1

цать восемь! Двадцать девять! Тридцать!

Тем временем ребята бесшумно разбегались кто куда. Когда он добрался до шестидесяти, даже девчонки успели попрятаться.

Только один паренек в желтой майке не торопился: кажется, он еще не придумал, куда бы спрятаться. Чего спешить? До ста еще далеко.

— Семьдесят шесть, семьдесят семь… — упрямо долбил Ильдер.

Из-за ивового пенька, густо обросшего молодыми побегами, высунулась черная макушка Захарки.

— А-а! — отмахнулся Кестюк. — Успею, все равно он сначала девчонок отыщет. — Но сам на всякий случай прибавил шагу, и вот уж на поляне никого, только желтая майка мелькнула в кустах.

Кестюк знал, где спрятаться. Миновав овражек, он на четвереньках пролез сквозь малинник и оказался возле темной бревенчатой стены старого сарая.

«Здесь меня даже Ильдер не найдет», — подумал Кестюк и улыбнулся. Вдоль стены сарая он прошел к забору, встал возле калитки и от нечего делать стал смотреть в щель.

На крыльцо дома лесника вышла девочка в синем платье с миской в руках и тоненьким голоском начала созывать кур:

— Цып, цып, цып…

Куры закудахтали, захлопали крыльями и кинулись наперегонки от сарая к дому. Петух, восседавший на срубе колодца, неодобрительно посмотрел на эту спешку сначала одним желтым глазом, потом другим и вдруг сорвался, лётом бросился вдогонку.

— Гляди-ка, девчонка… «Цып, цып, цып», — тихонько передразнил Кестюк. — Вот пискля-то! Откуда взялась? Лесник с женой бездетные, и не из поселка — это уж точно. Наверно, к леснику родня какая приехала… — И он пристроился к более широкой щели, чтобы получше рассмотреть девочку в синем платье.

Она сошла с крыльца и стала разбрасывать пшено, легко взмахивая рукой. Потом поставила пустую миску на ступеньку и вприпрыжку — прямо к сараю. Кестюк даже отскочил — так близко она пробежала. Все-таки он успел разгляде

«Кто ее знает, такая шустрая, может, заметила она меня в щель, — вдруг подумал Кестюк. — Стоит какой-то дурак и подглядывает; никто не поверит, что мы в прятки играем. Подумают, стащить чего хочут».

Тут, гремя цепью, зевая и потягиваясь, из-под крыльца вылез здоровенный лохматый пес.

«А ну как лесник дома — уж он-то разбираться не будет, спустит собаку», — решил Кестюк и повернул к малиннику. И как бы вдогонку ему прозвучал голос лесничихи:

— Чего, тетя? — отозвалась девочка и подбежала к крыльцу.

— На-кась, вывали из ведра за сарай.

— Давай, тетя, — сказала девочка.

Кестюк уже стоял в малиннике, но калитка и угол сарая ему были хорошо видны. Значит, так: ее зовут Маюк, выходит, она племянница лесника и приехала на лето…

«А ничего девчонка, ловкая», — подумал Кестюк, и в это время почти возле его носа мелькнули тонкие загорелые руки, мусор рассыпался у его ног, а Маюк убежала обратно, размахивая ведром, и напевая:

— Ну и песня у тебя дурацкая, — прошептал ей вслед Кестюк. — Однако надо отсюда убираться, а то еще помоями обольют.

Кестюк посмотрел себе под ноги и вдруг увидел в мусоре трубку. Трубка! Наверно, лесника… Случайно выбросили? Он поднял трубку и уже хотел крикнуть, позвать девчонку, но тут же разглядел, что курить из нее нельзя — вон какая сбоку трещина.

Странно! Ясно было, что трубка не очень-то новая, но почему-то не было в ней никакого нагара. Мальчик отделил мундштук и увидел, что внутри мундштук совсем чистый. Кестюк часто видел, как дедушка долго чистит мундштук тонкой спицей перед тем как закурить. Так что же, выходит, из этой трубки никто ни разу не курил?

У дедушкиной трубки есть еще и крышечка. Этой крышечкой дед закрывает трубку, когда курит на ветру. «А крышечка-то была, — вдруг догадался мальчик, — ее просто отломили, поэтому и трубка треснула».

Кестюк, уже не прячась, пошел через овраг к орешнику, но тут раздался хрипловатый голос лесника:

Кестюк остановился.

