможем иметь свободу манёвра. Левый фланг русских прикрыт обширными болотами. И это очень серьёзный фактор. – Хорошо, вы меня убедили, – нахмурился кайзер, – но наступление всё равно должно состояться. Вдоль побережья. Теперь у нас есть Либава, и Венке поддержит армию с моря. Можно захватить не только устье Рижского залива в Ирбенах, но и Моонзундский архипелаг и, собственно, сам залив. Тогда мы сможем бомбардировать Ригу с кораблей и даже угрожать русской столице. – И снова вынужден возражать, ваше величество. Захват Моонзунда – очень непростая и затратная операция. Даже при поддержке значительной части Флота открытого моря. Тем более, что русские и английские подводники на Балтике доказали, что с ними нужно считаться. Одному Богу известно, сколько транспортов с десантом они могут отправить на дно, пока полки доберутся до островов. – В данной ситуации с потерями считаться не станем, – Вильгельм был непреклонен. – Хорошо! – не стал спорить Гинденбург. – Предположим, мы захватим архипелаг. Но его не удержать. И главной проблемой станет снабжение войск. Даже если мы займёмся реквизициями у местного населения, то этого категорически недостаточно. Просто потому, что населения там – кошка на хвосте унесёт[19]. Даже если выгребем их амбары под метёлку, солдатам этого хватит на несколько дней. А снабжение по морю… Снова вспомню про подводные лодки противника. Повторюсь: результаты операции будут неадекватны по сравнению с затраченными силами и средствами. – Послушать вас, Пауль, так надо оставить русских безнаказанными, – лицо кайзера выражало откровенное недовольство. Причём недовольство это было направлено конкретно на фельдмаршала. – Вместе с вами и со всей Германией скорблю о гибели его высочества, – склонил голову Гинденбург. – Так же, как и вы, мой император, хочу отомстить за неё русским. Но то, что вы предлагаете, боюсь, только умножит скорбь немцев… – Предлагайте сами! – раздражённо предложил кайзер. – Ценой больших усилий и потерь всё-таки можно взять Виндаву, – начал фельдмаршал. – Этим предлагаю на балтийском побережье ограничиться. Мы и так лишим русских последнего порта в открытом море. Флот пусть форсирует Ирбены, пусть обстреляет Ригу, а главный удар наших сил предлагаю направить всё-таки в Восточной Польше. Так Россия будет наказана значительно серьёзнее и, при этом, меньшей германской кровью. Я считаю именно так, мой император! Глава 18 Ирбены – Да уж, Адриан Иванович, устроил ваш «Волк» заваруху, – Эссен весьма неприветливо смотрел на своего начальника службы связи. – Немцы ломанулись на Северо-Западном фронте так, что мы уже профукали Либаву, да и Виндава еле держится. Не отстоим, скорее всего. Стоил ли этот принц таких потерь? Мне из Ставки приходят теперь телеграммы исключительно матерные. – Вот прямо матерные? – флегматично поинтересовался Непенин. – Нет, разумеется, извините, что донёс мнение Главковерха о Балтийском флоте так, как его понял. – Что не так, Николай Оттович? – делано изумился начальник службы связи флота. – Наша лодка утопила вражеский крейсер. Китицын и его офицеры представлены к награждению Георгиевскими крестами. И пусть только попробуют им этих крестов не дать! Статут ордена: «Уничтожение более сильного корабля противника» выполнен. – Я не удивлюсь, если Пуанкаре пришлёт этому старлею крест Почётного легиона, – усмехнулся вице-адмирал Канин. – Колбасники перебросили с Западного фронта на Восточный несколько дивизий, и французы могут передохнуть. А нашим армейцам отдуваться. Так что могу понять великого князя… – А вот это вы зря, господа, – Непенин продолжал спокойно попыхивать сигарой в своём кресле. – Гнев – второй из смертных грехов после гордыни – этому учит нас церковь. И не случайно, ибо народная мудрость говорит: «Не принимай решений во гневе». Ибо решение, принятое на эмоциях, почти никогда не будет разумным. Разве не так? Возражать никто не стал. – Так вот, – продолжил начальник службы связи, а реально службы «плаща и кинжала» Балтийского флота, – разозлили мы кайзера изрядно, сейчас он, наверняка, мечет громы и молнии в своих адмиралов и генералов и жаждет покарать подлых русских и англичан. Причём, я надеюсь, жаждет покарать в самом ближайшем времени. А это значит, что немецкая операция будет спланирована в спешке, со многими огрехами, чем нам и надлежит воспользоваться. – Ладно, господа, что сделано, то сделано, – мрачно бросил Эссен. – Давайте подумаем, как оборонять Рижский залив. В Либаве немцы сосредоточили весьма серьёзные силы, более чем вдвое превышающие потенциал всего нашего флота. В прямом столкновении нас просто размажут. Не исключено, что тевтоны собираются форсировать даже вход в Финский залив. Но это крайне маловероятно. Скорее всего, их цель Ирбены. Поэтому, в первую очередь, готовимся к обороне входа именно в Рижский залив. – Какими кораблями я могу располагать, Николай Оттович? – поинтересовался контрадмирал Бахирев, как раз и назначенный командующим силами Рижского залива. – По проливам уже отправлены «Цесаревич» и «Слава», Первая бригада крейсеров, ну и эсминцы Александра Васильевича, – кивнул на Колчака комфлота. – Ещё «Амур», «Енисей» и несколько малых заградителей, – дополнил адмирала доселе молчавший Александр. – Ну и три канонерки: «Храбрый», «Кореец» и «Хивинец». – Извините, Михаил Коронатович, – развёл руками Эссен, – Моонзунд пропустил только старые броненосцы. Даже для «Андрея Первозванного» и «Павла Первого» глубины слишком малы. – Есть ещё аэропланы, – вставил Непенин. – Полтора десятка. – Разумеется, – кивнул комфлотом. – Но, уверен, у немцев их будет больше. – Это всё, чем мне предназначено сдержать удар германских дредноутов? – несколько удивился Бахирев. – Ещё тральщики, сторожевики, пять подлодок, не более. Увы! – Я могу направить в море восемь лодок, – поднялся Подгурский. – Нет-нет, Николай Люцианович, – немедленно пресёк порыв командира бригады подплава Эссен. – Только пять. Из них три английские. Мы можем атаковать из-под воды только со стороны открытого моря – в заливе глубины совершенно неприемлемые для этого. Причём и это очень рискованно – немцы наверняка предпримут всё возможное для противолодочной обороны. К тому же, субмарины нужны ещё и для обороны главной минно-артиллерийской позиции – нельзя сбрасывать со счетов возможность атаки немцами устья Финского залива. – Прошу прощения, Николай Оттович, – Бахирев воспользовался секундной паузой в обсуждении. – Вы сказали, что «Андрей» и «Павел» не смогут пройти в Рижский залив по Моонзунду. Но у них осадка такая же, как у «Славы». К тому же, перед проходом с них можно снять часть боезапаса и угля. Потом погрузить всё обратно. Ведь их присутствие усилит наши силы почти втрое. – Они длиннее «Славы» на двадцать метров, – пришёл на помощь командующему Колчак. – Этим линкорам не пройти повороты в фарватерах. – К тому же, – поддержал Эссен, – если они схлопочут хоть одну подводную пробоину, назад уже не вернутся. А получить снаряд под ватерлинию в предстоящем бою можно запросто. И если допустить захват немцами залива, что вполне возможно, то повреждённые корабли придётся просто затопить, чтобы они не стали трофеями. – Размер сил, выделенных для обороны Ирбен и Рижского залива, не обсуждается, – встрял начальник штаба Кербер. – Во всяком случае, глобально. Центральная минно-артиллерийская позиция нуждается в прикрытии с моря, Михаил Коронатович. И берега архипелага тоже. Так что к выделенным вам судам мы можем добавить разве что несколько сторожевиков, старых эсминцев, ну и ещё одну канонерку, не более. – А зачем мне этот хлам, – вскинулся Вяхирев. – Как я могу защищать Ирбены и всё прочее, имея только два броненосца против семи у противника? С перспективой появления восьми дредноутов у немцев… – Шести, Михаил Коронатович, шести, – снова вмешался Непенин. – Меркушов утопил «Шлезвиг-Гольштейна», а «Лотринген» лежит на грунте в Либаве. – Изначально вам нужно только препятствовать тралению заграждений между Колкой и Церелем, – поспешил успокоить контр-адмирала Эссен. – И если это удастся, то ни немецкие броненосцы, ни даже их дредноуты вам не страшны. – Партия траления у немцев опытная, – продолжал сомневаться командующий силами обороны Рижского залива. – Ладно! Попробуем. * * * Тральщики… Пахари моря. Служба у них крайне неблагодарная и очень рискованная. Они не топят корабли противника, они только расчищают путь своим линкорам, крейсерам и миноносцам. А гибнут за милую душу, что от мин, что от огня противника, который защищает свои минные заграждения, заставляя метаться под огнём и, опять-таки, налетать на вражеские мины… Хорошо ещё, если кораблики будут выделены хоть сколько-то приличные, а то обычно в силы траления отправляется всё, что не особенно жалко, – всякие буксиры и мелкие, реквизированные государством по случаю войны пароходики. На этот раз под началом корветтен-капитана Люггера находились относительно приличные корабли – старые миноносцы, переоборудованные под тральщики, но дебют получился неудачным – в первый же час траления в Ирбенах подорвался и затонул «Т-158». Русские поставили мины на самые разные глубины, благо уровень приливов-отливов на Балтике позволял это делать. Ко всему вдобавок, сначала появились «Храбрый» с «Хивинцем» и начали шерстить из своих пушек немецкую партию траления (минус «Т-154»). А потом подошли «Слава», «Цесаревич» и «Адмирал Макаров». Под их огнём тральщики вообще не имели возможности работать и поспешили отойти. При этом трём пришлось отходить в Либаву на ремонт. Первый день сражения за Ирбены остался за русскими. На следующее утро германские «тэшки» пошли выковыривать мины из волн под прикрытием броненосцев, ныне называемых линкорами, наравне с дредноутами, «Брауншвейг», «Проссейн», «Эльзас» и «Ганновер» – эти линейные корабли вчетвером вполне могли противостоять двум русским и даже превосходили их по огневой мощи. И не просто противостоять – давить! Пусть пушки главного калибра у них были и поскромнее на дюйм, но этих пушек вдвое больше… Правда, русские линкоры и не стремились к дуэли – их задачей были тральщики, которые вполне удавалось сдерживать с расстояния недостижимого для главного калибра «брауншвейгов». А если хотите сблизиться – добро пожаловать на непротраленные минные поля… К тому же береговые батареи мысов Колка и Церель только и ждали, когда в визирах их дальномеров покажутся цели. И пусть там всего-навсего шестидюймовые орудия, но, как говаривал Нельсон: пушка на берегу стоит десяти на корабле… Вице-адмирал Мауве получил донесение от командира группы «Брауншвейг» и понял, что тому требуется срочная и реальная помощь, что и подтвердил командующий операцией и германским балтийским флотом Венке. – «Дойчланду», «Поммерну» и «Шлезиену» срочно следовать к Ирбенскому проливу! Я сам поведу корабли! – отдал приказ командир Второй эскадры линкоров. * * * – Какого чёрта! – бесновался на мостике «Адмирала Макарова» Бахирев. – Где эсминцы Колчака? – Особый полудивизион пришёл, ваше превосходительство, – поспешил успокоить контр-адмирала командир крейсера Владиславлев. – И вот вам телеграмма от командира Минной дивизии… – Да читайте уже! – «По приказу командующего флотом увожу все новые эсминцы за пределы Рижского залива. Командование Минной дивизией в Рижском заливе передаю капитану первого ранга Старку». – Час от часу не легче! И так еле-еле отмахивались от колбасников, а теперь ещё и без «Новиков» остались… – Думаю, что без особой нужды Эссен не отозвал бы Первый дивизион, – пожал плечами командир «Макарова». – Вероятно, он что-то задумал… – Понятно, что командующий что-то задумал, только что именно? – Ну, раз он с вами не поделился своими планами, то мне-то откуда знать, Михаил Коронатович? – усмехнулся Владиславлев. – Ух ты! А вот и по нашу душу! В кабельтове от борта крейсера выросли здоровенные фонтаны от падения крупных снарядов. Один из четырёх германских линкоров решил уделить своё одиннадцатидюймовое внимание и русскому крейсеру. – Курс менять, сбивать пристрелку, но из боя не выходить! – приказал Бахирев. – Продолжать огонь по тральщикам, и чтобы… – Аэропланы с норда! – прервал контр-адмирала крик сигнальщика. Офицеры на мостике немедленно развернулись в указанную сторону. Действительно, с севера заходила на штурмовку пятёрка самолётов. На бреющем полёте они пронеслись мимо русских кораблей в сторону немецких тральщиков. Офицеры и матросы немецкой партии траления с ужасом смотрели на налетающих на их корабли и плюющихся свинцом «птиц». Пулемётные очереди с неба выкосили на тральщиках несколько десятков человек, а на самом подлёте к вражеским кораблям русские авиаторы опорожнили ещё и кассеты с флэшттами. Большинство, правда, в цель не попали, и стальные стержни просто вспороли волны Балтики, но вот в «Т-159» прилетело и этого… Стрелки пробили трубу, рубку, палубу… В общем, дополнительные потери составили семь убитых и пять раненых. А ведь на тральщике (как и на миноносце) под бронёй не укрыться ввиду отсутствия таковой. Да и работу свою выполнять нужно, а это всё на палубе, на палубе… Вот и смотрели с ужасом на накатывающие на их скромные корабли атаки с небес экипажи тральщиков. Но приказ есть приказ, и они его честно выполняли под пулями и стрелками, которые так и сыпались сверху, под огнём главного и среднего калибров русских броненосцев и крейсера. Атаковать германские линкоры балтийские авиаторы, отработав по тральщикам, не рискнули, тем более, что и боезапас на аэроплане не бесконечен. Развернувшись, они проследовали на базу, не дожидаясь прилёта своих немецких визави. Продолжилась артиллерийская дуэль. Германские броненосцы засыпали своими снарядами «Славу», «Цесаревича» и «Адмирала Макарова», но реальное попадание случилось лишь одно: в броневой пояс «Цесаревича» ударил немецкий полубронебой на излёте. Броню не пробил, но вдавил плиты, и внутрь броненосца заструилась вода. Уже темнело, и силы обороны Рижского залива стали отходить, не особо беспокоясь за ещё на день защищённые минные поля в Ирбенах. Отходить, чтобы завтрашним утром вернуться к обороне своих заграждений. Немецкие броненосцы обошлись тоже одним попаданием в мачту «Эльзаса», и осколками выкосило около полутора десятков человек. И ещё минус два тральщика за этот день. Правда, и у русских «Хивинец» пошёл исправлять полученные повреждения. * * * Утренние туманы на Балтике в августе – обычное дело. Но и немцы, и русские прекрасно знали, что как только солнышко поднимется повыше, исчезнет и это, столь неприятное для моряков, «молоко»… – Ох, и ни черта себе! – удивился Владиславлев. – Их уже семь. – Вижу, Пётр Петрович, вижу, – мрачно отозвался Бахирев. – Нагнали тевтоны проклятые калибров на нашу голову. И тралят, гады, уже. У носовой башни одного из германских броненосцев блеснуло огнём. Безо всякого бинокля можно было увидеть, как летит в воздухе снаряд. Снаряд, вспоровший волны совсем недалеко от борта «Славы». – Хорошо положил, – флегматично прокомментировал выстрел Бахирев. – Сейчас нам начнут «салазки загибать», а отойти не имеем права. Огонь по тральщикам! Только по тральщикам! И радируйте на «Амур» и «Енисей», чтобы принимали мины и были готовы этой же ночью выставить новые заграждения… Количество, естественно, переходит в качество. Количество стволов главного калибра сказалось – двадцать восемь против восьми, это серьёзно. «Слава» схлопотала уже три попадания, «Цесаревич» – два. Попаданий в противника замечено не было. Командиры русских линкоров, каперанги Вяземский («Слава») и Рейн («Цесаревич») прекрасно понимали, что через проливы Моонзунда свои корабли обратно уже не протащить, но продолжали выполнять приказ командования – били по тральщикам и не отвечали расстреливающим их броненосцам Мауве. – Русские эсминцы с норд-веста! Большие дымы в том же направлении! – Кого там чёрт несёт? – германский адмирал поднял бинокль и развернулся в упомянутом направлении. – Боюсь оказаться прав, мой адмирал, но, по-моему, это русские дредноуты, – мрачно процедил сквозь зубы командир «Дейчланда». – Очень хотелось бы ошибиться. – Этого не может быть, Герхард, – весело посмотрел на командира своего флагмана адмирал. – Я верю нашей разведке, а она давно сообщила, что свои дредноуты Эссен не имеет права выводить за пределы Центральной минно-артиллерийской позиции. Категорически! Я скорее поверю, что это марсиане Герберта Уэллса высадились в Балтийском море, чем буду ожидать здесь русские дредноуты. Вы не знаете психологии русских военных – они не боятся умереть в бою или даже застрелившись, но они до судорог боятся разгневать своё начальство… * * * – Передайте командующему: «Я их вижу». – Колчак уже понял, что всё получится. – Дивизиону приготовиться к встречной атаке! Русским эсминцам было чем встретить своих немецких противников. Стодвухмиллиметровые пушки разворачивались в сторону Девятой флотилии Хохзеефлотте и с ходу начали курочить новейшие эсминцы Германии. Комендоры «Новика», «Победителя», «Забияки», «Грома», «Орфея» и «Летуна» открыли такой энергичный огонь по кораблям противника, что десять немцев стали спешно отворачивать с курса. Причём «V-28» и «G-37» уже так наловились русских снарядов, что если «Новики» стали бы энергично преследовать, германский флот лишился бы ещё двух эсминцев. Защитить своих «меньших братьев» ринулись «Кольберг» и «Росток», но нахальные русские не отступили и спокойно легли на параллельный с крейсерами курс. Благо что пушек на Первом дивизионе хватало, с избытком хватало. Снова начали работать по новым целям дальномеры, снова застучали, нащупывая дистанцию до противника, орудия. Бой продолжился. – Зря они с нами связались, а, Александр Васильевич? – весело поинтересовался у адмирала Беренс. – Первый уже горит, да и второму достаётся… – А у них и выбора не было, – ответил Колчак, не отрывая глаз от бинокля. – Мы бы их недоэсминцы просто сжевали… – Зря вы так, – пожал плечами командир «Новика», – сейчас они сопроводят своих «инвалидов» и вернутся… Коордонат вправо! Очередной залп с «Кольберга» лёг накрытием, и пришлось немедленно на это реагировать. Хоть непосредственно в корабль снаряды не попали, но осколки от близких разрывов прошипели над палубой и ранили троих матросов. Флагманский эсминец немедленно рыскнул в сторону, выходя из леса всплесков. А вот на «Забияке» рвануло – немцы угодили в среднее орудие кормового плутонга, уничтожив не только саму пушку и её расчёт, но и здорово подвыкосив осколками артиллеристов соседних установок. Но и русские не оставались в долгу – не зря Эссен выписал с Черноморского флота лучших комендоров для укомплектования экипажей входящих в строй новых эсминцев, причём ехали они из Севастополя в Петроград не в телячьих вагонах, а в купе, специальным литерным