Песнь Оскорбления

По всему уезду люди занимались восстановлением прежней жизни. Те из нас, кто выжил, перенесли слишком много испытаний — сначала во время эпидемии, а потом во время мятежа. Мы были истощены — физически и морально, — но благодарили судьбу за то, что остались живы. Мы постепенно набирали вес. Мужчины уходили на работу в поля, сыновья возвращались в главные комнаты для обучения, а женщины и девушки — в свои верхние комнаты, чтобы вышивать и ткать. Все постепенно выздоравливали, воодушевленные своей удачей.

В прошлом мне иногда хотелось знать, что происходит во внешнем мире мужчин. Теперь я поклялась, что никогда больше не буду пытаться вступить в него. Мне было предназначено провести жизнь в верхней комнате. Я была рада увидеть своих невесток и надеялась провести с ними много долгих дней, занимаясь шитьем и вышиванием, проводя время за чаепитием и пением, рассказывая истории. Но самые сильные чувства я испытала, когда увидела своих детей. В их глазах — как и в моих — три месяца были вечностью. Они выросли и изменились. Пока я отсутствовала, моему старшему сыну исполнилось двенадцать лег. Во время общего хаоса он находился в безопасном месте под защитой императорских войск. Там он усердно учился. Он усвоил высший урок: все чиновники — не важно, где они живут и на каком диалекте говорят, — читают одни и те же тексты и сдают одни и те же экзамены, для того чтобы верность, честность и единство поддерживались во всем государстве. Даже вдали от столицы, в уездах, таких, как наш, местные чиновники, все обученные на один манер, помогали людям понять взаимоотношения между ними и императором. Если мой сын встанет на этот путь, однажды он, конечно же, начнет готовиться к экзаменам.

В этом году мы со Снежным Цветком виделись чаще, чем в предыдущие годы. Наши мужья не мешали нам, хотя мятеж еще бушевал в других частях страны. После всего случившегося мой муж считал, что в доме мясника я в полной безопасности, а мясник поощрял визиты своей жены в мой дом, так как знал, что она вернется обратно с подарками — едой, книгами и деньгами. В домах друг у друга мы со Снежным Цветком спали в одной постели, а наши мужья переходили на это время в другие комнаты. Мясник не осмеливался возражать, следуя примеру моего мужа. Да и как они могли прекратить все это — наши визиты, наши ночи, проведенные вместе. Наши признания, сделанные шепотом? Мы не боялись ни солнца, ни дождя, ни снега. Повинуйся, повинуйся, повинуйся, а потом делай, что хочешь.

Снежный Цветок и я продолжали встречаться в Пувэе во время праздников, как и всегда. Для нее было полезно повидаться с Тетей и Дядей, которые своей добротой и сердечностью заслужили любовь и уважение всей семьи. Тетю любили как бабушку всех ее «внуков». Дядя занимал теперь более высокое положение, чем до смерти моего отца. Старший Брат нуждался в советах Дяди в поле и при составлении счетов, а Дядя имел честь давать ему советы. Тетя и Дядя под конец жизни обрели счастье, которого не ожидали.

В этот раз, когда мы со Снежным Цветком посетили Храм Гупо, благодарности, которые мы возносили, были глубокими и шли от самого сердца. Мы совершили жертвоприношения, делая коутоу в благодарность за то, что мы выжили. Затем, взявшись за руки, мы пошли к продавцу таро. Сидя у него, мы говорили о будущем наших дочерей и обсуждали способы бинтования, при помощи которых можно было непременно добиться совершенных «золотых лилий». Вернувшись домой, мы занялись приготовлением бинтов, покупкой смягчающих трав, вышиванием крошечных туфелек алтаря богини Гуаньинь, изготовлением клейких рисовых шариков для пожертвований Девушке с Крошечными Ногами и кормили своих дочерей клецками из красных бобов, чтобы размягчить их косточки. Каждая из нас переговорила с Мадам Ван о союзе между нашими дочерьми. Когда мы со Снежным Цветком встретились снова, мы стали сравнивать наши беседы, потешаясь над тем, что напудренное лицо и лукавые речи Мадам Ван нисколько не изменились.

Даже сейчас, вспоминая эти месяцы весны и начала лета, я вижу, как безоглядно счастлива я была. У меня была моя семья, и у меня была моя лаотун. Как я уже говорила, я выздоравливала. А Снежный Цветок — нет. Она не набрала вес, который потеряла, пока мы были в горах. Она только поклевывала еду — несколько зернышек риса, пару кусочков овощей, — предпочитая пить чай. Ее кожа снова стала белой, но щеки так и не округлились. Когда она приехала в Тункоу, я предложила ей навестить ее старых подруг, но она вежливо отказалась, сказав: «Они не захотят видеть меня» или «Они не помнят меня». Я приставала к ней до тех пор, пока она не согласилась пойти вместе со мной на церемонию Сидения и Пения к девушке Лу здесь, в Тункоу, которая приходилась Снежному Цветку четвероюродной сестрой и жила в доме рядом с моим.

После полудня мы со Снежным Цветком сидели в верхней комнате, я вышивала, а она смотрела сквозь решетку окна, и мысли ее витали далеко. Она будто бы наконец спрыгнула со скалы в тот наш последний день в горах и продолжала находиться в беззвучном падении. Я видела ее печаль, но отказывалась принимать ее. Мой муж несколько раз предупреждал меня. «Ты сильная, — сказал он однажды вечером, когда Снежный Цветок уехала в Цзиньтянь. — Ты вернулась с гор, и заставляешь меня каждый день гордиться тем, как ты ведешь дом и подаешь хороший пример всем женщинам в нашей деревне. Но ты — не сердись на меня, пожалуйста, — ты становишься слепой, когда видишь свою половинку. Она не во всех отношениях твоя половинка. Может быть, то, что произошло прошлой зимой, было для нее чересчур тяжелым испытанием. Я не знаю ее достаточно хорошо, но ты-то видишь, что она делает хорошую мину при плохой игре. Тебе потребовалось много лет, чтобы понять это, но не каждый мужчина похож на твоего мужа».

