©Куликова Г., 2013

©Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( ^{www.litres.ru})

От серии выстрелов заложило уши. Казалось, в комнате сейчас разлетятся все стекла. Расширенными глазами Яна неотрывно смотрела перед собой. Ее правая рука судорожно шарила по покрывалу дивана.

– Пригнись! – гаркнул верзила в сером плаще, и дуло пистолета описало опасную дугу в воздухе. – Падай на пол!

Раздался выстрел… Пальцы Яны наконец наткнулись на телевизионный пульт. Она нащупала заветную кнопку и изо всех сил принялась жать на нее. Зеленая дорожка «звука», появившаяся на экране, начала быстро сокращаться.

Пистолет продолжал плеваться пулями, но уже не так громко. В этот момент раздались глухие удары – и они-то уж точно доносились не из телевизора! Яна подпрыгнула на месте, сердце от неожиданности противно екнуло и заколотилось с удвоенной скоростью. Кто-то ломился во входную дверь: бум! Бум! Девушка вскочила с дивана и на цыпочках бросилась в коридор. Бум! Бум! Дверь продолжала содрогаться от ударов.

– Кто там? Кто? – пропищала Яна очень тонким и пронзительным от страха голосом. Именно таким голосом первоклашки на линейке выкрикивают заученные стихи.

– Конь в пальто, – донеслось с лестничной площадки. – Перестань валять дурака, Макарцева, впусти меня сейчас же, не то я все уроню!

Узнав голос лучшей подруги, которая жила в квартире напротив, Яна облегченно выдохнула и закатила глаза. Потом спохватилась и бросилась открывать.

– А позвонить никак нельзя было? – возмущенно воскликнула она, отпирая замки. – Есть такая кнопочка наверху, черненькая и красивая. Ты напугала меня до смерти, Машка!

– У меня руки заняты, – ответила Маша Брянцева, спиной вваливаясь в квартиру. В одной руке она держала огромный раздувшийся бумажный мешок, в другой – пятилитровую банку варенья, которую ей приходилось придерживать подбородком. – Услышала, что у тебя в квартире телевизор орет, и решила, что уже можно наведаться с визитом.

– Ты когда прилетела? – спросила Яна, пятясь, потому что подруга надвигалась на нее, как груженая фура.

– Рано, аж в шесть утра. Пару часов подремала – и все, сна ни в одном глазу. Я уже аэробикой позанималась…

– Не представляю, как можно скакать по квартире после самолета.

Протиснувшись в кухню и водрузив банку на стол, Маша удовлетворенно сообщила:

– Это тебе протертая клюква, а это кедровые шишки, – и она сунула подруге в руки бумажный мешок. – Свеженькие! Можно сказать, у белок из лап вырывала.

– Вот спасибо тебе, – Яна сунула в нос пакет и понюхала шишки. – Вкусный запах, настоящий. Чаю хочешь?

– Ничего не хочу, только сплетничать. – Она показательно уютно умостилась на стуле и хлопнула ладонями по коленкам. – Ну, рассказывай!

– Чего рассказывать-то? – неохотно пробормотала Яна, опустившись на соседний стул и бегая глазами по сторонам.

– Как это – что?! Федоренков сделал тебе предложение?

– Не-а, – Яна взяла из вазочки печенье и засунула его в рот, старательно разжевывая. – Не сделал.

– Не может быть! – Маша вытаращила глаза.

Глаза у нее были огромные, карие, с макияжем «смоуки айз», который, как она считала, отпугивает неуверенных в себе мужчин. Неуверенных в себе мужчин Маша Брянцева презирала. Сама она всегда быстро принимала решения, умела ляпнуть правду в глаза и была на диво работоспособной – в тяжелые времена могла засучить рукава и вытащить из беды целое царство, а не только собственную маленькую турфирму. В отличие от многих других женщин, она не стеснялась своих крупных форм, а потому одевалась со вкусом и откровенно радовала даже самый придирчивый взгляд.

– Ах, какой гад! – не смогла сдержать своего возмущения Маша. – Я была уверена, что уж в твой день рождения он точно встанет на одно колено и сунет тебе в нос коробочку с кольцом. Ну, или хотя бы просто подарит букет из ближайшего цветочного ларька и спросит, согласна ли ты стать его женой.

– Букет-то он подарил, – сообщила Яна, продолжая поедать печенье. Она всегда принималась что-нибудь жевать, когда нервничала. – И даже не из ларька, а из салона цветов. Офигительно красивый! Авторская работа. Но о свадьбе – ни гугу. С чего ты вообще взяла, что он собирался звать меня замуж?

– Да он сам мне выдал информацию – вот как раз на Новый год! Мне, говорит, дико надоело, что все соседки за глаза называют меня сожителем Яны Макарцевой. Противное какое-то слово, неуважительное. Надо, говорит, с этим что-то делать. Впрочем, я уже все решил. Вот дождусь Яночкиного дня рождения, и уж тогда…

– Ах, в Новый год, – скептически протянула Яна. – Он же наверняка пьяный был. А когда он напивается, начинает распушать хвост, как тетерев на току.

– Дык… Что у трезвого на уме, у пьяного на языке, пословица не врет. У него на уме был загс, точно тебе говорю.

– Знаешь, – Яна криво улыбнулась, – в глубине души я не очень-то и хочу, чтобы Юрка позвал меня замуж.

– Ну уж это ты, мать, хватила! – возмущенно всплеснула руками Маша. – «Не хочу замуж» – это еще куда ни шло. А вот «Не хочу, чтобы позвал»… Нереалистично. Все хотят, чтобы их позвали замуж, и можешь мне мозги не канифолить. Нет, но я была в нем совершенно уверена. Чего ему надо, интеллигенту проклятому? Очаровательная стройная блондинка двадцати семи лет, юрист, умница, глаза, как у дикой козы…

– Вот спасибо!

– У серны, – поправилась Маша. – Заботливая, не ревнивая…

– Я не верю, что он может мне изменить, – подперев щеку кулаком, заявила Яна и задумчиво посмотрела в окно. – Поэтому и не ревную.

Ветер раскачивал деревья, на стеклах лежала сетка дождя, машины поливали пешеходов грязью.

Маша насупилась и некоторое время разглядывала подругу.

– Ты вообще когда-нибудь кого-нибудь любила? – поинтересовалась она раздраженно. – Что-то я не припомню. Даже когда ты два дня ревела из-за Жорки Кабакова, я и тогда сомневалась, что твои слезы настоящие!

– Это было в пятом классе, – возмущенно напомнила Яна.

– Какая разница? Что изменилось с пятого класса? Только физиономии наши слегка задубели… Ушла невинная грация, а в остальном – все то же самое. Отвечай по существу! Ты любишь своего Федоренкова? Да или нет?

– Чуть-чуть, – быстро сказала Яна, опустив ресницы.

– Иди к черту! Чуть-чуть любят фаршированный перец или соседского кота. А мужика, с которым живешь вместе целый год, можно или любить до смерти, или не любить вовсе!

– У тебя все как в мыльной опере, честное слово. «Отдайся мне, Кассандра, или я удушу тебя!» – пропела она басом и показала, как собирается душить. – Уймись. Смирись, наконец, с тем, что бывают спокойные, ровные отношения! Дружеские, чудесные… Это как огонь в камине. Он согревает дом. И разве плохо, что до пожара дело не доходит?

– Плохо, – тут же откликнулась Маша и разрубила ладонью воздух. – Маленький пожар в самом начале, безусловно, необходим. Потом уж пусть горит ровно, но хоть разок должно полыхнуть, иначе и затеваться не стоит. Знаешь, мне тебя даже жалко. Ни разу ни в кого не влюбиться! Это ж надо!.. На, полущи шишку! Может, это тебя утешит. Твой Федоренков меня обманул. Я в нем разочаровалась, честно тебе скажу…

– Да ладно уж, ничего особенного не случилось. Не представляю, что бы я сейчас чувствовала, если бы мне пришлось планировать свадьбу. Не хочу никаких потрясений. Меня вполне устраивает существующее положение. Лучше расскажи, как ты съездила в Сибирь? Сделала, что хотела?

– Сделала даже больше, чем рассчитывала, – подруга скорчила странную мину. – Так до сих пор и не решила, открывать новый маршрут или нет. Путешествие, прямо скажем, не из легких.

– А было что-нибудь запоминающееся? – с восторженным блеском в глазах спросила Яна. Вероятно, этот блеск должен был помочь подруге переключиться на другую тему.

– Запоминающееся? О да! Только я тебе потом расскажу. Мне к рассказу еще нужно морально подготовиться.

– А со своим родственником ты встретилась? – продолжала наседать Яна.

– Еще как встретилась. – Теперь уже Маша принялась за печенье, уставившись в окно.

– Он приятный? Лет ему сколько?

– Да фиг его знает! Я не спрашивала. Наверное, лет тридцать или чуть больше. Весьма специфический тип. Чертовски молчаливый. Углублен в себя. Эх, зря дядя подарил ему свою коллекцию марок!

– Когда это он подарил? Лет двадцать пять назад? Машка, я от тебя сдохну! То ты трещишь и булькаешь, как кипящая кастрюля, то вдруг становишься удивительно немногословной.

– Я все думаю о твоем Федоренкове. Знаешь, я бы не смогла так, как ты. Если бы мужик прожил со мной под одной крышей целый год, я бы его уже сто раз спросила про намерения.

– Как ты себе это представляешь? – рассердилась Яна. – Я что, должна сделать невинные глаза и поинтересоваться за ужином: «Милый, а мы поженимся?» И еще похлопать ресницами?

– Ну, примерно так, – согласилась подруга. – А если он начнет вилять, значит, ни за что не женится. Попробуй, проведи эксперимент. Подведи его к этой мысли.

– Да я со стыда сгорю!

– А ты ночью, в темноте, в постели спроси. Он не увидит твоего стыдливого румянца. Если начнет вилять…

– Ну и что тогда?

– Подселишь к себе кого-нибудь другого.

– Слушай, чего ты приехала из своего сибирского похода такая воинственная? – неожиданно взвилась Яна. – Мне с Федоренковым очень хорошо! Мы с ним ладим, у нас общие интересы, мы любим старое кино, оба обожаем картошку с грибами и вечерние прогулки!

– Ой, держите меня семеро, – фыркнула Маша. – Как тебе может быть с ним хорошо, если он в любой момент готов без предупреждения исчезнуть? На два дня, на три, на неделю…

– Ну, знаешь! У него работа такая! – Яна развела руками. – Приходится ездить, исследовать…

– Многие биологи сидят себе по кабинетам, а твоего занесло в какой-то институт волшебства и чародейства… Или как его там?

– Институт исследований биоресурсов и экосистем России, – с важным видом заявила Яна.

– Звучит чертовски величественно. Там хотя бы можно сделать нормальную карьеру?

– Конечно, можно. У Юрки уже и сейчас неплохая должность. Заметь, начинал он лаборантом еще во времена студенчества. Кстати, с ним тогда случилась потешная история.

– Ну-ну.

– Зимой в лаборатории неожиданно отключили отопление, и все имеющиеся в наличии жабы заснули. Их ссыпали в ведро и велели Юрке отвезти ценный груз в филиал института. Юрка сел в трамвай и поехал. Народу в вагон набилась целая куча. Через полчаса жабы отогрелись и давай квакать! Такой концерт закатили, народ со смеху подыхал. Юрка говорит, что со стыда не знал, куда деваться! Делал вид, что это не его ведро. Когда выходить надо было, в последнюю минуту схватил его за ручку да как сиганет в сугроб!

– Это ты к чему мне сейчас рассказываешь? – с подозрением спросила Маша. – Хочешь, чтобы юмор примирил меня с господином Федоренковым? Этот тип собирался сделать тебе предложение, заявил об этом, а потом вдруг шмыгнул в кусты!

– Ты меня накручиваешь, – Яна наставила на подругу указательный палец. – Восстанавливаешь против него.

– Да ничего подобного!

– Он сегодня придет с работы, а я буду как взведенный курок.

– Это ты-то? – насмешливо переспросила Маша. – Чтобы заставить тебя рассвирепеть, нужны десять ловких тореро и десять красных тряпок. Я уверена, что твоему Федоренкову ничто не грозит. Вечером ты снова будешь гладить его по голове и шептать милые пустяки. Кстати, когда я заходила в последний раз, мне показалось, он начал лысеть?

– Машка, знаешь что? Большое спасибо за шишки, но не пора ли тебе домой? Лучше бы ты подремала подольше и нормально позавтракала, вместо того чтобы в восемь утра скакать через обруч и отжиматься от банкетки. Когда ты выспишься и перестанешь быть такой занудой, сможем поболтать подольше.

– Приходи ко мне завтра вечером, – мгновенно воодушевилась подруга, ни чуточки не обидевшись. – Нет, лучше послезавтра. Завтра у меня тяжелый день. А еще лучше – в пятницу! Можно будет напиться, не думая о последствиях.

– В пятницу мне к зубному.

– Ну ладно, тогда в четверг. Можем мы хоть раз в жизни напиться среди недели? Только давай договоримся твердо – в четверг вечером! Отметим твой прошедший день рождения.

– Да уж, день рождения ты пошло пропустила. А ведь обещала вернуться вовремя, – укорила ее Яна.

– Форс-мажор, дорогуша! Сибирь – это тебе не японский сад с прудиком. Это бурные реки, мощные леса, суровые лесорубы…

– Ты мне обязательно обо всем расскажешь подробно. Особенно про лесорубов. Думаю, что, упорно пытаясь выдать меня замуж, ты просто воплощаешь собственную мечту о счастье.

– Возможно, ты права, – согласилась Маша, поднимаясь со стула. – Обсудим это непременно. И надеюсь, ты не поругаешься со своим Федоренковым. Иначе я буду чувствовать себя ловкой и злобной интриганкой. Я уже чувствую себя таковой! – проворчала она, преодолевая коридор и распахивая входную дверь. Дошла до середины лестничной площадки, обернулась и, ухмыльнувшись, добавила: – И это прекрасное чувство!

* * *

«Зачем мне выходить за него замуж? – размышляла Яна, наблюдая за тем, как Федоренков уплетает картошку с котлетами и листья салата. – Что в наших отношениях изменится? Да ничего. Конечно, если ему самому вдруг приспичит жениться, я соглашусь. Почему бы и не согласиться? У меня еще ни с кем не было таких стабильных отношений. И вообще долгих отношений – все какие-то глупые романчики. Но если не предложит, я не обижусь. Ни капельки. Я же не обиделась, что он не заговорил о свадьбе на дне рождения, хотя Машка меня к этому готовила?» Она действительно не обиделась. И сейчас испытала неожиданное облегчение. Ей не хотелось замуж! Это какая-то устаревшая, глупая формальность.

– Яна, ты за телефон заплатила? – спросил Федоренков с набитым ртом.

– Заплатила, – успокоила она. – Дожуй сначала, а то подавишься. И ты опять положил в чай восемь кусочков сахара! Обещал же следить за своим здоровьем. Биолог, называется! Специалист!

– Я разделяю дом и работу, – ухмыльнулся Юра. – На работе я завариваю себе исключительно сушеный подорожник. А здесь мне хочется расслабиться.

– Да уж, когда тебе расслабляться-то? Уже скоро спать пора. Ни кино с тобой посмотреть, ни книжку обсудить. Ты опять задержался в своем институте.

– Еще скажи – дурацком институте! – Он подмигнул и улыбнулся Яне во весь рот.

Федоренковское обаяние, как обычно, било через край. Юра редко бывал чем-то недоволен, во всем находил положительные стороны и умел вовремя разрядить обстановку. Среднего роста, белобрысый, подтянутый, с хорошим чувством юмора, он с первого дня знакомства казался Яне идеальным партнером.

– Скоро я начну ревновать тебя к работе, – продолжала ворчать она, убирая посуду со стола.

Федоренков потянулся и сладко зевнул.

– Спать хочу, как зверь, – сообщил он.

– Самое оно после жареной картошки. Не успеешь оглянуться, у тебя вырастет живот размером с рюкзак.

– Давай купим собаку, – предложил Федоренков. – Сейчас она бы подошла, поставила лапы мне на колени и сказала: «Меня надо выгулять, дорогой хозяин! Надевай штаны и ботинки!»

– А выйти погулять без собаки слабо? – спросила Яна, мгновенно вспомнив, как она сегодня хвалилась, будто они с Юркой оба любят вечерние прогулки.

– Ты не умеешь умоляюще смотреть в глаза, – покачал головой тот и снова зевнул. – Слушай, я сейчас просто свалюсь на пол, свернусь клубочком и вырублюсь. Если не хочешь тащить меня за ноги через всю квартиру, скорее пойдем в кровать.

– Ладно уж, отправляйся чистить зубы, я постелю. Хотя лично я спать не хочу совершенно.

– Можешь почитать, – разрешил добрый Федоренков и скрылся в ванной. Пробыл он там недолго – вероятно, быстро покрутил щеткой во рту и решил, что с него хватит.

Завидев маняще разобранную постель, он в мгновение ока разделся до трусов и нырнул под одеяло.

– Боже мой, какое блаженство! Яночка, поцелуй меня, я без твоих чмоков-чмоков не засну.

– Заснешь, куда ты денешься, – проворчала та. Но все-таки наклонилась и выполнила его просьбу.

От Федоренкова пахло мятой, и губы у него были влажными и сладкими. Острое чувство нежности охватило Яну. У нее от этой нежности даже в горле защекотало. «Еще не хватало сентиментально прослезиться! – возмутилась она про себя. – Эдак я скоро действительно начну мечтать о белом веночке с прикрученной к нему фатой».

– Свет мне мешать не будет, – пробормотал Федоренков, заслонив глаза согнутой рукой. – Читай, сколько захочется.

– Ладно-ладно, спи, – сказала Яна.

Очарование момента ушло. Более того, она вспомнила, что точно такое же чувство испытывала к своему коту Портосу, когда тот валился на спину и раскидывал лапы. Портос уже пять лет как переселился в мир иной, а Яна все еще вспоминала о нем чуть ли не каждый день.

Вздохнув, она прислонила подушку к спинке кровати и устроилась так, чтобы читать полулежа.

– Летучая крыса, – внезапно сказал Федоренков.

– Чего-чего? – Яна, которая уже открыла книжку, снова ее захлопнула, заложив пальцем нужную страницу.

– Рене Буазон положил орудие убийства в холщовый мешок и привязал к лапкам летучей крысы. Так он избежал наказания. Суд не смог доказать его вину. Крыса полетела на ферму к его брату, она знала дорогу. Брат отвязал мешок и спрятал его. А потом уже Буазон избавился от пистолета.

Яна подняла брови и в немом изумлении уставилась на Федоренкова.

– Ничего не поняла, – сказала она наконец. – Какая крыса? Какой холщовый мешок? Ты вообще с кем разговариваешь?

– Очередное нераскрытое убийство, – довольно внятно ответил тот из-под руки, которой он по-прежнему закрывал глаза. – Четырнадцатый этаж, наличие мотива и отсутствие орудия убийства. Полиция проверила все водостоки и мусорные баки вокруг многоэтажки, облазила все карнизы…

– Я не понимаю, к чему ты сейчас все это мне рассказываешь? – продолжала удивляться Яна. – Ни с того ни с сего вдруг заговорил про какое-то убийство.

– Никто не подумал про летающую крысу, – все тем же ровным голосом продолжал Федоренков. – Скорее следствие поверило бы в телепортацию. Давно уже никто не использовал живое существо, чтобы ускользнуть от правосудия.

– Слушай, ну перестань! – Яна дернула Федоренкова за ухо.

Тот неожиданно всхрапнул и, застонав, перевернулся на бок. Сладко зачмокал губами и тихонько захрапел.

– Только не говори мне, что это ты во сне разговаривал! – возмущенно сказала Яна.

Ответом ей было все то же мерное, успокоительное похрапывание.

– Класс! – восхитилась Яна, покачав головой. – Говорила же, не наедайся на ночь. Прямо анекдот какой-то, чес-слово.

Через некоторое время она отложила книжку и, поправив подушку, потянулась к ночнику. Ей казалось, что заснуть долго не удастся, но стоило закрыть глаза, как она провалилась в сон.

Утром ее разбудило солнце, путешествующее по комнате. По подушкам разливались лужи света, ресницы казались пудовыми и не желали приподниматься ни на миллиметр.

– Ты вчера разговаривал во сне, – пробормотала Яна, нашарив рукой грудь Федоренкова и ободряюще похлопав по ней. – Нес какую-то фигню про убийство и холщовый мешок.

– Да ладно! – не поверил тот и сладко потянулся. – Я никогда во сне не разговариваю.

– Раньше не разговаривал, – Яна тоже потянулась, выгнувшись, словно кошка. – Я даже сначала не поняла, что ты спишь. Вещал, как диктор Центрального телевидения.

– Не выдумывай, Янка! – отмахнулся от нее Федоренков и резко сел, свесив ноги с кровати. – Я тебе не верю. Чтобы я разговаривал во сне?! Быть того не может. Я же не лунатик какой-нибудь… Господи, уже девять часов! Ты меня проспала!!

– Это я тебя проспала?! – возмутилась Яна. – Разве ты просил тебя разбудить?

Она тоже встала и пошлепала на кухню варить кофе. Федоренков полетел в душ и вскоре выскочил, на ходу закутываясь в халат.

– Ах, как вкусно пахнет!

– Может, ты увлекся детективами? – Яна упорно не хотела оставлять начатую тему. – Что ты сейчас читаешь?

Она стояла посреди кухни босая, полусонная, растрепанная, с ярко-розовыми щеками и требовательно смотрела на Юрия.

– «Мемуары к истории одного рода пресноводных полипов с руками в виде рогов».

Яна рассмеялась.

– Это ты шутишь или серьезно?

– Никаких шуток! Написал Абраам Трамблэ в одна тысяча семьсот сорок четвертом году. Классическая работа по экспериментальной биологии. На детективы у меня совсем нет времени.

– Ну, мало ли… Когда ты ездишь исследовать всякие свои экосистемы, а проще говоря, лазить по болотам…

– Так вот какого ты мнения о моей тяжелейшей работе! – ухмыльнулся Федоренков, намазывая горячую булочку джемом.

– …Возможно, в дороге ты читаешь про Ниро Вульфа, Арчи Гудвина, Перри Мэйсона.

– Господи, кто все эти люди? – Его брови изумленно поползли вверх и почти скрылись под влажной челкой.

– Что-то я перестала понимать, когда ты паясничаешь, а когда говоришь серьезно. Ты не переутомился на своей работе?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну… Не знаю. Если человек разговаривает во сне, мне кажется, он перенапряжен.

– Я уже почти месяц торчу в Москве и честно езжу в офис в одно и то же время. И я расслаблен, словно йог после медитации. И вообще – ты все выдумала с моими разговорами во сне.

– Кто такой Рене Буазон? – с любопытством спросила Яна.

– Понятия не имею, – Федоренков скорчил изумленную мину и облизал сладкие пальцы. – Или я непременно должен знать? Наверное, это еще один частный сыщик из детектива?

– Нет, это парень из твоего ночного кошмара.

– Ты за мной даже имена записывала?! – Федоренков дурашливо ахнул и завел глаза к потолку. – Ну что ты будешь делать с этими женщинами? Им так хочется узнать, что на душе у мужика, что они прислушиваются даже к твоему бессознательному бормотанию.

– Ты вовсе не бормотал, а отчетливо проговаривал каждое слово. И вообще! Не думаю, что это повод для шуточек.

– А если мне вдруг приснится другая женщина и я назову ее по имени? – Федоренков сделал большие глаза и отхлебнул глоток кофе. – Ты обвинишь меня в измене? Судя по твоему воинственному виду, ты на это способна.

– А ты мне изменяешь? – Яна встала прямо перед ним и подбоченилась.

– Ни боже мой! – Федоренков приложил руку к груди. – Ладно, все, мне надо бежать. А то еще одна булочка, и придется перешивать пуговицу на брюках. Спасибо за завтрак! И кстати, пока ты не представишь мне вещественные доказательства, я не поверю в то, что разговариваю во сне! Так-то вот.

Он встал, громко чмокнул Яну в щеку и вихрем понесся по квартире, на ходу скинув халат и швырнув его на диван.

– Штаны не забудь надеть! – засмеялась та. И себе под нос пробормотала: – Ну ладно, еще поглядим. Хочешь вещественные доказательства? Вот я тебя на диктофон запишу.

У нее был отличный новенький диктофон. Яна работала в частной юридической консультации, и диктофон ей был просто необходим. С некоторыми клиентами приходилось держать ухо востро. Многие хамили, грубили и качали права. Некоторые несли полную околесицу, а когда их отшивали, пытались жаловаться начальству. Если начало разговора с клиентом ей не нравилось, Яна для подстраховки включала диктофон.

В этот же день, возвратившись домой с работы, она первым делом положила его на тумбочку возле кровати. Потом приготовила ужин и включила компьютер. Вошла в поисковую систему, немного помедлила, затем хмыкнула и набрала в командной строке: «Рене Буазон».

И с удивлением увидела, как посыпались вниз строки: «Рене Буазон, Рене Буазон»… Это имя сразу же появилось в результатах поиска. Разные ресурсы предлагали ей ознакомиться с одним и тем же источником – каким-то неясного происхождения документом, переведенным с французского. Кажется, это был доклад на межведомственной конференции, где в том числе речь шла о нераскрытых преступлениях. Яна внимательно прочитала описание убийства и замечание о том, что вина единственного подозреваемого Рене Буазона была не доказана. Орудие убийства не нашли.

Яна задумчиво почесала бровь, потом ввела в строку поиска еще один запрос: «летающая крыса». Каково же было ее изумление, когда и этот запрос принес результаты! Через две минуты она уже знала, что летающими крысами во Франции, да и во многих других странах называют обыкновенных голубей.

– Они гадят и разносят заразу, – прочитала она вслух. И тут же возмущенно воскликнула: – Тоже мне, эксклюзив!

У Тамары Павловны, проживавшей этажом ниже, имелось целых пять пуделей – истеричных и удивительно кусачих. Когда эта собаколюбивая дама выходила на улицу, вся обмотанная поводками, и пудели дружно начинали справлять нужду на газоне, соседи возмущались именно тем, что кудлатая пятерка гадит и разносит заразу.

Яна снова вернулась к Рене Буазону, но ничего толкового больше не обнаружила. И только в самом конце списка внезапно наткнулась на знакомую фамилию в другом контексте. Теперь речь шла о Жюльене Буазоне, который давал интервью популярному журналу. Жюльен оказался специалистом по разведению голубей. У него имелась собственная ферма, и хотя про родство с Рене не было ни слова, Яна ни на секунду не усомнилась в том, что эти двое – братья. Один брат подозревался в убийстве, но был освобожден, поскольку не нашли орудие преступления, а второй брат жил на ферме и разводил голубей.

Интересно, где Федоренков прочитал о почтовом голубе, который скрылся с места преступления, унося с собой орудие убийства? И почему во сне ему привиделась конкретно эта история? Если бы он накануне читал о ней на каком-нибудь сайте или в журнале, все было бы понятно. Но Юрка не признается в том, что фамилия «Буазон» ему знакома! Да уж, каждый человек полон тайн. «Если бы я вдруг заговорила во сне, – подумала Яна, – то что выскочило бы из моего подсознания? Даже думать не хочется. Наверняка какая-нибудь фигня, не заслуживающая внимания. Надеюсь только, не эротические фантазии».

Тут же она с сожалением констатировала, что Федоренков просто не способен пробудить ее фантазии – ни эротические, ни любые другие. Он был ужасно милым и ужасно обыкновенным. Прелесть их отношений как раз и заключалась в его простоте и предсказуемости. Яне казалось, что это и есть залог счастливого совместного существования. Только иногда странная тоска охватывала ее – хотелось какого-нибудь сумасшествия, чего-то внезапного, яркого, сильного… Сегодня как раз выдался такой вечер – вечер смутных желаний. На душе было неспокойно, и она никак не могла выбросить из головы слова подруги Машки: «Ты вообще когда-нибудь кого-нибудь любила? Что-то я не припомню».

На самом деле это была самая страшная тайна Яны Макарцевой. Тайна, которую она оберегала, как Кощей свою смерть. Никогда, ни разу в жизни она ни в кого не влюблялась. Ни единого маленького разочка! Нет, Яна отчетливо понимала, что такое влюбиться, она могла влезть в шкуру героини какой-нибудь драмы, на минуточку почувствовать себя Татьяной Лариной или Мэгги Клири, но… Но все эти яркие, доводящие до бурных слез переживания всегда касались кого-то другого. Других женщин, сходивших с ума от любви к незнакомым мужчинам. Вытерев слезы платочком и с чувством высморкавшись, Яна возвращалась в свою мирную, уютную жизнь, в глубине души сожалея, что с ней ничего подобного никогда не происходило. И, наверное, уже не произойдет. Двадцать семь лет – солидный возраст. Иные успевают выйти замуж и родить детей… Возможно, ей просто не дано испытывать любовь. Симпатию, влечение, удовольствие – да. Но не любовь.

Ей трудно было представить мужчину, из-за которого она могла бы спрыгнуть с моста в реку или броситься под поезд, пожертвовать собой, обречь себя на нищету или гибель… Подобное казалось ей просто немыслимым.

Яна посмотрела на часы. До возвращения Федоренкова с работы оставалось минут сорок. Не в силах совладать с накатившими на нее эмоциями, она решила пойти к Машке и выложить все как есть. Пусть оправдывает высокое звание лучшей подруги и попытается ее успокоить. Уговорить, что все будет хорошо, что вполне можно прожить и без любви.

Недолго думая, она натянула спортивную кофту и вышла на лестничную площадку. Дверь Машкиной квартиры была приоткрыта, внутри кто-то копошился.

– Маш! – с опаской позвала Яна. – Это ты? Эй!

В ту же секунду встрепанная Машкина голова появилась в проеме двери.

– Что – эй? – спросила она раздраженно. – Чего кричишь? Можно подумать, мы в тундре.

– Мне надо с тобой поговорить, – заявила Яна.

– Я же предупреждала, что сегодня вечером буду занята.

– Как только мне надо поговорить про сердечные дела, ты всегда занята!

С Маши мгновенно слетело раздражение.

– Сердечные дела? – спросила она с интересом. – Это меняет дело. Сердечные дела все равно что спички: с ними не побалуешь. Заходи!

Она пропустила подругу в коридор, который являл собой довольно странное зрелище. Коврик валялся в углу, тумбочка была перевернута, вешалка болталась на одном шурупе.

– Господи, что у тебя случилось? – Яна остановилась как вкопанная.

– Мне нужно кое-что спрятать под крыльцом, – с серьезным видом заявила Маша. – Или под порогом дома. Я размышляла, как это можно сделать в городской квартире.

Она подбоченилась и сосредоточенно оглядела собственноручно устроенный беспорядок.

– А что тебе нужно спрятать? – опешила Яна.

– Кое-что. Неважно! И вообще: я не должна это обсуждать.

– Может, я действительно зайду в другой раз? – с тревогой посмотрела на нее Яна.

– Нет уж, проходи. Все равно ты меня уже с толку сбила. Иди в комнату, я сейчас.

Она захлопнула входную дверь и скрылась на кухне. Яна сделала пару шагов и увидела на полу серебряную монетку.

– Деньги валяются, – проворчала она, наклоняясь. Не успела поднять одну монетку, как увидела вторую. А потом и третью. Мелочь была раскидана по всему полу. Согнувшись в три погибели, Яна принялась собирать ее и в конце концов добралась до дивана с горстью монеток в кулаке. Высыпала их на журнальный столик, с удивлением разглядывая лежавшие на нем вещи. Тут был пакет риса, кусок зеленого шелка, иголка с ниткой, золотая тесьма, здоровенная восковая свеча и старая потрепанная книжка с несколькими закладками.

– Это чем ты тут увлеклась? – поинтересовалась Яна, как только подруга появилась на пороге. – Гадаешь, что ли? Пытаешься узнать, кто твой суженый-ряженый?

– Больно надо всякими глупостями заниматься, – повела плечом Маша и плюхнулась в кресло.

– И это говорит мне человек, который целый год носил на шее берестяной коробок с сушеным горохом!

– Горох должен был привлечь ко мне любовь.

– И как? Привлек? – Яна не могла скрыть скепсис в голосе.

– Привлек, – кивнула Маша. – Просто это оказалось такое, что мне не очень подошло.

– Ну, если оно было среднего рода, то тогда понятно, почему не подошло, – согласилась Яна. – Зачем ты деньги по полу раскидала?

– Второпях. На самом-то деле их надо было высыпать в рис, этот момент я упустила.

– Почему в рис? – заинтересовалась Яна.

– Рис с деньгами приводит в дом достаток. Надо рассыпать смесь зерна с деньгами по полу, потом все собрать, сложить в зеленый шелковый мешочек, завязать мешочек золотой нитью на три узла и произнести заклинание: «Как много риса плодородного, так пусть у меня будет много клиентов и денег». Потом мешок надо спрятать где-нибудь в доме.

– А в коридоре ты искала подходящее место? – сообразила Яна.

– Не для мешка. Понимаешь, я еще утром совершила обряд защитной магии. Наговорила заклинаний на красную шерстяную нить. Теперь ее требуется спрятать под порог. Прямо не знаю, как это сделать. Разве что вызвать плотника? Пусть отдерет какие-нибудь доски…

– Если ты скажешь плотнику, что тебе необходимо спрятать нитку, он от смеха лопнет. И что это тебя разобрало ни с того ни с сего приманивать достаток?

– Ни с того ни с сего! – возмутилась Маша. – Клиентов совсем нет, я едва-едва выплачиваю аренду. Думаешь, меня просто так в Сибирь понесло? Я ненавижу сплавляться по рекам, боюсь пароходов и всего, что плавает в воде. Кроме того, в тамошних лесах полно поваленных деревьев, а на них живут энцефалитные клещи. Но я пошла на нечеловеческий риск ради нового маршрута! Сегодняшний турист зажрался, ему подавай все больше экзотики, все больше экстрима. Гаваи для него – вчерашний день, непроходимые леса на Филиппинах все равно что парк Сокольники. Вот и приходится рисковать собственной шкурой. Я сейчас ничем не могу брезговать. Если люди говорят, что существует бизнес-магия, я должна ею воспользоваться!

– Надеюсь, ты никому не платила за шелковый мешочек? – с опаской спросила Яна.

– Нет, это целиком моя личная инициатива. Книжку купила в букинистическом магазине, там есть пошаговые инструкции.

Маша достала из кармана кофты заколку и соорудила на голове что-то вроде гнезда. У нее были роскошные каштановые кудри, и эту красоту она всегда принимала как должное.

– Ну, слава богу! А то я было подумала, что ты позвонила по одному из этих шарлатанских объявлений…

– Да что мы все обо мне да обо мне, – Маша махнула рукой, словно отгоняя собственных демонов. – Тебя привели ко мне сердечные дела, так что приступай. Давай рассказывай, что тебя мучает.

Яна поерзала на своем месте и расправила несуществующие складки на брюках.

– Видишь ли, я долго думала о том, что ты мне говорила… По поводу пожара…

– Я рассказала тебе про пожар?! – Маша ошалело уставилась на подругу. – Или это он тебе рассказал?

– Про какой пожар? – не поняла та. – И кто это – он?

Маша Брянцева странным взглядом посмотрела на подругу, вытянула губы трубочкой, покрутила носом, потом сделала нормальное лицо и быстро сказала:

– Не обращай внимания, это я так… Сбилась с мысли. Продолжай! – Она даже подалась вперед, показывая, как внимательно слушает.

– Когда я сказала про пожар, я имела в виду сильные чувства. – Яна сплела пальцы и сжала их изо всех сил. Несмотря на то что они пережили с Машкой сотни приключений и побывали в нешуточных переделках, ей все равно было не по себе. – Понимаешь, мне кажется, что я действительно никогда не испытывала ничего… умопомрачительного. Я с детства наблюдаю за тем, как люди сходят с ума и совершают все эти поступки… Когда они влюбляются, то могут неделями не спать, не есть и не пить… Они бродят с телефоном в руках, ожидая звонка, громко поют, не стесняясь соседей, пропускают важные встречи, заваливают работу…

– Ну да, – согласилась Маша. – Такое бывает. Тебе это кажется странным?

– Да! То есть нет. То есть я хочу сказать, что отлично помню, как под Новый год ты влюбилась в какого-то придурка, прости господи, и сделалась буйнопомешанной. С тобой рядом было стыдно находиться.

– Врешь ты все, – проворчала Маша недовольно. – Со мной не может быть стыдно, потому что я очень эффектная.

– Ты помнишь, как ты безо всякой причины хохотала в метро, как будто тебя черти щекочут, и, глядя на тебя, начал хохотать весь вагон?

– У меня было хорошее настроение.

– А потом ты в ресторане вскочила с места, схватила официанта за шею, как десантник врага, и смачно поцеловала?

– Мне показалось, он был рад.

– Ну, это тебе действительно показалось. И еще ты прямо пальцами вытаскивала из кипящего компота груши и закидывала в рот. И ни разу не обожглась.

– Я люблю вареные груши, это запрещается? И вообще… К чему ты клонишь?

– Ты прекрасно понимаешь, к чему я клоню, – рявкнула Яна. – Я клоню к тому, что ни разу не испытывала ничего подобного. Я даже вообразить себе не могу, что должно происходить с человеком, чтобы он со счастливой рожей полез в кипяток!

– И ты поняла, что до сих пор ни в кого не влюблялась, именно в тот момент, когда мы обсуждали твоего Федоренкова? – уточнила Маша.

– Вот-вот. – И так как Маша задумчиво уставилась в стену, требовательно спросила: – Ну? И что ты думаешь по этому поводу? Только честно!

– Честно? Я думаю, что твое время еще не пришло.

– У всех пришло, а у меня не пришло?! – спросила Яна обиженным фальцетом. – Мне двадцать семь лет!

– Ну, не семьдесят семь, шансы еще есть, – парировала Маша. – Понимаешь, тут трудно дать какой-нибудь совет… Я же не могу заставить тебя влюбиться. Но то, что Федоренков тебе не подходит, это факт.

– У нас хороший секс, – на всякий случай сообщила Яна.

– Хороший секс – это всего лишь показатель физического здоровья. А мы сейчас говорим о тонких материях. М-да, трудная задачка.

– Полагаешь, я какая-нибудь ущербная? – Яна посмотрела на подругу тоскливыми глазами.

– Ты слишком рассудочная, – вынесла приговор та. – У тебя все продумано до мелочей! Все оценено, разложено по полочкам, и не дай бог кому-то или чему-то вмешаться в твои планы, ты этого не потерпишь. Ты отметаешь все, что тебе непонятно. Не лезешь на рожон, не ввязываешься в истории, не рискуешь, ничего не делаешь просто так, ради удовольствия… А любовь – это чрезвычайное происшествие! Это полная потеря контроля над собой и над ситуацией. А ты просто не позволяешь случаю войти в твою жизнь.

Яна обиженно засопела.

– Хочешь, чтобы я притворилась дурочкой и начала ввязываться во всякие неприятности?

– Ты утрируешь, – покачала головой Маша. – На самом деле ты прекрасно поняла, о чем я говорю. Если тебе хочется чего-нибудь попробовать – возьми и просто попробуй.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Маша положила ногу на ногу и откинулась на спинку кресла.

– Представь себе фуршет, накрытый стол, на котором стоят бокалы с вином. Все гости подходят и берут себе по бокалу. А ты стоишь ближе всех, вся такая стройная, в шикарном платье, и рассуждаешь о том, какова вероятность того, что вино кислое. И будет ли у тебя наутро болеть голова или не будет. Вспоминаешь, пила ли ты такое вино раньше или что-то читала об этом сорте винограда. Просишь показать тебе бутылку, чтобы прочитать этикетку. Короче говоря, пока все пьют, танцуют и веселятся, ты занимаешься всякой фигней. Поэтому и спать тебе приходится с Федоренковым, – сделала неожиданный вывод Маша.

– Да Федоренков-то как раз ни в чем не виноват, – сглотнув застрявший в горле комок, пробормотала Яна.

– Не знаю, не знаю… Он такой… невыразительный и пресный, что порой хочется дать ему пинка под зад. Если бы я год прожила рядом с таким мужчиной, я бы с горя растолстела. Мне приходилось бы глотать зефир и грызть шоколадки, чтобы хоть как-то скрасить свое существование.

– Погоди-погоди…

– Я помню, что у вас прекрасный секс, и даже завидую этому, – Маша вытянула вперед руку запрещающим жестом. – Но… Янка, ты должна отпустить, наконец, вожжи. Позволь себе эмоции, позволь себе поддаваться желаниям. Если бы ты шла на поводу у своих желаний, ты бы в два счета влюбилась в какого-нибудь стоящего парня!

– И это принесет мне счастье? – с подозрением спросила Яна.

– Наверняка нет, – ответила Маша радостно. – Но ты перестанешь чувствовать себя ущербной.

Возникла секундная пауза, и в этой тишине неожиданно раздался странный цокающий звук. Он шел откуда-то снизу и слева. Яна чуть повернула голову и вздрогнула от неожиданности, потому что увидела пса. Он появился неизвестно откуда и просто шествовал мимо, не обращая никакого внимания ни на хозяйку дома, ни на гостью. Это был довольно тощий пес неизвестной породы с короткой шерстью и острыми ушами. Облезлый хвост, скрученный бубликом, почему-то казался невеселым.

– Машка, кто это?! – воскликнула Яна, прижав руки к груди и не сводя глаз с дворняжки.

– Бобик, – с непроницаемым видом ответила Маша. – Он, видишь ли, немного странный, слегка того. У него шарики за ролики зашли, не обращай на него внимания.

– Как это – не обращай внимания? Где ты его взяла?! – продолжала изумляться Яна, провожая глазами Бобика, который проследовал на кухню, ни разу не притормозив и даже не обнюхав незнакомого человека.

– Я его нигде не брала, он приехал вместе с хозяином. Погостить.

– С каким хозяином? – У Яны вытянулось лицо.

– Ну… – Подруга явно чувствовала себя неуютно. – С тем, который сидит у тебя за спиной.

Несколько секунд Яна во все глаза смотрела на Машу, после чего резко вскочила, развернулась всем корпусом и… взвизгнула от неожиданности.

Позади нее, за письменным столом, действительно сидел мужчина и неподвижно смотрел на компьютерный монитор.

– О боже мой, боже мой! – зашипела Яна. – Мы тут такое говорили!!

– Ты что, его не видела? – Маша потрясла головой. – Как ты могла войти в комнату и не заметить в ней целого человека?

– Я не вошла, я вползла в комнату! – продолжала шепотом Яна. – По полу были разбросаны деньги, я стала их собирать и так, на четвереньках добрела до дивана, села на него спиной к окну. Но ты-то почему мне ничего не сказала?! Когда я тут лепила про секс, про чувства!!

– Не паникуй, – Маша поймала ее за руку и дернула вниз, заставив снова сесть на место. – Причин для паники нет, он ничего не слышит.

– Серьезно? – Яну трясло, как в лихорадке, и она так и норовила вывернуть голову и еще раз посмотреть на незнакомца. Он показался ей очень крупным и каким-то устрашающим. Возможно, из-за того, что не шевелился.

– Абсолютно серьезно.

– Зачем ты приволокла домой глухого мужика со сбрендившей собакой?!

– Это мой сибирский родственник, Павел Ливнев. Я сожгла его дом.

– Что ты сделала?! – не поверила своим ушам Яна.

– Сожгла его дом, – отчетливо повторила подруга. – Дотла. Сгорело все! И дом, и сарай, и баня, и мастерская, и машина… Даже будка Бобика. Сам Бобик тоже чуть не сгорел, я вынесла его из огня и сделала ему искусственное дыхание. С тех пор он ужасно задумчивый. Возможно, он успел увидеть переход в загробный мир.

– И ты мне ничего не рассказала!

– Хотела тебя подготовить, – вздохнула подруга. – Я же знаю, какая ты занудная. Лучше голой бегать по крапиве, чем слушать твои нравоучения.

– Боже мой! – Яна снова повернула голову и посмотрела на Ливнева. – Надеюсь, он меня действительно не видел и не слышал! Но ты никогда не говорила, что он глухой.

– Он и не глухой вовсе, у него в ушах затычки. Знаешь, такие штуки, которые продаются в аптеках. Он с ними не расстается. Понимаешь, родственничек конструирует самолеты, постоянно погружен в расчеты, ему все вокруг мешает.

– И поскольку ты сожгла его дом… – Яна требовательно смотрела на подругу, ожидая, что та продолжит мысль.

– …Павел немного поживет у меня, – подхватила та. – Пока не отстроят новый. Дом был застрахован, так что банкротство мне не грозит. Но зато придется некоторое время мириться с неудобствами.

– От тебя можно с ума сойти, – пробормотала Яна и тут же сердито добавила: – Если следовать твоей теории, ты со своим умением впутываться в идиотские ситуации должна все время находиться в состоянии влюбленности. Как ты ухитрилась поджечь целое хозяйство?

– Как-как? – отвела глаза подруга. – Курила в постели, знамо дело. Замерзла, устала, выпила. Павел сам виноват – напоил меня самогонкой. Так что я почти что ни при чем.

– Кто бы сомневался. – Яна поднялась и пристально посмотрела на Ливнева.

Особой красотой он не блистал, но профиль у него был мужественным. Судя по тому, как низко он опустил вертящийся стул, ростом этот тип тоже удался на славу. При взгляде на его руки сразу становилось ясно, что он силен, как бык. Темно-русые волосы стрижены кое-как. От него могло бы веять спокойствием, если бы не немигающий взгляд.

– Ты уверена, что с твоим родственником все в порядке? – снова переходя на шепот, спросила Яна. – У него странное выражение лица. Он с самого утра сидит на стуле?

– Не волнуйся, он принимал душ и завтракал. Но у себя в Вериговке он тоже так костенел. Иногда, правда, его озаряло, и он начинал лупить по клавишам, как дятел. Одним словом, математик. Я этих математиков на своем веку повидала… Я как-нибудь улучу момент и обязательно вас познакомлю.

– Жду не дождусь, – пробормотала Яна и тут же спохватилась: – Ой, скоро Юрка вернется, мне надо бежать.

– Надеюсь, я тебя хоть немножко успокоила, – заявила Маша на прощание.

– О да! Глядя на тебя, сразу понимаешь, что у меня на самом деле все не так уж и плохо.

Вернувшись в свою квартиру, Яна с удивлением обнаружила, что ее тревога улетучилась без следа, а недавние переживания показались несусветной глупостью. Кто вообще знает, что такое любовь? Может быть, щемящая нежность и теплая привязанность, которые она испытывает по отношению к Юрке, и есть настоящая любовь? И она, Яна Макарцева, любит именно так: безо всякого умопомешательства?

В этот вечер, словно по заказу, Федоренков был невероятно милым и ласковым. После нежностей в постели он очень быстро уснул, и вот тут-то началось самое интересное. Яна, которая не забыла о вчерашней истории и заранее включила диктофон, прежде чем нырнуть под одеяло, на секунду замешкалась. Стоит ли рассчитывать на то, что Юрка вторую ночь подряд станет разговаривать вслух? Впрочем, ладно, пусть диктофон работает, а там видно будет. Она потянулась выключить бра, и в этот момент Федоренков сказал странным заунывным голосом:

– В горной пещере Саглытара в хрустальной чаше хранюсь я.

Яна зажала нос пальцами и затряслась от смеха. Федоренков снова заговорил! Вот только что похрапывал, как обычно, а сейчас – заговорил! Это было так забавно, что у нее даже слезы выступили на глазах.

– Двенадцать дней ты будешь идти ко мне, – продолжал между тем Юрка. – Нелегким будет твой путь, ох, нелегким! Дюжина добрых и дюжина злых духов станут испытывать тебя в пути… Они проверят чистоту твоих помыслов. Готов ли ты увидеть священную реликвию? Только шаманам дано видеть меня, только посвященным покажусь я…

Его голос почему-то изменился до неузнаваемости, сделавшись скрипучим, старческим. Возможно, из-за этого ужасного голоса Яна довольно быстро перестала смеяться и затаилась, сжавшись в комочек на своей стороне кровати.

– Я шелковая лента, я ослеплю тебя красотою, я вьюсь и льюсь, чтобы ты узнал обо всех людях, которые жили прежде, и о тех, кому еще предстоит родиться… Я укажу тебе путь наверх. Только не будь жадным, как Чингисхан, иначе смерть тебе, глупый, глупый… Ты будешь служить мне, глупый, служить мне! Прочти меня, и обретешь великую магическую силу… Магическую силу Свитка времен!

– Юр, – позвала Яна. – Юр, проснись, ну тебя!

– Я знаю, где лежат сокровища, – неожиданно совершенно нормальным голосом сказал Федоренков.

– Какие сокровища? – опешила Яна и потянула подушку за своей спиной, чтобы сесть в постели и облокотиться на нее.

– Я вижу связи между явлениями и предметами, – Юрий снова заговорил заунывно. – Я вижу цепочку событий. Все вы искали не там! Глупые смертные! – И он вдруг засмеялся странным леденящим душу смехом. И Яна поняла, что он все еще спит. Спит и грезит! – Я вижу, словно орел с высоты, я парю над равниной, и древние знаки открываются мне. Я прозреваю истину, я вижу место под землей, которое скрыто от глаз уже много, много веков… Там лежат два камня по двум сторонам ручья… Один камень голый, а второй порос мхом. Если пройти от голого камня на запад три тысячи шагов, встанет гора. Под горой есть засыпанный грот… Будешь идти туда, таись ото всех! И тебе откроются сокровища.

Голос становился все тише и тише, и в конце концов ясная речь перешла в тихое бормотание. Яна положила диктофон между подушками, легла на спину и уставилась в потолок. Бр-р! На самом деле в этом ничего смешного и нет. Сначала было смешно, а сейчас неприятно. Как будто рядом лежит не свой в доску Юрка, а какой-то выживший из ума старик.

Как и вчера, она подумала, что ни за что не уснет под его бормотание, и все-таки уснула. А когда наутро открыла глаза, Федоренкова рядом уже не было. Будильник показывал, что она безбожно проспала. Яна вскочила как ужаленная и бросилась в ванную, но с полдороги вернулась, отшвырнула подушку и поводила обеими руками по простыне. Диктофон обнаружился довольно быстро. Федоренков его наверняка не заметил. Интересно, почему он ее не разбудил?

Дожевывая на ходу бутерброд и пытаясь вдеть себя в жакет, она позвонила ему на мобильный, чтобы задать этот важный вопрос.

– Почему ты меня не разбудил?

– Яночка, я занят, – недовольным голосом ответил Юрка. – Позвони мне в обеденный перерыв. Или я тебе сам позвоню.

Обещание свое он не сдержал, и сколько Яна ни пыталась с ним связаться, у нее ничего не вышло. Только ближе к вечеру он все-таки соизволил позвонить, но при этом сообщил, что у них в отделе аврал, дали срочное задание, и он задержится допоздна.

– Ты опять разговаривал во сне, – быстро сказала Яна, которая чувствовала свою вину за то, что записывала его ночные кошмары. Хоть он и говорил про доказательства, прямо у него она разрешения не спросила, он может здорово обидеться.

Бог не то чтобы совсем не наградил Федоренкова чувством юмора, просто в момент раздачи подарков тот оказался в самом конце шеренги. И если Юрка посчитает, что она поступила неправильно, перевести все в шутку вряд ли удастся. Может, вообще не рассказывать ему о его ночных выступлениях? Но она все-таки не выдержала.

– Слушай, я тебе говорила, что ты во сне что-то бормочешь?

– Говорила, но я тебе не поверил. И ты обещала представить доказательства.

– Я и представлю, – хмыкнула Яна. – Такие доказательства, ты со стула упадешь. На самом деле ты даже не бормочешь, а рассказываешь всякие истории про шаманов, реликвии, древние сокровища…

– Очень интригующе! А место, где закопаны сокровища, я уже выдал? – засмеялся Федоренков.

– Еще нет, но, надеюсь, рано или поздно ты проболтаешься. Впрочем, про какой-то лысый камень и три тысячи шагов на запад я уже слышала!

– Ладно-ладно, не стирай свои записи, я действительно заинтригован. В конце концов, я биолог, это может быть любопытным даже с научной точки зрения. Хотя, – он заразительно рассмеялся, – поверить в то, что я во сне разговариваю… Ну совершенно невозможно! Впрочем, есть у меня одна мыслишка, почему это вдруг случилось.

– Ты что-нибудь принимаешь? – испугалась Яна.

– Не то чтобы принимаю…

– Кажется, я поняла! Это тот самый чай, который ты мне предлагал, вернувшись из своей последней командировки, – высказала свою догадку Яна. – Тот, в жестяной банке! У него отвратительный запах: от него несет болотной жижей.

– Только не выбрасывай его, ладно? – попросил Федоренков. – Похоже, у этой штуки удивительные свойства.