поездом… Полыхнуло на баке «Ростока», пробило вторую трубу на «Кольберге», у него же наблюдались ещё два разрыва на борте. Потом на этом крейсере срезало фок-мачту. – Нет, Михаил Андреевич, – злорадно усмехнулся Колчак, – не вернутся их эсминцы. Вон и крейсера отворачивают – разглядели уже… Действительно, с мостиков крейсеров разглядели, что за «большие дымы» обозначились с северо-запада. * * * – Мой адмирал! – мрачно проинформировал Мауве командир «Дойчланда», капитан цур зее, Мейрер, – с «Ростока» передали, что с моря подходят четыре русских дредноута. Я не ошибся в своих прогнозах. – Что? Русские посмели вылезти из своей лужи? На самом деле вопрос был чисто риторическим, но не доверять донесению своих крейсеров-разведчиков, тем более в таком вопросе, у контр-адмирала не было никакого повода. Тем более, что дымы в указанном направлении наблюдались теперь более чем отчётливо. – Немедленно прекратить операцию! Отходить строем кильватера к Либаве! Вызвать оттуда же дредноуты Энгельгардта навстречу! Тральщикам отходить под берегом. Мауве с трудом осмысливал ужас положения, в котором оказался, – его семи броненосцам с бортовым залпом в двадцать восемь орудий калибром в одиннадцать дюймов предстояло принять бой с русскими линкорами, выстреливающими сорок восемь двенадцатидюймовых снарядов в залпе. А залпы русские дредноуты способны давать более частые… Впрочем, полновесными залпами русские стрелять не стали – пристрелка, а потом понеслось: залп из одного орудия каждой башни (четыре), залп из второго орудия каждой башни, из третьего аналогично. И так заработали четверо. Цели оставались в непрекращающейся «огневой струе». И прилетало им здорово. Каждые тридцать секунд по шестнадцать двенадцатидюймовых снарядов… Не все, конечно, попадали в цель, но уж если попадали… Рядом с бортом «Дойчланда» стали вырастать здоровенные фонтаны от падений русских первых «приветов». Палубы были засыпаны осколками, но такое везение не могло продолжаться бесконечно – почти полутонный «подарок» с «Петропавловска» взломал борт каземата и разорвался внутри броненосца. Более чем четыреста килограммов осколков пошли гулять по батарее стосемидесятимиллиметровых орудий линкора, круша на своём пути металл и человеческую плоть. Ко всему вдобавок, сдетонировало несколько собственных снарядов и зарядов, начался пожар, который пока некому было тушить. Почти одновременно «Гангут» наградил двумя попаданиями «Поммерн», выведя из строя его носовую башню главного калибра и проделав здоровенную дырку по ватерлинии в корме, а «Севастополь» разворотил среднюю трубу на «Шлезиене», который сразу стал отставать от германского кильватера. «Полтава» отметилась своими снарядами два раза в головной второй германской полубригады «Брауншвейг», но оба попадания пришлись в броневой пояс, броненосец выдержал этот удар без особых последствий. Но лиха беда начало: русские дредноуты легко и непринуждённо выходили в голову первой тройки линкоров Мауве. «Полтава» уже перенесла огонь на отстающий «Шлезиен», а трое остальных засыпали смертью «Дойчланд» с «Поммерном». Ох и лихо пришлось этим пожилым линкорам! В тридцать шесть двенадцатидюймовых стволов их обрабатывали сталью и тротилом. В тридцать шесть лучших в мире двенадцатидюймовых стволов! При Цусиме по четырём русским броненосцам Первого отряда били всего шестнадцать двенадцатидюймовок, а здесь ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ПО ДВУМ! И двенадцать по третьему. Корабли Мауве, практически не успевая нанести хоть какой-нибудь вред противнику, быстро превращались в пока ещё держащиеся на воде руины. Перед тем как в боевую рубку «Дойчланда» последовало прямое попадание, отправившее немецкого адмирала в бессознательное состояние от контузии, с флагмана по его приказу выпустили две зелёные ракеты. Эсминцы Девятой флотилии рванулись в контратаку. Их молодые командиры прекрасно понимали, что это жест отчаяния, но «чёрное братство» никогда не боялось выйти в самую самоубийственную атаку. С русских дредноутов сразу заметили выскакивающие из разрывов кильватера немцев, и великолепные стодвадцатки «Севастополей» немедленно отреагировали заградительным огнём. Ну и Колчак отреагировал… – Выходим из-под кормы «Полтавы»! Разворот сто восемьдесят градусов! – Не успеем, Александр Васильевич! – занервничал Беренс. – Другого выхода нет. А пока им линкоры устроят кровавую баню. Добьём, что останется… – Можем не успеть – у них курсовые аппараты, могут стрелять торпедами вперёд. – А есть варианты? – зло парировал Александр. – Будем выскакивать перед таранами дредноутов? Но дредноуты и так пока справлялись: их снаряды противоминной артиллерии вырубали немецкие эсминцы один за другим на самых дальних подступах, а «Ростоку», который попытался лидировать атаку, было двенадцатидюймово сказано: «Даже не суйся!» И он побрёл поближе к берегу зализывать раны. Броненосцы адмирала Мауве умирали вместе с ним, ко всему вдобавок флагманский «Дойчланд» проехал пузом по минной банке, которую недавно поставили русские эсминцы. Хватило. Ещё тринадцать тысяч тонн железа легло на дно Балтийского моря. «Поммерн» и «Шлезиен» тоже доживали свои последние минуты, понятно было, что дальше морского дна им отсюда не уйти, а контр-адмиралу фон Дельвиг цу Лихтенфельсу на «Брауншвейге» оставалось только надеяться, что из Либавы подоспеют дредноуты прикрытия. Да, с юга показались далёкие дымки, с «Кольберга» подтвердили, что это идёт Энгельгардт, со своими линкорами, но было поздно. Русские, добив корабли Мауве, всеми силами навалились на оставшиеся три броненосца немцев… Когда подошли дредноуты Первой эскадры, они смогли разглядеть на горизонте только дымы уходящего флота русских и полуживой «Эльзас». С броненосца сняли остатки экипажа и добили торпедой. Константинович. И этих «позенов» причесали бы, если бы снаряды оставались… Командующий флотом лично вывел из Гельсингфорса главную ударную силу Балтийского, да что там «Балтийского» – Российского флота. Под свою личную ответственность. И опять выиграл. Победителей не судят! – А Колчак никак не успокоится! – рассмеялся командир дредноута, обратив внимание командующего на Первый и Второй дивизионы эсминцев. – Не навоевался? – Правильно делает Александр Васильевич – никакого «золотого моста» отступающему противнику! – удовлетворённо кивнул Эссен. – Пусть топит этих «минорезов» настолько, насколько сумеет. «Новики», которым здесь больше нечего было делать, устремились в погоню за уходящими тральщиками. Шанса уйти у тех практически не было. – Ну что, Михаил Андреевич, – обратился Колчак к Беренсу, – начнём с концевого. Давайте приказ первой! – В чём же здесь доблесть? Сейчас будем уничтожать заведомо слабые корабли… – Доблесть полководца и флотоводца в том, Михаил Андреевич, – сухо парировал Колчак, – чтобы в данном конкретном месте быть сильнее противника и уничтожить его. Так что давайте уничтожать. Нужно сделать так, чтобы эти тральщики к Ирбенам больше не вернулись… Когда японцы избивали «Варяга» целой эскадрой, когда топили «Дмитрия Донского» впятером, ни у кого не шевельнулась мысль «нечестно!». А ещё Колчаку вспомнилось из «прошлой войны», как немецкие дредноуты «Позен» и «Нассау» не погнушались вдвоём угробить своими десятками одиннадцатидюймовых, шестидюймовых и более мелких орудий маленькую русскую канонерскую лодку «Сивуч», имеющую только две стодвадцатки, каковую и разнесли в клочья. – Это боевые корабли врага, Михаил Андреевич, – сурово продолжал начмин, – и пока они не спустили флаги, их должно уничтожать. Покойный Степан Осипович нам завещал: «Встретишь слабейшего противника – атакуй! Встретишь равного – атакуй! Встретишь превосходящего по силам – всё равно атакуй!» У нас противник слабейший – атакуем! И никаких сантиментов! – Да всё я понимаю, Александр Васильевич, – пожал плечами Беренс, – просто как-то… Ладно, согласен: баковая – пристрелку по концевому тральщику! Немедленно грохнула носовая пушка «Новика», а потом за ней подали голос и «Победитель» с «Забиякой». Возле борта «Т-46» стали вырастать всплески от падения снарядов, а потом, в конце концов, вломило в машинное. Кораблик запарил и остановился. Флаг не был спущен и русские эсминцы, проходя мимо, расстреляли его до полной «несовместимостью с жизнью». А потом стали «стричь хвост» остальной партии траления. Тральщики один за другим загорались и тонули, но надо заметить к чести немецких моряков, что флага ни один из них не спустил. Когда тонул уже пятый из «пахарей моря», «Новики» отрезали от основных сил эскадры даже головного. Германская партия траления была обречена. Чтобы спасти хотя бы людей оставшиеся четыре тральщика под огнём русских эсминцев дружно развернулись к берегу, чтобы выброситься на него – здесь можно было хотя бы надеяться на помощь своих войск. Но «Новик», «Победитель», «Забияка» и «Гром» совсем не собирались, во-первых, оставлять немцам возможность вернуть в строй корабли, выбросившиеся на пока ещё свой берег, а во-вторых, продолжить воевать против России спасавшимся немецким морякам. Своим огнём «новики» совершенно растерзали германские корабли, ни о каком их отводе на ремонт мечтать уже не приходилось. – Пусть спускают флаги, и мы станем милосердными, как священники, – зло бросил Колчак. – Но от них этого не дождёшься – достойные противники. Поэтому огня не прекращать. Немецкие миноносцы и