«Сегодня, в 5 часов 32 минуты прохожими в парке возле Ратуши был обнаружен труп без видимых признаков насилия, принадлежащий мужчине средних лет ярко выраженной еврейской внешности. По предварительному заключению судебно-медицинского эксперта полицейского управления, смерть наступила от сердечного приступа, возможно, спровоцированного неумеренным употреблением спиртного — в крови покойного доза алкоголя превышала количество, совместимое с жизнью. Дальнейшей проверкой было установлено, что тело принадлежит эмигранту из России Льву Бронштейну, 32 лет, проживающему в Вене с 1908 года. Проводится проверка». Билеты на поезд были взяты заранее, вещей, кроме небольшого саквояжа, не было, и «супруги» решили, не спеша, позавтракать в номере. Вот, только, сердце словно сдавливала невидимая рука. Стас знал это состояние — с ним такое было, когда он чуть не схлопотал пулю от Анвара по кличке «Душман». Этот молодой парень «висел» в розыске уже добрых полтора года. А список за ним был такой, что его проще было бы просто пристрелить, чем загружать наш самый гуманный в мире суд. Замполиту за каким-то лешим потребовалась копия диплома, и пришлось в свой выходной тащиться в управление. Дежурный поймал его уже на выходе. — Слушай, сгоняй на Глинищевский, а? Там патруль мужика на гоп-стопе приловил, а он на чердак от них слинял и затихарился там. Выручи, у меня все в разгоне, один помдеж и стажёр-следователь, дневник.. — Мы-то тут причём? — машинально окрысился Стас. — Пусть территориалы разбираются, это их крест. Чуть что, сразу МУР! В туалет скоро. — Да они, вроде, Душмана признали. А он за Мишкой тоже в розыске стоит. — Грузят они тебя «на голой воде», — сплюнул Стас. — А мы парься. И в кого ты, Сергеич, такой доверчивый у нас? Но это оказался именно он. До сих пор, едва вспомнит, ощущает перед лицом ветерок от пули. И это ощущение, словно что-то недоделал или где-то зреет какая-то беда. В дверь постучали. — Стой! — тихо скомандовал Стас. — Ты что? — тихо спросила Галина. — Это завтрак. — Einen Augenblick, bitte[7]! — громко сказал он, и вполголоса добавил: — Если что, высадили мы его там же, где и в самом деле — возле Бургтеатра, на углу Лёвельштрассе и Тайнфальтштрассе. Он был трезвый, сама про это не упоминай, только, если спросят. Всё! Больше ничего не знаешь. — Да ты что, Станислав? — повторила она. — Ничего, всё нормально, — улыбнулся он. — Главное, не бойся ничего. — Я и не боюсь, — она мягко отняла руку и пошла открывать двери. Когда, по-хозяйски отодвинув коридорного с подносом, в номер вошли два господина в штатском, Стас понял, что сыщицкая «чуйка» не подвела и на сей раз. — Herr Demidoff?[8] — Ja[9], - спокойно ответил Стас. Паспорт, лежащий в его кармане, был выписан именно на эту фамилию — Демидов Станислав Исаевич, коммерсант. И немецкий, в силу некоторых обстоятельств, он знал хорошо. Гораздо лучше модного английского. — Als ich kann dienen?