Положив трубку, Яна немедленно отправилась на кухню, отыскала банку, о которой шла речь, открыла ее и понюхала. Запах действительно был странным. Не таким мерзким, как показалось ей вначале, но точно неприятным. Сама она ни за что бы не стала заваривать столь подозрительную смесь. Яна вытрясла из банки на ладонь небольшое количество содержимого и поднесла к свету. Ну, да ей ни за что не разобраться, что это такое! Какие-то сушеные лепестки, ягоды, сосновые иголки, засохшая скорлупа, маленькие, словно слюдяные, кусочки непонятно чего… Перепонки чьих-нибудь лапок?

– Фу, какая гадость! – пробормотала она, стряхнула с руки смесь и постучала ладонью о ладонь.

Может быть, что-то бело-красное – это кусочки мухоморов? И Юрка вовсе не засыпает, а впадает в мухоморный транс?! Как это там называется на самом деле? Галлюциногены? Надо будет узнать, кто дал ему эту штуку и зачем. И почему он согласился ее заваривать и пьет этот подозрительный чай до сих пор? Вряд ли он так уж ему нравится. Или, наоборот, так сильно нравится, что он уже просто не может без него обойтись?

Поставив в высшей степени подозрительный чай обратно на полку, Яна проинспектировала холодильник и решила отправиться в магазин за продуктами. И там, в магазине, с ней произошла странная история. Бродя с тележкой между стеллажами с продуктами, она неожиданно заметила, что за ней ходит незнакомая женщина. Яна – за овощами, и та – за овощами. Яна – к стойке с журналами, и незнакомка тоже. При этом незнакомка находилась на довольно значительном расстоянии и не нарушала, так сказать, ее личное пространство.

Сначала Яна подумала, что преследование ей просто мерещится. Она сделала несколько бестолковых кругов по магазину, но женщина не отставала. Яна успела ее довольно хорошо рассмотреть – среднего роста, миловидная, лет тридцати, с копной темных вьющихся волос. Коралловое платье в обтяжку, чуть закрывающее колени, лодочки примерно такого же цвета, бежевая сумка. Выразительно, элегантно, ярко. Вкус у дамочки, несомненно, имелся. Больше всего Яну заинтересовало выражение ее лица – на нем читались растерянность и неуверенность. Однако, несмотря на это, она продолжала ходить за своей «жертвой» как привязанная.

«Надеюсь, это не жена какого-нибудь недовольного клиента, – подумала Яна. – И она не собирается внезапно напасть на меня?» На всякий случай отдел с кухонными принадлежностями она обошла стороной. А то вдруг черноволосая снимет с крючка нож и воткнет прямо в Яну? Сумасшедшие иногда выглядят представительно и умеют внушить симпатию.

В какой-то момент Яне надоело играть в кошки-мышки, она остановилась, резко повернулась и угрожающе уставилась на свою преследовательницу, которая замерла метрах в пяти позади. И тогда преследовательница сделала странную вещь – она подняла руку и робко помахала Яне. Та оторопела от неожиданности и некоторое время смотрела на нее во все глаза. Потом очнулась и быстро двинулась незнакомке навстречу. Этот ее резкий рывок испугал женщину. Она побледнела, попятилась, развернулась и бросилась бежать. Яна погналась было за ней, не сообразив при этом бросить тележку. Это отняло у нее несколько драгоценных секунд, которые оказались фатальными.

Женщина с черными кудрями исчезла из поля зрения, будто ее и не было. Если она хотела причинить вред, то зачем махала рукой? Если рассчитывала поговорить, почему бросилась бежать? Яна могла бы поклясться, что никогда прежде не встречала ее. Тогда что ей было нужно? Ответа на этот вопрос она так и не нашла.

Федоренков явился поздно ночью. Он был таким уставшим, что у него не осталось сил даже на разговоры. Ужинать не стал, только принял душ и сразу повалился спать. Яне спать совсем не хотелось. Она немного посидела за компьютером, потом выключила свет, подошла к окну и, отодвинув штору, прильнула к стеклу, прижавшись к нему носом. Кончик носа сразу стал ледяным. Лето стояло холодное, и ночи казались злыми и неуютными. Над городом лежало гудронное небо в хрупких прожилках созвездий. Отдельно висели тяжелые крупные звезды, они казались расплывчатыми, словно смотришь на них сквозь слезы.

Проводив взглядом алую пульсирующую точку самолета, Яна опустила глаза… и тут же невольно вздрогнула. Напротив подъезда стояла какая-то женщина и смотрела вверх, прямо на нее! Так, по крайней мере, казалось отсюда, с третьего этажа. Из чаши фонаря лился густой маслянистый свет и обтекал ее стройную фигуру в тесном коконе короткого платья. Яна сразу ее узнала – это была та самая женщина из супермаркета!

Девушка секунду смотрела на незнакомку, потом отскочила от окна, почувствовав, как колотится сердце. Ладони ее стали холодными и влажными. Некоторое время она взволнованно топталась посреди комнаты. В этот момент Федоренков вдруг заворочался в постели, улегся на спину, закрыв локтем глаза, и снова заговорил противным скрипучим голосом:

– Формой он должен быть как яйцо. А обод сделай из киля лиственного дерева, на пне высушенного. Кожу возьми с трехгодовалого бычка. Колокольцы, костяные и железные побрякушки не забудь. И колотушку – небольшую, слегка изогнутую, обшитую кожей с кобыльих ног…

Яна бросилась к кровати, достала заранее приготовленный диктофон и включила его. Вполуха слушая Юрку, она вернулась к окну и осторожно выглянула во двор. Женщина все еще была там. Яна смотрела на нее, не отрываясь, убеждая себя в том, что с улицы заметить фигуру человека в темной комнате невозможно, и вдруг женщина подняла руку и указала на дверь подъезда, сделав знак, что хочет войти. Она словно спрашивала разрешения. Яна почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Кто это такая?! Уже почти два часа ночи… Что делать?!

Она полетела в коридор и все еще с колотящимся сердцем замерла у входа, ожидая, что зазвонит домофон или внизу хлопнет дверь. Однако все было тихо. Простояв так минуту, Яна на цыпочках пересекла комнату в обратном направлении и вновь прильнула к окну. На улице было пусто. Неужели незнакомка все-таки вошла в подъезд?

Яна простояла у «глазка» почти четверть часа – ничего. Ей потребовалось немало времени, чтобы успокоиться. А что, если это какая-то ошибка? Возможно, незнакомка вовсе не ей делала знаки. Почему она вдруг решила, что ей? В магазине произошла ошибка. А сейчас наверху или внизу, в освещенном окне находился человек, который ждал эту женщину и впустил ее в подъезд. Все так и есть. Конечно! Другого объяснения просто быть не может.

Федоренков закончил вещать, но все еще продолжал что-то бормотать и иногда тихонько вскрикивать. Яна уже перестала так остро реагировать на его ночные выступления, хотя против воли прислушивалась к ним. На этот раз, насколько она поняла, речь шла о какой-то экспедиции, которая искала вход в пещеру.

– Торе-Холь, – бормотал Федоренков. – Торе-Холь, большая вода…

Еще он говорил что-то о шести столбах и о холмах, возле которых можно было лететь по воздуху, об ужасных звуках, доносившихся из-под земли.

– Стоны сотен тысяч грешников, – жарким шепотом сообщил он Яне в ухо, когда та донесла голову до подушки. – Это дорога в ад!

Яна фыркнула и повернулась к нему спиной. Ей даже удалось задремать, и она вот-вот готова была провалиться в сон, как вдруг Федоренков начал тихо поскуливать, а потом изо всех сих вцепился руками в ее рубашку. Сквозь всхлипывания он умолял не заставлять его лезть в пещеру. Ему казалось, что с него живьем сдирают кожу, и он лучше умрет, чем сделает еще хоть один шаг! Что ему жутко, жутко! Но там хранятся сокровища, и его тянет туда как магнитом. Его ведут по этому страшному пути высшие силы.

– Эй, эй, а ну-ка, просыпайся! – потребовала она, вывернувшись из его рук и сев на постели.

После чего принялась тормошить несчастного и тормошила до тех пор, пока с того не спал морок.

– А? Что? – спросил Федоренков, приняв вертикальное положение и таращась в темноту.

– Юр, ты во сне не только разговариваешь, ты еще и орешь, – с неудовольствием сообщила Яна и включила ночник. – Тебе видятся какие-то кошмары. Только что ты лез в пещеру, ведущую в ад!

– Фу, ерунда какая-то, – пробормотал тот, утирая холодный пот со лба.

– Ты что-нибудь помнишь? Из того, что тебе снилось?

– Нет, – помотал головой Федоренков. – Мне кажется, мне вообще ничего не снилось.

– Ха. Если бы! Думаю, тебе нужно принять снотворное. Ты просто переутомился на работе.

– Хорошо, дай мне таблетку, – согласился тот, продолжая тупо смотреть перед собой.

Яне пришлось встать и сходить на кухню за таблеткой и за водой. Она тоже проглотила снотворное, поскольку сомневалась в том, что быстро уснет. Диктофон она выключила, пообещав себе, что завтра обязательно даст Юрке послушать то, что он говорит по ночам.

Однако наутро выяснилось, что ее милый снова тихо улизнул.

– Дежавю, – пробормотала Яна. – Кажется, со мной это уже случалось, и неоднократно.

Сама она никогда в жизни не уходила по-английски, ей казалось это неправильным. Если Федоренков еще спал, а ей нужно было бежать по делам, она всегда тормошила его и целовала в сонные пылающие губы. Или оставляла записку на кухонном столе. Всего пара слов для поднятия настроения. Словно знак: я рядом, я о тебе помню, я о тебе забочусь… «Возможно, Юрке это совершенно не нужно? – подумала Яна. – Может быть, его это даже напрягает?»

Она представила, как Федоренков с безразличной миной выбрасывает ее записку в мусорное ведро. Или засовывает в карман, чтобы швырнуть в урну возле подъезда. «Возможно, он тоже любит меня умеренной любовью», – подумала Яна, и мысль эта ей не понравилась. Разумеется, ей хотелось бы, чтобы ее любили до умопомрачения. «Фу ты, опять в голове вертится это слово, – подумала Яна раздраженно. – Помрачение ума – не самая привлекательная вещь».

По пятницам Федоренков всегда возвращался очень поздно, а иной раз и вовсе не возвращался: ехал ночевать в собственную квартиру. Теперь он зачастую стал прихватывать и четверги. Яна поначалу пыталась протестовать, звонила ему на работу в разгар каких-то совещаний, где все орали друг на друга, ничего не добилась и в конце концов смирилась. Судя по всему, сегодня Федоренков тоже не вернется.

По дороге домой она заехала в магазин и накупила всяких вкусностей, прихватив бутылку вина. Что бы там ни было, а день рождения они с Машкой обязательно отпразднуют.

Однако подруги дома не оказалось. Яна упорно жала на кнопку звонка, но тщетно. Когда она уже отчаялась, дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился Машкин родственник, которого в прошлый раз Яна видела только в профиль, сидящим на стуле перед компьютером. Павел Ливнев. Как она и думала, он оказался высоким, плечи едва умещались в проеме двери. Сзади к его ногам прижимался Бобик, с выражением глубокой задумчивости глядевший на Яну. Возможно, вспоминал, где он раньше ее видел.

– Э-э… Здравствуйте! А Маша дома? – спросила Яна, удивляясь выражению ливневского лица.

На нем читалось любопытство натуралиста, заметившего в траве уникально окрашенную букашку. Вдобавок ко всему губы его слегка улыбались, улыбка почему-то показалась Яне плотоядной, и она поежилась.

– Вы, если я не ошибаюсь, Павел, – добавила она, не дождавшись его ответа.

– Хотите войти? – спросил тот, игриво поведя бровью.

Игривость шла ему, как брюки-дудочки борцу сумо.

– Зайду, если Маша дома.

– Она отсутствует.

У него был низкий шершавый голос с легкой хрипотцой. И от него пахло табаком. Вернее, табачищем! Наверняка выкуривает по две пачки какой-нибудь гадости в день.

– Отсутствует? Ах, вот как! Подруга, называется…

– Просила передать, что уехала к экстрасенсу и, возможно, задержится. Велела предложить вам войти. И чтобы я составил, так сказать, компанию.

– Так сказать? – сердито переспросила Яна. – И вы, так сказать, составите? О чем же мы будем говорить? О времени сбора клюквы? Или о повадках медведей после зимней спячки?

Она и сама не знала, какого черта набросилась на него. Как будто он был виноват в том, что Машка прокатила ее с днем рождения. Конечно, подруга может вернуться в приемлемое время, но все равно это будет уже не то. Что, если в самом деле войти и распить с Ливневым бутылку вина? Или он пьет только самогонку? Разве вино возьмет такую тушу?

Положа руку на сердце, Ливнев меньше всего напоминал тушу. Он был большой, но жилистый, ни грамма лишнего веса. Странно, если учитывать, что он постоянно сидит за компьютером.

– Ладно, так и быть, зайду. А то у меня тут продукты, вино и все такое…

Павел посторонился, и она вошла в знакомый коридор, продолжая оправдываться сама перед собой:

– Не есть же все это в одиночку.

– Мы с Бобиком с удовольствием к вам присоединимся.

Яна вовсе не рассчитывала кормить полоумного Бобика деликатесами, но тот без спросу пошел за ней на кухню и уселся, выжидательно глядя на пакеты с едой. И так же, как недавно хозяин, пошевелил бровью.

– Хочешь бутербродик с красной рыбкой? – насмешливо спросила Яна, разгружая пакеты.

Бобик облизнулся и как-то не по-собачьи хрюкнул.

– Не такой уж ты и дурак, каким тебя тут выставляли.

Когда вошел Ливнев, места в кухне почти не осталось.

– Лучше сядьте, – посоветовала Яна, испытывая странную неловкость от его присутствия.

Вот поди ж ты, она юрист, и с кем ей только не приходилось общаться! Странно, что она так реагирует на Машкиного родственника. Впрочем, он математик, да еще дикий. Прямо из глубины сибирских руд… Возможно, дело было в том, что он пожирал ее глазами. Как будто она была булкой, которую он собирался съесть.

– Ну, как у вас дела? – спросил он требовательно, как у старой знакомой.

– Терпимо, – хмыкнув, ответила Яна. – А у вас?

– У меня просто бесподобно. Особенно если учесть, что кузина дотла спалила всю мою жизнь.

– Звучит очень романтично, – заметила Яна, вывалив оливки из банки в фарфоровую миску.

– Пьяная она становится совершенной дурой. Если бы я знал, то не стал бы угощать ее горячительными напитками. Впрочем, когда ей хочется выпить, остановить ее может только осиновый кол.

– Расскажите что-нибудь о себе, – потребовала Яна таким тоном, что сразу стало ясно: ей абсолютно все равно, что он там расскажет.

Ее руки так и мелькали, опустошая пакеты и водружая на стол все новые и новые свертки.

– Я не женат. И это все, что требуется знать женщине, с которой я вступил в диалог.

– Мне наплевать, что вы не женаты.

– Ну да? И почему же это?

– У меня есть человек, – надменно заметила Яна, мгновенно утратив чувство юмора.

– Человек! – повторил Ливнев, поерзав на пластиковом стуле, который держался под ним из последних сил. – Это тот, который в день рождения вас продинамил и не сделал предложение руки и сердца?

Яна ахнула и с ложкой в руке всем корпусом развернулась к Ливневу. Румянец залил ее всю и сразу, будто в нее плеснули алой краской.

– Так вы в прошлый раз все слышали?! Никаких затычек у вас в ушах не было!! А Машку вы обманули!

– Ее ничего не стоит обмануть, – с удовлетворением констатировал Ливнев. – В уши я себе точно ничего не втыкаю, я просто сильно занят. Сказал ей про затычки, чтобы она отстала. А то так и лезет с разговорами. То «хочешь чаю?», то «не помешает ли тебе телевизор?». В прошлый раз, когда вы тут сплетничали, я включился всего на секундочку, понял, что речь идет о глубоко личном, и снова деликатно выключился.

У Яны от досады даже слезы выступили на глазах.

– Я так и знала… Так и знала, что вы все слышали!

– Может быть, ваш хахаль к нам присоединится? – как ни в чем не бывало продолжал Ливнев, потянувшись за оливкой.

Яна тут же хлопнула его ложкой по руке.

– Не присоединится. У него аврал на работе.

– Все так говорят. Когда не хотят возвращаться вовремя.

– Вы ведь его совсем не знаете! – Внутри у Яны все клокотало. Ей хотелось дать Ливневу по башке, чтобы он прекратил разговаривать этим своим мерзким тоном.

– Мы с Бобиком его однажды видели, когда ходили гулять. Ехали вместе в лифте.

– И что? – спросила Яна вызывающе.

Она предполагала, что Ливнев сейчас скажет какую-нибудь гадость о Федоренкове, но ей почему-то страстно хотелось узнать, какая конкретно это будет гадость. Она бы ни за что себе не призналась, что мнение этого практически незнакомого типа хоть что-то для нее значит.

– Бобику он не понравился, – констатировал Машкин кузен.

– Да уж, Бобик тот еще психолог!

Услышав свое имя, пес навострил уши и облизнулся, предвкушая пир. Его опыт подсказывал, что от такого количества снеди на столе должно остаться много вкусных объедков.

– Ваш хахаль все время смотрел вправо. Люди, которым нечего скрывать, так не делают.

– Вы вывели этот закон, сидя посреди тайги? И что это за словечко такое – хахаль?

– А как вы предпочитаете его называть? – с интересом спросил Ливнев, молниеносным движением схватил кусок колбасы и отправил его в рот.

– Что это был за змеиный бросок? – поинтересовалась Яна. – Не можете две минуты подождать, пока я сервирую стол?

– Ненавижу формальности, – признался Павел. – И откуда мне знать, что вы подразумеваете под сервировкой. Возможно, вы еще полчаса будете скручивать салфетки розочками и промывать бокалы уксусом? А мы с Бобиком тем временем захлебнемся слюной.

– Для математика вы слишком разговорчивый.

– Так как вы называете своего хахаля? – напомнил о своем вопросе Ливнев.

– Гражданским мужем, – Яна постаралась ответить с достоинством.

Но почему-то сейчас фраза прозвучала глупо.

– Для меня это слишком изысканно. У нас живут по-простому: сошлись, поженились, все честь по чести. Он дурак, что не выпросил вашей руки.

– Почему это? – спросила Яна, почувствовав, что от удовольствия у нее зарделись уши.

– Потому что он довольно противный, – мгновенно расправился с ее удовольствием Ливнев. – Другого шанса ему может и не представиться.

У Яны от негодования выпал из рук лоток с сырной нарезкой. В ту же секунду Бобик сделал точно такой же бросок, как недавно его хозяин, схватил добычу и рысистым аллюром ускакал в комнату.

– Бобик, назад! – крикнул Ливнев.

– Оставьте его в покое, – сердито воскликнула Яна. – Никто из нас не будет есть обслюнявленный сыр.

– Вы испортите мне пса.

– Мне кажется, он уже и так слегка испорченный, – ответила Яна и хотела еще что-то добавить, но не успела. Потому что в этот момент хлопнула входная дверь, и квартиру наполнил голос хозяйки:

– Ау! Есть кто-нибудь? – Раздались шаги, а вслед за ними изумленный возглас: – Бобик, боже мой! Ты сошел с ума?!

– Ему так часто задают этот вопрос, что я начинаю за него бояться, – вполголоса сказал Ливнев.

И тут в кухне появилась Маша – разодетая в пух и прах. Создавалось впечатление, что она ходила по меньшей мере в Большой театр.

– Ты променяла мой день рождения на вшивого экстрасенса, – с места в карьер заявила Яна.

– Он не может быть вшивым, потому что у него голова лысая и гладкая, как кастрюлька, – ответила Маша и плюхнулась на свободный стул. – Кроме того, вы еще не приступили, так что я, считай, не опоздала. Надеюсь, вы подружились.

– Не знаю, какой конкретно смысл ты вкладываешь в это слово, но нам совершенно точно было не скучно, – сказал Ливнев. – Кажется, изначально вы собирались праздновать вдвоем? Если дадите мне что-нибудь съесть, я вас оставлю и пойду на свое рабочее место. За компьютером колбаса кажется гораздо вкуснее.

– Иди-иди, – поощрила его недобрая Маша. – Мы напьемся и будем сплетничать. Можешь, как всегда, заткнуть уши.

Яна с иронией посмотрела на Ливнева.

– Если вы меня заложите, – шепнул тот перед тем, как удалиться, – кузина погубит мой проект. Вы в курсе, что она разговаривает с утра до ночи? Даже сама с собой!

Когда его дыхание коснулось ее волос и шеи, у Яны в буквальном смысле слова подкосились ноги. Электрический ток прошел по телу, заставив ее дрогнуть.

– О, вы уже секретничаете! – воскликнула Маша. – Почему же до сих пор «выкаете» друг другу?

– Да, кстати, – оживился Ливнев, – давай перейдем на «ты». Скажи мне «ты».

– Ты, – повторила Яна, глядя на него немигающим взглядом.

Она не знала, что с ней происходит, но что-то происходило точно. В ее душе все словно пришло в движение, как бывает весной, когда мартовское тепло подтапливает снег и тот начинает оседать и сдвигаться с места целыми пластами. Это было странное и неуютное ощущение, однако в нем крылось смутное, почти физическое удовольствие. Яна могла бы поклясться, что в жизни не испытывала ничего подобного.

– Мне нравится, – констатировал Ливнев. – Звучит приятно и даже несколько интимно. Ты!

Он подмигнул Яне, в два счета соорудил себе гигантский бутерброд с колбасой и отправился в комнату.

– Мне кажется, магия помогает, – заявила Маша, выпив бокал вина и нацелив вилку на копченую рыбу. – Совершенно неожиданно появились клиенты. То есть не то чтобы огромный поток, но потек ручеек денег, наполняющих кассу.

– А зачем ты ходила к экстрасенсу? – поинтересовалась Яна. – Раньше ты не верила во всякие такие штуки.

– Не верила, а теперь поверила. Не знаю – как, но все это работает. Нет дыма без огня. Раз о магии и колдовстве столько говорят и пишут – уже много веков! – значит, под этим что-то кроется.

– А я ужасно боюсь колдовства, – призналась Яна, чувствуя, как от вина приятно кружится голова. – До смерти боюсь гадалок, предсказаний и книжек, где описываются всякие заклинания… Мне кажется, если во все это ввязаться без соответствующих знаний, можно здорово себе навредить.

– Я боюсь только одного, – заявила Маша. – Стать нищей и выпрашивать кусок сыра в каком-нибудь магазине, чтобы не помереть с голоду.

– Почему сыра? – расхохоталась Яна.

– Вот ты смеешься, – мрачно ответила Маша. – А у меня до сих пор нет рядом надежного мужского плеча, чтобы на него опереться и не свалиться в финансовую бездну. У тебя имеется хотя бы Федоренков.

– Он не понравился Бобику, – сообщила Яна с непонятным для себя удовольствием.

– Нашла кому верить, Бобику, – проворчала Маша. – Бобик жил в лесу, а сейчас его притащили в город, где опорожнение кишечника происходит строго по часам. Он и так пришибленный, а тут еще смена обстановки. Ему кто угодно не понравится.

– Федоренков опять застрял на своей работе. Начинаю чувствовать себя его настоящей женой. Приходит поздно, вымотанный, на меня у него сил уже не остается. Мы даже пообщаться толком не можем. Кстати, я тебе уже поведала о том, что он с некоторых пор разговаривает во сне?

– Не-е-ет, – протянула Маша. – Но мне очень хочется, чтобы ты поведала.

Яна принялась рассказывать подруге о ночных выступлениях Юрки, а та ахала, охала и всплескивала руками. Когда речь зашла о банке странного чая, она неожиданно воодушевилась.

– А давай сбегаем за этой банкой, заварим по чуть-чуть и выпьем по чашечке!

– Ни за что, – твердо ответила Яна. – Бабушка учила меня никогда ничего не проглатывать, не подумав. Это правило сидит во мне, как гвоздь. Так что я сама эту подозрительную гадость пить не стану и тебе не дам.

– Ну и характер! – покачала головой Маша. – Кремень, уважаю.

– Я тебе еще кое-что не рассказала, – спохватилась Яна, хлопнув себя ладонью по лбу. – Хотела с этого начать, но тебя не было, и Ливнев сбил меня с толку.

– Он во всем виноват, – согласилась Маша, широко махнув рукой. – Мужики всегда во всем виноваты. И это хорошо, потому что снимает с нас ответственность.

– Да ты послушай! Со мной такое случилось! Меня напугала одна женщина, – понизив голос, призналась Яна.

– Иди ты. Лично я женщин не боюсь. Я боюсь только темноты и тараканов.

– Я видела ее ночью под фонарем, – не слушая ее, продолжала Яна. – Она стояла и смотрела на мои окна! А перед этим в супермаркете ходила за мной по пятам! Я тоже уставилась на нее, и она помахала мне рукой, будто поздоровалась. Но потом, когда я решила подойти к ней, просто убежала.

– Под фонарем стояла? Ты шутишь? – спросила Маша. – Как в каком-нибудь детективном романе. И чего она хотела?

– Откуда же я знаю!

Яна подробно рассказала о том, что случилось, радуясь живой и бурной реакции подруги. Реакция была правильной, и они это обмыли.

Время давно перевалило за полночь, и подруги уже обсудили все на свете, включая Ливнева, который сидел в комнате и теоретически мог кое-что слышать. Однако после какой-то очередной бутылки вина подругам стало на это наплевать. Они говорили очень громко, смеялись и даже пели. Вернее, только начали петь, как Бобик из комнаты сразу же стал им подвывать, и концерт пришлось свернуть, чтобы соседи не колотили по батарее.

* * *

На следующий день Яна проснулась с больной головой и на работу собиралась осторожно, словно девушка, которую учат грациозно двигаться, умостив у нее на макушке толстую книгу. Приседала она, как фрейлина королевы, а если вдруг случайно делала резкое движение, виски пронзала такая боль, что несчастная скрипела зубами.

– Как я буду принимать клиентов? – спросила она у своего отражения в зеркале.

Отражение лихорадочно блестело глазами и выглядело немного помятым.

– Ладно, профессионализм выручит, – пробормотала Яна, сунула сумочку под мышку и шагнула через порог.

Очутившись через некоторое время на улице, сначала сделала глубокий вдох. Она любила свежий ветер, который, казалось, продувает ее насквозь, унося с собой все плохое и неприятное. Головную боль в том числе. День выдался прохладным, маленькое ядро солнца улетело далеко в небо и швыряло желтые мячики в троллейбусные стекла и окна многоэтажек.

До метро Яна обычно шла пешком, но сегодня возле перехода ей посигналили, и Маша Брянцева, опустив стекло, позвала:

– Янка, садись скорее в машину, здесь стоять нельзя, троллейбус вон подъезжает!

Повинуясь решительному голосу подруги, Яна скользнула на пассажирское сиденье и сразу же пристегнулась ремнем безопасности.

– Во какая выучка, – похвалила Маша. – Примерный пассажир, произошедший от образцового водителя. Кстати, когда тебе машину-то вернут из ремонта? Небось уже соскучилась?

– На работу я все равно езжу на метро.

– Эх, а я вот не могу – в машине можно и по телефону поговорить, и макияж сделать, и позавтракать в пробках!

– Нет уж, спасибо, я лучше лишний час посплю, чем глотать бутерброды на светофорах, – проворчала Яна. – Кстати, ты в курсе, что Дарья вернулась?

– Вернулась? Она мне не звонила!

– Она и мне не звонила, я в новостях прочитала.

Дарья Гром была еще одной составляющей их тесного кружка, втроем они дружили с самого детства. Дарья работала на телевидении и уже успела прославиться своими жесткими репортажами. Она была умной, бесстрашной и бескомпромиссной. И очень верной. Когда она отправлялась в горячие точки делать свои материалы, подруги волновались за нее до безумия. Потом привыкли, как жены летчиков привыкают к полной опасностей работе мужей.

– Может быть, нам самим ей позвонить? – вслух подумала Маша.

– Дай ей очухаться после поездки. Опять же – нужно смонтировать записи, которые она привезла.

– Черт, а не баба. Будь у меня такой характер, я бы стала президентом. Или хотя бы женой президента! Слушай, а ты не можешь немного опоздать на свою работу? – неожиданно поинтересовалась Маша.

Яна посмотрела на часы.

– У меня в запасе около часа. Я собиралась пройтись пешком и проветриться, поэтому вышла из дому пораньше. А что такое?

– Надо купить платье для коктейля, но в одиночку мне с такой задачей не справиться. Давай зайдем в торговый центр и выберем вместе.

– Разве тебе нужен мой совет?

– Мне нужно твое присутствие. Ты умеешь превратить трату денег в удовольствие. У меня так не выходит. Чем больше я трачу на себя, тем мрачнее становлюсь и тем хуже у меня идут дела. Я начинаю меньше зарабатывать, и тогда уже вообще не могу ничего покупать без зубовного скрежета.

– Какая сложная логическая цепочка, – ухмыльнулась Яна. – Ладно, если ты угостишь меня чашечкой кофе, я тебе помогу.

– Кофе! – воскликнула Маша, проскочив на желтый свет. – Единственный яд, в который добавляют молоко и сахар по желанию. Если у нас останется время, я закажу тебе еще морковный торт. Только обещай быть объективной, как бы тебе ни хотелось поскорее покончить с примеркой.

Очутившись в торговом центре, подруги довольно быстро справились с покупкой платья, а потом отыскали кофейню. Яна мгновенно возликовала:

– О, божественный запах! Не знаю, как ты, а я обойдусь без тортика. Хотя я читала, что до двенадцати дня можно есть все, что заблагорассудится. Калории сгорают без следа!

– Вот уж не знаю, – ворчливо ответила Маша. – Во мне они всегда задерживаются, в какое бы время я их ни поглощала.

Кофейня предполагала самообслуживание, и подруги некоторое время топтались возле прилавка, разглядывая выставленные за стеклом десерты. Глаза бармена, стоявшего за стойкой, равнодушно скользнули по Яне и остановились на Маше Брянцевой. Остановились и сразу же замаслились. Бармен был немолодым, тощим, носил неряшливую бородку и старательно маскировал светлую лысину. Он довольно нахально принялся заигрывать с Машей, представившись Костиком.

– Костик-Костик, серый хвостик, – пробормотала Маша, уводя подругу к самому дальнему столику. – Как только я купила себе духи с запахом белой древесины, ко мне начала цепляться всякая мелочь! Неужели он думает, что такая роскошная женщина, как я, согласится завести романчик с таким хиляком-разрядником, как он? Ведь, попав в мои объятья, он треснет, как яичная скорлупа.

– Он просто флиртует, – успокоила ее Яна, размешивая в чашке сахар. – Вероятно, твоя древесина ударила ему в голову.

Кофейня располагалась в самом центре торгового зала, на небольшом подиуме. Отсюда хорошо просматривались близлежащие торговые павильоны, по которым бродили стайки покупателей. Прямо напротив сверкал стеклами и зеркалами магазин косметики. Яна рассеянно скользила по нему взглядом и неожиданно вздрогнула, не донеся чашку до рта. Немного кофе выплеснулось на блюдце.

– Ты что, обожглась? – с подозрением спросила Маша. – Как можно обжечься молочной пенкой?

Вместо ответа Яна бухнула чашку обратно на блюдце, схватила подругу за запястье и больно сжала.

– Смотри скорее! Вон та женщина! Та самая, которая стояла ночью под фонарем!

– Где? Да скажи ты толком! Вон та, цвета чернил? Ты шутишь?!

На незнакомке сегодня было синее платье, гораздо более консервативное, чем прежнее, коралловое. Впрочем, оно тоже подчеркивало все достоинства ее фигуры.

– Ничего я не шучу, – заверила подругу Яна. – Как ты думаешь, может быть, стоит провести эксперимент и подойти поближе, чтобы она меня заметила? Интересно, как она будет реагировать?

– Просто спроси, чего ей было надо, – вынесла вердикт Маша, следившая за тем, как незнакомка в синем крутит в руках губную помаду. – Кстати, зря она сразу не позвала консультантку. В этих магазинах можно потерять кучу времени даром. Два часа выбираешь подходящий цвет, а потом оказывается, что его нет в наличии. Глупая практика, не находишь?

– Машка, пойдем вместе, я боюсь, – вместо ответа попросила Яна, которая полностью сфокусировалась на женщине в синем и пропустила разглагольствования подруги мимо ушей.

– Чего ты боишься?

– Не знаю. А когда не знаешь, чего боишься, в десять раз страшнее!

– Ладно, уговорила, пойдем. Возьмем ее в «коробочку» и допросим.

Однако их план провалился с треском. Как только решительно настроенные подруги сделали несколько шагов в направлении магазина косметики, незнакомка, словно почувствовав опасность, вскинула голову и увидела Яну. В ту же секунду лицо ее исказилось от страха, она развернулась на сто восемьдесят градусов и бросилась бежать.

– Вот блин! Там же еще одна галерея! – крикнула Маша, переходя на рысцу. – А значит, в магазине есть второй выход!

– Не надо было высовываться, – сердито бросила Яна, семеня за подругой.

– Я же не думала, что все так серьезно!

– Может быть, не очень серьезно, – пропыхтела Яна, – не с пистолетом же она за мной гонялась.

– Откуда ты знаешь? Вдруг она хотела тебя убить, а потом испугалась? Что, если желание вернется?

Препираясь, они минут пятнадцать носились по торговому центру, бегая по эскалатору со второго этажа на первый и обратно, но незнакомка в синем исчезла без следа. Подруги были ужасно раздосадованы провалом операции. Когда они, бросив бесполезные поиски, плелись мимо знакомой кофейни, из-за стойки до них донесся веселый голос:

– Маша, ку-ку!

Маша Брянцева мгновенно налилась румянцем – и это был румянец ярости.

– Да ладно, не убивай его, – примирительным тоном попросила Яна.

– Сейчас я ему покажу «ку-ку», – процедила Маша, не обращая на нее внимания и резко меняя курс. – Сейчас я ему…

Она не успела довести угрозу до логического конца, потому что бармен, навалившись на стойку хилой грудью, с заговорщическим видом заявил:

– Я видел, за кем вы гонялись. Но она уже давно выскочила на улицу. Зато вон тот мужик ее знает.

Подруги как по команде повернули головы и посмотрели на невысокого толстенького человека, на которого указывал бармен. Тот сидел за столиком в гордом одиночестве и жадно ел. Перед ним стояла тарелка с гигантским куском штруделя и прозрачный чайник, наполненный ярко-желтой субстанцией.

– А в чайнике у него что? Жидкий торт? – поинтересовалась Маша.

– Облепиховый чай, – захихикал бармен.

– А почему вы решили, будто… – начала было Яна.

– Она тоже тут кофе пила. Та штучка, которую вы пытались догнать. А этот тип к ней подходил, за ручку здоровался. Весь лучился удовольствием. Они точно знакомы, нет сомнений.

– Спасибо, Костик, – с чувством сказала Маша, глядя тем не менее не на бармена, а на толстяка, сосредоточившегося на штруделе. – Родина тебя не забудет.

– А телефончик дашь?

– Я подумаю, – пообещала Маша и твердой поступью направилась к тому типу, на которого указал бармен.

Яна последовала за ней. Как только они приблизились на расстояние вытянутой руки, толстяк впервые поднял на них глаза. А когда подруги по очереди отодвинули стулья и уселись, растерянно заморгал.

– Приятного аппетита, – сказала Яна с натянутой улыбкой.

Она понимала, что мужчину не следует пугать. А вот Маша, кажется, ничего не понимала.

– Кто вы такой? – грозно спросила она. – И почему едите во время рабочего дня?

– У меня сегодня выходной, – растерянно ответил мужчина. В уголке его рта повисла большая крошка. Когда он это почувствовал, то быстро слизнул ее. – А в чем, собственно, дело?

– Мария Брянцева, налоговая служба, – заявила Маша и, раскрыв сумочку, показала ошалевшему Колобку пропуск в Ленинскую библиотеку, снабженный плохого качества фотографией. На фотографии она была серо-зеленая и оттого особо устрашающая.

– Но почему… Но что…

– Ваши имя и фамилия, – потребовала Маша, глядя на толстяка, как на колорадского жука, выжившего после инсектицидной атаки.

– Куропаткин Николай Андреевич, – торопливо ответил тот. – Но я аккуратно плачу налоги, у меня все документы в полном порядке.

– А вы нас и не интересуете, – успокоила его Маша, по-королевски махнув рукой. – Нас интересует та дамочка, с которой вы недавно здоровались за руку. Здесь, в этом кафе.

– Зоя Борисовна? – удивлению Куропаткина не было предела. – Но она изуми-и-ительная женщина…

– Я не сомневаюсь, – оборвала его Маша. – Как ее фамилия и откуда вы ее знаете?

– Я не уверен, что вы уполномочены задавать подобные вопросы, – гордо вскинул подбородок Куропаткин. Младенчески-голубые глаза его забегали по сторонам, словно он испугался собственной храбрости.

– Ну что ж, вам видней, – повела бровью Маша, не двинувшись с места.

– Ну ладно! Ладно, – примирительно воскликнул Куропаткин и полез в нагрудный карман. – Зоя Борисовна Раздольская – мой стоматолог. Очень хороший стоматолог, уверяю вас! Вот ее визитка, если изволите.

Он достал визитку с маленькой, но четкой фотографией женщины в синем.

– Изволим, – отрезала Маша и, повертев визитку в руках, сказала: – Мы ее у вас заберем, если не возражаете.

Куропаткин не стал возражать. Вернее, не посмел.

– А это что за номер? Написан на обороте от руки? – продолжала наседать на него Маша.

– Это ее домашний телефон, – часто дыша, поведала жертва. – Я особый клиент, у меня сложная челюсть, поэтому я могу звонить в любое время дня и ночи!

– Сложная челюсть? – скептически хмыкнула Маша. – А так сразу и не скажешь. Ладно, спасибо вам, дорогой товарищ, за помощь. Будьте здоровы и не нарушайте налоговый кодекс, это пойдет вам на пользу.

Девушки поднялись, шумно отодвинув стулья. Яна пересела за другой столик, а Маша отправилась благодарить бармена. Уж что она ему там говорила, осталось тайной, однако лицо Костика сделалось удивительно вдохновенным и при этом приобрело стойкий оттенок бургундского.

– Еще по чашечке кофе за счет заведения, – с придыханием сказал он, не сводя глаз с Маши.

Предмет его обожания мило улыбнулся.

– Хотела бы тебя поцеловать, но боюсь смутиться до слез, – сказала она и взяла в руки по чашке.

Бармен проводил ее плотоядным взором.

– А теперь, дорогая моя, – повелела Маша, усевшись напротив подруги, – позвоним этой самой Зое.

– Я не стану! – испугалась Яна. – Что я ей скажу?! Позвони лучше ты.

– А что я ей скажу? – удивилась Маша. – Впрочем, придумаю, что сказать. Женщина должна уметь фантазировать, мужчин это интригует.

Она достала телефон, краем глаза наблюдая за бегством Куропаткина, который не допил облепиховый чай и ронял купюры, расплачиваясь по счету. После чего быстро-быстро ретировался, на ходу приседая от волнения.

Сверяясь с бумажкой, Маша набрала номер Зои и завела глаза, готовясь услышать ответ. Яна от волнения так вцепилась в свою чашку, что едва не раздавила ее. Однако Зоя на звонок не ответила.

– Позвоню на домашний, – решила Маша и снова принялась давить на кнопки. – Конечно, она спросит, откуда у меня домашний номер, но я что-нибудь придумаю. Или не спросит…

Тут она замолчала и стала слушать. Брови ее внезапно поползли вверх, а рот приоткрылся от изумления.

– Что? Что она говорит? – прошипела Яна, пораженная выражением Машиного лица.

Наконец та отключилась и посмотрела на мобильник так, будто тот секунду назад самовольно послал ее к черту на кулички.

– Там автоответчик, – странным тоном сказала Маша.

– Почему ты смотришь на меня с таким диким сочувствием? – нахмурилась Яна.

– Позвони сама.

– А почему у тебя такой похоронный тон? – продолжала допрашивать Яна.

Тем не менее взяла телефон в руку и нажала повторный вызов. Сначала из трубки в ухо Яне неслись длинные гудки, после чего раздался щелчок, и веселый женский голос сказал:

– Нас нет дома. Пожалуйста, если вы хотите что-то сообщить, сделайте это после сигнала.

Яна пожала плечами, не понимая, что так подействовало на ее подругу. И в ту же секунду женский голос, записанный на пленку, перебил другой голос, мужской.

– А если вы не хотите оставить сообщение, можете просто сказать «привет», нам будет приятно. Перезвоните нам.

У Яны медленно отвисла челюсть. Мужской голос без всяких сомнений принадлежал Федоренкову.

* * *

– Твой Федоренков ведь не каждый день ночует дома? – Дарья Гром испытующе посмотрела на Яну. – Признавайся. Чтобы открыть правду, нам нужна достоверная информация. Враками делу не поможешь.

Каждая клеточка ее тела была начинена атомной энергией, поэтому, несмотря на хрупкость и маленький рост, Дарья казалась необычайно сильной. Ее хотелось слушаться. Кроме того, она была несокрушима в спорах, и Яна уже давно решила понапрасну ей не перечить.

– Да, Янка, нарывы вскрываются только скальпелем, если ковырять гвоздиком, ничего хорошего не получится, – поддакнула Маша, развалившись на диване.

Они сидели в Машиной гостиной, Ливнев в огромных наушниках расположился возле компьютера, погрузившись в расчеты, задумчивый Бобик ходил взад-вперед по комнате, размышляя, вероятно, о вечном.

– Да, иной раз Юрка остается в своей квартире, – подтвердила Яна. – Он поддерживает ее в жилом состоянии. И я не вижу в этом ничего криминального. Там у него множество документов, научные архивы… Я не горю желанием все это рассовывать по своим шкафам.

– Что такое «иной раз»? – требовательно уточнила Дарья. – Раз в неделю, раз в месяц, раз в квартал?

– Какая ты занудная… Ну, практически каждую пятницу. И еще иногда во вторник-среду. Или в четверг! В зависимости от напряженки на работе. Ты же знаешь, что его квартира ближе к институту, чем моя. Если он допоздна задерживается на службе, идет к себе. Ему даже ехать не надо, пешком десять минут.

– Хорошая отмазка, – сердито прокомментировала Маша. – Он наверняка тебе дурит голову. И Зое тоже дурит.

– Я в это не верю, – твердо ответила Яна. – Может быть, Зоя – его двоюродная сестра? Или подруга детства? И он просто ради хохмы записал на автоответчик несколько фраз?! Такое же может быть?

– В жизни может быть все, что угодно, – заявила Дарья. – Верь мне. Вообрази самое невообразимое, и через некоторое время узнаешь, что это невообразимое где-то с кем-то уже произошло. Но! Когда речь идет о мужчинах, шанс удивиться ничтожно мал. Если засранца заподозрили в измене, в девяноста девяти случаях из ста он оказывается виновным.

– Ведь первое, что тебе пришло в голову, – это именно измена, – поддержала подругу Маша. – Тем более чернокудрая Зоя стояла под окнами, а еще гонялась за тобой по магазину. Уж наверняка не для того, чтобы полечить тебе зубы! Думаю, она хотела пойти ва-банк. Судя по всему, бедняжка узнала о твоем существовании и решила выяснить отношения. А потом струсила. Если ты двинулась на нее с грозным видом… Когда ты хмуришь брови, я тоже тебя очень боюсь.

– Иди к черту! Даш, а ты можешь про Зою хоть что-нибудь выяснить? – дрогнувшим голосом спросила Яна.

– Конечно, могу, – ответила Дарья. – И обязательно выясню. Только мне нужно немного времени. Хотя самый простой путь – спросить самого Федоренкова. Припереть его к стене.

– Ей некого припереть, – ответила Маша. – Он снова куда-то делся. Когда Янка рассказывала тебе о Федоренкове и его графике, она забыла упомянуть одну малюсенькую подробность: он частенько исчезает без предупреждения, потому что в их институте практикуются срочные командировки. То есть он может утром уйти на работу и пропасть дня на три, на четыре. А то и на пару недель.

– И не сообщает о себе? – изумилась Дарья, повернувшись к Яне. – А если ты подумаешь, что он попал под машину или утонул в реке?

– Первое время я так и думала, – вздохнула та. – Мы ссорились, мирились, я орала на него, обижалась, но все без толку. Если в его драгоценном институте аврал, он с головой погружается в проблему. Эти ученые, они все такие!

– Не все, – язвительно сказала Маша и закинула ногу на ногу. – Многие ученые абсолютно нормальные люди.

– Я бы на твоем месте помолчала бы, – с иронией заметила Дарья и глазами указала на Ливнева, который занес руки над клавиатурой компьютера и застыл, словно скованный льдом.

– Он просто думает, – заступилась за своего родственника Маша. – Мыслительный процесс – штука сложная. Это вам не вареники лепить.

– Девочки, а вы совершенно уверены, что он не подслушивает? – с подозрением спросила Дарья. Стриженная под мальчика, она подчеркивала свою женственность тем, что носила кофточки в обтяжку и красила губы алой помадой.

– Я не уверена, – ухмыльнувшись, ответила Яна.

– Вот и я не уверена.

– Конечно, Павел не подслушивает! – возмутилась Маша. – Он взрослый человек, он строит самолеты. Бабское тарахтенье для него все равно что чириканье воробьев за окном. Да и куда нам деваться? На кухне мы втроем не поместимся. Еще и Бобик припрется, вздохнуть будет нельзя.

– Можно пойти ко мне, но тогда Павел наверняка обидится, – сказала Яна. – Подумает, что его общество нам неприятно.

– Если он нас не видит и не слышит, вряд ли он вообще о нас подумает, – пожала плечами Дарья.

– Да ладно, о чем таком мы собираемся говорить? – воскликнула Маша. – А я жду важный звонок на домашний телефон, я же объяснила! Так что потерпите. Лично я уже привыкла не обращать на Павла никакого внимания.

О себе Яна такого сказать не могла. Она очень даже обращала на Павла внимание. Несмотря на то что он сидел, как заколдованный, в его присутствии все казалось другим. Мир казался другим. В этом мире жить было гораздо интереснее. Даже чай был вкуснее, чем на кухне, это она уже давно заметила. Ей было даже капельку страшно, потому что в ее собственном Ледовитом океане неожиданно обнаружилось теплое течение. С каждым днем оно набирало силу, и Яна стала бегать к Машке по поводу и без повода, только чтобы почувствовать, как горячие потоки омывают ее сердце. И пусть Ливнев редко замечал ее, но это ничего не меняло, совсем ничего. Он был тут, дышал, жил, составлял какие-то уравнения, и от одного этого у Яны становилось хорошо на душе.

– О, я придумала! – воскликнула Дарья. – Давайте включим телевизор и сделаем звук погромче. Тогда Павел точно ничего не услышит. Как хотите, а его молчаливое присутствие меня нервирует.

– Ни о чем не может думать, лишь о своем телевидении, – проворчала Маша, взяла телевизионный пульт и нажала на кнопку включения.

Как только засветился экран, из динамиков до них донеслись слова, заставившие трех подруг изумленно посмотреть друг на друга.

– …Институт исследований биоресурсов и экосистем России, – говорил корреспондент.

Он стоял перед зданием института, держа в одной руке микрофон, а другой увлеченно жестикулируя.

– Макс Павленков, – констатировала Дарья, знавшая всех телевизионщиков в лицо. – С конкурирующего канала. Интересно, что они там нарыли?

– Так давай послушаем, не мешай! – цыкнула Маша.

И они все уставились на экран. Макс Павленков говорил бойко, и было ясно, что он не просто ведет рассказ о событиях, он с головой погружен в тему.

– Еще весной структуры крупного предпринимателя Леонида Порожина без объявления войны совершили рейдерский захват прекрасно расположенной и потому весьма привлекательной недвижимости. Обескураженный директор бросился за помощью в полицию, в родное министерство, в префектуру. – Камера наехала на растерянного и бледного мужчину, являвшегося, судя по всему, пресловутым директором. – Вот тогда и выяснилось, что несколько лет назад прежнее руководство института в сговоре с одним крупным чиновником министерства по-деловому и быстро, используя весьма хитрые схемы, присвоили себе огромное здание.

Однако в прошлом году чиновника этого нашли убитым на собственной даче, его подельник вскоре переехал на постоянное место жительства в Америку. И вот теперь респектабельный бизнесмен Порожин, известный как Леня Запорожец, предъявил свои права на здание института.

Скандал разгорелся нешуточный – все-таки не заводик по производству зубных щеток пытаются лишить крыши над головой. СМИ несколько дней всячески обсасывали сладкую информационную конфетку. Леня охотно давал интервью телеканалам в своем роскошном офисе.

Картинка на экране сменилась, и перед глазами изумленных зрительниц возник пресловутый Леня Запорожец.

– Любой юрист вам скажет, что я добросовестный приобретатель этой недвижимости, – вещал он с расслабленной улыбкой палача, уставшего объяснять праздным зевакам, как работает гильотина. – Я собираюсь мирно решить вопрос о передаче собственности и сам готов помочь ученым в поисках нового помещения. Вероятно, оно будет меньше, вероятно, расположено на окраине города или за МКАД. Между прочим, я дал им время до конца года, хотя платить за содержание здания придется мне из своего кармана. Вообще, институт когда-то получил это помещение от государства бесплатно, а я вложил собственные, и немалые, деньги. Когда они вернутся – неизвестно. И никаких грубых захватов, никаких штурмов, никаких автоматчиков не было. Можете хоть сейчас прийти туда и убедиться. Все происходило очень цивилизованно.

Картинка снова сменилась, и на экране возник Макс Павленков. Глаза его горели праведным негодованием.

– Господин Порожин не соврал – в тот памятный день в институт пришли лишь двое юристов с документами. Впрочем, их сопровождали несколько коротко стриженных молодых людей в одинаковых костюмах. Легко преодолев сопротивление пожилого вахтера, они поднялись к директору. – Камера снова наехала на директора, еще более бледного и испуганного. – Ушли эти люди лишь поздно вечером. А наутро сотрудники узнали, что здание, которое они считали вторым домом, у них отобрали.

Руководство института пыталось рассказать журналистам именно об этой невидимой миру деятельности захватчиков, но не было услышано.

– Нам сказали, – срывающимся голосом поведал миру доселе бессловесный директор, – что все наши доводы звучат неубедительно.

– Еще бы! – азартно воскликнул Макс Павленков. – Перед вами ученый с мировым именем, а вовсе не мастер информационных войн. Но теперь, когда на смену старой городской администрации пришла новая, у института появилась надежда на восстановление справедливости.

Картинка пропала, и диктор, сидящая в студии, горячо пообещала:

– Мы еще вернемся к этой теме, а сейчас перейдем к новостям культуры.

– Ты что-нибудь знала о том, что институт может лишиться здания? – спросила Дарья, требовательно глядя на Яну.

– Юра кое-что рассказывал. Кажется, он вступил в комитет по защите прав ученых, но мне не особенно хотелось вникать, так что…

– Похоже, его жизнь тебя вообще мало интересует, – возмутилась Маша. – Ты не знаешь самых простых вещей. У вас есть хоть что-нибудь общее, кроме секса и любви к жареной картошке?

– Я и сама об этом в последнее время часто думаю, – пробормотала Яна. – Особенно с тех пор, как прослушала автоответчик.

– Итак, я в ближайшее время займусь журналистским расследованием, – заявила Дарья. – Выясню всю подноготную стоматолога Зои Борисовны Раздольской: с кем живет, чем дышит…

– С кем живет – в первую очередь, – поддакнула Маша.

– Девочки, вы и вправду думаете, что Юрка ночевал по очереди у меня и у Зои? И каждая из нас думала, что все остальное время он проводит на работе? – прижав руку к груди, спросила Яна.

Она переводила испуганный взгляд с одной подруги на другую.

– Это ты сама так думаешь, – фыркнула Дарья.

– Я тоже так думаю, – вздохнув, призналась Маша. И нежно позвала: – Бобик, Бобик! Бобка, иди сюда, я тебя почешу.

Пес, в очередной раз следовавший мимо, повернул башку и посмотрел на нее потусторонним взглядом.

– Мне кажется, он понимает, что это я сожгла его будку.

Даша засмеялась:

– И прикидывает, как отомстить! Так и вижу заголовки в газетах: «Сибирская дворняжка мстит московскому турагенту». И какой-нибудь из наших спецрепов стоит на месте пожарища с микрофоном в руке.

– Кто такой спецреп? Специальный репортер? – спросила Яна. – Звучит смешно. А ты, выходит, спецрепа?

– Тебе веселиться стоит в последнюю очередь, – сурово посмотрела на нее Дарья. – Как я поняла, у тебя только одна версия происходящего?

– Я думаю… Вдруг у Юрки раздвоение личности? Как в романе Сидни Шелдона, знаете?

– С чего вдруг? – опешила Маша.

