на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить

реклама - advertisement



13

Музей боевой славы верх-иланского ДК состоял из двух залов. Первый был посвящен истории Великой Отечественной войны от начала и до Победы в мае 1945 года. Второй зал был целиком отведен под фотовыставку о Новороссийской десантной операции, в которой принимал личное участие начальник политотдела 18-й армии полковник Брежнев. Всем памятны Цезарь Куников, лихие десантники на торпедных катерах, Красное знамя над освобожденным Новороссийским портом, книга «Малая Земля» и песня «Малая Земля, священная земля – ты моя вторая мать!».

В ноябре 1982 года Леонид Ильич умер, и сразу же после его кончины «вторая мать» стала никому не нужна. Взоры всего прогрессивного человечества переместились с города-героя Новороссийска на север, в Карело-Финскую ССР, где во время войны организовывал партизанское движение Юрий Владимирович Андропов. Без сомнения, меч Победы ковался в карельских лесах, а десантная операция на Малой Земле – ну, что это такое? Да не понять что. Это не эпохальная битва под Москвой, не кровопролитнейшая оборона Сталинграда, не танковая мясорубка на Курской дуге. Высадка десанта на Малую Землю – это скромная тактическая операция, не примечательная ничем, кроме участия в ней полковника Брежнева.

Позабыв про «вторую мать», верх-иланские историки занялись героическим прошлым нового Генерального секретаря ЦК КПСС, но наткнулись на отсутствие информации по данной тематике. Даже в идеологическом отделе областного комитета партии им не смогли внятно объяснить, чем же именно во время войны занимался Андропов. Учил партизан поезда под откос пускать? Так финские войска в Карелии далеко не продвинулись, ни одной железной дороги не захватили. Финны вообще всю войну простояли в глухой обороне, и как партизанить против них, совершенно непонятно.

Поразмыслив над военно-историческими метаморфозами – превращение Малой Земли в действительно малую, то есть крошечную, землю, – Мирошниченко приказал оставить во втором зале музея боевой славы все как есть. «Давайте исходить из того, что сама битва за освобождение Новороссийска все-таки была, – сказал он работникам райкома партии. – Наше право – из тысяч сражений Великой Отечественной войны выделить одно-единственное и посвятить ему отдельную экспозицию. Наш музей – что хотим, то и экспонируем».

В январе 1983 года в Верх-Иланске с рабочим визитом побывал второй секретарь обкома партии Травкин. После его отъезда все портреты Брежнева в музее сняли и отнесли в запасники в подвал.

Переехав в музей боевой славы, Паксеев решил весь второй зал приспособить под собственный кабинет. У стены напротив входа он поставил письменный стол, за которым, с ножом в груди, его и обнаружила техничка Инга Суркова. Об убийстве она сообщила вахтерше, та вызвала наряд милиции. Прибывший на место происшествия инспектор уголовного розыска Игорь Кусков убедился, что Паксеев погиб насильственной смертью, и сообщил об этом Казачкову, работавшему у себя на огороде. Вадим Алексеевич поднял личный состав ОУР по тревоге и послал весь автотранспорт райотдела собирать подчиненных по совхозным полям и колхозным наделам. Отыскать, кто где копает картошку, было нетрудно. Список, составленный замполитом, висел в дежурке на видном месте. Я в этом списке значился так: «Лаптев А. Н. (Антонов М.), с/х «Заветы Ильича», уч-к № 5».

В ДК я приехал вместе с Горшковым и следователем прокуратуры. В фойе нас, грязных и не умытых после полевых работ, встречал Казачков, успевший дома привести себя в божеский вид.

– Привет труженикам села! – поприветствовал он нас с ехидной улыбкой. – Ох и чумазые же вы, братцы, как будто картошку копали! Виктор, ты, часом, не носом в борозде рылся?

– Задницей все поле пропахал. – Горшков, перетаскавший за день под сотню ведер картошки, к шуткам на сельскохозяйственную тему настроен не был.

Казачков пропустил его выпад мимо ушей.

– Андрей, – обратился он ко мне, – ты с Антоновыми был?