крейсера даже не попытались развернуться на помощь своим уничтожаемым собратьям, ибо Эссен ещё имел запас времени до огневого контакта с дредноутами контр-адмирала Энгельтарта и чётко обозначил присутствие своих многоствольных двенадцати дюймов. Только суньтесь! Да и германским линкорам, в случае чего, было бы что противопоставить: оставалось в среднем по двадцать снарядов главного калибра на ствол – вполне достаточно для первого контакта и боя на отходе. * * * Никогда «Верховный», великий князь Николай Николаевич, не был так зол! Чёртов флот опять победил! Но теперь и на юго-западном рвануло «Брусиловским прорывом». Сначала загрохотало по всему фронту – снарядов русские не жалели, благо, что союзники поставляли их через турецкие проливы бесперебойно, так что австро-венгерские позиции и укрепления просто затопило морем огня. Артподготовка длилась от восьми часов на участке Одиннадцатой армии генерала Сахарова до сорока пяти часов у Щербачёва. Потом армии Щербачёва, Сахарова, Каледина, Юденича и Лечицкого пошли ставить Австрию на колени. Российские войска рванули в направлениях Луцка, Ковеля, Язловца, на Буковине. Русская пехота дружно пошла в атаку, размётывая своими штыками всех пытавшихся сопротивляться, благо что артиллерия обеспечила ей как проходы среди колючей проволоки, так и состояние полного морального коллапса у противника. Чехи, хорваты, словенцы и прочие славяне сдавались полками. Венгры сопротивлялись упорно, но тоже, в конце концов, сдавались. Кавалерийские корпуса графа Келлера, Гилленшмидта и дивизия Маннергейма энергично преследовали, вырубая всех, кто не бросал оружие и не поднимал руки. Таких, впрочем, было совсем немного. Одновременно ударили румыны и болгары. И армия Юденича, которую Румыния, разумеется, беспрепятственно пропустила через свою территорию. Удар с юга полностью перерезал все пути отступления австро-венгров. Эшелоны не успевали вывозить пленных, количество которых приближалось к миллиону. Как никогда актуальны стали строки Маяковского: Вздувается у площади за ротой рота, у злящейся на лбу вздуваются вены. «Постойте, шашки о шелк кокоток вытрем, вытрем в бульварах Вены…» Карл Первый прекрасно понял, что русские полки в самое ближайшее время могут промаршировать по его столице. Поэтому запросил мира. Перемирие ему было даровано при условии беспрепятственного пропуска союзных войск через свою территорию и сдачи оружия войсками. В Вене, скрипя зубами, согласились на это унизительное требование – всё лучше, чем оккупация. Как не бесновался Вильгельм, но Австро-Венгрия выходила из великой войны, а это означало крах и для его империи. В подбрюшье Германии упёрли свои штыки итальянские, румынские и болгарские дивизии, ну и, конечно, войска Юго-Западного фронта (армия Юденича). Да и сербы с черногорцами поспешили поучаствовать в грядущем разгроме немцев и перебросили свои полки к Байерну. С запада угрожали англичане и французы, с востока – всё те же русские. Только рубежи Германии с нейтральными Данией, Голландией и Швейцарией оставались безопасными. Но «узенькие ручейки» поставок продовольствия и сырья из этих стран никак не могли спасти кайзера и его страну. Тем более, что Гранд Флит тщательно досматривал суда, идущие в голландские и датские порты. Шведский король Оскар Второй тоже понял, «с какой стороны масло на данном бутерброде», и прекратил поставки руды и всего остального кайзеру, чтобы не рисковать своими подданными – Российский Балтийский флот уже не раз наглядно демонстрировал, чем это чревато. Вильгельму пришлось понять, что его страна войны никак уже не выиграет. И первыми, кто заставил это его понять, оказались немецкие женщины. Они во время этой зверской войны отринули классическое для германцев назначение женщины – ККК (киндер, кюхе, кирхе)[20]. Немецких женщин лишили всего, даже и этого: их сыновья, мужья и дети умирали на различных фронтах, их дети умирали от голода и дистрофии, мириться с этим и безмолвно умирать со своими семьями немки не стали. Они собирались возле издательств берлинских и прочих газет, которые уверяли, что победа близка, и принимали «в зонтики» тех сотрудников-газетёров, которые выходили их утихомирить. Большинство зонтиками било – неприятно, но терпимо. А некоторые, которые не могли пробиться сквозь толпу, зонтиками тыкали. Это более серьёзно: либо рёбра сломаны (хорошо, если их обломки не вонзились в лёгкие), либо что-то в брюшной полости разорвёт – а это совсем серьёзно, особенно учитывая то, что подавляющее количество врачей-травматологов на фронтах. Да и сами фронты потихоньку начали возмущаться. Стало понятно, что ещё немного, и Антанта просто захватит всю Германию и продиктует те условия мира, которые захочет. Кайзер тоже запросил перемирия, пушки замолчали, и за дело взялись дипломаты. И им предстояло ох как много работы… Глава 19 Горе побеждённым! Обсуждение будущего мира проходило на двух отдельных конференциях. Первая прошла в Варшаве, столице независимого от России, но вассального ей королевства.[21] На ней разорвали на куски «лоскутную империю», объявленную главной виновницей войны. Босния и Герцеговина опять присоединялись к Сербии, ей же отходили и Словения с Хорватией. Румыния получала Трансильванию, но при этом возвращала Болгарии Южную Добруджу, захваченную по итогам Второй Балканской войны. Болгарии же сербы возвращали часть Македонии, ибо сами получили столько, сколько и не мечтали. России отошли Галиция, Буковина и Силезия. Италия, и та получила кусочек с портом Триест, на который давно точила зубы. Чехия и Словакия получали независимость, так что в составе Австро-Венгрии остались только собственно Австрия и Венгрия. Причём в Будапеште многие уже не видели смысла находиться под патронажем Габсбургов и стали поговаривать об отделении… Что характерно – все Судеты чехам не достались, их по настоянию российских дипломатов, большей частью передали Германии. Кроме всего прочего, бывшая империя потеряла ещё и большую часть побережья, кроме небольшого участка, с портами Пола и Ровиго. Поэтому практически весь её флот поделили страны-победительницы, что, кстати, несколько снизило размеры контрибуции. Англия, Франция, Россия и Италия разобрали для начала четыре дредноута (России достался «Тегетгоф»), они же поделили новые лёгкие крейсера и эсминцы типа «Татра». Броненосцы типа «Радецкий», за исключением самого первого, оставленного Австрии, достались Греции и Румынии. Но последняя не имела возможности провести трофей через Босфор и Дарданеллы, ибо Турция не пропускала боевые корабли в Чёрное море, поэтому Россия забрала «Зриньи» себе, взамен отдав румынам «Иоанна Златоуста» из состава Черноморского флота. Большинство остальных кораблей передали Сербии, у которой теперь впервые появился военно-морской флот, причём служить на нём предстояло в основном хорватам и словенцам, так как своих моряков у сербов практически не было. Потом наступила очередь расплачиваться Германии. Конференция в Версале длилась целый год. Немецкие дипломаты бились на ней, как львы, но, как известно, против пистолета одними словами победить невозможно… Эльзас и Лотарингия безусловно возвращались Франции, немецкие колонии в Африке и Тихом океане поделили Великобритания, Франция и Япония, оставив германцам Самоа и часть Камеруна, Мемельланд отходил России. Россия же претендовала ещё и на часть немецкой Польши, но у союзников на этот счёт было особое мнение – они планировали воссоздать Польшу как новое независимое государство. И выход к Балтийскому морю новое польское государство получало, значит, Восточная Пруссия становилась отрезанной от своей метрополии. Германии запрещалось иметь линейный флот и вообще боевые корабли крупнее броненосцев и тяжёлых крейсеров, а также флот подводный. Немецкие дредноуты из Вильсгемхаффена на время переговоров были направлены в Скапа-Флоу, а балтийская эскадра – в Кронштадт. Новые эсминцы и лёгкие крейсера кайзера тоже отправились по этим двум адресам. Колчак прекрасно помнил, что в главной стоянке Грандфлита немцы самозатопили свои корабли, поэтому «шепнул» Эссену на данную тему, тот сообщил о планируемом тевтонами в Главный морской штаб, ну и англичане получили соответствующую информацию. Меры приняли: немецкие экипажи в Скапа-Флоу удалили с кораблей (в Кронштадте, разумеется, тоже), обеспечив своим бывшим противникам прекрасные условия жизни на берегу. Теперь можно было не опасаться, что трофеи лягут на дно вместо того, чтобы достаться победителям. Адмиралу Русину, представлявшему Россию на переговорах по разделу Хохзеефлотте, сначала предложили просто оставить себе те линкоры, которые уже находились в Кронштадте, – первое поколение немецких дредноутов. Начальник российского Главморштаба справедливо возмутился. Союзники не особо возражали в открытую, хотя часть английских политиков была не слишком довольна принятыми решениями. В результате переговоров России достались пять дредноутов типа «Кайзер», линейный крейсер «Дерфлингер», лёгкие крейсера «Висбаден», «Грауденц» и «Росток», а кроме того – десяток новых эсминцев и тральщики специальной постройки. Ну и, конечно, лёгкие крейсера «Муравьёв-Амурский» и «Адмирал Невельской», которые были заказаны в Германии Россией, но после начала войны конфискованы, и плававшие под германскими флагами под именами «Эльбинг» и «Пиллау», безусловно, возвращались вне всяких квот. Англичане забрали четыре линкора типа «Кёниг» и «Лютцов», французам достались «гельголанды» и «Фон дер Танн», японцы и итальянцы получили по паре «вестфаленов». Глава 20 Шкура убитого медведя Это была первая война за целый век, которую Россия выиграла вчистую (если не считать побед над турками, конечно) – проигранная Восточная, оплеуха от японцев… И вот – ПОБЕДА! Полная и безоговорочная. Да ещё и над кем! Император всероссийский щедро раздавал награды. Эссен получил Георгиевский крест второй степени за сражение при Ирбенах и первую степень за победу в войне. Командующий Балтийским флотом стал первым из моряков полным Георгиевским кавалером. Пятым по счёту вообще после М. И. Кутузова, М. Б. Барклая де Толли, И. Ф. Паскевича и И. И. Дибича. Правда, не прошло и недели, как к этим пятерым присоединился ещё и Брусилов (вторая степень за знаменитый прорыв и первая, опять же, за победу). Эссену была предложена ещё и должность Морского министра, но адмирал от неё категорически отказался, попросив у царя разрешения остаться на действующем флоте. Колчак тоже не остался без наград – золотое оружие за Ирбены и орден Анны первой степени с мечами за командование Минной дивизией. Но главной наградой всё-таки явилась уверенность в том, что уже не придётся встать под винтовочный залп на льду Ушаковки. Победоносные армии не особо склонны к революциям. Вернее, совсем не склонны. Хотя Александр Васильевич прекрасно понимал, что ветром реформ продуть Россию всё-таки стоит. Проблемы есть, и они останутся в организме империи. И начнут давать «метастазы». Ограничить монаршую власть стоит, но сохранить монархию хотя бы как символ необходимо. Но политика не его дело – он военный. Защищать Родину и хранить верность присяге – всё остальное от лукавого… – Александр Васильевич, – прервал мысли адмирала старший офицер «Новика» фон Граф, – командующий вызывает вас к себе. Штаб Эссена теперь снова располагался на «Рюрике». Когда Колчак прибыл на крейсер, там уже находились адмиралы Непенин, Канин, Курош и, разумеется, начальник штаба флота Кербер. – Присаживайтесь, господа, – пригласил адмиралов командующий, – я пригласил вас для того, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие… Эссен и сам улыбнулся, сплагиатив классика русской литературы, а присутствующие поняли, что «известие» будет не таким уж «пренеприятнейшим». – Завтра к полудню нас вызывает Морской министр. – По какому вопросу? – подал голос старший из присутствующих Канин. – Думаю, Василий Александрович, вы и сами догадываетесь. – И думать нечего, – встрял Непенин, – судьбу трофеев будем обсуждать. – Именно так, – кивнул Кербер. – Надо что-то делать с этим геморроем. Что там у вас, Александр Васильевич? – Бывшие немецкие эсминцы уже в строю, – немедленно отозвался Колчак. – Колбасники, конечно, перед передачей успели напоганить как могли, но всё исправлено. Проблема только в экипажах. Предлагаю вывести либо в резерв, либо вообще из состава флота старые дестройеры типа «Сокол», «Буйный», «Лейтенант Бураков» и иже с ними – корабли уже совершенно бесполезные в грядущих войнах, разве что в качестве тральщиков. К тому же скоро войдут в строй новые эсминцы типа «Орфей», «Изяслав» и «Гогланд» – им ведь тоже необходимы экипажи… – Ясно. Александр Парфёнович? – перевёл взгляд на Куроша командующий флотом. – В принципе, та же история, что и в Минной дивизии, – поспешил ответить командир крейсерской эскадры. – Немцы подпортили, мы починили. «Боярин» (бывший «Сайда»), «Скобелев», «Витязь» и «Князь Багратион» («Висбаден», «Грауденц» и «Росток» в «прошлой жизни») готовы вступить в состав сил флота. «Адмирал Невельской» и «Муравьёв-Амурский» тоже, но с двумя последними вроде бы всё ясно – для Сибирской флотилии заказаны, туда, я думаю, и отправятся. Проблема опять-таки в экипажах. Кроме того, ведь в ближайшие год-два ожидаются четыре новых крейсера типа «Светлана». Так что аналогично Александру Васильевичу предлагаю вывести из состава флота все старые крейсера, от «Авроры» до «Громобоя», все восемь вымпелов, исключая «Рюрика». И «Аскольда» с «Жемчугом» заодно. – Спасибо, что хоть флагмана моего пощадили, – усмехнулся Эссен. – Василий Александрович? Командующий линейными силами Балтфлота был более многословен. Под его начало попали сразу семь трофейных «капиталшипов». При выборе имён трофеям не напрягались ни в морском министерстве, ни сам император: «Дерфлингер» стал «Чесмой», а дредноутам типа «Кайзер» присвоили имена русских полководцев и флотоводцев: «Князь Суворов», «Князь Кутузов», «Фельдмаршал граф Румянцев», «Адмирал Ушаков» и «Адмирал Нахимов». – Проблемы те же, Николай Оттович, но масштабы более серьёзные. Ремонтируемся. В течение месяца корабли будут в строю. Только у меня вопрос: что мы с ними будем делать на Балтике? Эссен был готов к вопросу. – Думаю, что именно это нас и пригласил обсудить Григорович. Узнаем завтра. А сейчас все свободны, господа. Хотя, если захотите разделить ужин со мной, задержитесь. Желающих ужинать в одиночестве не нашлось. * * * – Здравствуйте, господа, присаживайтесь, – встретил в своём кабинете адмиралов Морской министр. Кроме него, присутствовали начальник Главного морского штаба адмирал Русин и ещё несколько офицеров. Руководство Балтийского флота расположилось за столом. – Итак, господа, – начал Григорович. – Нам на голову (иного выражения не подберу) свалилась проблема в виде трофеев немецкого и австрийского происхождения. Думаю, не надо доказывать, что такое количество линейных кораблей для Балтийского флота, мягко говоря, излишне. – Совершенно излишне, Иван Константинович, – подтвердил Эссен. – Рад, что вы меня понимаете. Если лёгких крейсеров нам действительно не хватает, и они вполне могут быть переведены на любой из флотов, кроме Черноморского, то дредноуты в таком количестве, считаю, на Балтике не нужны. Тем более, что противника на этом театре у нас теперь практически нет. – Разрешите, ваше высокопревосходительство? – поднялся Колчак, презрев всякую субординацию. Эссен глянул на своего начмина без всякого неудовольствия. – Разумеется, Александр Васильевич, – благосклонно кивнул Григорович. – Только давайте в дальнейшем без титулования. – Благодарю, – обозначил полупоклон самый младший из присутствовавших адмиралов. – В первую очередь хочу заметить, что никак не ожидалось столь лавинообразного увеличения количества кораблей в нашем флоте – количество вымпелов первого ранга увеличилось практически вдвое. А если учесть, что в обозримом будущем ожидается вступление в строй новых эсминцев, которых только на Балтике достраивается около двух десятков, лёгких крейсеров и линейных типа «Измаил», то главной проблемой я считаю экипажи, экипажи, которым к тому же придётся иметь дело с не совсем привычной материальной частью. Только на трофейные дредноуты потребуется не менее девяти-десяти тысяч человек. И несколько сотен офицеров. Только на трофейные, не считая «Измаилов», а это ещё минимум шесть тысяч моряков. У России есть такие резервы? – Проблема понятна и новостью не является, – подал голос адмирал Русин. – У вас есть предложения по этому поводу, Александр Васильевич? – Разумеется, иначе я бы и не начинал разговора на эту тему. Итак, я предлагаю вывести из состава Балтийского флота в самое ближайшее время почти все эсминцы и миноносцы старше «Новика», все крейсера, кроме «Рюрика», все корабли учебно-артиллерийского отряда и прочую старую рухлядь… – Позвольте, Александр Васильевич, – удивлённо посмотрел на Колчака министр, – а по-вашему учебно-артиллерийский отряд не нужен? – Конечно, нужен. Вот в его состав я и предполагаю перевести «Цесаревича» и «Славу» – эти устаревшие броненосцы уже точно не пригодятся в будущей войне. А «Александра Второго» и «Петра Великого» можно смело разбирать на металл. Более того, даже «Андрея Первозванного», «Павла Первого» и ожидающегося «Зриньи» я бы предложил продать куда-нибудь по самой бросовой цене. Тем же грекам или испанцам. – Вряд ли даже эти позарятся, – хмыкнул Григорович. – По бросовой цене продать, – Колчак был готов к такой реакции. – У России теперь уже двенадцать дредноутов, скоро вступят в строй ещё семь. Зачем нам содержать эти устаревшие броненосцы? – Как нам вообще содержать на Балтике весь этот «Флот открытого моря»? И зачем? – не выдержал и прервал своего коллегу Канин. – Извините, Александр Васильевич! Но ведь действительно у нас больше нет здесь реального противника… – Вы совершенно правы, Василий Александрович, – Колчак только сейчас сообразил, что их с Каниным имена-отчества являются «зеркальным отражением», и внутренне повеселился от осознания этого факта. – Такое количество дредноутов на Балтийском море для нас совершенно излишне. Но на Чёрное излишек не пошлёшь – Турция не пропустит через проливы. Остаётся Тихий океан, куда я предлагаю отправить и все «трофеи», и строящиеся линейные крейсера. Плюс «Адмирала Невельского» и «Муравьёва-Амурского», разумеется. И с десяток новых эсминцев. «Флот открытого моря» во Владивостоке будет вполне уместен. – Не согласен, – подал голос Курош. – Во-первых, содержать на Дальнем Востоке такие значительные силы будет невозможно: ниточка Транссибирской магистрали не способна обеспечить такую огромную эскадру даже углем. А ведь она должна не только Тихоокеанский флот обслуживать. Во-вторых, Япония расценит такой шаг как крайне недружественный, как попытку реванша… – А вот тут я с вами не соглашусь, – встрял Эссен. – Японцы сколько угодно могут инсинуировать на эту тему, но их никто не поддержит. Россия имеет право держать свои корабли в любом количестве и в любых своих портах. Мы же не возмущаемся по поводу того, что японцы строят дредноуты. Причём, надо сказать, очень даже неплохие. Россия же не воспринимает данный факт как агрессивную позицию в свой адрес. Вот со снабжением и содержанием такой эскадры во Владивостоке действительно проблемы есть. И дело даже не в возможностях Транссиба – во Владивостоке всего один док, и тот не способен принимать для ремонта дредноуты… Поддерживаю мнение Александра Васильевича о продаже броненосцев, а вырученные деньги предлагаю направить на модернизацию нашей восточной базы флота… Иван Константинович, ну вы же сами помните, насколько затянулся ремонт вашего подорванного «Цесаревича» в Артуре из-за отсутствия там нормального дока. – Прекрасно помню, – поморщился Григорович. – Материли мы тогда с Щенсновичем[22] Морское министерство чуть ли не ежедневно. Согласен с вами, Николай Оттович, но для начала нужно, чтобы наши броненосцы купили. – Думаю, что соответствующие средства нужно выбивать из Министерства финансов уже сейчас, обещая вернуть их в бюджет после продажи кораблей. – Барк[23] – хитрая лиса, – усмехнулся министр, – денег «в долг» у него сейчас чёрта с два выпросишь, найдёт с десяток причин не дать и в обычное время, а уж после войны – тем более. – Так будьте щедрым на обещания, Иван Константинович, – весело поддержал Эссена Русин, – мне идея Николая Оттовича нравится. Да и не держать же в самом деле на Балтике пятнадцать дредноутов, не имея реального противника. К тому же, мы вроде бы уже решили выводить из состава флота уйму кораблей. Только стоимость металла, из которого они изготовлены, уже удовлетворит аппетиты министра финансов. – Спасибо за аргумент, Александр Иванович, использую при общении с Барком. Помнится, ещё до русско-японской фирма «Крамп и сыновья» предлагала построить во Владивостоке судоремонтный завод под ключ. Думаю, что они не откажутся от этого предложения и сейчас. – Разрешите, господа? – поднялся со своего места Колчак. – Слушаем вас, Александр Васильевич, – приветливо кивнул Григорович. – Только присядьте. – Благодарю. Так вот: если уж зашла речь о «Флоте открытого моря», то хочу напомнить, что у России есть не только Тихий океан… Морской министр и Эссен, улыбнувшись, подмигнули друг другу. – …Я хочу обратить внимание на флотилию Северного океана, – продолжал начальник Минной дивизии Балтфлота. – Да, там пока большие проблемы с базами, но этот театр необходимо осваивать на перспективу. Нужно строить туда железную дорогу, оборудовать порты. В первую очередь я имею в виду Романов-на-Мурмане – хвала Гольфстриму, порт незамерзающий. Я понимаю, что это вопрос не очень близкого будущего, но северные порты России необходимы, значит, необходима и их защита. Предлагаю часть кораблей, предназначенных к выведению из состава флота, направить в Северный океан. Воевать им пока не придётся, а вот осваивать акваторию необходимо уже сейчас. Прошу обдумать моё предложение. – Ну что же, – хитро посмотрел на контр-адмирала Григорович, – мы с Николаем Оттовичем тоже это обсуждали. И он любезно согласился отпустить вас на Север. Если вы не возражаете, конечно. Лучшей кандидатуры для командования Флотом Северного океана я не представляю – вы же известный полярник. Согласны? – Так точно, ваше превосходительство, – Колчака прямо подбросило с кресла. – Приложу все силы для пользы Отечества! При этом в голове проносилось, что это, конечно, не командование «курортным» Черноморским флотом, как было в «прошлой жизни», что второй орёл на погоны в ближайшем времени не ожидается, что семью придётся оставить в Петрограде, но при всём при этом о такой должности он даже не мечтал. – Предварительно в состав Северного флота, – продолжил министр, – войдут «Богатырь», «Аскольд», «Жемчуг», дивизион «Новиков», два дивизиона «добровольцев» и с десяток тральщиков. Несколько посыльных судов, три-четыре подводные лодки и один из трофейных лёгких крейсеров по вашему выбору. Достаточно для начала? – Вполне, – обозначил полупоклон Колчак. – Но в дальнейшем я попрошу больше. – Как только будут готовы порты, получите всё что угодно. Вплоть до «Измаилов», – пообещал Григорович. – Уверен, что в ближайшее время государь подпишет приказ о вашем назначении. Так что отправляйтесь-ка на недельку к семье, а потом (я очень надеюсь, что ваше назначение утвердят) приступайте к подготовке эскадры, подбирайте себе штаб и так далее… Глава 21 Здравствуй, Арктика! До своей кронштадтской квартиры Колчак добрался уже поздно вечером, дети уже спали, но Софья встретила мужа, со счастливым всхлипом повиснув у него на шее. – Ты надолго, Сань? – На целую неделю, родная. Да и потом наведываться буду почаще. А ты теперь вполне можешь стать женой командующего флотом… – Что с Эссеном? – отпрянула супруга. – Всё в порядке с Николаем Оттовичем, – широко улыбнулся Колчак. – Мне предложили должность командующего флотом Северного океана. Я согласился. Надеюсь, что государь утвердит назначение. – Что же тебя всё время тянет к этим льдам, неугомонный? – лицо Софьи Фёдоровны отнюдь не выражало восторга. – Не хватило прошлых экспедиций? Даже нашу свадьбу из-за последней откладывали… – Зато теперь имеется остров Софьи и мыс Софьи[24]. Чем не подарок был к свадьбе? – Роскошный подарок, роскошный, – всё-таки рассмеялась адмиральша. – Увековечил моё имя на карте. Весьма признательна. Теперь-то чего тебя за полярный круг снова влечёт? Там же тундра сплошная. Ты о детях подумал? – Разумеется, подумал. И о детях, и о тебе. Вы остаётесь здесь, – и, прежде чем супруга начала возмущаться, Александр немедленно перевёл разговор на другую тему. – Сонечка, перекусить что-нибудь найдётся? – Ты голодный? – Был бы сыт, не спрашивал. – Горячего нет, сейчас приготовлю чай и бутерброды. Только ты мне зубы не заговаривай! – Да не заговариваю – это вопрос решённый. Нам самим в первое время придётся жить на кораблях, а вы где будете? – Понятно, тем более, что учиться детям там тоже будет негде… Софья Фёдоровна удалилась на кухню, и через десять минут Колчак уже уплетал за обе щёки яичницу с беконом, которую жена всё-таки решила приготовить вместо просто сухомятки, а потом прихлёбывал чай цвета марочного коньяка с марочным же коньяком, лимоном и вприкуску с канапе с икрой. – И снова не будем видеться месяцами? – адмиральша невесело смотрела на мужа. – Саня, я так устала ждать и бояться… – Солнышко, ну я же не в полярную экспедицию уезжаю. Пешком по льдам за сотни вёрст ходить не собираюсь. Так что бояться тебе нечего. А ждать… Ты же жена моряка, все вы ждёте нас всю жизнь, за что вас и любим. – Только за это? – шутливо вскинулась Софья. – Разумеется, не только, – Колчак махнул последнюю стопку и обнял супругу. – Я сыт, но спать пока ещё не хочу… * * * Нельзя сказать, что неделя пролетела незаметно. Очень приятно прошла неделя в общении с женой и детьми, совместными прогудками, неизменной лодочной прогулкой по настоятельному требованию Ростислава, семейным походом по грибы. Дважды Колчаки мужского пола отправлялись на ужение рыбы с лодочного пирса, и оба раза пойманных плотвичек, окуньков, ершей и мелких подлещиков вполне хватало для семейной ухи… Но, несмотря на «тепло родного очага», несмотря на огромное удовольствие от общения с самыми родными и близкими людьми, мысли Александра Васильевича обитали уже где-то в будущем. Мысли про состав нового флота, про состав штаба, про то, что из тех офицеров, которых он хотел бы забрать с собой на Ледовитый океан, далеко не все воспримут его приглашение с восторгом. Трудностей ожидалось немало. И, в первую очередь, трудности с личным составом. Поэтому было необходимо поставить вопрос ребром по поводу ускоренного чинопроизводства для офицеров и повышенного денежного, и не только денежного, содержания для нижних чинов. И не только для нижних… Утвердив назначение Колчака, самодержец всероссийский, естественно, принял контр-адмирала, чтобы напутствовать по поводу новой должности. – Здравствуйте, Александр Васильевич, – приветливо улыбнулся Николай. – Здравия желаю вашему Императорскому величеству, – вытянулся перед государем Колчак. – Присаживайтесь, адмирал, – пригласил царь, указав на кресло. – Благодарю, ваше величество. – Это я вас благодарю, Александр Васильевич, за то, что согласились принять столь «неудобную», но так необходимую Отечеству должность, – император даже слегка склонил голову перед моряком. – Не беспокойтесь, мы прекрасно понимаем, как важен для России флот Северного Ледовитого океана. Должность его командующего будет вице-адмиральской. С коим чином вас и поздравляю! – Покорнейше благодарю, ваше императорское величество! – Александра просто подбросило с кресла, в котором он сидел. – Сядьте, сядьте, – улыбнулся царь «Великой и Малой и Белой, и проч., и проч., и проч.». – Это я вас благодарю. Вы согласились переехать из Петрограда за полярный круг, чтобы служить Родине и мне. Я знаю, что вы полярник, учёный-исследователь, но на этот раз придётся заниматься на Севере другим. – Прекрасно понимаю, ваше величество. Понимаю, что иметь мощный флот в Ледовитом океане – это возможность… – Колчак замялся. – Возможность