Глава 6
«Форд» головы администрации знали и на подъезде пропустили без остановки, однако возле ворот резиденции двое в гражданском заступили путь, а третий без всяких сунулся сквозь опущенное стекло в салон и тут же отпрянул:
— Выйти из машины! Руки на капот!
И еще, наглец, вывернул из-под полы короткий автомат и наставил!
— Сейчас, разбежалась! — огрызнулась Оксана. — Какой горячий хлопец…
А первые двое кинулись к машине с другой стороны, рванули дверцу, и молодая женщина ойкнуть не успела, как оказалась на улице и босой, поскольку туфли слетели и остались в кабине. Ее распластали на капоте, прижали голову, чьи-то цепкие руки побежали от плеч по всему телу…
А она еще отца послушалась, переоделась в выходное, но скромное платье и прическу сделала.
— Та вы що, сказылыся?! — запоздало возмутилась она. — Що за неподобство? Произвол! Я дочка головы администрации!
На крик включился яркий прожектор, вякнула сирена, и со двора выбежали еще два стражника. В этот момент Оксана изловчилась и схватила зубами руку, прижимающую ее голову к капоту. Зубки у девушки были острые, крепкие, а потому голова мгновенно оказалась на свободе.
— Козлы погани! — грудным, трубным голосом крикнула Оксана в вечернее гулкое пространство. — Геть вид мене!
И эти натренированные охранники в тот же миг ее отпустили, один даже попятился. В это время у ворот внезапно появился Волков. Увидев Оксану, бросился к ней:
— А ты откуда?
— От верблюда! — в сердцах бросила она. — Это что за дела? Хватают, мацают! Где депутат?
Видно было, Волков тут свой — охранники отступили, хотя наблюдали со стороны.
— Сильвестр Маркович в парилке… А ты к нему?
— Тату послал, доложить…
— Что доложить? О чем? — забеспокоился Мыкола. — Новости есть?
— Да какие новости… Велел найти тебя и спросить.
— Я уже доложил, напрямую, пусть Тарас Опанасович не волнуется.
Оксана вдруг усмехнулась:
— А ты-то, Мыкола, что тут делаешь? Пока жена твоя в ночном клубе танцует? Шурку Вовченко с тобой перепутала и чуть не изнасиловала!
— Она мне не жена! — отрезал Волков. — Нехай что хочет, то и творит.
— Хоть и не законная, да жена! — вовсе развеселилась Оксана. — Не занимаешься ты воспитанием!
— Мы с ней расстались! И все, разговор про Тамару окончен.
— А як же ж пан Кушнер? Он же ж тебя распнет!
— Как распнет?
— Да як Пилат Христа!
— Сильвестр Маркович в курсе, вольную мне дал. Он ведь понимает, после такого позора…
— Значит, тебе повезло, Мыкола!
Он подхватил Оксану под ручку и потянул было из яркого пятна прожекторного света:
— Пойдем, прогуляемся?
Но в это время тяжелые ворота распахнулись, и перед ними оказался американец в набедренной повязке, а за ним, тенью, — переводчик, завернутый в простыню, как в индийское сари.
— О! Леди!
— Это что за явление? — спросила Оксана. — Мужики голые… И правда, сон в руку.
— Американец, — успел шепнуть Мыкола.
— Мистер Волков! — заспешил переводчик. — Представьте меня этой прекрасной леди!
Тот слегка смутился и скомкал важный момент:
— Это Джон, американец… То есть мистер Странг…
— Чего он тут голый вылупился? — грубо спросила Оксана и отвернулась.
— Он из бани!
— Как же зовут очаровательную леди? — приставал переводчик. — О, я покорен вами! Как ваше имя?
А этот мистер тем часом стоял с театрально протянутыми руками и улыбался.
— Ладно, Мыкола, — деловито сказала леди, — если ты все доложил, я поеду, мне некогда…
И пошла было к машине, но американец с переводчиком загородили дорогу. Охрана вмиг куда-то исчезла, а Волков припоздал и суетился сзади.
— Езжай, езжай, — бормотал он. — Я тоже сейчас… Догоню тебя…
— Я потрясен! — восклицал переводчик гундосым, как в кино, голосом. — Я очарован вами, леди. Меня зовут Джон! Джон Странг. Я вас хочу!
— А не боишься, хотелку отобью? — вполне миролюбиво спросила Оксана и открыла дверцу. — Ну, такие простые, я не могу!
— Я вас хочу пригласить в баню! — поправился переводчик. — Русская баня, это прекрасно. Но еще прекраснее русская леди.
— Мы с тобой в другой раз попаримся, — язвительно пообещала она и села в машину. — Отдыхай пока, мистер…
И тут же пожалела, ибо шутка оказалась не понятой даже переводчиком. Настойчивый американец сунул голову в салон, как недавно охранник, и заговорил о чем-то страстно и горячо. От него почему-то пахло формалином, а так он был ничего, симпатичный, веселый и даже шальной.