– Михаил Ильич от меня ни на шаг не отходил, так что Паксеев – не его рук дело.

– Ну что, пойдем посмотрим на покойничка или подождем, пока следователь вернется? – спросил Казачков.

– А чего его ждать? – мне не терпелось самому увидеть место происшествия. – Он пока до прокуратуры дойдет, пока бланки возьмет – ночь наступит. Пойдемте глянем, что там к чему, да начнем работать.

– Может быть, умоемся вначале? – спросил Горшков. – Кристина Эрнестовна, у вас мыло и полотенце есть?

– Найдем, – ответила вахтерша.

– Умывайся, чистоплюй! – Я, никого не дожидаясь, пошел наверх. Вадим Алексеевич – следом.

Труп Паксеева полулежал в кресле. Голова убитого склонилась на плечо, ноги сползли под стол. С левой стороны груди Юрия Иосифовича торчала рукоятка ножа – тонкая, очень аккуратная, с оттиском сдвоенных молний на бронзовом торце.

– Это эсэсовский нож для метания, – сказал я, рассмотрев рукоятку. – Я такой, когда учился в школе милиции, в каталоге холодного оружия видел. Штучная вещь! Выдавалась только бойцам разведывательных подразделений СС.

– А вот такую дребедень ты никогда не видел? – Казачков показал на бюст Ленина в правом углу.

На лбу вождя пролетарской революции кто-то алой помадой нарисовал растянутую вширь букву «И» с короткой вертикальной черточкой посредине косой линии.

– Мерзкая история! Ставлю десять против одного, что это тоже руна. Нам, Вадим Алексеевич, надо где-то каталог рун достать, будем ребусы разгадывать. Прошлая руна означала – «умер», а это что значит, ума не приложу.

– Эта руна значит, что нам надо опять представителей КГБ вызывать. – Казачков от злости сплюнул на пол, матерно выругался. – Твое видение происшедшего?

– Некто вошел сюда с метательным ножом в руках. Паксеев поднялся в кресле. Некто метнул нож и попал ему прямо в сердце. Потом убийца нарисовал руну на самом видном месте и ушел. Что у нас говорит вахтерша, кто сюда поднимался сегодня?

– Андрей, у тебя с этой немкой контакт налажен, иди расспроси ее, что к чему, а я пошел руководство поднимать. Ты, кстати, всю картошку успел выкопать?

– Осталось немного, без меня справятся.

– Представь, я как чувствовал: в этом году вначале всю картошку подкопал, потом только собирать начали. Если бы послушался жену, сейчас бы у меня сотки три неподкопанные остались. Ты, когда женишься, никогда жену не слушай. Решил подкапывать – подкапывай!

Мы спустились в фойе, я отозвал вахтершу в сторону.

– Кристина Эрнестовна, мы с вами снова встречаемся по неприятному поводу. Что здесь произошло? Кто поднимался наверх, кто входил-выходил из ДК?

– Истинный крест, Андрей Николаевич, – вахтерша украдкой перекрестилась, – одна уборщица Инга за весь день наверх поднималась. Все же картошку копают, никого в поселке не осталось. Голубев, говорят, приказал всех, кто без дела будет по улицам шляться, хватать и на пятнадцать суток сажать. Детишки хотели утром зайти, я их не пустила.

– Дежурные электрики, сантехники – что, никто на работу не приходил?

– Всех Дегтярев на картошку отпустил. Инга-то пришла, – вахтерша перешла на шепот, – сам понимаешь, она же не по работе в ДК заявилась, а с полюбовничком своим повидаться, пока никто не мешает. Ребеночка соседке своей, бабке Маше, скинула и бегом сюда, к Паксееву, а он мертвый лежит! Что за бесстыдство у людей: что на кровати, что на столе…

– Вернемся к Инге. – Я не дал старушке развить морализаторскую тему.

– Она пришла, поздоровалась, поднялась наверх и тут же вниз сбежала, глазищи выпучила, толком сказать ничего не может, трясется вся, как алкаш с похмелья. Я ей воды дала, она в себя пришла и говорит: «Убили Юрия Иосифовича, у него нож из груди торчит». Я даже проверять не стала, тут же в милицию позвонила.

