на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить

реклама - advertisement



Малая Лубянка. Кафе «Ласточка». То же время

Берия не смог дочитать протокол до конца, и выдали ему не все – иначе бы он многое понял, в том числе и странное единодушие своих вчерашних товарищей. Нет, не волков из Политбюро, а тех, с кем он поднимал промышленность, кого иной раз поливал матом, но и спасал от выговоров, перемещений и арестов, награждал орденами, выбивал квартиры и оклады. Однако он был тоже живой человек, и жестокая несправедливость личных нападок заслонила для него все.

Но были люди, которые находились там от начала до конца и смотрели на все глазами профессионалов. Двое из них сидели сейчас в кафе за графином водки, далеко не первым по счету. Генерал Кудрявцев был уже достаточно хорош, смуглый невысокий человек рядом с ним держался лучше. Но и пьяные они говорили так, что никто не мог ничего расслышать, лишь время от времени повышали голос, перескакивая при этом на другую тему, – генерал скучно рассказывал собеседнику, как его подсидел некий Флоровский. Это был персонаж вполне реальный, и если кто-либо захотел бы проверить, тут бы комар носа не подточил.

– Стенограмма есть, Ренат? – спросил генерал.

– Есть копия. Я ее потихоньку выношу наружу, пока только самые значимые фрагменты.

– Нужна вся. Размножь ее, дай по копии каждому из наших «головастиков», ну и нам с Колькой тоже. Я половины не слышал, все время куда-то выдергивали. И всю просей через сито. Информации там бездна, нужно только ее выловить и осмыслить. Кто изложил программу новой власти?

– Основные тезисы выдал Маленков. Примазали все же, гады, к своим делам! У меня тут записаны некоторые моменты дословно…

Он достал блокнот, однако Кудрявцев нетерпеливым жестом положил руку на обложку.

– Погоди, успеешь. Мне знаешь что непонятно? Первый день все определяет, чем он закончится, так дальше и пойдет, правильно?

Ренат кивнул.

– И смотри, что они делают. Сначала Маленков с докладом – тут неожиданностей ждать не приходится, если уж из него выдавили согласие в этом участвовать, он все сделает, как обещал. Потом выступает Хрущев. Им бы и закончить, но они выпускают еще и Молотова. А ведь у Молотова обо всем свое мнение, он упрям и непредсказуем, авторитет у него такой, что может в одиночку повернуть весь пленум. И он в любом случае не заговорщик. Тем не менее его выпустили в такой важный момент. Как ты это объясняешь?

– Только одним образом, – мрачно бросил Ренат.

– Это-то понятно. Выступление Молотова в конце первого дня полностью доказывает – Лаврентий мертв. Неясно другое. Я уверен, Лаврентий никогда не был груб с Молотовым – он слишком его уважал. Вячеслав Михайлович никогда не был против того, чтобы Берия принял страну, наоборот, всеми силами этому способствовал. Откуда такая ненависть?

– Ты полагаешь, у него не было с Берией счетов?

– Возможно, какие-то были. Но чтобы у такого крупного человека поведение определялось такими мелкими соображениями? – генерал пожал плечами и махнул рукой. – Ладно, давай свои цитаты.

Ренат открыл блокнот и принялся за чтение.

– «Первый вывод и урок касается задачи укрепления руководящей роли нашей партии, повышения партийного руководства во всех звеньях нашей государственной работы… Надо проверять работу любого руководителя, проверять, обеспечивает ли любой из нас должную партийность, ленинско-сталинскую принципиальность. Надо решительно покончить с бесконтрольностью в работе кого бы то ни было. Всякий член ЦК, какой бы пост он ни занимал, должен находиться под соответствующим партийным контролем. Деятельность любого из руководителей должна протекать под руководством ЦК партии. Кто подрывает авторитет ЦК, тот является нашим злейшим врагом, и таких людей надо беспощадно изгонять из партии. Никакой пост, никакие прошлые заслуги не должны служить препятствием к очищению партии от зарвавшихся вельмож, старающихся уйти из-под контроля партии». Это пункт первый.

– Такое я уже слышал, – хмыкнул генерал. – Знакомая программа, и даже язык отчасти совпадает. В смысле стилистическом, естественно, ибо слышал я это по-немецки, в Германии, в сороковом году, от весьма высокого чина ордена СС. Забавное совпадение. Ну, что там у тебя дальше?

– Дальше про нас с тобой, – все таким же ровным голосом ответил Ренат. – «Неотложная задача партии состоит в том, чтобы сделать невозможными попытки врагов партии использовать аппарат МВД. А для этого необходимо Министерство внутренних дел на деле подчинить Центральному Комитету, правительству СССР…» Видишь, и правительству тоже…

– Не беспокойся, эти два органа у них будут совпадать.

– «Необходимо решительно покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства внутренних дел и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии, ее руководящих органов, партийных организаций. Не правом, а важнейшей обязанностью руководящих органов является осуществление строжайшего контроля за работой органов Министерства внутренних дел». Все-таки они своего добились.

– Еще бы, – сквозь зубы проговорил генерал. – Они рвались к этому с тридцать седьмого года. В тридцать седьмом не вышло, наоборот, органы их самих взяли под свой контроль, в пятьдесят первом почти получилось, но помешал Лаврентий, а теперь уже никто не помешает. На какое-то время они станут неуязвимы.

– Дальше о повышении революционной бдительности, – Ренат просматривал листки блокнота, – ну, это я читать не буду, и так все ясно. Про усиление воспитательной работы – воспитывать коммунистов в духе беззаветной преданности партии. Да, вот еще: «Высший принцип нашего руководства – коллективность, сплоченность и монолитность. Никому не позволено нарушить это единство». Сергей Владимирович, вы понимаете, что все это значит?

Кудрявцев пожал плечами:

– Чего тут не понять? Один народ, одна партия, один фюрер. Увидишь, скоро они выставят и вождя. Не смотри на меня так, Ренат, я все это видел в Германии. Это обыкновенный фашизм, как о нем мечтали его создатели. В реальности у них такого не получилось, не получится и у этих, однако стараться будут… Но ты не обольщайся, Ренат, на самом деле все хуже. Ты Кагановича слышал? Не помнишь? Тогда давай я тебе почитаю… «Партия для нас выше всего. Никому не позволено, когда этот подлец говорит: ЦК – кадры и пропаганда. Не политическое руководство, не руководство всей жизнью, как мы, большевики, понимаем. Но это не значит, что ЦК должен заменять Совет Министров, обком – облисполком и т. д., но мы должны концентрировать политическое руководство». Ты понял? Руководить всей жизнью, но никого не подменять. Командовать, ни за что не отвечая. При этом обладая всей полнотой власти над МВД и утверждая окаменевшую идеологию, которая устарела еще двадцать лет назад. Знаешь, Ренат, у меня одна надежда – что у этих вот, – он хлопнул рукой по столу, – вырастут дети, которые захотят большего.

– Чего же им еще хотеть? – поинтересовался Ренат. – Страна и так принадлежит им.

– Э, у тебя плохо с психологией. Страна находится у них в коллективной собственности, а детки захотят иметь по кусочку для себя лично. А чтобы получить по личному куску, им придется взорвать существующий строй и восстановить капитализм.

– Это неизбежно?

– К сожалению, нет. Возможны и худшие варианты. Не смотри так, бывают ситуации, когда утрата социальной справедливости является меньшим злом. Что там у тебя еще? Чего ты щекой дергаешь?

– Про Лаврентия Павловича, – тихо сказал Ренат. – Они и это проговорили.

– Кто?

– Андреев.

– По сумме должностей – второй после Молотова.[39] Это серьезно. Читай.

– «Берия – это необычного типа враг, с которым имела дело наша партия, и он проводил необычную тактику… Это старый провокатор, старый авантюрист. Я не согласен с товарищем Завенягиным, что он был недалекий человек. Нет, товарищи, мы не должны преуменьшать. Это был умный, очень ловкий враг. И затем видно, что это матерый политический враг международного масштаба, агент империалистов. Я думаю, что в этом сомневаться не приходится, он был не одиночка. Если он у нас в стране не мог иметь более или менее большое количество своих сторонников, он опирался безусловно на какую-то силу, и эта сила его толкала, оснащала, диктовала. Он безусловно был международным агентом империалистов. И я думаю, что из него надо вытянуть все жилы, чтобы была ясная картина его отношений с заграницей, тогда нам откроется очень многое. Мы должны раскрыть все стороны его вражеской работы».

Генерал стукнул кулаком по столу:

– Значит, будут еще аресты. Хотя всех, кого хотели, они уже взяли. Братья Кобуловы, Мешик, Деканозов… Абакумов у них уже давно. Гоглидзе… Слушай, Ренат. Мне очень не нравится подбор арестованных.