– Из-за мухоморов! Ну, или не мухоморов, я не знаю точно, что он там пьет…

– Ну-ка, ну-ка! – Дарья сложила руки на груди. – Остановись на этом поподробнее и не опускай деталей. Что он пьет?

– Он мухоморный наркоман, – констатировала Маша.

– Да нет, про мухоморы я просто так ляпнула. На самом деле я точно не знаю… Он из последней командировки привез какой-то чай. Ну, или, вернее сказать, травяную смесь. А может быть, и не травяную, черт ее знает. В общем, он заваривает какую-то гадость из банки и выпивает чашку на ночь. Пахнет эта гадость настоящей гадостью!

– Говоришь практически как Лев Толстой, – похвалила Даша. – Очень выразительно и метафорично.

– Не перебивай ее! – рявкнула Маша. – Иначе она совсем с мысли собьется.

– Я не собьюсь, – пообещала Яна и торопливо продолжила: – И именно после этой командировки он начал разговаривать во сне.

– Ты Дарье об этом еще ничего не рассказывала, – напомнила Маша. – Она не знает про ночное бормотание и диктофон.

– Сдается мне, я пропустила нечто сногсшибательное. – У Дарьи шевельнулись ноздри, как бывало всегда, когда она выходила на интересную тему.

Яне это совсем не понравилось. С одной стороны, ей хотелось вывести Федоренкова на чистую воду, с другой – не хотелось, чтобы Дарья действовала со всей «спецреповской» жестокостью. Мало ли как там все обернется?

Тем не менее она посвятила Дарью во все подробности Юркиных ночных кошмаров. Подруга так воодушевилась, что даже вскочила с места и стала прохаживаться взад и вперед, время от времени встречаясь посреди комнаты с инфернальным Бобиком.

– Итак, подведем итоги. Федоренков собирался сделать тебе в твой день рождения предложение руки и сердца, но не сделал. Вернувшись из последней командировки, он стал пить какой-то странный чай и разговаривать во сне, верно? А было ли хоть раз, чтобы он, сославшись на свой, так сказать, лунатизм, остался ночевать в собственной квартире?

– Ну, было один раз… Или несколько раз… К чему ты клонишь? – с подозрением спросила Яна.

– Мне кажется, у Федоренкова с Зоей все серьезно. И он готовит план отступления. Или, точнее, побега. План побега из твоей жизни!

– Полагаешь, он пьет свой дурацкий чай, зная, что тот вызывает ночные галлюцинации? – ахнула Маша. – И делает это специально, чтобы довести Янку до белого каления? Рассчитывая на то, что в конце концов она его выгонит и он плавно переместится к Зое?

– Но я бы его ни за что не выгнала, – помотала головой Яна. – Из-за такой ерунды? Из-за разговоров во сне? Даже не смешно.

– Мало ли, – пожала плечами Дарья. – Что, если однажды ночью он попытался бы тебя задушить, а потом сослался на лунатизм? Ты и сама была бы рада от него избавиться, точно тебе говорю.

– Нет, девочки, это какой-то очень сложный способ разорвать отношения, – засомневалась Маша.

– Трусливый способ! – отрезала Дарья. И тут же с ухмылкой добавила: – И невероятно изобретательный. Надо же, а до сих пор Федоренков не производил впечатления выдающейся личности. А уж тем более творческой!

– Вы никогда не говорили, что так плохо к нему относитесь, – обиженно заметила Яна.

– Главное, чтобы он нравился тебе, – тоном доброй тетушки заявила Маша и даже потянулась, чтобы похлопать Яну по руке.

– Когда ты так говоришь, становится ясно, что тебе самой он вовсе не нравится!

– Послушайте, ласточки мои, это сейчас неважно. Нравится – не нравится… Нам нужно выяснить, обманывает он Янку или нет, – заявила Даша. – Все остальное вторично, вам так не кажется?

– Кажется, – тут же согласилась Маша, оглянувшись на Ливнева, который после долгого перерыва забарабанил по клавишам компьютера так, что заглушил телевизор.

Дарья тем временем озабоченно сдвинула брови:

– Яна, как я поняла, Федоренков не отвечает на твои звонки?

– Не отвечает, – подтвердила та. – Находится вне зоны действия сети. Обычное дело. Потом выяснится, что его услали туда, не знаю куда, и он не должен разглашать информацию.

– Чушь какая-то, – дернула плечом Дарья. – Никаких секретных разработок, насколько мне известно, его институт не ведет. У Федоренкова нет спецдопуска к чему бы то ни было, он не военнообязанный… Все очень, очень странно. Смахивает на простой бытовой обман. Ты, Яна, слишком доверчивая. Сдается мне, что у вас с Зоей Раздольской много общего.

– Представь мне доказательства, – мрачно заявила Яна. – Я знаю, ты можешь их добыть. С твоими-то связями и характером.

– Ладно. А ты, в свою очередь, сходи к Федоренкову на службу и попытайся выяснить, куда он делся. Действительно уехал в командировку или преспокойно ходит на работу? И что вообще с этими командировками? Правда они или вымысел? Поняла?

– Поняла, поняла, – проворчала Яна.

– Ты с его работы хоть кого-нибудь знаешь?

– Знаю одного мужика, Сергея Кудиярова. Он несколько раз приходил к нам домой. Юра представил его своим другом.

– Ты слышала, о чем они разговаривали? Что обсуждали? – продолжала расспрашивать Дарья.

– Еще как слышала.

– И что же?

– Пиявок.

– Фу, гадость! – Маша потрясла руками и скорчила такую рожу, будто пиявки только что явились ей во плоти.

– Ладно, пусть пиявок, – задумчиво повторила Дарья. – Так-так… В любом случае, раз они коллеги, этот Кудияров сможет, если что, тебе помочь, верно? Дать кое-какую информацию по поводу институтских дел…

– Не уверена. Он же Юркин друг, а не мой.

– И все равно, – возразила Дарья. – Он приходил к тебе домой, пил у тебя чай…

– Виски, – подсказала Яна.

– …Пил виски, закусывал, ты наверняка была с ним любезна… Теперь пришла его очередь проявить любезность. Намекни ему на это.

– Только сначала его нужно найти, – напомнила Яна. – Я понятия не имею, в каком отделе он работает. Да и вообще неизвестно, пустят ли меня в институт.

– Ладно, сделаем так. Если тебя не пустят, ты мне позвонишь и скажешь об этом. И тогда уж вмешаюсь я.

Краем глаза Яна заметила, что Ливнев шевельнулся на своем стуле. Она готова была поклясться, что он все слышит и наушники на его голове – всего лишь маскировка. Что, если ему небезразличны ее отношения с Федоренковым? Когда он сказал, что тот не понравился Бобику, то наверняка имел в виду самого себя. Бобик – всего лишь прикрытие. Когда мужчина западает на женщину, а у женщины есть другой, он против воли пытается расшатать их отношения.

Ливнев снова занес руки над клавиатурой, потом опустил их, и его пальцы замелькали так быстро, словно он не печатал слова, а давал волю бурным чувствам. «Ты все выдумываешь, дорогая моя, – со вздохом сказала сама себе Яна. – Он грезит не тобой, а самолетами. Разве может девушка конкурировать с любимой работой?»

Мысли Яны перескочили на Федоренкова. В те дни, когда Юрка не являлся домой, она тоже полагала, что конкурирует с его работой. А на самом деле она конкурировала с другой девушкой! Или нет? В этом следовало разобраться как можно скорее. Отвернувшись от подруг, она еще раз набрала номер Федоренкова, но абонент по-прежнему был недоступен.

* * *

Спала Яна плохо и проснулась ни свет ни заря. Ночью привычная мягкая постель изрядно намяла ей бока, словно мысли, не дававшие спать, превратились в булыжники. Булыжники не только бугрились под матрасом, но и ворочались у нее в голове. К утру ее обида и растерянность сменились холодной яростью. Она почти что убедила себя, что стоматолог Зоя Борисовна Раздольская – любовница Федоренкова. Да, ей больше не нужны доказательства! Та запись на автоответчике, их веселые голоса – это и есть доказательство!

Наскоро одевшись, Яна стремглав вылетела из подъезда и понеслась по улице со скоростью пожарной машины, спешащей к очагу возгорания. На лужи она не обращала внимания, и вода фонтанами разлеталась у нее из-под ног. Прохожие шарахались в сторону и посылали вслед девушке едкие или оскорбительные замечания, но ей было не до уличных склок. Больше всего ей хотелось найти Федоренкова, прижать его к стенке и допросить со всей жестокостью обманутой женщины.

До института пришлось проехать несколько остановок на метро, и поезд мчался так быстро и так грозно гудел возле платформ, как будто чувства Яны передались ему. Вопреки всякой логике, бессонная ночь не выбила ее из колеи, не отняла последние силы, а, напротив, прибавила решимости, целеустремленности и какого-то подозрительного драйва. Из курса общей психологии, факультативно прослушанного в университете, она помнила, что драйв есть внутренний, часто не осознанный импульс, сильный стимул, который побуждает организм к действию. Со стимулом, в данном случае вполне осознанным, все было понятно. Перед внутренним взором Яны одно за другим возникали сладостные видения. Вот Федоренков, яростно матерясь и размахивая руками, словно подстреленный гусь, летит с двадцатого этажа. Яна, стоя у окна, машет ему вслед носовым платочком. Вот презренный ловелас мордой вниз лежит на земле, раскатанный в тонкий блин удаляющимся асфальтовым катком. За рулем строительного чудовища, разумеется, Яна. А вот Федоренков с перекошенным лицом на коленях перед султаном. Султан приказывает слугам сделать из него евнуха. И старшая, любимая жена в гареме, разумеется, Яна! На лице будущей мстительницы блуждала улыбка предвкушения.

Наконец перед ней вырос довольно внушительный бетонно-стеклянный параллелепипед. Слева от входа виднелась фундаментальная черная доска, на которой сверкала золотая надпись: «Институт исследований биоресурсов и экосистем России». Немного притормозив перед стеклянной дверью, Яна глубоко вдохнула, словно собиралась нырнуть в прорубь. Затем, решительно взявшись за металлическую ручку, проникла внутрь уважаемого научного учреждения.

До этого ей не приходилось бывать здесь. Когда-то Юра показал место своей службы, но лишь снаружи. В тот раз он был не прочь пригласить Яну к себе в кабинет и похвастаться достижениями, но она быстро перевела разговор на другую тему. Хотя и понимала, что это неправильно. Мужчина, какой бы ерундой ни занимался, должен быть уверен – в глазах любимой он Эйнштейн. В крайнем случае – Мичурин. Но Федоренков до такой степени не умел преподнести результаты своей работы, так занудно рассказывал о своих исследованиях, что Яна в конце концов про себя стала называть его работу «био-эко-хрень» и всегда увиливала от таких рассказов.

Институт, вопреки ее опасениям, оказался организацией вполне демократичной. Никаких угрюмых охранников, камер наблюдения, никаких повышенных мер безопасности. То ли организации не выделяли соответствующих бюджетов, то ли Дарья была права и здесь просто не было ничего такого, что стоило оборонять.

За стойкой с двойной надписью «Справочная. Пропуска» сидела любезная женщина средних лет с бейджиком, на котором значилось, что зовут ее Вера. Выслушав Яну, она попросила немного подождать и стала наводить справки. Вера откровенно наслаждалась собственной компетентностью, деловитостью и любезностью. Однако чем дальше она набирала внутренние номера, тем озабоченнее становилась. Было ясно, что она прикладывает максимум усилий, но ни к какому результату усилия не приводят. Продолжая делать звонки, Вера бросила несколько быстрых взглядов на Яну, потом осторожно положила трубку телефона, криво улыбнулась и сказала:

– Федоренкова нет на месте. К сожалению.

– А где он? – спросила Яна требовательно.

– Его вообще сегодня в институте не было.

– Он что, не вышел на работу?

– Получается, что так. – Вера еще раз вынужденно улыбнулась.

– Но мне он нужен срочно. Должен же кто-нибудь знать, как его найти!

– Возможно, стоит позвонить на его мобильный…

– Его мобильный вне зоны действия сети. И я, знаете ли, волнуюсь.

На самом деле Яна совсем не волновалась за Федоренкова, она была зла на него, и эта злость гасила беспокойство.

– Сейчас проходит профильная выставка на ВВЦ, – неуверенно сообщила Вера. – Возможно, Федоренков там.

– Он мог самостоятельно принять решение уехать на выставку и не прийти на работу? – с подозрением спросила Яна.

– Нет. Ни в коем случае. Обязательно должен был уведомить руководство. Вы договаривались с ним о встрече именно сегодня, в институте? – участливо поинтересовалась Вера. – По какому-то делу?

– Да, – раздувая ноздри, с удовольствием соврала Яна. – По важному, очень важному делу. – И чтобы придать себе значимости, добавила: – Я прилетела из Новосибирска и привезла ему письмо от общих знакомых. Они тоже ученые, прислали какие-то интересные сведения по экоресурсам.

– Вероятно, биоресурсам? – уточнила женщина.

– Я не сильна в терминологии… Но если не разыщу Федоренкова, придется отослать письмо обратно. Ужасный стресс для отправителей. Можно сказать, удар по научной мысли.

– Попробуйте зайти завтра, – хмурясь, предложила Вера.

Но Яна уже вошла в раж. Ей казалось несправедливым то, что Федоренков так просто уйдет от возмездия и будет жить в счастливом неведении еще некоторое время. Возможно, с Зоей вместе!

– Завтра передать ничего нельзя, я сегодня уезжаю. Далеко и очень надолго.

– Тогда оставьте письмо, мы его сами передадим.

– Ну уж нет. Мне было сказано: передать из рук в руки. Вдруг оно попадет не к тому человеку и тот воспользуется информацией в личных целях?

– Подождите-ка, – неожиданно встрепенулась Вера, наклоняясь влево и выглядывая из-за Яны. – Кажется, появился шанс что-нибудь узнать. – И она громко окликнула: – Любовь Федоровна!

Яна обернулась и увидела, что сверху по лестнице спускается невысокая женщина средних лет с копной темно-рыжих волос. Часть их на макушке была кое-как схвачена заколкой, и от этого прическа казалась кособокой. Женщина была белокожей, с мелкими чертами лица, и очки в массивной черной оправе ее просто убивали. Подкрашенные губы образовывали тот самый роковой «бантик», который Яна часто видела на старых фотографиях.

– Любовь Федоровна, вы-то уж точно должны знать, где сейчас Федоренков! – воскликнула Вера, радуясь, что может предпринять еще хоть что-нибудь, чтобы поддержать свою репутацию всезнающей и всемогущей.

– Я?! – Женщина остановилась и с таким негодованием уставилась на Веру, что та против воли выпрямилась на стуле в струночку. – С чего это вы взяли, что я должна знать, где Федоренков?! Я приставлена за ним следить или что?!

Глаза за стеклами квадратных черных очков сверкнули нехорошим блеском.

– Просто вы с ним сидите в соседних кабинетах, – озадаченным тоном пояснила Вера.

– Это не значит, что я выскакиваю в коридор всякий раз, когда ваш Федоренков куда-то идет! Вы слишком много на себя берете, Вера! Вас посадили пропуска выписывать, вот и выписывайте! А меня оставьте в покое!

Она фыркнула, как возбужденная лошадь, как-то очень ловко развернулась на одной ноге и бросилась вверх по лестнице, рискуя разорвать шов на юбке.

– Извините, – криво улыбнулась Вера, взглянув на слегка ошарашенную Яну. – Говорят, у Любови Федоровны муж – настоящий тиран. Возможно, он с самого утра ее заводит… И этот крик – какая-то компенсация… Мне ужасно неловко.

– Понимаю, – пробормотала Яна. – И все-таки… Мне бы хотелось поговорить с кем-нибудь по моему делу.

– Конечно, конечно, – быстро согласилась Вера, слегка подавленная происшедшим. – Сейчас я позвоню начальнику отдела, вы подниметесь к нему и отдадите письмо. Или просто все обсудите. Я с ним еще не разговаривала, он должен вернуться с совещания минут через пять.

– И он может знать, где Федоренков?

– Думаю, да. Есть шанс, что именно Перхушкин отправил Федоренкова в срочную командировку. Он любит, чтобы все бегали, суетились, будто случился пожар.

Выписав для Яны пропуск, Вера с облегчением откинулась на спинку стула. Потом встрепенулась и крикнула ей в спину:

– Пятый этаж, из лифта направо! Не заблудитесь!

Через несколько минут Яна уже решительно шагала по мрачному, уходящему в бесконечность, коридору пятого этажа и рыскала глазами по сторонам в поисках нужного кабинета. Наконец ее поиски увенчались успехом. Дверь, перед которой она остановилась, выглядела устрашающе. Толстая, потертая, поцарапанная, она словно выдержала не один штурм. Под пластинкой с номером располагалась поблекшая, но довольно внушительная табличка, где значилось: «Перхушкин С.Н. Начальник отдела».

Решив не сбавлять темпа, Яна ухватилась за круглую ручку и без стука ввалилась в кабинет. Ей не хотелось, чтобы прекрасный боевой настрой слетел с нее из-за бюрократических проволочек.

– Здрасьте! – выпалила она с порога. – Могу я видеть господина Перхушкина?

– Уже видите.

Из-за стола навстречу Яне поднялся высокий костлявый мужчина в сером костюме, но без галстука. Открытый ворот рубашки обнажал загорелую жилистую шею. Блестящая коричневая лысина и сохранившиеся сзади длинные седоватые волосы, заботливо сплетенные в тонкую косичку, довершали образ. Лицом мужчина смахивал на звезду голливудских мюзиклов Фреда Астера.

– Очень приятно, – кивнула Яна, ожидавшая увидеть здесь нечто более академическое. – Простите, как вас по имени-отчеству?

Начальник отдела рассеянно оглядел посетительницу с ног до головы и сухо сказал:

– Можете называть меня Славой. – Затем, словно потеряв к ней всякий интерес, уселся на свое место, схватил со стола какой-то документ и поднес его к носу, напевая: – «Ты уехала в дальние степи, я ушел на разведку в тайгу…»

– Слава?! – не поверила Яна. – Простите, но мы же с вами не в баре и не на пляже! Какой такой Слава?! Вы ставите меня в неловкое положение.

– Если вам неловко, можете сесть, – разрешил Перхушкин и великодушно указал на стул. – Мне нравится, когда меня называют Славой. Вас это не устраивает?

– Нет, – твердо ответила Яна, которую тип с косичкой мгновенно вывел из себя. – Меня не устраивает. У меня к вам важный разговор, а вы все портите своей отвратительной фамильярностью. Вы же начальник отдела! Короче говоря, вы – Вячеслав. А отчество?

– Если бы я был Вячеслав, – нравоучительным тоном заметил хозяин кабинета, – то на табличке было бы написано: «Перхушкин В.Н.». А там, если вы внимательно прочитали, написано: «Перхушкин С.Н.» Улавливаете разницу?

– Вы меня заинтриговали, – призналась Яна, криво улыбнувшись и усаживаясь на предложенный стул.

Похоже, в этом институте сотрудникам живется весьма нескучно. Она полагала, что без труда выяснит, где Федоренков, и настроилась на быструю победу. Однако, судя по всему, блицкриг провалился.

– Отчество мое – Ноевич, – важно сообщил начальник отдела.

– Вашего папу звали Ной? – неожиданно для себя спросила Яна. Хотя обычно умела держать себя в руках.

– Ничего удивительного, – голос Перхушкина окреп, в нем зазвучали интонации музейного экскурсовода. – Летом, когда папа родился, шли затяжные дожди. Урожай погиб, всю деревню едва не смыло в реку. А бабушка моя очень религиозная была. Вот и назвала ребеночка в честь праведника, спасенного от Всемирного потопа.

– Понятно. Выходит, вы – Слава Ноевич. Ужасно необычно! Ни разу не слышала ничего подобного. Это все равно что Саша Васильевич или Петя Михайлович. Все-таки фантазия людей безгранична. Или, возможно, женщины дают имена своим детям слишком рано, когда у них еще не прошла родильная горячка?

– Погодите…

– Вот что, Слава Ноевич, – перебила Яна. – У меня к вам очень важное дело.

– Ради бога, – умоляюще выставил вперед костлявые руки тот. – Не называйте меня Славой Ноевичем! Или просто Славой, или никак. Вы же сами только что сказали – Слава Ноевич звучит дико.

Яна несколько секунд без всякого выражения смотрела на него. Потом решительно заявила:

– Или вы мне сейчас же скажете, как вас на самом деле зовут, или я пойду к вашему директору и устрою грандиозный скандал.

– Видите ли, у меня очень необычное имя! Моя мама была убеждена, что имя влияет на судьбу человека. А мои бабушка и дедушка благословили меня перед смертью. Так что я просто не могу от него отказаться!

– Да я вас и не прошу отказываться, – оторопела Яна. – Я всего лишь пытаюсь выяснить, как к вам обращаться.

– Вы будете шокированы.

Яна посмотрела на Перхушкина с неудовольствием.

– Ну, Ноя-то я переварила, – напомнила она. – Так что валяйте, признавайтесь, как вас зовут на самом деле.

Ее визави закатил глаза и повращал ими. Он тянул время и сбивал ее с толку. У Яны появилось сильное желание схватить его за косичку и сильно дернуть, чтобы прекратить этот театр абсурда. Она уже открыла рот, чтобы решительно повернуть разговор в конструктивное русло, когда Перхушкин неожиданно запел:

– Так оставьте ненужные споры, я себе уже все доказал! – Он отбивал такт ударами пальцев по столешнице. – Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…

Закончив пение, он некоторое время покусывал нижнюю губу, затем со вздохом сказал:

– Я действительно прошу называть меня Славой. Для удобства тех, кто ко мне обращается. Это, если можно так выразиться, одно из трех моих официальных имен.

Яна внимательно посмотрела на своего странного собеседника – не сошел ли он с ума.

– Даже у Ремарка их было меньше, – осторожно заметила она.

– Я не так выразился. Слава – одно из трех составляющих моего полного имени. Полностью зовут меня Сланальп Ноевич.

– Как?! – До этой минуты Яна была уверена, что Перхушкин ее уже ничем не удивит. И ошиблась.

– Видите, я же говорил! – почему-то обрадовался тот и даже потер руки.

– Сланальп? – повторила потрясенная Яна. – Кто же это вас так?

– Родители придумали. Ученые-биологи и большие любители покорять горные вершины, фанатики экстремального отдыха. Вот и назвали единственного сына Сланальп. Расшифровывается – слава нашим альпинистам. Хотел сменить имя, так отец упросил оставить, вот и хожу, мучаюсь. Поэтому, милая девушка, обращайтесь ко мне просто – Слава. Тем более отчасти это правильно.

– Теперь я вас понимаю, – только и сумела вымолвить Яна.

– И спускаемся вниз, с покоренных вершин, – вновь заголосил Перхушкин, глядя затуманенным взором на одну из репродукций картин Рериха, которые в изобилии висели на стенах. – Оставляя в горах свое сердце…

– Знаете, я рада, что мы во всем разобрались, – попыталась вмешаться в его концертную программу Яна. – Только я пришла к вам по конкретному делу.

– Да, лучше Высоцкого никто не спел про горы, – не обращая на нее внимания, сообщил начальник отдела. – Я ведь тоже грешен: люблю альпинизм, да и вообще – вырваться из города на простор, в лес, в поле, в горы. Или сплавиться по реке. А потом, к сожалению, говоря словами великого барда, в суету городов и в потоки машин возвращаемся мы… Потому что, простите меня, милая девушка, просто некуда деться!

Он трагически развел руками и задумчиво уставился на огромный шкаф, забитый разноцветными папками.

Испугавшись, что туристическая ностальгия окончательно захлестнет Перхушкина, Яна энергично перешла в наступление:

– Сланальп Ноевич… Слава! Вы должны мне помочь.

– Да, да, я помню, – очнулся от романтического забытья Перхушкин. – Вы разыскиваете Федоренкова. Вера мне позвонила. Кстати, а вы не в курсе, где он? Никак не могу его разыскать.

Невинное желание дернуть Перхушкина за косичку сменилось более кровожадным порывом засветить ему в глаз.

– То есть как – не можете разыскать? Чего же вы мне тут голову столько времени морочили? Вы же его начальник, вы просто обязаны знать, куда подевался ваш сотрудник. Может быть, вы его случайнопослали в командировку? – не без иронии поинтересовалась Яна.

– В командировку? – удивился Перхушкин, потряс головой и словно сбросил с себя чары. Его худое лицо мгновенно преобразилось. Сейчас перед Яной находился самый настоящий чиновник и администратор, правда, по-прежнему смахивающий на Фреда Астера.

– Все поездки и командировки у нас происходят строго по утвержденному графику, согласованному с руководством института. Никакой самодеятельности мы не допускаем. Никаких «случайно» и «вдруг» быть не может. Если бы Федоренков уехал в командировку, то я бы знал, когда, куда и на какой срок.

– Ладно, если он не уехал в командировку, то где он? Вы сами сказали, что не можете его найти.

– Федоренков – не самый дисциплинированный сотрудник, хотя талантливый ученый, прекрасный организатор. Бывает, так и норовит среди дня куда-то улизнуть. Придумывает какие-то неотложные дела на выезде…

– Может, кто-то из других руководителей его послал на задание? Директор, например. И вас забыли предупредить, – цеплялась за соломинку Яна.

– Исключено, – Сланальп сурово повел бровью. – Любые официальные перемещения сотрудников отдела в пространстве – только через меня.

– А не официальные?

– Тем более, – отрезал он. – У меня даже на свидания официально отпрашиваются. Поэтому с Федоренковым будет отдельный серьезный разговор. Он нарушил правила, а я этого не приемлю.

Надежда, что исчезновение Юры как-то связано с его работой, испарилась.

– Ну ладно… Тогда… что ж? До свидания, – Яна стремительно поднялась и, помедлив секунду, вышла из кабинета.

Однако Перхушкин тотчас же выскочил вслед за ней.

– Погодите, а вы по какому поводу?

– По личному, – ответила Яна, почувствовав, что ее губы неожиданно задрожали.

Непонятно почему ей захотелось плакать. Дома почему-то слез не было, а вот теперь они внезапно подступили к глазам.

– А вы, собственно, кто? – догадался наконец спросить Сланальп.

После долгого общения в его кабинете более смешной вопрос придумать было сложно. Но сейчас Яне было не до смеха.

– Я его будущая жена, – пробормотала она. – Возможно.

– Возможно – будущая или возможно – жена? – уточнил Сланальп, вглядываясь в лицо Яны. – Ладно-ладно, это не мое дело. Мое дело – найти вашего возможно мужа. Вообще-то хорош гусь! Рабочий день вовсю, у меня для него есть поручение от дирекции, а он где-то шляется.

– А если сотрудник не является на работу, вы можете обратиться в полицию? – спросила Яна, пробуя согнутым указательным пальцем загнать теплые слезы обратно в глаза.

– Э-э… Не думаю. Мне так не кажется. Сначала я бы обратился к родственникам. Погодите! Сейчас посмотрю в журнале, кого Юра указал в качестве родственников, которых нужно известить при наступлении чрезвычайной ситуации…

Перхушкин нырнул обратно в кабинет и через несколько секунд вынырнул с толстой тетрадью в руках.

– Вот! – воскликнул он, потрясая своим трофеем. – Яна Макарцева. Ее адрес и телефон…

– Я знаю адрес и телефон Яны Макарцевой. Потому что я и есть Яна Макарцева, – усталым голосом пояснила та.

В этот момент вдалеке фыркнул лифт, и в конце коридора появилась та самая рыжая Любовь Федоровна, которая орала на Веру. Громко цокая каблуками, она двинулась в их направлении. Завидев ее, Сланальп невероятно оживился и, не обращая внимания на то, что Яна корчит ему рожи, подался навстречу:

– Любовь Федоровна, вы сегодня видели Федоренкова?

Любовь Федоровна, которая находилась от Перхушкина метрах в пяти, издала негромкий рык, подскочила на месте, развернулась в подскоке на сто восемьдесят градусов и припустила по коридору в обратную сторону.

– Любовь Федоровна, вы что, меня не слышали? – возмущенно крикнул ей вслед Сланальп.

Вместо ответа та на бегу дрыгнула ногой, как будто хотела от него отвязаться. Кажется, она даже не стала вызывать лифт, а просто выскочила на лестницу, потому что исчезла мгновенно, словно ее и не было.

– Понимаю, у вас может сложиться впечатление, что в нашем институте не все так, как должно быть, – пробормотал Сланальп, повернувшись к Яне. – Дело в том, что мы переживаем трудности. А кто их сейчас не переживает? Сотрудники ходят нервные… Боятся потерять работу.

– Если Юра отыщется, вы мне позвоните? – спросила Яна, пропустив мимо ушей его бормотание.

– Конечно. А вы – мне! – Сланальп выхватил из кармана пиджака визитку и вручил девушке. – Все координаты здесь. Будем держать друг друга в курсе, хорошо? Я лично вам обещаю. Не стану вас подбадривать… Сегодняшняя неявка Федоренкова на работу кажется мне подозрительной. У меня интуиция, как у снежного человека. И она подсказывает – назревают неприятности! Если меня тянет петь грустные песни, это плохой знак.

– Спасибо за честность, – пробурчала Яна, которая уже не чаяла выбраться из этого мрачного коридора на волю.

Она еще не успела дойти до лифта, когда до нее донеслось хрипловатое пение Сланальпа: «Нет алых роз и траурных лент, и не похож на монумент тот камень, что покой тебе подарил».

«Чтоб ты поперхнулся! – подумала Яна в отчаянии. – Когда я сюда шла, то хотела убить Юрку. А сейчас начинаю о нем всерьез беспокоиться. В конце концов, я до сих пор не знаю, кто такая Зоя и кем она ему приходится. И он пока еще – мой гражданский муж. Так что я просто вынуждена о нем беспокоиться! Я должна. Впрочем, если бы не автоответчик Зои, я сейчас была бы уверена, что Юрка свалил в командировку. И, как всегда, сообщит об этом в sms дня через два-три. Однако, судя по всему, Сланальп в первый раз сталкивается с исчезновением подчиненного. Или на самом деле у него полный бардак, а при мне он просто делал вид, что весь такой грозный и ответственный? Ладно, придется признаться Дарье, что я с поручением не справилась, пусть подключает свои связи. Если она лично явится в институт, Сланальпу не позавидуешь».

* * *

Федоренков с тревогой посмотрел на часы. Сделал он это осторожно, не дай бог, кто заметит его нетерпение. Спешка противоречит протоколу и демонстрирует неуважение к партнерам.

Кроме заместителя директора института, никто не знал, что он на переговорах. Его засунули сюда по чистой случайности, и эту случайность как можно скорее следовало объяснить хотя бы Перхушкину. Однако переговоры тянулись и тянулись, и даже сообщение послать было нельзя, потому что мобильники здесь глушили.

Приятным было лишь то, что коллеги из Брюсселя подтвердили его участие в симпозиуме по защите экосистем Европы. Там он должен выступить с обширным докладом и провести сложные переговоры о частичном, а лучше полном финансировании некоторых совместных с европейцами программ Института исследований биоресурсов и экосистем, предложив взамен помощь в организации научных экспедиций на территории России.

Федоренков вспомнил, как недавно намекнул Яне о том, что осенью, возможно, предстоит командировка в Бельгию. И как она оживилась. «Я давно мечтала побывать на родине Эркюля Пуаро, съесть настоящие бельгийские вафли и выяснить, наконец, чем же так знаменит «писающий мальчик», – заявила она. Когда Федоренков уточнил, что ни жены, ни любимые девушки протоколом не предусмотрены и финансирования на их поездку нет, Яна ответила, что ради такого случая готова взять отпуск и сопровождать знаменитого ученого Федоренкова за свой счет, в качестве свободной туристки. «Будет тебе бесплатный эскорт в виде красотки с соблазнительной фигурой», – засмеялась Яна и щелкнула его по носу.

Заметив на себе чей-то взгляд, Федоренков поспешно стряхнул с себя воспоминания и снова включился в процесс. Когда переговоры, наконец, были завершены, он с облегчением выполнил все формальности, со всеми распрощался и вышел на улицу. Незаметно сделал несколько дыхательных упражнений и сел в свою машину. Как только он подъехал к шлагбауму, телефон запищал, и посыпались сообщения о пропущенных звонках. Десятки сообщений!

– Надеюсь, пока я тут торчал, марсиане не захватили Землю, – пробормотал он.

Решил не останавливаться и никому не перезванивать, а сразу рвануть в институт. Там можно будет ответить на все вызовы по порядку. Однако когда он уже собрался сделать разворот в конце Чистопрудного бульвара, телефон пропел торжественный марш. На этот марш Федоренков отзывался всегда. Пришлось притормозить и включить «аварийку».

Звонил представитель крупной юридической фирмы, которую привлекли к борьбе за здание родного института. Стерильным голосом крючкотвора и законника он сообщил господину Федоренкову, что появились хорошие новости. И очень много откликов на вчерашний эфир. При этих словах Юра возликовал. Слишком много сил он вложил в борьбу, слишком многое поставил на карту.

Закончив разговор, Федоренков выехал на бульвар и, ловко обгоняя другие автомобили, двинулся в сторону центра. Здание института блестело на солнце всеми стеклами. Леня Запорожец не случайно так легко отсылал сюда журналистов на экскурсию. Никаких видимых признаков захвата действительно не было. Даже никакой своей охраны Леня не поставил – мол, пусть ученые пока живут, как жили.

На самом деле работа по свертыванию научной деятельности и подготовке к выселению шла полным ходом. На директорском этаже освободили несколько больших кабинетов, и там уже прочно уселись менеджеры Порожина, которые не менее двух раз в день устраивали закрытые совещания. По этажам тихо бродили незнакомые люди с планами здания, осматривали комнаты сотрудников, измеряли лаборатории, что-то прикидывали, записывали, чертили схемы. Посторонний человек вряд ли заметил бы изменения в обычном рабочем ритме, но коллектив явственно ощущал приближение катастрофы.

Госструктуры и правоохранительные органы быстро охладели к этой теме. Видимо, связываться с Запорожцем никто не хотел, либо же тот уладил вопрос, оперируя финансовыми инструментами.

А когда после очередного скандала в министерстве директора с сердечным приступом отвезли в больницу, все поняли – либо надо смириться, плетью обуха не перешибешь, либо броситься в отчаянную схватку с непредсказуемыми последствиями. Общее собрание коллектива по соображениям конспирации состоялось в огромной аудитории вуза, где читал лекции один из сотрудников. Обсудили стратегию и тактику на ближайшее время, а также избрали комитет, который должен координировать все действия по возвращению утраченного имущества. Туда вошел и Федоренков, как один из наиболее принципиальных и решительных сторонников развернувшейся борьбы.

И вот сегодня в этом темном деле появился первый лучик света. Подробности представитель юридической фирмы был готов рассказать только лично, и это понятно. Телефоны в наше время – вещь ненадежная. А у стен института с некоторых пор, как подозревали сотрудники, появились недружественные уши и глаза.

На парковку попасть не удалось, потому что на подъезде к ней образовался затор: два каких-то умника не смогли разъехаться, и один поцарапал другому капот. Федоренкову пришлось проехать еще метров триста, прежде чем он смог втиснуть автомобиль в узкое пространство между двумя «Газелями». Торопясь на службу, он тем не менее ухитрялся по дороге читать электронные сообщения. Одно из них было невеселым: после вчерашнего телеинтервью директору стало плохо, и его снова увезли на «Скорой».

Не прошел Юрий и десятка метров, как заметил, что ему наперерез движется миловидная рыженькая девица в джинсах и легкой курточке золотистого цвета. Едва их взгляды встретились, она улыбнулась и приветливо помахала рукой. Федоренков готов был поклясться, что девушку он видит в первый раз. С безразличным видом он прибавил шагу, намереваясь обогнуть незнакомку, которая, судя по всему, просто обозналась.

Однако девушка, сделав несколько стремительных шагов, ухватила его за руку и воскликнула:

– Погодите, я хочу вас спросить…

«Сейчас будет выяснять, где здесь фитнес, – решил Юра. – Или стоматология». За последние годы незнакомки на улице обращались к нему в основном с этими вопросами. Когда однажды две веселые толстушки спросили, как добраться до Красной площади, он позорно растерялся и не смог ничего толком объяснить.

Поэтому, изобразив на лице приветливость, весело сказал:

– Фитнес прямо, два квартала, стоматологи – через дорогу, направо за угол.

– Стоматологи? – воскликнула девушка, непроизвольно прикрыв ладонью хорошенький ротик. – Вам что, с первого взгляда не понравились мои зубы?!

– Простите, – смущенно улыбнулся Юра. – Неудачная шутка. Чем могу быть полезен?

– Вы – Юрий Федоренков? – спросила рыженькая.

– Совершенно верно, – Юра удивленно посмотрел на незнакомку.

– Старший научный сотрудник, заместитель начальника отдела? – с придыханием начала перечислять девушка, но Федоренков мягко прервал ее:

– Можно без титулов и званий. Ведь все равно пропустите самое главное.

– А что самое главное? – глаза незнакомки смеялись.

– Лауреат премии «Оскар» за лучшую мужскую роль.

– Серьезно?

– Конечно! Иначе откуда еще вы можете меня знать?

– Вот вы шутите, – рассердилась девушка. – А мне срочно надо у вас взять интервью. Я корреспондент радио «Гейзер», мы хотели получить небольшой комментарий относительно ситуации вокруг здания института.

– Надо же! Радио «Гейзер»!

– А что такого? – обиделась девушка.

– Да ничего. Просто журналисты больше любят общаться с господином Порожиным, а наше мнение их обычно не интересует…

– Нас очень, очень интересует ваше мнение, – торопливо возразила девушка.

– Как вас зовут?

– Алиса.

– Так вот, Алиса, возьмите свой комментарий у директора нашего института. Хотя нет, сейчас он в больнице, вас туда не пустят. Я вам дам телефоны заместителя директора, главного бухгалтера, начальников отделов… Короче говоря, тех, кто занимает руководящие посты. Зачем вашему радио комментарий рядового сотрудника?

– Нет, нет, – горячо запротестовала рыженькая. – Ведь известно, что именно вы – один из главных борцов за возврат здания.

– Откуда у вас такие сведения? – искренне удивился Юра. – Я программных заявлений не делал и в СМИ не выступал.

– У нас собственные источники информации, мы их не выдаем, – строго заметила Алиса. – Если боитесь, можем в эфире не называть вашего имени.

– Ничего я не боюсь, – усмехнулся Федоренков. – Кому надо, и по голосу опознают. А позже, вероятно, – и по родинке на правом бедре.

– Что вы, в самом деле! Не бойтесь, никто не станет вас убивать за высказанное мнение.

– За мнение – вряд ли, а вот за недвижимость практически в центре столицы – вполне могут.

– Да ладно вам, – нахмурилась посерьезневшая Алиса. – Такой здоровый, сильный мужчина…

– Это я так, для поддержания разговора. Никакой я не главный борец, просто считаю эту ситуацию позорной для науки и государства. Но от себя лично комментировать неудобно, у меня есть руководство.

– Тогда просто выскажите свое личное мнение и расскажите, какие меры предпринимает коллектив, чтобы вернуть себе здание. Прошу вас, хотя бы в общих чертах, у меня эфир через два часа!

– Хорошо, – сдался Федоренков. – Доставайте свой диктофон или что у вас там.

– Замечательно, – обрадовалась девушка. – Только присядем где-нибудь… Где потише! – Она очаровательно улыбнулась.

– Можем вон в том кафе устроиться. Заодно кофейку попьем.

– Ох, простите, сейчас некогда, мне еще до редакции доехать, а это далеко, и пробки… Давайте в мою машину, вот она.

Алиса указала на припаркованный метрах в десяти черный лимузин с тонированными задними стеклами.

– Ничего себе, корреспонденты ездят! – присвистнул Юра, подходя к машине.

– Это редакционная, – засмеялась Алиса. – Садитесь назад, а я – с другой стороны.

– Как скажете, – Юра открыл дверь, собираясь лезть внутрь, но увидел сидящего в глубине мужчину.

– Тут уже кто-то есть! – изумленно крикнул он журналистке и тут же от мощного удара сзади буквально влетел в салон.

Юра попытался сопротивляться, но чьи-то стальные руки ловко его скрутили. Через пару минут Федоренков в наручниках, с заклеенным пластырем ртом, сидел между двумя молчаливыми бугаями. Еще один участник нападения, то ли шофер, то ли бригадир криминального трио, устроился за рулем. В окошко со стороны переднего седока постучали. Тип, сидевший за рулем, опустил стекло. В салон просунулась знакомая рыжая голова.

– Все в порядке, мальчики? – спросила Алиса, с интересом оглядев пленника черного лимузина.

– Нормально, – буркнул водитель, который, видимо, был за старшего. – Ты свое дело сделала, и двигай отсюда, нечего светиться.

Он потрепал ее огромной ладонью по щеке и добавил более дружелюбно:

– Доложу шефу, потом все остальное, как договаривались. Я вечером позвоню.

– Ну, пока, жду обещанного.

Прежде чем исчезнуть, Алиса, или как там ее звали по-настоящему, еще раз посмотрела на Федоренкова и сказала с усмешкой:

– Не волнуйся, интервью они у тебя брать не будут. Пока!

Юра попытался сосредоточиться и вложить в ответный взгляд все свое презрение к рыжей гадине. Если бы он мог, то взглядом передал бы и нецензурное, но единственно достойное ее слово.

* * *

Маша Брянцева настежь распахнула дверь, и Яна, увидев ее лицо, громко охнула:

– Господи, что случилось?! Почему ты вся зареванная?

– Мне та-а-ак жалко Пашку! – Маша вывернула нижнюю губу наизнанку и всхлипнула. – Я спалила его хату, и он теперь все равно что бомж – бездомный, неприкаянный.

– Да ты пьяная! – догадалась Яна. – А ну-ка, что там у тебя? – Она наклонилась и понюхала содержимое стакана, который подруга крепко сжимала обеими руками. – Виски? Ох, Машка, ты меня пугаешь – пьешь посреди рабочего дня. И вообще, почему ты дома, а не в офисе? Это на тебя кузен так отрицательно влияет? Вы что, ударились в воспоминания и вместе надрались?

– Не, я одна надралась, а Павла дома нету, – махнула рукой Маша, слегка расплескав свой напиток. – За ним приехали какие-то люди и увезли его.

– Какие такие люди? И что значит «увезли»? – удивилась Яна. – Силой, что ли?

С ее точки зрения, увезти Ливнева против его воли было совершенно невозможно. Он производил впечатление не просто очень сильного человека, но прежде всего несокрушимой личности.

– Так какие такие люди его увезли? – повторила Яна повисший в воздухе вопрос.

– Ра-бо-то-да-те-ли, – Маша с трудом выговорила длинное слово. – Такие статные мужики в военной форме, все честь честью. Пашка прямо вырос в моих глазах, чес-слово.

– Ой, мне даже в голову не приходило, что Ливнев работает на военных, – удивленно вскинула брови Яна.

– Я тоже не знала, что он такая важная штучка. И угораздило же меня его дом поджечь, – снова завела Маша, вытерев нос рукавом. – А какой замечательный у него был дом! Давай двигай за мной, я тебе его сейчас покажу.

– Каким образом ты собираешься показать мне то, чего уже не существует? – пожала плечами Яна и вслед за подругой вошла в комнату, которая без Ливнева показалась ей какой-то пустынной и даже унылой. Надо же, а раньше таких ощущений у нее не возникало! Наоборот, Машкина квартира с яркими шторами и десятками цветных диванных подушечек, завешанная фотографиями всяких чудес света, заставленная безделушками, привезенными из многочисленных туристических поездок, всегда невероятно ее привлекала. Однако сейчас она почему-то выглядела странно осиротевшей.

– Там еще замечательный забор был, Янка… – продолжала причитать Маша. Она осторожно поставила на стол стакан с виски, плюхнулась в кресло перед компьютером и ткнула пальцем в развернутый на весь экран снимок. – Во, видишь? Не слишком высокий и не слишком низкий – досочка к досочке! И крыльцо… Вот я сейчас покажу тебе крыльцо! Смотри, какое оно! Шесть ступенечек – и все ровненькие, гладенькие.

– Раскаянье тебе ужасно не идет, – проворчала Яна, взяла стоявший у окна стул и тоже подсела к компьютеру. – Ну да, неплохое крыльцо. Только я все равно не очень понимаю, зачем ты его запечатлела. Что в нем такого особенного?

– Во, ты, как всегда, в корень зришь, – пьяно хихикнула Маша. – Ничего особенного в этом крыльце нету. И в заборе тоже нету. И в камине. Но я все равно все это фо-фо-фотографировала. Ты ж помнишь, я как раз перед поездкой новый фотик купила. А там столько всяких фун… функций… офигеть. Ну вот, мне же нужно было потренироваться. Я и снимала все подряд – внутри дома, снаружи…

– Ладно, фотограф, дай я лучше сама посмотрю, – хмыкнула Яна и, потеснив подругу, завладела «мышкой». Она принялась с жадным интересом перелистывать фотографии, вглядываясь в мельчайшие детали. Дом Павла выглядел просторным и на удивление уютным, хотя женской руки в нем не чувствовалось – никаких подушечек и финтифлюшечек. Особенно понравилась Яне кухня, украшенная связками лука, пучками диких трав, флотилией кастрюль и взводом сковородок. Потом на экране появилась гостиная, освещенная только огнем камина.

– Ух ты, как красиво, – восхищенно воскликнула Яна, но тут же нахмурила брови. – Эй, погоди-ка, погоди-ка… А это еще что такое? Твоя работа, Машка?

Она резко ткнула пальцем куда-то в верхний угол фотографии.

– Чего я еще сделала не так? – проворчала Маша, улегшись грудью на клавиатуру и сощурившись. – Что ты тут углядела?

– Да вот же, полюбуйся!

– Обыкновенный снимок в рамке на камине, – констатировала Маша. – И что?

– Как это что? – сердито закричала Яна. – Разве тебя не удивляет, что это моя фотография? То есть что на ней изображена я?

– Врешь ты все. Откуда она могла там взяться?

– Вот и я говорю: откуда? Наверняка это твои проделки.

– Знаешь, Янка, я, конечно, тебя люблю, – растрепанная Маша погрозила подруге пальцем, – но не до такой степени, чтобы таскать твои фотки по командировкам и раздаривать их родственникам.

– А я-то надеялась, – усмехнулась Яна, продолжая вглядываться в снимок. Потом покликала «мышкой», намереваясь увеличить масштаб. Фотография в рамке на камине немедленно расплылась и пошла «квадратиками». – Блин, не хватает резкости.

– Ну и самомнение у тебя, Янка, – хрюкнула Маша и, взяв со стола стакан, одним глотком прикончила остатки виски. – Ты что, знаменитость какая, чтобы твои портреты у народа на каминных полках стояли? Где бы, интересно, Павел мог добыть твое фото – он ведь о тебе до недавнего времени слыхом не слыхивал. Думаю, там просто какая-нибудь его знакомая дамочка изображена, малость на тебя похожая.

– Ничего подобного, я отлично помню эту фотографию, – запротестовала Яна и тут же пояснила: – Потому что я себе на ней нравлюсь. Кроме того, видишь, как я сложила руки под подбородком? Совершенно особенным образом. Я рассматривала эту фотографию сто раз и даже знаю, где она лежит.

– Где? – заинтересовалась Маша.

– Кажется, в альбоме с атласными бантиками.

– Тю! «Я знаю» и «кажется» – совсем разные вещи. Поди проверь свой альбомчик с бантиками, и сразу увидишь, что твоя драгоценная фотка на месте.

Маша вальяжно откинулась на спинку кресла и попыталась положить ноги на компьютерный стол. Однако стол оказался слишком высоким, кресло подалось в сторону, и ноги с диким грохотом съехали на пол. На звук из соседней комнаты выглянула меланхоличная морда Бобика. Маша досадливо скривилась и показала псу язык.

Яна тем временем схватилась за подбородок и принялась его ожесточенно мять, стимулируя мыслительный процесс.

– Конечно, я все проверю, – сказала она наконец. – Но по-моему, таких фотографий было две. А может, и три… Точно, я вспомнила! У бабушки Дины был юбилей, восьмидесятилетие, и она потребовала, чтобы все ее внуки и правнуки прислали ей свои «художественные портреты», как она выразилась. Я тогда специально ходила в студию и, помнится, угрохала на это дело кучу денег. Потом отправила одну фотку бабусе вместе с поздравительной открыткой, а другую оставила себе.

– Если твоя физия на снимке получилась такая замечательная, то ты наверняка не ограничилась всего парой штук, – фыркнула Маша. – Одну для бабки и всего одну для себя? Не-е, на тебя это не похоже!

– Хочешь сказать, что я жадная? – возмутилась Яна.

– Не жадная, а практичная. Если что хорошее, ты всегда стараешься запасти впрок. Как белка. А может, у тебя просто дефицит радости, – важно заявила пьяная Маша.

– Нет, ты сказала, что я жадная! – уперлась Яна. От возмущения она даже вскочила на ноги и подбоченилась. – Но прежде чем меня обвинять, лучше вокруг оглянись – посмотри, сколько моих вещей перекочевало к тебе! Одних книжек целая библиотека! Ты берешь их у меня почитать и не возвращаешь. Я хоть слово тебе сказала по этому поводу?!

– Щас сказала, – ухмыльнулась Маша, после чего подъехала в своем вертящемся кресле к журнальному столику и все же водрузила на него ноги. – Да ладно тебе кипятиться. Я прекрасно знаю, что ты не жадная. И все же, если тебе что-то нравится, ты своего не упустишь! И не спорь. А насчет книг я как раз хотела тебя предупредить – некоторые из них Бобик съел.

– Съел?!

– Ну, если и не съел, то сильно потрепал. Скотина ничего не понимает в литературе, грызет все самое лучшее.

Услышав свое имя, Бобик снова появился из укрытия и остановился посреди комнаты, со сдержанным интересом переводя взгляд с хозяйки на гостью и обратно.

– Надо полагать, что он как раз очень хорошо разбирается в литературе, раз жрет самое лучшее, – гневно глядя на пса, проворчала Яна. – И тебе не стыдно?

По морде Бобика было ясно, что ему абсолютно, то есть ни капельки, не стыдно, и Яну это почему-то разозлило еще больше. Она уже раскрыла рот, чтобы выдать этому варвару по первое число, но тут хлопнула входная дверь и из прихожей раздалось чье-то сопение.

– Па-авлик, это ты? – зычным голосом крикнула Маша.

– А разве ты еще кому-то давала ключ от квартиры? – не без ехидства поинтересовался Ливнев, вырастая на пороге.

Бобик потрусил к нему, в знак приветствия усиленно размахивая хвостом.

Увидев Яну, Павел раскинул руки в стороны и радостно возопил:

– О, у нас тут дорогие гости!

– Это как раз недорогие, – фыркнула Маша. – Чаю с колбасой не просят.

– «Чай с колбасой» звучит волшебно, – мгновенно воодушевился Ливнев. – Я, признаться, голодный, как серый волк. Учитывая данное обстоятельство, по дороге домой заскочил в соседний супермаркет и купил всяких вкусностей. Сейчас нарублю бутербродов. На вашу долю делать?

Маша заявила, что, конечно же, делать, потому что лично у нее с самого утра маковой росинки во рту не было. Когда Ливнев, понимающе кивнув, скрылся на кухне, она толкнула подругу локтем:

– Чувствуешь в нем первобытную мощь? «Нарублю бутербродов» – разве городской мужик так скажет? Да ни в жисть!

Когда Ливнев накрыл на стол и пригласил дам на кухню, дамы некоторое время молча и сосредоточенно жевали.

– А как же светская беседа? – обиделся Павел. – Мы же не в закусочной, в конце концов. Кстати, Мария, а по какому поводу ты у нас сегодня такая веселая? И почему не на работе?

– К чертям собачьим такую работу, – немедленно откликнулась Маша и в сердцах бабахнула кулаком по столу.

– Что так? – поинтересовался Ливнев.

– Да вот так! Вертишься, как белка в колесе, а толку чуть. Вчера опять крупный клиент с крючка сорвался, а я на него так рассчитывала…

– Не помог, выходит, мешочек с рисом? – с сочувствием спросила Яна.

В ответ Маша только тяжело вздохнула.

– Ну, с кузиной все ясно, – подвел итог Павел и перевел взгляд на Яну. – А ты чего гуляешь?

– Взяла неделю отпуска, – сообщила та.

– Собираешься искать Федоренкова? – встрепенулась бесхитростная Маша.

Яна попыталась испепелить ее взглядом, но Маша была слишком занята накалыванием скользкой оливки на шпажку и поэтому в горстку золы не превратилась.

– Неужели у тебя потерялся твой гражданский муж? – мгновенно оживился Ливнев. – Интересно, какие меры в таких случаях надлежит предпринимать гражданским женам?

– Нечего ерничать, – осадила его Яна. – С человеком могло случиться что-нибудь плохое.

– Почему же ты тогда не бегаешь по больницам и отделениям полиции? – пытливо взглянул на нее Павел. – А потому, – тут же ответил он сам себе, – что наверняка догадываешься, где он может быть.