— Убирай башку, а то прищемлю, — благосклонно предупредила Оксана и, сняв березовый лист с его шеи, прилепила на лоб. — Давай-давай! Гуд бай, Америка!
А того понесло!
— Ты классная телка! — загундосил переводчик, пытаясь тоже сунуть голову внутрь, и не исключено, порол отсебятину. — С тобой здорово будет трахаться! Когда мы встретимся еще раз? Я долго не выдержу! Я уже сейчас хочу твою маленькую киску.
— Ну ты и козлина! — Оксана включила стеклоподъемник. — Может, прокатимся? На буксире?
Американец успел выхватить голову в последний момент и все равно шаркнул ухом о стекло. Оксана резко дала задний ход, круто развернулась, заставив Волкова отскочить, и неспешно поехала в сторону Братково.
Наглость американца ее не возмущала, поскольку Оксана была уже в том возрасте, когда и грубость казалась в удовольствие, правда тщательно скрываемое. Ее больше раздражали ни к чему не способные и краснеющие от смущения тихони, в которых она угадывала скрытую нудность характера и эгоизм. Однако и их не отгоняла от себя, заигрывала с ними, с блистающей тайной радостью выслушивала объяснения в любви и, словно щедрая сеятельница, разбрасывала зерна надежды. Но с такими скоро становилось скучно до зевоты. Бодрили кровь такие мужики, как бабник Мыкола или шустрый молодой прапорщик Чернобай, норовивший атаковать с ходу, без всякой прелюдии. Все эти ее увлечения были безобидными играми, так необходимыми, чтобы чувствовать на себе мужское внимание. Из-за затяжного, как парашютный прыжок, девичества ей все чаще требовалось пополнение собственных чувств яркими чужими чувствами, обращенными к ней; Оксана лучше всех знала, что это — своего рода вампиризм, но иначе было не сладить со своей женской, скулящей, как потерявшийся щенок, природой.
С годами подобного баловства уже не хватало. Хотелось не самой кружить головы, а чтоб ей вскружили — так, чтобы она ее потеряла. А то по ночам уже мучили постыдные для девицы сладострастные сны, приносящие наяву лишь опустошение. И вот однажды, отчаявшись, она вздумала искусить судьбу. Под видом санитарного контроля пришла в бригаду строителей с надеждой, что среди гастарбайтеров отыщется тот смелый и единственный, от которого можно сойти с ума. Стену тогда еще возводили прибалты, мужчины с подчеркнуто европейской внешностью и поведением, то есть качествами, сильно отличающими их от братковских женихов. Ей уже мыслились турнирные схватки между этими благородными, полными достоинства парнями, хотелось, чтоб избранником ее стал самый отважный, готовый на подвиг ради нее или даже на суицид.
Два дня Оксана ползала по лесам на стройке, шныряла по вагончикам, часами торчала на пищеблоке, и хоть бы один тронул ее сердце! Занятые важным делом, самодовольные, эти мужчины будто не замечали красивую девушку с манящим взглядом; со стоическим спокойствием они старательно устраняли недостатки в санитарии — мыли, чистили, посыпали хлоркой, слушали лекции на тему кишечных заболеваний и остались равнодушными, даже когда она выбрала самого симпатичного и проделывала с ним всяческие манипуляции, демонстрируя, как следует оказывать первую помощь, в том числе делать искусственное дыхание и массаж сердца. Мало того, он потом вскочил и брезгливо вытер губы гигиенической салфеткой!
Позже Оксана поняла свою ошибку и направилась туда, где потенциальные женихи не работают, а отдыхают, — в Ялту. И тут обнаружилось, что мужчин интересуют юные девушки, причем прямо пропорционально возрасту, а такие, как она, зрелые, за которыми нужно долго ухаживать, добиваться и завоевывать, которые жаждут, чтоб им вскружили голову, считаются капризными старухами без каких-либо перспектив. Все-таки один охотник нашелся и вроде бы даже приударил за Оксаной — по крайней мере, пару раз букеты приносил, в ресторан водил несколько вечеров. И сам вроде бы ничего, внимательный, а какие слова на ухо щебетал, дескать, разум теряю, реальности не воспринимаю, земля из-под ног уплывает, — сердце в общем-то чуть подтаяло! Пусть не красавец, не бравый молодец, но вид решительный, взгляд пронзительный: на безрыбье и этот бы на уху сошел, если бы в самый решающий миг она не вспомнила своего Юрка.
Почудилось, явился к ней воочию и пальцем погрозил:
«Не шали! Все вижу! А теперь посмотри, на кого променять меня вздумала».
Оксана в тот же миг очнулась, глянула на избранника и в ужас пришла: лысый, косоротый, брюхо из штанов вываливается, а на лице улыбка блудливая. Сразу же видно, совратит, попользуется девичьим доверием и покинет…
И сказала ему по простоте душевной:
— Жених у меня есть, верна ему много лет. Развлекать и ублажать можешь, но к телу прикасаться не смей.