воздействовать этим флотом на политику любой европейской страны. Кроме Англии, пожалуй. – Вы меня правильно поняли, Александр Васильевич. Но в перспективе, я думаю, та же самая Великобритания будет считаться с наличием у нас такого флота. – Но нужно вложить невообразимое количество средств, чтобы создать порты, ремонтную базу для кораблей, жильё для людей, которые будут их обслуживать… – Несомненно. Несомненно, всё произойдёт не завтра. Но начинать ведь когда-нибудь надо? Вот вы и начинайте! – Приложу все силы, ваше величество! – Не сомневаюсь, господин ВИЦЕ-АДМИРАЛ! – улыбнулся на прощание царь. * * * Легко сказать, сложнее сделать. У Колчака было время подумать уже в первую неделю «отпуска» с семьёй. В первую очередь о кораблях: вместо «Баяна» он решил выпросить всё-таки океанские крейсера – «Громобой» и «Россию». «Аскольд» и «Жемчуг» пока проходили плановый ремонт в Тулоне, так что из больших бронепалубных лучше забрать с Балтики «Богатыря». Ну и из разрешённых к переводу на свой флот трофейных крейсеров он выбрал «Скобелева» («Висбаден» в прошлой жизни). Первый дивизион эсминцев удалось выцыганить у Эссена в полном составе: «Новик», «Победитель», «Забияка», «Гром» и «Орфей», благо, что новые эсминцы спрыгивали со стапелей один за другим, и Балтийскому флоту можно было не беспокоиться на предмет недостатка кораблей данного класса. Ещё с десяток старых дестройеров, пять трофейных подлодок, тральщики и посыльные суда… Даже творение покойного адмирала Макарова, ледокол «Ермак», командующий Балтфлотом отдал достаточно легко: «Вам нужнее…» Оставалось только довести всю эту армаду до места назначения. Значительно хуже было с командами: очень немногие офицеры, даже при обещании двойного жалования, соглашались переселиться с хоть и слякотной Балтики за полярный круг. С мичманами было легче – романтики в России никогда не переведутся, а вот у лейтенантов и капитанов обоих рангов, кроме всего прочего, зачастую и семьи имелись. Но, хоть и со скрипом, решались и эти проблемы. Колчак набрал и командиров кораблей, и штаб. Немалой тому подмогой было распоряжение Григоровича положить офицерам Северного флота оклад в два с половиной раза больший, чем на Балтийском и Чёрном морях. Казна, кстати, неожиданно пополнилась деньгами: вновь образованная Польша захотела иметь ещё и военно-морской флот, поэтому охотно купила по бросовым ценам у России «Палладу», «Аврору» и с десяток эсминцев типа «Доброволец». Неожиданно Греция изъявила желание иметь в своём флоте дредноут. Россия откликнулась на просьбу первой, цену запросила вполне божескую, и бывший «Тегетгоф» отправился в Средиземное море ходить под греческим флагом. Черноморский флот тоже поучаствовал в «распродаже»: с одной стороны, страны-победительницы Болгария и Румыния подразжились деньгами, с другой – их военно-морские силы выглядели жалко и ничтожно даже на фоне турецких. А проводить в Чёрное море боевые корабли, которые можно было бы купить в Англии, Франции, Италии и так далее, через Дарданеллы и Босфор та же самая Турция не позволит. Так что либо довольствуйся тем, что имеешь, либо строй сам (а возможностей нет), либо купи у России то, что она предложит. А Россия вполне могла предложить: в состав Черноморского флота только что вошёл дредноут «Императрица Мария», в течение ближайших года-полутора ожидались ещё три современных линейных корабля, четыре лёгких крейсера, множество эсминцев типа «Беспокойный», подводные лодки… Так что Российская империя, ничем не рискуя, предложила бывшим союзникам по мировой войне купить свои черноморские броненосцы, эсминцы типа «3» и «Ж» (которые в любом случае по своим характеристикам превосходили имеющиеся во флотах Румынии и Болгарии миноносцы в разы). В результате болгары приобрели «Святого Пантелеймона» (бывший «Потёмкин»), три эсминца: «Заветный», «Завидный» и «Жаркий», румыны, у которых уже имелся бывший «Иоанн Златоуст», купили «Кагул» и пять эсминцев. Мало того, даже Турция, которой англичане пообещали вернуть конфискованный по случаю войны «Эджинкорт», пожелала приобрести ещё и «Святого Евстафия», ибо турецкие команды уже намертво угробили механизмы бывших немецких «Торгут Рейса» и «Хайреддин-Барбароссы». Как говорится: «С нашим удовольствием!» Так что теперь Григорович с полным основанием имел право требовать у Барка денег на оборудование баз для флота во Владивостоке, в Архангельске и, в первую очередь, в Романове-на-Мурмане. Тому до жути не хотелось выделять морякам деньги из бюджета, но Морской министр весьма чётко обозначил бумагами: «Вынь да положь!», вот они, деньги, перечисленные за купленные корабли, а вот деньги, необходимые для флота. Причём не только военно-морского. Романов-на-Мурмане – один из немногих незамерзающих портов империи, так что вклад в его развитие скажется сторицей для экономики России… Тем более, что в самом скором времени ожидается продажа ещё нескольких весьма недешёвых кораблей и многих кораблей подешевле. Да и просто сдаваемые на металл – немалые деньги. Деньги, которые стоило потратить на развитие инфраструктуры вновь рождающегося Мурманского порта и Владивостока. К чести Григоровича нужно отметить, что в общении с Барком Морской министр настоял на своём: треть денег, полученных от приобретения трофеев, – флоту, треть – армии, треть – государству. А деньги немалые. Так что: «Вынь да положь!» Министр финансов, как ни хотел «зажилить» свалившиеся в бюджет деньги, но вынужден был выделить Морскому министерству требуемое. Флаг командующего полоскался на «Скобелеве», правда, потом Колчак перенёс свой флаг на «Громовой» – салон там посолиднее был, да и штаб нужно где-то размещать. Первый дивизион во главе с «Новиком» тоже последовал к месту нового назначения. Самостоятельно же пошли к новому месту службы и подводные лодки: «Волк», «Львица» и «Акула». «Рыцари глубины» просто жребий тянули, кому служить на Севере – им оклад был положен четверной, а нижним чинам – пятерной, что нисколько не обидело господ офицеров. Вместе с субмаринами пошёл и их «отель» – плавбаза «Хабаровск». В конце концов пора было перебираться за полярный круг и главным силам рождающегося Северного флота. Отгремели балы по этому поводу, и крейсера, эсминцы, сторожевики и прочие транспорты стали выбирать якоря… – Ограбили вы меня, Александр Васильевич, как есть ограбили, – шепнул Эссен на прощальном банкете. – Да перестаньте, Николай Оттович, – улыбнулся Колчак. – За исключением Первого дивизиона эсминцев, я забрал у вас самое ненужное. То, что сегодня-завтра пошло бы на переплавку. А так – эти кораблики ещё послужат и воспитают моряков-североморцев. – Да это я так, бурчу по-стариковски, – усмехнулся в ответ адмирал. – Ладно, Александр Васильевич, мне пора, да и вам тоже. Помогай вам Бог! Адмиралы пожали друг другу руки, церемонно отдали честь друг другу, и Эссен направился к трапу. Ещё пара минут, и катер командующего Балтфлотом запрыгал по волнам рейда… – Ну что, Александр Фёдорович, – повернулся Колчак к командиру «Громобоя». – Прикажите поднять: «Сняться с якоря все вдруг!» – Есть, ваше превосходительство! – Титов со своим новым командующим давно уже были дружны и общались без официоза, но торжественность момента требовала соблюдения чинопочитания. Корабли теперь уже Северного флота дружно отрепетовали сигнал и стали выбирать якоря. Пошли! Головным пока двинулся «Скобелев», вместе с ним ушёл вперёд Первый дивизион во главе с «Новиком», далее последовали уже и флагманский «Громобой» с «Россией», а за ними «птичья стая» сторожевиков «Ястреб», «Коршун», «Кобчик», «Гриф» и «Ворон». Вместе с ними шли канонерки «Хивинец» и «Храбрый», минные заградители «Волга» и «Нарова», а также ледокол «Ермак». Замыкали строй боевых кораблей эсминцы шестого дивизиона под брейд-вымпелом капитана первого ранга Алембарова (шесть типа «Стерегущий»). Пятёрка трофейных тральщиков. Потом транспорты. В немалом количестве. Везущие всё, от угля до стройматериалов и провианта. И рабочих. Пожалуй, именно они были главным «грузом», перевозимым на Север, – практически в чистом поле, вернее, в чистой тундре надлежало создать военный и торговый порт. Прихватили, кстати, и несколько рыболовецких траулеров. Их капитаны и команды охотно согласились следовать в Ледовитый океан, ибо прекрасно знали, что рыба там ловится знатно, а сбыт улова будет обеспечен запросами эскадры. – Ну что, Александр Фёдорович, – весело посмотрел Колчак на командира крейсера, – не страшно отправляться в никуда? – Да ладно вам, – пожал плечами каперанг. – Почему в никуда-то? А я вообще привык жить на корабле, мне эта суша не особо-то и интересна… Ну схожу разок-другой по тундре прогуляться. И хватит. В визир бинокля Колчака как раз попало госпитальное судно «Николаев», шедшее вместе с транспортами… – Чёрт! – В чём дело, Александр Васильевич? – обеспокоенно посмотрел на адмирала Титов. – А дело в том, что мы ведём за полярный круг несколько тысяч молодых мужчин. Александр Константинович! – Слушаю! – немедленно отозвался и подошёл начальник штаба Северного флота контр-адмирал Вейс, до этого находившийся на левом крыле мостика. – На самом деле моя претензия не только к вам, но и к себе самому. Я думал больше о кораблях и меньше о людях. Но вы-то могли о них подумать. – Не понимаю вас, Александр Васильевич. Что не так? Продовольствием мы обеспечены с запасом, углем и запасными