– Мне тоже. Они все так или иначе работали в разведобеспечении атомного проекта. Один только Гоглидзе со спецкомитетом не связан…

– Он военный контрразведчик, тебе этого мало? Он столько знает про нашу доблестную армию, что ясно было: его первым делом уберут. А вот все остальные… Послушай-ка, дорогой! У твоих парней есть связи в тюремном управлении и в прокуратуре? Я понимаю, это почти невозможно, но мне очень надо узнать одну вещь. Надеюсь, из Лаврентия жилы тянуть уже затруднительно, но из остальных их точно вытягивают. Постарайся узнать, не задают ли им всем, в том числе, кстати, и Абакумову, один-единственный вопрос: «Кто работал на Берию в Лос-Аламосе?[40]»

– Что?! – прошептал Ренат. – Ты думаешь…

– Видишь ли, дорогой мой… Мне кое-что не нравится. Сейчас в Штатах устроили грандиозную «охоту на ведьм», кричат, мол, русские воруют у американцев атомные секреты, а конкретное наполнение всего этого дела – какие-то Розенберги, седьмая вода на киселе третьестепенному агенту. Маловато для такой громкой кампании, замах явно рассчитан на большее. И уж не ждут ли они некоей информации из Советского Союза, имен настоящих наших агентов? Я не удивлюсь, если эти имена сейчас выбивают из Богдана и остальных…

– Тогда я скажу тебе еще кое-что, – совсем уже неслышно заговорил Ренат. – Как только вблизи органов внутренних дел нарисовались партийные товарищи, так начали сыпаться наши агенты. Старые, еще те, которые проходили по документам МГБ. А кроме того, меня знаешь что поразило на пленуме? Высочайший профессионализм режиссуры. Ты смотри, как сработано! Они ведь не врут! Они берут реальные свойства личности Лаврентия Павловича, те, которые у всех на виду, и усиливают весь негатив. А потом на этот достаточно убедительный фон накладывают двойную инверсию: во-первых, обвиняют его в том, что делали сами, а во-вторых, именно в том, с чем он все время боролся.

– Знакомый принцип, – хмыкнул генерал. – «Не то он украл, не то у него украли»…

– Именно так. А в результате, естественно, в мозгах аудитории все перепуталось. Я не удивлюсь, если в конце концов на него взвалят и ответственность за тридцать седьмой год. И все это очень грамотно срежиссировано, – кто, что и когда говорит, – с тончайшим знанием человеческой психологии. И мне интересно: кто разрабатывал этот сценарий? Наша любимая партия до сих пор такой ювелирной работой не блистала, специалистов подобного класса там просто нет…

– И кто это, ты думаешь, – быстро спросил Кудрявцев. – Немцы?

– Нет. Пленум врет по рецепту Геббельса, не спорю, но вот почерк другой. Немцы проще и прямолинейней, они гвоздят в одну точку, а здесь есть даже некая изысканность сплетающихся потоков. По смелости и парадоксальности приемов это похоже на англичан, но очень уж тонкое знание нашей психологии. Пожалуй… – он задумался, – возможно, наш, учившийся у англичан. Английские приемы и российские мозги.

Кудрявцев присвистнул и задумался. Наконец, почесав в затылке, откинулся на стул.

– Да, Ренат, озадачил ты меня. Если нам чего не хватало, так это английской выучки специалиста психологической войны, который обслуживает партию. Вот что, дорогой: мобилизуй всех. Пусть посмотрят, кто в нашей разведке недавно вернулся из Англии и в последнее время много общался с партийными.

– Если найдем, то что?

– Ничего. Присматривай. Если есть у них такой человечек, он еще вылезет. Это ведь только начало.

Минуты три они сидели молча. Ренат что-то обдумывал. Наконец кивнул головой и долил стопки.

– Давай-ка за Лаврентия Павловича. Чтобы слухи о его смерти были правдивыми.

Выпили, помолчали. Ренат отодвинул на край стола пустой графин.

– Кстати, насчет арестов. Они забыли еще об одном человеке. И мы тоже…

– Ты о товарище Меркулове? Нет, мы о нем не забыли. Но и они, к сожалению, о нем помнят. Увести мы его не можем: из дому он практически не выходит, только по вызову и с охраной, в двух соседних квартирах размещены вооруженные посты. Если бы он был хотя бы здоров, а то после инфаркта, да еще на пленуме побывал, понесло его туда… Теперь двадцати шагов не может пройти без остановки. Ты сумеешь с ним связаться? Как твои ребята из Мингосконтроля?

– Пока к нему два раза в неделю посылают курьера с текущими документами – все-таки он еще министр. Завтра нельзя, а послезавтра пойдет человек. Что передать?

Кудрявцев хмыкнул неопределенно, потом засунул руку в карман. На ладони лежала маленькая коричневая ампула.

– Зашифруй и передай наш сегодняшний разговор. И отдай ему вот это. Остальным мы помочь не можем, так пусть хоть из Всеволода жилы не тянут…


8 июля. Штаб МВО. Бункер. 20 часов | Последний бой Лаврентия Берии | Бункер штаба МВО. 24 часа