– Не догадываюсь, – Яна отвернулась и меланхолично уставилась в окно. – Наверное, укатил в командировку, как обычно. Я ездила к нему в институт, и хотя мне там толком ничего не объяснили, думаю, его все же куда-то срочно услали.

– Ого, ты уже и на работе у него побывала? Выходит, дело серьезное.

Тем не менее в голосе Ливнева не чувствовалось никакой серьезности. К пропаже Федоренкова он явно отнесся с пренебрежением.

– Пока тебя не было, мы с Янкой рассматривали твой прекрасный, прекрасный дом, – печальным голосом протянула Маша. – У меня осталось жуткое множество фотографий!

– Твое раскаянье рвет мою душу на части, – насмешливо заметил Ливнев, побарабанив пальцами по столу. – Попей лучше минералки, она помогает прочистить мозги.

– Янка, между прочим, увидела на твоем камине фотографию, – упрямо продолжала Маша. – Свою собственную!

Ливнев, который как раз отхлебнул из чашки чаю, сначала что-то невразумительно промычал, но потом весело рассмеялся.

– Твоя подруга себе льстит, – сказал он, глядя на Яну прямым и чистым взглядом. – Снимок стоит у меня уже лет пятнадцать. Это польская актриса пятидесятых годов Агнешка Кадлубовская. Фотография досталась мне от деда, и я держал ее на камине из сентиментальных соображений.

– Ты не кажешься сентиментальным, – с сомнением прищурилась на него Яна.

Ей было жалко, что тайна так легко раскрылась. Вернее, что никакой тайны вовсе не оказалось.

– Все деспоты ужасно сентиментальны, – громко заявила Маша. – Например, почти все они заводят пушистых кошечек или маленьких собачек.

– Ну, Бобика вряд ли можно назвать маленькой собачкой, – с усмешкой отозвался на ее сентенцию Ливнев. – К тому же я вовсе не похож на деспота. Ты не можешь не признать, что я очень мил, приятен в общении и покладист.

– Но у этой Агнешки точно так же под подбородком сложены руки. То есть в точности как у меня на одной из моих самых любимых фотографий, – заявила Яна, пропустившая их диалог мимо ушей. Наколов на вилку кусок ветчины, она сосредоточенно разглядывала его на свет. Есть ей уже совсем не хотелось, и она делала это специально, чтобы не смотреть все время на Павла – его присутствие буквально гипнотизировало ее.

– На самом деле это ты на своей фотографии точно так же сложила руки, как Агнешка, – парировал Ливнев. – Потому что она старше тебя лет на пятьдесят и фотографировалась гораздо раньше.

– И у нее такая же прическа, – не сдавалась Яна.

– Это у тебя такая же прическа, – отмахнулся Ливнев. – Просто Агнешка очень красивая, и ты решила примазаться.

– Я, выходит, некрасивая, – немедленно вскинулась Яна.

– Я этого не говорил, – быстро пошел на попятный Павел. – Ты очень… привлекательная. Для тех, кто любит блондинок.

– Все любят блондинок, – безапелляционным тоном возвестила Маша. – Пока не встретятся со мной!

Ливнев хохотнул и забросил в рот оливку:

– Хвастовство не украшает женщину.

– Зато доставляет ей удовольствие, – парировала Маша и сыто икнула. – Знаешь что, хватит нападать на Янку, лучше помоги нам разобраться в мужской психологии.

– О, она очень простая. Мужчина делает то, что ему нравится, и это все. Конец. – Павел развел руками. – Мужская психология этим исчерпывается.

– Тогда он точно у Зои, – констатировала Маша и, обратившись к Яне, спросила: – Дарья еще ничего не разузнала?

– Понятия не имею.

– Кто такая Зоя? – тут же навострил уши Ливнев.

– Никто, – быстро ответила Яна, негодующе зыркнув на подругу.

Однако та не обратила на ее выразительный взгляд никакого внимания.

– Ща позвоним Дашке. Может, у нее уже есть какая-нибудь информация.

– Вряд ли, – засомневалась Яна, – прошло слишком мало времени. Дашка ведь не майор Пронин.

– Она лучше, чем все майоры, вместе взятые. Звони давай!

– А почему ты не хочешь сказать мне, кто такая Зоя? – с любопытством продолжал Ливнев. – Боишься уронить своего гражданского мужав моих глазах? Но ты же знаешь, что нам с Бобиком он с самого начала не понравился, поэтому ухудшить ситуацию уже невозможно. Так что можешь быть со мной совершенно откровенна.

– Зачем ей с тобой откровенничать, – хмыкнула Маша, – ты все равно не сгодишься на роль жилетки.

– А роль спасательного жилета тебя не устроит? – глядя Яне в глаза, спросил Ливнев и внезапно накрыл ее руку своей могучей ладонью.

Это было ужасно неожиданно и почему-то показалось ей чрезмерно, невыносимо интимным. Она на секунду даже задохнулась, ощутив, как кровь медленно и неотвратимо приливает к щекам. Вырывать руку ей не хотелось, но и сидеть вот так, чувствуя прикосновение Павла, было невозможно.

– Я… Мне… Мне надо позвонить, – пробормотала она, внимательно разглядывая узор на блюдце.

Маша, поглощенная наливанием минералки в высокий стакан, кажется, ничего не заметила.

Осторожно высвободив пальцы, Яна быстро выхватила из кармана телефон и принялась лихорадочно нажимать на кнопки, вызывая Дарью. Она явно пребывала в смятении и изо всех сил пыталась это скрыть, однако получалось у нее не слишком хорошо. На ее счастье, в трубке наконец-то раздался голос подруги.

– Даш, привет! Тебе удалось хоть что-нибудь выяснить? – с места в карьер бросилась Яна. – Я была в институте, но все без толку. Просто не знаю, что и думать, ужасно волнуюсь.

– У меня плохие новости, Янка. Относительно Зои… Ты там как, сидишь или стоишь?

– Сижу, – помертвевшим голосом откликнулась та.

– Что там такое? – громким шепотом поинтересовалась Маша, резко подавшись вперед и едва не свалившись со стула.

Яна с досадой махнула рукой, показывая, чтобы та не мешала слушать. Но Маша, которая ни в коем случае не собиралась пропустить свеженькие новости, живо придвинулась поближе и крепко прижалась ухом к телефону с другой стороны. Ливнев старательно делал вид, что ему нет никакого дела до происходящего. Он рассеянно что-то жевал, однако притворство удавалось ему из рук вон плохо: и дураку было ясно, что он тоже весь внимание.

– Короче, дело обстоит именно так, как мы и предполагали, – Зоя и твой Федоренков любовники, – доложил из телефона голос Дарьи. – Этот тип живет у нее в квартире. Судя по всему, когда он был не у тебя, то оставался у нее.

– Может, он и сейчас там? – едва слышно спросила Яна.

Губы у нее словно омертвели, как будто ей вкатили обезболивающий укол и он заморозил язык, щеки и даже глаза, которые перестали моргать и не в состоянии были пролить ни одной слезинки.

– Возможно, – безжалостно согласилась Дарья. – Рекомендую выяснить это как можно скорее. Тебе это будет полезно.

– Почему полезно? – растерянно переспросила Яна.

– Урок на будущее, так сказать. Чтобы ты больше никогда, никогда не была такой наивной и доверчивой. В общем, поезжай к Зое и застукай их на месте преступления. Я раздобыла ее адрес, записывай.

– Сейчас, сейчас…

Яна стала слепо шарить по подоконнику, пытаясь нащупать валявшийся там с незапамятных времен блокнот. В него импульсивная Маша вносила рецепты блюд, которые никогда не готовила. Ливнев между тем услужливо подсунул ей ручку. Яна перевела на него невидящий взгляд и машинально кивнула.

– Записываю, – все тем же слабым голосом сообщила она в трубку.

Дарья продиктовала адрес, а потом велела повторить его вслух. Яна послушно повторила. Она бы сейчас сделала все, о чем ее ни попросили бы. В голове было абсолютно пусто.

– Только обязательно прихвати с собой кого-нибудь, – принялась наставлять подругу Даша. – Того, кто сможет тебя поддержать и утешить. И не вздумай сама садиться за руль. В расстроенных чувствах вести машину опасно. Я настаиваю, поняла? Пообещай мне.

– Обещаю, что не сяду за руль, – безропотно повторила Яна.

Ливнев наблюдал за ней совершенно равнодушно и даже тихонько насвистывал. В глазах его не блеснуло ни капли сочувствия.

Как только разговор завершился, Маша горестно вздохнула и потянулась к граненой бутылке, которая стояла на краю стола.

– Я так и знала! – возвестила она, наливая в стакан приличную порцию виски. – Так и знала, что твой Федоренков козел. Я его уже ненавижу. Пусть только попробует пройти мимо моей двери. Я на него Бобика натравлю. Правда, Павел? Мы натравим на него Бобика!

В ту же секунду в дверях возник вышеозначенный Бобик и рассеянно оглядел присутствующих. Но поскольку никто не обратил на него внимания, пес разочарованно вздохнул – мол, зачем тогда было звать по имени? – и неторопливо удалился.

– Я могу тебя отвезти, – предложил Павел, впрочем, без особого энтузиазма. – Я слышал, как твоя Дарья говорила, чтобы ты сама за руль не садилась.

– Никуда я ехать не собираюсь, – заявила Яна, покачав головой. – Просто не хочу его видеть. Никогда. И не уговаривайте меня.

– А мы тебя и не уговариваем вовсе, – пожала плечами Маша. – По мне, так лучше растянуть предвкушение. Скандал – это горячее блюдо для глупого люда. А тебе нужна месть! – Она яростно потрясла кулаками. – А уж это блюдо, как всем известно, подают холодным.

– Я не хочу мстить Федоренкову, – ответила Яна, ощутив, что к ней снова возвращается способность нормально соображать и внятно формулировать мысли. – Я просто хочу, чтобы он исчез из моей жизни, вот и все.

– Как я тебя понимаю! – воскликнула Маша и тут же нахмурилась, пробормотав: – Хотя на самом деле я тебя совсем не понимаю. Случись такое со мной…

– Ты бы уже сгоняла по адресу и открутила ему ноги, – закончил за нее Ливнев.

– Почему ноги? – удивилась Маша. – Я бы открутила…

– Нервных просят заткнуть уши, – хмыкнул Павел.

Маша досадливо махнула на него рукой, взяла стакан и сделала приличный глоток.

– Мария, прекрати пить, иначе ты подожжешь и свою квартиру тоже. Тогда мы с Бобиком снова окажемся без крыши над головой.

– Я пойду, – прервала его нравоучения Яна и быстро поднялась. – Мне хочется немного побыть одной.

– Не лучшая идея, – с сомнением покачал головой Ливнев.

– Я должна это… переварить.

– Ну что ж, тебе виднее, – не стал уговаривать ее Павел.

И она ушла переваривать. Но как только очутилась в своей квартире и упала на постель – поплакать! – в тот же миг поняла, что плакать ей совершенно не хочется. Первая жгучая обида на Юрия прошла, и Яна с изумлением обнаружила, что не испытывает ничего сверхъестественного. Разве только умеренный гнев, совершенно понятный после такого грандиозного обмана с его стороны. Ну, может, еще бунт оскорбленного самолюбия. Конечно, ей хочется поквитаться с коварным Федоренковым, но вот страдать из-за него она точно не собирается. Это было так удивительно! И неожиданно для нее самой. Черт возьми, да в глубине души она даже рада тому, что между ними все кончено. Правда, она еще не проанализировала причину этой радости, но факт оставался фактом: разрыв с «гражданским мужем» принес ей явное облегчение.

Яна подошла к окну, распахнула его и сделала несколько глубоких вдохов. На душе стало легко и даже немного весело, и губы ее сами собой растянулись в улыбке.

«Итак, в моей жизни грядут перемены», – с удовлетворением констатировала Яна.

Но если бы она знала, что это будут за перемены, улыбка слетела бы с ее лица в ту же самую секунду.

* * *

Жизнь Юры Федоренкова вот уже многие годы была полна событиями и приключениями. Да и как может быть иначе, если большую часть времени он проводил в поездках, экспедициях и путешествиях. Ему случалось неделями блуждать по глухим бескрайним лесам, питаясь лишь ягодами и сырыми грибами, нестись в неуправляемой лодке по бешеной стремнине, ежесекундно ожидая рокового удара о камни. Случалось замерзать в ледяной тундре, умирать от жажды в пустыне, вступать в схватку с дикими животными, а то и с вооруженными беглыми уголовниками.

Однако похитили его впервые. И ведь не в таежных дебрях, а в центре огромного города, днем, что называется, при большом скоплении народа. Глаза Юре похитители завязывать не стали, и он вертел головой, пытаясь определить, каким маршрутом его везут.

«Почему они не боятся, что я запомню дорогу? – лихорадочно соображал он. – Очень странно. Уверены, что такая информация мне уже никогда не пригодится? В том смысле, что обратно я наверняка не вернусь».

По спине пробежал противный холодок страха, но Федоренков быстро отогнал от себя дурные мысли и принялся размышлять.

«Так, надо попробовать проанализировать создавшуюся ситуацию, – думал он. – Тут может быть одно из двух: либо это месть какого-то моего личного врага, либо происки Лени Запорожца».

Врагов, которые решились бы на уголовное преступление, у Федоренкова на данный момент вроде бы не было. Когда-то давно, еще до знакомства с Яной, его мечтал убить муж одной из его пассий, ужасный ревнивец. К счастью, не успел – чуть раньше его самого пристрелили партнеры по бизнесу. Была и обратная история – Юриной смерти возжелала оставленная им дама. Накануне прощального ужина она где-то раздобыла порошок, который, как ей объяснили, убивает не мгновенно и безболезненно. Растяпа спрятала отраву в личную аптечку, но потом перепутала пакетики и в итоге насыпала Юре в плов лошадиную дозу снотворного. Когда, так и не опустошив тарелку, тот молча свалился под стол, злоумышленница перепугалась и собственноручно вызвала «Скорую», а заодно и полицию. Оклемавшись, Федоренков узнал, что его бывшая подруга загремела в психушку, где, как выяснилось, ей было самое место.

Потом Юра припомнил несколько конфликтов с коллегами по работе, но все было не то, мелковато. Бывало также, что во время экспедиций у него случались опасные столкновения со старателями, егерями, еще какими-то темными личностями. Но если б те захотели с ним разделаться – убили бы сразу, а труп схоронили так, что ни одна собака бы не нашла. Такие не станут ждать и готовиться, чтобы потом устроить спектакль с похищением в центре Москвы.

«Ладно, теперь рассмотрим вариант номер два – господин Порожин, – продолжил свои размышления Юра. – Вероятно, ему стало известно, что наш коллектив постановил сопротивляться, и институт он без боя не получит. Тогда, верный своим криминальным привычкам, Леня Запорожец решил провести акцию устрашения – выбрал одного из членов координационного совета, похитил его и…»

Предположить такое было вполне логично. Но что, если Порожин задумал не акцию устрашения, а акцию ликвидации? И намерен одним выстрелом убить двух зайцев. Точнее, одного зайца – Федоренкова. Ведь Юра – один из тех, кто руководит сопротивлением. Убив его, Леня Запорожец запугает весь коллектив. Так, мол, будет с каждым, кто осмелится перечить воле бизнесмена.

«Но почему в таком случае выбрали именно меня? – думал Федоренков. – Я ведь не самый главный в нашем комитете. Я, можно сказать, вообще попал туда случайно – выдал на общем собрании несколько вполне разумных мыслей, вот и засветился. Откуда Порожин вообще может обо мне знать? Либо кто-то из наших донес… Наверняка у Запорожца есть в коллективе платные осведомители. Либо десант, что засел в институте, навел. Услышали мои крамольные высказывания, ну и…»

Федоренков действительно не особо скрывал, как его возмущает все, что вытворяет бывший наперсточник и рэкетир Порожин. Он считал, что со злом надо бороться всеми доступными способами, добро должно быть с кулаками. К сожалению, у этих бандитов кулаки сегодня оказались больше и крепче.

Машина тем временем выбралась из города. Шофер не особенно напрягался – он не гнал и руль держал одной рукой. Правда, иногда, словно забавы ради, перестраивался в левый ряд и выкатывался на встречную полосу. Наверное, это считалось неким водительским шиком. «Беспредельщики, – зло подумал Юра. – Ни фига не боятся. И ведь ни один гаишник не остановит – знают, чей это автомобиль».

Минут через сорок они въехали в какой-то дачный поселок и, немного попетляв, остановились перед огромными воротами. Во дворе охранники помогли Федоренкову вылезти из машины, сняли наручники и аккуратно отлепили пластырь. Затем довольно вежливо, без мата и пинков, провели его в дом. Проследовав через анфиладу комнат, обставленных на удивление скромно, Юра и его сопровождающие очутились в рабочем кабинете.

При их появлении из-за письменного стола, густо заставленного всевозможной электроникой, поднялся человек, в котором Федоренков мгновенно узнал Порожина. Бизнесмен был в светлом летнем костюме, а на руках у него сидел ушастый чихуахуа и мелко дрожал.

«Выходит, я правильно угадал», – с некоторой долей удовлетворения подумал Юра, внимательно разглядывая Запорожца.

Никогда раньше он не видел бизнесмена живьем – только по телевизору. Бывший наперсточник, а ныне мультимиллионер был похож на самодовольного Колобка, который ловко свалил от дедушки с бабушкой, наплевал на волка и проигнорировал медведя. И вопреки законам жанра, ухитрился сделать «козью морду» даже лисе, которая обязана была поставить точку в его блестящей карьере. Судя по всему, Колобок этот и дальше намеревался так же ловко и беззаботно катиться по жизни.

– Свободны, – махнул Леня короткопалой рукой, и охранники тут же скрылись за дверью. Потом он опустил собачку прямо на стол и пристально оглядел Федоренкова с ног до головы, будто прицениваясь. Криво усмехнувшись, кивнул на стоявший напротив него стул и приказал:

– Садись сюда.

Юра сделал несколько шагов вперед и занял указанное ему место. По лицу Порожина он пытался определить свою участь. Морда у Запорожца была противная – жирные обвислые щеки, мясистый нос и маленькие щелочки глаз под белесыми бровями. Тем не менее ничего устрашающего в его облике Юра не обнаружил. Но это только на первый взгляд.

«Зачем я ему все-таки понадобился? – продолжал ломать голову Федоренков, которого больше всего пугала неизвестность. – Они не убили меня сразу, значит, хотят о чем-то поговорить. Может, через меня собираются передать ультиматум для всех остальных сотрудников нашего института? Ну что ж, если так, не все потеряно. Еще покоптим небо!»

– Пить будешь? – вывел его из задумчивости голос Порожина.

– Не буду, – потряс головой Юра.

– Чего так?

– С утра не пью. И днем тоже.

– Так я ж тебе не водку предлагаю, а чего-нибудь прохладительного, – хохотнул Запорожец. – Жарко сегодня. Запарился небось?

– Не особенно, у вас в машине кондиционер хорошо работает. – Однако продолжать светскую беседу в том же духе было выше Юриных сил, и он, не выдержав напряжения, выпалил: – Что вам от меня нужно?

Запорожец с ответом не торопился. Он подошел к сервировочному столику, взял с подноса бутылку «Нарзана», плеснул себе в стакан и залпом выпил. Затем аккуратно вытер губы салфеткой, уселся за стол и устремил на Федоренкова ледяной взгляд. Он больше не напоминал Колобка, скорее – раздувшееся, как футбольный мяч, мерзкое пресмыкающееся, которое Юра однажды встретил на болотах Западной Сибири.

– Что уставился? – свистящим шепотом спросил Запорожец. – Не нравлюсь?

– Почему же? – у Федоренкова по спине потекли струйки пота. – Просто вспомнил кое-что.

– «Кое-что» вспоминать не надо, – скривился в злобной усмешке Порожин. – Сидеть, Бастер! – приказал он собачке, которая вознамерилась прогуляться по столу. И снова обратился к своему пленнику: – Тебе нужно вспомнить всего одну вещь.

– Какую вещь? – пробормотал Юра, судорожно вытирая о брюки вспотевшие ладони. Он уже догадывался, что никакими переговорами тут не пахнет, и снова сильно занервничал.

– Меня интересует, где спрятаны сокровища, – нарочито равнодушным тоном произнес Порожин, и Федоренков от неожиданности чуть не свалился со стула.

– Простите? Что вы сказали? – удивленно переспросил он.

– Я что, непонятно выразился? – тем же ровным голосом повторил Запорожец. – Спрашиваю еще раз – где находятся сокровища?

Юра не верил своим ушам. Он даже головой потряс, будто пытался избавиться от наваждения.

– Какие сокровища? О чем вы вообще толкуете?!

– Ты брось мне тут дурачком прикидываться! – неожиданно рявкнул бизнесмен. – Повторяю в последний раз – мне нужны сокровища Тимуридов.

– Вы просто с ума сошли! – воскликнул Федоренков странным тонким голосом. – При чем здесь сокровища? Я полагал, что меня притащили сюда из-за институтского здания. Вот и давайте говорить про здание!

– Зачем мне с тобой говорить про здание? – пожал квадратными плечами Порожин. – Ты что, глава Росимущества, министр, мэр города? Ты в этом деле тля болотная, ясно? И интерес у меня к тебе конкретно в связи с сокровищами Тамерлана. Рекомендую рассказать про драгоценности по-хорошему. Ведь все равно расколешься. Под пытками все раскалываются.

Про пытки он сказал таким обыденным тоном, что у Федоренкова упало сердце. И, кажется, отнялись ноги.

– Ладно, парень, кончай ломаться, – продолжал Запорожец и погладил своего Бастера по крохотной головенке. – Выкладывай, что ты про это знаешь?

– Ну… Что я знаю? – осипшим голосом сказал Юра. – Тамерлан… Был такой древний полководец, Золотую Орду разгромил. Кажется, Азию покорил. Какое я имею к нему отношение? А уж тем более к его сокровищам?! Я же в музее не работаю! Это бред какой-то…

– Не бред, не бред, дорогуша, – ухмыльнувшись, ответил Запорожец. – Уверен, что не бред. Во сне люди не бредят, я консультировался с докторами и даже психологами. Во сне вспоминают и анализируют пережитое. Вот так. Поэтому лучшее, что ты сейчас можешь сделать, – это припомнить все до мельчайших подробностей. Где находятся сокровища Тамерлана, как ты их обнаружил, куда перепрятал. Можешь даже карту нарисовать, не повредит.

Мысли Федоренкова метались в голове, как вспугнутые охотником зайцы. Во что он вляпался? И что ему теперь делать?

– Я не понимаю, откуда вы все это взяли? – чуть не плача вопросил он. – С какой стати вы решили, что я имею отношение к закопанным где-то ценностям? Кто вам об этом сказал?

– Да ты сам рассказал. Только не мне. Человечек один слышал, как ты во сне болтал про этот клад. Да еще с такими подробностями – закачаешься. И знаешь, что я думаю? Я думаю, ночью ты говорил правду. Вообще-то, парень, с такими недостатками, как базары во сне, опасно идти в разведчики. И сокровища тоже находить опасно.

Порожин весело рассмеялся собственной дурацкой шутке, а отсмеявшись, снова перешел на угрожающий тон.

– Что ж, пока побудешь у меня в гостях, обмозгуешь ситуацию. Много времени не даю – максимум шесть часов. Потом начнем действовать… активно. И тогда тебе станет очень больно, можешь мне поверить. Так что советую выложить все начистоту. Целым останешься, да еще и заработаешь. Обещаю – в обиде не будешь. Короче, время пошло.

Звонком хозяин дома вызвал охранников и, кивнув на Федоренкова, приказал:

– В наш гостевой домик его. Только без мордобоя, мне он здоровым нужен. Пока что…

* * *

«Если друг оказался вдруг… И не друг и не враг, а так», – тихо и немного заунывно мурлыкал Перхушкин, расхаживая взад-вперед по своему кабинету. Он только что вернулся с совещания и пребывал по этому поводу в минорном настроении.

Директор, заработавший инфаркт в тяжелой битве за здание института, снова загремел в больницу, и всеми делами теперь заправлял его заместитель. Ученый он был никакой, поэтому весь нерастраченный жар души отдавал административно-хозяйственной деятельности. Дорвавшись до власти, он взял моду ежедневно собирать по утрам многочасовые совещания. При этом большую часть времени говорил сам, а остальные сотрудники лишь угрюмо внимали, мысленно желая этому демагогу поменяться с директором местами.

Сегодня, делая разнос Перхушкину, заместитель высокопарно восклицал: «Мы патриоты и энтузиасты! Мы должны двигать науку вперед, невзирая ни на какие препятствия. Будет в нашем распоряжении это здание или другое – не суть важно. У нас есть утвержденный план научной работы на год, есть график исследовательских поездок в регионы, разработаны маршруты экспедиций. И нечего складывать крылья, сетовать на трудности. Трудности ученых никогда не пугали!»

По вопросу о здании заместитель директора изначально занимал нейтральную позицию, а теперь откровенно высказывал пораженческие настроения. «Я принципиально не желаю ввязываться во всякие авантюры, – ответил он на предложение поучаствовать в работе координационного комитета. – Мне все равно, где территориально будет находиться институт. Главное – чтобы мы продолжали успешно трудиться. Ученые во все века подвергались гонениям, однако пламя научной мысли от этого не погасло, а лишь ярче разгорелось!»

Возражать этому вдохновенному словоблудию было так же бесполезно, как сачком для бабочек ловить самолеты. Перхушкину и отсутствующему без уважительной причины Федоренкову за необоснованный перенос сроков горно-алтайской экспедиции был объявлен устный выговор. Заместитель директора потребовал сегодня же к вечеру представить ему новый, скорректированный план поездки, уточненные маршруты и график работ.

«Ведь хоть бы что понимал в деле, – грустно усмехнулся Сланальп. – И такому болвану приходится подчиняться».

Строго говоря, за все горно-алтайские дела отвечал Федоренков, но Перхушкину как руководителю пришлось мужественно принять удар на себя. Теперь он с нетерпением поджидал Федоренкова, который, пользуясь нынешней непростой ситуацией, завел моду приходить на службу когда вздумается. Однако время шло, а Юра все не появлялся. Сланальп несколько раз пытался до него дозвониться, но номер все время был занят.

«Интересно, с кем он может так долго болтать? – раздраженно подумал Перхушкин. – Небось с этой красоткой Яной Макарцевой. Она, видать, крепко его прижимает, вон как примчалась его искать на работу, испугалась, что пропадет мужик. Но что поделаешь – женщина!»

Вспоминая свою недавнюю встречу с Яной, он подошел к окну и рассеянно посмотрел вниз, на широкую площадку перед зданием института, плотно уставленную машинами сотрудников. Внезапно взгляд его наткнулся на Федоренкова, который только что вынырнул из-за угла и теперь бодрым шагом направлялся ко входу.

«Ну, сейчас я его порадую выговором, а потом засажу все бумаги заново переписать, – с кровожадной усмешкой подумал Сланальп, потирая ладони. – Будет знать, как опаздывать на работу. К тому же вечером опять к этому кровопийце идти, надо как следует подготовиться. Не могу же я один…»

Тут он увидел, что наперерез Федоренкову бросилась какая-то рыжеволосая девица, тот остановился и завел с ней милую и непринужденную беседу.

«Вот ловелас, – ревниво подумал Перхушкин. – Девки сами кидаются на шею, прямо на улице».

Умение Федоренкова легко нравиться женщинам вызвало у него не только зависть, но и сильное желание выскочить на улицу, схватить дамского любимца за шиворот и силком усадить за рабочий стол – потрудиться, как выражался заместитель директора, во благо отечественной науки.

В этот момент рыжая девица сделала рукой приглашающий жест, и они с Федоренковым направились к черному представительскому лимузину.

«Ну, это уже наглость! – негодующе всплеснул руками Перхушкин. – Едут развлекаться в разгар рабочего дня… Вот потому-то невеста и ловит его по всему городу! Наверное, хорошо изучила повадки женишка. Ладно, сейчас я тебе устрою».

Продолжая зорко наблюдать за действиями явно флиртующей парочки, он схватился за мобильный, чтобы в приказном порядке вернуть безответственного сотрудника на рабочее место. Но не успел нажать на кнопку, как увидел двух здоровенных мужиков, которые, возникнув словно ниоткуда, торопливо шагали прямо к черному лимузину. Не заметивший их Федоренков как раз открыл заднюю правую дверь и тут же, получив мощный удар в спину, пулей влетел в салон. Толкнувший его бугай проворно влез следом и быстро захлопнул дверь. Второй здоровяк уселся на место водителя. Девушка, перекинувшись парой слов с кем-то невидимым в машине, исчезла, будто растаяла в летней дымке.

Ошеломленный Сланальп все это время стоял у окна и наблюдал за происходящим, разинув рот. Все случилось так неожиданно и так быстро, что он не успел даже двинуться с места. И только когда черный лимузин медленно отплыл от тротуара, Перхушкин наконец вышел из ступора.

«Кажется, Федоренков влип в историю, причем серьезную. По крайней мере, со стороны все выглядело как самое настоящее похищение! Надо что-то делать».

Сланальп понимал, что стал невольным и, скорее всего, единственным свидетелем преступления, которое вполне может закончиться для его подчиненного весьма печально. И что судьба несчастного Федоренкова сейчас зависит от его, Сланальпа, находчивости и предприимчивости. Он ни секунды не сомневался, что Юре угрожает серьезная опасность. Возможно, это вопрос жизни и смерти.

Итак, действовать надо было оперативно, потому что черный лимузин уже двигался прочь от здания института. Звонить в полицию времени не было, так что оставалось одно – преследование. Если бы под рукой у Сланальпа оказалось альпинистское снаряжение, он бы, не раздумывая, вылез в окно и в считаные минуты спустился бы вниз по стене здания. Но снаряжения не было, и Перхушкину пришлось идти проторенным, так сказать, путем – он вихрем вылетел в коридор и, не дожидаясь лифта, помчался вниз по лестнице. Лестничные пролеты он преодолевал одним длинным мастерским прыжком. Уже через минуту Сланальп заводил свой мощный мотоцикл, карауливший хозяина прямо у подъезда.

Потерять из вида машину похитителей он не боялся: обладая орлиным зрением, он еще из окна кабинета сумел разглядеть номер. К тому же, имея в своем распоряжении проворного стального коня, ему ничего не стоило догнать громоздкий черный лимузин, который вальяжно ехал по проспекту. Сланальп пристроился сзади, для конспирации пропустив вперед три машины. Очень скоро ему стало ясно, что лимузин движется в сторону области и, вероятно, собирается покинуть город.

Надо сказать, что никакого четкого плана по спасению Юры у Перхушкина не было. В погоню за похитителями он бросился инстинктивно, поддавшись порыву. Дала себя знать альпинистская закалка. В горах рассуждать некогда – если друг попал в беду, действовать нужно стремительно, иначе нельзя. Впрочем, Перхушкин и Федоренков не были близкими друзьями. И даже их рабочие отношения нельзя было назвать идеальными. Тем не менее мысль о том, чтобы отделаться звонком в полицию и переложить ответственность на плечи спецслужб, попросту не пришла Сланальпу в голову. Вольно или невольно, но он впутался в приключение и теперь намеревался стать его активным участником.

«Может, стоит обогнать лимузин, перегородить дорогу и попытаться отбить Юру? – прикидывал Перхушкин, аккуратно маневрируя в потоке транспорта. – Вряд ли они начнут перестрелку прямо посреди запруженной машинами улицы, где вокруг полно народу. Но публичный скандал хорош, если имеешь дело с криминалом. А вдруг это разборки на государственном уровне? Вдруг Федоренков замешан в какие-нибудь секретные правительственные дела? Нет, торопиться не стоит. Сначала посмотрим, куда они его доставят, а потом разберемся».

К счастью, по летнему времени движение в сторону области было довольно плотное, поэтому практически до самого конца пути Сланальпу удавалось успешно укрываться за джипами, маршрутками, грузовиками и автобусами. А когда черный лимузин свернул на пустынную дорогу, ведущую в сторону крупного дачного поселка, Перхушкин, дабы откровенно не висеть у похитителей на хвосте, пронесся вперед. Метров через триста развернулся и уже через несколько минут с независимым видом неторопливо катил между красивых домов, окруженных надежными заборами. Вскоре ему повезло: свернув в очередной проулок, он увидел, как машина со знакомыми номерами въезжает через распахнутые ворота в какой-то двор. Прежде чем ворота закрылись, Перхушкин успел заметить довольно скромный по здешним меркам дом и вокруг него еще несколько построек, одна из которых смахивала на небольшую сторожевую башню.

Скоренько проскочив мимо, подальше от камер наружного наблюдения, которыми были оснащены ворота, Перхушкин развернул свой мотоцикл и остановился неподалеку, в тени разлапистого куста бузины.

«А вдруг я зря всполошился, – неожиданно для себя подумал он. – Вдруг это никакое не похщение, а всего лишь дружеские разборки? И привезли сюда Юру на переговоры по какому-нибудь вполне невинному делу».

Но тут ему припомнился момент запихивания Федоренкова в машину, и сомнения его мгновенно испарились – сцену эту вряд ли можно было назвать невинной.

«Все, хватит пустых рассуждений, – одернул себя Сланальп. – Пока я тут философствую, за этим забором может черт знает что случиться. Вплоть до убийства. Лучше ошибиться, чем потом грызть локти, бросая цветочки на Юрин гроб».

Чтобы разработать дальнейший план действий, надо было сперва сориентироваться на местности. Забор, за который увезли Федоренкова, представлял собой серьезное препятствие, и его, очевидно, придется штурмовать. Однако Сланальп понимал, что лазать по заборам в офисном костюме и замшевых ботинках было бы неразумно. Прежде чем начинать операцию по спасению Федоренкова, надо было как следует экипироваться. Перхушкин принялся оглядываться по сторонам и сразу же увидел вдалеке поселковый магазин. Пожалуй, начать нужно было именно с него.

Подкатив к торговому заведению, он запарковал свой мотоцикл на небольшом, скрытом от людских глаз асфальтовом пятачке позади магазина, а сам шустро шмыгнул в дверь. А минут через тридцать он снова появился на улице, полностью готовый к преодолению неизвестных ему пока вершин.

Кроме универсальных джинсов и кроссовок, сейчас на нем была застегнутая наглухо темно-синяя ветровка, за спиной болтался небольшой рюкзачок со всякой нужной мелочью и двадцать пять метров тонкой, прочной веревки, которую продавец с трудом разыскал в закромах поселкового центра изобилия. Жаль только, что здесь не нашлось альпинистских «кошек» – в таком деле они могли очень пригодиться.

Вообще-то сборы прошли более-менее гладко, если не считать нахального вопроса одной из продавщиц:

– А зачем вам в такую жару перчатки и шапка?

– Мерзну, – сурово пояснил Перхушкин, натягивая дрянную вязаную шапочку по самые брови.

– Летом? – поразилась продавщица.

– Именно летом и мерзну, – подтвердил Сланальп. – Зимой как-то не так.

На самом деле шапочка ему была нужна для того, чтобы спрятать под ней две самые яркие, на его взгляд, приметы: лысину и косичку. Поразить местных жителей до глубины души своим видом Перхушкин не боялся. В таком наряде он вполне мог сойти за какого-нибудь заблудившегося грибника или же рыбака. А в самом крайнем случае можно выдать себя за трубочиста, предлагающего местным жителям свои специфические услуги.

– «Вот это для мужчин – рюкзак и ледоруб, и нет таких причин, чтоб не вступить в игру», – бодро напевал Перхушкин. Визбора он очень уважал и всегда вспоминал о нем в решающие моменты жизни.

Теперь к штурму вражеской крепости Сланальп был готов и физически, и морально. Сначала он решил было дождаться ночи. Но почти сразу отверг эту мысль. Днем охрана расслаблена и менее бдительна – важный психологический фактор. Кроме того, один его знакомый приятель-альпинист, в мирной жизни специалист по электронной слежке, рассказывал, что в светлое время суток системы наблюдения часто выключают – либо для профилактики, либо из-за сенсорных светильников вдоль забора. Рассчитывать на это, конечно, не стоит, однако шанс, хоть и мизерный, все же есть. Но самое главное, до ночи с Федоренковым могут сделать все, что угодно. Поэтому нужно было поторапливаться.

– Действовать надо быстро, но осмотрительно, – пробормотал себе под нос Перхушкин. – Потому что, если ты накосячишь, Сланальпик, вас обоих уже никто не спасет.

С видом праздного бездельника он прогулялся по окрестностям, тем временем выбирая самое удобное место для преодоления забора. Такой забор мог показаться неприступным лишь человеку неопытному, но тренированному спортсмену перемахнуть его было не слишком сложно. Главное здесь – скорость. Если проделать все молниеносно, есть надежда, что камеры окажутся бессильны, а охранники прозевают стремительный рывок. Все-таки не каждый день к ним вламывается человек, дважды покорявший Эверест. Больше всего Сланальп боялся, что территорию охраняют собаки. Однако сколько он ни бродил вокруг, со стороны дома на него никто ни разу не гавкнул. Это было невероятным облегчением! Альпинисты не обучены драться с животными, альпинисты суровые, но дружелюбные.

Наконец Перхушкину удалось найти подходящее местечко для проникновения в стан врага – противоположную воротам сторону забора, которая почти вплотную примыкала к густому лесу. Здесь проходила узкая, заросшая зеленью тропинка. Никаких защитных рвов и других фортификационных сооружений поблизости не наблюдалось.

Тихонько насвистывая «Если ж он не скулил, не ныл, если хмур был и зол, но шел…», Сланальп стал готовиться к операции. То, что с первой ее частью он справится успешно, сомнений не было. Другой вопрос, что делать потом, оказавшись на чужой территории? Безоружный, не знающий внутреннего расположения объектов, количественного состава противника…

Если бы не экстремальные обстоятельства, Перхушкин ни за что не ввязался бы в столь безрассудную авантюру. Однако тревога за Федоренкова все росла и не позволяла ему расслабиться. Сланальп всегда гордился своей мощно развитой интуицией, и сейчас она подсказывала: надо спешить на выручку, иначе будет поздно.

Стараясь отогнать от себя дурные мысли, Перхушкин достал из рюкзака веревку. К концу веревки был привязан большущий крюк, заблаговременно обмотанный по дуге шпагатом – чтобы не создавать лишнего шума. Тщательно прицелившись, Сланальп метнул его вверх и тут же почувствовал, как веревка запружинила в его руках.

Все дальнейшее произошло стремительно и красиво. Еще через минуту Сланальп, продемонстрировавший ловкость человека-паука, приземлился во дворе незнакомого дома. Судя по тому, что все вокруг по-прежнему оставалось тихо и спокойно, подвиг его остался никем не замеченным. Быстро оглядевшись, Перхушкин резво нырнул за наваленную неподалеку огромную кучу строительного мусора. И вовремя! Потому что сначала у него над головой послышался шум открываемого окна, а потом оттуда кто-то громко крикнул:

– Ты понял, что я сказал? Чтоб никто без моей команды его пальцем не трогал! Иначе голову оторву!

– Да понял я, понял, – раздался густой бас совсем рядом с распластавшимся за мусорной кучей Перхушкиным. – Вы уже говорили, Леонид Семеныч…

– Вам, остолопам, по сто раз повторять надо, – снова раздался сверху ворчливый голос.

– Не беспокойтесь, Леонид Семеныч, все будет, как вы велели, – пробубнил все тот же бас. – Отведем его в гостевой домик, будем сторожить – пока я, а потом Сева меня сменит.

– Не сменит, – возразил невидимый Сланальпу Леонид Семеныч. – Севу вместе с мальчиками я отправляю по одному важному делу. Так что стеречь будешь сам, до вечера.

– До самого вечера? – разочарованно протянул бас. – А может, Серега тогда…

– Сергей сегодня у ворот дежурит. Хватит базарить! Сказал, до вечера, значит, до вечера. Если устанешь, меня позовешь. Я тебя сменю, – захохотали в окне. Потом створки захлопнулись.

«Леонид Семенович? – ахнул про себя Перхушкин. – Так это же Запорожец! Выходит, Федоренкова похитили по его приказу! Но зачем?!» Впрочем, размышлять над этой проблемой сейчас было некогда: судя по звуку шагов, человек, говоривший басом, шел прямо на него. Извиваясь всем телом, словно змея, Сланальп стремительно пополз назад, подальше от ненадежного укрытия. Едва он успел сменить дислокацию и прижаться спиной к маленькому деревянному сооружению, похожему на строительную бытовку, как мимо места, где он только что лежал, протопал здоровенный слонообразный детина. Детина конвоировал закованного в наручники Федоренкова, слегка подталкивая его в спину.

Сланальп не поверил своим собственным глазам. Зрелище было настолько диким, что он на всякий случай зажмурился и потряс головой. Но нет, это был не сон, а самая настоящая реальность: Федоренков, который еще совсем недавно гулял по Москве, теперь находился в плену у бандитов. А сам он – уважаемый человек, начальник отдела – вместо того, чтобы готовить важные документы для заместителя директора, сидит в засаде, словно Шварценеггер в боевике.

Пройдя в опасной близости от затаившего дыхания Сланальпа, маленькая процессия скрылась в том самом доме, который напоминал сторожевую вышку.

«Надо полагать, это у них что-то вроде собственной тюрьмы, – догадался Перхушкин. – Они запрут там Юру и будут его охранять. И как же мне до него добраться?! Думай, Сланальпик, думай! Нужно ведь не только освободить Федоренкова, но еще и выбраться невредимыми из логова Запорожца. Охранники тут небось не лыком шиты».

Впрочем, подслушанный только что разговор его немного воодушевил. Какие-то «мальчики» в ближайшее время отправятся на задание. И тогда вроде бы получается, что, кроме хозяина, тут останутся всего лишь два человека – охранник на воротах и бугай, который сторожит Федоренкова. Значит, шанс вырваться на волю есть.

«Если удастся расковать Юрку, то вдвоем уже легче будет», – постарался подбодрить себя Сланальп. Впрочем, вредная мыслишка о том, что будет не легче, а труднее, все же грызла его. Возможно, Федоренков деморализован и станет настоящей гирей, которая потянет спасателя на дно. Вид у пленника, честно говоря, был не ахти. Впрочем, Сланальп тут же затолкал эту пораженческую мысль поглубже в подсознание. Тому, кто боится высоты, вершины не покорить.

Через некоторое время, подтверждая правильность его выводов, уехал знакомый черный лимузин. Перхушкин, внимательно наблюдавший за тем, как подручные Запорожца забирались в машину, насчитал аж пять человек.

«Это мне здорово повезло, что весь взвод отправился на спецзадание, – мрачно подумал он. – Вот теперь можно переходить к боевым действиям».

Осторожно приблизившись к гостевому домику, он решительно постучал в дверь. Затем, сделав пару шагов назад, слегка раскрутил кусок веревки с крюком на конце.

– Серега, тебе чего? – спросил высунувшийся наружу охранник и тут же получил оглушительный удар по бритой башке. Ноги его подогнулись, глаза закатились, и он рухнул прямо у крыльца, словно куль с мукой. Перхушкин стремительно бросился к поверженному врагу и ловко обыскал его карманы. Нашел ключ от наручников, перепрыгнул через распростертое неподвижное тело и взлетел на второй этаж. Федоренкова он обнаружил в самой дальней комнате без окон. Здесь было темно, как в склепе, и Перхушкину пришлось немного подождать, прежде чем он смог разглядеть сидевшего посреди комнаты Федоренкова.

– Юрка, вставай, быстро! – прошипел Сланальп, бросаясь к пленнику и тыча в него ключом от наручников. – Сматываться нужно!

– Ты… Ты кто такой? – напряженным голосом спросил Федоренков, явно не узнавший своего начальника в столь странном облачении. – Что ты собираешься со мной сделать?

– Отвезти на работу, дурак! – разозлился Перхушкин, который никак не мог справиться с замком.

– Зачем? – тупо спросил совершенно обалдевший Юра.

– Затем, что тебе уже объявили выговор. И мне тоже объявили. – Сланальп наконец догадался идентифицировать себя и сдернул с головы вязаную шапочку. – Ну что, узнаешь начальника?

– Перхушкин? – недоуменно простонал Федоренков. – Откуда ты здесь взялся?!

– От верблюда! Увидел в окно, как тебя в машину затолкали, ну и бросился в погоню. Не мог смириться с мыслью, что какие-то уроды киднепнули моего ценного сотрудника. Тем более что тебе предстоит выполнить большую работу.

– Сланальп Ноевич, ты настоящий друг, – чуть ли не со слезами в голосе воскликнул Федоренков и припал щекой к его животу. Если бы руки его не были скованы, он наверняка бросился бы начальнику на шею.

– Хватит в любви объясняться, чешем отсюда! Пока нас тут не разорвали в клочки: на сотню маленьких Федоренковых и две сотни маленьких Сланальпов.

Наконец замок щелкнул, и освободившийся от проклятых железок Федоренков резво вскочил на ноги.

– А ты уже придумал, как мы отсюда смоемся? – зашептал Юра, растирая затекшие запястья. – Здесь же куча головорезов Запорожца. Или ты их всех положил?

– Я похож на Джанго? – вскинул брови Сланальп. – Ты же видишь – у меня ни ружья, ни пистолета. Кроме того, я не кровожадный. Но нам с тобой дико повезло, дружок. Пятеро только что уехали на какое-то спецзадание – я своими глазами видел, как они отчалили. Так что, по моим подсчетам, тут сейчас лишь босс и два охранника. Один у ворот дежурит, а второй получил от меня по кумполу и теперь валяется внизу. Ты никого больше не видел?

– У Запорожца есть крохотная собачка, Бастер, размером с канарейку. Больше никого.

– А-а, так вот почему здесь не держат сторожевых псов! – оживился Сланальп. – Чтобы они не слопали крошку Бастера. В общем, и тут тебе повезло. А везение, брат, это аванс от самого господа. Так что молись, и пусть нам и дальше сопутствует удача.

– Тогда бежим, – воскликнул воодушевившийся Федоренков и первым ринулся к лестнице. Перхушкин поспешил следом за ним.

Оглушенный им охранник все еще неподвижно лежал возле входа.

– Этот еще какое-то время будет в отключке, – констатировал Сланальп, бросив на него короткий взгляд.

– Теперь надо нейтрализовать охранника у ворот, а потом самого Запорожца, – предложил Федоренков.

– Нет, одного охранника. Чтобы по-тихому выйти через калитку, – запротестовал Перхушкин. – Зачем связываться с Порожиным? Только лишнего шуму наделаем. Все равно нам прятаться придется.

– Не придется, – бойко возразил Юра. – Меня приводили к нему в кабинет, и я видел на рабочем столе компьютер и кучу документов. Похоже, у него здесь что-то вроде штаб-квартиры. Ну вот, мы пороемся в его файлах и бумагах, авось найдем что-нибудь полезное.

– Ты что, собираешься шантажировать бандита? – с подозрением спросил Сланальп.

– Зачем шантажировать? Просто это «что-нибудь» может стать для нас гарантией безопасности. Тогда и прятаться не придется.

– А если не найдем ничего эдакого? – засомневался Сланальп. – Тогда что?

– Тогда заберем Бастера, – решительно предложил Федоренков. – Клянусь мамой, Леня из-за этой собачонки на все пойдет.

Держась поближе к стене дома, начальник и подчиненный побежали к воротам. Ни о чем не подозревающий Серега мирно сидел в комнатке для охраны и, хрумкая чипсами, смотрел телевизор. Эффект неожиданности сработал, и вскоре Федоренков, сидя на охраннике верхом, связывал ему ноги веревкой.

– Это только в кино все просто, – кряхтел Юра, потуже затягивая узел. – А в реальности разве рассчитаешь удар? Вдруг я его слишком сильно по темечку саданул?

– Не бойся, он дышит, – успокоил его Сланальп. – Вот с Запорожцем, думаю, будет справиться сложнее. К нему незаметно не подберешься. У меня, правда, есть в рюкзаке перцовый баллончик… Значит, сделаем так. Ты брызгаешь ему в глаза, а я луплю вот этим крюком. Я его уже на первом охраннике опробовал – эффект потрясающий.

Озираясь по сторонам, они осторожно выбрались из будки охранника. И в ту же секунду у них над головами раздался громкий крик:

– Эй, вы кто такие? Леша, Сергей, быстро сюда! В саду посторонние!

– Запорожец, – разочарованно выдохнул Перхушкин. – Из окна нас засек, гад! Так, быстро уходим. Следуй за мной, я помогу тебе перелезть через забор…

– Я на него не запрыгну! – в отчаянии проскулил Федоренков.

– Я помогу! Подтолкну тебя снизу, а потом вскарабкаюсь по веревке.

– Нет, ты из-за меня только время потеряшь, – уперся Юра. – Беги один, иначе нас обоих повяжут.

– Идиот! – рассвирепел Перхушкин, хватая Федоренкова за руку. – Порожин наверняка вооружен. Ты что, хочешь получить пулю в лоб? Теперь-то уж он точно не будет с тобой церемониться.

От этих слов лицо Юры сделалось серым, а на лбу выступили капельки пота. Он явно был перепуган до смерти.

– Ладно, – выдавил он наконец. – Бежим! Но забор я все равно не осилю. Давай так – ты удирай тем же путем, каким пришел, а я дерну через калитку.

С этими словами он развернулся и бросился в ту сторону, откуда они только что пришли.

Из дома раздавался заливистый лай Бастера, но ни топота ног, ни криков слышно не было.

Сбитый с толку Перхушкин на миг растерялся. Однако, проводив недоуменным взглядом Федоренкова, который скакал к воротам, словно преследуемый охотниками олень, быстро развернулся и прямо через газон ринулся в глубь сада. Снова воспользовавшись крюком и веревкой, он птицей взлетел на забор, но, прежде чем спрыгнуть на другую сторону, окинул взглядом территорию – Юры уже нигде не было видно.

Мягко приземлившись, Перхушкин смотал веревку, и в этот момент до его слуха донеслось несколько приглушенных выстрелов. Сланальп решил, что это палит из окна разъяренный Леня Запорожец, и поспешил убраться подальше от опасного дома.

Продираясь по лесу, где он собирался спрятать ненужную теперь амуницию, Перхушкин мучительно размышлял о том, что случилось с Федоренковым. Удалось ли ему проскочить через калитку? И если да, то куда он после этого подался? Сумеет ли он выбраться из поселка, если Запорожец в ближайшее время вызовет подмогу? В запасе у них обоих, скорее всего, минут пятнадцать. В самом лучшем случае – полчаса. Потом окрестности наводнят бритоголовые «мальчики». Поэтому главное сейчас – бежать отсюда как можно дальше. Тогда у них, возможно, появится шанс на спасение.

* * *

Утром Яна открыла глаза и сразу же вспомнила все, что случилось накануне. И невероятное чувство облегчения затопило ее. Она лежала в постели, раскинув руки, и наслаждалась моментом. Она свободна от Федоренкова! И почему ей раньше в голову не приходило, что он так ее… обременяет?! Она изо всех сил подстраивалась под их совместный быт, который оказался для нее тяжкой ношей, но признаться себе в этом она ни за что не хотела. Почему? Потому что одинокая жизнь казалась ей неправильной, ущербной? И вместо того, чтобы искать настоящую любовь, она мертвой хваткой вцепилась в Федоренкова? Она не верила, что сможет когда-нибудь кого-нибудь полюбить… Перед мысленным взором Яны появился Ливнев, и она улыбнулась.

В общем-то, понятно, почему Федоренков обманывал ее с Зоей. Наверное, он тоже чувствовал, что их отношения – ложь от начала и до конца. Она сама во всем виновата. Нет, он, конечно, тоже виноват! Мог бы сказать ей правду, вместо того чтобы трусливо бегать налево. Дарья права – наверняка Юрка придумал всю эту чушь с разговорами во сне, чтобы в конце концов, ссылаясь на неполадки со здоровьем, бросить ее и снова переселиться в свою квартиру. Или в квартиру Зои.

Приняв душ, Яна отправилась на кухню и сварила себе кофе. Посмотрела на часы и вздохнула. На работу идти не надо, но и Федоренкова искать тоже не надо, сам найдется. Тогда она с ним и поговорит. А пока есть время заняться домом, разобрать шкафы, выбросить старые бумаги из секретера…

Примерно через час она поняла, что Федоренкова все-таки придется отыскать, и как можно скорее. Его вещи не давали ей свободно дышать! Они лезли ей на глаза и постоянно попадались под руку. Раньше она не обращала внимания на то, что весь ее дом был начинен Юриным барахлом. В платяном шкафу висела его одежда, секретер был забит бумагами. В каждом ящике комода, на книжных полках, за любой дверцей лежали записи с какими-то ужасными рисунками жаб и червяков, его старые мобильники, кисточки для бритья, домашние футболки, солнечные очки, ключи неизвестного назначения, специализированные журналы, ремни и еще миллион мелочей, приводивших Яну в раздражение.

– Я все-таки поеду к Зое, – вслух сказала она, остановившись перед зеркалом и глядя на свое отражение.

И она поехала. Бумажка с адресом лежала в ее сумочке, но она запомнила улицу, номер дома и квартиры с первого же раза. Дарья продиктовала ей и код подъезда, так что внутрь она попала без проблем. Целых десять минут Яна сражалась с собой, прежде чем решилась позвонить в дверь. «Зоя знает о моем существовании, так что я ее своим появлением не огорошу, – размышляла она. – Зато вопрос с Федоренковым решу раз и навсегда. Пусть приезжает и забирает свои манатки, чтобы они мне глаза не мозолили. Ну и сказать ему, какой он засранец, тоже не помешает».

Однако, к ее разочарованию, дверь ей никто не открыл. Еще раньше Яна позвонила в стоматологическую клинику, где ей сказали, что у Зои сегодня выходной. «Может быть, они вдвоем куда-нибудь уехали? Погулять в парке? – размышляла девушка, спускаясь по лестнице. И тут же сама себя оборвала: – Ага, и Федоренков в честь такой прогулки проигнорировал службу. А что, если они попали в аварию? Нет, не стану волноваться».

Но сказать легче, чем выполнить. Подумав про аварию, она все-таки разволновалась. Позвонила Маше и пожаловалась:

– Представляешь, какая я дура? Теперь я переживаю за них обоих – за Федоренкова и его пассию.

– Конечно, дура, – подтвердила Маша. – Я бы на твоем месте пылала негодованием и выбрасывала федоренковские трусы и сандалии с балкона прямо на тротуар. Пусть все видят!

– Может быть, обзвонить больницы? – не сдавалась Яна.

– Тебе больше заняться нечем? – Маша от возмущения перешла на крик. – И когда, Макарцева, ты наконец поумнеешь?

– Тебе сегодня Дарья не звонила? – вместо ответа поинтересовалась Яна. – Она вчера еще собиралась наведаться к Федоренкову в институт – сказала, что хочет копнуть поглубже. Вдруг уже что-нибудь откопала.

– Вряд ли с новостями она позвонит мне, – фыркнула Маша. – Если они у нее появятся, ты узнаешь первой, я уверена. Кстати, сегодня утром, когда я собиралась на работу, Ливнев поинтересовался, увижусь ли я с тобой.

– Серьезно?

– Просил передать тебе привет.

– Ну, спасибо. Даже не знаю, как на это реагировать, – усмехнулась Яна (хотя на душе у нее стало теплее).

– Я сразу поняла, что ты – его тип женщины, – глубокомысленно заявила Маша.

Яна мгновенно смутилась, но решила не подавать виду.

– Почему это? – с вызовом спросила она.

– Он ведь держал на камине фото этой актрисы, Агнешки как-ее-там! Про деда и сентиментальные чувства наверняка наврал. Ты веришь в ливневскую сентиментальность? Я лично – нет. Так что оставил он эту фотку у себя потому, что Агнешка ему самому понравилась. А ты на нее похожа, вот и делай выводы.

– Все это слишком умозрительно, – нарочито небрежно ответила Яна. – Если я его тип женщины, пусть сам об этом скажет.

– Полагаю, за ним не заржавеет, – засмеялась Маша. – Если он действительно к тебе проникся, молчать не станет. Мужская психология, вот так-то вот. Полагаю, скоро тебя ждут новые отношения.

Яна не стала возражать и громко возмущаться.

– Сначала мне нужно как-то определиться со старыми, – тем не менее сказала она.

– Разорвать их! – в голосе Маши появились атакующие нотки.

– Если не дозвонюсь Дарье, снова подъеду в институт. Отыщу Сергея Кудиярова – помнишь, я про него рассказывала? В прошлый раз меня федоренковский начальник так заговорил, что Кудияров просто вылетел из головы. Но мне все же хочется с ним поговорить. Вдруг он что-нибудь подскажет? Куда Федоренков мог податься, я имею в виду. Друг обычно знает гораздо больше, чем невеста.

– Бывшая невеста, – подсказала Маша. – Я на тебя в этом плане рассчитываю.

– В каком плане? Хочешь сосватать меня своему родственничку? Чтобы они с Бобиком переехали жить ко мне? – насмешливо поинтересовалась Яна.

– Дура ты, Янка, – обиделась та. – И я еще подумаю, хочу ли я, чтобы Ливнев с такой дурой связался.

– От дуры слышу.

На этой оптимистической ноте они закончили разговор. Яна села в машину и позвонила Дарье. Однако телефон был выключен – обычная история!

Тогда Яна стала размышлять, как найти Кудиярова. Сначала она позвонила Перхушкину, с которым установила какой-никакой контакт, но его телефон тоже оказался выключен. «Как будто все сговорились! – досадовала Яна, заводя мотор. – Зачем нужна мобильная связь, если ею не пользоваться? Ну, Дарью я еще понимаю – она постоянно в каких-то засадах или на стремных переговорах. А Перхушкин? Чем таким важным он занимается в рабочее время? Очередное совещание по спасению поголовья квакушек?»

Яна выехала со двора на улицу и сразу же попала в плотный поток машин. В последнее время ездить стало сложно – будни сравнялись с выходными, а середина дня была все равно что час пик. Машины двигались с черепашьей скоростью. Особенно когда начинался дождь. Сегодня он шел с самого утра, не переставая. «Лучше бы не это мелкое, занудное накрапывание, – думала Яна. – Пусть бы прошел настоящий летний ливень». Следуя ассоциации, она подумала о Ливневе. Интересно, а она действительно женщина его типа? Или Машка все придумала для того, чтобы ее подбодрить?

Здание института сегодня показалось Яне невероятно унылым. Она распахнула дверцу, раскрыла зонт и только потом выбралась из машины. Шлепая по лужам, она порадовалась, что надела закрытые туфли и ей не грозит простудиться. Коллеги-юристы думали, что она уехала отдыхать. А она здесь, в Москве, да еще в таком депрессивном состоянии…

Вероятно, в вестибюле института придется снова иметь дело с Верой. И что она ей скажет? Что в прошлый раз соврала? Может быть, так и надо сделать? С правдой ничто не может сравниться – она действует на людей гораздо сильнее, нежели самая замечательная выдумка. Или нет? Возможно, это просто сентенция, которая не работает. А ей нужно, просто необходимо завоевать доверие женщины, выдающей пропуска.

Яна потянула на себя стеклянную дверь, шагнула в вестибюль и, словно по волшебству, нос к носу столкнулась с Верой.

– Ой, здравствуйте! – растерянно воскликнула она.

– Добрый день, – вежливо ответила Вера. – Так вы еще не уехали в свой Новосибирск?

– С Новосибирском вышла такая история! – оживленно воскликнула Яна. – А вы уже уходите?

– Да нет, собиралась выпить чашечку кофе в соседнем кафе. В нашем буфете, признаюсь вам, кофе просто отвратительный. Как будто его заваривают в ведре с половыми тряпками. А кофейным автоматам я не доверяю.

Яна принужденно рассмеялась.

– Вообще-то у меня обед, – продолжала объяснять Вера. – Но я приношу его с собой и разогреваю в микроволновке. Так что остается время на чашечку эспрессо.

– А можно я пойду с вами? Мне хочется вас кое о чем спросить.

На ее лице появилось умоляющее выражение, и Вера быстро сдалась.

– Ладно, пойдемте. Только вы так и не сказали, как вас зовут.

– Яна, – поспешно представилась та. – И я совсем не из Новосибирска.

– Серьезно? – по улыбке Веры можно было сделать вывод, что она об этом уже догадалась. – А откуда?

– Отсюда, из Москвы, – вздохнула Яна. – Невеста Федоренкова. Бывшая.

– Что, думали, бывшую в институт не пустят? – улыбка по-прежнему не сходила с Вериного лица.

– Что-то вроде того. А как вы догадались?

– У меня глаз наметан. Я сразу вижу, когда человек… говорит неправду, – корректно закончила она. – Кстати, Любовь Федоровна вами интересовалась.

– Кто? – удивилась Яна. – Кто такая Любовь Федоровна?

– Помните, я спрашивала у нее, где Федоренков?

– Женщина в очках? У которой муж – тиран?

– Точно! Ей хотелось знать, кто вы такая.

– И что вы сказали? – без особого интереса спросила Яна. Любовь Федоровна была ей глубоко безразлична.

– Повторила историю с письмом, а что же еще?

Они вошли в кафе и сели за свободный столик. Вера сразу же достала сигареты и мимоходом спросила:

– Не возражаете?

Она точно знала, что ее новая знакомая не станет возражать. Она хочет получить информацию, и сигаретный дым ее вряд ли остановит.

– Я бросила, – призналась Яна. – Но если и дальше будут случаться неприятности, наверняка снова закурю. А может быть, и нет. Я еще не выяснила, насколько крепка моя сила воли.

Женщины улыбнулись друг другу и сделали заказ подошедшему официанту. Вера щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась. Восхитительно сухая сигарета затрещала. «Гадость страшная, – подумала Яна, подавляя желание вытащить из пачки точно такую же и тоже щелкнуть зажигалкой. – Я сильная, я мужественная, я непоколебимая». С трудом удержавшись от желания закурить, она схватила зубочистку и принялась нервно ломать ее на мелкие кусочки.

– И давно вы бывшая? – поинтересовалась Вера, откинувшись на спинку стула.

«И почему мне показалось, что эта женщина – добрая и бесхитростная? – пронеслось у Яны в голове. – У нее взгляд как у психоаналитика».

– Со вчерашнего дня. Федоренков об этом еще ничего не знает. Я как раз спешу ему сообщить.

– Раз уж мы тут откровенничаем… Вы встретили другого?

– Нет, это Юра встретил другую. И уже почти что переселился к ней. Только мне ничего не сказал. Я, видите ли, сама узнала. (Совершенно случайно.) Вот, хочу с ним поговорить об этом. А он не выходит на связь.

– То есть вы его со вчерашнего дня так и не нашли? – удивилась Вера. – Это очень странно. Почему в таком случае молчит Перхушкин? Давно бы поднял шум.

– Мобильный телефон Перхушкина выключен, – пожала плечами Яна. – Юрин тоже. Собственно, я поэтому и пришла сегодня. Знаю, что Юра дружит со своим коллегой, Сергеем Кудияровым. Хотела с ним поговорить. Может быть, он что-то знает.

– Кудияров? – удивилась Вера. – Но он уже месяца три как у нас не работает. Уволился по собственному желанию. Ушел в частную фирму. Не могу сказать, что кто-нибудь страшно расстроился.

– Надо же, – Яна не могла скрыть разочарования. – А у вас остались его координаты?

– Могу дать номер мобильного телефона. Когда он еще у нас работал, я у него была палочкой-выручалочкой. Он мне оставлял множество разных поручений, – призналась Вера.

– Спасибо вам, – растрогалась Яна и сделала маленький глоточек кофе. Кофе оказался чудесным.

– Я кое-чего жду взамен, – повела бровью Вера. Легкая улыбка не сходила с ее лица, но всякий раз переливалась новыми красками. Сейчас она казалась чуточку снисходительной.

– Серьезно? – Яна насторожилась.

Вера наклонилась к ней и игриво понизила голос:

– Мне нравится все про всех знать. Я не сплетничаю, свято храню чужие секреты, но чувство власти над ближними меня воодушевляет. Так что вы мне должны рассказать свою историю. Баш на баш.

– Ладно, – медленно кивнула Яна. – Хорошо. Я расскажу все, что вы желаете знать. – Она побарабанила пальцами по столу. – Но что конкретно вы желаете знать?

Вера сделала еще одну красивую затяжку и легко закинула ногу на ногу.

– Как вы узнали про Альбину? – спросила она, прищурив глаз.

– Кто это – Альбина? – нахмурилась Яна, осторожно поставив чашку на блюдце.

– Ну как же? Вы сказали, будто узнали про то, что Федоренков встретил другую и почти переселился к ней…

– Ее зовут Зоя, – голосом робота ответила Яна, медленно, но верно прозревая.

– Зоя?! О-о! Какая неловкость! Я думала… Я полагала, что вы имеете в виду помощницу нашего директора.

– Федоренков к ней тоже почти переселился?! – ужаснулась Яна, мысли которой смешались в голове.

– Насчет «переселился» я не уверена, но то, что у этих двоих серьезные отношения, могу поручиться. Альбина постоянно болтает об их с Федоренковым романе возле кофейного автомата. Лично я поначалу не принимала ее болтовню всерьез, но однажды вышла на лестницу и услышала, как пролетом ниже Юра делает Альбине выговор. За то, что та распускает язык. Их перепалка стала для меня лучшим доказательством того, что Альбина ничего не сочиняет.

– А ошибки быть не может? – уточнила потрясенная Яна.

– Уверяю вас, эти двое – сладкая парочка.

Яна водрузила локти на стол и запустила пальцы в волосы, простонав:

– Нет, это невыносимо! Какая же я дура!

– А вы ни о чем не догадывались? – сочувственно спросила Вера.

– Разве непонятно? – вскинулась Яна. – Конечно, я не догадывалась! Я думала, он изменяет мне со стоматологом! А тут еще помощница вашего директора! Да сколько же у него женщин?!

– Надо спросить у самого Федоренкова, – пожала плечами Вера. – Но этот волокита, конечно, соврет. Раз уж он такой ловкий обманщик… Что ему стоит провести вас еще раз?

– Ну нет. Ничего я у него спрашивать не буду. Просто попрошу забрать вещички. И – скатертью дорога!

Яна прикончила кофе одним большим глотком. В ее голосе вновь появилась энергия.

– Вы обещали мне телефон Кудиярова.

– Он вам все еще нужен?

– Разумеется. Для того чтобы выгнать Федоренкова из дома, я должна по меньшей мере его найти.

Вера достала из сумки записную книжку и свойски подмигнула собеседнице:

– Никогда не доверяй информацию компьютеру – это сейф, у которого дырявое дно. Я предпочитаю все секретные сведения записывать от руки.

«А я предпочитаю не иметь дела с секретами, – мысленно ответила ей Яна. – Секреты удлиняют нос и укорачивают жизнь. А это не то, к чему я стремлюсь».

* * *

«Не представляю, как рассказать обо всем девчонкам, – думала Яна, кое-как ведя машину. Она то резко тормозила, то нервно срывалась с места. Несколько раз ей уже посигналили разъяренные водители. – Вляпаться в такую историю! Но ведь я ничегошеньки не знала и даже не догадывалась. Ни одна малюсенькая паршивенькая мыслишка об измене Федоренкова не забредала ко мне в голову».

В конце концов она не выдержала и снова позвонила Маше.

– Ты где? – воинственно поинтересовалась подруга.

– Решила еще раз заехать к Зое. Мне кажется, рано или поздно она все-таки вернется домой. Или они вернутся вдвоем.

– Тут-то ты и выскочишь, – с неудовольствием констатировала Маша. – Если я когда-нибудь задумаю вот так же провести отпуск, сделайте из меня шаурму. Потратить целую неделю – и на что?! Если ты забыла, твоя ближайшая подруга – глава турагентства! Она может за смешные деньги устроить тебе райский тур в райское местечко. То есть я могу. Но – нет! Ты предпочитаешь слоняться по чужим дворам, чтобы потом зареванной и несчастной возвратиться домой, нажраться антидепрессантов и упасть в холодную постель.

– Я звоню тебе за моральной поддержкой, – сердито сказала Яна.

– Ну, тогда ладно, – моментально остыла Маша. – В чем я должна тебя поддержать?

– В том, что я хочу немедленно, сию же минуту разобраться с Федоренковым! Я желаю выяснить с ним отношения раз и навсегда. Меня просто убивает мысль о том, что он до сих пор не знает того, что я в курсе его похождений!

– Могу тебя понять, – пробормотала Маша.

Судя по звукам, доносящимся из трубки, в настоящий момент она перелистывала какие-то документы. Вероятно, этим и объяснялась ее внезапная покладистость. Яна сделала глубокий вдох и быстро сказала:

– У Федоренкова есть еще одна баба.

– Ну да? – пробормотала Маша. После чего последовала секундная пауза, и подруга изумленно переспросила: – Чего-чего?

– Того. Я в институте узнала, что у него бурный роман с помощницей директора Альбиной.

– Нет, ты не шутишь? – Маша хихикнула.

– А что, похоже, что я в настроении шутить?

Маша Брянцева неожиданно залилась веселым смехом:

– Янка, ты меня уморила! Третья жена Синей Бороды! Господи, и кто бы мог подумать? Федоренков кажется таким… бесцветным, таким занудным… Как он ухитрился заморочить голову сразу трем девицам? Я бы скорее поверила в то, что он шпион!

– Может, он и есть шпион, – буркнула Яна. – Ничем не примечательный, умеренно обаятельный… Мне бы только с ним встретиться!

– Надеюсь, ты не замыслила ничего криминального, – продолжала веселиться Маша. – Ой, не могу… Говорила я – он тебе не пара.

– Так я и знала, что ты начнешь выпендриваться!

Яна решительно нажала на кнопку отключения связи и засунула телефон поглубже в сумочку.

Двор Зоиного дома казался пустынным. Дождь все еще накрапывал, и ни на лавочках, ни на детских площадках не было ни души. Яна вздохнула, набрала по бумажке код, вошла в подъезд и пешком поплелась наверх. Она была практически уверена, что дверь никто не откроет, поэтому и не торопилась. Все равно нужно как-то скоротать время ожидания.

Где-то наверху, на лестнице слышались негромкие голоса. Словно переговаривались несколько человек, шаркали подошвами по плиточному полу. Голоса были преимущественно женскими, поэтому Яна не побоялась наткнуться на пьяных или бомжей и продолжала преодолевать пролет за пролетом. На одной из площадок она увидела приоткрытые двери. Изумленно оглядываясь на них, девушка двинулась дальше и прошла еще один лестничный марш.

Дверь квартиры Зои была распахнута настежь, две соседние неплотно прикрыты. Возле одной из них топталась очень старенькая бабушка в шали и коротко обрезанных валенках. Поглядев на растерявшуюся Яну, она пожевала губами и с сожалением сказала:

– Зоя-то наша померла.

Сердце Яны ухнуло в бездонную пропасть. Ничего не ответив, она словно во сне вошла в раскрытую дверь и побрела на голоса. Но заплутала и попала на кухню. На столе, застеленном цветной скатертью, стояла банка с открытой крышкой. Яна медленно приблизилась к ней, наклонилась и понюхала содержимое. Та же самая дрянь, которую заваривал себе на ночь Федоренков.

Развернувшись, Яна двинулась в обратном направлении. Ей казалось, что она находится под водой – таким замедленным и странно зыбким казался мир вокруг. В комнате на диване лежала Зоя, одетая в домашний халат. Лежала очень спокойно, вытянув руки вдоль тела. Она была удивительно бледной и красивой.

– Что здесь случилось? – спросила Яна, удивляясь собственному ватному голосу.

– Померла Зоя, – с тем же выражением, что и старушка, сообщил какой-то маленький замурзанный мужичок, по самые глаза заросший щетиной. – Вроде как таблеток наелась. А там – кто знает?

– Зачем же вы ее трогали, неучи вы безмозглые? – басом спросил здоровый мужчина в тренировочных штанах и майке. – Надо было сразу в полицию звонить!

– Мы думали, она живая, – пробормотала женщина со скорбным лицом, прятавшая руки под фартуком. – Жалко ж. У меня, видишь, кот сбежал. Юркнул на соседский балкон и давай Зоину дверь драть. – Вероятно, она рассказывала это уже не в первый раз, но слушатели не возражали. – А покойница-то только ремонт сделала. Ну, думаю, не расплатиться мне за ту дверь за всю жизнь мою! Я кассиром работаю, только и делаю, что чужие деньги считаю… Вот и полезла я за этим поганцем. А потом гляжу в окно-то – а Зоя на полу лежит! Я – к тете Любе, у нее запасные ключи имеются…

Яна все так же медленно развернулась и пошла прочь из страшной квартиры. Ее никто не окликнул и не остановил. Она вызвала лифт и спустилась вниз. Потом села в машину и, словно сомнамбула, повернула ключ в замке зажигания. Кое-как вырулив со двора, Яна бездумно ехала вперед до тех пор, пока не наткнулась на пост ДПС. Сотрудник патрульной службы стоял на обочине и взглядом сканировал проезжавшие мимо автомобили. Яна встретилась с ним глазами и, вздрогнув, вернулась в реальный мир.

Этот мир был перевернут с ног на голову. Исчезновение Федоренкова неожиданно окрасилось в мрачные тона. Возможно, Юра имеет какое-то отношение к смерти Зои. А вдруг он тоже умер? Только об этом еще никто не знает? Яна поехала домой, нашла дубликат ключей от квартиры Федоренкова и отправилась к нему. Когда она открывала замки, руки у нее тряслись.

Однако в квартире было пусто. Здесь царил идеальный порядок, и ничто не наводило на мысль о каких бы то ни было неприятностях. Яна на подгибающихся ногах вышла из подъезда и упала на лавочку. Ей было трудно дышать – казалось, будто она только что пробежала стометровку. Мертвая Зоя стояла у нее перед глазами, и избавиться от этого жуткого видения никак не удавалось.

Яна попыталась дозвониться Дарье, но тщетно. Тогда она отправила ей электронное сообщение, вернулась домой, села на диван и зажала руки между колен. Первая мысль, которая пришла ей в голову, была трусливой: сделать вид, что она ничего не знает, ни о чем не ведает. Забыть о Зое и ждать дальнейших событий.

А вдруг полиция решит, что Зою убили? И Яна станет главной подозреваемой? Ведь у нее есть мотив для убийства! И еще все соседи опознают в ней девушку, заходившую в квартиру после случившегося. Господи, кажется, она вляпалась. Машка оказалась права! Лучше бы она уехала зализывать раны на какой-нибудь Кипр! Все было бы не так… опасно.

Яну так и подмывало броситься к Ливневу, чтобы вывалить на него все свои страхи. Наверняка он сейчас дома, сидит над формулами и чертежами… Она чувствовала в этом человеке силу и инстинктивно стремилась укрыться под его защитой. К тому же он сам предлагал стать ее «спасательным жилетом».

И все-таки сдержалась. Павел ей нравился. И если сейчас она ошарашит его своими проблемами, у них уже никогда ничего не получится. Она все испортит. Романтику нельзя омрачать житейскими неурядицами. Тем более неурядицами, связанными с бывшим любовником. Дарья обычно называла это – грузить мужика раньше времени: «Девушка – существо непоследовательное. Сначала она ждет принца, а потом пытается сделать из него ломового коня», – говорила подруга.

Яна осталась дома. Она положила рядом с собой мобильный телефон и уставилась в стену. Потом прилегла на диван и незаметно для себя задремала.

* * *

«Все болото, болото, болото, восемнадцатый день болото. Мы бредем, отсырели от пота. Что ж поделать, такая работа», – сквозь зубы цедил Перхушкин, осторожно ощупывая длинной березовой палкой зыбкую, ненадежную почву вокруг. Знаменитая лейкинская «Походная-отходная» была сейчас очень кстати.

Сланальпу было жарко. Избавившись от шапки, перчаток и ветровки, он, балансируя на одной ноге, снова надел рюкзак. Уходя через лес от возможной погони, бедняга случайно забрел в какую-то топь. И теперь, словно гигантский кузнечик, перескакивал с кочки на кочку, мечтая поскорее выбраться на твердую землю. Главное – не свалиться в опасно хлюпающую жижу, из которой самостоятельно уже не выползешь. «Интересно, – думал Сланальп, совершая очередной прыжок, – откуда взялась в ближнем Подмосковье эта младшая сестра Гримпенской трясины? Кошмар! Только обмазанной фосфором собачки не хватает».

Вдруг, словно подслушав его мысли, где-то невдалеке тоскливо, с надрывом, завыла собака. Перхушкин непроизвольно вздрогнул и покрепче взялся за спасательный березовый шест. Замерев на кочке, он внимательно огляделся по сторонам, однако ничего ужасного, кроме нескончаемого болота, не увидел.

Сланальп еще некоторое время двигался вперед, потом остановился перевести дыхание. Брести дальше наугад не было никакого смысла. Он устал, к тому же очень хотелось есть.

– «Тяжело по тайге пробираться. А голодному – бесполезно, – снова затянул бедолага, чтобы немного взбодриться. – Мы пытались поужинать рацией, а она оказалась железной»…

Страшно мучила жажда, но пить болотную воду нельзя ни в коем случае! Это – закон, и Перхушкин его прекрасно знал. Еще раз оглянувшись, подумал, что до ночи обязательно надо выбраться отсюда, иначе дело плохо. Вспомнив про ужасы, которые рассказывали ему о ночевках на болоте бывалые люди, он решил сосредоточиться и понять, в какую сторону двигаться. Под рукой не было ничего, даже самой завалящей карты или компаса. Мобильный не работал, связь отсутствовала. Кричать было бессмысленно – звук на болоте распространяется очень плохо. Значит, придется положиться на интуицию и навыки, приобретенные в долгих походах. «Да, болота – не горы, – грустно размышлял Перхушкин. – В горах все понятнее, честнее и чище. А здесь – тоска и смрад. Вот так и сгинешь без следа в нескольких десятках метров от элитного дачного поселка! Нелепость какая-то».

От грустных дум его оторвал вновь раздавшийся собачий вой, перешедший затем в отчаянный лай. Быстро сориентировавшись, Сланальп двинулся на звук, пока тот еще не растворился в болотном сыром воздухе. «Собака не будет лезть в трясину, у нее инстинкт, – прыгая по кочкам, уговаривал он себя. – Значит, она на земле. Собаки всегда чувствуют опасность на льду реки или в болоте».

Минут через двадцать интенсивной скачки с препятствиями Перхушкин отчетливо услышал визгливый женский голос:

– Оставь собаку в покое, кретин! Зачем ты ее толкаешь в воду, она же утонет!

В ответ раздались гадкий детский смех и отчаянный лай, а густой бас произнес:

– Нагулялись? Охота была забираться в такую глухомань… Пойдем домой, а то комары загрызут.

Ликование Перхушкина трудно было передать словами. Наверное, так же он обрадовался, если бы после недельного блуждания по пустыне вдруг обнаружил источник минеральной воды. Он прыгнул, как ему казалось, в последний раз… Тут нога его соскользнула с травяного бугорка, и Сланальп по пояс провалился в густую вонючую жижу. Он забился, как изловленный перед прибытием гостей петух, попытался вырвать одну ногу, другую – и не смог. Тогда он закричал. Ему казалось, что те люди с собакой не могли уйти далеко. Однако сколько он ни надрывал глотку, никто его не услышал. А может быть, дачники и услышали, но побоялись возвращаться. Продолжать звать на помощь было опасно – на вопли могли среагировать «мальчики» Запорожца. Если они явятся и увидят его в столь плачевном положении, то посмеются и просто утопят, как слепого котенка.

Когда стемнело, воображение сыграло с Перхушкиным злую шутку. Ему стало казаться, что кто-то страшный, огромный вцепился в его ступни и пытается засосать в себя целиком, как макаронину. Этот образ привел к такому выбросу адреналина, что Сланальп, подобно барону Мюнхгаузену, практически за шиворот вырвал самого себя из трясины. С воплем облегчения он почти дополз до твердой земли, потом на четвереньках добежал до мягкого сухого мха и упал на него лицом вниз. Рюкзак показался ему упавшим сверху булыжником. Кое-как он стащил его с себя, перевернулся на спину, раскинул руки и почти сразу, обессиленный, измотанный, счастливый, заснул среди маслят и кустиков голубики.

Проснулся он только утром, когда солнечные лучи пробились сквозь листву и пощекотали ему нос. Сланальп открыл глаза, несколько секунд лежал, осознавая, кто он такой и где находится, а потом одним рывком вскочил на ноги. И тут же взвыл. Грязные подсохшие джинсы превратились в орудие пыток. Он с трудом выбрался из них и отбросил в сторону, оставшись в майке, трусах и кроссовках, чудом не проглоченных трясиной. Прислушиваясь к каждому шороху, Сланальп отправился на поиски цивилизации, старательно обходя всякие подозрительные места. Вскоре лес поредел, и примерно через полчаса хорошо утоптанная дорога привела его к высоченным заборам знакомого поселка.

Справедливо полагая, что его могут разыскивать, Перхушкин сделал довольно большой крюк, чтобы незаметно пробраться к своему мотоциклу, оставленному им возле магазина. Похожий на участника супермарафона Владивосток – Москва, он вновь появился возле знакомого сельпо. По счастью, железный конь стоял на месте и ждал хозяина.

Поборов сильное желание зайти и купить какой-нибудь еды, Перхушкин завел мотор и рванул прочь. Остановился чуть поодаль от въезда в поселок, в перелеске, приложил руку козырьком ко лбу и тихонько запел:

– «Мы – мужчины, не потому ли мы упрямо идем к своей цели. Правда, двое на днях утонули, а четвертого, толстого, съели!»

Сланальп облизнулся. Есть хотелось страшно. И пить! Но еще страшнее было попасть в плен к бандитам. Неизвестно, имеется ли его описание у людей Запорожца. Может, вчера его все-таки засекли камеры наблюдения? Надо быть предельно осторожным и поменьше здесь светиться. И не поддаваться искушению украсть что-нибудь съедобное у деревенских жителей.

Как назло, со стороны поселка прилетел ветер и принес с собой запах свежей выпечки, от которого у Сланальпа желудок подтянулся к самому горлу. Он гулко сглотнул. Во рту было сухо и гадко. Бедолага прислонил мотоцикл к дереву и потрусил на запах.

Запах доносился с веранды довольно неказистого домишки, окруженного обширным огородом, в котором особенно буйно росли кабачки и смородиновые кусты. Сланальп рассчитывал удовлетворить здесь три насущные потребности: поесть, попить и раздобыть штаны. Легко перемахнув через забор, он увидел сарай, возле которого на веревке сушилось белье. Но там, по какому-то роковому стечению обстоятельств, висели только трусы и майки. Тогда Сланальп обратил ищущий взор к пугалу, торчавшему посреди морковной грядки, но пугало оказалось его товарищем по несчастью – у него имелся лишь «верх» в виде длинной рубашки без пуговиц и манжет.

Сланальп сделал оборот вокруг своей оси, сканируя взглядом двор, и вдруг увидел, что под кустом крыжовника лежит тело в рабочем комбинезоне и джинсовой кепке. Тело что-то невнятно мычало и пыталось ползти вдоль шланга в направлении дома. Проявляя чудеса ловкости, Сланальп настиг его и принялся стаскивать одежду, но тело било его по рукам, ворча: «Уйди, жена!», из чего Перхушкин сделал вывод, что принадлежит оно хозяину дома.

Бывалого альпиниста это не смутило, и он оставил хозяина там же, где нашел, в одном исподнем. Решив первую проблему, Сланальп прыжками понесся к дому, чтобы разобраться с двумя оставшимися. К его невообразимой радости, прямо посреди утоптанной площадки недалеко от крыльца стояло корыто, наполненное изумительно чистой водой. Он пал перед ним на колени, упиваясь, наслаждаясь, изнемогая…

В этот самый момент из дома на веранду вышла маленькая полненькая женщина с большим пирогом в руке.

– Коль, а Коль? – звонко крикнула она. – Иди пироги-то есть, уж готовы!

И тут увидела Сланальпа, который стоял на четвереньках посреди двора и жадно лакал из корыта. А поскольку он был в комбинезоне и кепке ее мужа, она подумала, что это и есть ее муж. Через секунду огород огласил длинный пронзительный крик, способный посрамить даже Монсеррат Кабалье.

– Что же это ты делаешь, гад ползучий?! – вопила женщина. – Опять зенки залил так, что ноги не несут? Вот я тебе покажу из свинячьей лохани пить!

Она схватила подвернувшуюся под руку выбивалку для ковра, в три прыжка слетела с крыльца и принялась свирепо лупить Сланальпа по спине. Тот бросился наутек. Он бежал поперек огорода, то и дело взвиваясь в воздух, чтобы перепрыгнуть через очередную грядку с капустой или укропом, а женщина неслась за ним, продолжая охаживать его выбивалкой и обидно обзываясь. Было ясно, что в этом деле у нее имеется невероятно богатый опыт.

Очередной удар пришелся Сланальпу по шее, и от этого удара джинсовая кепка слетела с его головы, обнаружив лысину и косичку. Увидев эту лысину, разбушевавшаяся хозяйка неожиданно поняла, что гонится неизвестно за кем. Она пискнула, прямо в воздухе развернулась на сто восемьдесят градусов и с такой же скоростью понеслась обратно к дому прятаться. Сверкая панталонами, она летела прочь, сжимая в одной руке выбивалку, а в другой – здоровенный пирог.

Мысль завладеть пирогом еще не сформировалась в мозгу Сланальпа, а он уже гнался за толстушкой, перейдя с легкого аллюра на шумный галоп. Он настиг свою жертву возле бочек с компостом и, щелкнув зубами, прямо на лету откусил половину пирога, начиненного сладкими вишнями.

Набег спас его от голодной смерти и позволил сесть на мотоцикл полностью одетым. Хотя комбинезон, который ему удалось украсть, был довольно ветхим и застиранным.

Конечно же, его беспокоила судьба Федоренкова. Вдруг его поймали? Или он все-таки успел выскочить за ворота? Тогда у него оставалось всего два варианта действий – бежать к дороге или рвануть в лес. Лес был дальше, скорее всего, Юра направился к дороге, надеясь на попутках или на автобусе добраться до Москвы. Если так, удалось ли ему скрыться? И что он планирует делать, оказавшись в Москве? Собрать пресс-конференцию, рассказать журналистам, какими методами действует бизнесмен Порожин в борьбе за здание института? Заявить о похищении в полицию? Во всяком случае, делу надо было придать максимум гласности, нужен громкий скандал. Иначе Запорожец уйдет от ответственности, а Юру потом опять могут похитить или даже сразу убить.

Для очистки совести Перхушкин дважды объехал поселок снаружи, но ничего интересного не нашел. Тогда он рискнул и, немного поплутав по улочкам, просвистел мимо дома Запорожца. Тишина. Ни криков, ни беготни, ни машин с боевиками у ворот. Поселок вообще выглядел довольно безлюдным – за все время, пока Сланальп раскатывал по окрестностям, навстречу попались едва ли больше пяти человек, и ни один даже головы в его сторону не повернул. То ли у здешних обитателей подобное считалось хорошим тоном, то ли это было присущее русской душе вялое безразличие ко всему на свете.

По всему выходило, надо было гнать в Москву и там искать Федоренкова. Мысленно попрощавшись с негостеприимным местом, Сланальп выехал на трассу. На минуту притормозив, он набрал Юрин номер, но абонент был вне зоны действия сети. Чертыхнувшись, Перхушкин на предельной скорости помчался в сторону города.

Решив, что Федоренков вполне может объявиться в институте и обратиться за помощью к руководству, он поехал прямиком туда. По дороге ругал себя на чем свет стоит. «Тоже мне, защитник выискался! Взялся за гуж и провалил все дело! Снял с Федоренкова наручники и бросил его одного во дворе бандитского дома! Идиот несчастный». Раздосадованный, злой и взбудораженный гонкой, Сланальп, слезая с мотоцикла, сгоряча сделал резкий мах ногой, и комбинезон треснул по шву. Пока его хозяин вертелся, пытаясь понять, что разорвалось, снова раздался треск. А потом еще. И тут комбинезон упал к его ногам кучей ненужного тряпья.

Сланальп с досадой отшвырнул негодную одежду в сторону и, матерясь сквозь зубы, влетел в институт. Не обращая внимания на испуганные взгляды сотрудников, решительно направился в кабинет заместителя директора. «Зараев И.Н.» – было написано на табличке, золотыми гвоздиками прибитой к двери.

Конечно, Зараев не ожидал, что эта самая дверь неожиданно с грохотом распахнется и один из его подчиненных ввалится внутрь, похожий на пьяного банщика.

– Сланальп Ноевич, что с вами?! – Изумлению его не было предела. – Помнится, я разрешил сотрудникам одеваться в свободном стиле, но…

– Одежда меня сейчас мало интересует, – заявил Сланальп, поставив ладони на стол заместителя директора и подавшись вперед. – Вы должны немедленно меня выслушать.

– Только не в трусах! – запротестовал тот и побагровел так, словно его окатили кипятком.

– Не в трусах? – переспросил Перхушкин. – Почему трусы мешают вам меня выслушать?

– По-моему, вы сошли с ума! – К багровому румянцу Зараева прибавились неровные белые пятна, сделавшие его похожим на отпускника, обгоревшего на пляже. – Вы что, пьяный?!

– Я трезвый, как стеклышко. Но я приехал к вам прямо с болота! – Увидев, что Зараев делает отрицательные жесты руками, ногами и головой, он раздраженно воскликнул: – Прекратите извиваться, Иван Никанорович! Вы будете меня слушать или нет?!

– В трусах – не буду! – сдавленным от бешенства голосом выкрикнул заместитель директора.

– Дались вам эти трусы, – Перхушкина всего трясло от нервного возбуждения. – Если они вам мешают, можете их снять, и дело с концом!

– Я говорю о ваших трусах!!

Сланальп оглядел свои голые ноги в грязных кроссовках и небрежно махнул рукой:

– Сейчас не до протокола, дорогой вы мой Иван Никанорович!

Однако ласковый тон понравился заместителю директора еще меньше, нежели вопли Сланальпа.

– Я вам объявил выговор, – с шипением выпуская из себя воздух, напомнил он. – Вам и Федоренкову! И потребовал, чтобы к вечеру – вчерашнему вечеру! – важная работа была сделана. А вы, значит, бегаете голым по болоту! Федоренков бегает вместе с вами?

– Федоренков? Да черт его знает! Может, он добежал до болота, а может, и нет…

– Надя! – неожиданно высоким пронзительным голосом закричал Зараев. – Вызывайте «Скорую помощь»!

– Вам что, плохо? – обеспокоился Сланальп, снова подавшись в сторону заместителя директора.

Тот замахал на него руками, и тут появилась всполошенная Надя.

– Кому вызывать «Скорую»? – звонко крикнула она, блестя глазами.

– Ему! – одновременно сказали мужчины, указав друг на друга.

– Вызывай, Надя! – воскликнул Зараев. – Видишь, Сланальп Ноевич с ума сошел.

– Кажется, вижу, – хихикнула Надя, обозрев живописную фигуру Перхушкина. – Трусы у вас смешные.

– Если мне еще раз кто-нибудь скажет про трусы, я сниму их, и дело с концом, – ледяным тоном заявил Перхушкин.

– Вот видите, Надя! У него шарики за ролики зашли.

– Может быть, не стоит вызывать «Скорую»? – вздернула брови вверх развеселившаяся Надя. – Я его заберу к себе и сама успокою.

– Почему в нашем институте все такие тупые? – схватился за голову Сланальп. – Федоренкова похитили, и еще неизвестно, жив ли он!

– Как похитили?! – ахнула впечатлительная Надя, продолжая тем не менее ощупывать полураздетого Сланальпа жадным взглядом. – Когда? Где?!

– Прямо возле нашего института! – гордо подняв голову и став еще больше похожим на звезду мюзиклов Фреда Астера, заявил Перхушкин. – Громилы Порожина засунули его в машину и увезли! Из-за того, что он пытается отстоять наше институтское здание. Я это видел, бросился за ними… Рисковал шкурой…

– Вы поэтому голый? – ворчливо спросил Зараев, положив руку на телефон.

– Я разделся в целях конспирации.

– Где Федоренков сейчас? – К заместителю директора возвращалась уверенность в том, что Земля по-прежнему вращается вокруг Солнца.

– Не знаю. Похищение произошло вчера. И от Порожина мы с Федоренковым тоже сбежали вчера. Потом я его потерял, а сам застрял в болоте. Как только освободился – сразу в родной институт! Думал, он сюда придет, за помощью, вот и прибежал в таком виде.

– Понятно, – глаза заместителя директора злобно сверкнули. Он взмахом руки отпустил Надю, выбрался из-за стола и расправил плечи. – Я все понял. Вы хотите, прикрываясь борьбой за институтское здание, увильнуть от выполнения моих распоряжений. Для этого выдумываете всякую чушь о похищениях. Ваш сотрудник прогуливает работу, а вы, начальник отдела, его покрываете. Позор! Я объявляю вам еще по выговору! Третий выговор будет означать увольнение! Обоих! И я не посмотрю на прежние заслуги. А теперь оденьтесь, как подобает сотруднику солидной научной организации, и ступайте на свое рабочее место. Жду вас вечером с докладом. Все!

Выяснив, что Юра в институте так и не появился, Перхушкин отбился от любопытных сослуживцев и отправил одного из младших сотрудников к себе домой за одеждой. Сам же принялся расхаживать по кабинету и усиленно размышлять. Почему он решил, что Федоренков сразу поедет в институт? Его ведь похитили прямо отсюда! Скорее он бросится за помощью к родным или друзьям. Или к невесте! Это было логичнее всего. Перхушкин вспомнил давешнюю решительную девушку со светлыми волосами.

«Как же ее зовут? – стал он лихорадочно вспоминать. – Яна, кажется. Адрес ее у меня есть. Да, приятная девушка, характер сильный. Как раз подходящая пара для Федоренкова».

Порывшись в портмоне, он нашел бумажку с телефоном Яны и быстро набрал номер.

– Яна, добрый день. Это Перхушкин, начальник отдела, где работает ваш Юра…

– Он нашелся? – напряженным тоном спросила Яна. – Он сейчас рядом с вами?

– Увы, нет. Но вчера я его видел. Ситуация была очень опасной. Вы недаром тревожились, потому что вашего жениха похитили.

– Похитили?! Боже мой, кто?

– Люди Запорожца. Слышали о таком?

– Вы меня пугаете! – Голос Яны заметно дрогнул.

– Да я и сам перепуган до смерти. За нами гнались бандиты, и я застрял в болоте. А Федоренков сбежал. Или не сбежал, – тотчас же добавил Сланальп. – Короче, я не знаю, что с ним стало.

– Я требую, чтобы вы мне рассказали все с самого начала и до конца, – воскликнула Яна.

– Имеете право, – пробормотал Сланальп. – Вы дома? Это совсем не телефонный разговор. Хотите, я к вам приеду?

– Приезжайте немедленно.

Как только привезли одежду, Сланальп быстро натянул ее на себя и тут же обнаружил, что совершенно забыл про обувь. Ехать к Яне в жутких, побывавших в трясине кроссовках он ни за что не хотел. Пришлось все же ехать домой. Там он переобулся в восхитительно мягкие туфли и, прежде чем спуститься вниз, выглянул из окна на улицу. Ничего подозрительного не заметил, но на всякий случай вооружился тяжеленным пресс-папье, которое можно было использовать в качестве метательного снаряда.

Конечно, Яна вряд ли сумеет повлиять на ситуацию, но зато она-то уж отнесется к его словам серьезно. И не станет ставить их под сомнение! На сегодняшний день Сланальп был рад даже такому союзнику.

* * *

– Вы обязаны пойти в полицию! – Яна схватила Перхушкина за грудки, рискуя превратить его отутюженную рубашку в нечто жеваное и некрасивое. – Вы почему до сих пор не пошли туда?! Вы ведь видели все собственными глазами! Человека похитили! И его до сих пор нет!

Яна так рассвирепела, что перестала контролировать себя. Она даже оскалилась на Сланальпа, став похожей на дикую кошку.

– Где вы были целую ночь?! – продолжала бушевать эта самая кошка.

Сланальп не мог сказать, что спал во мху, поэтому с чувством соврал:

– Пытался выбраться из трясины. Сражался с топью до самого рассвета.

– Вдруг Юры уже нет в живых? – не могла успокоиться Яна.

Сланальп взял ее за руки и с силой сжал пальцы.

– Погодите, не впадайте в истерику. Возможно, Юре удалось убежать.

– Если бы он выбрался оттуда живым, он бы уже вернулся! И объявился дома или на работе. И уж с вами бы он точно связался. Значит, его схватили. Звоните немедленно в полицию! А то его в другое место увезут – и концы в воду. Вы же сбежали. Бандиты наверняка думают, что вы подняли шум. А это значит, к ним могут нагрянуть с обыском…

– В том-то и дело, что не могут. Успокойтесь, Яна. Полиция вмешиваться не станет.

– Но почему?!

– Потому что Порожин, помимо всего прочего, еще и депутат. Со всей его неприкосновенностью.

– О господи! Тогда, может, мы сами…

– Что – сами?

– Заберемся в этот дом, – глаза Яны пылали. – Иначе как выяснить, там он или нет.

– Давайте все-таки покинем ваш прекрасный коридор, устроимся вот хотя бы на кухне и поговорим спокойно. У вас чай есть? Угостите меня чашечкой? Хороший чай горячит кровь и охлаждает голову. Нам с вами нужно успокоиться и порассуждать, чтобы не наломать дров.

Меньше всего Яне хотелось сидеть и рассуждать. Она понимала, что дорога каждая минута. Однако понимала и другое – у нее в руках нет ничего. Ни власти, ни силы, ни связей… Поэтому она послушно прошла на кухню, вскипятила чайник и заварила самый лучший чай, который нашелся в ее ящичках. Сланальп с наслаждением принюхался, прежде чем сделать первый глоток.

– Во-первых, я не думаю, что Юру убили, – признался он. – Зачем тогда его похищать? Это ведь сложно и довольно опасно. У Запорожца море возможностей убрать человека со своего пути. Скорее всего, от Юры чего-то хотят. А это значит, у нас в запасе есть время.

– Да уже почти сутки прошли, – возразила Яна.

Глотая чай, она постепенно тоже начала успокаиваться. Больше всего ее сейчас интересовал вопрос: имеет ли смерть Зои какое-нибудь отношение к похищению Федоренкова? И что вообще случилось с Зоей? Убили ее или она покончила с собой? Или, может быть, стала жертвой несчастного случая? Эти вопросы она вслух задать не могла.

– Вы его очень любите? – спросил Сланальп, чувствуя себя свиньей, бросившей человека в беде.

– При чем здесь любовь? – сердито ответила Яна. – Даже простое человеческое участие должно заставить нас не сидеть сложа руки.

Сланальп отставил чашку и поерзал на своем месте.

– Вопрос в том, как поступит Запорожец. Наверняка будет выяснять, кто пытался освободить Юру. А тот может не выдержать и рассказать про меня! Тогда эти люди скоро появятся в институте или у меня дома. Боже, как это все неприятно…

– Чего – не выдержать? – Яна во все глаза смотрела на нежданного гостя.

– Допроса, пыток, – Сланальп с силой потер переносицу.

– Федоренкова будут пытать?!

– Эти на все способны. Хотя, надеюсь, у Юры хватит ума сказать, что он вообще не знает, кто отважился его спасти. Больше всего меня смущают выстрелы, которые я слышал.

– И все-таки надо звонить в полицию, – хлопнула ладонью по столу Яна. – Депутат – это все-таки не шпион с лицензией на убийство!

– Да уж. Это гораздо хуже. Станут ли разбираться, опираясь только на мои слова? Если и станут, то ведь Запорожец поднимет все свои связи, адвокатов, дружков тоже. Боюсь, тогда вашему Юре не жить.

– Значит, наплевать на всех, надо ехать самим! А мы тут чай пьем!

– Погодите-погодите. Чай еще никогда никому не вредил. Что вы предлагаете? Опять штурмовать дом? Думаю, во второй раз этот фокус не пройдет.

– Тогда не знаю. А что, если устроить пожар? – Глаза Яны загорелись мрачным огнем. – Подожжем дом, все и выбегут!

– А мы вбежим, – саркастически хмыкнул Сланальп. – Думаю, теперь к дому вообще не подобраться.

– И ночью?

– Для ночных визитеров у них, скорее всего, неприятные сюрпризы приготовлены. Да и не могу я сегодня туда снова ехать, тем более ночью.

– Боитесь?

– Если бы боялся, еще утром сделал бы вид, что ничего не заметил, – обиделся Перхушкин.

– Ну да… Я об этом не подумала. Вы в самом деле очень храбрый, – без особого энтузиазма признала Яна.

– Дело не в этом, – великодушно махнул рукой Сланальп. – Я никуда не могу ехать по другой причине. Если я к вечеру не представлю обещанный руководству доклад, меня могут выгнать с работы.

– После всего, что случилось, вас действительно волнует карьера? – не поверила Яна.

Она смотрела на Сланальпа во все глаза. Ему стало не по себе.

– Впрочем, без Юры я доклад все равно не сделаю, – философски заметил он. – И меня в любом случае уволят. Вернее, нас обоих уволят. Так что…

– Поехали?!

– Собирайтесь, оденьтесь потеплее. Мотоцикл – не машина с климат-контролем. Да и погода какая-то не летняя.

Вопреки его опасениям, Яна собралась за пять минут.

– Я готова, – по-военному отрапортовала она, застегивая молнию на кожаной куртке. – Может, оружие с собой прихватить?

– Имеется? – поднял белесую бровь Сланальп.

– Не то чтобы… Есть нож для мяса, острый. Ножницы, топорик небольшой.

– Лучше не надо, – твердо сказал Перхушкин. – В случае чего сойдем за мирных энтомологов. Если убедимся, что Юра в доме, – поднимем шум.

– Какой шум? Будем стучать ложками по кастрюлям?

– Да нет! Вызовем прессу, например. Или подгоним подъемный кран. Не знаю, придумаем по ходу дела. В таких непонятных ситуациях экспромт – лучшее оружие.

Они вышли из подъезда и направились к мотоциклу. И в этот момент перед ними выросли два здоровенных мужика в одинаковых темных костюмах.

– Минуту, – сказал один, выставив ручищу как шлагбаум. – Поговорить надо.

– Девушка совсем из другой оперы, ребята, – Перхушкин мужественно загородил собой Яну.

– Да мы не возражаем, – спокойно ответил здоровяк. – Пойдем присядем.

И он указал на припаркованный недалеко черный лимузин.

– Понятно, – вздрогнул Сланальп, узнав машину похитителей Федоренкова. – Те же на манеже.

– В смысле? – не понял второй громила.

– Это я так, без всякого смысла. Пошли!

И, обратившись к перепуганной Яне, тихо сказал:

– Ждите меня дома. Может быть, я и вернусь.

Яна молча кивнула, но домой не ушла, проводив взглядом мужчин, которые на удивление ловко один за другим забрались в салон.

В машине находился еще один тип с перевязанной головой. Он сидел за рулем. «Тот самый Леха, которого я крюком по кумполу шарахнул, – мысленно ужаснулся Перхушкин. – Если он меня узнает – угробит на месте, я и мяукнуть не успею».

Но покалеченный Леха безразлично осмотрел гостя и отвернулся.

– О чем разговор? – спросил Сланальп, озираясь по сторонам.

– Слушай, мужик, – заговорил молчавший до сих пор бугай. – Тебя засекли камеры в поселке… На мотоцикле. И люди видели, как ты там кругами катался.

«Все, сейчас объявят: ты влез в дом, освободил Федоренкова, за это тебя зальют цементом и бросят на дно реки», – пронеслось в голове у Перхушкина.

– Короче, такое дело – кого ты видел?

– В каком смысле? – дрожащим голосом спросил Сланальп.

– Каких людей видел? Кого можешь описать?

– Да никого особенно не видел, – теряясь в догадках, пробормотал пленник. – Прошли какие-то женщины с сумками, потом мужик в джинсовой куртке. Двое парней, кажется, с удочками.

– А еще? – настойчиво спросил бугай.

– Не помню, – растерянно покрутил головой Перхушкин, преисполняясь робкой надеждой. – Кошки были.

– И все?

– Вроде бы все. А в чем дело?

– Ну, а сам ты чего там крутился? – обернулся к нему Леха.

«Все, сейчас начнется», – дрогнул Перхушкин. Но сразу сдаваться он не собирался, за жизнь надо было бороться до последнего, как в горах.

– Я? Так ведь приехал местные болота обследовать. Люблю ходить по болотам в свободное время. А тут приятель посоветовал – зачем, говорит, ездить в Эстонию, Финляндию, Пермскую или Иркутскую области? Недалеко от Москвы такие роскошные болота. Вот я и приехал. И правда, болота отличные, топкие, местами образована самая настоящая трясина, не хуже, допустим, Девонширской.

Произнося всю эту ахинею, Перхушкин судорожно пытался найти выход из ловушки, в которую угодил.

– А в поселке тебе чего надо было? – последовал новый вопрос.

– Ничего, с экскурсионными целями, как всегда, – осмелев, продолжал фонтанировать Сланальп. – Знаете, как у всех экстремалов? Сначала – прыжок в пропасть или, допустим, восхождение на вершину, а потом обязательно – экскурсия по городу или местности.

– Эти экстремалы все – того! – покрутил пальцем у забинтованного виска Леха. – Я по телику насмотрелся.

– А в магазине что делал? – снова спросил первый бугай.

– Для хождения по болотам веревка нужна длинная, а я свою забыл, – глядя в глаза экзекутору, вдохновенно врал Перхушкин. – Заодно и одежду потеплее купил, не рассчитал погоду.

– Ясно, – задумчиво протянул второй бугай. – Значит, ничего такого не видел и не слышал?

– Какого? – вежливо уточнил Перхушкин.

– Необычного, – промямлил первый бугай. – Выстрелы или что кто-то бежал по улице.

– Да упаси бог! – истово перекрестился Сланальп. – Не хотел бы я быть рядом, если такое происходит. Знаете, я ведь, кроме магазина и болота, никуда не заходил и ничего не видел.

– Не дрейфь, приятель, – успокоил его первый бугай. – Если бы ты куда-то еще заходил, мы бы знали, и тогда с тобой другой разговор был.

«Кажется, пронесло, – облегченно вздохнул Перхушкин. – Не засекли». Затем, осмелев, спросил:

– А что случилось, можно узнать?

– Да не фиг ему докладывать, – прорычал Леха, закуривая сигарету.

– Ничего, секрета уже никакого, вечером во всех новостях будет, – невесело усмехнулся второй бугай. – Там, в поселке, убийство произошло.

– Кого убили? – холодея, спросил Перхушкин, ожидая услышать худшее.

Ожидание его оправдалось, правда, в несколько ином роде.

– Нашего шефа грохнули, – заявил первый бугай. – Убили, в общем. Порожин Леонид Семенович, слышал?

Перхушкин лишь молча кивнул, сраженный неожиданной новостью.

– Вот мы и пытаемся помочь разыскать убийцу.

– Только хрен найдем, я чувствую. Профессионал действовал, – угрюмо добавил второй бугай.

И, обратившись к забинтованному Лехе, сказал:

– Двинули, что ли? Сейчас еще с полицией разбираться, ведь всех на допрос потянут. И журналюги слетятся.

– А я как же? – спросил Сланальп голосом преступника, смертная казнь которого задерживается из-за того, что палач застрял в пробке.

– Ты, мужик, пока свободен. Если что вспомнишь – вот телефон, позвонишь. Если полиция будет тебя допрашивать – про наш разговор ни слова.

– Естественно, – быстро согласился Сланальп, еще не до конца поверив в чудесное спасение.

– Если они его найдут, – хмыкнул Леха.

– А вы как нашли? – не удержался Перхушкин.

– Плевое дело, – ответил первый бугай. – Номер мотоцикла, фамилия, домашний адрес. Пробили по базам – все дела. Приехали к дому и уже оттуда тебя отследили. Решили немного здесь понаблюдать – мало ли. А у тебя тут амуры, блин.

– Слушай, – вдруг заинтересованно спросил второй бугай. – Что у тебя за имя такое дурацкое? Родители выпендрились?

– Выпендрились. Заядлыми альпинистами были. Так и назвали меня – Слава Нашим Альпинистам. Сланальп, если сокращенно. Уже замучился всем объяснять.

– Ты, значит, в них пошел – по болотам лазаешь? – хмыкнул Леха.

– Вроде того.

– Не грусти, мужик! – вдруг засмеялся второй бугай и дружески хлопнул Перхушкина по плечу, отчего плечо тут же онемело. – Бывает хуже. Я снимал квартиру у одной бабки, так ее звали Марксэлена. Я думал – француженка, а оказалось, что назвали в честь Маркса, Энгельса и Ленина.

Когда черный лимузин исчез из вида, к Перхушкину, одиноко застывшему на тротуаре, подбежала Яна.

– Это были те самые похитители? Чего они хотели? Вы узнали, где Юра?

– Да, те самые, только не в полном составе. Зато за рулем сидел один из охранников, который сторожил Юру и которому я разбил голову.

– Как они вас обнаружили?!

– Обнаружили довольно легко, но сейчас это неважно. Начались дела серьезные – Порожина убили.

– Как?!

– Они не рассказывали подробности.

– А что теперь будет с Юрой?

– Неизвестно. По крайней мере, преследования со стороны Запорожца ему уже не грозят.

Перхушкин вдруг о чем-то задумался, а затем, улыбнувшись, сказал:

– Я вдруг понял, что отпала проблема со зданием института. Будем считать, эта война закончилась и больше не возобновится. Надо порадовать сослуживцев и директора, конечно. Пусть старик поправляется скорее, а то его зам что-то засиделся в руководящем кресле.

– Но где теперь Федоренков, что с ним? – требовательно вмешалась в эти благостные рассуждения Яна.

– Не знаю. Хлопцы ищут убийцу Запорожца, для них это важнее всего. Думаю, не до Федоренкова им сейчас. Впрочем, может быть, он им понадобится как свидетель. Меня же они засекли.

– Нам нужно его найти! – воскликнула Яна. – Поехали, вдруг Юра прячется где-то там, в доме. Или в лесу, или на болотах.

– Если на болотах, я ему не завидую. Меня чуть не засосала… эта гадкая опасная трясина! Хотя ваш Юра, то есть наш Юра много раз бывал в таких местах. И ночевал там, и жил. Вы же знаете, на что он способен.

– Если честно, то не знаю, – вынуждена была сказать правду Яна. – Он никогда ничего про свои поездки не рассказывал.

– И про то, как на него уголовники в тайге напали, не рассказывал? И про то, как он браконьеров повязал?

– О господи… Но он совершенно не похож на героя.

– Судя по всему, он с вами не откровенничал. Как бы то ни было, а я надеюсь, что болото он стороной обошел. И затаился в лесу, где намного спокойнее.

– Поехали его искать, – с энтузиазмом воскликнула Яна. – Кто ищет, тот найдет. Видите, я уже готова, даже платок повязала, чтобы волосы не мешали.

Перхушкин решительно направился к мотоциклу. Минута – и они уже неслись в сторону области.

В Москву Сланальп и Яна вернулись на рассвете. Повода для радости у них не было. Они обшарили ближайший лес, прогулялись вдоль болот и даже сумели убедиться, что дом Запорожца теперь пуст.

Разговорившись с молоденьким полицейским, которого оставили охранять объект, Перхушкин рассказал, что они исследуют здешние леса и случайно узнали от кого-то из жителей про убийство. Угостив парня сигаретой, он поведал ему несколько душераздирающих историй из жизни отважных альпинистов и бесстрашных исследователей трясин. Особенно впечатляющим был рассказ об ужасах, творящихся в заброшенных домах на болотах. В благодарность же получил полный отчет о событиях в доме после прибытия следственной бригады. Территория дачи, строения были перевернуты вверх дном, мертвого хозяина увезли в морг, охранников – в полицию для дознания. Если бы Юра находился здесь – живой или нет, – его бы обязательно нашли. Но юный страж порядка не упомянул никого, кто хоть как-то походил на Федоренкова.

– До сих пор никто не верит, что Запорожца застрелили, – покачал головой полицейский. – Я и сам в это с трудом верю.

«Застрелили, – пронеслось в голове у Сланальпа. – Так вот что за выстрелы я слышал, когда убегал».

По всему выходило, что Юру после побега из заточения никто ни в поселке, ни в окрестностях не видел, в городе он не объявлялся и вообще исчез непонятно куда.

– Что вы думаете обо всем этом? Куда он мог деться? – спросила Яна, когда они шли обратно к мотоциклу, чтобы ехать в Москву.

– Полагаю, он прячется. Думает, Запорожец облаву на него устроил. Как только узнает последние новости – сразу появится. Если только…

Яна внимательно посмотрела на него:

– Если только – что?

– Судя по всему, Запорожца убили как раз в тот момент, когда мы с Федоренковым убегали с участка. Я сам слышал выстрелы.

– Все равно не понимаю.

– Чего же вы не понимаете? Убийца Запорожца мог посчитать Юру ненужным свидетелем.

– А Юра был свидетелем?

– Вероятно, он даже столкнулся с убийцей. Если так – шансов выжить у него было немного. С другой стороны, убийца мог его упустить. Пока он покончил с Порожиным, пока выскочил обратно на улицу, ваш жених вполне мог скрыться.

– А вот с этой информацией стоит идти в полицию, – непререкаемым тоном заявила Яна.

– Если, конечно, завтра ваш жених сам не объявится.

Но Федоренков так и не объявился.

* * *

Оглушенные, Яна с Машей стояли перед телевизором, а потом Маша попыталась облокотиться на кресло, и кресло полетело на пол с жутким грохотом. Его колесики беспомощно вращались.

– Тележурналист Дарья Гром сегодня найдена убитой в своей квартире…

Яна и Маша молча посмотрели друг на друга. Ни у одной не было слов, чтобы выразить охвативший и ту и другую ужас. Потом они взялись за руки, изо всех сил сплетя пальцы. Яну трясло. Она смотрела на экран, слушала то, что говорит диктор, и почти ничего не понимала.

Неожиданно откуда-то взялся стакан, в котором прыгала вода, она сделала неосторожно большой глоток, закашлялась, согнулась пополам и уже не смогла разогнуться.

Ливнев отобрал у нее стакан, поднял на ноги и крепко прижал к себе.

– Ш-ш-ш, – говорил он ей в макушку, – успокойся. Пожалуйста, успокойся. Прошу тебя.

Следующие сутки были настоящим сумасшествием. Тетка Дарьи, алкоголичка со стажем, к которой они с Машей поехали в первую очередь, не пустила их на порог. Когда они позвонили в дверь, она выскочила из квартиры в одной комбинации, всклокоченная, с опухшим лицом, и заорала на весь подъезд:

– Убили? А мне-то что за дело? Доигралась, шалава! Говорила я ей, иди в бухгалтерши. Нет, ей надо было в телевизоре сидеть. А кто ее возьмет в телевизор, этакий скелет? Так она придумала войну снимать да бандитов! Вот и получила. Сама виновата! Не жалко мне ее. Потому как и она меня не жалела! Шальные деньги получала, а мне ни копеечки не давала. Подыхай, тетка, с голоду!

Черные от горя, Маша и Яна ездили в полицию, но их допросили и отослали прочь, ничего, в сущности, не прояснив. Только после похорон стало ясно, что у следствия есть одна-единственная версия: убийство Дарьи связано с ее профессиональной деятельностью. Последний раз ее видели в Институте исследований биоресурсов и экосистем России. Вероятно, она занималась скандальной историей с выселением ученых из здания.

Яна еще раз встретилась со следователем, настаивая на том, что подруга ездила в институт из-за нее. Потому что пыталась по ее просьбе разыскать Федоренкова. Но поскольку Дарью убили в тот же день, что и Леню Запорожца, а Федоренков состоял в комитете по защите прав ученых, следствие склонялось к своей первоначальной версии: Дарья Гром вляпалась в криминальный конфликт и погибла из-за жирного куска московской недвижимости. И даже если журналистка была в институте по частному делу, тот, кто ее там видел, наверняка подумал иначе.

Фамилия Зои в деле не фигурировала. Судя по всему, ее гибель никак не связывали с громкими убийствами. Яна вмешиваться не стала. Но чтобы не мучиться неизвестностью, съездила в стоматологическую клинику и узнала, что Зоя умерла от отравления. Чем конкретно она отравилась, ей не сказали.

Все это время Ливнев вел себя очень тактично и здорово помогал. И словом, и делом. Похороны Дарьи целиком легли на его плечи. Яна понимала, что еще немного, и она влюбится в Павла без памяти. Горе только обострило ее чувства, и Ливнев занял прочное место в ее сердце. Сам он, кажется, ни о чем таком не думал, хотя задирать ее перестал. Был необыкновенно внимателен, хотя немного рассеян. В последние дни за ним все чаще и чаще стал приезжать автомобиль с шофером. Шофер был в военной форме, и одно это создавало вокруг Ливнева какую-то особую ауру.

Все свободное время подруги думали над тем, как помочь следствию отыскать убийцу Дарьи.

– Ее ударили по голове бейсбольной битой, – Маша старалась не представлять, как все происходило. – Господи, Янка, давай делать хоть что-нибудь, иначе я с ума сойду!

– Мы будем вести свое собственное расследование, – предложила Яна. – Самое лучшее, что мы можем сделать в память о Даше, – это разоблачить ее убийцу.

– Точно, – поддержала ее Маша. – Хватит киснуть, слезами делу не поможешь. Действовать – вот наша с тобой задача.

Ни одна фотография с места преступления не попала в прессу. Для девушек это было настоящим облегчением.

– Бита всегда стояла у Дарьи за входной дверью, на случай, если придется обороняться, – вспомнила Яна.

– Значит, это был кто-то свой. Кто-то, кого она хорошо знала, – в сто первый раз сказала Маша. – Может быть, корреспондент какой-нибудь? Или ее оператор?

– Полагаю, их всех уже десять раз допросили. Мне совершенно ясно только одно: если мы поймем, куда подевался Федоренков, многое прояснится и в Дашином деле тоже.

– Не уверена, но спорить не буду. Сама подумай: сначала Юрку похитили, а потом он сбежал и где-то спрятался. Или – вторая версия – его убил киллер, прикончивший Запорожца.

– Думаешь, Федоренков мертв? – засомневалась Маша. – Мне кажется, он забился в какую-то нору. Не знаешь, у него имеются дачный домик, утепленный гараж или какая-нибудь троюродная кузина в Урюпинске?

– В таких местах его станут искать в первую очередь. И он об этом знает. Нет, – покачала головой Яна. – Если Федоренков спрятался, то спрятался надежно.

– Он живой человек и запросто мог накосячить. Ты же любишь детективы! Беглецы всегда оставляют следы, по которым их можно выследить. Всегда. Люди в панике поддаются эмоциям, совершают просчеты. Янка, надо делать хоть что-нибудь, иначе можно с ума сойти!

Когда Яна продлила свой отпуск еще на неделю, Маша последовала ее примеру и оставила в турагентстве свою помощницу.

– Конечно, эта кляча запутает дела, но у меня нет другого выхода, – заявила она. – Пока убийцу Дарьи не нашли, я не стану сидеть сложа руки. У нас есть две ниточки, за которые можно потянуть. Два человека, с которыми ни ты, ни я ни разу не встречались, хотя они могут обладать определенной информацией. Понимаешь, о ком я говорю?

Яна понимала. Первым носителем информации была помощница директора института Альбина, трепавшаяся возле кофейных автоматов о своих романтических отношениях с Федоренковым. Вторым был Сергей Кудияров, до которого Яна в связи с последними событиями так и не добралась.

Первым делом Яна позвонила Кудиярову и попросила о встрече.

– Я тоже ужасно переживаю за Юрку, – признался тот. – Конечно, я знаю, что он пропал. Давай встретимся, я совсем не против, но чем помочь – понятия не имею!

– Мне просто надо поговорить с кем-нибудь, кто его близко знал, – настаивала Яна.

– Тогда о чем речь? Я в полном твоем распоряжении.

– Значит, первый шаг сделан, – потерла руки Маша, когда Яна договорилась с Кудияровым о рандеву. – А теперь собирайся, мы отправляемся в институт, чтобы взять за жабры Альбину. Хоть тебе наверняка противно ее видеть, придется потерпеть. Наше дело гораздо важнее, чем твоя ревность.

Подруги быстро спустились вниз и уселись в машину.

– Итак, – сказала Маша, заводя мотор, – составим план. Чтобы не лупать глазами на эту самую Альбину и на ходу не сочинять вопросы. Самое главное: что мы хотим узнать? – спросила она.

– Все, – ответила Яна. – Буквально все, что она знает о Федоренкове. Пригодиться может любая мелочь. В какой-то момент эта мелочь просто станет кусочком мозаики, которую мы пытаемся собрать.

– Для того чтобы девица рассказала все, ее надо вывести из себя, – заявила Маша. – Придется тебе прикинуться разъяренной невестой. Если прийти с вежливым визитом, она нас пошлет. А вот если ты ее раздразнишь, тут-то новости и посыплются, как из рога изобилия.

– Ты перезанималась на бизнес-тренингах. Мнишь себя великим психологом.

– Я и есть великий психолог, – важно заявила Маша. – Интересно, как выглядит эта самая Альбина? Наверняка какая-нибудь пустоголовая фифа в фильдеперсовых чулках и с попой, как у Дженифер Лопес.

Однако она оказалась посрамлена в своих прогнозах. Когда им показали помощницу директора, которая, оправдывая рассказ Веры, болталась возле кофейного автомата, подруги молча переглянулись.

Создавалось впечатление, что Альбину только что отловили где-нибудь на необжитых просторах Австралии. Среднего роста, гибкая, крепкая, она не пользовалась косметикой и не красила ногти. Копна ее волос могла бы поспорить по густоте с шерстью овцы-мериноса. Голубые глаза смотрели прямо на собеседника.

– Сомневаюсь, что тебе удастся вывести ее из себя, – вполголоса сказала Маша. – Пока не поздно, надо придумать какой-нибудь другой план.

Однако никакой другой план им не понадобился. У Альбины оказался такой длинный язык, которому позавидовал бы даже муравьед. Увидев Яну, она так разволновалась, что даже начала заикаться. Впрочем, на второй минуте ее словесного марафона заикание прошло само собой.

– Даже не знаю, что сказать в свое оправдание, – тараторила Альбина, размахивая руками. – Я вас сразу узнала. Вы приходили к Сланальпу, и я кое-что слышала. Ну… Про то, что вы Юрина невеста.

Яна страшно удивилась, потому что ей казалось, они со Сланальпом беседовали сначала в его кабинете, а потом в практически пустом коридоре. Кроме нервной Любови Федоровны, там больше никого не было. Тем не менее Альбина ухитрилась ее увидеть и запомнить.

– Я так перед вами виновата! Мы с Федоренковым познакомились зимой на лыжных соревнованиях. Он такой суперлыжник, я просто с ума от него сошла! Какая скорость, какая грация! Так ему и сказала, когда добежала до финиша. Ну, слово за слово…

Она говорила со скоростью тысяча слов в минуту.

– Ты в курсе, что Федоренков лыжник? – шепотом спросила Маша у Яны.

Та обреченно помотала головой. Каждый день она узнавала о человеке, с которым год прожила под одной крышей, что-нибудь совершенно невероятное. Оказывается, он был вовсе не таким обычным и ничем не примечательным парнем. Напротив! Хорошая спортивная форма, способность выживать в экстремальных условиях и, конечно, любвеобильность представляли его Яне в совершенно новом свете.

– У вас есть хоть какие-то мысли по поводу того, что с ним случилось? – перебила она поток Альбининого красноречия. – Где он сейчас может быть?

Взгляд голубых глаз мгновенно скользнул в сторону, но почти сразу же вернулся к Яне.

– Вот понятия не имею! – воскликнула Альбина. – Ну, ни одной мысли по этому поводу. Я уж сама его искала – и у наших друзей, и у моей бабки, с которой Юра отлично ладил, и на своей даче… Нет его, как сквозь землю провалился!

– А следователь к вам приходил? – поинтересовалась Яна. Не для того чтобы Альбину напугать, ей действительно было интересно.

– Да тут у нас следователей было! Как мошкары над рекой. Я уж говорила-говорила, говорила-говорила…

В том, что она говорила и говорила, подруги ничуть не сомневались. Повинуясь Машкиному взгляду, Яна все-таки пустилась во все тяжкие. Она и льстила Альбине, и угрожала, и даже всплакнула, пытаясь разжечь в ней стыд, все оказалось напрасно – девица болтала без умолку, но в ее болтовне не было ничего интригующего. Так и ушли «психологи» несолоно хлебавши.

– Ну и где кусочек мозаики? – ехидно поинтересовалась Маша. – Ты что-нибудь заметила?

– Кое-что, – Яна остановилась и ткнула подругу пальцем в грудь. – Она два раза соврала. Первый раз, когда я спросила ее, пил ли Федоренков какую-нибудь особенную травяную смесь или чай с нехорошим запахом. Альбина так помотала головой, что та едва не оторвалась. Это подозрительно. И второй раз, когда я прямо спросила, догадывается ли она, где сейчас может быть Федоренков. Она тоже соврала. Сказала «нет», а глаза так и забегали по сторонам.

– Ну и что теперь прикажешь делать?

– Может быть, проследить за ней? – неуверенно предположила Яна.

– А если за ней уже менты следят? И тут мы, две такие прекрасные… У нас и опыта слежки никакого нет. Если чего-нибудь испортим, нам по шее надают.

– Что-то я тебя совсем не узнаю, – проворчала Яна. – То ты готова трубить в трубы и бить в барабаны, то вдруг крылышки сложила.

– Не верю я, что надо тупо следить за – как это говорится? – фигурантами дела. Тут следует подключить интеллект и дедукцию.

– Хорошо, сиди дома, играй на скрипке и кури трубку, – разрешила Яна. – А я поеду к следователю. Вдруг удастся узнать хоть что-нибудь новое?

* * *

Однако у следователя она ничего нового не узнала. В который раз тот намекнул ей, что не станет рассказывать о том, как ведется дело и чего уже удалось достичь. Пришлось убраться восвояси, поджав хвост.

Войдя в лифт, Яна сосредоточенно принялась за поиски ключей от квартиры. Искусством доставать их с первого раза она не владела. Не помогал даже здоровенный брелок, который смотрелся в ее компактной сумочке как якорь авианосца в тарелке с супом.

Поиски всегда длились ровно столько, сколько требовалось подъемному механизму, чтобы не торопясь доскрипеть до десятого этажа. Непосредственно перед дверью неуловимые ключи, как по волшебству, обнаруживались.

«Вот они вы, родимые. Никуда не спрячетесь!» – мысленно воскликнула Яна, вытягивая на свет божий глухо звякающую связку. Она попыталась открыть верхний замок, но ключ не шелохнулся. Тогда Яна повернула его по часовой стрелке – замок работал.

«Растяпа, не заперла нормально дверь, все делаю наспех», – расстроилась Яна и попыталась открыть нижний замок. Здесь произошла точно такая же история.

«Это что же, я дверь вот так и оставила? – изумилась она. – Совсем с ума сошла. Хотя нет, я же точно помню, как запирала оба замка». Яна похолодела – неужели ее ограбили? Или грабят прямо сейчас?! Ей ужасно захотелось заглянуть в квартиру, но в последний момент она струхнула. Вдруг внутри притаились бандиты? Услышали, как она возится с ключами, и теперь готовятся к нападению?

В ногах появилась противная слабость, и Яна непроизвольно попятилась к лифту. Сначала она хотела завопить на весь подъезд, потом передумала и дрожащими руками достала из сумочки мобильный, чтобы звонить в полицию… И остановилась. А что, если в квартире на самом деле никого нет? И Яна все-таки позабыла закрыть дверь? Тогда ее не просто засмеют, а еще и оштрафуют за ложный вызов. А она сама будет выглядеть полной дурой.

Однако входить в квартиру Яна все равно не решалась. «Не надо паниковать», – уговаривала она сама себя, хотя ее так и подмывало припустить вниз по лестнице. Тем не менее она не дезертировала, а вместо этого подкралась к Машкиной двери и принялась жать на кнопку звонка. Дверь почти сразу распахнулась.

– Янка, ты чего? На тебе лица нет. Еще что-то случилось?!

– Я не уверена.

– Если не уверена, почему ты похожа на устрицу, которую уже сбрызнули лимонным соком?

Вместо ответа Яна обеими руками втолкнула подругу внутрь квартиры, пинком ноги захлопнула входную дверь и стремительно закрыла ее на все запоры, включая мощный засов и стальную цепочку.

– Ничего себе, скорость! За тобой кто-то гонится?

Яна прильнула к «глазку» и замерла, затаив дыхание. Потом, не отрываясь от своего занятия, шикнула:

– Говори тише, они могут услышать!

– Кто – они?!

– Не знаю. Бандиты. Или один бандит. – Она почесала макушку. – А может, там вообще нет бандитов?

– У тебя что, приступ истерии? – Маша топнула ногой. – Ты зачем меня пугаешь?

– А может, там Федоренков? – не обращая внимания на ее гнев, продолжала вслух размышлять Яна. – Лежит в коридоре раненый. Или убитый! У него ведь есть ключи. Мог войти или вползти. Или вошел, и его там убили.

– Да, кстати, у Федоренкова действительно есть доступ к твоей жилплощади. Надо сегодня же поменять замки, – спохватилась Маша.

Яна, наконец, пришла в себя настолько, что смогла объяснить подруге свое поведение.

– Давай запустим в мою квартиру Бобика! – нашла она неожиданное решение. – А вслед за ним Ливнева. Или наоборот. Сначала Ливнева, а потом Бобика. Очередность тут не имеет значения.

– Не получится, – скучным голосом ответила Маша. – Ливнев Бобика с собой забрал.

Она посмотрела на Яну исподлобья, проверяя, как та отреагирует на ее слова.

– Повел в лес гулять?

– Не повел и не в лес, – Маша нервически почесала локоть. – Он его просто увез. То есть я хочу сказать: Павел съехал. У него вроде как дела в Питере образовались, он через Интернет снял себе там квартиру и отправился на вокзал.

Яна смотрела на нее во все глаза.

– То есть он больше не вернется? – спросила она недоверчиво.

– Кто его знает. Эти ученые… Сама знаешь! Он просил передать тебе привет. Жалел, что тебя не оказалось дома в момент его отъезда. Эй, только не вздумай реветь! – прикрикнула Маша. – Ничего страшного не случилось.

– Нет, случилось, – Яна с трудом сдерживала слезы, подступившие к глазам. – Я обманулась… в своих чувствах. А в остальном… Да, конечно, ничего не случилось. Какое ему, в конце концов, до меня дело?

– А мне казалось, ему есть дело, – пробормотала Маша. – Я полагала, ты его тип женщины. Эта Агнешка сбила меня с толку. Если честно, я не думала, что он вот так сорвется с места и – фьюить!

– Наверное, ему было тяжело с нами, – хлюпнув носом, предположила Яна. – Все эти несчастья… Но он показал себя с самой лучшей стороны.

– Да уж, надо отдать ему должное, – согласилась Маша. – Но в отношении тебя он не оправдал мои ожидания.

– Сначала Федоренков не оправдал твои ожидания, когда не сделал мне предложение, потом Ливнев не оправдал… Если дело касается меня, не надо ничего ожидать от мужчин! – звенящим голосом сказала Яна. – Мне на роду написано остаться старой девой и по вечерам вышивать подушки.

– Тебе не обязательно вышивать подушки, – сочувственно возразила Маша.

– Точно. Можно разводить кошек или набивать мешочки сушеной лавандой!

– Ты просто понервничала, – попыталась урезонить ее Маша. – Давай отложим этот разговор на потом. Вот когда тебе стукнет полтинник, а ты все еще не найдешь себе подходящую пару, тогда мы к этой теме вернемся.

Яна с ненавистью посмотрела на нее.

– А до пятидесяти лет что мне прикажешь делать?!

– Кажется, ты забыла, что кто-то взломал твою квартиру, – осторожно напомнила Маша, которой совершенно не нравился этот разговор.

– Ой…

– Значит, так, – решительно заявила она. – Я беру электрошокер и кастет, а тебе даю газовый баллончик и – вперед!

– Мы будем похожи на охотников за привидениями, а не за бандитами. Вдруг у них пистолеты?

– Не думаю, – уверенно, словно всю жизнь проработала опером, заявила Маша. – Банальные домушники, какие там пистолеты. Кстати, ты даже не уверена, что там вообще кто-то есть. Давай, выходи на лестничную площадку. Если трусишь, спустимся к Славке с четвертого этажа. Он сейчас дома, я с ним в лифте ехала.

– Славка? Который на тушканчика похож? Ты смеешься. Его чихом убить можно. Кто его испугается?

– Не его. У Славки отличная собака – бультерьер по кличке Палач.

«Это тебе не Бобик», – хотела добавить она, но вовремя прикусила язык.

– Я его собаку только издали видела.

– Значит, тебе повезло. Палач смертельно ненавидит всех людей без исключения.

– Всех? – с опаской уточнила Яна.

– Ну, кроме хозяина. Хотя и его, по-моему, недолюбливает. Но терпит, жрать-то хочется. Представляешь, мы запускаем собаку в твою квартиру, прикрываем за ней дверь. И если кто-то там притаился, то через пару минут все кончится.

– Что кончится? – Яна, выбитая из седла вероломным отъездом Ливнева, явно плохо соображала.

– Твои мучения. Как тебе план?

– Знаешь, давай обойдемся без собаки. А то, не ровен час, она и нас заодно сожрет. Не люблю я бультерьеров. А вот на газовый баллончик и кастет я согласна. Кстати, а откуда у тебя кастет?

– От Егора остался. Помнишь Егора? Ну так вот, он как-то выронил, а я подобрала. Я однажды, представляешь, чуть глаз ему не выбила этим кастетом, когда он вздумал мне сцены ревности устраивать. Значит, идем?

– Ладно. Но ты пойдешь первая, – решила Яна.

Маша посмотрела на нее с неудовольствием, но спорить не стала. По лестничной площадке девушки крались как по минному полю.

– Я пошла, – шепнула Маша, взявшись за дверную ручку. – Ты за мной. Передвигаемся по квартире спина к спине.

– Чтобы сзади не напали?

– Естественно! В случае чего – поливай бандитов из баллончика, не бойся.

– Поливать из баллончика я не боюсь, – отмахнулась Яна. – Я боюсь в принципе. Кстати, будь готова: я могу завизжать от страха.

– Ну и визжи, – разрешила Маша. – Только громко. Главное – про баллончик не забывай.

Через несколько минут подруги убедились, что в квартире никого нет. Они стояли посреди гостиной и недоуменно крутили головами. Гостиная была разгромлена.

– Вот сволочи! – нарушила наконец молчание Маша. – Кто же это так постарался?

– Я не знаю, – пробормотала Яна, и ее подбородок снова мелко задрожал. – Сегодня точно не мой день.

Она была потрясена открывшейся картиной. Шкафы раскрыты, вещи беспорядочно раскиданы, ящики выдвинуты и перевернуты, книги вперемешку с дисками валяются на полу. В кухне царил не меньший беспорядок, вандалы побывали и там.

– Одну проблему мы все-таки решили, – бодро заявила Маша, хлопнув подругу по плечу.

– Какую? – Яна ходила по комнате и хваталась то за одну вещь, то за другую.

– Без ущерба для здоровья вошли в квартиру.

– Ты уверена, что никто здесь не прячется?

– Сама видишь – пусто, – развела руками Маша. – Я даже под ванну заглядывала.

– А мы входную дверь за собой закрыли? – неожиданно спохватилась Яна. – Вдруг они вернутся?

– Успокойся, я все замки защелкнула.

– Маш, что теперь делать?

– Ясно – что. Звонить в полицию. Только сначала выясни, что у тебя пропало. А потом уж вызывай стражей порядка. Пусть приезжают и начинают искать тех гадов, которые взломали квартиру.

– Хорошо. Ладно. Дай сообразить, где у меня ценные вещи…

Яна принялась быстро перемещаться по комнатам, наклоняясь, раскапывая, исследуя и извлекая на свет божий. Вскоре она плюхнулась на диван и беспомощно развела руками.

– Можешь поверить, что у меня ничего не украли?

– Нет, – честно ответила Маша, еще раз внимательно оглядев царящий вокруг хаос.

– И тем не менее ничего не украли. Ужасно странно. Это что, акт вандализма? Ко мне забрались, чтобы порезвиться?

– Ты точно все проверила? Деньги на месте? – начала задавать вопросы Маша.

– На месте.

– Украшения твоей бабушки?

– Все до одного тут.

– Документы? Шуба?

– Ты спятила? Кто станет красть мою шубу? Она давно состарилась и облысела на локтях.

– Я и забыла, – пробормотала Маша.

– Шуба на месте, и документы тоже. Если вызвать полицию, что я скажу?

– Что вскрыли квартиру и устроили обыск. Пусть будут в курсе. Мало ли что дальше случится!

– Дальше? Ты зачем сейчас меня пугаешь? Чтобы я к тебе ночевать напросилась?

– Да приходи, места много, – пожала плечами Маша.

– Ну да, Ливнев же уехал, – нарочито равнодушным тоном заметила Яна.

Маша сделала вид, что ничего не слышала, и снова переключилась на взломщиков.

– Нет, не верю я, что в дом забрались и ничего не стырили. Это как-то не вяжется с менталитетом русского бандита. Давай начнем приводить все в порядок, и по ходу дела ты сориентируешься. Может быть, лезли за чем-то определенным? Ты не хранишь дома досье или другие юридические документы?

– Ты же знаешь, что нет. Я ненавижу таскать работу домой. Дом – это заповедная территория.

– Да-да, – проворчала Маша. – А теперь в заповедник проникли браконьеры.

Переговариваясь, они дружно принялись за дело, и через некоторое время их усилия наконец принесли свои плоды.

– Машка! – воскликнула Яна, стоя посреди комнаты с пустым ящиком в руке. – Знаешь, что пропало?

– Что? – Маша настороженно посмотрела на подругу.

– Диктофон.

– Цифровой?

– Да, он цифровой, но все равно стоит недорого.

– Почему ты при этом вытаращила глаза? – с подозрением поинтересовалась Маша. – Выглядишь так, будто тебе за шиворот засунули скорпиона. Ага! Все-таки записывала на него какие-нибудь деловые разговоры?

– Ошибаешься, – зловещим голосом объявила Яна. – Я записывала на него сны Федоренкова.

– Те, про которые ты рассказывала? Все эти его сонные бормотания, всхрапывания и завывания?

– Абсолютно все.

– Значит, взлом твоей квартиры может быть связан с исчезновением Федоренкова? – Маша выпрямилась на стуле и раздула ноздри, словно собака, взявшая след.

– Судя по всему, так оно и есть.

– А кто вообще мог знать, что ты записывала Федоренкова на диктофон? – тотчас спросила Маша. Мозги у нее работали как надо.

– Сам Федоренков, – мгновенно ответила Яна. – Кажется, больше никто.

– Но зачем Федоренкову взламывать замки, если у него есть ключи от квартиры? Если только…

– Если только он хотел отвести от себя подозрения, – закончила ее мысль Яна.

Девушки некоторое время молчали, глядя одна в стену, другая в окно.

– Может, Федоренков и впрямь шпион? – высказала наконец робкое предположение Яна.

– Американский, – не без ехидства подтвердила Маша. – Записал по случаю, как Обама ругается с женой, а та грозится принять российское гражданство. И вот теперь решил продать запись ЦРУ.

– Сейчас не время шутить, – обиделась Яна.

Маша немедленно посерьезнела.

– И много там было записей?

– Полно. Юрка такие тексты выдавал – закачаешься. Иногда смешные, иногда очень странные. Я ему как-то сказала – он не поверил. Говорит: мне нужны вещественные доказательства. Вот я и взялась доказывать… Но он их так ни разу и не прослушал.

– А теперь, когда пришлось прятаться, решил наверстать упущенное? Странно.

– И все-таки мне кажется, тут был не он, – покачала головой Яна. – Скорее его враги.

– Зачем врагам ночные кошмары Федоренкова? – не согласилась Маша. Чтобы не сидеть просто так, она сварила кофе и разлила его по чашкам. – Ты помнишь хоть что-нибудь из этих его снов? Сможешь повторить?

– Повторить вряд ли, там много всего было. Похоже на бред, но все-таки не бред, а что-то наподобие рассказов. Да и половину из них я проспала.

– А вдруг твой Федоренков во сне какие-нибудь институтские секреты выбалтывал? – высказала предположение Маша.

– Да нет в этом дурацком институте никаких секретов, еще Дарья тебе говорила! Юрка все больше какую-то чушь нес. Про комаров-бюрократов и жаб на дирижаблях.

– Как, как? Комары-бюрократы? – фыркнула Маша. – Почему такое название?

– Откуда я знаю? И главное, каждый раз из него выскакивало что-то новое. Впрочем, нет! Иногда он повторялся.

– Жалко, что теперь его истории послушать нельзя.

– А вот и можно, – с торжеством в голосе возвестила Яна. – Я все файлы сбросила в свой компьютер. Меня на работе заставляют дублировать каждую фитюльку, вот я по привычке и Федоренкова задублировала…

– Светлая голова! – похвалила подругу Маша. – Давай-ка мы с тобой убедимся, что в ночных кошмарах Федоренкова нет ключика, который поможет нам раскрыть убийство Дарьи. Или хотя бы отыскать самого Федоренкова, будь он неладен.

Яна принесла из комнаты лэптоп и, как только экран засветился, радостно воскликнула:

– Все на месте! Если честно, я боялась, что файлы удалили взломщики. Но нам, выходит, повезло. Кстати, считается, что во сне люди говорят исключительно правду.

– Будь я на твоем месте, я бы ночами не спала, а только слушала. Когда еще от мужика можно услышать слово правды? Ты вот дрыхла, а вдруг Федоренков по ночам рассказывал о Зое и Альбине? Ты же все прохлопала.

– Ну вот сейчас и узнаем, о чем он там рассказывал. – Яна сосредоточенно застучала по клавиатуре. И через минуту воскликнула: – Готово! Теперь сиди смирно.

Сначала из динамиков слышалось лишь сопение и легкое похрапывание. Затем неожиданно наступила тишина, и вдруг раздался голос Федоренкова, который забормотал негромко, но довольно отчетливо:

– Слон, еще слон, еще слон, снова слон, еще слон, опять слон, за ними еще и еще слоны…

– Почему он слонов считает? – шепотом спросила Маша, словно Федоренков спал сейчас на соседнем диване и она боялась его разбудить. – Бессонницей страдал?

– Да тихо ты, – отмахнулась Яна. – Если ты с самого начала начнешь болтать, мы все прослушаем.

– Всего девяносто слонов или чуть больше, – продолжал Федоренков. – Девяносто слонов, нагруженных добычей. Индия разграблена, на слонах перевозят камни, чтобы возводить великолепные строения, и драгоценности, не подлежащие счету…

Наступила тишина, потом послышался храп, продолжавшийся пару минут. Затем раздалась скороговорка, словно человек хотел побыстрее закончить свою мысль:

– Павлиний трон затонул, но достоверно неизвестно, что это дело служителей Ост-Индской компании, а искать на дне предстоит столетия… Только найти нельзя, море не отдает то, что забирает у людей. Зато получится взять из земли, если положено туда руками посвященных. Только тот способен взять, кто допущен к знанию. Летучие рыбы приземляться не могут, для них не построили аэродромов, лишь для стратегических бомбардировщиков. Им приходится летать, пока не кончится горючее. А дозаправка в воздухе стоит дорого, и бабочки мешают. Единственный выход – американские авианосцы. Но туда может садиться только форель, а семга тяжелая, может потопить корабль.

– Какая фантастическая околесица! – восхитилась Маша. – Ни фига не понятно.

– Погоди, там еще много всего, – предупредила Яна.

Вновь наступила тишина, лишь было слышно негромкое сопение.

– Это ты сопишь? – поинтересовалась Маша с неудовольствием.

– Пытаюсь сдержать смех. Иногда было просто невыносимо смешно. Я Юрку пару раз пыталась будить, но ничего не вышло.

– Кенгуру – вперед! – вдруг раздался из динамиков федоренковский крик. – Через границу – прыжками! И не вздумайте кидать бумеранги, пигмеи вам не простят.

– Вот это да! – восхитилась Маша, но Яна приложила палец к губам.

– Без единого гроша вам не светит анаша, – пригрозил кому-то сонный голос Федоренкова.

Маша засмеялась.

– За испорченный гашиш от врага получишь шиш! – пообещал Федоренков.

– Это тема для Госнаркоконтроля, – не унималась Маша. – Слушай, а он не подсел случайно на какую-нибудь дрянь? Ты рассказывала про странный чай! Тогда все эти разговоры во сне могут объясниться очень даже просто.

– Подожди, Машка! Чай ведь тоже пропал! – ахнула Яна и вскочила со стула. – Погоди-ка, погоди-ка… Точно – нет банки! Как я сразу не поняла?

– Значит, мы на правильном пути, – констатировала Маша. – Все это звенья одной цепи – и ночные кошмары, и чай…

– Но такой же чай был в квартире Зои! – Яна выглядела испуганной. – Я ведь тебе рассказывала, что сразу наткнулась на такую же банку в ее кухне.

– Конечно, я помню.

– Но Зоя умерла. Может быть, ее убили! А теперь из моего дома пропадает такая же точно банка. Вдруг меня тоже убьют?!

– Прекрати паниковать. Из Зоиного дома банку не украли, верно? Значит, охотились не за чаем. Или с Зоей вообще произошел несчастный случай. Ты же не знаешь точно, чем она отравилась?

– Не знаю. И не могу узнать! Если я скажу в полиции, что была на месте происшествия, меня сразу объявят главной подозреваемой. Ведь так?

– Ну… Не факт, но рисковать не стоит, – согласилась Маша. – А теперь садись, будем слушать дальше.

Растерянная Яна вернулась к лэптопу и снова пустила запись.

– Слоны шли, шли много дней и ночей. Многие гибли в пути, – еле слышно забормотал Федоренков.

– Опять он про слонов! – возмутилась Маша.

– Сокровища привезли в Самарканд, наследники распылили их по горам и степям, укрыли в пещерах, лесах, на берегах озер. Но лишь один ступил ногой на одну границу и другой – на другую. Но, проплыв сначала по реке, повернул назад. Когда силы покинули его, в ночь полнолуния он пришел на берег Слепого озера… Долина, курганы, могилы остались тем, кто ищет…

– Ну и как, поняла что-нибудь? – поинтересовалась Яна после того, как последний файл был прослушан.

– Можно подумать, ты поняла, – проворчала Маша. – В некоторых местах действительно было смешно. Но что эта чушь может означать на самом деле? Ведь зачем-то же диктофон выкрали из твоей квартиры!

– Значит, это не чушь, – твердо сказала Яна. – Просто нам с тобой не хватает информации для того, чтобы сделать правильные выводы.

– Ладно, мы еще продолжим поиски информации. Но сейчас мне нужно сгонять на работу, иначе мой бизнес прикажет долго жить. Надо придать ускорение моей помощнице. То есть дать ей пинка под зад. А ты что будешь делать?

– А я… Я, наверное… Может быть, тоже попробую призвать на помощь дедукцию.

– Встретимся вечером у меня, – постановила Маша.

Но Яна поспешно возразила:

– Нет, лучше у меня!

Сидеть в Машкиной квартире, где все будет напоминать ей о Ливневе, она ни за что не хотела. Как только они покончили со снами Федоренкова, Яна вспомнила про Ливнева, и на нее снова накатила тоска. В носу предательски защипало.

И когда подруга ушла, Яна крепилась недолго. Сначала она смахнула со щеки одну слезу, другую, потом тихо всхлипнула. Но в конце концов бросилась лицом вниз на кровать и горько разрыдалась. Ее сердце разрывалось на части! Она поверить не могла, что Ливнев, оказывается, ничего к ней не испытывал! Потому что, если бы испытывал, он ни за что не уехал бы вот так, в спешке, не попрощавшись. Не пообещав новой встречи, не оставив даже телефона. И сам не позвонил ей. Потому что ему просто нечего ей сказать!

Никогда, никогда Яна Макарцева не плакала из-за мужчины.

– Ладно, – вслух сказала она, нарыдавшись, и выставила вперед ладонь, словно останавливая собственное отчаянье. – Хватит разводить сырость. Он тебе понравился… Эх, да что там! Ты влюбилась в него, как дура, а он… А он просто с тобой флиртовал, вот и все. Такое бывает. Вон в кино постоянно показывают мужчин, разбивающих девушкам сердца.

Трудно оказалось признаться в том, что Ливнев разбил ей сердце. Но это так и было, и тут уж ничего не поделаешь.

– Я не стану жалеть себя и лелеять воспоминания о проведенных вместе минутах! – продолжала увещевать себя Яна. – Я стану жить дальше и рано или поздно встречу какого-нибудь потрясающего мужика. А сама сделаюсь юристом международного класса, и обо мне будут писать серьезные журналы. И Ливнев еще пожалеет!

* * *

Сергей Кудияров не понравился Яне еще в те первые разы, когда приезжал к ним с Юрой в гости. Это был щуплый, белокожий мужчина с глазами навыкате, белыми ресницами и нервным кадыком. Он постоянно играл лицом и норовил ухватить Яну за руку тонкими пальцами. Вероятно, чтобы лучше донести до нее каждую свою мысль.

Однако несмотря ни на что, именно Кудияров дал первую реальную зацепку, которую Яна и Маша так искали.

– Знаешь, а ведь Юрка о-о-очень изменился после командировки, – Сергей наклонился к Яне и доверительно понизил голос. – Я его не узнал прямо!

Они сидели в открытом кафе под полотняным тентом, не обращая внимания на красоту интерьера и не радуя официантов заказами сложных блюд.

– После какой командировки? – насторожилась Яна.

О командировках Федоренкова она обычно узнавала постфактум или вообще оставалась в приятном неведении.

– Ну как же? Его недавняя командировка, в которую он ездил вместе с Енькиной. Точно тебе говорю – что-то у них там произошло! – Сергей прижал руку к груди, сделавшись похожим на сплетничающую женщину. – Он прямо сам не свой был! Стал каким-то заносчивым, нетерпимым. Раньше мы с ним часами болтали и о карьере, и о биологии… Ну, ты понимаешь! Чисто мужской треп, – он хихикнул. – А в последний раз Юрка меня даже не слушал. Сидел с такой противной улыбочкой, как будто не с другом разговаривает, а с каким-то прохожим, и на мое мнение ему глубоко начхать.

– Вот как? – Яна не знала, что на это сказать.

– Я спросил: «Что это с тобой?», а он вспылил, наговорил мне гадостей…

Сергей насупился.

– А почему ты думаешь, что такое его поведение связано именно с командировкой? – Яна перестала ковырять ложечкой десерт и уставилась на собеседника.

– Потому что мы встречались как раз в тот день, когда Юрка сошел с поезда. Он еще даже дорожную сумку домой не завез. А перед командировкой, прямо накануне, мы вместе участвовали в научной конференции. Так он был самим собой, обычным Юркой Федоренковым, – Сергей развел руками.

– Он даже не намекнул на то, что случилось в той поездке?

– Ни словечком, Яна! Но я видел: он взвинчен. Я всегда чувствую, если человек взвинчен, веришь? Когда я поинтересовался, не случилось ли чего на Слепом озере, он аж взвился весь!

– На каком-каком озере? – замерла Яна. Кажется, она слышала это название… В снах Федоренкова!

– Слепое озеро. Он говорил о нем, когда уезжал. Сетовал на Енькину, которая наверняка будет ему мешать. Был бы один, говорит, купался бы, рыбу ловил. Но с этой бабой одни проблемы. Каждый прожитый день она фиксирует в своем походном дневнике и наверняка будет записывать все, чем он занимался.

– А кто такая Енькина? – тотчас спросила Яна, нервно постукивая ногой по полу.

– Енькина? Ну, она… – Сергей замолчал, отвлекшись на то, чтобы налить себе и даме новую порцию чая. Потом аккуратно промокнул губы салфеткой.

От нетерпения Яна едва не принялась грызть чайную ложечку.

– Она и вправду дико странная. Я с ней как-то раз работал над одним проектом… Характерец тот еще! Говорят, у нее муж – настоящий деспот!

– Так Енькина – это Любовь Федоровна?! – Яна даже подпрыгнула на стуле, так она была потрясена тем, что у нее вдруг начали связываться концы с концами.

Ведь Енькина так нервничала, когда ее спрашивали о Федоренкове! А теперь оказалось, что они вместе ездили в командировку, из которой Юра возвратился непохожим сам на себя.

– Выходит, ты ее знаешь? – удивился Сергей и сделал большие глаза.

– Видела в институте. Она показалась мне ужасно нервной. На вопросы про Федоренкова реагировала, как бык на тряпку.

– Говорю тебе, что-то у них там не заладилось. Возможно, оба во что-нибудь вляпались, и Енькиной приходится скрывать информацию, а она этого страшно не любит. Такая правильная, аж с души воротит. Или это сама Енькина во что-нибудь вляпалась, а Федоренков ее покрывает. И из-за того, что она ему обязана, Любовь Федоровна его ненавидит. Такое часто бывает.

– Во что можно вляпаться на Слепом озере? Они что, кого-то в нем утопили?

– Когда Федоренков найдется, ты сама спроси у него, – посоветовал Сергей, махнув рукой.

– Как ты думаешь, а он мог туда вернуться? – задумчиво произнесла Яна.

– Вряд ли. Чего ему там делать? Если они с Енькиной напортачили, так он туда, наоборот, ни за что не вернется. Я бы на твоем месте попытался пообщаться с Любовь Федоровной. Вдруг она снова вспылит и выдаст что-нибудь полезное?

– А ты сам не пробовал с ней общаться? – Яна смутно представляла себе цивилизованную беседу с Любовью Федоровной. Она отлично помнила, как та отчитала Веру за самый невинный вопрос.

«Кстати, Вера! Вот кто может поподробнее рассказать мне о Енькиной, – сообразила Яна. – Если, конечно, захочет рассказать. Может быть, в знак признательности скормить ей какую-нибудь историю? Например, как Сланальп спасал Федоренкова из плена Запорожца? За такой рассказ Вера на многое пойдет».

– Чтобы я разговаривал с Енькиной?! – воскликнул между тем Сергей. – Да с ней вообще невозможно разговаривать.

– А как же я?

– У тебя привилегия невесты. Ты ищешь пропавшего жениха, и это невероятно романтично.

– Да уже все знают, что у Федоренкова было как минимум три невесты, – фыркнула Яна.

Кудияров, который был не в курсе последних событий, неожиданно смутился и опустил ресницы.

– Я всегда считал тебя единственной, – натянуто улыбаясь, выдавил он из себя и нежно похлопал Яну по руке.

– А нас действительно было только три невесты? – мрачно спросила она. – Не пять и не восемь?

– Ты расстроена, поэтому преувеличиваешь.

– Если что, могу я тебе позвонить? – спросила Яна, посмотрев на часы.

Ей страстно хотелось пересказать то, что она только что узнала, Маше. Может быть, если подруга не застрянет в своей конторе, они еще успеют в институт. Как раз к концу рабочего дня.

* * *

– Только я поеду первой, – сказала она Маше по телефону, выложив сначала последние новости. – Попробую заранее расспросить Веру. Может быть, она подскажет мне, где находятся болевые точки Енькиной. Мы на них нажмем…

– Она пискнет и упадет замертво, – закончила за нее Маша. – Ладно, не дрейфь, чтобы две умные, сильные женщины не справились с какой-то Енькиной? У нее даже фамилия несерьезная.

Дождь зарядил с самого утра, потом перестал, а теперь опять принялся за дело. Погода словно копировала настроение Яны – едва вдруг выглядывало солнышко, как тучи снова заслоняли его.

– У Енькиной нет болевых точек, – сообщила расстроенная Яна, как только Маша подъехала к зданию института.

– То есть твоя Вера о них просто не знает, – возразила Маша, выбравшись из машины и сразу же наступив в лужу. – Она тебе ничего полезного не поведала про Любовь Федоровну?

– Лишь одно. Что муж у нее никакой не деспот, – ответила Яна.

– Но о том, что он деспот, тебе даже Сланальп говорил, – Маша достала из машины огромный зонт и раскрыла его над собой и Яной. Мир сразу стал бело-розовым и не таким противным.

– Вера сказала, что это неправда. Про мужа.

– Но в прошлый раз она сама тебе говорила, что это правда, – нахмурилась Маша.

– В прошлый раз мы еще не познакомились как следует, и она просто поддерживала расхожую байку. Кстати, непонятно, откуда эта байка взялась. На самом деле муж Енькиной – маленький, старенький безвредный антиквар, она его совершенно не боится.

– Возможно, она просто неуравновешенная, – высказала предположение Маша. – И чтобы оправдать свое нервное поведение, сама сочинила историю про мужа-тирана.

– Ой, Машка, вон она! – неожиданно воскликнула Яна, схватив подругу за руку. – Это Енькина! Еще рабочий день не закончился, а она уже выскочила. Смотри, семенит и не смотрит по сторонам, только себе под ноги.

– Плохо, что у нее в руках зонт, – философски заметила Маша, проводив взглядом стаю ворон. – Она может использовать его как оружие. Если мы ей вдруг не понравимся, сложит его и – бац, бац!

Через несколько минут выяснилось, что ни Маша, ни Яна Енькиной действительно не нравятся.

– Почему вы пристаете ко мне со своим Федоренковым? – взвизгнула Любовь Федоровна, тряся от негодования головой. Кособокая прическа тряслась вместе с ней. – Я не знаю, где он может быть! Я не имею к нему никакого отношения!

Она еще верещала некоторое время, будто цикада, но тут Яна внезапно спросила:

– Что там у вас случилось на Слепом озере? А, Любовь Федоровна?

Енькина замолчала так резко, словно ей в рот со всего маху вогнали кляп. Она стояла и смотрела на Яну со священным ужасом, потом икнула и спросила:

– От… Откуда вы знаете про Слепое озеро?

– От честного люда, – проворчала Маша, ненавидевшая истеричек.

– Знаем, и все, – отрезала Яна. – И после этого вы будете говорить про нашегоФедоренкова?

Тут Любовь Федоровна зарыдала. Она рыдала так громко, так басисто, так страшно, что подруги испугались всерьез. Маша попробовала подтолкнуть ее к своей машине, но сделала только хуже. Енькина, даже не потрудившись сложить зонт, стала размахивать им направо и налево, жутко подвывая при этом.