Его признание привело меня в глубокое замешательство. Более того, я была возмущена тем, что он осмелился вмешаться во внутренний мир женщин. Но я не спорила с ним, потому что это было бы неправильно. Все же в глубине души я считала его неправым, а себя правой. Поэтому в следующий приезд Снежного Цветка я стала присматриваться к ней более пристально. Я слушала ее, слушала по-настоящему. Для Снежного Цветка жизнь становилась все хуже. Ее свекровь урезала ее порцию еды и давала ей только одну треть того, что требовалось для поддержания жизни.

«Я ем только рисовую кашу, — сказала она, — но мне это безразлично. Я теперь не бываю особенно голодной».

Что было еще хуже, мясник продолжал избивать ее.

«Ты сказала, что он больше не будет этого делать», — протестовала я, не желая видеть того, что так ясно видел мой муж.

«Если он набрасывается на меня, что я могу поделать?» — Снежный Цветок сидела напротив меня с вышиванием на коленях, выглядевшим таким же мягким и сморщенным, как поверхность творога тофу.

«Почему ты не говорила мне об этом?»

Она ответила вопросом на вопрос: «Зачем беспокоить тебя тем, что ты не в силах изменить?»

«Мы можем изменить свою судьбу, если очень постараемся, — сказала я. — Я изменила свою судьбу. Ты тоже сможешь».

Она смотрела на меня, а я — на синяки у нее под глазами.

«Как часто это случается? — спросила я, стараясь говорить спокойно. Однако я была расстроена тем, что ее муж все еще использует кулаки. Меня рассердило то, что Снежный Цветок пассивно принимала его избиения, и задело то, что она опять не доверилась мне.

«Горы изменили его. Они всех нас изменили. Разве ты не видишь этого?»

«Как часто?» — давила я на нее.

«Я обманываю его ожидания во многих отношениях…»

Другими словами, это случалось намного чаще, чем она хотела признать.

«Я хочу, чтобы ты переехала ко мне и жила со мной», — сказала я.

«Побег — самое худшее из того, что может сделать женщина, — ответила она. — Ты это знаешь».

Я знала. Со стороны женщины это было оскорблением и каралось смертью от руки мужа.

«Кроме того, — продолжала Снежный Цветок, — я никогда не покину моих детей. Мой старший сын нуждается в защите».

«В защите твоим телом?» — спросила я. Что она могла ответить?

Сейчас я оглядываюсь назад и с высоты своих восьмидесяти лет ясно вижу, что не проявила нужного терпения в связи с упадком духа моей лаотун. В прошлом, когда я не знала, как мне реагировать на ее несчастья, я всегда уговаривала ее следовать правилам и традициям нашего женского внутреннего мира, чтобы противостоять всему плохому, что происходило в ее жизни. На этот раз я пошла еще дальше, предложив ей целый план, как обуздать своего мужа-петуха, полагая, что женщина, рожденная под знаком лошади, может использовать свою норовистость, чтобы изменить положение вещей. Имея на руках никчемную дочь и нелюбимого старшего сына, ей следовало забеременеть снова. Ей нужно было больше молиться, есть подходящую пищу и попросить травника дать ей тонизирующие средства — все для того, чтобы гарантировать рождение сына. Если она даст своему мужу то, что он хочет, он будет ее ценить. Но это было еще не все…

К тому времени, когда начался праздник Призрака — в пятнадцатый день седьмого лунного месяца, — я допекла Снежный Цветок множеством вопросов, из которых она должна была понять, как ей следует исправить положение. Почему она не ублажает своего мужа так, как, я знаю, она может это сделать? Почему она не щиплет щеки, чтобы они порозовели? Почему она не ест побольше, чтобы у нее была энергия? Почему она не может сию же минуту отправиться домой и сделать коутоу своей свекрови, приготовить ей еду, шить для нее, сделать все, чтобы старуха порадовалась? Почему она не старается исправить свое положение? Я думала, что даю ей практические советы, но ведь сама я не знала ее страхов и забот. И все же я была Госпожой Лу и думала, что права.

Итак, когда я закончила говорить о том, что Снежный Цветок могла бы предпринять у себя дома, я принялась расспрашивать ее, как она чувствует себя в Тункоу. Рада ли она быть вместе со мной? Нравится ли ей шелковая одежда, которую я ей дала? Отдала ли она подарки, которые семья Лу послала ее мужу с бесконечной благодарностью, передала ли она их с должным почтением, так чтобы он остался доволен ею? Оценила ли она то, что я наняла учителя для мальчиков из Цзиньтяня, ровесников ее сына, чтобы он учил их читать и писать. Понимает ли она то, что союз лаотун между нашими дочерьми сможет изменить судьбу Весенней Луны?

Если она по-настоящему любит меня, то почему не делает того, что сделала я, почему не оградила себя стеной обычаев и условностей, которые защищают женщину, улучшают ее положение? В ответ на все эти вопросы Снежный Цветок только вздыхала или кивала головой. От этого я становилась еще более нетерпеливой. Я наседала на нее со своими расспросами и резонами, и она сдавалась, пообещав следовать моим советам. Но она этого не делала, и в следующий раз мое разочарование становилось еще острее. Я не понимала, что дух той храброй лошадки, которой Снежный Цветок была в детстве, сломлен. Я упрямо верила в то, что могу вылечить хромую лошадь.