– Паксеев когда в ДК пришел?

– Минут за сорок до Инги. Зашел, говорит: «Я поработаю сегодня в кабинете, всю картошку накануне выкопал». У него же все в огороде высажено, втроем они за неделю, по вечерам, все уберут.

– Втроем – это кто: он, жена и дочка?

– Жена у него с дочкой копают, а он так, ведра носит да руководит.

– А кем у него дочь работает?

– Да, считай, никем. Он ее в райисполкоме письмоносцем оформил. Придет с утра, чай попьет в секретариате – и домой. Она же у него немного того, с приветом. – Вахтерша для выразительности постучала себя согнутым указательным пальцем по голове. – Ее и замуж поэтому никто не берет, а учителю он отказал.

– Учитель сватался к его дочери? Забавно. Давно это было?

– Года три назад. Паксеев сказал тогда: «Ты моим зятем станешь только через мой труп». А ребеночек-то у Нели от него, от учителя. Сколько скандалу было с этим ребеночком, хоть святых выноси! В суд друг на друга подавали, в милицию заявления писали, а потом, видишь, как все повернулось – он на ней жениться решил, а вся родня против. Мол, раньше надо было думать, а не теперь, когда мальчик подрос и в школу собирается.

– Кристина Эрнестовна, скоро сюда примчатся сыщики из КГБ и будут вам задавать те же вопросы, что и я…

– В прошлый раз они меня всю ночь пытали, – не дала мне договорить вахтерша, – стращали, мол, если узнаем, что ты нам соврала, то на десять лет в зону упакуем. А чего меня стращать, я пуганая ворона, только не каждого боюсь. Если мне десятку отвесят, то я уж из колонии живой не ворочусь.

– Я ведь не об этом начал говорить. Кристина Эрнестовна, вы запомните главное: они все покрутятся здесь и уедут, а я останусь. Я-то вам верю.

– Тестя ты из тюрьмы вытащил? – Она опять перешла на шепот.

– Сам вышел.

– Дай тебе Бог, Андрей Николаевич, здоровья, порядочный ты человек.

– Кстати, о Боге. Все никак не могу спросить: вы, немцы, кто по вероисповеданию?

– Христиане, кто же еще. – Старушка так искренне удивилась, словно я спросил, женщина она или мужчина.

– Понятно, что христиане. Я имею в виду, вы к какой конфессии христианства относитесь: католики, лютеране, протестанты?

– Христиане мы, Андрей Николаевич, а никакие не католики. Иисус Христос – наш Бог.

– Все понятно.

В фойе вошли Гордеев и Казачков.

– Что она говорит? – Гордеев кивнул в сторону вахтерши.

– Никто, кроме Сурковой, на второй этаж не поднимался, – ответил я. – Нам надо еще раз поискать, откуда убийца мог проникнуть на второй этаж. Если он не ниндзя и не умеет летать, то остается один путь – с крыши.

– Кто такой ниндзя? – поинтересовался начальник угро.

– Средневековый японский наемник-убийца, умеющий взбираться по отвесным стенам.

– Идите наверх, чего встали? – с лету подхватил мою инициативу Гордеев. – Гостей я сам встречу.

Я, Казачков и Горшков поднялись на второй этаж, обошли обе галереи и обнаружили, что в левом крыле, рядом с кабинетом директора ДК, на люке на чердак нет замка.

– Полезем? – с сомнением спросил Горшков.

– Как полезем, без ствола? – воспротивился я. – А если этот хрен там сидит, нас с ножом поджидает?

– Витя, сгоняй вниз, найди Кускова, он сегодня дежурит, должен быть с оружием. Если у него ствола нет, то я ему даю пять минут сбегать в райотдел и вернуться сюда с пистолетом.

Горшков и Кусков вернулись вместе. На удивление – дежурный инспектор уголовного розыска сегодня был вооружен. Обычно в Верх-Иланске милиционеры оружие на дежурство не получают. Поселок спокойный, зачем зря пистолет с собой таскать? Его ведь потом чистить надо. Опять-таки, стрельнешь где-нибудь в критической ситуации, потом не отпишешься. От пистолета в милиции больше проблем, чем практической пользы.

– Первым полезу я, – решил Казачков. – Дай-ка сюда пушку.

Он забрал у Кускова «ПМ», передернул затвор и полез по приставной металлической лестнице вверх. Плечом поднял крышку люка. На чердаке ДК было темно. На улице еще только смеркалось, а на чердаке Дома культуры уже наступила темнота.

«Если там ниндзя спрятался (на кой черт я его помянул?), то сейчас как даст мечом наотмашь, так голова Казачкова и запрыгает по полу. Кровища как брызнет, обезглавленное туловище рухнет… Что за чушь мне в голову лезет? Какие еще ниндзя в Верх-Иланске?»

– Фонарик бы надо, – сказал Горшков.

Начальник уголовного розыска скрылся из вида. Я полез следом за ним. Не успел я подняться на пару перекладин, как Казачков закричал:

– Стой, стой, сволочь! Стой, стрелять буду!

«Бах, бах, бах!» – грянули выстрелы.

Я буквально впрыгнул на чердак. Влетел туда, как кошка на дерево.

Вокруг была темнота хоть глаз коли. В дальнем углу крыши пробивался тусклый уличный свет. Это Казачков прострелил шифер. Сам он стоял у лаза в люк, прислушивался.

– Андрюха, там ведь человек был, – прошептал он. – Не пойму, я подстрелил его или нет?

У нас за спиной кто-то зашуршал по керамзиту, которым был отсыпан пол чердака. У меня по спине побежали мурашки. Мерзко это – стоять в темноте, когда у тебя за спиной кто-то ходит. Может, с ножом, а может, с топором к тебе подкрадывается.

– Уходим вниз, – предложил я. – Без освещения нам тут делать нечего.

В той стороне, где кто-то шуршал керамзитом, вспыхнули и погасли кошачьи глаза.

– Иди первый, – скомандовал Казачков.

Один за другим мы вернулись на исходную позицию.

– Что там? – встревоженно спросили Горшков и Кусков.

– Хрен его знает, что там! – огрызнулся начальник угро. – Значит, так. Кусков, беги в РОВД и получи пистолеты на меня и на Лаптева. Если дежурный начнет требовать карточки-заместители, передай ему, что я приду и такие карточки ему задам, что он забудет, как маму родную звали. Витя, найди электрика. Без света на крыше делать нечего. Там темно, как у негра в заднице.

– Человек, в которого вы стреляли, все еще там? – посматривая на люк, спросил Горшков.

Казачков ответил таким матом, что ему позавидовали бы все сапожники Советского Союза. Витя, понявший, что зря лезет с расспросами, умчался вниз. Вместо него на этаж поднялся Гордеев.

– Андрей, у тебя тесть картошку собрал? – спросил начальник РОВД. – Я Горшкова за ним отправил.

– Он что, единственный электрик в поселке?

– Не умничай, мать твою! Списки работников ДК у Дегтярева, а он дома сидит. Пока мы его сюда вывезем, проще за твоим тестем сгонять. Вадим, ты попал в кого или нет? Там мертвец наверху не валяется?

– Хрен там валяется, кверху днищем! – Казачков снова смачно выругался. – Откуда я знаю, есть там кто или нет? Я залез, слышу, кто-то в дальний угол убегает. Крикнул: «Стоять!» – а он не остановился. Я наугад шмальнул по нему, не знаю, зацепил или нет.

– Если там какой-нибудь бомж прятался, мы вовек не отпишемся!

– Откуда бомж возьмется в ДК? Что он здесь есть будет?

На крыше раздалось хлопанье голубиных крыльев, шуршание, возня, громкое кошачье мяуканье. Неожиданно сверху на пол из люка упали два камушка керамзита и кто-то отчетливо сказал: «Угу!»

– Андрей, – толкнул меня локтем Казачков, – сделай лицо попроще. Это филин.

– В ДК два выхода на крышу, – посматривая в люк, сказал Гордеев. – Если нам сделают свет, то можно организовать штурм с двух сторон. Если освещения не будет, то наверх даже незачем соваться. Тем более с оружием. Перестреляем друг друга в темноте.

Узнав о событиях в родном ДК, пришел Дегтярев.

– На крыше света нет и никогда не было! – заявил он. – До утра на чердаке делать нечего. Там днем-то полумрак, а сейчас вы там и вовсе ничего не найдете.

– С фонариками лезть придется, – помрачнел Казачков.

– С какими фонариками, Вадим Алексеевич, ты что говоришь? – запротестовал Дегтярев. – Это снизу, с земли, крыша у ДК маленькой кажется, а внутри она огромная! Она буквой «П» изгибается и по горизонтали не ровная, а с впадиной над кинозалом. Я тебе дело говорю: оставь все до утра. С крыши только два лаза, оба снизу закроете, и если там кто прячется, то он никуда уйти не сможет.

– Вячеслав Федорович, – спросил я директора ДК, – давно на этом люке замка нет?

– Вчера еще был, – неуверенно ответил он.

Я и Казачков переглянулись. Сколько времени ход на крышу был открыт, уже не установить.

В конце галереи появился Кусков, заметил Гордеева, к нам подходить не стал, а жестами показал, что он принес оружие.

– Я пойду прогуляюсь до учителя, – вполголоса сказал я Казачкову. – Поспрашиваю у него про руну, посмотрю, собрал ли он картошку.

– Погоди пока, давай вначале здесь разберемся.

– А чего ему ждать? – Гордеев посмотрел на часы. Сотрудники КГБ должны были приехать с минуты на минуту. – Иди, Андрей, работай! Мы что, здесь втроем новый замок не повесим? Вячеслав Федорович прав: до утра на крыше делать нечего.

– А если я кого подстрелил? – Казачкова мучила сама перспектива отписываться перед прокуратурой за незаконное применение оружия. Ждать развития событий до утра он не хотел.

– Высунься в люк и потребуй сдаться, – предложил Дегтярев.

Казачков взобрался на лестницу, крикнул в темноту:

– Эй ты! Если ты еще живой, дай знать, мы тебе окажем медицинскую помощь!

В ответ только встревоженные голуби захлопали крыльями. Человек, если он прятался на чердаке, признаков жизни не подавал.

– Иди, иди, Андрей, работай! – отправил меня Гордеев.

Я отвел Кускова из коридора в фойе к входу в малый зал. Он распахнул китель: за поясом у Игорька, как у пирата Джона Сильвера, торчали рукоятки двух пистолетов Макарова.

– Какой из них мой? – спросил я.

– Андрюха, какая разница! Бери любой, потом разберетесь.

Я взял левый пистолет, выщелкнул обойму, проверил наличие патронов.

– Гордеев ничего не спрашивал, из какого пистолета Казачков стрелял?

– Да не дрейфь ты, Игорек! Ни в кого Вадим Алексеевич не попал.

– А вдруг попал и сразу насмерть? – не унимался Кусков.

– Тогда тебя, Игорь, посадят за халатность. Или за убийство. Прокурор уже пришел? Сходи у него проконсультируйся.

– Спасибо, мать твою, успокоил! – Кусков выругался и сплюнул на пол. Если так дальше дело пойдет, к утру весь пол в ДК будет заплеванным, как солдатский плац после построения дембелей.

Я спустился на первый этаж и встретился с Михаилом Антоновым.

– Мы баню истопили, – сказал он. – Приходи, помоешься. Марина у нас будет тебя ждать.

– Рад бы прийти, да пока придется грязным походить. Или умыться? Кристина Эрнестовна, мои коллеги не все мыло израсходовали?

– Оставили обмылок. Полотенца, правда, нет. Витя Горшков его так перепачкал, что за неделю не отстираешь.

Я спустился в туалет, смыл грязь с лица, вытерся краем футболки и пошел к учителю.


предыдущая глава | Лагерь обреченных | cледующая глава