[10] — Die kriminelle Polizei[11], - тот, что постарше, с седоватыми усиками, показал полицейский значок. — Ich bitte Sie, mit uns zu gehen. Ihre Frau auch[12]. — Was ist los? — он сделал испуганные глаза. — Wir werden auf den Zug verspaten[13]. Ну, не может не испугаться добропорядочный буржуа, когда два плечистых типа приглашают его в уголовную полицию, это противоестественно. А у Галины, и в самом деле, глаза «по семь копеек». Или придуривается? Не дождавшись ответа, он протянул седоватому паспорт. Тот, мельком заглянув в него, небрежно сунул в карман. И показал на выход. — Bitte. Полицейский инспектор Лемке, доставивший их в управление, был вежлив, но настойчив. — Херр Демидофф, ваша жена в кафе оставила слишком большие «чаевые». Официант выбежал следом, чтобы отдать сдачу, и увидел, как вы садили господина Бронштейна в экипаж. — Я и не собираюсь этого отрицать, — «удивился» Стас. — Он сел к нам в экипаж, мы его подвезли. Высадили возле Городского Театра. Больше я его не видел. С ним что-то случилось? — Почему вы спрашиваете? — сразу вцепился, как клещ, инспектор. — Потому что вы меня спрашиваете. Иначе бы не было этого разговора. — Херр Демидофф, вы раньше знали этого Бронштейна? — Нет. — Понимаете, вам просто не повезло, — задушевно улыбнулся полицейский. — Тут просто фатальное невезение. Сначала официант увидел, как вы садились в экипаж. А потом пошёл в отель «Французский», где дочка у него работает горничной. Там он снова увидел вас и фрау Демидофф. А утром ему сказали, что херр Бронштейн умер. — Вот видите, я так и подумал. — Почему вы так подумали? — быстро спросил инспектор, наклонившись и глядя прямо в глаза. — Ну, раз вы стали спрашивать, значит, не просто так. — А-а, — слегка разочарованно протянул тот. «Ох, и нелегко тебе со мной придётся, — подумал Стас. — Это ты думаешь, что я коммерсант. И все твои ужимки и прыжки на среднего буржуа рассчитаны. Видывали мы карликов и покрупнее». Ему вдруг неожиданно стало весело, хотя, в глубине души понимал — скорее всего, не отпустят. Он бы ещё задумался, а у этих парней «Ordnung ist Ordnung»[14]. — Значит, вы категорически отрицаете свою причастность к смерти херра Бронштейна? «Ага, вот сейчас упаду на колени и во всём покаюсь.» — Конечно, — ответил он. — При чём тут я? Простите, я уже начинаю думать, что кто-то из моих конкурентов заплатил, чтобы меня нейтрализовать. — Это следует понимать как оскорбление на службе? — вкрадчиво спросил херр Лейсле. — Простите, я имею в виду не вас. Покупают обычно не рядовых инспекторов, а высших чиновников. Я совершенно не хочу вас обидеть, херр Лейсле. Но не удивлюсь, если вы имеете приказ сунуть меня в камеру к самым злобным уголовникам. Опа! А взгляд инспектора, определённо, вильнул! На какой-то миг, но Стас заметил. А вот это уже плохо. Не просто хреново, а архихреново, как любил выражаться «вождь мирового пролетариата». Ну, что ж, кто предупреждён, тот вооружён. Видимо, Лемке нажал под столом кнопку, потому что двери за спиной открылись. Обернувшись, Стас увидел высокого полицая. — Подпишите вот тут, херр Демидофф. Это постановление о вашем задержании. — А если я не читаю по-немецки? — сощурился он. Херр Лемке вздохнул. — Херр Демидофф, здесь именно то, что я сказал. И, поверьте мне, не в ваших интересах добиваться того, чтобы меня кто-нибудь заменил. «А ведь не врёт, — с удивлением подумалось Стасу. — Галину тоже, наверняка, закроют, ну, да ничего, шесть лет в доме терпимости тоже кое-что значат». — Задержанного в девятую камеру, — распорядился инспектор. — Прошу прощения, господин инспектор, но господин Ланц. Это полицай сказал очень тихо, но слух у Стаса был превосходный. — А мне плевать, — спокойно сказал херр Лемке. — Пусть занимается своими делами и не лезет в мои. Здесь распоряжаюсь я! Поместите его в девятую камеру, я сказал. — Яволь, херр Лемке. — Вот, то-то.Заметка из Kleine Zeitung за 11 марта 1912 года: