Берег Перибонки, четверг, 2 января 1947 года

Наступил момент отъезда. Собак запрягли, сани снабдили теплыми одеялами. Мадлен приготовила для путешественников два термоса — один с кофе, второй с чаем. В этот день стоял сильный мороз, на небе не было ни единого облачка. Скоро должно было появиться и хотя бы немного прогреть студеный воздух прятавшееся за лесом солнце.

— Снег достаточно плотный, — сообщил Тошан. — Обратно мы доберемся быстрее, чем ехали сюда. Я хорошенько смазал полозья. Так что помчимся с ветерком.

Тепло одетая Эрмин обнимала свою мать, которая никак не могла унять слез.

— О, моя дорогая девочка, я провела здесь восхитительную неделю, — говорила она. — Мне было так хорошо со всеми вами! В Валь-Жальбере я буду умирать от тоски без моих внуков и без тебя. Твой Тошан такой молодец! Как же мы смеялись позавчера, когда он повел нас на речку кататься на коньках.

Молодая женщина улыбнулась:

— У тебя останутся воспоминания на всю жизнь: Мари-Нутта нас фотографировала. Даже то, как я упала! Снимок будет размытым, но событие увековечено. Мама, я тоже была счастлива, что вы приехали.

К ним подошел Жослин в потертой меховой шапке и потребовал свою порцию поцелуев.

— До скорого, дочка. Ты принимала нас, как королевскую семью. Ручаюсь, я поправился здесь фунтов на пять. Но отныне я буду чаще выбираться куда-нибудь зимой. Такие поездки идут мне на пользу.

Он крепко обнял Эрмин, любуясь ею с отцовской любовью.

— Будь счастлива, дорогая моя. Здесь это вполне возможно.

— Знаю, папочка, — ответила она, сдерживая слезы. — Уезжайте скорее, иначе я оставлю вас еще на неделю.

— Увы! Обстоятельства сильнее наших желаний, — вздохнула Лора. — Мукки и Луи возвращаются в коллеж.

Все домашние вышли на улицу, и на белоснежном ковре лужайки их разноцветные силуэты в капюшонах и шапках напоминали большие игрушки, расставленные вокруг гигантского снеговика, которому суждено было простоять здесь до самой весны. Адель и Констан питали к нему детскую привязанность, называя его самыми разными словами на языке, порой недоступном пониманию взрослых. Чаще других звучало имя Даду, как у лошадки Адели. Носом ему служила сосновая шишка, улыбка была нарисована углем. Два синих стеклянных шара с елки подарили ему приветливый взгляд. Близняшки также снабдили его красным шарфом и старой кожаной шляпой с гусиным пером.

Объятия и наставления не иссякали. Жослин осыпал поцелуями Шарлотту, заверяя, что скоро она сможет вернуться в Валь-Жальбер, не опасаясь за Людвига.

— Мы позаботимся об этом, — заявила Лора уверенным тоном. — Мэр разузнает, как лучше урегулировать ситуацию. Потерпите немного, не уезжайте в Германию. Томас еще слишком мал для такого путешествия.

— Мы подумаем, — повторяла молодая мать.

Одина присутствовала при прощании с бесстрастным лицом, но с тяжелым сердцем. Она успела привязаться к родителям Эрмин и молча сожалела, что отныне лишится их компании. В итоге, к всеобщему удивлению, старая индианка и Лора прониклись друг к другу симпатией. Вечерами, сидя возле камина, они даже обменивались откровениями о своей юности.

— Возвращайтесь, милая дама, — сказала Одина, пожимая ей руку. — Вы огненная женщина, как я и моя дочь Тала.

— Спасибо! — взволнованно ответила Лора. — Мне будет вас не хватать, Одина.

Укутанная в меховую куртку, в белой шапочке на рыжих волосах, Киона гладила одного из маламутов. На плече девочки висела дорожная сумка, на руках были рукавицы, на ногах — сапоги на меху. Она тоже уезжала. Это было ее решением.

— Я проведу зиму в Валь-Жальбере, вместе с моим отцом, — сказала она Эрмин накануне. — Я больше не боюсь призраков. К тому же у меня теперь есть амулеты.

— Я бы предпочла, чтобы ты осталась со мной, — возразила ее сводная сестра. — Но папа будет рад, да и Луи тоже.

— Мне хочется побыть с папой, — объяснила девочка. — И потом, там остались моя лошадь и пони. Они привыкли ко мне. Да, я должна также помочь выздороветь Жозефу Маруа.

Эти загадочные слова поразили Эрмин. Она все еще думала о них, обнимая Киону на прощание.

— У тебя действительно много дел. Передавай привет бедняге Жозефу, Андреа и Мари. Будь осторожна, милая, и благоразумна, и больше никакой дерзости, особенно с моей матерью.

— Обещаю, — ответила Киона с озабоченным видом. — Но ты тоже будь осторожна. Тебе не следует ехать в Квебек весной.

— Мне нужно зарабатывать деньги. Капитолий наверняка меня вызовет.

— Тошан может это делать, если будет возить на самолете американских туристов. Тебе лучше оставаться здесь, на берегу нашем Перибонки.

— Чтобы купить самолет, даже самый маленький, требуется много денег поэтому я вынуждена работать, в Квебеке или где-либо еще. А потом я проведу лето с семьей, и ты приедешь к нам.

Киона кивнула и обняла свою сводную сестру изо всех сил. Необъяснимая тревога сжимала ей грудь.

— Я люблю тебя, Мин! Прости за то, что иногда я бывала злой.

— И я тебя очень люблю и все тебе прощаю, моя маленькая фея!

Тошан разнял их и, приподняв Киону, посадил ее в свои сани. Он тщательно распределил вес в обоих санях, чтобы не и изнурять собак.

— Пора отправляться, — сказал он. — Дни сейчас короткие. Я быстро вернусь, Мин.

— В путь! — крикнул Мукки, стоя на полозьях. — До скорого!

Все замахали руками, закричали «до свидания!» и «до скорого!», посылая друг другу поцелуи и обмениваясь обещаниями. Двое саней тронулись с места, скользнули по лужайке и вскоре исчезли среди деревьев, оставляя за собой сверкающий на солнце след из снежных брызг.

Акали незаметно повернулась к Людвигу, чеканный профиль которого был окружен сияющим ореолом утреннего света, такого чистого и холодного. «Мне предстоит еще несколько месяцев жить в его тени», — подумала девочка, испытывая одновременно радость и тревогу. Близняшки яростно воспротивились ее отъезду. Но они зря тратили свое красноречие, как выразился Тошан, поскольку в любом случае он мог взять с собой еще только одного человека. Эрмин со своей стороны сочла идею абсурдной.

— Послушай, Мадлен, мы не можем просто так отправить ее в Роберваль, не предупредив монахинь. Акали пойдет в обычную школу в сентябре, как было спланировано. Девочки будут заниматься всю зиму, я привезла нужные учебники. Если понадобится, я буду давать им уроки, как до войны.

Индианка быстро сдалась, поскольку ей не хотелось разлучаться с приемной дочерью. Она поклялась себе быть бдительной и не спускать с нее глаз. Более истово, чем когда-либо, Мадлен погрузилась в молитвы, вручая Иисусу Христу свое переполненное любовью одинокое сердце.

— Ну вот, их больше не видно, — грустно сказала Эрмин спустя несколько минут. — Пойдемте домой.

Дом показался ей опустевшим. Шарлотта подошла к подруге, чтобы утешить ее.

— Нас здесь еще много, Мимин. Не волнуйся, тебе будет некогда скучать. У нас осталась рождественская елка и куча сладостей.

Повседневная жизнь на берегу Перибонки, спокойная и неторопливая, продолжила свое течение.