Оцуп: «Пусть мучится душа живая…»
Есть свобода – умирать
С голоду, свобода
В неизвестности сгорать
И дряхлеть из года в год.
Мало ли еще свобод…
Оцуп Николай Авдеевич (1894, Царское Село -1958, Париж). Поэт, критик, мемуарист.
В семье придворного фотографа было пять мальчиков и одна девочка, про которую можно сказать: в семье не без урода. После революции девочка Надя стала сотрудницей ЧК, носила кожаную куртку и на боку револьвер. Судьба ее впоследствии была плачевной. А у братьев сложилась другая, человеческая жизнь, особенно у Николая. Он окончил Царскосельскую гимназию (как и Гумилев) с золотой медалью, которую заложил за 32 рубля и на вырученные деньги в 1913 году отправился в Париж набираться ума-разума. Слушал лекции у знаменитого Анри Бергсона. Вернулся в Россию поэтом, познакомился с Блоком и Гумилевым. В 1921-м выпустил первый сборник стихотворений «Град». Стихи Оцупа легкие, летучие, пропитанные акмеистической печалью. Вот, к примеру, «Элегия»:
О жизнь! С дыханьем лондонских туманов
Смешался аромат хайямовских диванов.
Джульетта! Ромео! Веронская гробница
В цветах и зелени навеки сохранится.
О жизнь моя. А что же ты оставишь?
Студенческий трактат о Цизальпинском праве,
Да пару томиков стихов не очень скучных,
Да острую тоску часов благополучных,
Да равнодушие у ветреной и милой,
Да слезы жаркие у верной и постылой,
Да тело тихое под говорливым кленом,
И солнцем проливным, и легким небосклоном.
7 августа 1921 года умер Александр Блок. «Блока гроб я подпирал плечом…» – напишет Оцуп. 4 августа был расстрелян Гумилев. Оцуп пережил гибель Гумилева как семейное горе и личное предупреждение. Большинство членов «Цеха поэтов» приняли решение эмигрировать из России. Уехал и Оцуп в Берлин «по состоянию здоровья», хотя со здоровьем у Оцупа было тогда все в порядке. Он был молод и энергичен. В петроградских литературных кругах к нему относились с добродушной насмешкой за его предприимчивость: Оцуп имел обыкновение уезжать временами из голодного Петрограда в провинцию и привозить оттуда всякую снедь. Его фамилию Корней Чуковский шутя расшифровывал как аббревиатуру: Общество Целесообразного Употребления Пищи. Георгий Иванов писал об Оцупе:
Так уж мной заведено:
То поэма, то пшено…
В 1922 году Николай Оцуп покинул советскую Россию. В 1926-м в Берлине он выпускает второй сборник «В дыму».
Любовь одна, и все в любви похоже:
И Дельвиг томно над Невой бродил,
И это имя называл, и тоже
Смотрел в глаза и слов не находил.
И хотя в сборнике «В дыму» у Оцупа часто встречаются такие мрачности, как туман, мгла, мрак и ад, сам внутри своей души он был светлым человеком. Как написал французский исследователь Луи Аллен: «Тема страха, которая так давит у Тютчева и отравляет прелесть некоторых стихотворений Блока, почти отсутствует у Оцупа…»
«Оцуп, – как отмечает уже Борис Поплавский, – был задуман миротворцем, жалостливцем, голубем неким…» Хотя и «голубю» порой было несладко.
Любовь исчезла. Отчего?
Мираж. Что может быть невинней —
Блеснул, обжег, и нет его.
Я обманулся. Я – в пустыне.
Из Берлина Оцуп переехал в Париж, где в 1928 году вышла отдельным изданием его поэма «Встреча». С 1930 по 1934 год Оцуп издает журнал «Числа», в который он сумел привлечь и старшее поколение (3. Гиппиус, Мережковского, Б. Зайцева, Ремизова и др.) и молодое (Газданова, Поплавского, Терапиано, Раису Блох и др.). А какие художники оформляли «Числа»! Ларионов и Гончарова, Сутин и Шагал; использовал также Оцуп репродукции Дерена, Модильяни, Пикассо…
Занимаясь редакционно-издательской деятельностью, Оцуп продолжал писать стихи.
Как часто я прикидывал в уме,
Какая доля хуже:
Жить у себя, но как в тюрьме,
Иль на свободе, но в какой-то луже.
Должно быть, эмиграция права,
Но знаете, конечно, сами:
Казалось бы, «Вот счастье, вот права» —
Европа с дивными искусства образцами.
Но изнурителен чужой язык,
И не привыкли мы к его чрезмерным дозам,
И эта наша песнь – под тряпкой вскрик,
Больного бормотанье под наркозом…
И, конечно, тоска по родине!
Конкорд и Елисейские поля,
А в памяти Садовая и Невский,
Над Блоком петербургская земля,
Над всеми странами Толстой и Достоевский…
Но тоска без идеализации, без сентиментальных слез, ибо, как написал Оцуп в прекрасном стихотворении «Буря мглою»:
Сонечка на улице в накидке…
Мармеладов… Страшная страна.
Где снегом занесенная Нева,
И голод, и мечты о Ницце,
И узкими шпалерами дрова,
Последние в столице…
Оцупа, как и многих других эмигрантов, долго преследовали видения прошлого, покинутая им Россия.
Счет давно уже потерян.
Всюду кровь и дальний путь.
Уцелевший не уверен —
Надо руку ущипнуть.
Все тревожно. Шорох сада.
Дома спят неверным сном.
«Отворите!» Стук приклада,
Ветер, люди с фонарем.
Я не проклинаю эти
Сумасшедшие года.
Все явилось в новом свете
Для меня и навсегда.
Мирных лет и не бывало,
Это благодушный бред.
Но бывает слишком мало
Тех – обыкновенных бед.
И они, скопившись, лавой
Ринутся из всех щелей,
Озаряя грозной славой
Тех же маленьких людей.
Особая страница в жизни Оцупа: Вторая мировая война. Он записался добровольцем во французскую армию. Воевал. Полтора года провел в тюрьме в Италии, бежал, был схвачен и отправлен в концлагерь, оттуда в 1942-м вновь бежал, уведя с собой 28 военнопленных. В 1943 году Оцуп стал участником итальянского Сопротивления. Был храбр, за что удостоен английских и американских наград, со стороны СССР своеобразная награда: полное замалчивание.
С 1935 года по 1950-й Оцуп писал «Дневник в стихах» длиной в 12 тысяч строк, который, по мнению поэта и литературоведа Юрия Иваска, является «памятником последнего полувека». Помимо дневника Оцупу принадлежит книга воспоминаний «Современники» и двухтомное издание «Жизнь и смерть» (Париж, 1961).
В последние годы своей жизни Оцуп утверждал, что на смену акмеизму, сыгравшему свою роль, пришел «персонализм» как реакция на атеизм, стадность. «Это не эгоизм писателя, это защита его личного достоинства».
Не говорите о поэзии,
Как говорят о пустяках, —
Она приходит как возмездие,
Она – отчаянье и страх.
Сойдя с ума от одиночества,
Застонешь – муза тут как тут;
Поэзия – сестра пророчества,
Она при жизни вечный суд.
Николай Оцуп прожил 64 года и умер от разрыва сердца. Его прах покоится на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем. «За нами, – писал в своем «Дневнике Оцуп, – столько же бесчисленных смертей…»
Это – дальше, следующий век,
Тот, в котором нас уже не будет…