Утром, когда шли в лес, ребята видели лесника с каким-то человеком в шляпе, похоже, нездешним; они направлялись в сторону станции. Теперь лесник вернулся из города, ясное дело, навеселе. «А какой противный этот в шляпе, — вдруг вспомнил Кестюк, — посмотрел на нас так, будто мы ему чего сделали, змееглазый какой-то…»

Из дома лесника донеслась глухая брань, и кто-то резко захлопнул распахнутые створки окна. Кестюк услышал скрип двери и, решив посмотреть, что будет дальше, снова спрятался в малиннике. Он увидел, как Маюк опять бежит к сараю. Вот она прошла через калитку и стоит возле недавно выброшенного мусора, плечами пожимает. Наклонилась и стала разгребать мусор палкой. Тут через двор двинулась лесничиха и, подойдя к калитке, окликнула Маюк:

— Ну что, нашла?

— Вот сюда я мусор выбросила, но она куда-то делась.

С поляны донесся голос Захарки, и Кестюк понял, что только его не отыскали. «Лишь бы Захарка не сказал, куда я пошел», — подумал Кестюк. Ему вдруг стало ясно, что разговор лесничихи и Маюк шел о той самой трубке, которая лежала в его кармане.

— Зачем она ему так нужна, тетя? — спросила Маюк, продолжая ковыряться в мусоре.

— Разве не найдет он, к чему прицепиться? — отвечала лесничиха. — Не знаю уж, зачем она ему нужна, треснутая. Да и не курит сам-то… Я подумала, может, забыл у нас ее кто-нибудь…

— Не пойму, куда она могла подеваться? — сказала Маюк, выпрямляясь.

Кестюку стало не по себе. Конечно, он никак не мог подумать, что эта сломанная трубка может быть кому-то нужна… Что же теперь делать? Но решиться на что-либо он не успел — с крыльца донеслось нетерпеливо:

— Ну, нашли, что ли?

— Сейчас! — ответила ему жена. — Ищем вот.

В овраге захрустели сучья, и, повернувшись, Кестюк увидел идущего Ильдера. Высунувшись из малинника, он приложил палец к губам и поманил Ильдера рукой. Кажется, Ильдер понял: вот он тихонько подошел и стал рядом.

В это время лесник оказался уже у самой калитки.

— Ну! Где она?

— Не нашли еще…

— Как не нашли? — прохрипел лесник. — Ищите, слышишь, жена, ищите! Не то худо будет!

— Да не ори ты, найдется. Знала бы — пальцем к ней не притронулась! Просто показалось мне, что твой ночной гость посматривает на нее с усмешкой, вот и сунула в ведро, как только вы ушли. И этот твой в шляпе не понравился мне — брезгливый какой-то…

— Не болтай чего не надо! Ищи, говорю! — И лесник угрожающе двинулся к жене.

Тут у тихой Праски лопнуло терпение:

— Ищи сам, если тебе так нужно! Чего пристал из-за какой-то сломанной трубки? Девочка за сто километров приехала погостить, нет чтобы в город ее свозить, так ты в мусоре заставляешь ковыряться…

Тут лесник не нашелся что ответить. Он опустил голову и глухо пробормотал:

— Эх, не зря я тебе говорю, Праски… Поверь: вся наша жизнь от этой трубки зависит…

Лесник присел и стал шарить руками под кустами малины. Маюк всхлипнула и вдруг зашлась слезами:

— Да вот сюда я высыпала мусор… Как она могла потеряться?

Уж чего-чего, а вот этих слез Кестюк не выносил. Ильдеру тоже сделалось не по себе.

— Ладно, хватит, — сказал Кестюк и вышел из кустов. Ильдер — за ним.

— Вы чего ищете? — спросил Кестюк, — не эту ли трубку?

Лесник медленно выпрямился, шагнул вперед и выхватил трубку из руки Кестюка.

— Где взял?

Кестюк честно рассказал, как было дело, и тихо добавил:

— Простите. Я не думал, что она вам нужна…

— Ладно… — буркнул лесник и перевел глаза на Ильдера. — А ты что скажешь?

Ильдер пожал плечами:

— Я не знаю… — И прибавил невпопад: — Кестюк всегда лучше всех прячется…

Маюк удивленно глядела на ребят, а лесничиха сказала тихо:

— Слава богу, нашлась. Тебе бы, Фрол, спасибо им сказать, а ты все зверем смотришь.

Лесник через силу улыбнулся:

— Вы откуда? С поселку?

И с таким подозрением он это спросил, что Кестюк, сам того не ожидая, промямлил:

— Нет… мы… городские. По ягоды приехали…

Лесник с силой провел рукой по лицу и опять недоверчиво уставился на Кестюка.

— Ильдер! — донеслось от поляны. — Кестюк!

Ребята переглянулись и бросились, почти не разбирая дороги, через малинник в овраг. Ильдер спросил на бегу:

— Слушай, а зачем ты соврал, что мы городские?

— Сам не знаю… Почему он так страшно на нас смотрел? Давай так: пока об этом никому… Ладно?

— Ладно. Правда, я ничего не понимаю… Мне-то что… Но если ты так говоришь, буду молчать, — сказал Ильдер.