День предложений
Я позвонил Сергею Семёновичу Протасову, который немало удивился тому, что у меня оказался его прямой номер телефона. Он придирчиво попросил меня представиться и, услышав, что я независимый эксперт по организации охотничьих хозяйств на севере и востоке Сибири, попросил назвать организации, с которыми я сотрудничал в последнее время.
После этого знакомства, больше похожего на допрос, я перезвонил в Хихичан, где капитан Свиридов уже отходил ко сну.
Я вкратце сообщил ему, что собираюсь встречаться с отцом убитого. Свиридов тяжело вздохнул, видимо понимая, что в общении с ближайшими родственниками придётся сказать правду или хотя бы её часть. Но дальнейший разговор его заинтересовал гораздо больше.
– Там никто из наших ребят не собирается организованно съехать с реки? – спросил я.
– Ну… метеоролог закупал продукты, был в Куйле. Чохов сдавал пушнину, вернулся на место. Купил хозтовары. Двадцать оцинкованных вёдер. Федька Дьячков высунулся из родовых угодий, походил по Посёлку.
– Гулял сильно?
– Нет. В основном шибался по всяким конторам, выясняя, что за документы ты оформляешь на их семью. И насколько ты намерен их при этом надуть.
– Ага. И это все телодвижения местных жителей? Кстати, на хрена Чохову столько вёдер?
– Чёрт его знает. Может, придумал из них какие-нибудь западни делать. А ты что, ждёшь чего-то особенного?
– Я жду, что кто-то из них может покинуть территорию. Навсегда. С вещами или без.
– ?
Это я здесь нарисовал вопросительный знак. Просто Свиридов так многозначительно молчал, что не нарисовать его, передавая этот диалог на бумаге, я никак не мог.
– Слушай, Свиридов, – выдохнул я. – У пацана могли быть деньги. Довольно много денег. Сто тысяч бачей или около того.
– Довольно большой пакет, – Свиридов тут же оценил физические параметры объекта. Он был явно не из тех, кто утверждает, что миллион долларов золотом может уместиться в маленьком саквояже, который тащит в вытянутой руке человек, всего несколько дней назад переквалифицировавшийся в авантюриста из обычного клерка. – Кроме того, если бы его действительно ограбили, то никто никогда бы ничего не нашёл. И человек бы съехал той же зимой. Не стал бы ждать год. Вообще бы ждать не стал.
Я, естественно, уже рассматривал эти аргументы, и, как на любые аргументы одного рода, у меня находилась тысяча аргументов другого рода, но тут я услышал, как мне кто-то пытается дозвониться. Я подумал на отца Протасова, но это была Лена.
– Я хотела вас поблагодарить, – начала она тем извиняющимся голосом, которым девушки обычно произносят «я не люблю навязываться», делая при всём именно это. – Вы ещё долго будете в Москве?
– Ну дней пять как минимум, – улыбнулся я, – и почему бы нам не повторить вчерашний ужин в более мягкой форме? К примеру, сегодня?
Я нарочно решил чуть нажать, ибо поведение дамы в столь тонкий момент говорит о многом, если даже не обо всём: если она не намерена заводить знакомство за некую грань, то она, безусловно, «съедет».
Лена не «съехала», и теперь мы встречались вечером в ресторане японской кухни на Пролетарской. В конце концов, при своих субтильных формах она была довольно привлекательной женщиной. При условии, что не красилась, как индейский вождь на тропе войны.
С другой стороны, я вспомнил «объективную реальность» «Союза Земли» и подумал, что это просто некая компенсация за имитацию аскезы, к которой, судя по всему, всех принуждали в той конторе.
Сразу после неё позвонил Протасов-старший и назначил встречу у себя в офисе через полчаса. Я спросил, как я до него доберусь, на что мне ответили, что машина за мной уже выехала.
Служебная машина Протасова-старшего, офис Протасова-старшего, секретарши Протасова-старшего и сам Протасов-старший полностью соответствовали друг другу. BMW, сероголубые стены, седые грымзы, числом не менее четырёх, будто перенесённые из приёмных Молотова и Маленкова, способные испепелить взглядом любого покушающегося на покой любимого шефа, и стриженный бобриком пожилой мужик около шестидесяти – крупный бандит или капитан советской индустрии.
– Давно я не бывал в Анадыркине, – хмыкнул он, сразу перебрасывая мне мостик для более короткого общения: слово «Анадыркин» было как у Маугли – «мы одной крови, ты и я». – Что там происходит? Говорят, Рома сделал из него глазированный пряник.
– Скорее не Роман Аркадьевич, а турки, привезённые Роман Аркадьевичем, – усмехнулся я. – Вы знаете, они там такие патриоты: в Лаврентия у представительства турецкой стройкомпании висят три флага – справа российский, слева чукотский, а посередине и выше всех – турецкий.
Протасов долго смеялся.
– Ай турки! Ай молодцы! Это они за румянцевские виктории так рассчитаться решили! – и тут же резко остановился.
– В общем, так. Я навёл о вас справки в самых разных местах. Кое-где мне сказали, что вы вообще агент ФСБ и шпиён. Кроме того, что вы зарабатываете на жизнь очень… неоднозначными делами. Но что мне сказали о вас совершенно определённо – так это то, что вы не шантажист. Итак, где Алексей?
– Последний раз я слышал о нём в Магадане.
Здесь я не соврал. Во-первых, у меня по сию пору не было уверенности, что человек, на теле которого были найдены документы Алексея Протасова, и есть Алексей Протасов. Кроме того, капитан Свиридов мне об этом ни прямо, ни косвенно не намекнул – именно для того, чтобы я мог говорить то, что считаю нужным, не ставя себя в неудобное положение.
– То есть вы сами его не встречали?
Я промолчал.
– Я сейчас скажу вам, что я думаю, – сказал Протасов-старший очень грустно. – Я думаю, что Алексей со своим идефиксом помощи чёртовым чуркам перешёл вам где-то дорогу. Насколько я понял, а это совсем несложно, вы уговариваете аборигенов по всему Северу встать под знамёна охотничьих компаний. Нефтяники поступают точно так же. Алексей же рассказывает этим аборигенам какие-то сказки, в результате которых ваши планы оказываются под угрозой. И вы ищете способ повлиять на него, в том числе через родителей.
Он сделал паузу.
– Но Лёша не сидит на месте, поэтому найти его довольно сложно. Я могу дать вам письма, которые он до сих пор отправляет своей матери. Не знаю, к сожалению или нет, но она сейчас очень изменилась. Она ведёт какой-то особый и не очень понятный мне образ жизни с какими-то странными людьми на Алтае. Условием этой жизни является отказ от всех прежних привязанностей. Поэтому она отправляет мне все письма Алексея сюда нераспечатанными. Я, конечно, читаю эти письма, пытаясь понять моего сына: я ж, в конце концов, не чёртов богодул, чтобы совершенно не интересоваться своим ребёнком. Но несмотря на то что сам провёл большую часть жизни на Севере, я не понимаю, ни что Лёша сейчас там делает, ни, тем более, какие у него планы и где его искать.
Он протянул мне коробку с пачкой вскрытых писем, перетянутой резинкой.
– Предлагаю вам вот что. Я заплачу вам за сведения о его местонахождении. Более того, я попрошу вас попытаться объяснить ему… – он замолчал снова, видимо сообразив, что если события развиваются по его сценарию, Алексей не будет вести со мной никаких переговоров. – В общем, десять тысяч евро за сведения о его местонахождении.
Я пожал плечами:
– Если я это узнаю, то сообщу вам без всяких денег.
– Десять тысяч евро, – повторил он мне в спину.