Тот мгновенно и реальность окончательно утратил, и опору под собой потерял — оттого, должно быть, его ветром и
сдуло.
Потом еще одно увлечение было — молодой специалист, пришедший на «скорую» после ординатуры. Лет на семь моложе, но не мальчик — муж, взрослый не по годам, серьезный и в чувствах сдержанный. Этот много слов не говорил, а сразу начал дорогие вещички преподносить: перстенек, сережки, броши, цепочки — все золотое, с камушками, а это к чему-то обязывает. Смущало, что подарки не новые, не из ювелирного магазина, да он намекал, дескать, наследство досталось богатое. А в глубинку приехал из романтических побуждений, ибо с давних пор мечтал стать воспетым в литературе земским врачом. И ухаживал красиво, как в кино, любил сюрпризы делать, цветы домой присылать, дня не проходило без знаков внимания. Не то чтобы уж сильно, но закружилась голова, когда он замуж предложил, причем, чтоб официально, с регистрацией и венчанием. Уже кольца обручальные купил и даже в доказательство своей пылкой любви хотел ее фамилию взять, мол, его не совсем благозвучная — Гузка.
И опять Юрко ей привиделся.
«Не верь, обманет! — предупредил. — Потом сама себе не простишь! А я приеду, строго спрошу!»
Пожалуй, не удержалась бы и голоса его не послушала, но кавалер вдруг раз, и пропал на несколько дней. Потом милиция приехала, предложили добровольно сдать все подарки в качестве вещественных доказательств: оказалось, ухажер в харьковской «скорой» прежде работал, фельдшером, и когда ездил по вызовам, чистил квартиры в паре с медсестрой, своей сожительницей. Ее с поличным прихватили, и она, спасая своего возлюбленного, все кражи на себя взяла. Он выкрутился, прошел свидетелем и потом уехал в Братково, чтоб про врачующего вора подзабыли.
Так что Мыкола Волков, который норовил всего лишь по-обнимать, потискать да пооблизываться, и даже прапорщик Чернобай со своей юношеской гиперсексуальностью были честнее, чем другие.
Оксана уже подъезжала к Братково, когда сзади замелькали фары. Ей подумалось, неужели это настойчивый американец, и даже весело стало, поскольку его пошлые, змейские речи все еще были на слуху и слегка будоражили душу. Но нет, оказалось, Мыкола — обогнал, остановился и бежит навстречу, словно машину обнять хочет. Она притормозила, а Волков с ходу на пассажирское сиденье плюхнулся и руку схватил:
— Ну вот, краса моя ненаглядная, наш час настал! Предлагаю тебе руку и сердце! Выходи за меня! Я свободный мужчина!
Она предчувствовала, что это когда-нибудь случится с Волковым. И с Чернобаем должно было случиться — слишком уж долго манежила этих хлопцев…
— Ты, может, и свободен, Мыкола, — сказала Оксана и по щеке его погладила, — да мое сердце занято. Знаешь ведь, я до сих пор Юрко люблю.
— Это твои отговорки! — Волков проявлял крайнюю, не знакомую прежде решительность. — Не любишь ты его. И не вешай мне лапши! Поехали к твоему отцу. Я с ним договорился.
— Договорился? — изумилась она.
— Как полагается по старому обычаю. Посвататься, чтоб все серьезно!
— И тату согласие дал?
— Слово дал!
— Это он поспешил! — засмеялась Оксана и отняла руку. — Ты бы хоть поухаживал за мной, для порядка. Подарков бы каких-нибудь надарил, букетик…
— А я тебе все сразу подарю. Все, что есть. И себя самого!
— О, это очень дорогой подарок для меня. Не приму!
— Почему?
— Не нужен ты мне, Мыкола. Особенно после Тамарки. Чтобы я, после нее? Никогда!
Он глянул исподлобья, незнакомо и жестко, по-волчьи.
— Ты не оставляешь мне выбора, — внезапно выдернул ключи из замка зажигания. — Силой возьму. Здесь и сейчас. Ты доигралась, девочка.
Эти слова у него были чужими, наверняка где-то услышанными и взятыми на вооружение. Оксана в тот миг подумала, что с ней так и надо — резко, решительно и силой. Тогда, может быть, вылетит блажь из головы…
Но достала монтажку из кармана дверцы:
— А тебе уже приходилось? Насиловать беззащитных девушек?
Показалось, он щелкнул зубами и отвернулся. Оксана решила не дразнить его — на всякий случай:
— Остынь, Мыкола. Ты же знаешь, я Юрко люблю.
— Ну да, твой Юрко лучше всех! — как-то по-ребячьи огрызнулся тот.
— Он не лучше, он хуже всех! Он, подлый, измучил меня. Который год томлюсь, как в тюрьме! Найди еще такую дуру, чтоб столько ждала!
— Брось его! Забудь! И выходи за меня!
Она положила голову на руль, спрятала лицо за рассыпавшимися волосами.
— Брошу! — проговорила клятвенно. — Но сначала дождусь. Я ему устрою! Я ему отомщу за свою юность!