частями – тоже. Чего не хватает? – Женщин, чёрт побери, не хватает! Да, я тоже виноват – не подумал об этом своевременно… – Даже если бы подумали, Александр Васильевич, – спокойно ответил Вейс, – ничего бы не изменилось. Невозможно на берегу Ледовитого океана организовать ткацкую или швейную фабрику и заманить на них работать женщин из России. А по прибытии эскадры на место дислокации в течение месяца-двух и так организуется весёлый дом с весёлой и доступной обслугой. А иного пути я не вижу. – То есть «градообразующим» предприятием Мурмана станет публичный дом? – поморщился командующий. – Не совсем так – там уже строятся причалы. А пока… – А пока наши мичмана и лейтенанты начнут болеть по всякому поводу, чтобы попасть на «Николаев» и флиртовать там с сестричками, – Колчак всё ещё был на эмоциях, но спокойный тон Вейса сделал своё дело, и командующий стал успокаиваться. – Ладно – будет день, будет и пища. Позже с этим разберёмся. А пока… Пока весна-лето, значительная часть флота и так будет базироваться на Архангельск. Там с этим вопросом полегче. И надо будет обратиться к Григоровичу с просьбой, чтобы хотя бы с жёнами семейных офицеров сюда ходили пароходы… Пересечение Северного полярного круга было отмечено салютом со всех имеющих орудия кораблей и, разумеется, банкетами в кают-компаниях. – Ну, вот мы и в Арктике, господа! – поднялся с бокалом шампанского в руке из-за стола Колчак. – Поздравляю! Ура! – Урааа! – дружно ответила кают-компания, и офицеры, опустошив свои фужеры, приступили к ужину. – Какие ближайшие планы по прибытии в порт, Александр Васильевич? – поинтересовался Вейс. – Придём – посмотрим на месте. Конечно, в первую очередь нужно строить жильё, оборудовать порт, но конкретно, что и где строить, узнаем у наших инженеров, когда они осмотрятся. Конечно, чертовски соблазнительно было бы свалить эти проблемы на вас, а самому на «Ермаке» прогуляться на восток, но увы – наше российское головотяпство и разгильдяйство на Севере такое же, как и везде, придётся выбивать каждый дополнительный гвоздь со скандалом, скипидарить задницы путейцам, чтобы быстрее свою дорогу строили… Но Ермака» в экспедицию всё-таки отправлю, хоть сам и останусь. – Эх, Александр Васильевич! – вздохнул начальник штаба. – Прекрасно понимаю, как вам хотелось бы уйти на ледоколе, понимаю и важность этой задачи, но один я не справлюсь. Да и вашего авторитета у меня нет. – Да останусь я, не волнуйтесь, Александр Константинович, – улыбнулся Колчак. – Подозреваю, что даже следующим полярным днём мне не выбраться. А дело действительно важности чрезвычайной. Как сказал в своё время, если не ошибаюсь, Менделеев: «Если бы десятая часть средств, потерянных при Цусиме, была потрачена на освоение Северного морского пути, то и самой Цусимы не случилось бы»[25]. – Да, если мы будем иметь оборудованные базы для флота в Арктике и освоенный проход в Тихий океан оттуда, то Северный флот станет наиважнейшим в России по влиянию на мировую политику, – согласился Вейс. – Вот этому и посвятим ближайшие наши годы, за это и выпьем! – поднял фужер с коньяком вице-адмирал. – За рождающийся Северный флот! – чокнулся с Колчаком начальник штаба. * * * Долгий день длиной в полгода, как ни странно, не всегда хорошо. И для моряков тоже. Северо-Атлантическое течение лениво подпихивало под корму идущую на восток эскадру, добавляя ей приблизительно пол-узла скорости. Двигаться приходилось всё аккуратнее, ибо чем дальше на север, тем больше разница между «магнитным» и «географическим» полюсами. А стрелки компасов указывали на «северный магнитный». И даже ночь отсутствует, чтобы по звёздам ориентироваться. Так что у штурманов проблем сильно прибавилось. А ведь ходить флоту в этих широтах предстояло теперь всегда. Колчак знал о работах по созданию гирокомпаса немцем Аншютцем-Кемпфе и американцем Саппери, этот прибор показывал «норд» в любых широтах точно, но в России его ещё не запустили в производство. В мире, кстати, тоже. Изобретение просто оказалось не особо востребованным. Во всяком случае, в массовом масштабе – не было флотов, регулярно ходящих за полярным кругом. А вот теперь Российскому флоту эти самые гирокомпасы оказались необходимы. И командующий первого из флотов Заполярья мысленно поставил «галочку» на предмет очередного заказа Морскому министерству. Вместе с Титовым Колчак сейчас находился на мостике «Громобоя», но командир крейсера, поглядывая на задумавшегося адмирала, не смел первым начинать разговор. – Дым по курсу! – прервал молчание крик сигнальщика. Все, кто находился на мостике, дружно поднесли бинокли к глазам. На горизонте действительно показался дымок. Ещё через десять минут распознали посыльное судно «Бакан» – старожила флотилии Северного океана, который вышел встретить своих новых товарищей. Теперь можно было не беспокоиться – этот доведёт. – Ну вот и пришли, господа! – весело посмотрел на офицеров крейсера Колчак – Здравствуй, Арктика! Конец Примечания 1 Гюйс – сленговое название большого матросского темно-синего форменного воротника с тремя белыми полосами. По преданию, эти самые белые полосы символизируют победы русского флота при Гангуте, Чесме и Синопе. 2 Институт строго оберегал младенческую непорочность своих воспитанниц. Она считалась основой высокой нравственности. В стремлении оставить институток в неведении относительно греховных страстей и пороков воспитатели доходили до форменных курьезов: иногда седьмую заповедь даже заклеивали бумажкой, чтобы воспитанницы вообще не знали, о чем здесь идет речь. Варлам Шаламов писал и об особых изданиях классиков для институток, в которых «было больше многоточий, чем текста»: «Выброшенные места были собраны в особый последний том издания, который ученицы могли купить лишь по окончании института. Вот этот-то последний том и представлял собой для институток предмет особого вожделения. Так девицы увлекались художественной литературой, зная «назубок» последний том классика. 3 Мнение автора – он был заготовлен заранее, как и вся эта провокация. 4 Турки очень не любят, когда Стамбул называют Константинополем. 5 Ныне – эстонский порт Палдиски. 6 Хортон Макс Кеннеди – командир английской подводной лодки «Е-9» и всех английских подводных сил на Балтийском море во время Первой мировой войны. 7 Полностью: сэр Кристофер Джордж Фрэнсиа Морис Кредцок. 8 Стэнли Харбор, Порт-Стенли – английский административный центр Фолклендских островов. 9 «Буфетом» в то время называлось нечто вроде современного «шведского стола», но, кроме холодных закусок, там присутствовали и горячие. 10 Александр Васильевич Суворов. 11 Надо сказать, что со взятыми в плен в вельботе, спасшем из воды пятнадцать германских моряков, русскими матросами Тихоном Сивцовым, Мироном Онищенко и Степаном Пономарёвым немцы поступили по-рыцарски – не отправили в лагерь для военнопленных, а передали представителям Красного Креста. 12 Германские эсминцы и миноносцы как предназначенные, в основном, для атак противника в тёмное время суток красились в чёрный цвет, поэтому служащие на них моряки негласно именовали себя «чёрным братством». 13 У контр-адмирала в русском флоте на погонах был один орёл, у вице-адмирала – два, у полного адмирала – три. 14 «Николяшка» – любимая закуска императора под коньяк: ломтики лимона, посыпанные смесью сахара со свежемолотым кофе. 15 При награждении любым орденом в Российской империи кавалер был обязан внести в Капитул Ордена определённую сумму В частности, награждаемый орденом Александра Невского – четыреста рублей плюс сто пятьдесят за мечи к нему Исключением являлся орден Святого Георгия – его кавалеры не только не платили денег в Капитул – им полагалась ежегодная пенсия. За третью степень – двести рублей. 16 Автору прекрасно известно, что «Горлицкий прорыв» произошел весной 1915 года, но ведь ситуация изменилась… 17 Стрелка (флешетта) – стальной стержень размером чуть больше карандаша, заострённый с одной стороны и с пропилами в виде оперения с другой. Такие стрелы, сброшенные с бреющего полёта аэропланов, разгонялись ускорением свободного падения так, что пробивали всадника вместе с конём. 18 Вильгельм родился с левой рукой более короткой, чем правая. 19 Немецкий аналог русского выражения «кот наплакал». 20 Дети, кухня, кирха (храм). 21 Напомню, что независимость Польши гарантировал Николай Николаевич в своём воззвании в начале войны. Он и стал королём независимой Польши, в которой, однако, кроме польских, оставались и российские гарнизоны. Ненадолго, правда, стал – поляки уже почувствовали вкус свободы и вежливо попросили удалиться свежеиспечённого «короля». 22 Щенснович Эдуард Николаевич – командир броненосца «Ретвизан», так же, как «Цесаревич», получившего минную пробоину во время атаки японцами внешнего рейда Порт-Артура в первую же ночь Русско-японской войны. 23 Б а р к Пётр Львович – министр финансов Российской империи того времени. 24 Колчак во время своих полярных походов назвал остров и мыс именем своей невесты – Софьи Фёдоровны Омировой, дожидавшейся его в столице. Мыс Софии сохранил своё название до нашего времени. 25 Реально Дмитрий Иванович написал: «Если бы хотя десятая доля того, что потеряли при Цусиме, была затрачена на достижение полюса, эскадра наша, вероятно, прошла бы во Владивосток, минуя и Немецкое море (Северное), и Цусиму…» See more books in http://www.e-reading-lib.com