– Я оракул, – воскликнула Маша. – Я предвидела все, что произойдет. – И, вспомнив про стаю ворон, добавила: – Я авгур! Что нам теперь делать?

В этот момент Яна бросила взгляд на здание института и увидела Веру, которая курила под козырьком. Конечно! Разве эта женщина пропустит хоть одно происшествие? У нее нюх, как у лисицы.

И Яна бегом побежала к ней. Запыхавшаяся, с влажными волосами, она остановилась напротив ухмыляющейся Веры и спросила:

– Вера, вы знаете, что связывает Енькину и Федоренкова? Если знаете, пожалуйста, скажите мне прямо сейчас.

Вера сделала глубокую затяжку, вероятно, дав себе несколько секунд на размышление. Потом выпустила дым в сторону и пожала плечами:

– Енькина достала для Федоренкова какой-то чай. Это все, что мне известно.

– Ясно. Хорошо, – Яна бросилась обратно к бьющейся в истерике Любови Федоровне.

– Это вы достали для Федоренкова тот чай! – выпалила она прямо в зонт, который так и норовил попасть ей в нос.

Конечно, была вероятность просчитаться. Енькина могла тотчас закатить глаза и грохнуться в обморок. Но слова Яны подействовали на нее, как ушат холодной воды. Она подняла зонт над головой и перестала буйствовать, молча открывая и закрывая рот. Потом тихо пискнула и снова зарыдала, но теперь уже по-человечески – горько и не слишком разрушительно.

– А вот пойдемте в мою машиночку, – как душевнобольной предложила ей Маша. – Посидим в машиночке, глотнем минералочки, успокоимся…

Она затолкала Енькину на заднее сиденье, туда же села и Яна. Сама Маша оказалась на месте водителя и развернулась назад, насколько это было возможно.

– Это… Это произошло случайно, – заикаясь, начала говорить Любовь Федоровна. Тушь у нее поплыла, и сейчас она являла собой самое жалкое зрелище. – Юрий заболел, простудился. Промочил ноги, когда рыбачил на озере…

– На Слепом озере? – на всякий случай уточнила Маша.

– Да, на Слепом, конечно, где же еще? Я никогда не забуду это проклятое озеро, никогда! – страстно закончила она, и Маша с Яной тревожно переглянулись.

Предположение, что Енькина с Федоренковым кого-то утопили, как будто начинало подтверждаться.

– Мне этот чай продал местный шаман. Он такой… внушительный, от него пахнет медвежьим жиром… И я… Я попросила что-нибудь от простуды, для поднятия иммунитета. Я ничего плохого не хотела!

– И этот чай… – осторожно подтолкнула ее к дальнейшим признаниям Яна.

Ей казалось, она поняла, что случилось на самом деле. Федоренков напился чаю, который дал Енькиной шаман, у него начались галлюцинации, он вышел на берег озера и, находясь в трансе, столкнул в воду какого-нибудь рыбака или грибника. Смерть несчастного эти двое скрыли от всех. Енькина считала себя виноватой, потому что именно она достала чай, а Федоренков, соответственно, оказался убийцей! Вот почему он вернулся сам не свой и был груб с Кудияровым. И вот почему пропал диктофон! Когда Юра понял, что мог ночью проболтаться о событиях на озере, он его выкрал.

– Я не знала, что у этого чая такое действие! – Любовь Федоровна сняла свои массивные очки и, выхватив из кармана платочек, принялась ожесточенно тереть стекла. Потом тем же платочком она стала с остервенением тереть собственный нос.

– Федоренков, выпив чаю, впал в транс? – задала еще один наводящий вопрос Яна.

– Да, он… Он как будто обезумел! Я ничего не могла поделать, поверьте мне! Он целовал мне руки, ползал на коленях, он проявлял такую страсть, что я… – Она зыркнула на Яну и закрыла глаза рукой. – Что я… Я потеряла всякий стыд! Я не устояла…

– Погодите-погодите, – потрясла головой Маша. – Так вы что, всего-навсего с ним переспали, что ли?

– Всего-навсего?! – вознегодовала Любовь Федоровна, вытянувшись в струнку. – Да я никогда в жизни не изменяла мужу, этому святому человеку! Он у меня нежный, верный, со всеми удобствами! И тут вдруг такой позор! Я опозорила свою честь и честь своей семьи.

– Слушайте, Любовь Федоровна, все-таки мы не на Корсике, – попыталась урезонить ее Маша. – Никто за этот мелкий грех вас не пристрелит.

– И что, Федоренков никого не топил в озере? – разочарованно спросила Яна, которой собственная версия событий уже казалась единственно возможной.

– Что значит – топил? – возмутилась Енькина, горевшая чудовищным румянцем. – Мы ученые, а не разбойники какие-нибудь. Федоренков – прекрасный человек! И он ни в чем не виноват! Виноват этот треклятый чай! И шаман… бесчестный человек. Он наверняка потешался надо мной, когда я ушла с его дурацким мешком. Теперь вы все знаете, – закончила она свою тираду. – Можете думать обо мне все, что угодно, – я снесу. Но умоляю не предавать огласке… Это убьет моего мужа, похоронит мою карьеру…

– Да не будем мы ничего никому рассказывать, – отмахнулась от нее Маша. – Можете спокойно идти домой и ни о чем не волноваться. Напоследок спрошу, просто на всякий случай: вы не знаете, что случилось с Федоренковым?

– Я думала, его похитили люди Запорожца, – растерянно сказала Енькина. – И полиция вот-вот должна его освободить. Раз Запорожца убили… Зачем он им теперь нужен?

Маша больше ничего не стала спрашивать, а просто вылезла из машины и молча открыла для Любови Федоровны дверь. Та выбралась наружу и, слегка покачиваясь, побрела в сторону выхода со стоянки.

– Умоляю! – через несколько метров оглянулась она и посмотрела на Машу несчастными глазами.

Та ободряюще помахала ей рукой. Потом повернулась к Яне и сказала:

– Узнай на всякий случай у Веры, где она живет. Может быть, мне захочется взглянуть на ее мужа-антиквара.

* * *

Весь вечер подруги провели вместе, строя предположения, выдвигая версии, отбрасывая их и начиная все сначала. Кто украл диктофон? Зачем? Почему вместе с диктофоном исчез чай, который разжег в Федоренкове нечеловеческое влечение к Енькиной?

– Когда он пил этот чай дома, то вовсе не кидался на меня с поцелуями, – с некоторой даже обидой в голосе призналась Яна.

– Может быть, чай тут вообще ни при чем? – пожала плечами Маша. – Просто ему захотелось близости. Ночь, озеро, москиты… Вот сама представь.

– Енькина как-то не тянет на мечту поэта.

– М-да, тут ты права. Но на безлюдье, как говорится, и Енькина – рыба.

– Сама-то хоть поняла, что сказала? – проворчала Яна.

С наступлением темноты на нее снова напала тоска. Она вспоминала Ливнева, грустила и даже скучала по Бобику. Ливнев ей так и не позвонил.

– Тебе не кажется, что утро вечера мудренее? – жалобно спросила она у подруги, и та ободряюще похлопала ее по плечу.

– Ладно, ты права, нам надо отдохнуть. А завтра с новыми силами…

…Наутро с новыми силами она зазвонила и одновременно заколотила во входную дверь и закричала на весь подъезд:

– Янка, открывай, срочное дело!

Когда заспанная Яна распахнула дверь, подруга ввалилась в квартиру запыхавшаяся и абсолютно счастливая.

– Я напала на след.

– Ну да? – С Яны мгновенно слетели остатки сна. – Рассказывай немедленно!

– Сначала ты идешь умываться, а потом сразу же начнешь собирать манатки. Мы с тобой едем в Забайкалье.

– Куда-куда?! – ошалела от ее напора Яна. – Почему мы едем?

– Потому что я купила билеты на поезд. Давай сбегай в туалет и возвращайся, тогда я тебе все расскажу.

Она сварила кофе и даже успела сварганить бутерброды. Когда появилась умытая и невероятно взволнованная Яна, подруга двинула чашку в ее сторону.

– Садись и слушай мастера по частному сыску, – заявила она. – Включила я вчера на сон грядущий «Ивана Васильевича», который меняет профессию, смотрю, смеюсь, как всегда. И тут – эпизод. Помнишь, когда Селезнева говорит Якину…

– Пуговкину, – подсказала Яна, сделав большой глоток кофе.

– Какая разница?

– Такая. Если Селезнева, то говорит Пуговкину. А если Зинаида Михайловна – то Якину.

– Да не сбивай ты меня! Так вот, она и говорит: «Я бросаю мужа, этого святого человека со всеми удобствами!»

– Енькина вчера про своего мужа тоже так сказала – со всеми удобствами! – встрепенулась Яна.

– То-то и оно. И я подумала: а вдруг эта истеричка – совсем даже не истеричка? Вдруг она все нам наврала? И когда врала, цитата из фильма выскочила из нее сама собой. Она была неискренней, Янка!

– Слушай, но она так рыдала… И стала такая пунцовая…

– Чушь. Ты не знаешь, отчего она стала пунцовая. Может быть, у нее есть тайна, которую она должна охранять, и никакие Веры про эту тайну не знают.

– Думаешь? – с сомнением спросила Яна. Вера казалась ей практически сверхчеловеком.

– Да, я так думаю. И я решила, что с раннего утра поеду к дому Енькиной – благо, мне пришло в голову заставить тебя выяснить адрес! Я поехала и не просидела в машине даже получаса, как увидела нашу Любовь Федоровну. Эта деловая колбаса выскочила из подъезда и прямиком отправилась на железнодорожный вокзал. Там она купила один билет в какой-то медвежий угол. Как только она убралась от окошка, подскочила я. На тот же самый поезд билеты брать было стремно, согласись.

– Почему это?

– Потому это! Выйдем мы втроем на одной пустынной платформе… и сразу увидим друг друга!

– Да, это неправильно, – вынуждена была согласиться Яна.

– Конечно, неправильно. Мы же должны за Енькиной следить. Чтобы выяснить, куда и зачем она направляется. Поэтому мы с тобой поедем раньше. Приедем, осмотримся, найдем местечко, откуда можно наблюдать за приезжими, и уж тогда она от нас никуда не денется!

Собирая чемодан, Яна хмурила брови. В голову лезли всякие ужасы. Одна страшная версия сменялась другой. Но в каждой из них была одна общая деталь – Федоренков мертв, и убила его «истеричка» Енькина.

* * *

Поезд, погромыхивая на стрелках, медленно скрылся из вида, унеся с собой последние крохи цивилизованного мира. Девушки, оставшиеся на платформе в гордом одиночестве, стали тревожно оглядываться по сторонам. Собственно, платформы в привычном понимании не было, лишь узкая полоска земли, едва прикрытая сильно потрескавшимся асфальтом, сквозь который ударно проросла трава вперемешку с хищным репейником. На проржавевшем столбе крепко держался узкий фанерный щит с названием медвежьего угла, куда прибыли Яна и Маша. Буквы частично выгорели, частично были смыты дождями, отчего щит удивительно напоминал вывеску на санскрите.

– Тоскливое зрелище, – вздохнула Яна, проводив взглядом уплывающую в туман ленту грязно-зеленых вагонов. – Теперь я понимаю, почему в Интернете про эту местность ни слова не найти.

– Там есть одна строчка про то, что в сезон сюда приезжают охотники и рыболовы. И институтские тоже мотаются в командировки. Значит, хоть какая-то жизнь здесь пульсирует.

– Может, и пульсирует, вот только где конкретно?

– Мы вообще-то вылезли там, где нужно? – спросила Маша, озираясь вокруг.

– Проводник же сказал, что это и есть станция Горстрой-четыре. Я посмотрела по схеме, которая висела в коридоре нашего вагона, – вроде все правильно. Дальше идут Горстрой-три и два. Наверное, считали от Владивостока. А Горстроя-один вообще не существует.

– Может, этот «один» давно лесом зарос! – проворчала Маша. – Кстати, где ты видишь хоть какое-нибудь строительство? Направо – глухая тайга, налево степь. И никаких признаков жизни. Нас тут никто не съест, как ты думаешь? Медведь какой-нибудь.

– Ты все еще пахнешь дорогими духами, медведю они вряд ли понравятся. Смотри, вон какое-то сооружение! Может быть, вокзал? – неуверенно пробормотала Яна, показывая пальцем на небольшое строение, примостившееся у кромки леса, метрах в тридцати от железнодорожных путей.

– Вон та собачья будка? Ладно, пойдем туда. Все равно у нас нет выбора. Господи, какая тишина – аж уши закладывает. Интересно, здесь есть хоть какой-нибудь транспорт, который довезет нас до человеческого жилья? Все-таки уже двадцать первый век!

– Что-то у меня в животе урчит, – сообщила Яна, продолжая озираться по сторонам. – Пойдем скорее. Может, внутри есть кафе.

– В таких местах бывает только буфет. Там торгуют водкой, жидким чаем в граненых стаканах, плавлеными сырками и вареными яйцами.

– Фу.

– Раз «фу», значит, в животе у тебя урчит не от голода, а от страха.

Подруги двинулись в путь, но через минуту стало понятно, что все не так просто, как казалось вначале. Замечательный чемоданчик Яны, спутник многих туристических поездок, оказался абсолютно не приспособленным к местным условиям.

– Он не катится, – вынуждена была признать девушка. – То есть вообще не катится.

– Да, тут тебе не аэропорт Орли, – сказала Маша, свирепо поглядев на раздолбанный асфальт. – Даже не Павелецкий вокзал. Так ты колеса потеряешь, надо тащить в руках. А я ведь тебе говорила, не бери ты этот чемодан, для диких мест это слишком. Но разве ты меня послушаешь?

– Да уж… И ни одного носильщика!

– Размечталась, – фыркнула Маша, – тут даже привокзальных алкоголиков нет.

– Знаешь, мне эта поездка все больше начинает напоминать глупую авантюру.

– Если бы мы искали неверного Федоренкова – да, – повела бровью Маша. – А мы расследуем гибель Дарьи. И ради того, чтобы найти ее убийцу и распутать дело, я готова даже на авантюру.

– Ладно-ладно, – пробормотала Яна. – Давай уж доползем до этого сарая и там сообразим, что делать дальше. Не может быть, чтобы на станции, даже такой заброшенной, не имелось какого-нибудь завалящего начальника, кондуктора, обходчика или как у них называются ответственные за железнодорожное хозяйство. В конце концов, где-то должна быть касса – поезда же здесь останавливаются.

Пыхтя и отдуваясь, Яна и Маша достигли наконец желанной цели. Строение действительно оказалось неким подобием вокзала. Но буфетом тут и не пахло. Внутри обнаружилось окошечко кассы, наглухо задраенное без всяких объяснений, висело расписание поездов и табличка, возвещающая о запрете курения. Вторая, и последняя, комната выполняла функции зала ожидания. Здесь стояли две жуткие засаленные лавки и некое подобие журнального столика, видимо, срубленного топором из местной древесины.

– Я сюда ни за что не сяду, – категорично заявила Маша, указывая на лавки. – И чемодан не положу. Могу только упасть на них, но лишь после того, как меня застрелят насмерть.

– Предлагаешь стоять? – засомневалась Яна. – И до каких пор мы будем стоять?

– Пока не отыщется хоть одно живое существо, которое объяснит, как нам отсюда выбраться и попасть в ближайший населенный пункт. На карте я видела какое-то урочище.

– Какое такое урочище? – нахмурилась Маша.

– Вроде Камылук. Или что-то похожее.

– Слушай, на фига нам урочище? Нам нужен поселок, на худой конец хутор, на котором живут веселые, гостеприимные хуторяне…

– А если сто лет никто не появится, где мы будем ночевать? – задала мучивший ее вопрос Яна.

– Ну… Здесь. По крайней мере, у нас есть крыша над головой, – Маша задрала голову и осмотрела потолок.

– До деревни, которая значится на карте ближайшей, больше ста километров, – вспомнила Яна. – В информационной справке было сказано, что с вокзала все едут туда.

– Интересно, на чем?

Неожиданно стукнула входная дверь, и пол заскрипел под чьими-то тяжелыми шагами. Кто-то уверенно направлялся в каморку, где испуганно замерли девушки.

– Начинается, – едва слышно произнесла Яна. – Что делать будем?

– Поглядим, – сурово ответила Маша и вытянула из кармана ветровки свой любимый газовый баллончик.

Однако вступать в схватку не пришлось. В комнатку, улыбаясь, вошел мелкий чернобородый мужичок в брезентовой куртке и огромных кирзовых сапожищах.

– Хорошо, что я сюда заглянул, а то чуть было не уехал, – радостно сообщил он. – Давайте ваши вещи, я отнесу. Пойдемте!

– А вы кто? – одновременно спросили подруги.

– Я-то? Шофер, – мужичок подхватил чемоданы и поволок их к выходу. – Уже отправляться давно пора, люди нервничают, ждут. А вас все нет. Уж думали – заплутали в лесу.

– Почему вы так думали? – осторожно спросила Яна, едва поспевая за шустрым аборигеном.

– Да почти все приезжие так, – охотно пояснил мужичок. – Чуть слезут с поезда – и в лес.

– Зачем? – удивилась Маша.

– Так ведь на вокзале туалетов нет, вот и приходится бежать за деревце. Ну, а там с непривычки можно и заплутать. Мы одного бухгалтера из Саратова два дня искали, отошел по малой нужде, а обратно выбраться не смог.

– Почему он в поезде в туалет не сходил? – шепотом спросила Маша у подруги.

– И все приезжие так! – тоже шепотом ответила ей Яна.

– Хорошо, живой остался, – не слыша их, продолжал рассказывать шофер. – Тут ведь дикого зверья много, правда, близко к станции подходить опасаются – цивилизация, однако.

Маша и Яна, сделав огромные глаза, переглянулись.

– Вы вокзал имеете в виду? – на всякий случай спросила Маша.

– Ага, – кивнул на ходу мужичок, не уловив иронии. – Так я хотел ехать, думал, с поезда никого нет, а мне кассир говорит – погляди, вроде кто-то сошел.

– А где ваш кассир? Нам так хотелось его видеть! А он взял и кассу закрыл.

– Так кассир сейчас на автобусной станции. У нас он один – на поезд и на автобус.

– Почему это?

– Зачем держать двух человек? Поезд дальнего следования в сутки раз останавливается, да местный дважды. Автобус идет рано утром и еще вечером. Он здорово справляется, если что – жена подменяет или дочка.

– А начальник станции или автовокзала у вас есть?

– Конечно, – удивился мужичок. – Как же без начальства? Вот Степан как раз начальник.

– Кто такой Степан?

– Так наш кассир, его Степаном зовут.

– Ясно, семейный подряд, – констатировала Маша. – Ладно, где ваш автобус стоит? Ничего вокруг не видать – степь да лес кругом!

– Вон, видите, за теми деревцами? Там и есть автобусная остановка.

– Далековато, – вздохнула Яна. – А ближе чего остановку не сделать?

– Дорогу надо прокладывать к станции, – охотно пояснил мужичок, видимо, не в первый раз отвечавший на этот вопрос. – А у нас всякое строительство еще лет сорок назад прекратилось.

– Но ведь называется станция «Горстрой». Значит, строили что-то…

– Конечно, – подтвердил словоохотливый брюнет. – Здесь начали возводить огромный добывающий комбинат, геологи ископаемые полезные нашли. И под это дело должны были еще построить город, чтобы там жили работники комбината. Но потом выяснилось, что ископаемых мало, и какие-то они не те по кондициям. В общем, осталась нам на память станция с таким названием. Там, дальше, еще две такие же есть, под номером три и два.

– Куда же делся Горстрой-один? – не удержалась дотошная Маша.

– Его переименовали, а вот остальные не успели, так и существуем поныне.

– Да, – неожиданно спохватилась Яна. – А куда вы едете? Нам надо в поселок Коплино.

– Туда и направляемся. У меня маршрут: деревообработка – птицеферма – рыбхоз – станция – поселок.

– Какой поселок?

– Коплино, какой же? У нас тут с населенными пунктами не густо – один на тыщу верст. А вам еще какой-то нужен? – живо заинтересовался мужичок.

– Нет, именно Коплино и нужен, – заверила его Маша.

– А вы в гости или как?

– Нет, мы туристы, – поспешила объяснить Яна. – Отдыхать приехали, воздухом дышать. А где в поселке можно остановиться? Есть какой-нибудь отельчик?

– Отельчик? – удивился шофер. – Есть домик для гостей, наша администрация его специально для приезжих охотников держит. Но сейчас у охотников затишье. Или у кого из местных можете остановиться, у нас народ гостеприимный. Да и деньги лишние людям не помешают.

– Мы же с тобой тоже вроде охотников – за Енькиной, – шепнула Маша подруге.

Наконец они вышли на какую-то опушку, где стояла мрачная фанерная будка, рядом с которой ворчал старенький автобус. Возле него топтались люди, тихо переговариваясь между собой.

– Ну вот, все в сборе, – возвестил шофер, запихивая чемоданы в багажный отсек. – Рассаживайтесь!

Сопровождаемые любопытными взглядами немногочисленных пассажиров, девушки поспешно забрались внутрь. К автобусу подошел высокий тощий мужчина в кепке, по-хозяйски заглянул в салон и скомандовал:

– Трогай, а то и так задержали рейс на двадцать пять минут.

– Прощения просим, – не удержалась Маша. – Мы ж не знали, что все здесь по графику, как на Байконуре.

Мужчина в кепке сердито глянул на нее и заявил:

– Могли за вами не бегать. Следующий автобус завтра в семь утра, ночевать пришлось бы на станции, в зале ожидания.

При одной мысли об этом Яна содрогнулась и примирительно сказала:

– Что вы, что вы, большое спасибо!

– Поехали, – крикнул шофер. Дверь захлопнулась, и, колыхаясь на ухабах, автобус медленно пополз вперед.

– Судя по скорости, ехать мы будем больше двух часов, поэтому предлагаю вздремнуть, – сказала Маша, позевывая.

– Можно и в окошко посмотреть, – не согласилась Яна. – Интересно все-таки, когда еще в такую глушь заедешь?

– Я бы и сейчас не поехала, если бы не расследование.

Подруги некоторое время перебрасывались ничего не значащими фразами, потом задремали. Проснулись они одновременно от сильного толчка – видимо, автобус преодолел какое-то особо сложное препятствие. За окном был все тот же лес.

– «Он опять поспал немножко и опять взглянул в окошко, увидал большой вокзал, удивился и сказал», – вспомнила Маша стихи Маршака, имея в виду, что они едут-едут, а пейзаж за окном не меняется.

Яна повертела головой по сторонам и пробормотала:

– Не хотела бы я очутиться здесь без автобуса.

– Да уж, дикая природа – дикие переживания, – согласилась Маша.

– Природа у нас хорошая! – звонким голосом сказала какая-то тетка, сидевшая сзади. Она была замотана в платок по самый живот. – Места такие, что аж из самой Москвы едут.

– Серьезно? – Маша живо обернулась к ней. – А что народ из Москвы тут особенно любит осматривать?

– Ну что? – мгновенно стушевалась тетка. – Камылук, пасеку, Тихое озеро, опять же Слепое озеро…

Яна и Маша многозначительно переглянулись.

– А постоянно из Москвы кто-нибудь ездит? – спросила Маша. И так посмотрела на тетку, что та зарделась от смущения. – Например, на Слепое озеро?

– Да я не знаю! – пожала плечами тетка. – Но озеро хорошее, рыбы там видимо-невидимо.

– А почему его на карте нет? – поинтересовалась, в свою очередь, Яна.

– Дык… Маленькое оно, не то что какое-то там о-о-озеро, – пояснила тетка басом. – А так – о-о-озеро, – закончила она тонюсеньким голоском.

Подруги некоторое время переваривали информацию.

– Может быть, после разговора с нами Енькина возвращается на место преступления? – понизив голос, высказала предположение Маша. – Пришила тут кого-нибудь, а теперь испугалась и едет заметать следы?

– Я знаю, кого ты имеешь в виду, когда говоришь «кого-нибудь», – зыркнула на нее Яна. – Но это все наши догадки.

– Подождем до завтра, и догадки превратятся в факты.

– Как мне уже хочется попасть в какой-нибудь гостевой домик, – вздохнула Яна. – Душ принять и голову вымыть.

– Перед сном будешь перышки чистить. Прежде мы проведем рекогносцировку.

– Кого?

– Эх, Янка, сразу видно, что не посещала ты в институте военную кафедру, и не было у тебя папы – командира дивизии. Рекогносцировка – это когда командующий лично, на месте, производит осмотр вражеских позиций. Поняла?

– Поняла-поняла… Смотри!

Маша быстро повернулась и увидела, как мимо проплыл кособокий дорожный указатель с надписью: «КОПЛИНО».

– Вот и прибыли, – облегченно вздохнула она. – Первая часть Марлезонского балета подошла к концу.

* * *

Устроились подруги самым чудесным образом. Шофер, взявший на себя функции гида на новом месте, отвел девушек в здание местной администрации, где им без всякой бюрократии и за какие-то смешные деньги оформили проживание в гостевом домике.

– Надолго в наши края? – поинтересовалась женщина, выдавшая им ключ от комнаты и назвавшаяся Тамарой Васильевной.

– Посмотрим, – туманно сказала Маша. – Не решили еще.

– Располагайтесь, отдыхайте, – радушно ответила Тамара Васильевна. – Чистое белье там постелено. Если понадобятся дополнительное одеяло или подушка – обращайтесь.

– Как в поезде, – прокомментировала Яна по дороге к новому жилищу. – Только чай с печеньем не предложила.

– Кстати, неплохо было бы перекусить, – живо отреагировала Маша. – И пополнить запасы продовольствия, потому как оставшихся продуктов надолго не хватит. Ресторанов здесь, конечно, нет.

– У нас есть прекрасная столовая, – ввязался в разговор шофер, тащивший за ними чемоданы. – А в магазине товары – не хуже, чем в городе.

Выделенная им комнатка оказалась небольшой, но чистенькой и уютной. Но самое замечательное в ней было то, что окнами она выходила прямиком на автобусную остановку.

– Скажите, – обратилась Маша к шоферу, который, аккуратно поставив чемоданы на пол, собрался было уходить. – Сколько раз за день сюда приезжает автобус?

– Два раза – утром и вечером. Это вы насчет обратной дороги интересуетесь?

– Нет, просто так, мало ли. А другой транспорт от станции в поселок ходит?

– Откуда же ему взяться? Тут не Москва, ни трамваев, ни троллейбусов. Только наш автобус. Ну, прощайте, если понадоблюсь – заходите в гости, я живу здесь недалеко, на параллельной улице.

Отказавшись от предложенных денег, шофер-филантроп ушел, весело насвистывая.

– Все, дело в шляпе, – радостно потирая руки, воскликнула Маша. – Два раза в день садимся у окошка и наблюдаем, кто сюда пожаловал. Да мимо нас ни одна мышь не проскочит, не то что Енькина.

– Почему два раза? Одного достаточно, вечером.

– А если Любовь Федоровна сначала в лесок забежит и на автобус опоздает? Мы же чуть не опоздали. Придется ей ночевать в зале ожидания, в обществе многоликого Степана.

– Маш, а не лучше ли на станции ее встретить? Надежнее, тогда уж точно не упустим.

– Конечно, с цветами и шампанским. Скажи, куда она денется, через степи и тайгу пешком двинет? Нет, усядется в тот же самый автобус. Зачем нам кататься до станции и обратно? Только засветимся со всей этой суетой.

– А вдруг она тоже здесь поселится? В соседней комнате?

– Что ты ко мне пристала? – рассердилась Маша. – Я что, Буденный? Я всего лишь дочь командира. Будем корректировать наш план по ходу дела. Зачем гадать, как она себя поведет?

Но Яна не желала оставлять животрепещущую тему:

– А если Енькина вообще ничего не знает ни про убийства, ни про Федоренкова? Тычется наугад, как и мы? Так и будем друг за другом бегать, пока не надоест.

– Такие бабы, как эта Любовь Федоровна, просто так ничего не делают, – с видом знатока заявила Маша. – У нее все схвачено, все рассчитано. Какой она для нас потрясающий концерт устроила возле института! Актриса. Грета Гарбо! Марлен Дитрих! Ты ее глазки видела?

– Не видела. Она почти все время в очках.

– Она недаром их носит, помяни мое слово. Скрывает за ними свои темные мысли. Кстати, ты натолкнула меня на одну хорошую идею – арендовать этот домик целиком, чтобы сюда никого не подселили. Интересно, кроме нас тут никого нет?

В ту же секунду, как ответ на вопрос, послышался звук открываемой входной двери, и в коридоре раздались неторопливые шаги. Кто-то прошел мимо их комнаты, пару раз басом кашлянув.

– Кто это? – почему-то шепотом спросила Яна.

– Откуда я знаю, – настороженно прислушиваясь, ответила Маша.

В коридоре звякнул ключ, два раза щелкнул замок, негромко хлопнула дверь, и все стихло.

– Надо пойти взглянуть на соседа, – решила Маша.

– Не слишком удобно, мне кажется. Это тебе не отель «Савой», где гости подкарауливают в коридорах знаменитостей.

– Брось, необходимо точно знать, с кем живешь под одной крышей.

– Думаешь, там беглый каторжник? – насмешливо спросила Яна.

– Здесь такие жуткие места, всякое может быть. Пойдем знакомиться, опасности надо смотреть в лицо.

Постучав и услышав раскатистое: «Входите, не заперто», подруги переступили порог комнаты, находившейся в торце небольшого коридора.

В комнате царил жуткий беспорядок, а посередине, на стуле, спиной ко входу сидел широкоплечий мужчина с гривой седых волос.

– Что ты мне глазки строишь, – вдруг заговорил неизвестный. – Ничего не выгорит, моя дорогая. Ну-ка, ступай на место…

– Да я еще и моргнуть не успела, не то что строить! – сказала Маша.

– Ох! – воскликнул мужчина, и волчком крутнулся на стуле. – Это я с Нелей разговариваю. Простите великодушно!

Когда он поднялся, девушки увидели возле его ног очаровательное существо, глядящее на хозяина умильными глазами.

– Ах, какая прелесть! – тут же запричитали подруги, опускаясь на корточки.

– Моя спутница на будущей охоте, – ласково погладив собаку, сообщил мужчина.

– Так вы охотник? А нам сказали, что сейчас не сезон, – заметила Маша.

– Правильно сказали, сезон откроется лишь через две недели. Но я приехал раньше – хочу Нелю натаскать немного. Места здешние показать, пусть привыкает. Значит, с Нелей вы теперь знакомы. А я – Василий Корнеевич Пыляев, охотник, рыболов, грибник. В общем, люблю подолгу жить на природе, благо уже давно на пенсии.

Действительно, возраст читался на его приятном, улыбчивом лице. Но от фигуры прямо-таки веяло спортивной ловкостью и силой. Опершись широкой ладонью на стол, Василий Корнеевич выжидательно посмотрел на девушек.

– Василий Корнеевич, а вы когда приехали в Коплино? – спросила Яна.

– Да порядком уже, – как-то неопределенно ответил Пыляев. – Пока рыбку потихоньку ужу да с Нелей занимаюсь. А вы сюда надолго? С туристическими целями или в гости к кому?

– Ну какой же вы охотник-следопыт? – рассмеялась Маша. – Если в гости, разве поселились бы здесь?

– Э, по-разному бывает, – усмехнулся Пыляев. – Иногда не хочется обременять людей, а иногда условия не позволяют. Поговорить, выпить, сходить в лес или на реку вместе – сколько угодно. А ночевать не обязательно у родственников или знакомых. Поэтому и спросил.

– Так кроме нас с вами тут никто больше не живет? – невинным тоном спросила Маша.

– Больше никто. Хоть пой, хоть танцуй – никому не помешаешь.

– Было бы странно приехать из Москвы в Коплино, чтобы петь и танцевать, – проворчала Яна. – Сюда за тишиной едут.

Она была смущена. Ей казалось, что охотник странно на нее смотрит. Не так, как на Машу. Более пристально.

– Вы не тревожьтесь, – по-своему понял ее Пыляев. – Тут очень тихо, местное население спокойное. Ни пьянок по ночам, ни мата под окнами. И мы с Нелей тихие, она вообще не лает в доме.

Вернувшись в свою комнату, подруги решили поесть и выпить чаю. Для этого пришлось сбегать в местный магазин, ассортимент которого действительно был весьма приличный.

– Как тебе сосед? – поинтересовалась Маша, усаживаясь за стол.

– Красавец! Для своих лет бодр, как стрекозел! – вынуждена была признать Яна. – А вообще-то известный типаж. Такого мужика невозможно представить без ружья, удочки и сачка. Кстати, тебе не показалось, что он на меня как-то слишком пристально смотрел?

– А тебе показалось? Да ну, Янка, если он положил на тебя глаз, не поддавайся. Для тебя он сильно пожилой. Но фигура отличная, даст фору многим нашим приятелям. Ладно, пусть себе тренирует Нелю и ловит рыбу, нам он не помеха. Предлагаю сегодня отдохнуть, а завтра встать пораньше и обследовать местность.

– Я тут подумала… – Яна закинула руки за голову и невидящим взглядом уставилась в стену. – В своих снах Федоренков несколько раз упоминал сокровища, которым нет счета. Может быть, все дело в них? Вдруг Федоренков что-нибудь такое знал и его за это убили?

– Да ладно тебе! – отмахнулась Маша. – Таких умных знаешь сколько? Дай только поковыряться в глухой чащобе или какой-нибудь пещере. Еще лучше, если перед этим на базаре приобретешь карту с таинственными надписями и крестиком в середине. Да здесь, наверное, половина тайги завалена истлевшими трупами кладоискателей. Тоже мне, нашла остров сокровищ!

* * *

На следующий день подруги отправились осуществлять рекогносцировку. Для начала устроили небольшую экскурсию по Коплину. Коплино не было похоже на вымирающую деревню, однако и на цветущий оазис явно не тянуло. Несколько десятков домов, веселые куры, шмыгающие через дорогу, тощие кошки, тявкающие из-за заборов разнокалиберные собаки – все как положено. Местные жители были приветливы, вежливо здоровались, на девушек посматривали с любопытством, однако с глупыми вопросами не приставали.

– Это просто рай для тех, кто ненавидит Интернет, – вынесла вердикт Маша. – Им сюда прямая дорога.

– А что будем осматривать дальше? – Яна повертела головой. – Поселковая архитектура себя исчерпала.

– Да у нас дел по горло! Это, считай, так, легкая прогулка. Вряд ли Енькина будет сидеть в поселке, у всех на виду. Здесь она вообще не станет задерживаться, как мне кажется. Ведь если она как-то замешана в гибели Дарьи и имеет отношение к пропаже Федоренкова, зачем ей светиться там, где каждый новый человек на виду?

– Да кому она тут нужна? Вот мы бродим уже два часа по поселку – и что? Появился местный участковый и потребовал у нас документы? Или приехали оперативники из ближайшего районного центра проверить ориентировки на беглых московских преступников?

– Кстати, вполне могут появиться. Знаешь, я вдруг подумала – Енькина опытный человек, наверняка имеет навыки выживания в экстремальных условиях, в этих краях бывала. Вполне может обосноваться в лесу, неподалеку от Коплина. С одной стороны – не на глазах, с другой – до поселка рукой подать.

– Рискованно. Местные жители, если наткнутся на нее, примут за шпионку.

– Да какие здесь могут быть шпионы? Зачем? Украсть план птицефермы? Сфотографировать гордость местной железнодорожной станции – зал ожидания? – воскликнула Маша.

– Недалеко монгольская граница, – робко пояснила свою мысль Яна.

– Безусловно, это многое объясняет, – хмыкнула Маша. – Если Енькину за кого и примут, то лишь за очередного полоумного туриста, решившего закончить свой земной путь где-нибудь в медвежьей берлоге.

– А может быть, Енькину здесь все отлично знают именно как ученого-биолога? Ведь она приезжала сюда с Федоренковым в командировку. Уж один раз точно. Сланальп выяснил, что билеты им оформляли до станции Горстрой-четыре.

– Ты для этого звонила ему перед отъездом?

– И для этого тоже. Но главное – сообщить, куда мы едем.

– Ты раскрыла Сланальпу цель нашей поездки?!

– Ну да. Вдруг мы пропадем без вести, и никто во всем мире не будет знать, куда мы подевались? – Яна с тоской подумала о Ливневе, который сидел себе сейчас в Питере и конструировал самолеты. – А что ты так напряглась?

– Да кто же болтает о расследовании с посторонними людьми?

– Сланальп и так уже многое знает. И он пытался спасти Федоренкова!

– Это он так говорит, – не сдавалась Маша. – Федоренкова-то нет, чтобы подтвердить его слова. Так что, пожалуйста, впредь держи язык за зубами. И никому не выдавай детали предстоящей боевой операции.

– Чего вдруг тебя потянуло на военную терминологию?

– Не забывай, мой отец командовал целой дивизией. И потом – à la guerre comme à la guerre. Наша война хоть и тайная, но все же – война. А теперь – вперед, надо обследовать окрестные заповедные места.

Так, разговаривая, подруги обогнули поле и дошли до гряды холмов, сплошь покрытых густым кустарником. С трудом вскарабкались на вершину одного из них, полюбовались открывшейся панорамой. Спустившись вниз, перешли вброд узенькую речушку и двинулись краем густого, темного леса. Сильно вглубь заходить не решились, вспомнив рассказанную им накануне печальную историю саратовского бухгалтера.

– Где-то рядом должно быть озеро, – проинформировала Маша, разворачивая купленную еще в поезде карту местности. – Давай сходим, там должно быть интересно.

– Я устала, – честно призналась Яна, присаживаясь на поваленный ствол. – Пойдем обратно, тем более надо посмотреть, как выглядит прибытие автобуса из наших окон.

– Ты права, стоит оценить достоинства наблюдательного пункта. Но автобус еще не скоро, успеем. Потерпи, до озера километр, не больше.

Выйдя из леса, девушки пошли прямиком через луг, огромный, как три футбольных поля. Местами им приходилось продираться через высокие, в человеческий рост, траву и колючки. В какой-то момент почва стала вязкой, и под ногами подозрительно захлюпало.

– Кажется, мы забрели в болото, – пробурчала Яна, осторожно ступая на зыбкие кочки. – Не нравится мне все это. И впереди камыши!

– Ничего, это просто край луга, примыкающий к озеру, поэтому в почве много влаги. Ага, вот мы и пришли!

Действительно, через минуту они вышли на берег тихого озера, лежавшего, словно большая капля ртути, в круглой ложбине.

– Красота, – выдохнула Маша.

– И тишина, – добавила Яна, оглядываясь по сторонам.

Действительно, вокруг было удивительно тихо, лишь шелестели камыши на берегу да изредка подавала голос неизвестная птица.

– Посмотри-ка, – вдруг сказала Маша, тронув Яну за плечо. – Вон, на той стороне, вроде бы домики какие-то. Получается, кроме Коплина, здесь еще поселения есть? На карте ничего не отмечено. Надо сходить туда.

– Может, завтра? Если мы туда пойдем, то до ночи не вернемся обратно.

– На завтра другие планы, – отрезала Маша. – Нужно идти.

– Мы и так ходим целый день, и что толку? – заныла Яна.

– Толк большой. – Маша уже примерила на себя командирскую фуражку и продолжала распоряжаться. – Мы выяснили, что близко от поселка укрыться особо негде. Только уйти подальше в лес. Но вот те домики меня смущают.

– Давай спросим у кого-нибудь.

– У кого здесь спросишь? Мы сколько уже ходим – и ни души.

Тут справа раздался треск камыша, и знакомый бас пророкотал:

– Можете у меня спросить. Здравствуйте!

К ним, отряхивая пятнистую куртку от камышового мусора, направлялся их сосед Пыляев. Рядом, то отбегая от хозяина, то возвращаясь, крутилась Неля, дружелюбно виляя хвостом.

– Василий Корнеевич, вы как тут очутились? – обрадовалась Яна.

– Нелю воспитываю, приучаю к правильному поведению на охоте. А вы искупаться сюда или так, поглядеть?

– Здесь можно купаться? Никто не укусит?

– Очень даже можно, – улыбнулся Пыляев. – Никаких чудовищ не водится, только рыба. Но если хотите получить настоящее удовольствие, сходите к другому озеру, это еще пару километров, за урочищем Камылук. Вот там вода – чудо, кристальной чистоты. Многие считают ее целебной. И запах райский, по берегам цветы особые растут, нигде таких больше нет. Захотите, я вас провожу туда.

– А что такое вообще – урочище? – вполголоса спросила Маша сама себя.

Однако Василий Корнеевич ее услышал.

– Это часть местности, которая сильно отличается от всего остального ландшафта. Допустим, лес среди поля, понимаете? Вот если пойдете со мной, я вам прямо на месте поподробнее объясню.

– Спасибо, но лучше в другой раз. А почему это урочище на карте не обозначено?

– О, вы с картой? Серьезные люди, – снова улыбнулся Пыляев. – А чего там обозначать? Так, местная достопримечательность, не более. Говорят, на том месте несколько веков назад поселение было. Потом его разрушили, даже следов не осталось. Затем деревья выросли, а может, их еще бывшие жители посадили вокруг жилищ. В общем, получился такой лесок, разделяющий озера и луга вокруг них, поэтому называют урочищем. Местного, так сказать, значения.

– Кто же там жил? – полюбопытствовала Яна, которую заинтересовал небольшой экскурс в далекое прошлое.

– Никто не знает, раскопок не делали, мифов и преданий не сохранилось. Загадка истории!

– Вы все здесь в округе знаете, – вернулась к нужной теме Маша. – Не подскажете, что вон там за домики?

– Там что-то вроде хижины для рыболовов, коптильня, небольшой ангар, куда раньше складировали старую технику. Еще две семьи живут.

– Почему они там, а не в поселке? Что за семьи такие?

– Вообще-то семьи – громко сказано. Дед один, очень старый, всю жизнь охотой промышлял, больше ничем не занимался, одичал совсем. И две сестры, старые девы. Приехали сюда из Новосибирска в девяностые. На постоянное место жительства. Вроде какие-то сектантки, шаман даже пытался их прогнать отсюда. В общем, не сложилось у них с местным населением, а место понравилось. Тутошние мужики и выстроили им вон там маленькую избушку. Вроде на отшибе, но до магазина, почтового отделения и администрации дойти можно.

– Здесь есть шаман? – Яна вспомнила рассказ Енькиной про то, как она выпросила у шамана чай для Федоренкова, и сделала стойку. – Настоящий?

– Конечно. А что вас удивляет? Верования предков, никуда не денешься. Шаман в этих краях – большой человек, имейте в виду. Да, так вот, еще дальше – пасека. Так сказать, последний рубеж. Или, наоборот, форпост, это с какой стороны взглянуть. Потом тайга, куда лучше не соваться без хорошего проводника. Ее принято называть бескрайней, и это справедливо в том смысле, что человек физически не может пройти ее из конца в конец.

– И больше людей и домов поблизости нет?

– Смотря что считать поблизости. Километрах в ста пятидесяти есть деревня Зарок. Но там всего дворов десять осталось. Вымирает. До ближайшего райцентра около трехсот километров. В этой местности людей не густо.

– Вы так все хорошо знаете, словно живете тут много лет.

– Просто я человек общительный, – засмеялся Пыляев. – По вечерам в местном клубе время провожу.

– Здесь и клуб есть? – изумилась Маша.

– Конечно, есть, надо же людям общаться. Не в столичном понимании клуб, естественно. В сельском. Шахматы, шашки, домино, чай, конфеты, местные сплетни. Заходите, не стесняйтесь. Только, боюсь, вам скучно покажется.

За разговором очень быстро пролетело время. Распрощавшись с Пыляевым, который вместе с Нелей отправился по своим делам, девушки заспешили в Коплино. Обратный путь показался им в два раза длиннее, и в свою комнату они ввалились жутко уставшие. Присев у окна, подруги дождались автобуса, убедились, что все его пассажиры видны как на ладони, и, наскоро перекусив, буквально провалились в сон.

* * *

– Боже, что это? – с трудом разлепив глаза, простонала Яна.

– Отличный здоровый сон! – бодро ответила Маша, раздергивая ситцевые шторы. – Здесь кислорода столько, что у меня легкие за ночь в два раза увеличились. Чистейший воздух, воду можно пить прямо из озера. Экология! Теперь я начинаю понимать охотников и следопытов. Стоит забраться в такую дыру, чтобы ощутить полноту жизни. Тут здоровье так и норовит в тебя влезть, даже против твоей воли. А ты посмотри, какое у меня с утра лицо упругое! А в Москве? Встанешь – морда, как мятая подушка.

За завтраком определили распорядок дня.

– С окрестностями более-менее разобрались, – постановила Маша. – Теперь будем работать с людьми. Начнем поквартирный обход.

– Здесь нет квартир, только частные дома, – попыталась урезонить ее Яна.

– Значит, подворовый, – не сдавалась Маша. – Включаем методику «фейс ту фейс».

– Местным жителям, особенно старикам, наш фейс может не понравиться.

– Брось, им тут тоскливо, а мы – свежая кровь и кладезь новостей. В самом деле, не в клуб же вечером идти. Хотя можно заглянуть и туда. Вон Пыляев – просто энциклопедия местной жизни в болотных сапогах. Наверняка именно в клубе разживается информацией. Улыбается, батончики грызет, а сам все, что слышит, на ус наматывает.

– А что мы у местных жителей спрашивать будем? Конкретно?

– Янка, вот как раз ничего конкретного не надо спрашивать. Тогда они точно замкнутся в себе, и мы ничего не узнаем. Подходим, задаем какой-нибудь ерундовый вопрос, заводим общий треп, играем в наивных туристок. И незаметно наводим их на разговор об экспедициях, которые здесь бывали недавно, о людях, появлявшихся в Коплине. Или, наоборот, неожиданно исчезнувших – это в том случае, если Енькина все же на самом деле тут кого-то пристукнула. Да они сами тебе все расскажут! В общем, смотри и делай, как я.

Однако хождение по дворам и льстивое заигрывание с местными сплетницами и сплетниками сенсаций не принесли. Девушки узнали много интересного про грибы, ягоды, погоду, охоту, рыбную ловлю и даже про поголовье белок. Но полезной информации не было ни на грош.

– Думаешь, это продуктивно? – Яна взглянула на часы. – Время обеденное, точнее – послеобеденное, а результат нулевой.

– Ты права, никаких подвижек в деле, – отряхивая джинсы, пропыхтела Маша. – Кстати, про обед. Давай сходим в столовую, про которую нам шофер говорил. Мне уже надоели бутерброды, надо подкрепиться чем-то более основательным.

– Боюсь я местной кухни, – вздохнула Яна. – Еще подадут гадюку в сметане. И я сразу в лес убегу. Навсегда.

Они разыскали аккуратный розовый домик с вывеской «Кафе Таежное».

– Ага! – возликовала Маша. – Все-таки кафе, а не столовая. Появилась надежда на лучшее!

В зале народу не было вовсе, лишь в углу женщина средних лет поила компотом маленького ушастого паренька. Здесь царило самообслуживание, однако блюда оказались аппетитными. Загрузив подносы тарелками с борщом и жареной рыбой, подруги сели за столик у окна.

– Очень вкусно, – одобрила Маша, взяв себе стакан клюквенного морса. – Жаль, бросила курить, а то бы еще сигаретку. И прессу какую-нибудь.

– Вон на подоконнике валяются какие-то газеты, – сказала Яна. – Местные, наверное. Возьми, полистай.

– Тю, они уже пожелтели, – разочарованно протянула Маша.

– Считай, что это желтая пресса. В ней собрано все самое пикантное.

Схватив несколько пожухлых бумажных листков, Маша немедленно углубилась в их изучение.

– Это, оказывается, орган районной администрации, – воскликнула она. – Сейчас узнаем, чем тут народ на самом деле дышит…

Перебирая лежащие перед ней страницы, Маша останавливала взгляд лишь на фотографиях и бойко комментировала увиденное:

– «Ремонт путей закончат к концу месяца…» Что, до этого по рельсам пешком ходить? «Браконьеры, промышлявшие в тайге, отданы под суд…» Правильно, нечего зверушек пугать. «Работникам цементного завода третий месяц не выплачивают зарплату». Ян, все прямо как в цивилизованном мире.

– Чему ты радуешься, людям денег не платят. Хватит, пошли.

– Сейчас, заканчиваю. Здесь фотки такие интересные! Глянь – рыбаки вытащили рыбу с меня ростом. Или вот – шаман, во всем облачении и с бубном. Обалдеть! Насколько я знаю, шаманы не фотографируются. Этого, наверное, случайно застукали за работой.

– Как ты думаешь, это тот самый шаман, который подсунул Енькиной чай для Федоренкова?

– Она могла все это выдумать – про шамана, про чай и соблазнение при луне. Верится мне во все это с трудом.

Шаман на снимке был очень импозантен, но внимание Яны неожиданно привлек портретный снимок пожилого мужчины на соседней полосе.

– Погоди, – она удержала Машу, которая хотела перевернуть страницу. – Кто это?

– Что, понравился? Сейчас подпись посмотрю. Ага, вот. Крайков Андрей Данилович, известный пчеловод, начальник пасеки поселка Коплино, лауреат республиканской премии… Что это ты опять глаза выпучила? Когда ты так делаешь, у меня пальцы на ногах поджимаются от ужаса.

– Маш, посмотри внимательно. Я готова поклясться, что это Федоренков. То есть Федоренков лет в семьдесят. Или у меня глюки?

Маша долго рассматривала фотографию, после чего вынесла вердикт:

– Очень похож. Просто очень… Ой, Янка, ты лучше посмотри на шамана повнимательнее!

– Тут лицо нечетко, хотя… Я сейчас, кажется, с ума сойду! – Яна на секунду потеряла дар речи.

– Я слышала, у каждого человека есть на планете двойники, – важно заявила Маша.

– А тройники? – тотчас спросила Яна. – Да ну тебя, не верю я в подобные совпадения. Но сходство просто мистическое!

В этот момент к столику подошла пухленькая женщина в белом халате.

– Как, девоньки, понравилось?

– Спасибо, все замечательно, – вежливо ответила Маша. – А можно у вас кое-что спросить?

И тут же обрушила на даму такое количество вопросов, что та от неожиданности обмякла и как будто даже немного потеряла в объеме. Но на самый главный вопрос она им ответила.

– Юру Федоренкова мы знаем, только он давно не приезжал. Родственник нашего пасечника, упокой, господи, его душу.

– А пасечник имел отношение к местному шаману? – спросила Маша.

– Родственники они, дальние. Меж собой ладили. Когда Андрей Данилович умирал, шаман в его доме был, точно знаю.

– Вот это финт! – воскликнула Маша, когда подруги вышли из кафе на улицу. – Думаю, больше ходить по дворам не надо. Ты знала, что у Федоренкова здесь дядя жил? И двоюродный дедушка?

– Если бы я знала, неужели тебе не рассказала бы? – рассердилась Яна. – Федоренков вообще для меня оказался тайной за семью печатями. Такой артист, не могу им не восхищаться. Я про него, оказывается, совсем ничего не знала.

– Ты не хотела знать, – проворчала Маша. – Не любила, вот и не интересовалась его жизнью.

– Да ладно, ладно… Жалко, пасечник уже умер, он бы нам многое мог объяснить. Как ты думаешь, а с шаманом можно по душам поговорить?

– Смеешься? – испугалась Маша. – Нам еще только не хватало привлечь к себе внимание служителя культа! Погоди, а когда пасечник умер?

– Весной. Все ждали, что Федоренков приедет за наследством. Все-таки дом, имущество… Но он, видишь, не явился.

– А ведь я тебе еще в автобусе говорила, что надо расспросить людей про Федоренкова! Но ты, конечно, уперлась. Конспираторша хренова.

– Когда расспрашиваешь людей о чем-то конкретном, сразу выдаешь свой интерес, – обиделась Яна. – Теперь все Коплино будет знать, что мы разыскиваем Федоренкова. И если он сам где-то здесь…

– Если он здесь, Енькина его отыщет.

* * *

– Волнуешься? – спросила Маша, натягивая через голову водолазку. – Нет? Плохо, надо волноваться. Я вот, к примеру, волнуюсь. Вдруг мы с тобой что-то упустили из виду? Такой путь проделали, а потом возьмем и напортачим.

– Хоть ты и строишь из себя великую сыщицу, на самом деле нам приходится рассчитывать в основном на везение, – ответила Яна.

– Знаешь, я все больше склоняюсь к мысли, что ты была права. Надо караулить Енькину у поезда.

– Здрасьте, приехали! С какой это стати?

– Я вчера уже засыпать начала и вдруг вижу картину: Енькина сходит с поезда, надевает на плечи рюкзак и прямым ходом – в лес. А мы, как дуры, сидим в гостевом домике у окошка и ждем, когда приедет автобус.

– Как же мы теперь на станцию попадем? – рассердилась Яна. – Утренний автобус ушел, а больше ничего здесь не ходит.

– Надо попросить кого-то из местных подвезти на своей машине.

– Ты видела здешний автопарк? Три мотоцикла и два «жигуля» столетней давности. Да и хозяева небось на работе.

– Давай попытаемся? Пойдем к нашему знакомцу, шоферу автобуса. Вчера он был за рулем, значит, сегодня работает его сменщик. Дома он, куда ему деться. Как он сказал – недалеко от нас на параллельной улице?

Шофер действительно оказался дома.

– Машина-то у меня есть, но отвезти не могу, радикулит прихватил. А зачем вам на станцию?

– Яна с поезда сходила и потеряла кошелек, там почти все деньги. Надо поискать, – объяснила Маша.

Шофер почесал в затылке:

– Небось машину не водите?

– Водим! – одновременно ответили просительницы.

– Так сами и поезжайте! Только осторожно, дорога у нас не то чтобы очень – ямы глубокие, да колдобины то и дело попадаются. Не угробьте мою старушку. Вот ключ, бак полный, езжайте.

– Вы нам вот просто так свою машину доверите?

– А чего не доверить? – усмехнулся шофер. – Сбежать на ней вы не сможете, некуда. И продать не сможете – никто не купит. Так что – с богом, потом только ключ принесите.

– Выздоравливайте, – крикнула Маша уже в дверях. – Занесем обязательно.

Удобные рюкзачки со всем необходимым у них на всякий случай уже были собраны. Там были теплые вещи, перчатки, фонарики, противомоскитные сетки, всякая химия от комаров и гнуса.

Плотно перекусив и слегка вздремнув перед дальней дорогой, подруги отправились в путь. К счастью, их прибытие на станцию осталось незамеченным – единый во многих лицах Степан традиционно отсутствовал. Не исключено, что у него был еще и третий объект, который он обслуживал комплексным методом. Членов его семьи тоже не было видно. Тишина и запустение царили вокруг.

Подруги решили пока сидеть в машине, предварительно отогнав «жигуленок» в укромное место под деревьями.

Время тянулось долго, но вот наконец Маша сказала:

– Все, вылезаем из машины. Через двадцать минут поезд, примерно в это же время сюда подкатит автобус.

Добравшись до станции, подруги притаились в ближайших кустах, откуда хорошо просматривалась рассыпающаяся в прах платформа.

– Что-то у меня плохие предчувствия, – пробормотала Маша. – Даже живот заболел.

– Боишься, что Енькина не приедет? Тогда наше путешествие на край света окажется напрасным.

И тут они заметили Енькину. Она довольно неуклюже вылезла из вагона. Больше из состава никто не вышел. Девушки увидели, как проводник подал ей здоровенный рюкзак, который Любовь Федоровна тут же навьючила на себя.

– Ну же, ну! – азартно шептала Маша. – Давай топай!

Енькина подождала, пока поезд скроется вдали, огляделась вокруг и уставилась прямо туда, где сидели в засаде подруги. Постояла, словно размышляя о чем-то важном, и потопала в сторону автобусной остановки.

– Ну, слава богу! Все идет как надо, – обрадовалась Маша и, прячась за кустами, потрусила к машине, махнув Яне рукой. – По тайге ночью бегать не придется. Давай подождем, пока автобус отъедет подальше, и двинем за ним.

На сей раз автобус бежал побойчее, и в Коплино они добрались меньше чем за два часа. За это время им встретились целых две машины, что создало впечатление оживленного движения. Когда въехали в поселок, Маша скомандовала:

– Ждем, пока мадам вылезет, выходим из машины и тихонько движемся следом.

Наконец все пассажиры покинули салон, однако Енькина не вышла.

– Заснула, что ли? – с досадой пробормотала Яна. – И куда смотрит водитель?

Водитель тем временем заглянул в салон, некоторое время пробыл там, потом вышел, пнул ногой колесо, залез в кабину, и автобус тронулся.

– Что происходит? – изумилась Маша. – Куда это он с нашей Енькиной отправился?

Преследование возобновилось, события стали развиваться по непонятному сценарию. Выехав из Коплина, автобус довольно резво понесся по дороге.

– Куда же они? Янка, у тебя карта с собой? Надо хоть посмотреть, куда мы едем!

Однако воспользоваться картой не пришлось – Маша увидела, что автобус притормаживает, и тоже сбросила скорость.

– Енькина вылезает!

– Прячь машину, – крикнула Яна.

– Куда?! Здесь ничего нет, – запаниковала Маша. – Давай просто пригнемся, и дело с концом. Не станет же Енькина заглядывать в салон, чтобы нас рассмотреть.

– А если станет?!

Пока они шипели друг на друга, автобус развернулся и двинулся в их сторону. Поравнявшись с «жигуленком», водитель остановился и крикнул:

– Все нормально? Не заглохли?

– Нет, мы просто… осматриваем окрестности! – крикнула в ответ Маша.

– А чего, машину вам Виктор дал или сами взяли?

– Виктор, конечно, можете у него спросить, – заверила его Маша, сообразив, что именно так звали до сей поры безымянного шофера и их благодетеля.

– И куда вы на ночь глядя? Смотрите, у нас тут опасно.

– Мы скоро вернемся, покатаемся и вернемся, – крикнула, в свою очередь, Яна. – Вы поезжайте, не волнуйтесь за нас.

Когда автобус отъехал на приличное расстояние, девушки переглянулись.

– Сколько времени потеряли! – воскликнула Маша. – Енькина уже наверняка упорхнула.

– Она от нас никуда не денется, – уверенно сказала Маша. – Если она и видела, что он тут с нами разговаривает, даже хорошо. Наверняка не подумает, что это погоня. А уйти с таким рюкзаком наша истеричка далеко не сможет. Давай проедем до того места, где она вышла, и двинем по ее следу.

– Если только этот след найдем.

Проехав метров триста, девушки выскочили из машины и, схватив рюкзачки, поспешили вперед. Вскоре они увидели Енькину – она неторопливо двигалась по открытому пространству, пересекая большой луг.

– Проберемся кромкой леса, – сказала Маша. – Тогда она нас не увидит. И тихо, не ломай ветки, как гризли.

Енькина шла, не оглядываясь, довольно уверенно. Примерно через час девушки увидели впереди удивительную панораму. Прямо перед ними высился темный клин леса, по обеим сторонам которого расстилались озера.

– Может, это то самое урочище? – прошептала Маша. – Пыляев же говорил, что за ним есть еще одно озеро, лучше того, где мы были.

– Думаю, ты права! Сразу сообразила, – похвалила Яна. – Тебе и карта не нужна.

Тем временем Любовь Федоровна углубилась в лес. Маша и Яна скользили, как тени, боясь привлечь ее внимание неосторожным жестом или звуком. Риск, что их обнаружат, был очень велик. Но Енькина, похоже, не допускала даже мысли о преследовании. Ее поступь была уверенна и тверда, женщина явно шла к какой-то определенной цели. Лишь один раз она остановилась и сверилась с компасом.

– Кажется, мы пришли, – Маша шептала Яне в самое ухо. – Стой, не шевелись.

Енькина застыла на поляне, сжатой со всех сторон огромными деревьями. Именно благодаря этим великанам да густому кустарнику подругам удалось подкрасться к ней близко. Любовь Федоровна некоторое время внимательно обозревала окрестности, потом подошла к двум одинаковым холмикам. Развернула карту, долго что-то разглядывала, затем сбросила рюкзак и достала из него лопатку. Встав между холмиками, она стала с ожесточением рыть землю. Пыхтела она при этом, как маленький маневровый паровоз.

– Как ты думаешь, что она рассчитывает выкопать? – еле слышно прошептала Яна. – Клад или чьи-то останки?

– Ш-ш! – Маша взяла подругу за руку и с силой сжала.

В эту самую секунду все и произошло. Сначала послышался громкий треск, как будто в близлежащие кусты вломилось стадо лосей, а потом с коротким криком мимо девушек пронеслось что-то большое и черное. Оно было похоже на огромный баул с тряпьем. Издав противный звук, это что-то брякнулось возле ковырявшей землю Любови Федоровны. И несчастная завизжала так, что с деревьев градом посыпались шишки.

Яна присела от страха, а Маша зажала уши руками. Подруги, не сговариваясь, бросились было бежать, как вдруг увидели, что на поляну выходит охотник Пыляев в сопровождении собаки Нели.

– Лежать, не двигаться! – крикнул он, наставив ружье на черный мешок, который начал подавать признаки жизни. – Палыч, ты его здорово шарахнул! – непонятно к кому обращаясь, снова крикнул он. – Может, даже сломал чего-нибудь.

Енькина перестала визжать и, онемев от ужаса, широко раскрытыми глазами смотрела на охотника. А вернее, на его ружье.

Существо, валявшееся на земле, неожиданно зашевелилось. Только теперь Маша с Яной поняли, что это человек, одетый с ног до головы в черное. На голове у него красовалась шляпа с москитной сеткой.

– Палыч, да иди ж ты сюда! – снова позвал Пыляев. – И вы тоже выходите, – обратился он к кустам, за которыми прятались Яна и Маша.

– Выходите, выходите, – раздался позади них знакомый голос. – Ниндзя из вас точно не получатся.

Услышав этот голос, Яна мгновенно почувствовала, как у нее слабеют колени. Молниеносно развернулась и очутилась лицом к лицу с Ливневым. Он стоял перед ней в походном снаряжении и с винтовкой в руках – огромный, как скала.

– Павел! – выдохнула она, подавшись ему навстречу.

Ливнев обнял ее свободной рукой и на секунду прижал к груди.

– Думала, я дезертировал? – шепнул он ей в ухо. Потом подмигнул Маше: – Кузина, салют! Приятно видеть тебя на природе трезвой.

Откуда-то появился меланхоличный Бобик и несколько раз приветственно махнул хвостом. Яна почувствовала, что глаза у нее становятся влажными от переполнявших ее чувств.

К этому времени Енькина пришла в себя настолько, что отважилась замахнуться на Пыляева лопаткой.

– Да кто вы такой? – завопила она в своей обычной манере. – Что вы меня пугаете?! А ну, убирайтесь отсюда!

– Только после вас, – любезно ответил ей Ливнев, выходя на открытое пространство.

Яна и Маша, расхрабрившись, последовали за ним. Увидев их, Енькина растерянно заморгала и, прижав лопатку к груди, в страхе отступила назад.

– Здравствуйте, Любовь Федоровна! – громко сказала Маша. – Вижу, вы тут времени зря не теряете.

Любовь Федоровна ничего не ответила, потому что человек в черном, завозившись, начал подниматься на ноги, заставив ее попятиться. Пыляев, который по-прежнему держал его под прицелом, подошел еще ближе.

– Не делай глупостей, сынок, – предупредил он вполголоса.

– Павел, кто это? – первой не выдержала Яна.

– Да ясно кто, – усмехнулся Ливнев. – Твой гражданский муж. Как видишь, он вполне себе жив. Хотя наверняка сильно расстроен.

– Шапку сними! – приказала Маша командирским тоном. – Покажи личико.

– Вставай, родной, земля сырая, – ласково сказал Ливнев. – Вставай, не стесняйся, здесь все свои.

Он подошел и сам сдернул с распрямившегося наконец Федоренкова шляпу. Тот попытался ему помешать, но его рука отлетела от Павла с таким свистом, что девушки, наблюдавшие эту сцену, непроизвольно охнули.

– Ну ладно, ладно, вы меня поймали, – сказал Федоренков наглым тоном и всех по очереди обвел насмешливым взглядом. Он был совершенно на себя не похож. То есть внешне все тот же Федоренков, но по манере держаться – незнакомец. – Янка, а ты оказалась круче, чем я думал.

– Ты тоже, – пробормотала та. – Какого черта тут вообще происходит?

– Давай руки! – потребовал Ливнев и что-то сделал с Федоренковым такое, отчего тот согнулся пополам.

Павел надел на него самые настоящие наручники и ткнул кулаком между лопаток.

– Можешь опускать ружье, – разрешил он Пыляеву. – Ногами этот тип драться не будет. Иначе он останется хромым на всю жизнь, и он это понимает. Понимаешь? – спросил он у Федоренкова.

Тот хрипло рассмеялся в ответ. Потом повернулся к Енькиной:

– Ну, чего ты вылупилась, сова ты моя? Не узнала, да?

– Юрочка, – неестественно тонким голосом пропищала Енькина, уронив лопатку на землю. – Юрочка, ты как здесь оказался? Ты ждал на этом месте меня, да?

– Да, Любовь Федоровна, – вместо него ответил Ливнев. – Он ждал здесь именно вас. Хотел понаблюдать за тем, как вы будете умирать.

* * *

В Коплино приехали, когда было совсем темно, так что появление столь живописной компании прошло незамеченным. Павел затолкал Федоренкова и Енькину в гостевой домик и с Машиной помощью усадил на стулья в общей гостиной. Бобик крутился рядом. Яна, едва войдя, сразу же снова выскочила во двор, не в силах выносить близкого соседства изменившегося до неузнаваемости Федоренкова. Ей хотелось хоть как-то переварить случившееся. Не только плохое, но и хорошее. То, что Ливнев вернулся, было самым важным. Важнее всего.

На крыльце, в теплом квадрате света, падавшем из окна, сидел Пыляев, держа на коленях двустволку. Неля бегала по двору, то появляясь из темноты, то снова исчезая. Как только Яна хлопнула дверью, старик встал и повернулся к ней лицом.

– Значит, вы Яна Макарцева, да? Рад, очень рад с вами познакомиться, – по лицу охотника блуждала сентиментальная улыбка. Он как будто был растроган.

– Василий Корнеевич, да мы с вами уже давно познакомились, – изумилась та.

– Но я рад увидеть вас, так сказать, во плоти.

– Я ничего не поняла, но мне приятно, – рассмеялась Яна. – А откуда вы знаете мою фамилию?

– Так это ж целая история! – воскликнул Пыляев. – Сейчас расскажу… Рассказать?

– Ну конечно! – Яна не хотела лишать его удовольствия рассказать историю, хотя немножко расстроилась, что ей не удалось побыть в одиночестве. Но как только история началась, она мгновенно обо всем позабыла.

– Так вот. Мы с Палычевым дедом были соседями…

– Палыч – это Ливнев?

– Ну да, Пал Палыч Ливнев. Я его всегда Палычем звал, даже когда он маленький был. В общем, как дед помер, Палыч стал наездами у нас бывать. Работать приезжал: когда на два месяца, когда на три. Другие, говорит, на Канарах прячутся, а я, говорит, в Сибири. Мне тут, говорит, думается легче. Подружились мы с ним. В те месяцы, что его не было, я за домом приглядывал. Как он уезжал, я на вахту заступал. Протапливал, пыль сметал и все такое.

– А куда, куда он уезжал? – заинтересовалась Яна.

– Домой к себе, в Москву, – удивился Пыляев.

– Ливнев разве в Москве живет? – оторопело переспросила девушка.

– Про что я и говорю. В Москве живет, а у нас наездами, – покивал Василий Корнеевич.

Яна закрыла глаза и вздохнула. Вот, значит, как. Он просто издевался над Машкой! Надо будет ей рассказать, пусть пошумит, пар выпустит.

– И вот получает он однажды письмо от вашей подруги, а от своей, значит, кузины, – продолжал между тем Василий Корнеевич. – Пришел ко мне с этим письмом, смеется. Говорит, родственница объявилась. Наверняка чего-нибудь от меня хочет. Книжек выслала в качестве гостинца, думает, что я живу тут, в глухомани, лишен удовольствия читать мировую литературу.

Яна хрюкнула. Она так живо представила себе Машку, отправляющую посылку в Сибирь, что просто не смогла остаться серьезной.

– Получил, значит, Палыч книжки, стал листать и в одной из них нашел фотографию.

При этих его словах сердце Яны сладко дрогнуло. «Значит, никакая это не Агнешка Кадлубовская», – сразу же догадалась она и, смеясь, закусила губу.

– На обороте было написано: Яна Макарцева. Долго он эту фотографию крутил-вертел. Потом гляжу – она уже у него на камине стоит, в рамке. Спрашиваю – чего поставил-то? Девка хорошая, но ведь незнакомая. А он мне и отвечает… Ничего, мол, ты, Корнеич, не понимаешь. Это, говорит, девушка моей мечты. Может быть, бог даст, когда-нибудь я с ней познакомлюсь. Я ему говорю – ты у кузины-то своей спроси, кто такая. В ее книжке снимок лежал. А он – нет, ни за что не стану. Если мы встретимся – значит, судьба. И тогда, говорит, будем вместе до конца наших дней. Во как завернул!

– Выходит, вы меня по фотографии узнали? – спросила Яна, сердце которой ликовало так, словно она только что провела победоносные войска сквозь Триумфальную арку.

– Сначала засомневался, но потом уж понял, что не ошибся, когда имя услышал.

– Так вот почему вы на меня так пристально смотрели!

– Надо же, заметила.

– Вы на Машку злитесь? – нахмурилась Яна. – За то, что она дом Павла спалила?

– Да чего там! На бабу злиться – зря слезам литься, – махнул рукой Пыляев. – Палыч новый отстроит. Вот самолет свой до ума доведет… Вишь, работать ему преступники не дают, теперь он убийц по тайге ловит!

– Не убийц, а убийцу, – сказала Яна, с ненавистью вспомнив о Федоренкове.

– Двух убийц, – покачал головой Пыляев. – Палыч и эту вашу Любовь Федоровну к стулу прикрутил. Говорит, отравила она кого-то. Из города вызвал прокуроров. У него везде связи, по военной линии, – с удовлетворением добавил он.

Возвратившись в дом, Яна увидела, что Любовь Федоровна и вправду связана. Теперь они с Федоренковым сидели на соседних стульях, как два гигантских попугая-неразлучника. Енькина что-то тихо бормотала, умоляющими глазами глядя на своего любовника.

– Следи за тем, чтобы я из ревности не пристрелил твоего бывшего, – пробормотал Ливнев, шагнув Яне навстречу.

– Не спущу с тебя глаз, – пообещала она.

Павел обернулся к окну, возле которого Маша осыпала нежностями невозмутимого Бобика, и покачал головой:

– Мне казалось, я все сделал для того, чтобы вас, дурочек, напугать.

– А что ты сделал? – тут же заинтересовалась Маша, поцеловав Бобика в нос. Тот поморщился.

– Взял у тебя запасные ключи от квартиры Яны, зашел к ней, перевернул все вверх дном, забрал диктофон и этот дурацкий чай. А дверь оставил открытой. Думал, вы перепугаетесь до смерти! И перестанете вести свое самодеятельное расследование. Но, кажется, я недооценил женское безрассудство.

Девушки переглянулись, пораженные до глубины души.

– Зачем тебе был нужен диктофон? – наконец спросила Яна.

– Чтобы выяснить, где искать Федоренкова. Если бы вы обе внимательно прослушали записи…

– Мы слушали очень внимательно! – горячо возразила Маша.

– Слушать – еще не значит слышать, – повел бровью Ливнев. – У вас эмоций больше, чем здравого смысла. Если отсеять всю чепуху, всех кузнечиков и летающих крыс, что я и сделал, станет ясно: в этих записях есть четкое указание на место, где зарыт клад.

– Выходит, Любовь Федоровна с лопаткой наперевес охотилась за сокровищами? – встрепенулась Яна. – О которых она тоже узнала из снов Федоренкова?

– Да не было никаких «снов Федоренкова»! – с досадой возразил Ливнев. – Вы так ничего и не поняли?

– Не-е-ет! – одновременно ответили девушки.

– Лучше бы ты нам все объяснил, – попросила Яна.

– Ну разумеется, объясню! Пока этот, – он подбородком указал на Федоренкова, – еще тут. Потому что некоторые детали дела может осветить только он сам.

– Пошел ты, – сказал Федоренков, наблюдая за Ливневым из-под длинной челки, упавшей на один глаз.

– Да я-то пойду, – насмешливо ответил тот. – А ты отправишься за решетку. Надеюсь, до конца своих дней. И Любовь Федоровна отправится вместе с тобой.

– Павел, а Федоренков знает, кто убил Дарью? – спросила Маша, внезапно нахмурившись.

– Он ее убил, – с ненавистью ответил Ливнев. – Своими руками. Дарья могла помешать его планам. Вы знали ее характер.

Девушки в абсолютном смятении уставились на кривившего губы Федоренкова.

– Но я думала… Я думала, – дрожащим голосом сказала Яна, – что он убил Запорожца.

– И правильно думала. Он убил сначала Запорожца, а вслед за ним Дарью. В один и тот же день и по одной и той же причине. Из-за сокровищ.

– Но Дарья не знала ни про какие сокровища! – воскликнула Маша, схватившись за лоб рукой. – Господи, это полное сумасшествие. Дарья занималась тем, что разыскивала его! – она указала на Федоренкова. – И пыталась выяснить, есть ли у него любовница.

– Подождите, сейчас все поймете, – предложил Ливнев и, толкнув оконную раму, позвал: – Корнеич, иди сюда, помощь нужна.

Вошел Пыляев с ружьем в руках. Вопросительно посмотрел на Ливнева.

– Покарауль, пока я проясню суть дела. А то отвлекусь ненароком, а этот гад что-нибудь выкинет.

– Не бойся, Палыч, я не отвлекусь. Говори свои разговоры.

– Итак, жил на свете хороший парень, Юра Федоренков. Те, кто тогда его знал, очень высоко его ценили. Прекрасный работник, талантливый ученый, надежный товарищ. Он ездил в самые сложные командировки, привозил уникальный научный материал. А сколько сил и нервов он отдал в борьбе за здание родного института! Просто шляпу снять хочется перед этим героем. Однако повременим.

Федоренков делал вид, что слова Ливнева не имеют к нему никакого отношения. Он смотрел в стену с выражением полного безразличия на лице.

– У Юры, как у любого живого человека, была слабость – женщины, – продолжал между тем рассказчик. – Но разве настоящему мужику можно ставить в вину подобную слабость? Не знаю, как сложилась бы дальше жизнь господина Федоренкова, если бы не вмешался случай. Можно назвать это даже судьбой, роком, фатумом, кармой – кому как нравится.

– Павел, пожалуйста, – вмешалась Яна. – Ты рассказываешь, как Садко былину. Все на нервах, у меня вон руки дрожат.

– Рассказывай нормально, – поддержала подругу Маша. – Мы и без того заинтригованы.

– Ладно, застыдили, – ничуть не смутившись, солидно ответил Ливнев. – Буду сух и краток, а если возникнут вопросы – задавайте. Поехали дальше. Для того чтобы разобраться в причинах и мотивах целой череды вроде бы не связанных между собой убийств, пришлось, как ни странно, сделать довольно глубокий экскурс в историю. И, кроме того, хорошенько покопаться в биографии и генеалогии Федоренкова.

Корни Федоренковых – в Забайкалье. В Москву семья попала в начале восьмидесятых, когда его отца, местного чиновника, перевели на работу в столицу.

– А молчал, никогда не рассказывал, – Яна разглядывала Юру так, будто впервые его увидела.

– Думаю, он много чего не рассказывал. Например, что в этих краях у него остались родственники по линии матери. Дядя, мамин брат, и двоюродный дед. Удивительно, как трое мужчин внешне оказались похожи друг на друга!

– Чего-то я не поняла, – перебила Маша. – Они разве все Федоренковы были? Дед-пчеловод, по-моему, Крайков, так в газете написано.

– Юра носил фамилию отца. Это мать была Крайкова.

– Извини, что перебила, рассказывай дальше. – Маша примирительным жестом подняла руки вверх.

– Наш герой вырос уже настоящим москвичом, – с иронией продолжал Ливнев. – О далекой родне знал только из рассказов матери. То, что родственников он никогда не видел, думаю, его не сильно тяготило. Однако в прошлом году он их все же навестил.

И, обратившись к Юре, Ливнев спросил:

– Может, прояснишь ситуацию? Отчего на землю предков вдруг потянуло? Я почти уверен, решающую роль сыграла смерть матери.

– Не смей этого касаться! – предостерегающе крикнул Федоренков.

– Извини, не получится, – развел руками Ливнев. – С этого же все началось, правда?

Не получив ответа, Павел продолжал:

– Вероятно, мать перед смертью наказала ему съездить к родне в Забайкалье. Так или не так, но этот голубчик явился в Коплино. Дед, Андрей Данилович, оказался зажиточным человеком, владел хорошим домом, пасекой… Кстати, именно в дедовом доме Федоренков и укрывался, пока его все искали. Печь не топил, питался консервами. До станции ездил на велосипеде краем леса. Проверять, не приехал ли кто из его будущих жертв.

– Он что, серийный убийца? – мрачно посмотрела на своего бывшего Яна. – Хотел еще кого-то угробить? А я жила с ним под одной крышей… Уму непостижимо!

– Нет, он собирался наблюдать за тем, как люди будут умирать. Погибнуть первой должна была Любовь Федоровна. Мы ее сегодня, можно сказать, чудом спасли. Наш красавец все это время прятался неподалеку, вооруженный заступом. Планировал закопать тело, как только Любовь Федоровна умрет.

– Я ни черта не понимаю! – возмутилась Маша. – Павел, лучше расскажи все по порядку. Не перескакивай.

– Попробуй тут не перескакивать, – проворчал Ливнев. – Этот ваш красавец столько всего наворотил! Не знаешь, с какой стороны к нему подступиться. Короче, я расскажу вам то, что знаю сам. О чем-то я догадался, что-то уже подтверждено фактами.

– Ты начал с родственников Федоренкова, – напомнила Маша.

– Тогда продолжу. Когда Федоренков явился в Коплино, он мгновенно понял, что здесь есть чем поживиться. Андрею Даниловичу очень понравился двоюродный внук. В общем, понятно. Когда Федоренков хочет, он может быть чертовски милым парнем. – Ливнев искоса посмотрел на Яну. – Кроме того, внук был его единственным наследником. Как мне удалось узнать у местных… Вернее, это нашему Василию Корнеевичу удалось узнать, – поправился он. – Все в роду Крайковых обладали какими-то особыми талантами.

– Ну, один шаман чего стоит. Шаман умеет выходить в астрал, предсказывать события, лечить… Я его на фотографии видела, впечатлилась, – пробормотала Маша.

– А дед-пасечник обладал другим уникальным даром: он видел, что лежит под землей. Видел каким-то внутренним зрением. Воду мог найти, а еще серебро и золото.

– Сказки рассказываешь, – Федоренков сплюнул на пол. – Кто тебе поверит?

– Тут на отшибе живут две старухи-сектантки, – подал голос Пыляев. – Люди думают, они из ума выжили, а они ничего, вполне вменяемые. У них и паспорта есть. Если что – могут выступить свидетельницами в суде.

– Старухи эти видели, – принял у него эстафету Ливнев, – как Андрей Данилович водил внука по лесу, рассказывал ему, что скрывается в земле, и показывал, где скрыты сокровища. Пару кладов он разрешил ему выкопать. И от вида дармовых сокровищ у внука пошла кругом голова. Один клад они с дедом выкопали совсем пустяковый – глиняный горшок с мелкими монетками. А вот второй – просто невероятный: полный ларец царских червонцев. Тут у нашего парня башню и снесло.

Упоминание старух-сектанток Федоренкова явно обеспокоило. Яна с удовлетворением наблюдала за тем, как он кусает губы и раздувает ноздри.

– Но однажды Андрей Данилович попал в поистине уникальное место… Мы с вами сегодня там побывали. А Любовь Федоровна даже пыталась вырыть на этом месте ямку, – насмешливо добавил он. – Много веков назад здесь, в урочище, были спрятаны драгоценности Тамерлана…

– Приехали, – рассмеялся вдруг Федоренков. – Мифы и легенды народов планеты! Какие еще сказки будем слушать? Про золото Трои, казну тамплиеров, сокровища Третьего рейха…

– Ох, не тебе смеяться, – оборвал его Ливнев. – Сколько ты людей из-за этого собирался убить! В тюряге будешь веселиться.

Ливнев сделал небольшую паузу, глянул на часы и продолжил:

– Про легендарного Тамерлана, он же Тимур, вы все наверняка слышали. О его роли в мировой истории – тоже.

– Слышали, но забыли, – проворчала Маша.

– Одной из самых великих и самых кровавых военных операций Железного хромца был поход в Индию, – продолжал Ливнев, обращаясь к ней. – Разорил многие государства индской цивилизации. Вывез оттуда сокровища, их тащили на себе больше сотни слонов.

– Про слонов мы уже слышали, хотя и в записи, – сочла нужным сообщить Маша.

– Все правильно, караван слонов с добычей – факт исторический, – кивнул Ливнев и продолжал: – Тамерлан умер во время последнего похода – на Китай. И осталась легенда, что перед этим последним походом он, словно предчувствуя близкую кончину, решил спрятать большую часть уникальных сокровищ, чтобы его наследники не перессорились, деля чудовищных размеров богатства.

Он выслал три отряда под командованием доверенных людей, и они надежно захоронили драгоценности. Захоронили в труднодоступных местах, в том числе и на территории нынешней Восточной Сибири. Все три отряда потом были уничтожены.

– А в каком веке все это было? – поинтересовался вдруг Пыляев.

– В начале пятнадцатого.

– И за все время никто не пытался завладеть богатством?

– Да тысячи людей пытались! – сказал Ливнев. – Но когда нет точных координат, рассчитывать особо не на что. Суровая природа, дикие звери… Никто ничего не нашел.

– Ты думаешь, за этой легендой что-то стоит? – спросила Яна задумчиво.

– Я читал кое-какие военные архивы, уже рассекреченные. Часть сокровищ Тамерлана вполне может быть спрятана недалеко от Коплина. Как бы там ни было, но на том месте, куда тыкала лопаткой Любовь Федоровна, определенно зарыт клад. И нашел его именно пасечник. Нашел и показал заветное место внуку. Сказал, что видит, будто в земле лежат несметные сокровища. Разумеется, внучек захотел сокровища выкопать, и немедленно. Но как только собрались дед с внуком начать раскопки, вдруг откуда ни возьмись появился шаман.

– Дядя Федоренкова? – уточнила Маша. – И родственник пасечника?

– Именно. Он-то и остановил охотников за сокровищами. И объяснил простым смертным, что бывают клады, которые трогать ни в коем случае нельзя.

– Почему? – со страхом спросила Яна.

Она вспомнила озера, поляну, два холмика, и мурашки пробежали у нее по рукам.

– Потому что на них наложено заклятие, вот почему, – объяснил Ливнев. – Пряча богатство, владельцы часто «клали зарок» – произносили заклинание, определяя условия, при которых можно завладеть кладом. Например, выдержать семидневный пост или принести жертву. Клад бывает положен «на чью-либо голову» – гусиную или бычью. Или на человеческую…

Яна содрогнулась. Ей стало не по себе от этого рассказа, хотя бы потому, что он был предысторией нескольких убийств, в том числе ее лучшей подруги.

– Шаман предупредил, что сокровище, которое родственники задумали выкопать, заклято на сорок человеческих голов. Это значит, что должны умереть сорок человек, прежде чем сорок первый сможет его забрать. Племянничку удалось выпытать у шамана, что на этом самом месте с незапамятных времен полегло уже тридцать пять невинных душ.

– Осталось пятеро, – прошептала Маша, до которой постепенно начал доходить замысел Федоренкова.

– Но ты же ученый, – обращаясь к бывшему любовнику, сказала Яна. – Ты вот так сразу поверил в то, что сказал шаман? Даже если он твой родственник!

– Сначала-то он, может, и не поверил, – Ливнев теперь не сводил глаз с Федоренкова. – Но и рисковать не хотел! Тогда он решил сам проверить, работает заклятье или нет. И навел на клад одного заезжего охотника. Посидел с ним вечерком, выпил несколько стопочек самогона…

Маша посмотрела на Ливнева с неудовольствием. Ей казалось, что самогон он упоминает только для того, чтобы внушить ей чувство вины. Однако Ливнев был нацелен совсем на другое – на разоблачение убийцы. Поэтому, даже не взглянув на кузину, он продолжал:

– И вот тот охотник с утречка пораньше отправился выкапывать клад. Этот фрукт, – он указал на Федоренкова подбородком, – стал следить за ним. Была хорошая погода, голубело небо… Лишь одна-единственная туча стояла над лесом. И вот как только лопата стукнулась обо что-то твердое, откуда ни возьмись, полыхнула молния и ударила в соседнее дерево. Дерево подломилось, как сухой сучок, и рухнуло прямо на кладоискателя. Тот умер на месте.

– Это старые девы-сектантки видели своими глазами? – на всякий случай уточнила Маша.

– Они могут побожиться, – подал голос Василий Корнеевич, потрепав Нелю по голове.

– На тебя ведь смерть этого мужика произвела сильное впечатление, верно? – обратился Павел к Федоренкову. – Если раньше ты сомневался в том, что говорил тебе шаман, то теперь уверовал в то, что легенда не лжет.

Кроме того, здешние старики рассказывают, как сразу после войны возле Слепого озера нашли двух местных жителей. Судя по всему, те случайно забрели туда. То ли искали что-то, то ли кого-то ловили. Никто так и не понял, что произошло с людьми: умерли, и все. Таинственная смерть сильно напугала местное население, пошли всякие слухи. Эту историю ты тоже намотал на ус, да?

Федоренков равнодушно смотрел в сторону.

– Раньше за ним сроду не водилось такого, – тихо сказала Яна. – Не был он суеверным. И надо мной всегда насмехался…

– Правильно, не был. Он стал им. Из-за денег, жадности, страха. Ведь известно, что богатые суеверны и до ужаса боятся смерти.

К тому же он знал от матери об исключительных возможностях шаманов и теперь не сомневался, что люди, которые могли путешествовать по иным измерениям и общаться с сущностями потустороннего мира, в состоянии наложить любое заклятие. Тем более если речь идет о сокровищах Тамерлана, имя которого окружено ореолом мистической таинственности.

– А что было после того, как нашли тело того охотника? – спросила Яна.

– Думаю, пасечник все понял. И как-то сразу скис, разболелся. А наш герой уехал обратно в Москву. Однако мысль о том, что несметные сокровища ждут его недалеко от Коплина, сводила с ума.

– Но между ним и кладом стояли еще четыре души, – констатировала Маша.

– Вот именно. Повторять финт с залетными охотниками и рыболовами он не рискнул. Это было бы более чем подозрительно! Приезжает человек уток пострелять, отправляется на урочище и умирает. Потом то же самое случается со вторым приезжим. И каждый раз в это самое время в Коплине гостит Федоренков! Он же не дурак, чтобы так подставляться. Нет, жертвы должны были приезжать издалека, держаться обособленно, чтобы никто их потом не искал.

– Хочешь сказать, что, пока все сходили с ума в Москве, – снова набросилась Яна на Федоренкова, – ты сидел здесь, как паук, и ждал, пока клад освободится от заклятья?

Федоренков усмехнулся ей в лицо.

– Ты совершенно права, – сказал Ливнев. – Но перед этим он провел большую работу. Ему нужно было подготовить четырех женщин, вынудить их приехать сюда и выкопать сокровища.

– И я тоже была одной из намеченных жертв?

– Разумеется, – кивнул Ливнев. – Поэтому-то мне и пришлось вмешаться. Я сидел, слушал, слушал, как вы с кузиной пытаетесь докопаться до правды, и честно не вмешивался. Но когда погибла Дарья, дело приняло слишком серьезный оборот, пришлось начать собственное расследование. Думал, мне удастся вас запугать и на время вывести из игры. Но вот – просчитался.

– Ведь ты же все равно не допустил бы… – начала Яна.

– Конечно, не допустил, – вздохнул Ливнев. – Спас же я сегодня Любовь Федоровну. Для правосудия.

– Да что со мной могло случиться? – вызывающе спросила Енькина.

– Практически что угодно, – ответил ей Пыляев. – Могла свалиться в овраг, в озере утонуть, попасть в капкан и сгинуть… В лесу много страшных вещей происходит.

– Итак, рассказываю дальше, – продолжал Ливнев. – Про то, как наш герой намечал свои жертвы. Поразмыслив, он решил, что успешно манипулировать сможет только женщинами. Причем женщинами, которые испытывают к нему романтические чувства.

– Таких у него было как раз четыре, – подсказала Маша.

– Ошибаешься, в тот момент только три. Яна, его официальная невеста, Альбина и Зоя. Любовь Федоровна тогда еще жила мирно и ведать не ведала о супружеских изменах.

Как раз в ответ на эти слова Енькина шмыгнула носом. Хотя глазки за стеклами очков у нее были злющими-презлющими.

– А потом Федоренкову сообщили, что умер его дед-пасечник, – рассказывал Ливнев. – В доме осталось множество ценных вещей. В том числе тот ларец с царскими червонцами. Федоренков рвется в Коплино, но отпуск он уже отгулял, а дополнительный ему не дают. Вот такая забавная закавыка получилась! Поездом сюда добираться, как вы все знаете, больше трех суток. А если лететь самолетом, то потом все равно тащиться сотни километров по бездорожью. То есть сгонять быстренько туда-обратно и уладить дела с наследством никак не получится.

Поэтому ваш Федоренков, – Ливнев вздохнул, – начал готовить командировку в это привлекательное для него место.

– Ерунда все это, – протянул пленник лениво.

– Да ладно тебе! Ведь ты же специально пробил командировку, я навел справки. Долго уговаривал директора подписать не предусмотренную планами института экспедицию. Докладную специальную составил, с обоснованием поездки. В итоге группа сотрудников Института исследований биоресурсов и экосистем России в составе ведущих сотрудников Федоренкова и Енькиной, а также лаборанта Мелентьева отправилась в путь. По дороге лаборант весьма кстати заболел – тяжелейшее отравление, чуть не завершившееся смертью молодого человека.

Итак, Федоренков и Енькина работают вдвоем. Не знаю уж, что повлияло на Любовь Федоровну – природа, свежий воздух или обаяние коллеги, но именно в этой экспедиции она потеряла голову от любви.

– Прекратите! Заткнитесь! Я вам запрещаю об этом говорить! – завопила Енькина.

– Ну, Любовь Федоровна! – почти ласково проговорил Ливнев. – Разве я не прав? Только потеряв голову, можно верить мужчине, у которого есть официальная невеста. И только окончательно ее потеряв, можно убить соперницу. Что-то не так? Зою вы отравили разве не из ревности?

– Она убила Зою?! – Федоренков так поразился, что с него слетело напускное хладнокровие. – Что за чушь! Да она ее даже не знала!

– Не знала, – согласился Ливнев. – Но недавно услышала о ее существовании. Любовь Федоровна, мне вас искренне жаль. На этом страшном пути вы успели сделать первый шаг – узнали всего лишь про одну любовницу Федоренкова и тут же расправились с ней. Невесту вы терпели, так как любимый Юра обещал с ней в ближайшее время расстаться, правильно? А тут – здравствуйте! Любовница с непредсказуемыми последствиями.

– Откуда она узнала про Зою? – спросила притихшая Маша. – Выследила?

– Несчастливый случай. Ваша подруга Дарья разговаривала в институте по телефону с Яной.

– Точно! – вскинулась та. – Она сказала, что Федоренков и Зоя – любовники и что мне следует с этим разобраться. Продиктовала Зоин адрес…

– Любовь Федоровна все это слышала. И вынесла Зое смертный приговор – девушка была отравлена. Енькина ведь у нас замечательный микробиолог, ей составить какую-нибудь отраву – раз плюнуть. Эх, Любовь Федоровна, наивная женщина. Если бы вы знали о реальном количестве пассий вашего сердечного друга, то по количеству трупов обогнали бы Джека-потрошителя!

– И я такая же наивная дура, как и она, – грустно сказала Яна.

– Но ты ведь не побежала никого убивать, – уточнила Маша.

– Между прочим, Любовь Федоровна, – обратился к Енькиной Ливнев, – а это не у вас случайно Федоренков разжился снадобьем, от которого едва не умер лаборант Мелентьев?

– Не докажете, – подал голос Федоренков. – Все эти сомнительные доводы любой адвокат разобьет в два счета. Про Енькину не знаю, но что касается меня…

– Юра! – словно пароходная сирена, взвыла Любовь Федоровна. – Ты что? Я же тебя люблю! Я ничего им про тебя не скажу!

– Да мне плевать, – ответил Федоренков. – Говори, что хочешь. Что ты вообще про меня знаешь? Вот я, например, знаю, где ты готовила свои препараты. Наверное, там и сейчас все в полной сохранности вместе с твоими отпечатками.

У Енькиной непроизвольно открылся рот, который потом еще долго не хотел захлопываться.

– Рыцарь, – сказал Ливнев. – Как есть рыцарь.

– Ты рассказывал про командировку, – напомнила Маша. – И про то, как на берегу Слепого озера эти двое убийц влюбились друг в друга.

– Федоренков показал Любови Федоровне место, где, возможно, зарыт клад. И пообещал, что когда-нибудь они вдвоем вернутся сюда, выкопают его и станут богатыми и счастливыми. Ну или что-нибудь в этом роде. Но по дороге домой весь измучился сомнениями. Правильно ли сделал, что раскрыл секрет? Вдруг Енькина ускользнет из-под его наблюдения? Тогда он начал привязывать ее к себе интимными узами все крепче и крепче. И Любовь Федоровна влюбилась как кошка.

Енькина молчала, из-под оправы вытекали тонкие струйки слез.

– И вот Федоренков придумал весьма интересный ход, который можно условно назвать «Разговоры во сне». На идею его натолкнула сама Любовь Федоровна, рассказав любимому про бред, который он нес во сне, когда температурил.

– А травяной сбор вы действительно взяли у шамана? – поинтересовалась Маша. – И он играл какую-то роль в деле?

– Я… Нет, – помотала головой Енькина. И едва слышно добавила: – Я его купила у старухи-травницы.

– Шаман вряд ли передал бы снадобье племяннику. Он с ним в последнее время не общался. Может, тоже знал о том охотнике, а может, просто не до того было, – вмешался Ливнев. – Трава эта хорошо помогала от простуды. Но когда у Федоренкова был жар, он метался во сне, бормотал всякую чушь. Любовь Федоровна ему об этом рассказала. И тогда ее дружок подхватил и творчески развил эту мысль. Он купил одинаковые банки, насыпал в них травяную смесь и демонстративно пил ее и у Зои, и у Альбины, и у Яны. Все девушки думали, что этот чаек вызывает у него ночные кошмары. Так он акцентировал их внимание на самом главном.

– Смерть Дарьи, – напомнила Ливневу Маша. – Ты обещал рассказать, что произошло.

Павел кивнул и на секунду закрыл глаза. Было ясно, что разоблачительная речь дается ему непросто.

– Четыре будущие жертвы – четыре женщины, которые могли слышать, как он разговаривает во сне. Каждую из них он подбивал представить ему доказательства того, что он лунатик. Все четыре вслушивались в его ночной бред и тщательно его фиксировали. Позже он планировал исчезнуть и ждать, когда каждая из них сообразит, где его искать.

Однако судьба распорядилась иначе. И исчез он гораздо раньше, чем планировал.

– Кажется, я знаю, что случилось, – вмешалась в его монолог Маша. – Помощница директора Альбина, одна из, так сказать, избранных, разболтала о том, что Федоренков рассказывает во сне о сокровищах Тамерлана. Наверняка это произошло у кофейного автомата.

– И ее треп услышали люди Запорожца, – подхватила Яна, наставив на Машу указательный палец. – Те неприметные личности, которые готовили рейдерский захват здания. По сравнению с отдельно взятым объектом недвижимости сокровища Тамерлана показались Запорожцу невероятно жирным кушем.

– Верно, – поддержал ее Ливнев. – И тогда Федоренкова похитили и привезли к Запорожцу на дачу.

Маша снова обратилась к пленнику:

– Полагаю, что, как только ты узнал, из-за чего тебя схватили, ты наделал в штаны. Ведь Леня Запорожец – это тебе не Любовь Федоровна. Если в игру вступит такой человек, сокровищам можно будет помахать ручкой. Думаю, Запорожца ты пристрелил со страху. Не пойму лишь, где ты взял оружие.

– Порожин был убит из пистолета охранника, караулившего ворота, – пояснил Ливнев. – Федоренков охранника не только связал, но еще и обезоружил. Когда Сланальп полез через забор, Федоренков шмыгнул за угол дома и сразу же вернулся. Зашел внутрь и выстрелил в Запорожца.

– А как ему удалось убежать после этого? – поинтересовалась Яна. – Люди наверняка слышали выстрелы, кто-то должен был начать прочесывать местность…

Ливнев вздохнул.

– И тут еще одна несчастливая случайность. Дело в том, что утром Дарья отправилась в институт разыскивать Федоренкова. Он уже два дня не ночевал дома – перемещался от Зои к Альбине и обратно. Когда она выходила из института, то увидела, как Федоренкова запихивают в черный лимузин. Приехала Дарья в институт вместе со своим оператором на редакционной «Ниве». На этой «Ниве» они и преследовали черный лимузин, повиснув у него на хвосте. На Сланальпа и его мотоцикл они не обратили внимания. Дарья сразу же установила, в чей дом привезли Федоренкова. Поэтому внутрь они с оператором не полезли, а стали караулить снаружи. Сначала началась стрельба, а потом Федоренков, как ошпаренный, выскочил из калитки. Тогда ребята подобрали его и вывезли из поселка. По дороге Дарья допытывалась, что произошло. И в конце концов догадалась о том, что на самом деле сделал Федоренков.

– Это все оператор рассказал? – ахнула Маша. – Где же он раньше был?

– В горячей точке, Мария. Когда вернулся, сразу дал показания. Объяснил, что Дарья высадила его возле метро, а сама села за руль. Федоренков остался в машине. Именно после этого Федоренков исчез, а Дарью нашли убитой. Я не знаю точно, почему он ее убил. Может быть, потому, что она угрожала рассказать о стрельбе в доме Запорожца, а может, по какой-то другой причине.

Федоренков улыбался и молчал.

– Ну? – грозно надвинулась на него Маша. – Говори! – И стукнула его ногой по ботинку.

– А то что? Пытать будешь? – ухмыльнулся тот. – Ни черта вы не докажете.

– Кажется, я знаю, в чем дело, – сказала Яна, потерев лоб. – Дарья не верила в то, что Федоренков меня любит. Она делала все, чтобы мы разошлись. Пыталась меня с ним рассорить. Говорила, что он разговаривает во сне с единственной целью – довести меня до белого каления, чтобы я выгнала его из дома.

– Она могла заявить, что он просто прикидывается лунатиком. А на самом деле разговаривает вовсе не во сне! – воскликнула Маша.

Судя по напряженному взгляду Федоренкова, они были недалеки от истины.

– Думаю, убийство Запорожца его распалило, – вслух рассуждал Ливнев. – И когда Дарья посадила его в машину и завела свою песню, адреналин ударил ему в голову. Они наверняка ссорились всю дорогу. Понятия не имею, почему Дарья разрешила ему войти в квартиру. Возможно, он сделал вид, что ему плохо, а может быть, просто крался за ней и в последнюю минуту ворвался в дверь… Так или иначе в коридоре он увидел биту и нанес удар. После чего собрал шмотки и уехал в Коплино. Ждать, когда одна за другой начнут появляться его следующие жертвы. Кто-то раньше, кто-то позже…

– А как бы он объявился потом? – поинтересовалась Яна, обращаясь к Ливневу.

– «Потом» для него было волшебно-расплывчатым. Иметь в руках сокровища Тамерлана и думать о каком-то там «потом»?

– Вам не удастся повесить на меня ни-че-го, – заявил Федоренков. – За что меня вообще задержали? За то, что я разговаривал во сне и сидел под елкой с заступом в руках?

– Ты убил Дашу, – спокойно возразил Ливнев. – И это, считай, доказано, ты здорово наследил. Она практически разоблачила тебя, только зря решила с тобой это обсудить.

– И все? – скорчил гримасу Федоренков. – Вы тут меня серийным убийцей выставляли, а где же гора трупов?

– Про гору никто не говорил. Я имел в виду прежде всего умысел.

– Умысел еще доказать надо, – усмехнулся Юра. – А это тяжелое дело, почти нереальное.

– Зато реально доказать, что ты убил Запорожца.

– Как?! – в один голос воскликнули девушки.

– Бред, – сказал Федоренков. – И бред этот никак нельзя доказать.

– Потому что камеры не работали? В том числе в кабинете Запорожца? При тебе был какой-то сбой в электропитании, и, сидя в запертой комнате, ты слышал, как снаружи обсуждали возникшую проблему? Потому ты и вел себя так нахально, уверенный, что не останется ни одной записи?

Федоренков напрягся.

– Но твое лицо зафиксировала скрытая камера, которая сбоя не дала. И про которую даже охранники не знали. Порожин, страдая манией подозрительности, сам ее покупал и устанавливал. Так-то, дорогой наш стратег.

В этот момент в дверь постучали.

– Прокуроры, – объявил Василий Корнеевич.

И Яне, и Маше было все равно, что он подразумевает под словом «прокуроры» и какие конкретно люди приехали забирать преступников. Так же наплевать им было на все процессуальные тонкости, и совсем не хотелось знать, как Ливнев все это устроил. Устроил – значит, молодец, они в нем не ошиблись.

Яна надеялась, что, когда все уляжется и наступит относительное затишье, у них с Павлом появится возможность поговорить с глазу на глаз. Но она забыла о том, как сильно устала. Пока Ливнев все улаживал и разговаривал с властями, она терпеливо ждала его, сидя на диване, да там же и заснула.

Проснувшись и услышав, что Машка еще похрапывает, свесив руку с кровати, она тихонько оделась, умылась и выскользнула во двор. И сразу увидела Павла, стоявшего возле крыльца. Двор был небольшой, огороженный ладным забором. Возле калитки туда-сюда ходил Бобик. Вдалеке, на скамейке, сидел Василий Корнеевич и чистил ружье. Над поселком поднималось солнце, заливая все вокруг радостным светом.

– С добрым утром! – воскликнул Ливнев, схватив Яну за руки. – Я так рад тебя видеть! Не мог дождаться, когда ты проснешься. Мне нужно рассказать тебе одну сногсшибательную историю. Она связана с той фотографией, ну, помнишь, которую вы с Марией разглядывали в компьютере?

Василий Корнеевич на своей лавке насторожился.

– Конечно, помню, – усмехнулась Яна и взглянула на охотника.

Тот сделал большие глаза. Кажется, только сейчас до него начало доходить, что вчера он сдуру выболтал секрет, который выбалтывать не следовало.

– Так вот, – продолжал ни о чем не подозревающий Ливнев. – Дело в том, что это была вовсе не фотография Агнешки Кадлубовской! Это была не Агнешкина, а твоя фотография…

Василий Корнеевич бросил ружье на лавку и на цыпочках подкрался поближе, делая самые разнообразные знаки руками, ногами и торсом, безмолвно умоляя Яну его не выдавать. Он стучал себя по голове, показывая, какой был дурак, бил себя в грудь, обещая, что больше никогда не поступит подобным образом, воздевал руки к небесам, вымаливая прощение, а потом еще хватал себя за шею и высовывал язык, демонстрируя, что сделает с ним Ливнев, если Яна его выдаст.

Тамара Васильевна, выдававшая приезжим ключи от домика, торопливо бежала по дороге. Следом за ней неслась озабоченная растрепанная девица и говорила:

– Из района приезжали преступников забирать. И военная машина с ними была! Я такого страху натерпелась. Вот этот, что ли, двор?

– Этот! – воскликнула Тамара Васильевна и ухватилась руками за калитку.

Во дворе стоял высокий мужчина и беседовал с улыбающейся девушкой. А позади них пожилой охотник, которого Тамара Васильевна знала как серьезного, умного и сдержанного человека, танцевал папуасский танец. Вокруг него, виляя хвостами, бегали две собаки.

– Кхм-кхм! – громко кашлянула Тамара Васильевна. – Доброе утро!

Василий Корнеевич перестал скакать, развернулся и растерянно уставился на нее. Мужчина и девушка тоже уставились.

– Я пришла сказать, что по поводу вас из Москвы звонили, – стесняясь такого внимания, выкрикнула Тамара Васильевна. – Это ведь вы Яна Макарцева? Я сообщила, что с вами все в порядке.

– А кто звонил? – заинтересовалась Яна Макарцева.

– Связь у нас сегодня не очень хорошая, – зарделась женщина. – Но мужчина представился не то Петрушкиным, не то Верхушкиным… И он еще просил передать привет от… от…

– От кого, Тамара Васильевна? – подбодрила ее Яна.

– От слона в Альпах! – выдохнула та и смущенно махнула ручкой.

Яна закинула голову назад и так звонко рассмеялась, что Бобик, впервые взбодрившись после пожара, громко гавкнул.

Когда Тамара Васильевна снова очутилась за калиткой, она мизинцем вытерла увлажнившиеся глаза.

– Люблю я этих туристов! – сказала она поджидавшей ее растрепанной девице. – Они такие забавные! Правильно говорит Петр Семенович, надо развивать в нашем крае туризм. Жить станет гораздо веселее!